Аромат гибискуса - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Елена Кутузова (ч. 3)

— Ева! Да что это такое…

Нежные руки обхватили за плечи. На миг показалось — Виктор!

Понимание пришло отчаянием. Отстраниться Артем не позволил, и я разрыдалась. А потом долго всхлипывала, изводя бумажные салфетки и прихлебывая горячий чай.

— Успокоилась? Рассказывай! — велел Артем. Вид у него был испуганный.

— Да чего рассказывать? Вернулась — а Виктора нет. И его вещей — тоже.

— Деньги? Ценности?

Не доверяя мне, Артем сам проверил шкафы.

— Так и думал, что как было, так и осталось. Хоть бы перепрятывала. Ну? Все на месте?

Я только кивала, не в силах осознать, что произошло. Почему так плохо и одиноко?

— Ева, может, к врачу? Мало ли… — Артем кивнул на начавший округляться живот.

— Не надо, — я нашла силы встать и дойти до холодильника. Высыпала на ладонь пару желтоватых таблеток. И взвизгнула от удара.

Лекарство покатилось по полу, а ярдом стоял разъяренный Артем:

— Ты что удумала?

О чем он заподозрил, поняла не сразу. Но почему-то не рассердилась и не развеселилась.

— Это валерьянка. Мне её врач прописал, — и сама удивилась сквозящему в голосе равнодушию.

Артем проверил упаковку. И торжественно вручил мне две таблетки. А потом включил чайник.

Пока ждали, когда закипит, тишину в кухне нарушали только вздохи — мои, и Артема. Наконец, он спросил:

— Что делать-то будешь?

Я пожала плечами:

— Пока не знаю. Ничего не знаю.

— Так не пойдет. Ева. мне завтра улетать, возиться с тобой нет ни сил. ни желания. У меня своя жизнь, у тебя — своя. Прошу об одном: позаботься о ребенке. И если что-то понадобиться: лекарства, врачи, или еще что — сразу сообщай. Я оплачу. Теперь я могу это сделать.

— Я никогда в тебе не сомневалась.

— Я знаю.

И в этих словах звучала искренняя благодарность.

Чай допить не смогла — захотелось спать. Артем помог перебраться на диван в мастерской, идти в большую комнату не решилась — там все напоминало о Викторе. А засыпая, слышала, как он с кем-то бойко болтает по телефону. Ну да. жизнь закончилась только у меня. У остальных она продолжается.

Мысли путались, цеплялись одна за другую, как слишком длинные нитки в иголке. А потом я заснула.

Во сне я бежала по каким-то бесконечным коридорам. Свет длинных ламп вдоль всего потолка едва разгонял темноту, в зеленоватая краска на стенах казалась скользкой и мокрой. Я кого-то искала, звала, но не слышала собственного голоса. Только эхо шагов. Кто-то убегал, кто-то. очень нужный и важный. С каждым шагом расстояние между нами увеличивалось, а с ним — и отчаяние. А потом из-за очередного поворота раздался лязг. Я вздрогнула и… проснулась.

На кухне кто-то был. Не Артем — тот вечно на что-то натыкался. То на стол, то на табурет. Куда только девалась вся его ловкость!

Осторожные шаги, лязг — тот самый, что преследовал во сне. Теперь я его узнала: ложка задевала о стенку стальной миски. Там кто-то что-то готовил. И это мог быть только один человек!

С кровати я не встала — Вскочила. И замерла в коридоре, не смея открыть дверь.

Она распахнулась сама.

— Проснулась? — как ни в чем не бывало, поинтересовалась Маша.

— Ты что здесь делаешь? — удивилась я.

— Артем позвонил. Когда я примчалась, он был в панике. Самолет завтра на рассвете, а тут — ты.

— Ну и летел бы!

Быть обузой я никогда не желала. И не была.

— Ага. И оставить тебя в таком состоянии? Нет, Артем, конечно, эгоист, но не до такой степени. К тому же — снова этот взгляд на мой живот, — ты носишь его ребенка. Так что просто расслабься и предоставь взрослым мальчикам решать все проблемы. Я всегда так делаю!

Кошмар! Это она мне предлагает? Никогда не рвалась сесть кому-то на шею и грузить свои проблемы. Сама все могу, сама все сделаю! О чем и сообщила не в меру активной подруге.

— Вот поэтому нормальные мужики от тебя и бегут, как черти от ладана! Им что нужно? Сильными себя почувствовать. А если женщина впереди них в горящую избу врывается… да кому рядом с ней уютно будет?

Я слушала, кивала, даже соглашалась. Но менять планы не собиралась. Да. кони бегут и избы горят… ну, судьба у меня, значит, такая!

— Ай, да что с тобой говорить! — махнула рукой Маша. — Садись, почаевничаем. Я печеньки принесла. Ты все еще токсикозишься?

Я кивнула и прислушалась к ощущениям. Ни тошноты, ни отвращения к накрытому столу.

— Наверное, нужно поесть? — с этими словами распахнула холодильник.

Ровные пластиковые контейнеры с приготовленной едой заставили замереть. На каждом болтался стикер с надписью, что это и когда съесть.

— Виктор…

— Да, видимо, знал, что уедет. Паразит, мог бы и предупредить!

Сердце заныло. Я понимала, что Маша права, что Виктор повел себя как козел, но обрушилась на ни в чем не повинную подругу, срывая невесть откуда взявшуюся злость:

— Маш. спасибо, конечно, что пришла… Но я хочу побыть одна.

Она не спорила, только спросила тихо:

— Уверена, что справишься сама?

Я кивнула, стараясь, чтобы Маша не заметила навернувшиеся слезы. И как только дверь за ней закрылась, упала на диван, размазывая их по лицу. Рыдания сперва смиряла, но вскоре разревелась в голос, не сдерживаясь, не беспокоясь, что кто-то услышит. Было очень паршиво.

Меня в очередной раз предали. И при этом я вою от тоски, вместо того, чтобы сгрести с полок все эти пюрешки — салатики — творожки и швырнуть мусорку. И слушать, как они громыхают, ударяясь о трубу.

Вместо этого, я прорыдалась, привела себя в порядок и уселась за стол. Ребенку необходимо хорошее питание! Обязательно!

Виктор научился бесподобно жарить сырники. Со свежей сметаной, которую он покупал для меня у бабушки на рынке, можно было ум отъесть. Но сейчас все казалось пресным. Мысли витали вокруг слов, что сказала Машка: нормальному мужику сильная женщина не нужна.

А, может, и правда? Виктор, хоть и считал себя хастлером, слабаком не был. Сильная, сложившаяся личность. Да и по наклонной покатился после… О шрамах на его плече вспоминать не хотелось и я переключилась. Как всегда — на работу. Она отвлекала, помогала прийти в себя, вернуться в колею. И залечивала раны.

Но в этот раз предстояло то, что я ненавидела и чего боялась: подготовка к огромной выставке. Виктор соскочил, и нужно было решать: забить на все к чертовой бабушке, или тянуть на предел возможностей.

Невелик выбор, если учесть, что мосты сожжены — часть наработанной клиентуры отвалилась, испуганная моим объявлением о долгосрочном отпуске. А впереди — роды, памперсы, пеленки. Оставалось одно: зажмуриться и ринуться в проект, как в омут. Сразу. С головой.

Но сначала нужно было понять, над чем Виктор работал. Включая ноутбук, я надеялась, что он запаролил почту и соцсети. Так восстановить связи было бы труднее.

Почта осталась под старым паролем. Я перелопатила сотню писем и поняла, что голова сейчас взорвется.

Но, пообщавшись с некоторыми адресатами осознала, что это еще цветочки.

Пришлось обращаться за помощью.

Артем ответил не сразу. А когда взял трубку первое, что я услышала — неровное дыхание. Репетировал!

— Что-то случилось? Ева, не молчи!

— Извини, что отвлекаю, но я запуталась. Знаю, что Виктор многое через тебя вел. можешь скинуть контакты? На почте черт ногу сломит.

— Скину. Утром. Кстати, у нас разница во времени четыре часа, а ты еще не в постели! Марш спать. Ребенку нужна здоровая мама! И полноценный отдых.

— Хорошо-хорошо. — не стала спорить. Отдохнуть на самом деле было необходимо. После исчезновения Виктора прошло несколько дней и я почти не ложилась. Так, кемарила урывками. Хотя, как оказалось, большая часть дела был сделана. Мне оставалось только оформить зал и принять готовый сайт. Но человека, который его делал, я не знала.

Найти его можно было только через личные контакты Виктора. А добыть их — лишь одним способом, при условии, что он сохранил пароли на фейсбуке.

К счастью, все оказалось на месте.

Я перелистывала одно сообщение за другим, искала то самое, что выведет на умельца. Но почти все было на испанском. И тогда я стала тупо переходить по ссылкам в надежде, что найду необходимое.

Каторжный мартышкин труд. Но очередной клик вывел на интересную страницу. Женщину на фото я где-то видела.

Вспоминать долго не пришлось. Перед глазами всплыли статьи, которыми пестрела сеть в конце лета. Виктор переписывался со своей невестой!

Гугл переводил коряво, я не могла понять, чего она хочет кроме того, чтобы увидеться. Лючия требовала, чтобы Виктор немедленно вернулся домой. А он… соглашался!

Почему-то эта покорность задела больше всего. И разозлила. Втирал тут, что ему не нравится садо-мазо, что излечился, а на деле, стоило Госпоже поманить…

Злость отрезвила куда лучше ушата ледяной воды. И заставила действовать.

Для начала последовала совету Артема и выспалась. Затем поела. Малыш как будто чувствовал, что маме сейчас нелегко и перестал капризничать — токсикоз прекратился. Наконец-то я могла есть, не прерываясь на метания до туалета и обратно. А главное, теперь рацион не ограничивался киви, творогом и пельменями. Что. несомненно, пошло на пользу и мне. и малышу.

Развивался он правильно. Врачи отмечали, что все идет по плану, а УЗИ не выявил никаких отклонений. Это радовало. Но я по-прежнему не знала, кого ждать: мальчика, или девочку.

Но, как ни радостно было оттого, что во мне зреет новая жизнь, погрузиться в ощущения полностью я не могла. Ради ребенка нужно было провести эту треклятую выставку, и провести с блеском, заявить о себе, как о новой звезде. И я бросилась в омут, чтобы хоть немного забыть о предателе.

Но это оказалось невозможным. Если днем забывалась в работе, то ночью… Ночью накатывала тоска. Воспоминания смешивались со снами, в которых я то плыла по океану в алом цветке гибискуса, то бежала по песку за уходящим Виктором. Он не оглядывался, а шрамы ярко белели на загорелом плече, в то время как татуировка становилась почти незаметной. Я кричала, звала и просыпалась от крика. Виктор оказался нужен как воздух, но вернуть его было не в моих силах. Да и не желала: лучше страдать в одиночестве, чем унижаться, вымаливая свидание.

И утром как проклятая кидалась на работу. Мечтала вымотаться так, чтобы даже думать было тяжело и сны не приходили. Хотя бы одну ночь.

День расписывала по минутам. Встречи, телефонные разговоры, закупка материалов, лепка… А еще этот сайт! Вымотанная гонкой, я уже решила, что исчезновение программиста — к лучшему, хоть этим не заниматься, но он сам нашелся. Извинился, что исчез, сославшись на непреодолимые обстоятельства. И… представил готовую работу. Мне оставалось только заполнить страницы красивыми фотографиями.

Парень разжевывал каждое действие, каждый новый виток. Чтобы понять, пришлось обложиться словарями и в процессе я даже подтянула английский. Если не говорила на нем, то печатала бойко — раскладку клавиатуры выучила, как родную.

И внезапно выяснила, что сайт делали… бесплатно!

Шок. Испуг. И — облегчение. Потому что я уже представила, сколько нужно будет отдать за фотографии коллекции, а еще хостинг, домен… Да и витрины, которые заказал Виктор тоже нуждались в оплате.

И все-таки этот аттракцион неслыханной щедрости поражал. Я, полнейших нуб в программировании, все же отличала состряпанный «на коленке» или в бесплатном редакторе сайт от настоящего, профессионального. Да, Виктор упоминал, что будет дешевле. Но между «скидкой» и «бесплатно» — пропасть.

— Виктор вас ценит, — услышала в ответ. — Стыдно брать деньги с девушки, которую любит твой друг!

Я чуть чаем не подавилась, прочитав подобное. «Любит»? Поверить можно было во что угодно: уважение, дружбу, благодарность за то, что помогла в трудный момент. Но не в любовь! Да и о помощи… Судя по тому, что Виктор сбежал, она оказалась недостаточной.

Так что слова скорее разозлили, чем утешили. И ярость я выплеснула в творчестве.

— Это… невероятно! — восклицала Маша, примеряя очередное кольцо или сережки. — От них энергетика так и прет! Но все-таки тебе нужно отдохнуть — посмотри в зеркало: кожа да кости. И синяки под глазами… А тебе о ребенке нужно думать!

Как будто я не знала! Именно забота о малыше позволяла жить. Очень хотелось наплевать на все, забиться в уголок и пожалеть себя, такую несчастную. Но… моему сыну, или дочери требовалась здоровая мать, а также грудное вскармливание, кроватка, пеленки, распашонки и что там еще… Оказалось, расходы на младенцев куда как превышают взрослые «хотелки». И это я присматривалась только к самому необходимому!

Поэтому запинав жалость к себе в дальний угол сознания, я торопилась успеть до родов. Лепила до чертиков в глазах, пока пальцы могли двигаться. И вкладывала в украшения все, что думала об Артеме, Викторе, себе самой… и об этой жизни.

— Ева, там по поводу зала. Ты уже думала о расстановке экспозиции?

И снова сотни фотографий. Хорошо, что простых, с телефона: предстояло оценить освещение, придумать, куда и как поставить витрины. Вернувшийся на пару дней Артем тут же внес предложение:

— А, может, сделаем показ на манекенах? Ну, на моделях? По принципу живых скульптур.

Великолепная идея! Но стоило подумать о деньгах…

— Это сколько заплатить придется? Артем, у меня столько нет! А у тебя не возьму, ты и так очень сильно помогаешь.

— Да я и не предлагал, — отец моего будущего ребенка пожал плечами. — Моделей я и просто так пригоню. Думаешь, все они за бешеные бабки работают? Начинающие и бесплатно снимаются. За портфолио. В общем, решено: девочек я тебе пригоню. Да таких, что пальчики оближешь!

И не обманул! Фотографии, которые он высылал мне на почту, поражали воображение. О худеньких, способных сыграть аристократку в классической театральной постановке, до пышечек, от которых даже через экран веяло жаждой жизни и светом. Подобрать типаж было делом времени. Но неожиданно появилась и проблема: моделей нужно было обеспечить одеждой. То есть продумать образ, заказать наряд, подогнать по фигуре… Я схватилась за голову, но решение пришло само.

Тропики. Океан. Песок. Солнце. А значит — купальник под развевающимся парео, декольте, созданные для моих колье, распущенные волосы, в которых так хорошо будут смотреться заколки! А на квадратики подходящей ткани я денег найду! Решившись, смело отправила просьбу прислать фото в купальниках, под которые предстояло подобрать аксессуары.

День пролетал за днем, и все чаще я прихватывала ночи, забыв даже про сон — просто некогда было. Вокруг все словно подернулось полупрозрачной дымкой, все было звенящим и каким-то потусторонне — лёгким. Голова кружилась, мне казалось, я катаюсь на безумной карусели. А друзья смотрели с какой-то непонятной жалостью. Пока я не оступилась и едва не свалилась с лестницы.

И Маша взяла все в свои руки. Сплавив детей на денек к бабушке, примчалась ко мне и силой вырвала из рук очередную поделку:

— Спать! Иначе выставку будем проводить в качестве посмертной. Ева, ты дура! Перфекционистка чертова! Но здоровье-то зачем гробить? Ну сделаешь на одно украшение меньше, мир же от этого не перевернется!

Я соглашалась, а внутреннее упрямство и ощущение, что не успела сделать что-то очень важное, не позволяли подчиниться. Я рвалась в мастерскую, но Маша просто силой заставила лечь в кровать и принесла чай с мятой.

Допить его не успела. Усталость взяла свое и накрыла с головой.

Во сне я снова бежала по бесконечным переходам, кого-то догоняла, от кого-то убегала… А впереди маячила мужская спина. Я не видела, чья, но знала: на плече белеют шрамы. Такие же, как на моей душе. Только свои я не могла скрыть под затейливой татуировкой. И они болели. Наполнялись жаром, набухали, словно наливаясь живым огнем. Он пульсировал и с каждым ударом сердца захватывал большее пространство, пока в аду не оказалось все тело.

Проснулась резко. В комнате царил полумрак — ночную тьму рассеивал фонарь за окном. Рядом, прикорнув на стуле, сидел Артем.

Он вскинулся, скорее учуяв, чем услышав движение. И у губ тут же оказался стакан с водой. И только, когда она смочила пересохший язык, я поняла, как же хочу пить.

Артем убрал пустой стакан, сменил влажную повязку и потянулся за градусником. Судя по отточенным движениям и то, что темнота ничуть не мешала, делал он это не первый раз.

— Давно ты здесь? — из горла вместо слов вырвался хрип.

Но Артем понял:

— Давненько. Ева, мне улетать на рассвете. Поэтому спи. Я тоже… отдохну.

Когда я снова проснулась, рядом сидела Маша.

— Очнулась? — спросила как ни в чем не бывало. — Ну и напугала! Евка, разве так можно себя загонять? Тебе о ребенке думать надо, а не о работе!

— О ребенке, — прошептала про себя и откинулась на подушку.

Она права. К черту эту гонку. Надо отдохнуть. А то уже не только Виктор снится, а и Артем мерещиться! Вот сейчас встану, поем и снова завалюсь спать.

Но вместо того чтобы выполнить задуманное, я сильнее завернулась в одеяло. Из груди сам собой вырвался вой.

Болезнь послужила толчком. Начался откат. Истерика следовала за истерикой,

Маша с ног сбилась, а ведь у неё была и своя семья.

А потом мне стало все равно. Будущее, выставка… работа… Хотелось только одного: впасть в анабиоз и чтобы никто не трогал.

Но Артем думал по другому.

Он ворвался в квартиру вместе с запахом дождя. Из оцепенения меня не вывело даже то, как он по хозяйски залез в шкатулку с документами и добыл мой паспорт.

— Готовься! Мы уезжаем! Самолет через три дня.

Мне было все равно. Пусть делает, что хочет — я с места не двинусь!

Но в этот раз переупрямить Артема не удалось.

За эти дни он как-то умудрился получить загранпаспорт, и даже проставить визу. Я отметила это краем сознания, но не удивилась: было все равно. Да и лететь никуда не собиралась. Проводила дни, завернувшись в плед и занавесив окна: в темноте куда легче себя жалеть.

Артем пронеся ураганом.

— Жуть какая! — все, что смог сказать об обстановке и резким движением i распахнул шторы.

Неяркий свет осеннего дня не ворвался — влился мягкой волной и четко обрисовал мужскую фигуру. Темный силуэт на прозрачно-сером фоне. Гибкий и стройный даже в кожаной куртке с меховой отделкой по воротнику. Услада для глаз и души. Но не сегодня.

Казалось, свет выжигает зрачки, кнутом хлещет по закрытым векам, высекая слезы.

Все, что смогла — нырнуть в душные объятья одела с головой, чтобы хоть так скрыться от настойчивых прикосновений.

— Вставай! У нас самолет! Нужно успеть собраться.

Голос звучал глухо, ему мешало одеяло и я не обращала внимания на причитания Артема. Куда-то ехать? Зачем? Здесь и без того хорошо, в этой патоке отчаяния. А на звуки открываемых шкафов и тихую ругань можно не обращать внимания.

— Вот что, кутаться в страдания потом будешь. А сейчас — вылезай!

Сильные руки вырвали меня из уютного мирка. Сопротивляться не нашлось ни сил, ни желания, да и знала, что бесполезно: Артем куда сильнее, все равно своего добьется. Не возмутилась и тогда, когда он сорвал с меня одежу и запихнул в ванную. И только, когда на голову и плечи обрушились холодные струи, взвизгнула.

— Ожила? Вот и хорошо! — вода сразу потеплела.

— Ой, — в глаза попал шампунь.

— Не ерзай! — велел Артем.

Но как тут можно жалеть себя, если мыльная пена выедает глаза? Хотелось обратно в уютный мирок одеяла и страданий. А для этого следовало сначала вернуться в реальность. Хотя бы для того чтобы отобрать у гада душ и смыть и шампунь, и гель, которым он меня старательно намазывал.

— О! Пошло дело! — только и сказал Артем, когда я встала в ванной во весь рост и выхватила лейку из его рук.

Вода била сильно, как я люблю. Хороший массаж для кожи. Ну и что, что больно, особенно когда лупит по лицу? Зато теперь можно дышать и даже видеть! Я проморгалась и уставилась на мокрого и абсолютно голого Артема. Хотя нет — плавки не снял.

— А что делать? — он пожал плечами. — Знал же, что сухим отсюда не выйду. А запасную одежду таскать как-то… Ладно, домывайся и выползай на кухню, я что- нибудь приготовлю.

Проскочить обратно в спальню не удалось — Артем был начеку. Уже одетый, он перехватил меня в коридоре и силком усадил за стол:

— Ешь!

Живот скрутило от запаха пельменей. Наверное, единственное, что нашлось в холодильнике. Сколько я уже не ела? Хотя, какая разница. Сейчас все пройдет, нужно только вернуться под одеяло. В свой теплый и темный мирок.

— Ешь! — ложка с одуряюще пахнущим пряности бульоном оказалась у самого рта. Я сглотнула. Желудок тут же отозвался резкой болью — не ожидал, что в него попадет что-то съедобное.

А Артем не отпускал:

— Еще! Хотя бы пару ложек!

Я не хотела. Отворачивалась, отпихивала руку… Полотенце развязалось и соскользнуло, запутавшись в ногах, но мне было все равно, что сижу совершенно голая. Хотелось одного: чтобы меня оставили в покое. Понимание пришло не сразу: надо просто делать так, как хочет Артем. Тогда он отстанет. И я честно проглотила еще несколько ложек, а когда боль в животе утихла, и пару пельменей. Больше Артем не позволил:

— Хватит, а то плохо станет. Пойдем одеваться!

За руку отвел в комнату. Достал из комода белье, простое, без кружев и прозрачных вставок, такое, какое я любила носить «на каждый день». И сам одел, как маленького ребенка. Или куклу.

Но в душу не лез. И я просто подчинялась, закрывшись в коконе горя. Пусть делает с телом, что угодно, мне все равно.

Как в тумане, слышала, как Артем куда-то звонит. Покорно спустилась по лестнице и уселась в салон такси. Пахло бензином, дешевым освежителем для воздуха и табачным дымом — ядерная смесь. Артем тут же закашлялся и попытался открыть окно. Поток воздуха пробежался по голове, взметнул не высохшие пряди. Послышалось тихое чертыхание и стекло поднялось.

— Ева! Ну ты хоть как-то реагируй! Хорошо, вспомнил, а то бы менингит подхватила.

Страшный диагноз скользнул мимо сознания. Я закрыла глаза. В полумраке собственных мыслей, текущих неторопливо, как широкая река, было уютно. И очень не хотелось выползать из этого мирка, да Артем настаивал. Я послушно стояла возле такси, пока водитель доставал из багажника чемоданы. Мой, большой, ярко- красный, на колесиках, с остатками этикеток. И сумку, которую можно было носить на плече или просто в руках — Артем путешествовал налегке.

— Пойдем!

Куда? Я растерянно оглядывалась, не узнавая место. В ушах стоял какой-то однообразный гул, изредка пронзаемый холодным голосом, вещающем о чем-то важном, потому что после каждого объявления люди начинали двигаться.

— О! Мы вовремя! — отметил Артем и потащил в общий поток.

— Пожалуйста, уберите волосы!

Я не сразу поняла, что эта девушка обращается ко мне. Мыслями я была в уютном коконе и выползать оттуда не желала. Разве что на минутку, чтобы отстали. Вот как теперь…

Артем быстро извинился и сам убрал мои волосы на затылке. Девушка за стойкой всмотрелась в лицо, кинула взгляд на фото в паспорте и протянула его мне вместе с билетом:

— Проходите.

В её глазах мелькнуло что-то странное. Совсем недавно я заметила такое у… у кого? Неважно. Главное, меня оставили в покое. Разрешили сесть на стул и отключиться от реальности.

— Вот, — в губы ткнулось что-то тонкое и острое.

Рот тут же наполнился вкусом фруктов. Манго, яблоко и, кажется, ананас… Хотя, какая разница? Машинально глотала сок, даже не касаясь коробочки. Её заботливо держал Артем, присев передо мной на корточки. И смотрел так… нет, не жалостливо. Жалость я не прощала никому и никогда, он бы не посмел. А даже если бы и решился… какая разница? Жизнь ушла вместе с Виктором, и что мне до того, что думают другие?

Что-то вещал голос, заставляющий людей двигаться в определенном направлении. Мы тоже пошли. Артем крепко держал под руку, не вырваться. Как собачку на веревочке. Я даже удивилась, что ассоциации еще рождаются в воспаленном мозгу. И снова отключилась. Чтобы очнуться, пристегнутой в удобном кресле самолета.

Рядом застыла стюардесса. Она улыбалась и явно чего-то ждала.

— Ева, пить хочешь? — раздался голос Артема.

Вместо ответа я закрыла глаза. Зачем они спрашивают? Разве не видят, что я не хочу общаться? Шорох колес отъезжающей тележки затих где-то вдали. А меня укутало тепло.

Руки ощутили мягкую ткань. Я завернулась в неё поплотнее, с головой, оставив лишь маленькую щель, чтобы не задохнуться. Как все-таки хорошо, что в самолетах есть пледы! И что Артем догадался меня укрыть!

Правда, он же и отобрал одеяло. Когда разносили еду. Просто сдернул, выхватил из рук и заставил поднять спинку кресла.

— Ешь!

Курица с картофельным пюре. Когда-то я его любила. Но сейчас не было ни аппетита, ни желания что-то делать. Даже глотать.

— Ешь! — ложка грубо, почти больно, ткнулась в губы. Пришлось подчиниться. Артем злился, но мне впервые в жизни было наплевать на настроение того, кого я называла другом. Какое мне дело до их переживаний, когда мой мир рухнул?

К счастью, как только тарелка опустела, от меня снова отстали. До захода на посадку.

Пришлось отдать одеяло и съежиться в кресле, преодолевая тошноту. В уши словно воды налили, звуки доносились, как сквозь вату. Но это было хорошо — можно о них не думать.

Перед тем, как выйти из самолета, Артем натянул на меня куртку и подхватил под руку.

Аэродром встретил огнями, разбивающими темноту, пронизывающем ветром и дождем. Артем тут же раскрыл зонт, а я покорно пошла, куда повели. Села в автобус, подчинилась, когда Артем потянул за собой. Взгляд уперся в сверкающий мраморный пол. Гладкий, как зеркало. И, кроме меня, в нем отражалось что-то желтое. Какие-то штрихи, вздымающиеся справа и слева.

Казалось, мы находимся в огромном шатре, который поддерживают гигантские металлические опоры. Потолок напоминал тканевой полог, который который не исчез даже, когда мы вышли на улицу. Он образовывал подобие навеса. Гигантского, но в то же время легкого.

— Нравится? — глаза Артема сияли. — Как бедуинский шатер, верно?

Шатер, так шатер, — я тут же потеряла к окружающему интерес. Но вскинулась когда осознала смысл сказанных Артемом слов:

— Это Барахас, главный аэропорт Мадрида.

— Мы в Испании?

Мысли заметались, как запертые в клетку синицы.

Где-то здесь, в Мадриде, живет Виктор. Значит, она может с ним увидеться! Выяснить, чем обидела, что сделала не так… Нет! Даже выяснять не будет. Ей… достаточно увидеть. Просто — увидеть. Это смуглое лицо, эти четко очерченные губы, созданные для поцелуев. Заглянуть в глаза. Раствориться в его пламени. Сгореть. Как слишком близко подлетевшая к огню бабочка.

— Ева! — тихий, даже как будто испуганный шепот привел в чувство. — Ева, ты в порядке?

— В полном! — было забавно видеть, как меняется выражение лица Артема. Сначала испуганное, потом — растерянное. И — обреченное. Почему? Я не стала задаваться этим вопросом. Только поинтересовалась:

— Куда дальше?

Семейный отель на окраине, почти в пригороде. Вокруг трехэтажного коттеджа даже сад имелся! Но меня он мало интересовал. Первое, что сделала я, оставшись одна в комнате — бросилась к шкафу.

Дверцу ему заменяло огромное зеркало. И отражало оно нечто… странное. Теперь я поняла, почему и девушка в аэропорту, и таможенник в зеленой зоне, через которую мы прошли легко и непринужденно, так долго меня рассматривали.

Потому что та, что отражалась в гладком стекле, ничем не напоминало Еву Небо, которой едва исполнилось двадцать пять лет.

Из Зазеркалья смотрели бездонные глаза в обрамлении синяков. Чуть-чуть потолще щеки, и «здравствуйте, меня зовут панда». Но щек тоже не было. Кожа обтягивала скулы и, казалось, еще чуть-чуть, и сквозь неё проступят очертания зубов, как у мумии. Сходства добавляли безжизненные волосы цвета пакли.

Раздеваться, чтобы осмотреть себя целиком, не решилась. Хватило уже увиденного. Не отводя глаз от отражения, отступила на шаг, другой, пока не уперлась в кровать и с размаху уселась на пружинящий матрац. В голове осталась одна-единственная мысль: нельзя, чтобы Виктор увидел меня в таком виде.

Стука в дверь я не услышала. Очнулась, только когда отражение в зеркале задвигалось: рядом с кроватью стоял Артем.

— Так и думал, что даже куртку не сняла.

Эти простые слова прорвали плотину. Звуки, ощущения, эмоции хлынули разом, заполняя изнутри. Я вдруг услышала, как гудят за окном машины, как перекрикиваются дети, а откуда-то доносится умопомрачительный запах готовящегося мяса. А еще то, что мне очень жарко в куртке. Пискнув что-то невразумительное, я стала её стаскивать, но тут же заблудилась в рукавах.

— Дай, помогу! — хмыкнул Артем и выпутал меня из бежевой ткани. — Что хочешь на обед? Здесь хорошо готовят.

— Когда ты успел стать экспертом испанской кухни?

— Еще и французской. Знаешь, когда друзья по всему миру, они всегда посоветуют самые лучшие места для проживания. Переодевайся, я попрошу что-нибудь легкое.

У него не получилось. Хозяйка выставила на деревянный стол глиняные миски, наполненные чем-то густым и темным. Артем тут же отобрал у меня ложку:

— Наверное, это будет тяжело. Давай, я попрошу пожарить курицу.

— Еще чего! — возмутилась я.

Желудок требовал еды, то, чем его наполнили в самолете, уже переварилось. А эта похлебка так аппетитно пахла!

— Это чечевичный суп с кровяной колбасой! — попытался предупредить Артем, но голод от этого не утих.

Кроме чечевицы в тарелке обнаружилось много овощей, да и сам вкус — плотный, тягучий — пришелся мне по душе. А с ноздреватым, еще теплым хлебом… Ммм…

Испугалась я, только когда ложка заскребла по дну. Съесть столько жирной, тяжелой пищи после длительной голодовки! Но организм не подавал никаких признаков недовольства. Как и ребенок — ни тошноты, ни слабости. Напротив, в меня словно новые силы влились!

Запив все капучино с киви, которое тоже оказалось на столе, повернулась к Артему:

— Зачем ты меня сюда привез?

— Ты себя в зеркале видела? — ответил он вопросом. — Вижу, уже успела. Вот потому и привез. Чтобы на тот свет не отправилась.

— У меня выставка…

— Хватит прикрываться выставкой! — он неожиданно вспылил.

Ножки стула резко скрипнули о пол, а сам Артем заметался из угла в угол, благо в столовой кроме нас никого не было. Официантка быстро убрала со стола посуду и испарилась, оставив постояльцев выяснять отношения.

— Не смей! — он замер напротив, и ладони с силой ударились о столешницу. — На выставку ты давно забила. Как и на свою жизнь! И… на ребенка, — последнюю фразу Артем прошептал.

От боли в его глазах я отшатнулась. Неужели он так переживает за малыша? Конечно, Артем — отец, но после известия о беременности ничего не предпринял, сообщил только, что поможет воспитывать и растить.

— Ты понимаешь, что это убийство?

— Ничего подобного! — теперь вспылила и я.

Мы стояли друг напротив друга, сцепившись взглядами.

Чтобы я отступила? Не бывать такому!

Злость в глазах Артема сменилась тоской, а потом — растерянностью. И неожиданно стало понятно, что прав-то он! Выносить молчаливое обвинение становилось все труднее и пришлось сдаться:

— Да. Ты Верно. Похоже, я сошла с ума.

Захотелось плакать. Разреветься, сжавшись в комочек, закрыв лицо руками, чтобы хоть как-то отгородиться от этого беспощадного мира. Но нельзя. Не здесь. Не сейчас.

— Пойдем! — Артем уже не злился. От его голоса стало спокойно, словно я долго мерзла, а кто-то подошел и укутал теплым одеялом, согрел, напоил горячим чаем с корицей.

— Перенервничала? — Он уже забыл о недавней ссоре. Просто спрашивал, готовый помочь, чем сумеет. — Принести чего-то успокаивающего? Тут аптека недалеко, я быстро.

— Не надо, — стало очень стыдно. За этот всплеск злости, за то, что творила дома, за… за все. А смелости попросить прощения не было. Её никогда не бывает в таких случаях.

— Уверена? Ева, мне нужно уйти ненадолго. Справишься?

Уйти? Оставить меня одну?

Паника появилась на пустом месте. Почему-то стало страшно. Без поддержки, в чужой стране, с ужасным знанием английского… Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, загоняю иррациональность куда подальше.

— Да что со мной будет? Посижу, отдохну после обеда… Может быть, посплю.

В подтверждении челюсти свело длинным зевком. И спать захотелось на самом деле.

— Тогда ложись. И не бойся — я скоро вернусь.

Кровать манила облаком белоснежного белья, мягким одеялом, пухлыми подушками… Но еще больше хотелось в душ. Сколько я туда не заглядывала? Память услужливо вытащила на поверхность последнее посещение ванной. И полуголого Артема.

Стало жарко. Почему-то эти черные с синей полосой плавки подействовали… оглушающе. Как будто я не видела, что под ними! Пришлось напомнить себе, что я не только досконально знаю анатомию этого мужчины, но и ношу его ребенка. И что Артем теперь только друг и ничуть не возбуждает.

Ох, кому я вру? Это гибкое тело, обвитое тонкими мускулами, скрытыми под бархатистой кожей…

— Ева, ты — похотливая дура. — сообщила своему отражению в зеркале. Для этого пришлось рукой стереть со стекла осевший пар. — Ты же Виктора любишь!

И сердце больно ткнулось о ребра. Как птица о стекло, в кровь разбивая маленькое тельце.

И все-таки после горячего душа захотелось спать. Я нырнула в кровать и впервые за долгое время не бегала по гулким коридорам; не догоняла кого-то, опережающего меня на пару шагов и не тряслась от страха и отчаяния. Впервые за много дней я просто спала, забыв о сновидениях.

Разбудили тихие шаги. Кто-то крался мимо кровати, очень осторожно, чтобы не разбудить. И от этого «осторожно» стало страшно.

— Ты чего? — Артем побледнел, когда я резко села в кровати, натягивая на себя одеяло. — Напугал?

— Чего крадешься, как вор? — пробурчала, падая обратно в объятия подушки. Как всегда после резкого пробуждения перед глазами плыли мелкие звездочки и хотелось поспать еще немножко. Но заснуть мешал зуд по всему телу: оттого, что после душа не намазалась кремом, кожу стянуло и она дико чесалась. И все-таки выползать из-под одеяла было лень.

— Арте-е-ем, — позвала тихонько. — А ты что из косметики с собой взял?

— Да что нашел! — хмыкнул он и вытащил из шкафа чемодан.

Рядом со мной, приминая воздушное одеяло, плюхнулся пакет. Я тут же полезла проверять.

Зубная щетка, зубная паста, мыло, крем для ног и гель для кожи вокруг глаз. Все!

— Огромный выбор!

Я лихорадочно вспоминала, сколько денег на карточке. Стоп! А где она? Прихватил ли Артем мой кошелек? Об этом и спросила.

— Ты издеваешься? Думаешь, в тот момент до него было?

Великолепно! Надо глянуть, чем вообще чемодан набит. А то вдруг окажусь в Мадриде в одном нижнем белье и в уггах!

То, что спать рухнула в чем из душа вышла, меня не смущало. Ну что там Артем не видел? Начавший округляться животик?

— Чего пялимся?

Артем сглотнул и отвернулся:

— Предупреждать надо. Кстати, у нас сын или дочь?

— Срок маленький. Рано еще. Вообще, странно, что живот уже видно. Как бы не двойня.

От этой мысли ноги подкосились и матрас мягко спружинил под пятой точкой. Только двойни мне не хватало! Не потяну ведь!

— Ева?

Повернуться Артем не осмелился, но легкий скрип кровати и мои ругательства заставили встревожиться.

— Все в порядке. Отомри, — я перехватила поясом легкий халатик, который выдавали в номерах и склонилась над чемоданом.

— Ну елки-палки! А чего не карнавальный костюм? Артем, ну уж ты-то в одежде разбираешься!

Крик души заставил его смутиться:

— Ну, положил то, что могло пригодиться. А что?

— Ничего, — на свет появилось алое бархатное платье длиной «чуть ниже пояса», купленное мной непонятно для чего. Наверное, не в себе была. — И к какому случаю это?

— Ну… я подумал, тебе нужно что-то подходящее для моего шоу. Прости, про украшения забыл.

— Ну да. К этому еще тонкие ботфорты, колготки в сеточку… и про свое шоу можешь забыть. Главной звездой там буду я!

— Тогда давай в магазин сходим?

За окном стремительно темнело.

— Они круглосуточные?

— Завтра! — исправился Артем. — С утра. А пока…

Он выудил из чемодана джинсы, водолазку, пару футболок, кроссовки и туфли на каблуках.

— Пойдет?

— Пойдет, — пришлось признать, что не все так плохо. — Но поскольку карточка осталась дома…

— Моя — нет.

На этом разговор был исчерпан.

Выспавшись днем, половину ночи я пролежала без сна. В голове, как вечно вращающаяся старая карусель, вертелись мысли. Мне не нравились ощущения, которые появлялись рядом с Артемом. Было в них что-то… неправильное. Тут же вспомнились любовные романы, где главную героиню то и дело предает собственное тело.

Но меня предавало не оно.

Рядом с бывшим чувствовалась… уверенность. Не сомневалась, что все будет хорошо, что проблемы решаться, что…

— Бред! — фыркнула в подушку. Ну действительно: один мужчина, к тому же отец моего ребенка, делает все, чтобы помочь мне встретиться с другим мужчиной. Сумасшествие какое-то.

Стоп! А кто сказал, что Артем привез меня для встречи с Виктором?

Сам он ни разу об этом не упомянул. Я сама так решила. Раз Испания, значит — Виктор. Вот дура!

Снова захотелось плакать. Но вместо того чтобы реветь белугой, оделась и вышла на веранду.

Ветер пах пряностями. И свежестью. И увядающей листвой. А еще был очень холодным! Помня, как парилась днем в куртке решила, что и сейчас на улице тепло. Но возвращаться в дом за чем-нибудь теплым не хотелось.

— Простудишься! — на плечи лег плед, окутал шерстяным теплом. — В октябре ночи здесь холодные.

— Я заметила. — раздражение уходило, а когда Артем принес горячий чай с лимоном, стало совсем хорошо.

— Посмотри, какие звезды!

Они взирали на нас с чистого неба, россыпь льдинок на бархатно-черном фоне. И когда одна сорвалась, это было так неожиданно, что загадать желание я не успела.

— Когда-нибудь я покажу тебе настоящий звездопад! Знаешь…

— Когда-нибудь?

Я отстранилась от Артема. Оказалось, он стоит слишком близко, почти касаясь грудью моей спины.

— Да, — в его взгляде еще отражались звезды. — Нам же придется часто встречаться. Из-за ребенка. Ты ведь никуда его одного не отпустишь. Даже с отцом.

Я открыла рот, чтобы возразить… и закрыла. Стало неловко — Артем знал меня, как облупленную. И когда успел изучить? Ведь почти все время был занят своей постановкой.

— С тобой — отпущу. Если, конечно, в этот момент никаких проектов не будет. Иначе времени для сына просто не останется.

— Думаешь, это сын?

— Или дочь.

Почему в тот момент показалось, что родиться мальчик, я так и не поняла.

Свежий воздух, спокойствие, горячий чай навеяли благодушное настроение. Сразу потянуло в сон. После прохлады открытой веранды в тепле одеяла было уютно.

Разбудил меня тихий голос:

— Просыпайся, соня! А то никуда не успеешь!

Довольный Артем стоял в дверях и чуть не подпрыгивал от нетерпения.

За быстрым завтраком выяснилось, что по магазинам я поеду в сопровождении гида:

— Он говорит по-русски, ответит на все вопросы и вообще…

— А ты? — перебила, не дослушав.

Артем виновато развел руками:

— Вечером премьера. Я и так вчера весь день с тобой просидел. Сегодня не могу позволить себе такой роскоши!

Я оценила. Этот перфекционист действительно многим пожертвовал ради того, чтобы привезти меня в Мадрид и вытряхнут из кокона равнодушия.

— А этот… человек, он…

— Мой импрессарио сказал, что Кайо можно доверять. О! Приехал! — добавил, услышав звук подъезжающей машины.

Через несколько минут в столовую вошел… бог!

Высокий, широкоплечий, смуглый. Роскошная грива волос в полном беспорядке, но я знала, как этот самый беспорядок достигается. Уйма терпения и тонна всяких средств для укладок. Узкобедрый, с крепкими ягодицами… Тут же захотелось шлепнуть по ним, чтобы ощутить под ладонью приятную упругость. А потом задрать футболку и полюбоваться крепкими кубиками пресса. Судя по тому, как этот новый в моем окружении Апполон двигался, они там были.

И в то же время эта божественная гармония оставляла равнодушной. Я восхищалась, но так, как восхищаются в музее античными статуями. Или как скульптор, оценивающий особо удачную позу своей модели.

Наверное потому, что Кайо и вел себя, как модель. Казалось, он выверял каждый жест, каждую улыбку, чтобы показаться с наилучшей стороны. И оттого вся прелесть от созерцания красивого тела сходила на нет. Фальшь, она всегда портит.

— Привет! — от улыбки можно было ослепнуть. — Я — Кайо!

— Прекрасно! — просиял Артем. — Ева, я помчался. Если что, мой номер… — быстры росчерк на визитке, — звони. Кайо, ты тоже.

Мужчина чьей-то мечты коротко кивнул и тут же уселся на освободившееся место.

— Куда сеньорита желает поехать? Ресторан? Кино?

— Супермаркет! — коротко оборвала я и поднялась, не допив кофе.

Причин для антипатии не было, но внутри поселился какой-то червячок. Он грыз, не позволяя доверять спутнику полностью.

— Сеньорита, супермаркет — это для домохозяек! Прекрасной донне я покажу места поинтереснее!

— Если в них дешевле — я только за. Если нет — в супермаркет.

В принципе, на пару дней того запаса одежды, что взял Артем, должно хватить на несколько дней. Но нужны были еще одни джинсы, юбка и колготки. Плюс кое-какие женские мелочи. И косметика.

Кайо пришлось потрудиться, переводя, что написано на баночках, что стройными рядами выстроились на полках. Тратить чужие деньги на дорогущие кремы я не собиралась, тем более что дома имелось все необходимое. Да и на декоративной косметики сэкономила: взяла самые маленькие упаковки пудры, тональника и туши. Палетку с тенями-румянами тоже выбирала недолго: нужные оттенки знала, на лишние не засматривалась.

Так что к обеду осталось купить только наряд на премьеру.

— Кайо, — обратилась к спутнику. — Где тут продают коктейльные платья?

Он пожал плечами:

— Много где. Смотря, что сеньорита желает!

Расстроенный холодным приемом за завтраком, он замкнулся и открывал рот только когда я о чем-то спрашивала. Так что неприязнь скоро рассеялась: молчаливый сопровождающий — бесценен!

— Нечто простое, но не дешевку!

Кайо кивнул и авто остановилось возле небольшого магазинчика. В огромных витринах, прикрытых от дневного солнца шоколадного цвета маркизами, застыли манекены. И, входя в распахнутую Кайо дверь, я уже знала, что не уйду без покупки.

Королевский синий. Четкие лини лифа подчеркивали грудь и плечи, а широкая юбка надежно скрыла уже начавший появляться животик. Белые цветы по подолу гармонировали с такими же на манжетах. В общем, в этом наряде можно «и в пир, и в мир». И дома найду, куда надеть.

Хихикнула, вспомнив, какие туфли прихватил Артем. Белые! Как раз в тон отделке! А что с его счета спишется немаленькая сумма — сам виноват! Не надо было тащить бедную больную женщину к черту на кулички! Да еще забыв её кошелек.

Настроение улучшилось, но время поджимало:

— Кайо, отведи меня в гостиницу. И можешь связаться с Артемом?

Трубку никто не брал. А после третьего звонка, вообще отключили. Я как наяву увидела Артема, раздраженно кидающегося на все раздражители. Сейчас он живет только шок, танцем, премьерой.

— Похоже, на концерт ты меня забираешь!

Кайо кивнул:

— Как прикажет сеньорита!

Я смотрела на высокие скулы, на четкую линию подбородка и не понимала, почему неприязнь не утихает. В конце концов, Кайо не сделал ничего дурного! А что старается понравиться… так, может, у него судьба зависит от того, как справится с сегодняшним заданием. Может, обещали роль в кино дать, если я останусь довольна! Вдоволь наобщавшись с «людьми искусства» я и такого сценария не отрицала.

Маски, крема, макияж… После интенсивных процедур я стала похожа на человека. А когда оделась и встала на шпильки, сошла за красавицу. Главное — не сверзиться, все-таки двенадцать сантиметров, а ноги успели отвыкнуть от таких каблуков. Ничего, просто не надо торопиться. Идти спокойно, выпрямив спинку и подняв подбородок. И следить, чтобы под ноги не подвернулся край ковра! А то будет как на той вечеринке. Спасибо, хоть все свои были, просто поржали.

Кайо предупредительно распахнул дверцу:

— Сеньорита не забыла пригласительный?

— Не забыла, — покрутила крохотной сумочкой, в которой только и умещались, что эти билеты да плоская пудреница.

Ехали долго, когда вышла из машины, сумерки вступали в свои права и зажигали на улицах города огни. Фасад здания, выбранного для шоу, был ими усыпан.

— Желаю сеньорите хорошо отдохнуть, — Кайо проводил меня до лестницы. — Но если захотите покинуть праздник раньше, ей стоит только позвать!

— И как?

— Да хотя бы так. — он щелкнул пальцами. Получилось очень… горячо.

— Или так… — поднятые к виску ладони сомкнулись с громким хлопком.

Кайо словно танцевал. В каждом жесте, в каждом повороте головы — страсть. Желание. Безумство.

Очень похоже на Виктора.

Неожиданная догадка заставила развернуться и вглядеться в черты лица. Кайо действительно был на него похож! По сердцу словно ножом полоснули. Я уже в каждом испанце Виктора узнаю!

На входе показала пригласительный капельдинеру — назвать этого импозантного мужчину в смокинге билитером язык не поворачивался. Он легким поклоном пригласил меня внутрь. А я растерялась — куда идти?

Попыталась выяснить это на своем калечном английском, но все только плечами пожимали. Русская речь в этом хаосе показалась музыкой.

— Госпожа Ева Небо? — прозвучало почти без акцента.

Ко мне подошла стройная девушка в униформе.

— Господин Савицкий. — Фамилию тоже произнесла без запинки. — попросил проводить вас в ложу.

Артема я расцеловать была готова! Как в воду глядел, что заблужусь!

— Вы хорошо гооврите по русски, — не удержалась о комплимента.

Девушка улыбнулась:

— Моя мама — русская. Прошу, сюда!

За дверью обнаружился балкончик с рядом мягких стульев. Круглые спинки, красная бархатная оббивка, позолота… Отсюда открывался потрясающий вид на сцену, а подойдя к перилам, можно было увидеть партер. Тоже… не бедный.

Это как Артем умудрился выбить для шоу такое место? Восхищение смешалось с гордостью за него и от осознания, что я тоже капельку причастна к этому успеху, в груди разлилось тепло.

Постепенно ложа заполнялась. Рядом со мной оказалась пожилая пара, очень приятная внешне. Они мило улыбались и заглядывали в програмку, а потом что-то спросили у меня. По испански. Пришлось покачать головой и ответить по-русски, что не понимаю. Стало неловко, они так явственно расстроились. Но приветливо улыбаться не перестали.

Наконец, свет в зале приглушили. Я еще успела заметить, что не осталось ни одного пустого места. И в последний момент занавеска в ложе напротив чуть шевельнулась, привлекая внимание. И, пока не стало совсем темно, я увидела Виктора. Он оглядел зал и зацепил меня взглядом. Сердце замерло и ухнуло вниз, когда Виктор отвернулся к своей спутнице, подвигая ей кресло. На губах расцветала улыбка, но как же больно было оттого, что предназначалась она не мне! В этой битве победа осталась за Лючией.

Зазвучала знакомая мелодия. Мне не нужно было смотреть на сцену, я знала каждый жест, каждое па. И продолжала наблюдать за Виктором.

Он даже не повернулся к сцене. Наклонился к Лючии и что-то шептал ей на ушко, что-то приятное, раз он то и дело растягивала губы в улыбке.

К концу первой части я поняла: если не поговорю с Виктором — сойду с ума. Просить его остаться не планировала, ни к чему это. Но хотя бы узнать, почему уехал так внезапно? Ни записки, ни письма. Что я сделала не так? Чем провинилась? Ведь это так больно — возвращаться в разом опустевшую квартиру.

Полчаса антракта. Я проскользнула прямо перед пожилой парой, на миг нарушив их благодушное настроение. Нужно застать Виктора у входа, тогда он не отвертится от разговора.

Но путь преградили мужчины в черных костюмах. Вначале я приняла их за зрителей, но потом поняла свою ошибку. Зрители не мешают другим зрителям передвигаться по театру, не хватают за руки, не отталкивают с дороги.

Телохранители сработали четко. Подойти к двери ложи я не смогла и, увидев выходящую пару, простонала в отчаянии:

— Виктор!

Он даже головы не повернул. А вот его спутница мазнула по мне взглядом и отвернулась. Словно каждый день к её мужчине прорываются чужие женщины.

Стал стыдно дол чертиков. Хотелось провалиться сквозь покрытый ковровой дорожкой пол. Но еще я понимала: не получиться объясниться — сойду с ума. Виктор так и останется наваждением, призраком, преследующим всю оставшуюся жизнь.

— Ева!

Жесткий голос Артема немного привел в чувство. Сильные пальцы клещами сомкнулись на запястье:

— Идем. Хочу показать тебе кое-что.

И только тогда Виктор обернулся. Артем ответил тем же. Казалось, еще миг, и послышится лязг стали, так остры оказались из взгляды.

А потом оба улыбнулись и поклонились друг другу. Один — с величием короля. Другой — с грацией большой и очень опасной кошки.

Стало страшно. И я покорно пошла следом за Артемом.

В гримерке было тесно из-за костюмов и цветов. Он сгреб букеты с одного из кресел и толкнул меня в его объятия:

— Ты что творишь?

Взгляды метали молнии, а меня мучил один вопрос: когда он успел переодеться? Ведь после выступления одежда должна была промокнуть насквозь! Вон, с волос почти течет.

— Высуши волосы — простынешь. — не сдержала привычную заботу.

— Я спрашиваю, что ты творишь!

Артем возвышался надо мной, как ангел возмездия. Черная рубашка — апаш, облегающие черные брюки, идеально начищенные ботинки. В принципе все, кроме них — его концертный костюм для второй части. Рубашку он потом сбросит, купаясь в «водопаде». А…

— Ева!

Крик заставил вздрогнуть.

— Господи. Ева! — Артем сделал шаг ко мне и опустился на корточки, заглядывая в лицо снизу-вверх. — Ну ты хоть понимаешь, как это все выглядело со стороны?

Отвечать не хотелось. Потому что он прав. Во всем прав! Такой жалкой я себя еще не чувствовала.

— Обещай! — мои руки оказались в его. слишком горячих, слишком сильных. — Обещай, что без меня не будешь искать с ним встречи.

— Не могу, — горло перехватывало, но лгать Артему я не могла. — Мне нужно с ним поговорить!

— Тогда просто подожди. У нас есть… — быстрый взгляд на часы, — еще 10 минут. Я что-нибудь придумаю!

И Артем достал телефон. Поморщился, глядя на пропущенные звонки и набрал номер.

— Алесандро, это Артем. Ты говорил, что собираешься на встречу с представителем какой-то парфюмерной компании? А с какой? Да? Не с Виктором?

Я насторожилась.

— Нет. просто его хочет увидеть один человек. Да, очень надо. Очень! — Артем подчеркнул важность голосом. — Буду признателен. Спасибо!

— У тебя связи по всему миру? — только и нашлась, что с казать.

— Наверное, так и есть, — Артем отложил телефон. — С Сашкой мы с малых лет дружим, только его родители в Испанию в детстве увезли. Он учредитель благотворительного фонда, и как раз на днях встречается с твоим… Виктором.

Имя он не произнес — выплюнул, словно оно обжигало язык.

Где-то вдалеке раздался звонок. В в гримерку тут же постучали и кто-то певуче произнес:

— Господин Савицкий, скоро ваш выход!

Артем одним движением оказался возле двери. За ней стояла уже знакомая мне девушка.

— Спасибо. Но я вынужден попросить вас о еще одном одолжении. Не проводите ли вы мою гостю на её место?

— С удовольствием! Сеньора?

Портить Артему выступление не стоило и я покорно пошла за провожатой.

Семейная пара уже сидела на своих местах. Опускаясь на стул, я с трудом сдерживалась: совсем скоро я увижу Виктора! Ликование охватило такое, словно в душе феерверк запустили.

Музыка, льющаяся со сцены гармонировала с настроением! Я следила за полетом танцоров и в который раз восхищалась талантом Артема. Он умел зажечь зал. Увлекал его восторженным вихрем, заставлял взорваться шквалом аплодисментов или замереть, как море в безветренный день. Невольно я поддалась общему настроению и скользнувший в ложу Кайо вызвал мимолетное радражение.

Но он склонился к моему уху и тихо прошептал:

— Сеньориту кое-кто хочет видеть. Кто-то очень для неё важный.

Сердце сбилось с ритма, зафальшивило, заставило задохнуться.

— И кто? — спросила одними губами.

— Тот, к кому сеньорита рвалась сегодня.

— Когда?

Я готова была мчаться сию же минуту, но Виктор не двигался с места. Его взгляд был прикован к танцорам. Не ко мне.

— Попробуйте ускользнуть с фуршета. Через десять минут после начала о вас позабудут. Я буду счастлив сопроводить сеньору к мужчине, укравшему её сердце.

Проклятье, неужели так заметно? Хотя после того, что я устроила примерно полчаса назад, о моих чувствах не узнал разве что слепо-глухо-немой дебил.

Спокойно досматривать шоу сил уже не было. Я с трудом сдерживала нетерпение, но, судя по взглядами соседей по ложе, получалось плохо.

Последние аккорды музыки прозвучали фанфарами. Оставалось пережить выход на поклон и немного банкета. И надеяться, что Артем, как главная звезда шоу, будет слишком занят, чтобы заметить мое отсутствие. В крайнем случае можно будет сказать, что устала и хочу домой. Мелькнула мысль оставить записку. Я уже собиралась вскочить в поисках бумаги и ручки, как зал заполнил чуть запыхавшийся, волнующийся голос:

— Я безмерно благодарен всем, кто нашел сегодня время прийти сюда. Наша группа безмерно тронута и польщена теплом ваших сердец. Но сегодня в этом зале присутствует человек, без которого это шоу не не могло состояться. На протяжении нескольких месяцев эта женщина была моей музой и ангелом-хранителем, вдохновителем и главной поддержкой. Увы, до этого дня я не имел возможности даже сказать ей простое «спасибо» и теперь счастлив, что могу это сделать. Ева! Эти аплодисменты — для тебя!

В зале раздались одиночные хлопки. Постепенно они крепли, захватывали ряд за рядом, накатывались волной и через минуту зал рукоплескал. Люди вставали, слышались приветственные крики а луч софита заметался по ложам, пока не выхватил из темноты одну. Ту, в которой сидела я.

Шок, растерянность… Крики усиливались, старички рядом тоже поднялись со своих мест, хлопая в ладоши. Пришлось вставать и подходить к перилам.

Так бывает во сне: бежишь изо всех сил, но не можешь тронуться с места. Воздух загустел и казалось, я плыву в тоще воды. Медленно, слишком медленно. А гул оваций так походил на шум прибоя.

Зато теперь Виктор смотрел прямо на меня. И Лючия. Она улыбалась и руки в белых перчатках мерно двигались, подчиняясь общему порыву.

А потом, словно в детской игре кто-то сказал: «Отомри». И все ожило. Люди кричали, рукоплескали, двигались, а Артем вывел труппу на поклон. Несколько минут передышки. И чтобы сбежать.

Написать записку не успела. Хотелось сбежать как можно скорее, а желание увидеть Виктора один на один становилось все сильнее. Терпеть сил не осталось и я буквально смела ждущего на лестнице Кайо:

— Скорее! Увези меня отсюда!

Машина мчалась по трассе на пределе дозволенной скорости, а мне казалось что ползем, как черепахи. А уж когда свернули на какую-то второстепенную дорогу и Кайо притормозил, чуть не взвыла от нетерпения. Но гнать по выбоинам мог только самоубийца.

— Не волнуйтесь так, сеньорита! Мы не опоздаем!

Неужели так заметно? Еще бы! Пальцы переплелись, спина напряжена, губы сжаты в тонкую линию… Никуда не годиться! Заставила себя расслабиться и прикрыла глаза. Вдох — выдох. Вдох — выдох.

Гимнастика помогла. К моменту, когда Кайо вырулил к плохо освещенной площадке, я почти успокоилась.

— Прошу!

Выезжая из дом я не прихватила верхнюю одежду — днем еще было тепло. Но теперь солнце скрылось и осенний холод тут же пробежал по спине ветром, заставил ежиться и искать тепла. Но в предвкушении встречи я не обратила на него внимания. Как и на темноту. И только, отойдя от машины на несколько шагов почуяла неладное: Виктор просто не мог назначить мне встречу в таком месте.

Сквозь потрескавшийся асфальт пробивалась трава, а кое-где кусты уже отвоевали себе место под солнцем. А дальше, куда не доставал свет одинокого фонаря, громоздились какие-то постройки.

— А где…

Договорить не успела. Хлопнула дверь, взревел двигатель и Кайо умчался, оставив меня в одиночестве.

Я ничего не понимала. Что за дурацкая шутка? Кому понадобилось завозить меня к черту на кулички? В приглашение Виктора уже не верилось, такого он сотворить не мог. Но тогда кто?

Страх смешивался с холодом, пробирая до костей.

Конечно, меня будут искать! Артем обязательно всполошиться, когда увидит пустую спальню. На банкете вряд ли, скорее всего, Кайо ему сообщит, что я захотела домой, и он поверит, ведь…

Стоп!

Страх постепенно сменялся ужасом. Ведь обманщика приставил ко мне именно Артем. Но зачем? Что ему нужно? В конце-концов, я ношу его ребенка! А может, в этом все и дело?

Руки сами обхватили живот. Малыш. Возможно, причина именно в нем. Зачем успешному танцору на пике славы бастард? Он будет как бельмо на глазу, только ленивый не ткнет. А так…

Нет, не может быть! Я гнала от себя бредовые мысли, но они возвращались.

— Прочь! — завизжала, срывая голос, словно они были живыми и могли испугаться моего крика. — Пошли прочь!

Собственный голос заглушил чужие шаги. О том, что я не одна поняла только, когда увидела какое-то движение. Повернулась и тут же упала, не успев даже закричать от резкой боли.

Задранные руки затекли. Попытки опустить привели к новой вспышке боли: кто-то крепко прикрутил их к чему-то жесткому. Как и ноги. Я стояла, вернее, полувисела, раскоряченная, как морская звезда. Но хуже всего была темнота. Плотная, вонючая. И абсолютная тишина. От отсутствия звуков по спине пробежал холодок. Голова болела и я вспомнила сильный удар. Неужели из-за него я ослепла и оглохла? Нет, не может быть. Этого просто не может быть! Не со мной!

И я забилась в путах, стараясь освободиться. Но стало только хуже: запястья и лодыжки словно проткнули раскаленными щипцами. И я обвисла на веревках: сил не осталось даже на то, чтобы упираться в пол ногами.

Слезы сами хлынули из глаз: больше всего я ненавидела собственное бессилие, а теперь… Но как ни старалась удержать в себе плачь, всхлипы рвались наружу.

Всхлипы? Я слышу?

Это уже показалось подарком судьбы. Значит, не все так плохо! И, чтобы убедить себя в этом, я крикнула. Для этого пришлось напрячься: воздуха едва хватало даже для покойного дыхания. Звук показался глухим.

Может, меня запихнули в гроб и похоронили живьем? Паника снова подняла голову. Пришлось прибегнуть к испытанному средству: просто спокойно подышать несколько минут. Вдох-выдох, вдох-выдох. Вот так. А теперь…

Новый звук заставил насторожиться. Мерные шаги эхом порождали эхо, как в огромном, абсолютно пустом помещении. Значит, не гроб. И на том спасибо.

— En vivo? — поинтересовался хрипловатый мужской голос. А чтобы не оставалось сомнения, у кого спрашивают, что-то жесткое больно ткнуло под ребра.

Я всхлипнула от боли. Голос что-то удовлетворенно пробормотал и шаги удалились, унося с собой эхо.

Из этой содержательной беседы я вынесла, что не похоронена, не одна и что убивать меня пока не планируют. Но от этого легче не стало. Вспомнились все страшилки из книг и кино. Иногда лучше сразу умереть. А я даже с собой покончить не смогу — руки привязаны. А уморить себя голодом времени не хватит.

Стоп! — оборвала себя зло. Наверное, удар по голове сильно повлиял на мозги. Я пока еще жива и на тот свет не собираюсь! Не знаю, кто меня предал, Артем или Виктор, но искать меня будут. Ведь не могли же эти двое сговориться? Или… могли?

Но тут возник второй вопрос: а зачем? Если с Артемом понятно, то Виктор вообще не укладывался в происходящее. Его со мной связывало лишь недолгое проживание в моей квартире. За это не убивают.

Но память услужливо подсунула, чем мы занимались на острове. Проклятье, это он так компромат уничтожает? Нет, вот это — точно бред. Пусть и сын миллионера, а убить всех, кого обслуживал в «Раю» без последствий не получиться. Судя по расценкам этой милой организации, отдыхали там далеко не бедные люди. А значит, и влиятельные.

Мысли путались. Голова болела все сильнее, и затекшие руки — ноги уже казались не такой уж большой бедой. А еще я догадалась, что мне на голову надели мешок, поэтому и дышать тяжело, и ничего не видно. Могла бы и раньше понять.

Но злиться я тоже не могла. Апатия, так похожая на ту, что отступила только недавно, заползала внутрь и, свернувшись клубочком, начала вить гнездо. Я больше не понимала, где сон, где явь и иногда казалось, что я все еще еду в машине, просто задремала и вижу кошмар.

Реальность дала знать о себе цоканьем каблуков по бетонному полу. Миг, и свет хлестанул по глазам, заставив зажмуриться. Кто-то ухватил меня за волосы и дернул, заставляя поднять голову.

Слезы мешали смотреть. Боль сконцентрировалась в правом виске и стучала в такт ударам сердца. Слишком сильно и быстро для обычного ритма. И я паниковала вместе с ним. Да так, что не сразу поняла, что вокруг царит полумрак.

Наверное, поэтому глаза быстро привыкли и я смогла разглядеть, куда попала. Огромное помещение. Каменные стены. В углах — что-то громоздкое, скрытое под пыльными тентами. Не машины, что-то более… корявое, судя по изломам ткани.

Ближе к потолку — длинные окошки, только свет впустить. Но сейчас за ними висела тьма. А окружающий мрак рассеивали несколько обычных лампочек без абажура. Они свисали на проводах, и между некоторыми пауки уже давно свили паутину.

Резкий удар по щеке заставил голову взорваться новой вспышкой боли. И, наконец, обратить внимание на того, кто стоял напротив.

Вблизи Лючия казалась старше. Сеточка «гусиных лапок» притаилась в уголках глаз: с такого расстояния макияж не скрывал морщины.

И все-таки она была хороша! В том же белом костюме, что и на шоу, на каблуках, с идеальной осанкой. И жестоким взглядом, вынести который оказалось невозможно.

Стоило мне отвести взгляд, как пальцы разжались, выпуская мои волосы. Я чуть не застонала: удерживать голову самостоятельно не было сил: тело затекло, шея и плечи болели так, словно я весь день мешки с картошкой таскала. А Лючия просто отступила, продолжая разглядывать меня с каким-то недоумением.

Взмах ухоженной руки, и за её спиной материализовался мужчина. Стул с подлокотниками и белоснежной оббивкой казался в этом сарае чем-то чуждым, выделялся резким диссонансом. Но Лючию это не смутило. Она просто уселась, закинув ногу на ногу, и заговорила.

— Госпожа была столь добра, что дала тебе шанс.

Этот голос. Я его знала.

Кайо призраком появился из темноты, так неслышны были его шаги. Подошел, раздевая взглядом. И продолжил переводить:

— Госпожа обещала, что не тронет ни тебя, ни твоего ублюдка. Обещала забыть, что у её мужа был кто-то на стороне.

Мужа? Почему Артем не сказал, что женился? И почему Лючия появилась на шоу под руку с Виктором?

Догадка пришла внезапно. И оказалась такой невероятной, что я не выдержала — расхохоталась, да так, что живот заболел. Лючия думает, что я беременна от Виктора?

Она удивилась. Бесстрастная маска на мгновение исчезла, открывая растерянность и удивление. Но лишь на секунду. Все-таки Лючия хорошо владела собой. Одно слово, и моя голова дернулась от удара. А Кайо подул на руку — пощечина вышла неудачной, болезненной для обоих. Но главное — она помогла прекратить истерику и начать думать.

Первым порывом было объяснить, что Лючия ошибается и ребенок не от Виктора. Но осторожность заставила захлопнуть уже открытый рот: кто знает, почему Виктор скрыл правду. Возможно, это было единственным способом спасти меня от мести ревнивой жены. И, кстати, когда они успели пожениться? Я ведь заглянула в сеть. Там царила тишина, а такие браки не проходят бесследно. Значит, врет! Жених — еще не муж, уж я-то знала!

— Госпожа хочет знать, что смешного она сказала, — продолжал переводить Кайо.

— Какого черта ты творишь? — спросила не его — её.

Вместо ответа прилетела еще одна пощечина. И тут же последовало предупреждение:

— Будешь грубить, будет больно!

В руках Лючии появился хлыст. Она согнула его, проверяя гибкость и хлопнула по ладони.

Но смотрела я не на неё. Кайо замер. Он забыл, что должен переводить и не спускал взгляда с Лючии. Ноздри тонкого носа трепетали, словно в предвкушении, а руки сжались в кулаки.

Тут же вспомнились шрамы на плече Виктора. Неужели…

— Ты тоже? — спросила прямо.

Он не ответил. Кажется, даже не услышал. Зато услышала Лючия и резкий окрик привел мужчину в чувство. Лицо исказила паника, взгляд заметался — Кайо явно был в ужасе.

Наверное, мне нужно было бояться. Но страх отступил. Просто потому, что никак не могла поверить в реальность происходящего. Казалось, все это не со мной. Что сейчас распахнутся двери и ввалятся хохочущие Виктор и Артем.

Так было до момента, как Лючия величественно поднялась со своего трона и подошла поближе:

— Так зачем ты приехала?

Голос Кайо дрожал, но я перестала обращать на него внимание. Сейчас были только я. И Лючия. А еще — злость.

Она проснулась очень вовремя. Вплеснула в кровь порцию адреналина, заставила забыть про боль. А еще — напомнила про ребенка. Я и так паршивая мать, чуть не угробила малыша своей депрессией. Но он выживет. Назло всем Лючиям — выживет. Но о том, что Виктор — не его отец, я говорить не собиралась. Потому что не верила, что это поможет. Лючия или сумасшедшая, или одержимая. Такие люди ничего не слушают. Сами придумывают, сами верят и очень обижаются, если что-то идет не так.

Но времени на придумывания плана мне не дали. Взмах, и щеку обожгло резкой болью. Хлыст бьет сильнее, чем мужская рука.

— Это начало, — Лючия бесстрастна, а вот Кайо собой владел очень плохо. — Ты зря приехала.

— Я — подданная Российской Федерации! — попыталась протянуть время. — Меня будут искать.

— Не найдут, — Кайо тоже был в этом уверен. Он вообще оказался прекрасной лакмусовой бумажкой. Понять, чего ждать от Лючии, я не могла, а вот Кайо — знал. Считывать его было легко. Он боялся. До дрожи, до обморока. И восторгался.

— Так зачем ты приехала? — в тонких пальцах тускло сверкнул нож.

И я испугалась. Потому что вспомнила, как и что именно рассказывал о Лючии Виктор. Она не остановится.

— Боишься? — острое лезвие коснулось щеки, на миг охладив пылающую кожу. — Правильно.

Кайо переводил, как автомат. Но стоило Лючии подойти, словно ростом меньше стал, дай волю — свернется в комочек, стараясь стать совсем незаметным. Но стоило женской руке коснуться его волос — ожил. Потянулся, как щенок за лаской, только что хвостом не завилял. И тут же получил удар по губам:

— Я не разрешала!

О БДСМ я даже не читала. Знала только то, что рассказал Виктор. Но почему-то мне казалось, что то, что происходит — не ролевые игры.

— Какое стоп-слово? — не удержалась. И тут же поплатилась: новый удар хлыста рассек губу. Кровь побежала по подбородку, заляпала платье.

Лючия отступила, оберегая белый наряд. И повернулась к Кайо.

Короткая фраза, и он упал на колени. Прополз по полу, собирая на черные штаны цементную пыль. Камешки и какие-то мелкие предметы впивались в ноги, но он словно не замечал: все его внимание было отдано Лючии. Взгляд, полный обожания и восторга. Губы, шепчущие её имя, словно молитву.

Она протянула руку.

Мужчина, прежде скрывающийся в тени, вышел на свет. И я с трудом проглотила крик.

Одет он был в одни штаны. Босые ноги ступали по полу так, словно не было ни битого стекла, ни железок, ни каменной крошки. Но испугало меня не это. Плечи, грудь, спина, руки… Шрамов на них было больше, чем целой кожи. Даже на лице проступали тонкие ниточки. Симметричные, аккуратные — такие раны не получишь случайно.

Двумя руками, как величайшее сокровище, это мужчина нес изогнутый нож. Острый кончик хищно касался пальцев, казалось, вот-вот проткнет кожу. Опустившись на колени, шрамированный склонил голову, подавая Лючии оружие.

Та взяла его небрежно, словно брелок. И отбросила тот нож, которым до этого пуала меня:

— Посмотрим, насколько ты крепкая. С чего начать? Лицо? — острие коснулось неповрежденной щеки, — Глаз? — веко дернулось. — Или?

Послышался треск ткани. Сталь вспарывала ткань, словно мягкое масло. Лючия срезала с меня платье лоскут за лоскутом, и видно было, насколько нож привычен её рукам.

Наконец, я осталась в одном белье и чулках.

— Очаровательно, — перевел Кайо, стоило Лючии отступить, чтобы полюбоваться на дело рук своих.

Я стояла, распятая между двух шестов, открытая взглядам. Но стыда не чувствовала. Только обиду. И злость. А еще — толику злорадства. Потому что Кайо, только что с обожанием взиравший на свою богиню, теперь смотрел лишь на меня.

Лючие это тоже не понравилось. Окрик заставил Кайо вжаться в пол, и тут же на его спину опустился тонкий каблук с металлической набойке. Когда Лючия убрала ногу, на голубой футболке расплывалось темное пятно. А несчастный потянулся к туфлям, чтобы вытереть с них кровь.

— Теперь ты, — несмотря на наказание, голос Кайо остался ровным. — Знаешь, мне очень хочется посмотреть на твоего ублюдка. И я посмотрю. Только чуть позже. А может, и тебе это удастся.

— Зачем ты это делаешь? — вырвалось против воли. Я вдруг поняла, что это не ролевая игра. Лючия — не Госпожа. Она — самый настоящий садист и ей все равно, как, когда и кого мучить.

— Зачем? — ноженова коснулся щеки, скользнул ниже, вдоль шеи, вызывая озноб и остановился над ключицей. — Затем, что не люблю, когда отнимают мои игрушки. А тем более, — я почувствовала укол, — когда их присваивают.

— Что имеем не храним, потерявши плачем, — только и смогла выдавить онемевшими от страха губами.

Откуда во мне эта наглость? Почему хамлю той, от кого зависит моя жизнь? Я ничего не понимала и решила плыть по течению. Главное — протянуть время. Хотя в то, что Виктор или Артем успеют, уже не верила. Особенно в Виктора. Он явно дал понять, что я его не интересую.

— Ты зря приехала. — в который раз сообщила Лючия. — Я вед только решила, что все образовалось, что мой муж успокоился и забыл и о тебе, и о своем ублюдке… — Отойди о неё! — послышалось из темноты.

Голос эхом отразился от стен и я воспряла духом, решив, что вот оно — спасение. Но тут же сникла: кто знает, можно ли доверять Виктору.

— Почему я должна это делать? — Лючия развернулась к нему всем телом. Я не видела её взгляда, но то, как побледнел Виктор, было заметно даже при тусклом освещении.

— Потому что это не мой ребенок!

Хохот взвился к потолку, заполнил каждый уголок этого заброшенного здания. Лючия смеялась от души. А потом, резко посерьезнев, поинтересовалась:

— С чего я должна тебе верить?

— Ты знаешь — я не посмею обмануть тебя.

— Не знаю! — она подскочила к Виктору и звук пощечины заглушил остатки эха, что еще смеялось где-то в глубине дальних коридоров.

А Кайо продолжал переводить каждое слово. Его глаза горели восторгом.

Вместо ответа Виктор опустился на колени. Как в замедленной съемке.

— Умоляю, отпусти Еву. Это не мой ребенок, клянусь!

— Тогда ты и не должен беспокоиться. Не ты ли говорил, что тебе все равно на эту девку? А теперь примчался, как побитая шавка!

— Лючия! — Виктор схватил её за руки, не обращая внимания на нож. — Лючия, её будут искать. Я беспокоюсь только о тебе и прошу — прекрати! Если тебе нужно сорвать на ком-то злость — сорви её на мне. Но не бери греха на душу, не убивай нерожденного!

— Прочь! — злость уже не звенела — выплескивалась, как кипяток из слишком наполненного чайника. — Ты знаешь, я ненавижу, когда мне лгут. А ты лжешь! И она!

Я смотрела на острие ножа. Оно указывало прямо на меня.

На мой живот. Пришлось приложить немало усилий, чтобы не взвыть от страха.

А Виктор корчился у ног Лючии, получив в живот острым мыском туфли. И умолял её не останавливаться.

Отвращение поднялось тошнотворной волной. Видеть, как сильный мужчина унижается, умоляя о милости, оказалось противно. Тем более, что я знала его другим: сильным, уверенным в себе, заставляющим весь мир вертеться по своему желанию. Контраст был разительный.

Наконец, Лючии надоело пинаться. Щелчок пальцами, и шрамированный принес стул, поставил его прямо напротив меня. Лючия уселась и закинула ноги на спину подползшего Виктора.

— Значит, это не его ребенок?

Пожать плечами не получилось. Тело онемело и от боли я почти теряла сознание. Поэтому просто помотала головой:

— Он же сказал.

— Он много его говорит. Знаешь, когда Виктор удрал к тебе, в эту холодную, дикую Россию, мне было больно. Я не понимала, то сделала не так. Чем ты завлекла его, что он сбежал сразу после помолвки? И знаешь, что? — она вскочила. — Причина может быть только одна: ребенок. Поэтому я не верю. Ни ему, ни тебе.

Речитатив становился все быстрее и громче. И резко контрастировал с монотонным переводом Кайо. И злость казалась неиссякаемой.

Свист хлыста слился в длинный, монотонный звук. Кажется, я кричала. Или это Виктор? Он умолял Лючию, хватал её за руки, не вставая с колен, а потом просто встал между ней и мною, принимая на себя предназначенные мне удары. И это разозлило Лючию еще больше.

— Значит, ты тоже хочешь испытать боль? Раздевайся!

Виктор повиновался, не задумываясь. Я содрогнулась, разглядев на его теле новые шрамы. Они короткими росчерками пересекали поясницу, спускались на ягодицы… На прекрасные, крепкие ягодицы. И когда изогнутое жало полоснуло по коже,оставляя за собой кровавую полосу, я снова закричала.

— Тебе не нравится? — повернулась ко мне Лючия. — Слышишь, дорогой? Ей не нравится. А знаешь, у меня есть идея, как наказать вас обоих. Одновременно. Связать!

— Нет!

Виктор кричал и бился в захвате шрамированного, а Кайо старательно спутывал его ноги и руки, спеленывал, как младенца.

— Подвесь, — не оборачиваясь, велела Лючия. И я едва не потеряла сознание от ужаса: с потолка, визжа не смазанным механизмом, спускался закрепленный на цепи крюк.

На него накинули петлю, стягивающую руки Виктора. И скрытый под потолком барабан с надсадным скрипом стал выбирать цепь, вздергивая его повыше.

Это походило на фильм ужасов. Когда нет сил смотреть, но и оторваться невозможно. Когда закрываешь лицо руками, но продолжаешь подглядывать в щелку между пальцами.

Я не могла закрыть глаза. Смотрела, как поднимаются сначала руки, потом выпрямляется тело и Виктор вытягивается, чтобы удержаться на ногах, старается нащупать хоть какую-то опору. И когда пола касались только напряженные пальцы, послышалась команда:

— Стоп!

Напряженное тело выгнулось, когда Лючия коснулась ладонью груди, живота, пальцем провела вдоль не загоревшей полоски кожи — призрачной иллюзии плавок. Виктор словно сам напрашивался на ласку, тянулся за рукой, старался прижаться как можно сильнее. И не находил отклика — Лючия уже отстранилась.

От вида этой болезненной страсти стало не по себе.

— Тебе страшно?

Её голос прозвучал совсем близко, почти интимно. А потом сильные пальцы схватили меня за подбородок и заставили поднять голову. Длинные ноги впивались в кожу, но от этого становилось легче: острая боль заглушала другую, тягучую, ставшую уже привычной. И туман в голове немного рассеялся.

— Почему тебе страшно? — голос обволакивал, словно ласкал. И одновременно вызывал неприятие. Хотелось кричать, биться в путах, вырваться и бежать, бежать как можно дальше. Или напротив — затолкать все эти слова обратно ей в глотку. Потому что вид подвешенного Виктора причинял боль гораздо более сильную, чем затекшие конечности. Но видеть в его глазах желание было невыносимо.

Не отпуская подбородка, Лючия провела ножом по шее, сверху вниз. Острие неприятно царапало кожу, я прямо чувствовала как за ним остается тонкая полоса с мелкими бисеренками крови. Лезвие остановилось ровно возле перемычки, соединяющей чашечки бюстгалтера. А Лючия повернулась к Виктору:

— Хочешь увидеть её грудь? Наверное, она красивая… Упругая… Молодая…

— Не трогай её! — то ли вскрик, то ли всхлип.

— Почему? — удивилась Лючия. — Ты же сам просил о наказании. Или я ошиблась?

— Нет. моя Госпожа… — бледные губы едва двигались. Хотелось прижаться к ним, согреть поцелуем. Он пришел сюда ради меня. Он висит сейчас на этом треклятом крюке — из-за меня. Мой Виктор…

— Почему ты исчез? — решила наплевать на присутствие Лючии. Мне нужно было это знать! Немедленно! Сейчас! — Виктор! Не молчи! Ответь!

— А сама не догадалась? Я думал, ты умнее! Приперлась на мою голову!

Крик, полный даже не злости — злобы. И издевательский женский смех.

— Девочка, он уехал, потому что я ему велела уехать. Ты невнимательна, иначе бы запомнила, что я не люблю, когда трогают мои игрушки. Кайо! Она тебе нравится?

Он тут же замолчал. А потом прошептал что-то, отчего Лючия развеселилась.

— Он говорит, что не нравишься!

Кайо перевел не сразу, Лючие пришлось ткнуть его ногой под ребра. Монотонно донося до меня слова своей госпожи, он стягивал футболку, торопясь, путаясь в тянущейся ткани. На спине, в окружении венчика застывшей крови темнел четкий след о каблука. Но Лючия не смотрела. Просто взмахнула рукой, добавляя длинный росчерк. Кайо вздрогнул, но не произнес ни звука. Пока не пришлось переводить снова:

— Виктор, ты мне так и не ответил: ты хочешь снова увидеть грудь своей возлюбленной?

— У меня нет иной возлюбленной, кроме Госпожи.

— Да ладно?

Я вздрогнула, когда разрезанный лифчик отлетел в сторону. Я уже не чувствовала даже холода. Только прикосновение острой стали. И когда она, царапая, обвела вокруг соска, забыла даже дрожать.

— Почти идеальная форма! — восхитилась Лючия. — Дорогой, как думаешь, а ели… — Нажим стал сильнее.

— Не трогай её! Умоляю!

Виктор бился в путах, отчего крюк раскачивался все сильнее. Голос охрип открика, а рядом монотонно звучал перевод.

— Бедный, бедный мой Виктор, — вздохнула Лючия и оставила меня в покое. — Ты сам не знаешь, чего хочешь!

Нож поднимался медленно, очень медленно. А потом с усилием пополз по коже, прямо по татуировкам на плече.

— Она мне не нравится. Ты испортил мою работу! А я так старалась!

Одно дело мелкие порезы. Но видеть, как с живого человека срезают кусок кожи… Я уже молилась о том. чтобы потерять сознание, ослепнуть, умереть, потому что то, что творила Лючия не лезло ни в какие ворота.

— Ты… психопатка!

— Разве?

— Маньячка!

Нож со звоном упал на пол. Она проводила его взглядом:

— Ну вот. теперь снова точить придется. Ты понимаешь, что натворила?

— Госпожа, НЕТ! — взвыл Виктор, когда Лючия сделала шаг ко мне.

Она не обратила не него внимания:

— При падении нож затупился. Возможно, даже погнулось острие. А ты знаешь, как это опасно — играть с плохо заточенными ножами? Они могут порезать против моего желания. Например, когда я прикоснусь здесь, — палец коснулся шеи, где билась жилка, — или здесь, — двинулся ниже, провел по животу, по тонкой ткани трусиков, отчего стало жарко, несмотря на одуряющий холод и остановился на бедре.

— Как думаешь, что будет, если проткнуть вот здесь?

— Лючия, отойди от неё! — паника в голосе Виктора бросала то в жар, то в холод. Но глаза… глаза пылали страстью.

— Ты ревнуешь? — улыбку Лючии можно было назвать милой. — Какой…

Смотреть, как Виктор тает от ей прикосновений не было сил. А потом Лючия взялась за хлыст.

Красные рубцы вздувались на спине и боках. Виктор сначала просто вздрагивал, а потом сквозь плотно сжатые губы стали прорываться стоны. Все громче и громче… и вдруг я понял, что они — не от боли.

— Хороший мальчик, — кусочек черной кожи на кончике хлыста огладил истрезанную кожу, — хороший. Но… еще рано. Подожди.

Хотело закрыть уши, чтобы не слышать этот змеиный шепот. Закричать, чтобы заглушить. Но на меня словно парализовало. А вот на мужчин голос Лючии действовал, как дудка гамельского крысолова: они подались вперед, а на лицах проступали восторг, восхищение и… предвкушение? У Кайо даже голос изменился. Из монотонно-механического превратился в живой, горячий, страстный.

— Да, еще рано, — продолжала шептать Лючия. — Я хочу услышать, как ты кричишь.

— Я буду кричать так, как желает моя Госпожа…

— Конечно, будешь, — она хлопнула его по заду ладонью. После хлыста это казалось почти лаской. — Только… я подарю тебе новые ощущения. Ты хочешь?

— Да!

Он выдохнул ей прямо в губы, словно перед поцелуем. И Лючия расцвела, как обычная женщина, получившая комплимент от любимого человека.

— Я постараюсь, милый. Мой будущий муж останется доволен своей невестой!

Шрамированный словно мысли читал. Лючия еще только поворачивалась ко мне, а он уже подавал развернутый чехол, в котором, как ручки в пенале, крепились ножи. Был выбран один, с закругленным лезвием. Он чем-то напоминал столовый.

— Свечу!

— Лючия, пожалуйста! Не трогай её!

— Милый, ты же хотел новых ощущений. Я не могу тебя подвести!

— Пожалуйста! Пожалуйста, — повторял Виктор, как заведенный. И смотрел прямо на меня.

Хотелось спрятаться от этого застывшего взгляда. И не смотреть, как приближается трепещущий огонек.

Его жар опалил замерзшую кожу и показался нестерпимым в этом холоде.

— Тебе же нравятся любовные игры? — поинтересовалась Лючия. — Они всем нравятся. Скажи, а на том острове… вы пробовали это?

Горячий воск капнул на грудь. Прямо на сосок. И тут же застыл уродливой кляксой.

— А вот так?

Капли превратились в тонкий ручеек. Лючия водила рукой, создавая из него узоры, похожие на морозные узоры на окнах. Такие обжигающие снежинки. Они покрывали плечи, грудь, живот… Несколько капель упало на ноги, расплавив капрон чулок. Удержать крик было почти невозможно и я всхлипнула. Я смотрела в полные ужаса глаза Виктора и заставляла себя терпеть. Потому что по щекам любимого мужчины текли слезы. А губы продолжали шептать:

— Пожалуйста! Умоляю!

— Нравится? — вопрос, заданный нам обоим. Но сил ответить не было и я просто висела на перекладине. Рук и ног давно не чувствовала и в сознании оставлась только благодаря силе воли.

Скользнуть в тьму беспамятства казалось заманчивым. Но тогда я могла упустить шанс вырваться из этого пыточного зала, сбежать, спастись… И спасти Виктора.

— Не слышу! — повысила голос Лючия.

— Не надо! Умоляю! Не надо!

Виктор рыдал в голос. Я не понимала — почему. Конечно, нож — это страшно, а горячий воск — больно. Но не смертельно. Пока Лючия не делала ничего, способного навредить по настоящему. Несколько ожогов и порезов не в счет. Они затянутся. И если повезет, не останется даже шрамов.

— Милы, ты сам не знаешь, чего хочешь, — повторила Лючия. И её голос снова ласкал, обволакивал, манил.

И вызывал ярость.

— Отойди от него! — не выдержала я.

То, что её руки ласкали обнаженное тело, я еще могла вынести. Но взгляд Виктора менялся. Кроме слез и боли там полыхало желание. И оно же горело в паху.

— Ты хочешь меня! — умилилась Лючия, не обратив на крик внимания. — Хочешь доставить мне удовольствие?

Её пальцы по хозяйски обхватили член, бережно коснулись головки. Виктор выгнулся и застонал не в силах сдержаться.

— Ты хочешь?

— Да!

— Но тебе придется подождать — я еще не готова. Да и ты пока не сдержал обещания: я не слышала твоих криков!

— Не надо, — молил Виктор и одновременно тянулся к ней всем телом. — Не трогай её! Зачем тебе Ева? Ведь у тебя есть я, твоя личная, персональная шлюха!

— Увы, уже не персональная! — палец указал на меня. — Но я исправлю эту оплошность. Я же еще тогда сказала, что ты — только мой.

Нож из рук она так и не выпустила. И теперь аккуратно соскребала им воск с моего тела.

— Теперь понимаешь разницу между тупым и острым? Сейчас увидишь еще больше!

Тонкий, похожий на шило ножик сменил «столовый». И улыбка Лючии превратилась в оскал.

Я обещала себе молчать. Клялась. Но не сдержала клятвы. Как молчать, когда с тебя срезают куски кожи?

Нож вонзался глубоко и Лючии приходилось приложить усилие, чтобы продвинуть его хотя бы не несколько сантиметров. Первые минуты я крепилась, потом не сдержала стон. И вскоре уже выла но одной ноте, терея разум. И слышала, как кричит Виктор, как умоляет прекратить. Но каждая его просьба вызывала лишь очередной виток боли.

— Я обещала, что ты увидишь своего ублюдка. И папочка посмотрит!

— Нет, пожалуйста, нет!

Я была готова умолять. Ползать в ногах. Соглашаться на что угодно. Лишь бы она не трогала мое дитя.

— Лючия! Я же уже сказал, что это не мой ребенок! — Виктор задыхался. Порезы открылись и свежая кровь смешивалась с подсохшей. — Лючия!

— Мне уже все равно! Эта девка соблазнила тебя! Она приперлась за тобой, хотя я обещала оставить её в покое!

Лючия визжала. Белый костюм побурел от крови и грязи, волосы растрепались. Она казалась ведьмой, чем-то потусторонним. Кем угодно, но не человеком.

— Умоляю! — и я задохнулась от боли внизу живота.

По ногам потекло горячее. Виктор взвыл, а я боялась посмотреть вниз. Но боль становилась нетерпимой и я не удержалась.

Кровь. Она текла по бедрам, пропитывала остатки чулок, собиралась тяжелыми шариками на полу, смешиваясь с пылью и тут же высыхая. И каждая капля уносила часть меня.

Голова закружилась и я перестала понимать, что происходит. Звуки стали глухими, словно в уши напихали плотной ваты. И движения… Все вокруг двигались медленно, как в толще воды.

Я видела ухмылку Лючии. Как кидаются к ней шрамированный и Кайо, как помогают скинуть жакет и брюки. Как она пинает их за то, что те умудрялись коснуться губами ног и живота.

Видела, как мешком падает на пол освобожденный из пут Виктор. И видела, как устремляется вверх член, полный желания.

Стоны и вскрики доносили как из под воды. Довольное лицо Лючии, счастливое — Виктора. И — полные зависти глаза двух других мужчин. Их интересовала только Лючия, я была лишь мебелью.

Но сейчас это не радовало. Эмоции пропали. Я только смотрела на совокупляющихся на полу мужчину и женщину. И понимала, что это последнее, что я вижу в своей жизни.

Но, теряя сознание заметила яркий квадрат дверного проема — кто-то распахнул дверь, и дикий крик штопором ввинтился в уши:

— Ева!

Монотонное пиканье ввинчивалось в мозг, не давая нырнуть обратно в пустоту. Там не было боли. Там было спокойно и тихо. А меня туда не пускали!

Раздражение заставило открыть глаза.

Белый потолок. Матовый шар лампы. И это назойливое пиканье! Хотелось закрыть уши, закрыть газа и чтобы никто не беспокоил.

Но попытки пошевелиться закончились вспышкой боли. Алой, как тропический цветок.

Кто-то вскрикнул. Послышались голоса. Я не понимала ни слова. А потом…

— Ева! Евочка!

Голос был знаком. Что-то из прошлого. Но что?

Я не могла вспомнить. А голос все звал и звал. Мешал. Не давал уснуть. А в довершении всего кто-то прикоснулся к руке.

И это оказалось так больно, что я закричала.

И вспомнила.

Два тела, что сплелись в угаре первобытной похоти. Стоны. Крики. И кровь, стекающая по бедрам.

— Ребенок!

— Тише!

Сильные руки не давали встать. Я кричала, пыталась вырваться, дралась. Кулакам стало больно — видимо, я даже куда-то попала. Но хватка не ослабевала. А потом я почувствовала укол.

Но легче не стало.

— Мой ребенок!

— С ним все хорошо, все хорошо, тише! Успокойся!

Кто-то гладил меня по спине, по голове. И постепенно я поняла смысл того, что мне говорили.

— Ребенок? — спросила еще раз, глотая слезы.

И послушно улеглась обратно.

— С ним все в порядке. Мы успели вовремя.

Артем выглядел ужасно. Худой, с синяком под глазом, из-под белого халата, накинутого на плечи, выглядывал ворот растянутой футболки. А под глазом расползался чернотой синяк.

И это настолько не вязалась с реальностью, что я на миг забыла обо всем.

— Мы успели вовремя, его спасли, — Артем говорил быстро, словно боялся, что не успеет сказать.

— Он жив? — руки прижались к животу. Кажется, это единственное место, которое не болело. — Аты?

— Я тоже жив, — усмехнулся Артем.

— Разве?

— Видела бы ты себя! — он с готовностью рассмеялся, словно сбросил с плеч тяжелый груз. — Немощь бледная!

Ответить я не успела: палату превратилась в проходной двор.

Какие-то люди в белых халатах крутил меня, вертели, осматривали со всех сторон, спрашивали… Я не понимала ни слова, и Артем переводил. На английский, насколько я могла понять.

— Где я? — поинтересовалась шепотом. — Ты меня в Англию притащил?

— Ты была нетранспортабельна, так что прости, это все еще Испания. Виктор настоял на этой на этой больнице, всех на уши поднял, он…

Я отвернулась. Слышать о нем не хотелось.

Но и от той боли, что выматывала меня дома, не осталось и следа. Её сменила другая, больше похожая на грусть.

— Это ты меня вытащил? — перевела тему.

— Да. Когда ты исчезла, я подумал, что вернулась домой. Хорошо, догадался позвонить. Хозяйка сказала, что тебя нет. Ну, я и всполошился. Виктор, — он запнулся, — понял, что что-то не так. И как с ума сошел. Твердил что-то про месть, про Лючию, про опасность. Потом велел ехать в полицию, дал несколько адресов и тоже… исчез. Сказал только, что попытается протянуть время. Я потом уже узнал, что он испугался, когда понял, что Лючия ушла примерно в это же время.

— А она…

— Под стражей. Её пытались освободить под залог, но ты иностранная подданная, да еще Виктор выступил на стороне обвинения. В общем, не получилось у её адвокатов. Хотя сумму предлагали огромную.

— Подожди, я не понимаю, — виски ломило и легкий массаж не помогал. — Можешь объяснить еще раз?

— Сейчас готовится медицинское освидетельствование Лючии. Но знаешь, в любом случае, то, что она творила… это сродни колдовству. Мужчины, которых она хотела, просто теряли голову. Ради одного её взгляда готовы были на все. Знаешь, они объясняли это БДСМ. Но поверь, это обыкновенный садизм. И мужчины оказались от неё зависимы психологически. Даже Виктор. К счастью, он нашел в себе силы… выступить против.

— Как он?

Я начинала понимать, что он тогда тянул время. Оттягивал ярость обезумевшей садистки от меня, подставляя собственное тело. Но не испытывала ничего кроме благодарности. А перед глазами стояла Лючия и взгляд, каким на неё смотрел Виктор.

— Они сейчас проходят курс психологического лечения. Знаешь, Виктор его, оказывается, уже проходил. И даже почти вылечился. Сбежал. Ева. я не знал, что он у тебя прятался! Честно! Иначе бы вел себя по другому. Дурак.

Последнее слово пробормотал, оно явно не предназначалось для моих ушей.

А я все не могла избавиться от наваждения. Вздохи, стоны… и неприкрытое обожание.

— Знаешь, не видно было, что он мучился.

Артем кивнул:

— Да, он наслаждался. Виктор попал к Лючии еще подростком. Она и вырастила его… как хотела. Знаешь, на самом деле деньги решают почти все. Даже в случае с ним — решили. Стоило пообещать отцу мальчика взять его в мужья и сделать наследником состояния.

— Бедняжка! Как он страдал.

Съязвить не получилось. Потому что память тут же напомнила еще одну картинку: кусок кожи с татуировкой. И нож, прорезающий её «до мяса».

— Потому и сбежал. Но эта сволочь его нашла. И знаешь, как? Через общих знакомых! Пообещала хорошие деньги, и его сдали. Причем тот, кого Виктор считал другом. Программист.

Сердце ухнуло как в бездонную яму.

— Тот, что делал мне сайт?

— Он самый. В общем, Виктор тебе не расскажет, но его шантажировали тобой. Лючия сказала, что разрежет на кусочки и скормит бродячим собакам. Или медведю в зоопарке. У Виктора не было причин не верить, поэтому он бросил все и вернулся. А я, придурок… Не надо было везти тебя к нему. Понадеялся, что поговорите и ты оклеймаешься. Прости.

— Я понимаю. Артем, я же умирала тогда. Если бы не ты…

— Никогда себе не прощу, — вдруг всхлипнул он. — Я ведь… А, ладно!

От резкого разворота полы халата взметнулись. А я не могла понять, что случилось. Пазл сложился, но поведение Артема оставалось загадкой.

Происшествие вызвало скандал. Целых две недели все газеты и новости пестрели различными интерпретациями. Репортеры рвались в больницу, чтобы взять интервью. А мне хотелось покоя.

Постепенно я приходила в норму. Вставать врачи не разрешали и передвигаться приходилось в коляске. Артем почти прописался в больнице, а на вопросы о туре отмахивался:

— Какие танцы, когда ты тут… в таком состоянии!

Я слишком хорошо его знала, чтобы не заволноваться. Артем скрывал, но я видела, как он то и дело бросает быстрые взгляды на телефон, или постоянно лезет за ним карман. Как лихорадочно хватает трубку или напротив, раздраженно отключает аккумулятор. Он очень переживал за шоу. Но почему-то решил отказаться от него ради меня.

— Зачем? Я уже в порядке.

— Затем, что я с ума сойду, если не дай бог что. Ева, ты не понимаешь. Один раз я тебя уже потерял, причем по собственной глупости. Второго раза не будет!

И он заваливал палату цветами и фруктами, а к любым несанкционированным букетам относился настороженно, словно они были пропитаны ядом.

И когда медсестра внесла охапку зелени, среди которой притаились хрупкие бутоны гибискуса, разозлился не на шутку.

— Я же велел ему…

Мне не надо было спрашивать или искать в букете визитку. Такие цветы мог прислать только один человек.

— Позови его!

— Что? — осекся Артем. — Зачем?

— Потому что нам нужно поговорить. И кое-что выяснить. Очень тебя прошу — дай мне это сделать. И не мешай.

Он нашел в себе силы не хлопнуть дверью. А вскоре в палату вошел Виктор.

Выглядел он неплохо. Длинные рукава рубашки скрывали порезы, а синяки уже рссосались. Это я выглядела, как ведьма-алкоголичка, со свей рассеченной щекой. Даже к зеркалу боялась подходить. И теперь прекрасно понимала, почему Виктор старается смотреть в сторону.

— Что, так страшно?

— Что? — он вздрогнул, будто я его плетью обожгла.

— Говорю, страшная такая, что видеть не хочешь.

— Нет. — он все-таки повернул голову. — Ева, мне просто стыдно.

Вот так просто. «Стыдно». Одного слова хватило, чтобы объясниться.

— Прости. Я знаю, что не должен был, что не имею права тебя тревожить, что должен исчезнуть из твоей жизни навсегда. Но не могу! Не могу вот так, не объяснившись.

— Артем уже все рассказал. Спасибо, что пытался потянуть время.

И мы оба замолчали. Виктор снова смотрел куда-то в стену за моей спиной.

— Я думал, что умру, когда она написала. А потом и позвонила. Знаю, что должен был оставить хотя бы записку, но… не посмел. Лючия страшная женщина. Она бы нашла способ отомстить.

— Я знаю. Теперь — знаю.

— С твоим ребенком все хорошо? Врачи говорят, что тебя вовремя привезли.

— Да, спасибо. Только вот шрам останется… — я коснулась лица.

— Сделаешь пластику. Я оплачу…

— Да ладно, чай, не нищая. Только вот светить такой рожей на выставке как-то… стыдно. Это ведь мужчин шрамы украшают.

Виктор опустился рядом с креслом на колени. Его руки были горячими. А губы, которыми он коснулся моих ладоней — сухими.

— Прости. Тысячу раз — прости.

Вздохи. Лючия, оседлавшая мужские бедра…

Я отстранилась. От отступил без возражений. Только в глазах застыла тоска.

— Надеюсь, она не выйдет. Я все для этого сделаю, — Виктор поднялся. — Прощай.

Я долго смотрела на закрывшуюся дверь и понимала: больше я его не увижу.

Но вместо сожаления накатило облегчение, с души словно тяжелый камень свалился.

— Артем? — знала, что он там. в коридоре, ждет. — Увези меня домой, а? У меня дел много. Да и у тебя тоже.

Он присел передо мной на корточки. И улыбнулся. Счастливо, как ребенок:

— Ты — главное мое дело. Ты, и он, — ладонь мягко легла мне на живот. — И не беспокойся, я сумел договориться о задержке тура. У нас есть пара недель. Твоя выставка не пострадает.

Он сдержал слово. Дома поднялась настоящая буря, но её стержнем оказалась не я. Отголосок скандала докатился и до нашего города, репортеры жаждали эксклюзивного интервью, приглашали в ток-шоу. Отказы их не смущали. Наконец, Артем договорился о пресс-конференции.

— Ева, нам нужно выдержать один час. Попробуем свести разговор к предстоящей выставке, это будет хорошая реклама.

Но вопросы касались только Лючии, Виктора и моего неродившегося пока ребенка.

Я отвечала, стараясь придерживаться официальной версии. Но репортеры становились все настойчивее, и Артем взорвался:

— Я хочу сделать заявление!

В зале воцарилась тишина. Журналисты замерли, вытянув руки с диктофонами. И только щелчки фотокамер напоминали, что мы не в музее восковых фигур.

— Я официально заявляю, что Ева ждет ребенка от меня. Виктор для неё — только друг, не более.

— Вы собираетесь пожениться? — выкрикнула затянутая в строгий офисный костюм девушка. Казалось, стекла её очков блестят от любопытства, а не от многочисленных ламп.

— Разумеется!

От такого поворота онемела даже я. А Артем достал из кармана атласную коробочку и, выйдя из-за стола, опустился на одно колено:

— Ева, ты выйдешь за меня?

Мир перестал существовать. И все встало на свои места. Та тоска по Виктору, боль одиночества — это было всего лишь попыткой заглушить пустоту, оставшуюся поле расставания с Артемом. Но суррогату никогда не заменить оригинал, теперь я это понимала.

В этот день дверь не закрывалась и звонок удивил.

— Я посмотрю, — подскочила Маша.

Я кивнула — принимать гостей в нижнем белье и чулках как-то… странно.

— Вот и все! — парикмахер воткнула в волосы последний цветок. Один из той коллекции, что произвела фуррор всего несколько недель назад. Все поделки ушли в течении нескольких дней, но с этим гибискусом я не смогла расстаться. Казалось, он хранит эхо воспоминаний: аромат моря, вкус солнца, тепло нагретой травы. И наряд я выбирала под него, наотрез отказавшись от подвенечного платья и фаты:

— Ну куда с пузом?

Но и скромницей представляться не стала. Гулять, так гулять!

Изумрудное платье «в пол» не скрывало заметно округлившийся животик: малыш развивался, как положено. А чтобы мы с ним не замерзли, к наряду полагалось манто на тон светлее. И алые туфли. Наряд пока ждал на вешалке, но я уже предвкушала свое эффектное в нем появление.

— Тебе посылка! — Маша водрузила на стол коробку размером с толстую книгу. — Открывай!

Я осмотрела упаковку. Ни малейшего намека на отправителя. В животе появилось чувство опасности.

— Может, не надо?

Вместо ответа Маша сорвала обертку.

В коробке, наполненной разноцветной упаковочной стружкой, лежала еще одна коробочка. На бледно-зеленом фоне расцветал алый гибискус и золотая вязь букв походила на тонкую лиану.

— «Прощальный поцелуй», — перевела Маша. — От кого это?

Я достала флакон. Простые, лаконичные формы и алая с золотом крышечка в виде бутона.

«Масло гибискуса обладает интересным свойством», — зазвучал в голове голос Виктора. — «Свежее, оно не имеет запаха. Но со временем обретает неповторимый аромат. В этом оно походит на самых прекрасных женщин: их тоже нелегко рассмотреть под маской повседневности. Зато тот. кто сумел то сделать, навеки становится их рабом».

— Не важно. — откупорила флакон и коснулась пробкой запястья и ложбинки у основания шеи. — Главное, что от всего сердца.