Арзамас-городок

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ОТВЕТ НА ВЫЗОВ

Историк В. О. Ключевский как-то подсчитал, что великорусская народность в период 1228–1462 годов, в то время, как она формировалась, вела 160 внешних войн.

Русских постоянно теснил Запад в стремлении отобрать исконные　славянские земли. В этих условиях русичи невольно в плане своих главных будущих интересов обращали свое внимание на Восток.

Давным-давно они сведали о Волге. Да и как было не знать ее,　великую реку, когда на верхней части ее издревле обитали кривичи, а на Оке селились вятичи. Уже в 961–969 годах по Волге до Каспия　проплыли судовые дружины киевского князя Святослава, а в 1120 году князя Владимира.

В XII–XIII веках в пределах Средней и Нижней Волги у болгар и хазар обжилось немало славян. Великий волжский путь все больше влечет к себе русских первопроходцев, они скоро осознали, что устье реки Оки — это то самое место, откуда можно и должно протянуть руку к　местным народам.

Первые насельники из славян осели в начале XII века в местах будущего Городецкого уезда.

Владимиро-Суздальская Русь объявляется на востоке городом Владимиром, Боголюбовым, Стародубом, Ярополчем, Гороховцем…

В середине ХII века неподалеку от устья Оки возникает Городец-Радилов, созданный как фортпост на Волге для сопротивления волжским болгарам.

Волжская Болгария к этому времени стала сильным государством, она поставила в вассальную зависимость все народы Поволжья и наступала на русские земли.

Русские достойно отвечали. Андрей Боголюбский в 1164 году уничтожил ряд болгарских городков на территории Средней Волги. Далее поход на болгар предпринял зимой 1172 года князь Мстислав. В устье Оки собирались «судовые рати» русских против болгар в 1186 и 1205 годах. Но только в 1219 году наступил перелом в пользу русских, когда объединенные дружины владимирские, ростовские, переяславльские и муромские спустились на судах вниз по Волге и разгромили один из крупных болгарских городов Ошел.

Болгары согласились на значительные земельные уступки русским в 1220 году. К Владимиро-Суздальскому княжеству отошли земли Волжско-Окского и Сурско-Пьянского междуречья.

В следующем 1221 году князь Юрий Всеволодович, племянник Боголюбского, основал в устье Оки Нижний Новгород, укрепил его валом, выстроил церковь во имя архангела Михаила, собор во имя Спаса и монастырь за городом во имя Богородицы.

Нижнему Новгороду сама судьба определила стать ключом от Оки и Волги. К исходу XIII века он числился третьим городом во Владимиро-Суздальской Руси. Непрерывно росло число его жителей. Ремесленники, купцы, речники, рыболовы — все находили дело в новоявленном городе.

Недолго шла спокойная жизнь. На Русь нанесло с востока беду. Незнаемые прежде монголо-татары хлынули на приволжские земли. В 1236 году рухнуло государство волжских болгар, затем полчища врагов налетели на Рязань, Москву, Суздаль, Владимир. Зимой 1238 года пал Волжский Городец, на следующий год Муром. В 1239 году возможное взятие Нижнего и разорение татарами его окрестностей.

Около этого времени из Владимиро-Суздальского княжества выделилось удельное Суздальское с пригородами Нижним Новгородом и Городцом.

Пограничный город жил крайне напряженно. В 1256 году в нем произошел совет русских князей, обговаривались способы борьбы против захватчиков. В 1263 году на обратном пути из Золотой Орды в Городце остановился князь Александр Невский. Больной, он и умер тут 14 ноября 1263 года.

Около 1264 года из Суздальского образовалось Городецкое княжество с пригородом Нижним Новгородом.

В 1341 году возникает Суздальско-Нижегородское княжество со столицей в Нижнем Новгороде. Его владения на востоке проходили по реке Суре, на юго-востоке по реке Пьяне и Сереже, на западе по правобережью Оки до Мурома. На севере княжество обрезалось по Унже-реке. Одно время Вятская земля тоже входила в состав нового русского княжества.

Впоследствии, несмотря на борьбу князей за власть над Нижним Новгородом, монголо-татарское засилье, город на восточном порубежье быстро рос, укреплялась его экономика. На нижегородских землях оседают званые и добровольные поселенцы со всех концов Руси, распахиваются земли, там и тут появляются новые села и деревни.

Первостепенное значение в жизни Нижнего Новгорода занимала трудовая Волга, крупная торговля со Средней Азией, Ираном, Закавказьем.

В седую старину коренным населением Поволжского края были угро-финские народы — мордва, марийцы и исчезнувшее со временем племя мурома. Эти угро-финские народы когда-то широко расселились в Среднем Поволжье, нижегородских и пензенских　пределах, северной части нынешней Мордовской республики, Тамбовской области.

Мордва разделялась на несколько ветвей. Главная — эрзяне или эрзя жили в границах нынешнего Арзамасского, Лукояновского, Ардатовского, Сергачского и Княгининского районов. В прежней Казанской губернии жило небольшое мордовское племя каратаев. Близ устья Оки и Волги обитало племя терюхан, а мокшане жили и живут по реке Мокше.

О мордве, как о народе, известно издревле. Еще византийский император Константин Порфироносный (905–959 г.г.) писал о стране Мордии, что находилась между землей печенегов, славян и волжских болгар.

Арабский путешественник X века, побывавший у волжских болгар, Ибн-Даста сообщает в своей работе «Книге драгоценных сокровищ»: «булгар граничит со страною буртас — мордва».

Путешествующий Иорнанд назвал мордву «миролюбивым племенем». Интересные сведения о мордве оставил голландский монах и путешественник Вильгельм де Рубрук в своей книге «Путешествие в восточные страны… в лето благости 1253-е». Он вспоминал: «Эта страна за Танаидом — за Доном очень красива, имеет реки и леса. Живут два рода людей именем моксель, не имеющих никакого закона, чистые язычники. Города у них нет, а живут они в маленьких хижинах в лесах… В изобилии у них имеются свиньи, мед и воск, драгоценные меха и соколы. Среди них живут другие, именуемые мордас — мордва и они сарацины. За ними находится Этилия — Волга».

Ученый Гербенштейн, а он посетил Россию в 1516–1526 годах, говорит о мордве, как о народе независимом, имеющем постоянные жилища, отличных стрелках из лука.

Первый русский летописец Нестор-Печерский тоже упоминает среди других племен о мордве, жившей на землях между Окой, Волгой и Сурой. Тут жили эрзяне.

Глубокое по своей научной основе описание жизни и быта мордвы сделал нижегородский писатель П. И. Мельников (Андрей Печерский) в работе «Очерки мордвы», опубликованной в середине прошлого века.

Языческая мордва… Она не имела идолов или каких-либо иных изображений божества. У нее отсутствовали храмы, местом молений служили заповедные рощи, поля, кладбища. Мордва верила в верховного бога, от которого зависел весь видимый и невидимый мир. Называли его эрзяне, терюхане и каратам — Пас, или Чам-пас, мокшане — Шкай. Кроме единого бога мордва признавала созданных ее богатым воображением добрых и злых духов. Управлялась мордва прявтами — князьками и старшинами, долгое время она находилась в зависимости от сильного волжского государства — Великого Болгара.

Плодородные нивы, богатые зверем леса с бобровыми гонами, бортными ухожеями, ягодными местами, рыбное изобилие в реках и озерах, тучные сенокосы — всем добрым полнилась мордовская земля с незапамятных времен. Многие годы мирно подселялись и жили среди мордвы русские, приносившие в быт соседей более высокую материальную культуру, эффективные приемы земледелия и животноводства.

Вассальная зависимость мордвы от болгар сменилась жестоким, кровавым диктатом монголо-татар, хлынувших с востока в Поволжье и далее на Русь.

Во время владычества угнетателей мордва по-прежнему занималась звероловством в своих лесах, хлебопашеством и бортевым пчеловодством, но теперь мордве пришлось служить в войсках ханов и платить тяжелую дань звериными шкурами, медом, а также соколами и кречетами для охоты татарских владык.

Выпало мордве терпеть и худшее. Так, в 1288 году сын Темира князь Елартей опустошил мордовскую землю.

К началу XIII века в самой мордве то и дело происходила открытая борьба за власть родовой знати. Князь Пургас, что владел землями к югу от реки Пьяны, воевал с Пуресом, который держал контроль над территорией от Пьяны до Волги.

Истощала свои силы мордва и в набегах с тем же Пургасом на Нижний Новгород. Налет на русскую крепость состоялся в 1229 году.

Русским в очередной раз в жестокой сече пришлось обретать право на существование. Юрий Всеволодович в союзе с отрядом мордвы под предводительством Пурейши — противником Пургаса, сделал ответный набег на врага своего союзника. Еще один поход предпринял князь Юрий зимой 1232 года. Его сын «пожгоша села их, побиша много».

В 1366 году Булат-Темир громит арзамасскую мордву. И снова остатки ее под нажимом татар выступают против русских.

В 1378-79 годах князь Борис Городецкий оружием «вразумлял» мордву и ее деспотичных степняков.

Поистине трагическими выпали для мордвы XIII–XIV века, как впрочем и для всех народов Среднего Поволжья.

Из неведомых глубин азиатских просторов вдруг ураганно хлынули монголо-татары. Жестокие полчища Чингизхана в XIII веке захватили Китай, Среднюю Азию, Закавказье и временно Грузию. Современный историк пишет:

«Ни в одном из советских источников не сказано о политическом　альянсе папы римского Гонория Третьего и французского короля Людовика Святого с Чингизханом, чьи орды они с помощью посланных военспецов сделали самым современным по тому времени войском, пообещав ему во владение Русь и центральную славянскую Европу за возможность уничтожения православия и окатоличивания всего Евразийского материка, выговорив себе во владение лишь богатые Псковско-Новгородские земли».

Не встречая крепкого отпора, эти полчища появились в Причерноморье на земле половцев. Половцы позвали русские дружины на оборону своих владений. Но 31 мая 1223 года восточные захватчики разбили у реки Калки соединенные отряды половцев и русских. Так над славянскими землями огневым пожарищем нависла беда страшного порабощения.

Русские вправе были ожидать определенной поддержки со стороны благородных рыцарей европейских стран, но напрасно. Едва Батый начал жечь русские земли и истреблять русских, как папа римский объявил крестовый поход против «русских схизматиков», чтобы оружием загнать православных в католичество. Однако бесславно пали эти честолюбивые надежды римского владыки. Разбитыми оказались шведские крестоносцы и их финские союзники новгородским князем Александром Ярославовичем на реке Неве в 1240 году. Вскоре ливонские немцы напали на Псковскую землю. Александр Невский выгнал немцев из Пскова и учинил псам-рыцарям «Ледовое побоище» в 1242 году. Выгнал затем князь в 1245 году и литовцев с русских земель. Новгородцы и псковичи нанесли им полное поражение у Раковора в 1268 году.

Риму неймется. Советником Батыя совсем не случайно стал рыцарь Альфред фон Штумпенхаузен. В 1245 году в Великую Монголию ездил посланец папы Иннокентия IV к Великому хану Иоанн де Плано Карпини. Побывал у хана Менгу и голландский монах Рюисброк, посланный французским королем Людовиком IX. В 1255 году папа Александр подталкивает «литовского короля» «воевать Россию». Еще не имея крепкого государственного устройства, русские, как могли, отбивались от оголтелых захватчиков.

В 1236 году монголо-татары Батыя — внука Чингизхана — ворвались в поволжские пределы, разгромили сильное прежде Болгарское царство и отряды русских князей. В 1237 году зимой полчища непрошенных гостей захватили Рязань. Никто к рязанцам, к сожалению, на помощь не пришел, а они сражались героически, до конца. Далее пали Суздаль, Ростов, Ярославль, Переяславль, Москва, Тверь, Торжок.

Давняя междоусобица помешала русским собрать свои силы воедино и противостоять чужеземному владычеству, которое после длилось более двухсот лет.

В этот первый набег на Русь монголо-татары не ограничились разграблением славянских земель. Летом 1242 года они дошли до Венгрии, и только истощение сил заставило их повернуть на восток.

Мало-помалу удельные князья преодолевают междоусобные распри, объединяются в дни жестоких испытаний и все чаще соединенными силами дают отпор врагу. Летом 1380 года хан Мамай, имея под началом почти стотысячную армию, двинулся на Русь. К верховьям Дона устремилась и тридцатитысячная армия литовцев, союзница татар. 8 сентября московский князь Дмитрий Иванович Донской на поле Куликовом выставил шестьдесят тысяч русских. Страшная это была сеча. Бой выиграла продуманная тактика Дмитрия Ивановича и его сподвижников, патриотический порыв наших воинов, которых благословил игумен Троицкого монастыря Сергий Радонежский. Мало кому из ордынцев удалось уйти живым с поля боя. По преданию, Мамай прибежал в Крым после боя всего с восемью воинами. Ягайло и его литовские вояки, отряды которого в день побоища не смогли соединиться с Мамаем, так побежали восвояси, что посланный за ним отряд русских воинов так и не смог догнать храбрых рыцарей.

Русских погибло в бою до восьми тысяч человек, а всего урон в армии князя Дмитрия составил 25 тысяч человек. Из армии Мамая спаслось около 30 тысяч человек вместе с ранеными.

Военная победа на поле Куликовом показала всей Европе, что, как говорили, душа русского народа непокорна, а голова непоклонна. Русичи еще раз осознали силу единства, святость патриотизма.

В середине XV века могущество монголо-татар истощилось в непрерывных боях с соседними народами и в междоусобных распрях. В 1502 году крымский хан Менгли-Гирей нанес Золотой Орде последний удар, после которого она и прекратила свое существование. Вместо нее образовалось несколько ханств или царств: Казанское, Астраханское, Крымское и ногайские орды.

Более двухсот лет перед Русью стоял вопрос: «быть или не быть?». Москва, русские достойно ответили на тот исторический вызов, который вынудил Восток и Запад раз и навсегда признать могучего соседа, признать Россию.

Велика досталась чаша горького терпения русскому и другим народам, что подверглись страшному погрому монголо-татар. Отечественные летописи XIII–XV веков полны описаний тех ужасных страданий, что выпали на долю городского и сельского люда.

Русский историк пишет:

«Состояние России под ярмом монголо-татар было самым плачевным: казалось, что огненная река промчалась от ее восточных пределов до западных, что язва, землетрясение и все ужасы естественные вместе опустошили их от берегов Оки до Сана». Летописцы наши, сетуя над развалинами Отечества о гибели городов и большой части народа, прибавляют: «Батый, как лютый зверь, пожирая целые области, терзал когтями остатки. Храбрейшие князья пали в битвах, другие скитались в землях чуждых, искали заступников между неверными и не находили, матери плакали о детях растоптанных конями татарскими. Живые завидовали спокойствию мертвых».

Жесток диктат захватчиков. Каждый двор на русской земле платил трудную дань хану. Эту дань жестоко выколачивали так называемые баскаки — татарские сборщики, что рыскали по селам, чиня разбой и насилие. А если у кого-то нечем платить дань — брали членов семьи в рабство.

И далее:

«Только с пятнадцатого по восемнадцатое столетие восточные соседи Руси — татары и турки — захватили в полон и обратили в рабство около пяти миллионов русских. А сколько еще погибло во время хищнических набегов! В одной лишь Казани, взятой русскими после упорного штурма в 1552 году, томилось до ста тысяч пленников. Еще в начале семнадцатого века на большинстве французских и венецианских военных галер гребцами были русские рабы, обреченные на пожизненный каторжный труд. Русь искореняли не только грабежом, огнем и боевым мечом, но и изводили ее рабством плена».

Подвиг тех, кто отдал свои жизни в разные времена при защите отчей земли, не забыт. Свойство православной души, высшая память велит помнить жертвенность наших предков. Святая любовь многих поколений к павшим за Русь, за Россию не остывает. Пусть же и впредь животворные свечи памяти горят и не гаснут на любом ветру нынешних и предбудущих времен.[2]

«Московское государство родилось на Куликовом поле, а не в скопидонном сундуке Ивана Калиты», — говорил историк В. О. Ключевский.

Преемники Дмитрия Донского Василий I и Василий II Темный по мере сил «собирают власть» Московского и Владимирского княжеств. В правление «Государя всея Руси» Ивана III (1462–1505 г.г.) не осталось удельных княжеств, к 90 годам XV века завершено объединение почти всех русских земель под властью Московского государя.

Иван III прекратил платеж дани казанскому хану, заключил союз с крымским ханом. Хан Большой Орды Ахмат потребовал через посла выдать дань за девять лет, грозился за ослушание наказать страшными карами. Иван III выгнал посла с позором и сказал: «Прошли те времена, что русский народ уступал чужим хозяевам». В 1480 году войска Ахмата и Ивана III встретились у пограничной реки Угры, хан не решился напасть на русских, ушел к себе не солоно хлебавши. Вскоре ханские прихвостни схватили своего господина и отрубили ему голову.

Более Россия не поклонялась ханам. 1480 год явился годом освобождения от монголо-татарского ига, речка Угра стала тем «поясом Богоматери», который долго еще охранял русские земли. «В том, что русские выстояли в течение более чем двухсот лет татарского владычества — они обязаны православной церкви,» — говорит современный историк.

Василий Иванович III (1505–1533 г.г.) завершил объединение Великороссии. Иван Васильевич Грозный, принявший от родителя титул «Государя всея Руси», принял и герб России — византийского двуглавого орла…

Окончательное освобождение от Казанского ханства выпало исторической миссией Ивану Грозному (1533–1584 г.г.).

Правители Казани, предчувствуя скорый конец своему тиранству в Среднем Поволжье, еще яростней налетали на русские земли. В 1534 году, как сообщает летопись, «…многие казанские люди к Нижнему приходили и места пусты учинили и грехов наших ради полону бесчисленно много поймали, жен и детей боярских да и черных людей и с их женами и детьми».

Нападение татар на Владимир произошло в 1545 году. Снова «огнем пожгоша» и в «полон имали».

В 1550 году набегали татары на муромские земли.

Переполнилась чаша русского терпения…

Первый поход на Казань планировали на 1547-48 год. Он не состоялся ввиду того, что быстро спала по весне вода в Москве-реке, и суда с артиллерией обсохли.

И зимний поход 1549 года также кончился неудачей. Зимние глубокие снега вынудили идти войско по льду Волги. Но тут не вовремя наступила такая сильная оттепель, что лед раскис, и немало пушек ушло под воду. Армия повернула обратно.

В 1551 году в мае-июне в 30 верстах от Казани всего за четыре недели поднялась русская крепость Свияжск. Поставили ее на устье Свияги, что впадала в Волгу.

1552 год, лето… Под русскими стягами 150-тысячное войско, 150 пушек. Армия Грозного движется к Казани тремя группами. Одна из них, руководимая Шигалевым и воеводой П. А. Булгаковым, поплыла с артиллерией по Волге. Сам царь со своей дружиной — сторожевым полком и всей «левой рукой» — фронтом и флангом движется от Мурома на Саконский лес. Другие полки направились от Касимова и Темникова — это южнее главных сил — с тем, чтобы предотвратить возможные нападения казанцев на главные силы русских.

Не лишне отметить при этом, что «одну треть войска Грозного составляли татары».

В 1769 году в Петербурге издана «Царственная книга», в которой прослеживается поход царского отряда.

Первый ночлег, или стан, 20 июля был в 30 верстах от Мурома в лесу, на речке Велетьме. Продвигались вдоль реки Теши на восток. Рать вели проводники из мордвы, одного из них по преданию звали Ичалкой.

Второй стан разбили при реке Шиленьте — между нынешними Кулебаками и Ломовкой. Третий раз остановились на ночлег под Саконским городищем на реке Теше верстах в сорока от нынешнего Арзамаса. Четвертый стан пал на поле у речки Иржи. А вот пятый пришелся на речку Авшень — позднее Акша, это уж совсем рядом с будущим Арзамасом, а еще ближе к возникшим вскоре селом Ивановским на Ивановских буграх. Село и бугры на правобережье Теши названы якобы арзамасцами в память царя Ивана. Далее войско, переправившись через Тешу, отдыхало у речки Кевзи, притоке Пьяны…

Идущий царь для взятия Казани изначально уверился в своей победе. Потому-то по пути к Волге воины ставили церкви-обыденки или оставляли для будущих церквей иконы и необходимую утварь.

Иван Грозный раздавал мордовские деревни «для крещения» боярам, служилым людям и монастырям. Так образовались Пурдышевский и Рождественский монастыри для обращения Темниковской мордвы.

В главном месте обитания эрзян построен был Спасский монастырь в новоявленном Арзамасе. Ему отданы «царские мордовские вотчины»: село Ивановское с деревнями Чернухою и Ореховскою. В Арзамасском уезде также основали Троицкий монастырь на Пьяне и еще один, безымянный для нынешних историков, близ села Пустыни.

…Около семи недель стояли русские под Казанью — татары не покорялись. Осаждавшие соорудили вокруг города две линии осадных сооружений, пустили в ход подвижные башни «гуляй города». Казанцы упорствовали, защищались храбро. Тогда сделали подкопы под стенами крепости, вкатили в них бочки с порохом…

Очевидец рассказывал: перед самым боем царь пошел к обедне. Дьячок читал Евангелие. И вдруг раздался сильный гром, так, что земля вздрогнула. Молодой царь выглянул из храма, увидел огонь, дым, большой обвал крепостной стены… И когда дьячок на ектенье воскликнул: «И покориши под нози его всякого врага и супостата», произошел второй взрыв еще сильнее прежнего. Русские с возгласом «С нами Бог!» рванулись в стенные проломы на штурм… Героем битвы внутри города стал князь Андрей Курбский. Он и разгромил остатки дворцовой стражи. Казань пала 2 октября.

Позднее мордва пела:

Россия праздновала…

В середине октября нижегородцы торжественно встречали у себя царя, вернувшегося из Казани. Ликующие толпы горожан встречали победителей. Один из свидетелей говорит, что богослужение по этому поводу едва не было испорчено оттого, что своим восхищением народ в какие-то минуты прервал церковное пение.

В Москву молодой царь въезжал народным героем. На Красной площади в честь Победы был выстроен дивной красоты Покровский собор, известный в народе как храм Василия Блаженного — у стен собора похоронили этого любимого москвичами юродивого.

В 1556 году без больших потерь русскими завоевано Астраханское ханство. Признала свою зависимость от России Ногайская орда, что обитала в Северном Прикаспии и Приуралье.

В 1582 году Ермак Тимофеевич со своими казаками начинает покорение Сибирского ханства.

…Волга, Урал становятся русскими владениями. Тут возникают города Самара, Саратов, Царицын, Симбирск, Уфа, Сызрань, Пенза. Тамбов.

Цепи рабства окончательно разорваны. Россия теперь могла обратиться к другим жизненно важным для нее задачам…

Бескрайние славянские просторы… Они всегда охотили врагов к разбойному захвату. И потому из века в век великие князья, а потом и московские цари непрерывно создавали все новые крепости и другие оборонные сооружения.

Только Иван Грозный, по свидетельству англичанина Горсея, повелел построить 155 крепостей. Издавна умели русские выбрать место как для большого, так и для малого города. Прекрасно поставлен древний Киев, Великий Новгород, Псков, Москва. Владимир, царственно поставленным городом называют Нижний Новгород.

Русские города средневековья — это центры православия, управления, крепости, сосредоточие ремесел и торговли. Ставили города в красивых, высоких местах, выгодных в стратегическом отношении.

Строительство крепостей крепило волю русичей, поднимало патриотический дух народа.

Арзамасская крепость…

Известно, что в походе русских на Казань принимал участие и известный городелец дьяк Иван Григорьевич Выродков, строитель Свияжской крепости. Сходность с ней Арзамасской дает основание думать, что Выродков «приложил руку» и к новой крепости.

Большое число воинов у царя под рукой. Наверное, среди них хватало топорников… Леса рядом, в лошадях тоже недостатка не было. Так что не составляло большого труда, по крайней мере, выкопать рвы, произвести заготовку и вывозку леса, начать закладку крепости…

Река Теша, а на гребне ее высокого правого берега с западной стороны вытянулась дубовая «городня» с башнями. С юго-востока к самой Теше тянулся глубокий овраг с малой речкой Сорокой. Тут по козырьку берега оврага и встала вторая стена. Только на широкой северной стороне треуголья можно было скорее всего ожидать штурма крепости врагом. Здесь, на выгонном поле, крепостную стену укрепили выкопанным рвом и высоким валом.

Длина крепостных стен составила 1066 сажен или 2270 метров. Толщина крепостных стен и высота остались неизвестными.

На сохранившейся копии XVIII века плана крепости видно, что стену твердыни скрепляли 11 башен, 4 из них были проезжими. Одна, Стрелецкая, воротная, в северной стене вела к Нижегородскому тракту. Другая по северной же стене, к востоку, Спасская, давала выезд на Большую Макарьевскую дорогу и на выгонные луга. На западной стене первой стояла главная, Настасьинская башня. Из этой дорога спускалась съездом к Теше и далее через мост смыкалась с Московским трактом. Южнее, на стыке западной и восточной стен, возвышалась Кузнечная башня, а за ней на посаде звенела наковальнями Кузнечная слободка.

Крепость внутри усиливалась Большим и Малым острогами. Острог — укрепление из врытых в землю бревен с заостренным верхом. Малый острог находился в южной части крепости возле Кузнечной башни, потом на его месте обосновался Никольский женский монастырь.

Упоминание о «Большом остроге» на Пушкарской улице находим в документе — закладной Ивана Прохорова сына Писемского от 16 апреля 1633 года. Топографических данных о названном остроге нет, надо полагать, что он окружал некогда воеводский двор, съезжую избу, пыточную башню и другие служебные помещения.

Не раз возникал у краеведов вопрос о личной причастности Ивана Грозного к основанию Арзамаса. Историк города Н. М. Щегольков пишет, что «…это наименование (главной городской башни) не могло произойти ни от чего другого, кроме как от имени царицы Анастасии Романовны, первой супруги Иоанна Грозного, а следственно и дано им самим при жизни ее, а скорее всего лично во время Казанского похода».

Крепость охраняли стрельцы, пушкари и казаки. На ночь проезжие ворота запирались на крепкие запоры, на стены и башни поднимались очередные сторожа.

Власть в городе осуществлял воевода и «осадный голова».

В воеводской избе сидели за бумагами подьячие. Посадскими делами занимался староста, а судебными — губной староста.

В церковном отношении город и уезд Москва отнесла к патриаршей области. А в городе и уезде храмы входили в особую Арзамасскую десятину. В городе находился Десятильный двор, верховодил которым протопоп Воскресенского собора.

Из «письма и дозора Булата Телицына», составленного в 1620 году, видно, что в Арзамасской десятине состояло уже 98 церквей.

Первые переписи горожан составлены писцом Тимофеем Измайловым в 1620, 1621 и 1622 годах. В 1626 году в Арзамасе из числа его жителей оружие могли носить 650 человек.

Опись 1629 года дает данные о боеспособности Арзамасской крепости. У гарнизона на счету 35 затинных пищалей — пушек медных и железных, некоторые из них на колесах, откатные. К этому имелось 35 ручных пищалей. К пушкам, конечно, полагались ядра, а для пищалей пули. В специальных «свиньях» держали более 50 пудов свинца и 77 пудов «зелья» — пороха.

Москва строго следила за состоянием крепостей. В 1631 году царский указ, присланный в Арзамас, диктовал: «Город беречь накрепко, чтобы по городу и по острогу караулы в воротах, по башням и по стенам были крепкие… береженье держати великое, чтоб в Арзамасе дурна никакова городу и острогу, порухи никакие ни от кого не были».

Воеводы несли строгую ответственность и за внутренний распорядок жизни крепости. «…Чтоб в Арзамасе на посадах и слободах и в уезде всяких чинов служилые и жилецкие люди никого не били и не грабили и иным каким воровством не воровали».

Предписывалось не допускать появление «корчмы» — тайную, вроде кабака, торговлю вином, прекращать азартные игры — «зернь» и прочие непотребности. Особо оговаривались противопожарные меры. Вменялось следить, «чтоб в летние жаркие дни мылен (бань) никто не топил и ввечеру поздно с огнем не сидел. А для хлебопеченья и где есть варити велети всяким людям поделать печи в огородах и на полых местах не близко хором». Предлагалось у домов и лавок ставить кадки с водой, и тут должны находиться ведра.

Не всегда выполнялись грозные предписания сверху. Осадный голова Федор Нечаев доносил царю о посадных нарушениях: «А посадские, государь, люди, староста Ондрюшка Облезлов с товарищи в летнюю пору в жаркие дни избы и мыльни топят, а кузнецы в кузницах куют повседни, а дворы, государь, и кузницы около города под стеною… а кабак поставлен в городе близко твоей государевой пороховой казны»…

Жизнь пограничного городка всегда была напряженной. Кроме различных предписаний различным служивым людям, жильцам приказывали иметь определенный запас продуктов, «… чтоб в осадное время без припасов им не быти».

В случае угрозы военного нападения врага, воевода обязан был «тотчас из всего Арзамасского уезда уездных людей собирати в осаду со всеми их животы».

Более 170 лет Арзамасская крепость содержалась в полной боеспособности. В 1654 году малую овражную речку Сороку перегородили плотинами, образовался каскад глубоких прудов, что также служило оборонным целям, укрепляло восточную сторону крепости.

…Огромный Арзамасский уезд делился на две неравные части. Западная, по левобережью Теши, называлась Утишьем. А восточная часть, где проживало немало мордвы и татар — Залесьем.

Административно уезд делился на пять станов: Подлесный, Иржинский. Тешский, Ичаловский — это в Утишье, одним станом считалось Залесье.

Арзамасская крепость верно несла свою государственную службу. Враги знали о ней, пытались подступать к ее стенам, нападали на села и деревни уезда. Так, в 1612 году, осенью, на арзамасские земли налетели крымские и ногайские татары. Они проломили Пузскую засеку и побили сторожевые посты. В то же время два дня бились арзамасцы с отрядами мурзы Бающа у деревни Чуколы близ Пьяны и под Ардатовым. В 1613 году арзамасцы узнали, что в их пределы готовятся ворваться «ногайские люди…» Случалось, что южные степняки появлялись с оружием в уезде даже в 1653 и 1667 годах.

Арзамасской крепости не выпало отражать прямые вражьи наскоки, все же она несомненно сыграла свою ответственную роль в системе других крепостей юго-востока государства Российского.

По мере укрепления России значение крепостей Поволжья постепенно утрачивалось. Ветшала, заваливалась Арзамасская крепость. В 1726 году при сильном пожаре сгорели ее остатние стены. Более крепость не возобновлялась.

Несомненно, что появление Арзамаса на карте России обусловлено третьим походом Ивана Грозного на Казань.

Нижегородский писатель П. И. Мельников (Андрей Печерский) в середине прошлого века писал: «Арзамас, ныне уездный город, считается столицей племени эрзя и, по всей вероятности, есть тот самый город Арса, о котором упоминает в IX веке Ибн-Фоцлан». Еще писатель говорит о том, что эрзянское поселение писалось «мордовским арземасовым городищем».

Время не сохранило для нас документа с точной датой основания русского города Арзамаса, но в начале XVIII века записана местная легенда о том, как это произошло.

… Когда Батый шел на русскую землю, мордва бежала в дремучие леса. В числе таких беглецов был и некто Тешь, поселившийся там, где после появилось мордовское селище Втарес — позднее село Вторусское Арзамасского уезда. Однажды Тешь с сыновьями, увлеченный охотой, оказался на месте, где со временем суждено было подняться городу Арзамасу. Охотники устали, нажарили дичи, наелись и полегли спать на круче горы. Во сне увидели они, где кому должно поселиться.

Место открывалось красивое. Правый высокий горный берег, внизу — голубая лента реки, за рекой обширные луга и синь недальних лесов… Тешь осел на горе, протекавшую внизу речку назвал Тешею. Сын Шамайко поставил свое жилище близ маленькой луговой речки, которая впадала в Тешу с востока. Он назвал ее Шамкой. Второй сын Теша — Михалко облюбовал себе селитбенное место на север от отца — на протоке Михалевом. Третий сын — Якшейка поставил двор близ старшего брата на овражной речке Сороке, что бежала с востока на запад и также впадала в Тешу. Последний сын Теша — Кусилко обжился южнее Якшейко, на горе, что после стала называться Киселевой.

Разрастался род Теша… Мордву обнаружили ханские слуги, заставили платить не только дань, но и участвовать в разбоях на русских землях.

… Существует предание, что на пути следования к Казани Иван Грозный поставил свой шатер на том высоком месте правобережья Теши, где после появилось село Ивановское, названное в честь царя. Там же была заложена церковь во имя Иоанна Богослова.

Арзамасский историк Н. М. Щегольков говорил по этому поводу: «Предание о том, что царский стан расположен был на месте, где ныне село Ивановское можно считать вероятным и даже несомненным: из сведений видно, что царское войско шло с юга на север по берегу речки Акши, впадающей в Тешу против самого села Ивановского, расположенного на горе, с которой открывается прекрасный вид на всю окрестность. Невольно представляется воображению — царский шатер, стоящий на самом возвышенном месте, вокруг него палатки воевод царских, а кругом по берегам Теши и Акши огромный воинский стан… ржанье коней и гул человеческих голосов… чудная теплая июльская ночь, а всего в версте на север мордовское сельбище, жители которого с трепетом ожидают — что-то скажет наступающий день…»

Все правильно: менее всего царь хотел сразу вламываться в мордовское поселье… На другой день началась переправа войска и обоза на другой, восточный берег Теши — хватило времени у царя и его близкого окружения свидеться с мордвой. А свидеться надо было. Еще в Москве, надо полагать, решили поставить в эрзянском краю крепость для охраны Нижнего Новгорода и Мурома.

Далее предание повествует: царь спросил, чего хочет мордва. Эрзяне просили, чтобы местность закрепить за ними и их потомством. Чтобы в селении стали жить русские торговцы. И, наконец, чтобы татары, осевшие по течению Теши, покинули мордовские пределы.

Грозный дал слово, что исполнит просьбы, и объявил эрзянам свою волю о постройке крепости. Мордовские старшины Арзай и Масай приняли предложение. На другой день состоялся совет русских и мордвы: определили место для крепости. В присутствии царя совершено молебствие с освящением и кроплением святой водой, тут же начали расчистку леса, копание рва и основание острога.

Царь предложил язычникам принять православную веру. Ответа не услышал. Тогда Иван Васильевич объявил, кто первым пожелает креститься, именем того и будет назван новый город. Выступили из толпы те же Арзай и Масай, и вот производным от их имен и сложилось название города Арзамаса. Первенцы православия в святом крещении получили новые имена: Арзай назван Александром, а Масай Михаилом. Вскоре и остальная мордва последовала за своими старшинами. Из уважения к эрзянам царь взял новый город в свою вотчину, а сельскую мордву записал в дворцовые крестьяне — оградил их от произвола помещиков.

Внутри новой крепости заложили русские воины церковь во имя архистратига Михаила на месте нынешнего собора, и новому храму дарована икона Воскресения Христова прекрасного старинного письма…

Так вот и начался, согласно преданию, новый русский город Арзамас. Начально называли и писали его по-разному: Эрзямас, Рзамас, Эрземас, Орземас. Время установило окончательное: Арзамас.

Уже в наше время название Арзамаса привлекло внимание краеведов, историков, ученых.

В 1911 году Н. М. Щегольков писал: «Наименование Арзамаса знатоки мордовского языка объясняют… говорят, что Арза или Эрзя есть собственное имя мордовского племени Эрзян, а Мас на мордовском языке значит добрый, хороший народ или же местность, занятая Арзамасом, или самое поселение есть лучшее на земле Эрзян».

Доктор филологических наук А. И. Попов в 1968 году обосновывал: «Название происходит, по-видимому, от мордовского личного имени Арземас или Орземас, которое неоднократно встречается в писцовых книгах и других источниках истории Среднего Поволжья, особенно в XVII веке. Среди мордвы того времени бытовало много подобных имен: Инемас, Вячкомас, Полдомас и т. п. Можно предположить, что город был назван по имени владельца или первого поселенца. Использование собственных имен в названиях населенных пунктов — вообще явление нередкое. В той же Мордовии, например, есть села Полдомасово, Арземасово и другие. Собственное имя Арзамас имеет в основе эрзянское арсемс, мокшанское арьсемс: думать, желать, пожелать, и, следовательно, может быть переведено на русский язык как желанный. С племенным именем Эрзя оно не имеет ничего общего».

Итак, точных сведений о дате возникновения Арзамаса пока не найдено. Не упоминается о закладке Арзамасской крепости и в «Царственной книге», что повествует о походе Ивана Грозного на Казань.

Большая Советская энциклопедия 1980 года издания отнесла появление Арзамаса к 1578 году.[3]

Обнаружен, однако, документ от 16 марта 1562 года — жалованная грамота Е. Д. Бахметеву. В ней оный Бахметев жаловал «… в Орзамасе волостью Собакиною». Тут дано знать не только о существовании волости, как таковой, но и пишется «Орзамас». Эта грамота не подлинная, она дошла до нашего времени в копии XVII века и потому подвергается сомнению, возможно и необоснованному.

В 1556 году основан Спасский мужской монастырь в Арзамасе, как повествует «История Русской церкви» митрополита московского Макария. В средневековой Руси основание города всегда начиналось с закладки храма, а вскоре появлялся и мужской монастырь.

1572 год.

Духовная грамота Ивана Грозного:

«Да сына ж своего., благословляю великим княжеством нижегородским, даю ему Нижний Новгород с волостьми и путьми, и селы и со всеми пошлинами, и с мордвами и черемисами… Да город Арзамас с мордвами и черемисами и со всем тем, как было при мне».

Эта духовная грамота поначалу определена учеными под 1572–1578 годами. В другой, современной публикации, сей документ подан под июнем-августом 1572 года. К этой духовной невольно прикладывается вопрос: если царь диктует «как было при мне», то　понятно же, что имеется в виду время более раннее, чем 1572 год.

И еще один документ.

1574 год, 12 декабря. Иван Грозный дает грамоту вдове Марье Абрамовой: «… в Арзамасский уезд в Ыржинский стан в село Березову усаду в Михайлов жеребей… А Михайла на нашей службе убили немецкие люди».

В 1966 году опубликована «Разрядная книга» 1475–1598 годов. Из нее узнаем, что «Того ж 84 (1576) году, месяца мая послал царь и Великий князь Иван Васильевич всея Руси бояр… в Арзамас Григорей Бобров Шетнев». И далее в 1577 году — Иван Хохлов. В 1578 году — Степан Волынский. В 1579 году двое воевод: Добыча Лачинов и Василий Левашов. В 1583 году князь Солнцев-Засекин и т. д.

Итак, вначале явлена территория — 1562 год, затем в 1572 году уже город Арзамас, а затем и Арзамасский уезд со станами…

Упоминаемое здесь предание записал от старожилов в начале семисотых годов купец Шлейников. В конце XVIII века торговый человек Мерлушкин — грамотный, читающий, дополнил его опять же рассказами старожилов и составил уже сводное повествование о начальной истории города Арзамаса. Серьезность намерений Мерлушкина объясняет уже то, что он пользовался сочинением князя Хилкова «Ядро Российской Империи». Позже рукописью краеведа воспользовался известный этнограф Александр Терещенко, который опубликовал в середине прошлого века в журнале «Москвитянин» свои «Заметки об Арзамасе».

Рукописью Мерлушкина пользовался также историк города Н. М. Щегольков.

Отдельные краеведы советского периода истории комментировали опубликованное Н. М. Щегольковым как измышления церковников, как материал малоправдоподобный, не заслуживающий доверия.

Да, отдельные штрихи предания и вызывают сомнения, но в целом-то не являются досужими измышлениями церковников.

… Мордва знает, что их землями идет русский царь воевать Казань. Эрзяне, как и русские, тяжело пережили татарское иго, они понимают, что Иван Грозный снимет и с них оковы рабства и что мордве, как и другим народам Поволжья, отныне навсегда вязать свою судьбу с судьбой России. Нет, не лишними были мордовские дары русским. Кстати. подношения даров, а это знак не только поклонения, но и уважения, — извечная форма начала дружбы между народами — что в этом церковного?

Далее. Эрзяне просят, чтобы к ним пришли торговые люди. Материальная культура русских, конечно же, была выше мордовской, разнообразие товаров соседей всегда желанно — что в этом осудительного, церковного?

Мордва просит, чтобы царь выслал татар с захваченных ими эрзянских и мокшанских земель. Царь внял, исполнил и эту вполне законную просьбу — какая тут церковность?

Освящение закладки крепости, храма — русские частенько ставили обыденные церкви, построенные до захода солнца, крещение эрзянских старшин, наречение их православными именами — и это все согласуется с обычаями того времени.

Было бы странно, если бы народная память о возникновении Арзамаса лишила подлинные события замеченной «церковности». Вот тогда она действительно вызвала бы сомнения в правдивости предания у каждого вдумчивого любителя истории.

С высоты птичьего полета Арзамас смотрелся густозаселенным треугольем земли, резко очерченным опоясьем крепости.

Город, поставленный на стыке нескольких важнейших русских трактов быстро рос, скоро перешагнул свои крепостные грани.

Вокруг крепости одна за другой возникают слободки. За острием южной части крепостного треуголья, сразу за Кузнечной башней с утра и до ночи звенела железом Кузнечная слобода. За нею, за оврагом, рядом со Спасским монастырем появилась слободка Ореховская. Далее, на восток — Ильинская, за Спасским монастырем под горой близ речки луговой Шамки вольно раскинулась Кожевенная слобода, еще далее на юг, за селом Ивановским, уже за Тешею объявилась велением Москвы Ямская слобода. Ну, а за западной стеной крепости разрасталась Оброчная слобода, за Тешею, за луговым простором царь поселил пятьсот казаков для охраны новоявленной крепости. Рядышком с этой, Выездной слободой, поселены были мастера огневого боя — пушкари.

… Первые шестьдесят лет Арзамас жил тихо и безмятежно.

Иван Грозный только перенес очередной припадок застарелой болезни, в облегчении, в добром настрое захотел сыграть в шашки. Тут-то и настигла царя коварная смерть. Уже полумертвого Ивана постригли в монахи с именем Иоанна…

Это произошло 18 марта 1584 года.

Вот с этого времени и до 1613 года сущим наказанием для России и явилось Смутное время.

На трон взошел сын Грозного — Федор Иванович, который, по признанию родителя, не мог управлять делами огромного государства. О нем говорили: полумонах, «избывающий мирскую докуку».

У Грозного рос еще сын, малолетний Дмитрий. Однако ему выпала трагическая судьба.

При Федоре Ивановиче фактически правил страной боярин Борис Годунов. Умный, деятельный, с симпатиями к Западу Годунов удалил Марию Нагую, последнюю жену Грозного, с ее сыном Дмитрием в город Углич. Там 15 мая 1591 года девятилетнего царевича или зарезали, или он нечаянно зарезался сам во время игры со сверстниками — подлинная причина гибели царевича неясна и до сих пор.

Смерть малолетнего Дмитрия Ивановича расколола бояр на два лагеря. Сторонники Нагих обвинили Годунова в преднамеренном убиении царского сына и подняли восстание в Ярославле. Тут в Москве случился страшный пожар, и приспешники Годуновых объявили Нагих в умышленном поджоге первопрестольной. Начались страшные расправы…

В 1598 году умер бездетный Федор Иванович. Так пресеклась династия Рюриковичей, которые создали единую Россию. Царство на какое-то время оказалось «ничьим», народ впал в смятение, началось искание царя, венец и скипетр лежали на троне праздно…

Созванный из людей всех сословий Земский собор 1598 года избрал на царство Бориса Годунова, которого в ту пору поддерживал патриарх Иов.

Не повезло Годунову уже в начале царствования.

В 1601 году все лето без останову лили дожди — поистине разверзлись хляби небесные, а затем ударили ранние морозы, пали снега, погиб урожай. На следующий год весной всходы погубили сильные холода. А в 1603 году сделала свое черное дело засуха. Страшный глад и мор начался в России. Только в Москве за два года и четыре месяца схоронили в скудельницах — убогих домах, более ста тысяч человек. В четырех церковных оградах Кремля ежедневно оделяли каждого голодающего денежкой на хлеб, но и это благодеяние не помогло: толпы исстрадавшихся все увеличивались, а цены на зерно дико взлетали вверх. Не помогали и грозные указы прекратить скачки цен.

… В конце 1604 года ярко засияла на небе необычная комета. В Нижегородском крае, как рассказывали, она виделась даже днем. Люди со страхом взирали на редкое явление, сочли это «знамением свыше» и не ошиблись: «шатость», смута протянулась еще на девять долгих лет.

Смута созревала исподволь в недрах народа и власть имущих.

Четверть века Иван Грозный безуспешно вел изнурительную Ливонскую войну за выход России к Балтийскому морю. Здесь русские встретили яростное сопротивление поляков, Литвы и Швеции. А еще страну ослабила опричнина — беспощадная борьба царя против боярской крамолы. Борьба эта часто принимала разбойный характер, от нее пострадали не только знатные роды, но и целые города.

Вот в это тяжелое для России время и объявился Лжедимитрий I, заявивший, что он царский сын, Дмитрий Иванович, хотя на самом-то деле происходил из мелкопоместных дворян, в последнее время монашествовал.

Весть о якобы чудесно спасшемся Дмитрии Ивановиче быстро разнеслась по стране, будоражила всех. Всполошились московские власти, Борис Годунов.

Несмотря на то, что Москва довела до сведения Польши, кто таков самозванец родом и каковы его незаконные притязания, отдельные магнаты Речи Посполитой решили погреть руки на смуте соседей, хотя до этого король и заключил с Россией перемирие на двадцать лет. Князья Вишневецкие, Мнишек, мечтая о чужом богатстве, сделали-таки ставку на расстригу. Дошло до того, что Отрепьева принял король Сигизмунд, а 22 мая 1604 года папа Римский Климент VIII отправил «любезному сыну и благородному сеньору» грамоту, в коей благословил самозванца на подвиги во имя католической веры. Папа надеялся: «Мы не сомневаемся, что так как ты хочешь иметь сыновей от этой превосходнейшей женщины, рожденной и свято воспитанной в благочестивом католическом доме, то хочешь также привести в лоно римской церкви и народ московский…»

Авантюрист, тайно принявший католичество, пообещал, что дочь Юрия Мнишека — Марина, станет русской царицей. Согласно сделке. Григорий Отрепьев заверил, что после того, как взойдет на престол, он выплатит тестю миллион польских злотых, оплатит все его долги и приезд в Москву. Невесте обещаны Новгородские и Псковские земли… Брачный контракт, данный Дмитрием под присягой, заканчивался словами, заверением: «… присягаю на том на всем при свяцком чину, при попех, что мне все по сей записи сдержати крепко, и всех русских людей в веру латынскую привести».

Вокруг авантюриста собрались алчные наемники и в августе 1604 года Лжедимитрий вышел из Польши в Россию. Борис Годунов собрал большое войско против самозванца, и, хотя бояре и воеводы понимали, что имеют дело с преступником, будучи в оппозиции к царю, они действовали вяло, нерешительно. В апреле 1605 года Борис Годунов внезапно умер, и многие из московского войска предались Лжедимитрию, к нему пришли днепровские и донские казаки, что искали наживы и особой для себя воли. На сторону «природного», «хорошего» царя бежали изнуренные голодом, напуганные страшными пророчествами простые люди в чаянии «тишины» и сносной жизни. Щедрый на посулы, «Дмитрий Иванович» обещал все блага, вот только ему царство заполучить.

Так легко обманули наивную доверчивость русских людей!

Москвичи, всегда причастные и к тому, что творилось в Кремле, потеряли покой. Боярин Бельский, бывший воспитатель царевича Дмитрия, кричал с Лобного места, что идущий к первопрестольной Дмитрий Иванович — подлинный сын Грозного.

20 июня 1605 года «царский поезд» вошел в Москву, и Марию Нагую — мать подлинного царевича — принудили признать в самозванце своего сына. Так москвичи доверчиво и приняли авантюриста.

«Яко комар льва не дошед порази», — так выразился умный современник событий тех дней.

После смерти Бориса Годунова на престол вступил его сын Федор Борисович. Юноше не удалось унять страсти боярства, возле него не оказалось преданных сторонников. Посланные против небольшого войска самозванца — до четырех тысяч поляков и казаков, стрельцы окольничьего Басманова и князя Голицына перешли в стан врага. После этого дни юного царя были сочтены. Федора и его мать бесцеремонно убили те, кто предался самозванцу.

…Новый царь начал управлять решительно. Объявил себя императором, собирался собрать союз европейских государств и идти войной против Турции.

Скоро, очень скоро Лжедимитрий насторожил москвичей тем, что дал много воли полякам, а сам не соблюдал православных и народных предписаний, обычаев. Англичанин Джером Горсей, наблюдавший тогда жизнь Москвы, писал: «Поляки — высокомерная нация, заносчивая в счастье — стали проявлять свою власть над русским боярством, вмешивались в православную религию, нарушали законы, мучили, угнетали, грабили, опустошали сокровища».

Назревал массовый протест против засилья иностранцев.

8 мая 1606 года состоялась свадьба самозванца с Мариной.

В кремлевском соборе шел свадебный обряд… В положенное время Лжедимитрий и Марина не выказали желания причаститься Святых Тайн из рук патриарха. Неслыханно! Лжецарь кощунственно обманывал православных, принимая их таинства и святыни, а лжецарица открыто осталась полькой и католичкой. По окончании литургии протопоп Федор совершил венчание, за которым сосуд, из которого молодым дали испить вина, был брошен на пол и растоптан.

«В средневековье, — пишет современный историк, — власть светская в лице церкви имела сильного ограничителя своего произвола, и именно наличие двух властей делало Московскую Русь крепким государственным и духовным организмом. Царь не мог безбоязненно переступать определенную черту, за которой народ, находившийся всегда рядом, воспринимал бы его как безбожного деспота. Именно таким нарушителем оказался Лжедимитрий I, и его конец известен всем. Это он поразил москвичей тем, что не соблюдал постов и даже свадьбу решил устроить в постный день».

… Множество поляков вольготно жировало в Москве. Их более чем щедро одарили жалованьем за многие месяцы и они окончательно обнаглели. Спесиво вели себя и многие казаки, посадившие на престол Лжедимитрия. Бояре и народ потребовали удаления казаков из Москвы.

Скоро кончилось терпение москвичей. Все громче раздавались голоса о том, что царь — беглый монах Чудова монастыря. Открытый протест высказал дьяк Тимофей Осипов. Он несколько дней постился и молился, причастился Святых Тайн, а потом, как случай выпал, при боярах и других служилых людях бросил в лицо самозванцу: «Ты воистину Гришка Отрепьев — расстрига, а не царь. Не царев ты сын Дмитрий, но греху раб!»

За предерзостные слова патриота лишили жизни.

Возмутила русских и страсть к распутству Лжедимитрия. После убийства жены Бориса Годунова и царевича Федора, самозванец принудил к сожительству дочь Годунова Ксению, в кремлевских покоях стали дневать и ночевать приходящие распутные женщины.

Еще не знала Россия такого надругательства над собой.

На лжи, как давным-давно известно, далеко не уедешь. Почти год провел в стране ставленник польской шляхты. В ночь на 17 мая 1606 года бояре во главе с Василием Шуйским набатом подняли народ. Москвичи ворвались в Кремль, убили Лжедимитрия, труп сожгли, а пепел смешали с порохом и пальнули из пушки в ту сторону, откуда самозванец пришел…

После этого в города направили оповещение: «… Праведным судом Божьим за грехи всего крестьянства (т. е. всех православных) богоотступник, еретик и чернокнижник, беглый монах Гришка Отрепьев, назвавшись царевичем Дмитрием Угличским, прельстил московских людей, был на московском престоле и хотел попрать христианскую веру и учинить латинскую люторскую (лютеранскую). Но Бог объявил людям его воровство (государственное преступление) и он кончил жизнь свою злым способом».

Боярство, что устроило заговор против Лжедимитрия I, избрало на царство Василия Шуйского.

О нем говорили: «Самохотно наскочивше бесстудне от боярска чина на царство».

Этому незадачливому царю не удалось вывести государство из смуты, напротив, она усилилась.

Не доверял царю и простой народ. Шуйский не раз менял свои показания о судьбе царевича Дмитрия. При Годунове он говорил, что сын Грозного убит, а когда самозванец захватил трон — уверял, что царевич спасен. После, когда свергли лжецаря, объявил того вором и расстригой.

Распри опять же начались в среде боярства. Шуйского поддерживали родовитые бояре, а служилые при дворе дворяне сплотились вокруг Филарета Никитича Романова.

Голодные 1601–1603 годы вынудили владельцев рабов распустить огромную дворню. С голоду толпы шатающихся людей принялись за грабеж и воровство. До двух десятков тысяч их сбежало к западным границам России, в те места, откуда началось восстание против Шуйского. К голытьбе присоединились и вчерашние крестьяне, городские посадские, на кого ложилось бремя тяжелых, все возрастающих налогов.

Во главе восставших объявился холопский воевода Иван Болотников. К нему, что побывал в татарской и турецкой неволе, сбежал оттуда в Венецию, пожил в Польше, стала сходиться всякая бездомная вольница, тульские, рязанские дворяне.

Захват Москвы, обретение опять же «доброго царя» — вот нехитрая цель восставших.

Из Путивля и Комарицкой волости двинулись болотниковцы к Москве. Одолели царское войско, путь к столице помог открыть Истома Пашков, разбивший под Ельцом другой отряд Шуйского. Царское войско далее потерпело поражение под Калугой… В октябре началась осада Москвы.

Восстание охватило более 70 городов и уездов.

Пестрое, многочисленное войско Ивана Болотникова подступило к Москве, но тут дворянские отряды Прокопия Ляпунова и Истомы Пашкова перешли на сторону царских войск. Не помогло восставшим и соединение с другим большим отрядом самозванца «царевича Петра» — казака Илейки-Муромца. 2 декабря 1606 года царские войска нанесли тяжелый удар болотниковцам. Последние отошли от Москвы вначале к Калуге, а потом засели за крепостными стенами Тулы. Четыре месяца армия во главе с Василием Шуйским осаждала Тулу — безуспешно. Пошли на хитрость: построили плотину, вода стала заливать город. Защитники крепости страшно голодовали, и 10 октября 1607 года «черный люд» сдался после того, как царь поклялся, что не будет жестоких расправ со сдавшимися в плен. Но и в этот раз Шуйский нарушил обещание, сурово расправился с мятежниками. «Царевича Петра» казнили в Москве, Ивана Болотникова отправили в ссылку в северный Каргополь, там ослепили, а затем «посадили в воду» — утопили вождя восставших.

Кто такой он был, Лжедимитрий II?

Скоро о нем дознались московские власти, тут же имя искателя русского трона появилось и в официальных бумагах зарубежья.

Оказал себя в Польше. Но поначалу там проявили осторожность, отстранились от авантюриста, еще хорошо помнили судьбу первого своего выдвиженца.

Простой учитель в церковной школе на могилевщине… С первым Лжедимитрием сходство имел лишь в небольшом росте. Но если первый ходил с «босым» лицом — без бороды, то второй носил плотную черную. И был лишен бородавок на физиономии, а их москвичи хорошо запомнили. Знать, поэтому «шкловский выходец» и «стародубский вор» не торопился в русскую столицу.

Правой рукой самозванца стал казачий атаман Иван Заруцкий, помогал ему стародубец, боярский сын Гаврила Веревкин.

Любители легкой наживы — казаки, остатки болотниковцев и разные неприкаянные «гулящие люди» — стали начальной военной силой «второго живого Дмитрия Ивановича». Многие из прежних служилых дворян уверовали, что царь опять же чудесным образом спасся, что в московском кремле убили кого-то другого. Очень уж хотел измученный народ своего «законного» государя, чтобы тот твердой рукой поприжал алчных и продажных бояр да навел наконец-то должный порядок на родной земле.

Опять обманулись, легковерные! И дорого после расплачивались и за эту свою доверчивость.

Первым присягнул на верность «государю» город Стародуб.

Война против второго пришельца из Польши велась лениво, часть бояр не только ждала самозванца, но и готовила падение царя Василия Шуйского.

Город за городом брал «царик». Вскоре Лжедимитрий II осел в семнадцати верстах от Москвы в Тушине и решил взять столицу измором. Теперь те, кто окончательно раскусил авантюриста, стали называть его «тушинским вором», «таборским царьком».

Тушино превратилось в большой военный лагерь.

Близкие к «вору», в том числе и русские, скоро пригляделись к самозванцу и после оставили о нем свои свидетельства. И в наше время историки, публицисты все еще проявляют интерес к «шкловскому выходцу». Один из них пишет: «У Лжедимитрия II была цель не только честолюбивая. Русский престол ему нужен был для целей более далеких. Как считают некоторые историки, Лжедимитрий II, не расстававшийся с „Талмудом“, раввинскими книгами, рассчитывал повернуть Россию против турок, отобрать у них Палестину, создать там собственное государство».

Южные области России разорены, тушинцы рвутся в замосковные и поморские богатые города. Они захватывают Дмитров, Суздаль, Владимир, Ростов, Ярославль, Кострому, Вологду, а в сентябре 1608 года польские отряды Яна Сапеги и полковника Лисовского пошли на приступ русской святыни — Троице-Сергиева монастыря.

Шуйский заступил ляхам дорогу, но его войско и тут потерпело поражение. Тридцать тысяч поляков пытались одолеть тысячу пятьсот защитников обители — монахи выдержали двухлетнюю осаду. В январе 1610 года подошедшие к монастырю русские воины из северных городов отогнали захватчиков. Поражение поляков показало, что народ наш оставался крепок своей религиозной целостью, что только единение приведет к изгону иноземных захватчиков.

Авраамий Палицин, келарь Троице-Сергиевой лавры, писал о беде, что пала на московское царство, как вели себя поляки, считающие себя цивилизованными христианами: «Церкви и священные предметы подвергались поруганию: в церквях затворяли коней и в алтарях кормили псов. Одних иноков и священников убивали после всяческих мучений, других же заставляли варить вино и пиво, готовить кормы людские и конские, пасти стада, носить воду и дрова, „порты скверные“ для них мыть и, ругаясь над ними, заставляли песни срамные петь, скакать и плясать, а непокоряющихся предавали смерти».

Падение нравов, гражданского чувства — все это наличествовало и в Москве. Царем играли как «детищем». Случалось, что бояре и служилые люди «целовали крест царю Шуйскому», а потом ехали в тушинский стан и там эти «перелеты» за подачки и обещания целовали крест уже «вору».

Разбои и насилие повсеместно стали обычным делом, отчая земля стоном стонала от грабежей, позора и обнищания.

Но в это же время росло и набирало силу здоровое земское движение против тушинцев. Его возглавили люди северных и приволжских городов.

… Если первый претендент на русский престол царствовал одиннадцать месяцев, то Лжедимитрий II осаждал Москву двадцать один месяц, но так и не вошел в нее. Извечно не складывается судьба всякого рода авантюристов, особенно у тех, кто хочет запросто заполучить «безтрудное богатство». Добро, в конечном итоге, всегда одерживает верх над злом.

Марина Мнишек, что восемь дней ходила русской царицей, после бесславной смерти «Дмитрия Ивановича» согласилась стать женой нового Лжедимитрия II в затаенной надежде на возвращение своего прежнего высокого положения.

«Царик» увидел выгоду такого союза: его же признает бывшая «супруга», а с нею признает и католическая церковь! На радостях «тушинский вор» пожаловал Мнишек четырнадцать русских городов с ближними к ним землями, пообещал 300 тысяч золотых рублей, как вступит он на «отцовский престол».

Успехи решительного царского воеводы Михаила Скопина-Шуйского в мае 1609 года в боях против тушинцев, его победный поход к Москве сквозь кольцо врагов, отступление поляков от стен Троице-Сергиева монастыря, а затем открытое вторжение в Россию коронных войск Польши, осада Смоленска — все это предопределило развал «тушинского стана» и гибель «вторжливого самозванца». К 1610 году «царик» стал ненужной помехой полякам, они задумали его, постоянно пьянствующего, не оправдавшего возлагаемых надежд, убрать. Лжедимитрий II почувствовал сгустившиеся над его головой тучи и с верными сторонниками, обманув польскую стражу, сбежал из Тушина в Калугу. А «Маринка» осталась в лагере. Брошенная полячка попыталась сама отстоять свой призрачный трон. Как писал ее дворецкий, панна действовала известным нехитрым способом: «распутно проводила ночи с солдатами в их палатках, забыв стыд и добродетель».

11 декабря 1610 года… «Тушинский вор» после очередной попойки по обыкновению поехал на прогулку за черту Калуги. Его охраняли два десятка конных татар, двое слуг и придворный шут. Вдруг начальник охраны князь Петр Урусов подскакал к санкам и пальнул в «царька» из мушкета. И тут же для верности отрубили ему голову. Царские охранники из татар поспешно скрылись…[4]«Маринка» скоро утешилась — связала свою судьбу с атаманом Иваном Заруцким, сбежала с ним в южное Поволжье вместе с «воренком» — сыном полячки.

Тяжело приходили в себя и на этот раз обольщенные залетными краснопевцами и продажными боярами россияне.

Смутное время привело в «шатость» и коренные народы Поволжья.

Еще со времен Ивана Грозного мордве, татарам и марийцам, особенно тем, кто из них принял православие, дали значительные льготы во всем и преимущества противу русских. Поволжские народы отдохнули за пятьдесят лет от жестокого татарского порабощения, мирно занимались своим трудом. Но голод начала XVII века, а с ним и расстройство ремесел, торговли, возросшие нужды на содержание армии понудили московское правительство разверстать налоги и на инородцев, которые, признаться, жили куда лучше русских. Продолжающееся в стране закрепощение крестьян, отмена «заповедных лет», грозные указы о сыске беглых — все это толкало русскую и инородческую бедноту к противлению.

Боярские распри в Москве разделили народ на сторонников Василия Шуйского и его противников. Одни города присягали Москве, другие Лжедимитрию II.

… Арзамасцы доверились Лжедимитрию I. Они еще не успели опомниться от страшной вести, что «природный государь» оказался самозванцем, как набежала на город весть: царь жив и снова борется за прародительский престол. Арзамасцы — достоверной информации у них не было, как и многие города, признали и второго искателя московского трона.

Главными очагами народных выступлений в Среднем Поволжье стали Арзамас, Алатырь, Муромский, Курмышский, Чебоксарский и Свияжский уезды. Начально в 1607 году разрозненные отряды инородцев вместе с русской голытьбой выражали свой протест грабежами и разбоями и только позже втянулись в борьбу те, кто хотел мизвести царя Василия Шуйского.

В выступлении, скажем, мордвы «Новый летописец» сообщал: «В те же времена собравшаяся мордва и бортники, и боярские холопы, и крестьяне пришли под Нижний Новгород, осадили. У них же старейшин два мордвина: Москов да Воркадин, и стояли под Нижним и многие пакости граду делали».

Более подробно об этом в летописи «Карамзинский хронограф». В нем историк Баим Болтин писал: «Того же 115 (1606) году от царя Василия посланы воеводы Григорий Григорьевич Пушкин Сулемша да Сергей Григорьев сын Ододуров, а с ними ратные люди володимерцы, суздальцы, муромцы, а велено им идти на Орзамас и на Олатырь, что те городы и с уездами были в измене, от царя Василия отложилися… А Нижний Новгород стоял за царя Василия, от воров, от русских людей был в осаде. А стояли под Нижним русские люди, и бортники, и мордва, а с ними были за воеводы место Иван Борисов Доможиров, нижегородец, да с ним выбраны два мордвина: Варгадин да Москов. И как они уведали, что царя Василия московские люди идут на орзамасские и олатырские места, из-под Нижнева воры разбежались». Разбежались еще и потому, что к Нижнему на выручку спешил крупный отряд воеводы боярина Шереметева, что возвращался после усмирения мятежа в Астрахани и Чебоксарах.

Недолго стоял в «измене» и Арзамас. В январе 1607 года «князь Иван Михайлович Воротынский град Арзамас взял».

Царские войска пошли приводить «под высокую царскую руку» и другие города Среднего Поволжья. К ним присоединяются и нижегородцы. В декабре 1608 года они «всем городом» приговорили воеводе Алябьеву идти на «воров». Воевода с помощью стрельцов Шереметева выбил «тушинцев» из Балахны, Ворсмы, Павлова. В январе следующего пода Алябьев нанес поражение тушинскому воеводе князю Вяземскому, причем сам Вяземский попал в плен. Его повесили, как и подручных князя.

Повсеместные победы Скопина-Шуйского на севере, Шереметева, Алябьева во владимирских и иных местах почти избавили Россию от «тушинского вора». Но тут навалилось новое бедствие — вторжение поляков под стягами короля и шведов на северные русские земли.

После «вразумления» князем Иваном Михайловичем Воротынским отложившихся, было, арзамасцев в городе собрали и вооружили отряд на борьбу с поляками и теми, кто служил второму самозванцу.

Ратная дорога привела триста арзамасцев — детей боярских и дворянских — к городу Зарайску под Москвой.

Отряды «тушинского вора» шли на Москву… Царь Василий Шуйский послал ратных людей во главе с тридцатилетним Дмитрием Михайловичем Пожарским противостоять врагу. Поляков разбили у села Высотского. Но тут тяжело стало русским у Зарайска.

Возле Зарайска и произошло сражение добровольных дружин рязанцев и арзамасцев под началом воеводы Хованского. Неравный бой произошел 30 марта 1608 года. Полковник Лисовский разбил немногочисленный отряд русских.

Столяровская летопись об этом рассказывает: «В Переяславле Резанском (ныне Рязань) были воеводы князь Иван Андреевич Хованский да думный дворянин Прокопий Петров сын Ляпунов, а с ними были резанцы всех станов, да с одним князем И. А. Хованским было арзамасцев дворян и детей боярских по списку лучших людей 250 человек… резанцы и арзамасцы пошли под город под Заразской. А в городе в Заразском сидел полковник Алесандр Лисовский и с ним литовские ратные люди, и черкасы (казаки), и русские всякие воры. И как Московские люди пришли под город Заразской, на поле, и Лисовский со всеми людьми из города вышел на бой, и с резанцы и с арзамасцы был у него бой, и резанцев и арзамасцев побил и много живых поймал».

Никоновская летопись добавляет: «… единых Арзамасцев убиша на том бою триста человек: трупы же их Лисовский повеле похоронити в одно место, в яму, и содела ту над ними для своей славы курган великий: той курган стоит и доныне…»

… Полковник Лисовский еще немало поразбойничал на русской земле. С Сапегой — польским войском, он безуспешно стоял под стенами Троице-Сергиева монастыря, бывал в Кинешме, известном ремесленно селе Дунилове и, как пишет историк, «много-много еще где: пролил много русской крови, еще более заставил пролить слез, но славы не нашел,[5]а высокий курган его сделался памятником убитых им арзамасцев и рязанцев».

После, как успокоилась русская земля, царь Михаил Федорович повелел поставить близ кургана храм Благовещения для поминовения лежащих под курганом. В храме хранилась старинного письма икона Благовещения. Как гласила надпись на ней, это копия с чудотворной Арзамасской, с которой, по преданию, были в походе убиенные арзамасцы. О подлиннике ничего не известно.

Долгое время арзамасцы ежегодно отправлялись в Зарайск и вместе с горожанами служили в храме панихиды по павшим героям. Потом они как-то призабыли о славных деяниях своих предков.

Но не забывали о своих давних заступниках зарайцы.

25 марта 1880 года они установили на кургане памятник с надписью: «Тут покоится триста храбрецов арзамасцев, защитников Зарайска, павших в битве с польским воеводой Лисовским в 1608 году во время междуцарствия».

Местный поэт написал стихи:

В конце прошлого века уроженец села Ивановского, что под Арзамасом, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Палладий, посетив Зарайск, будучи еще епископом Рязанским и Зарайским отслужил вместе с городскими священнослужителями панихиду по своим землякам.

В канун 275-летия со дня битвы под Зарайском общественность Арзамаса почтила память героев-земляков. В Воскресенском соборе была отслужена торжественная панихида.

20 апреля 1908 года в городе Зарайске состоялось чествование и поминовение русских воинов, погибших триста лет назад. В многолюдном шествии к холму славы, кроме духовенства, арзамасской депутации, зарайцев, шли с оркестром воины 6-й саперной бригады во главе со своим командиром. Воины специально прибыли на торжества из Москвы. На холме с патриотическими словами выступили протоиерей Арзамаса Ф. И. Владимирский и историк города Н. М. Щегольков. Арзамасцы оставили в Благовещенской церкви Зарайска памятную хоругвь.

В 1962 году в Зарайске установили новый памятник с надписью: «Русским воинам, защитникам города Зарайска, павшим в сражении с польскими захватчиками в 1608 году».

Смутное время долго помнилось в Арзамасе фактом столкновения со смоленцами.

После разгрома армии Болотникова Василий Шуйский заключил в феврале 1609 года договор со Швецией, по которому шведы пополнили царское войско, а русские отдали северному соседу часть отчих земель.

Сигизмунд претендовал на шведский престол и потому союз русских и шведов явился для него неприемлемым. Так вот, в сентябре 1609 года поляки и двинулись на Россию, осадили Смоленск.

Смоленск оказался «крепкостоятельным». Пятьдесят тысяч поляков не могли одолеть 5400 защитников города в течение двадцати месяцев. И только 3 июня 1611 года, когда в крепости осталось всего двести воинов, окончательно разрушив крепостные сооружения, ляхи вошли в город. но непрошеных вояк никто не встречал, ключей панам от русской твердыни никто не преподнес. Часть оставшихся в живых героев взорвала себя в соборной церкви Богородицы. Пораженные патриотизмом, поляки проявили уважение к оставшимся в живых и отпустили их на все четыре стороны.

Вот и пошли смоляне вглубь разоренной России искать пристанища. Дошли до Москвы, но первопрестольная сама жила голодно, да и без смолян наполнилась беженцами из Дорогобужа, Вязьмы и других мест «литовской украйны».

Боярский совет направил смоленских дворян в Арзамас «на новые поместья» и дворцовые земли.

Карамзинский, хронограф, рассказывает:

«Того же (1611) году из-под Москвы бояре отпустили смолян — дворян и детей боярских — в Арзамас, и стали все в селе Выездной слободе под градом, и дворцовые мужики не послушали, делить себя не дали, чтобы быть им за ними в поместьях, и стояли многое время, и бои с мужиками были, только мужиков не осилили, помогли мужикам арзамасские стрельцы 300 человек».

Отчего так вышло?

Вспомним, что Выездная слобода поселена Иваном Грозным казаками для охраны города. Позже приписано село к числу дворцовых — большого гнета, произвола помещика оно не испытывало. Рядом с Выездной обжилась Пушкарская слобода — пушкари защищали Арзамасскую крепость… И вот являются смоляне, дорогобужане, вязьмичи с претензией на те небольшие земли, что принадлежали Выездной. Выходило, что надо потесниться в запашке и пушкарям. Все это и вызвало взрыв неприятия незванных гостей. И понятно почему открыто встали стрельцы города на защиту выездновцев — они тоже теряли, скажем, сенные покосы по берегу Теши…

На первых порах ослабевшая власть Москвы не могла силой поддержать свое решение — послать войско для усмирения непокорствующих, смоляне и иже с ними ушли в Нижний Новгород, влились там в земское ополчение против поляков.

Но вот кончилось лихолетье на русской земле, избран был царь, укрепилась власть, и та же Выездная слобода с ее вольным, еще казацким духом пожалована в 1635 году в вотчину боярину Борису Михайловичу Салтыкову за то, «что он против королевича Владислава, польских, литовских, немецких людей и черкас стоял крепко на боях и на приступах бился, не щадя головы своей, и никакие королевичевы прелести не прельстили его, многую свою службу и правду Московскому Государству показал, а будучи в осаде во всем оскудение и нужду терпел…» Упустили на сей раз свою волю выездновцы…

А памятником пребывания смолян и до сих пор осталась в селе речка Смолянка — теперь-то едва заметное бывшее русло ее. По преданию, по берегам этой речки и поселились, было, смоляне. Рядышком с Пушкарской слободой…

17 июня 1610 года, несмотря на противодействие патриарха Гермогена, Василий Шуйский был отстранен от трона «заводчиками» И. М. Воротынским, Захаром Ляпуновым и И. Н. Салтыковым. Василия насильно постригли в монахи и заточили в Чудов монастырь, взяли под стражу его братьев.

Править государством стала «семибоярщина», чуждая народу. У бояр осталась одна надежда на помощь гетмана Жолкевского, который подошел к Москве, — Лжедимитрий II в это время отошел к Калуге и там вскоре убит заговорщиками.

17 августа 1610 года бояре-предатели, которые по словам патриота Авраамия Палицина из Троице-Сергиева монастыря, решили служить польскому королевичу, «нежели от холопей своих побитым быть», захотели посадить на русский престол Владислава при условии, что поляк примет православие, что осада Смоленска будет снята…

Но король Сигизмунд возмечтал сам править Россией.

В сентябре по тайному сговору с боярами армия гетмана Жолкевского вошла в Москву. Над страной нависла опасность иноземного порабощения.

Поляки стали нагло хозяйничать в столице. В это время шведы продолжали самочинно захватывать северные земли России, осадили Новгород с тем, чтобы посадить на русский престол своего королевича.

…К началу 1611 года в Рязани создалось земское ополчение во главе с воеводой Прокопием Ляпуновым. Примкнули к нему князь Д. Трубецкой и И. Заруцкий со своими служилыми людьми, казаками. В марте 1611 года ополчение двинулось к Москве, его поддержали москвичи. В уличных боях участвовал также отряд князя Дмитрия Михайловича Пожарского. Поляки уже стали отступать, но тут враги подожгли Москву, огромный пожар оттеснил патриотов из города.

Ошибки временного руководства первым ополчением в плане устройства судьбы беглых крестьян, холопов, отстранение атаманов и казаков от управления — раскололо единство патриотов, ослабило их военную силу, взять Москву они уже не решились. Впрочем, партизанская война против поляков не прекращалась.

В сентябре 1611 года со страстным призывом помочь «Московскому государству» выступил в Нижнем Новгороде посадский староста, торговец мясом Кузьма Минин. Горожане горячо отозвались на призыв, отдали пятую часть своего имущества на нужды второго ополчения Воеводой избрали князя Дмитрия Пожарского, уже отличившегося в уличных боях в Москве. «Заводчика» Кузьму Минина определили войсковым казначеем и в дальнейшем о нем писали и говорили, как о «выборном человеке всея земли».

Начинается сплочение городов в едином порыве. Они призывают друг друга: «быти в любви и в совете и в соединении друг другом… в том крест целовати меж себя, что нам с вами, а вам с нами и ожить и умереть вместе; и за истинную христианскую веру на разорителей нашея христианские веры, на польских и литовский людей и на русских воров стояти крепко… а потом… выбрати нам на московское государство государя земли Российския державы».

Ядром второго ополчения стали ушедшие из Арзамаса смоляне, дорогобужане, вязьмичи, арзамасцы. Шла в ополчение арзамасская мордва. В это трудное время казанский митрополит обратился к татарам и марийцам с призывом освободить Москву от поляков. Марийцы и татары начали вливаться в Нижегородское ополчение. В феврале собранное войско пошло из Нижнего сначала к Костроме, а потом к Ярославлю. Здесь и создали «Совет всей земли». Армия Пожарского значительно возросла, готовилась к боям.

Патриарх Гермоген звал народ в ополчение, поднимал значение Москвы как центра православия, призывал спасти первопрестольную: «Здесь образ Божией Матери, который святой Лука написал. Здесь великие светильники и хранители — Петр, Алексей и Иона чудотворцы. Или вам, православным христианам, все это нипочем?!»

Михаил Салтыков от имени бояр начал уговаривать, настаивать на том, чтобы патриарх Гермоген отправил от своего имени грамоту ополченцам с запрещением подходить к Москве. Высший духовный пастырь отказался выполнить требование, сказал: «Да будет им (ополченцам) от Бога милость и от нашего смирения благословение; на вас же изменниках да излиется от Бога гнев и от нашего смирения будьте прокляты в сем веце и в будущем».

Продажные бояре заточили Гермогена в темницу и уморили голодом в Чудовом монастыре. Он скончался 17 февраля 1612 года.

В августе ополчение во главе с князем Дмитрием Пожарским стояло уже возле Москвы. Приход земской рати испугал казаков атамана Заруцкого, и две тысячи их ушли из столицы в Калугу. У Москвы помощью Пожарскому стояли казаки князя Дмитрия Трубецкого, а его прежний сподвижник Прокопий Ляпунов, подозреваемый во враждебных умыслах, еще в июне 1611 года был зарублен.

Подошедший к Москве гетман Ходкевич рвался к Кремлю, чтобы выручить поляков. Казаки князя Трубецкого не раз меняли настроение, колебались во время решающего боя — зорко следили, за кем будет перевес… 24 августа в критическую минуту, когда поляки, казалось, одолеют, Кузьма Минин выпросил у князя Дмитрия Пожарского отряд в триста воинов, дерзко ударил у Крымского брода на конных и пеших поляков Ходкевича. Минину помогли другие ополченцы, и гетман, потерявший в бою до пятисот человек, отступил начально к Донскому монастырю, а потом, бросив свой обоз, побежал к Вязьме…

22 октября патриоты штурмом взяли Китай-город. Поляки в Кремле стали голодать, а 26 октября сдались. Родная Москва была освобождена!

Когда после благодарственного молебна на Лобном месте Красной площади русские вошли в Кремль с иконой Владимирской Богоматери, они с ужасом увидели «поруганные и оскверненные всякою мерзостью церкви, рассеченные на части образа с продырявленными очесами, ободранные и разоренные престолы». И это надругались над русскими святынями католики, якобы христиане!

Король Сигизмунд еще надеялся войти в Москву, под его стягами находилось четыре тысячи воинов. Он хотел привезти в русскую столицу своего сына Владислава, кому продажные бояре прочили царский престол. В Вязьме король узнал о капитуляции польского гарнизона в Москве. Он дошел до Волоколамска. Посланные Владиславом подручные в Москву были оттуда изгнаны, прежних бояр-изменников уже вымели из Кремля — Владислава никто не признавал. Так и ушел Сигизмунд со своим отпрыском из России с позором.

Народ отовсюду гнал чужеземцев. Поляки, осведомленные о местонахождении юного Михаила Романова, которого русские уже прочили в цари, хотели умертвить его, однако боярина героически спас костромской крестьянин Иван Сусанин.

Мать Михаила Романова инокиня Марфа знала, что еще в декабре 1612 года и январе 1613-го в Москву съезжались выборные из всех городов на Земскую думу и где единодушно избрали царем Михаила сына митрополита Филарета Никитича Романова. Романовых любила вся Москва…[6]Дума направила во все города, кроме самых отдаленных, верных людей для опроса населения: приемлют ли они избрание Романова? Народ одобрил выбор Думы.

Посольство земского собора явилось в Ипатьевский монастырь… Вместе с народом при колокольном звоне подошли к монастырю, в соборной церкви после молебна вручили Михаилу народную грамоту об избрании его на царство, просили ехать в Москву. Долго не соглашалась старица Марфа отдать сына, на ее глазах произошло падение четырех царей, пролито из-за трона столько крови… Наконец, она не устояла против всенародного моления и челобитья. Преклонила колени пред иконами и благословила сына на царство. Это произошло в Костромском Ипатьевском монастыре 14 марта 1613 года. Торжественное венчание на царство царя Михаила Федоровича совершилось 11 мая в Успенском соборе Московского кремля.

… Долго не знали спокойствия в Поволжье. Наконец, Москва послала воевод Одоевского и Головина очистить Волгу от разбойников. Набрали целую армию. Нижний Новгород выставил шестьсот человек. Алатырь — сто, Арзамас — сто, Балахна — пятьдесят воинов. Остатних добрали в других уездах Поволжья. Главное гнездо разбойников было под началом Ивана Заруцкого, сторонника Лжедимитрия II. Немало «погулял» Заруцкий с Мариной Мнишек и с ее «воренком» в низовьях Волги. Атаман едва не склонил на свою сторону персидского шаха, хотел вовлечь Турцию, юртовских татар, ногаев и волжских казаков в войну против Москвы, ограбил Астрахань. Взяли Ивана Заруцкого на реке Яик. Атамана, «Маринку» и «тушинского воренка» отправили в Москву. Там Заруцкого посадили на кол, трехлетнего сына полячки, как претендента на русский престол, повесили, а «вориху Маринку» хотели сохранить для обмена с Польшей, но она в тюрьме в Коломне «от болезни и от тоски по своей воле умерла».

…В памяти россиян и до сих пор жива непреходящая благодарность нижегородцам, прославленному Кузьме Минину за жертвенный вклад в святое дело очищения родной земли от чужеземцев.

Та победа боевого отряда Кузьмы Минина у Крымского брода в Москве, главенствующая роль нижегородцев во втором ополчении дала им право после говорить изменникам-боярам, их приспешникам, а также всем тем, кто остался в стороне от патриотического движения:

— Кабы нижегородцы не собрались да не встали, так вы бы опоганенную землю до сих пор носом копали…

Издревле граница Руси простиралась широко, но людей в этих границах всегда не хватало.

С конца XV века и по середину XVIII Россия резко отставала в росте народонаселения. Так, во Франции к 1500 году насчитывалось более 15 миллионов человек, в Германии — 11 миллионов, а в России в 1678 году всего лишь 5,6 миллиона.

Нетрудно объяснить эту разницу в демографии. На протяжении столетий славяне, русские вели бесконечные оборонительные войны. Огромный урон в людях понесен во время монголо-татарского ига, в долголетней войне Ивана Грозного за выход к Балтике, в страшный голод 1601–1603 годов и, наконец, в затяжную смуту, что длилась до 1613 года.

Смута во многом изменила россиянина. Историк В. О. Ключевский писал по этому поводу: «Из бурь Смутного времени народ вышел гораздо впечатлительнее и раздражительнее, чем был прежде, утратил ту политическую выносливость, был уже далеко не прежним безропотным и послушным орудием в руках правительства. Эта перемена выразилась в новом явлении — XVII век был в нашей истории временем народных мятежей».

С приходом на царство Романовых встала задача укрепления государственности, возрождения городов, сел и деревень. Прошедшие годы смуты показали правящим кругам сколь опасны толпы холопов и всякого рода «гулящих людей», которые за кусок хлеба готовы служить даже иноземным авантюристам. Вот почему следуют указ за указом по закреплению крестьянства за землей и отдача «тягла» в руки помещика.

Еще Борис Годунов в 1592-93 годах закрепил крестьян на тех местах их проживания. В 1597 году новый указ повелел отыскивать беглых крестьян уже через пять лет после того, как они сбежали от хозяина. А во время «семибоярщины» — после царя Василия Шуйского, бояре «выпросили» у королевича Владислава указ, «чтобы крестьянам выхода не было». Соборное уложение 1649 года царя Алексея Михайловича еще более закрепостило крестьянина, ухудшило положение посадского люда в городах.

«Народ русский зело терпелив и послушен», — с довольством сказал однажды Петр I, вздыбивший Россию в ходе коренных преобразований старого уклада жизни, в стремлении «прорубить окно в Европу», для чего крутому, безоглядному преобразователю потребовались сотни тысяч человеческих жизней и расточение экономического потенциала России.

Да, смиренномудрие, терпимость, жертвенность — это составные части национального существа русского человека, принявшего православие как главный смысл земной жизни. Русский человек, сильный в своей соборности, всегда держался высшей справедливости, был и остается противником того зла, которое так или иначе угнетает человека, низводит его до положения раба. История нашего Отечества полна тому подтверждений. Долгие века в кровопролитных битвах россияне отстаивали православие, свою национальную самобытность, государственность, свободу и землю от разного рода завоевателей. Но история государства Российского — это и непрерывная борьба «униженных и оскорбленных» против своих внутренних угнетателей за достойную жизнь каждого отдельного человека.

Недруги России, прежде и теперь, все еще в желании унизить, разоружить нас, утверждают, что русский человек раб по своей природе. Полноте! Семнадцатый век, как и все последующие столетия — яркая полоса народных выступлений крестьян, городских низов против прямых своих эксплуататоров и чиновной бюрократии. Выступления отрядов Хлопко Косолапа близ Москвы, многотысячные армии Ивана Болотникова и Степана Разина — эти крестьянские войны красноречиво говорят о том, что народные низы не мирились с установленным угнетением.

Тяжелую боярскую и дворянскую тяготу терпело крестьянство. Трудно жил и посадский люд в городах.

Шло безудержное развитие товарно-денежных отношений в стране… Землевладельцы расширяли запашку, требовалось все больше рабочих рук. Рабочие руки ценились, но и увеличивались поборы с народных низов, недоимки взыскивались строго. И куда было деваться тем, кто не мирился с закрепощением, бесправием. Смутное время во многом изменило народ, он уже осознал свою силу, многие ведь хлебнули «воли». И вот непокорные бежали на Дон к казачеству, уходили в бескрайнюю Сибирь искать сказочное Беловодье, толпами убегали в низовья Волги, на уральский Яик. Так формировалась «вольница», которая пополняла многочисленные шайки разбойников, «гулящих людей», а в городах «ярыжек» и «черни». Эти обездоленные только и ждали того, кто пообещал бы им опять же «доброго» для народа царя…

Каким он был, Степан Тимофеевич Разин?

Вот как подал портрет Степана Тимофеевича историк Н. И. Костомаров на основе слышанных им в Поволжье преданий. «Крепкого сложения, лицо правильное, слегка рябоватое, взгляд повелительный. К характеристике вожака крестьянской войны: предприимчивый, порывистый, своенравен, непостоянный, упорный в намерениях и делах, то мрачен, то суров, то разгульный до бешенства… Часто чужие страдания забавляли его, свои он презирал. Попирал все, что выше его: власти, церковь… Толпа чувствовала в нем сверхъестественную силу, называла его колдуном. В душе его действительно таилась какая-то мистическая тьма…»

Данных к биографии Разина немного. Родился в станице Зимовейской на Дону в роду «домовитого» — зажиточного казака. У родителя было их три брата, имя старшего неизвестно, а младшего звали Фролом.

В 1652 году Степан ходил, может быть, по обету на богомолье в далекий Соловецкий монастырь. Затем в 1661 году он числится в составе казачьего посольства в Москве.

1665 год… Россия помогает братской Украине окончательно сбросить засилье поляков и борется за освобождение Смоленской и Чернигово-Северской земли… Позже, в 1667 году Польша подпишет перемирие, по которому Россия получит эти родные земли, а также Левобережную Украину и город Киев.

В народе на Дону после рассказывали: князь Юрий Долгорукий идет в поход против поляков. В его войске и донские казаки. Атаманом одного из отрядов дончаков Разин-старший. Своевольничать вздумали казачки, пристали к князю: отпусти домой! Долгорукий, конечно, не разрешил. Тогда казаки ушли тайно. Догнали дезертиров, и суд, как всегда в походных условиях, оказался коротким: атамана повесили. Братья Степан и Фрол Разины присутствовали при казни своего старшего. И вот с тех пор и поднялось в Степане чувство мести «москалям»…

Малодушно поджег себя местью Разин, и скоро, очень скоро эта месть наружу вырвалась и начала свое черное, свое страшное дело.

Весна 1667 года…

В верховьях Дона, у Паншина городка, объявляется отряд казацкой «голытьбы» во главе с атаманом Степаном Разиным. Отсюда по реке Камышинке казачки выплыли на Волгу, и рванулись вниз их быстрые струги.

Кто же сидел за веслами тех стругов? А большей частью «новоприходские» или «голутвенные», которых приводили на «вольный» Дон «сиротские дороги». «Вольница» всегда жила ожиданием сильной личности, того атамана, по «клику» которого они бросались за «казачьим хлебом» — грабили береговых жителей восточного Черноморья… А временами, чтобы сабли не ржавели, нанимались служить то Киеву, то Варшаве, то Москве… Сама о себе эта «вольница» говорила прямо: не вор, не тать, только на ту же стать. Вот эти забубенные головушки, которые подчас и жизнь-то свою могли отдать ни за понюх табаку, окружили Степана Тимофеевича: широкая душа просила широкой гульбы, шумного праздника свободы…

И поднялась к высоким волжским берегам молодецкая песня бунташного люда:

Поначалу успокаивали разинцы честной народ:

Вначале задумка была проста: сплавать по Каспию «за зипунами», как, бывало, по Черному морю. Но начали «вольничать» тут же, на Волге. Встретился караван судов, что принадлежал лично царю, патриарху и купцу Шорину. Немалые богатства взяли казаки — стрельцы, охранявшие суда, пристали к разницам.

О разбое скоро узнали, Москва тотчас направила отряд стрельцов на поимку злодеев, но часть из них перебили, а остатние переметнулись к разницам.

Из Каспия рукавом Волги доплыли до устья реки Яик, овладели Яицким казачьим городком, зиму праздничали.

Московская власть пыталась еще раз отговорить Разина от разбоя, но резоны и теперь не услышаны. Царь Алексей Михайлович предвидел скорые действия казаков-разбойников, так не хотелось обострений с восточными соседями, ничего хорошего России это не сулило.

Весна 1670 года…

Порадовал Степана Тимофеевича атаман Василий Ус, что пришел к нему с большим отрядом.

Решили идти на Волгу. Там ватажиться вольно, там инородцев много, и Астрахань хорошо привечала. А ежели подожмет беда, то рядом степь бесконечная, в низовье Волги столько речных рукавов — схорон надежный.

13 апреля семитысячное войско подступило к Царицыну. Оправдались надежды, посадская беднота открыла крепостные ворота, в городе установилось казацкое правление, выборность начальников.

За зиму Разин обдумал многое. От разбоя он переходит к борьбе с царем Алексеем. Конечная цель — пойти на Москву, а для этого нужно прочное положение в тылу. Выходит, брать Астрахань. С помощью городской бедноты, отдельных стрельцов овладели и Астраханью, хотя гарнизон, иностранные офицеры яростно сопротивлялись. Начался разгром, истребление богатых, освобождение «тюремных сидельцев».

Ненависть к боярам была давно обоснована бедным людом:

Да, пришло время возмездия. В одной из отписок властям говорилось: «… по уездам рубят помещиков и вотчинников за которыми крестьяне, а черных-де людей, крестьян и боярских людей и казаков и иных служилых людей никого не рубят и не грабят». После недаром родилась такая вот поговорка: «Были, были, и бояре волком выли».

По всему Поволжью и далее стали расходиться «прелестные» письма Степана Разина с призывом присоединяться к восставшим: «Грамота от Степана Тимофеевича от Разина. Пишет вам Степан Тимофеевич всей черни. Кто хочет Богу да государю послужить, да и великому войску, да и Степану Тимофеевичу, и я выслал казаков, и вам бы заодно изменников выводить и мирских кровопивцев вывалить. И мы казаки како промысь станут чинить, и вам бы идти к нам в совет, и кабальные и опальные шли бы в полк к моим казакам».

Решили привлечь поболе простого народа на свою сторону. Степан Тимофеевич объявил, что у него на струге находится сын царя Алексея Михайловича — Алексей (В действительности к этому времени умерший). Пустили слух: царевич-де сбежал к казакам от жестокого отца. Царь-де держал наследника в черном теле по ложным наветам бояр. И вообще царь «из барского рта глядит, говорит только боярскими устами».

Мало того, Разин приказал приготовить два судна. Одно из них покрыли красным бархатом, а другое черным. Наивным людям показывали на эти суда и говорили: на красном-то царевич Алексей пребывает, а на черном отвергнутый царем патриарх Никон… Народ не мыслил жизни государства без царя, верил россказням, шел служить государю и патриарху с твердой верой, что отдает себя правому делу.

Крестьянская война разрасталась в Поволжье.

Разин рассылал своих людей поднимать бедноту и в отдаленные районы. Атаман Михаил Харитонов послан в пензенские места, Максим Осипов в нижегородские пределы. Армия повстанцев насчитывала до двадцати тысяч человек.

Царь Алексей Михайлович (Тишайший) наконец-то осознал угрозу, и в августе в Поволжье была отправлена большая, хорошо обученная иностранцами армия.

Главным, определяющим событием этой крестьянской войны, несомненно, стало сражение за Симбирск, которое продолжалось с 5 сентября по 4 октября. Такая продолжительность боев говорит о стойкости, решительности восставших. Восемь тысяч разинцев легко овладели посадом, четыре раза ходили на штурм крепости, и только подход войска князя Ю. Н. Барятинского спас осажденных и царского воеводу И. Б. Милославского.

4 октября разницы потерпели сильное поражение. Плохо вооруженные, не владеющие искусством вести бой, крестьяне не могли длительно противостоять обученной царской армии. Тяжело ранило Степана Тимофеевича. Достала сабля его голову и нашла пуля — пищаль прострелила ногу, едва атаман не попал в плен. С верными донцами предводитель восстания поспешно уплыл по Волге, малодушно бросил свою крестьянскую пехоту. Ее прижали к реке, многих порубили, часть взяли в плен. Воевода князь Барятинский праздновал победу. После утвердилось мнение, что именно он спас русский престол.

Тут, под Симбирском, и произошел перелом войны.

Атамана с малым отрядом казаков не впустили в свой город самарцы, отступающих не приняли к себе и саратовцы, а давно ли сдали город без боя…

Поправлялся Степан Тимофеевич от ран в Царицыне. Зимой этого 1670 года атаман явился на Дон, понимая, что для успешного ведения войны ему нужно большое и крепкое казацкое ядро — надо собрать это ядро и готовиться к новым боям и походам.

«Домовитые» — богатые казаки, боясь царского гнева, задумали черное дело.

Закатывалась мятежная звезда Разина.

В апреле 1671 года обманным путем его схватили и позже выдали казаки. То сделал атаман Корнило Яковлев, он и повез в столицу Степана Тимофеевича с младшим братом Фролом.

6 июня после жестоких пыток Разина казнили на Красной площади в Москве.

«Прелестные письма» — воззвания Разина, будоражили, поднимали поволжских крестьян, тут и там возникали все новые очаги восстания.

Война перекинулась на правобережье Волги. Примкнули к разницам алатырцы, корсунцы, пензенцы, часть тамбовцев.

На юг от Арзамаса возмущение простого народа охватило Верхний и Нижний Ломов, Темниковский и Кадомский уезды. Во всем Пензенском крае лишь город Шацк оставался в руках царского воеводы Хитрово.

Вот что писал современник событий, эмоционально переживая происходившее вокруг него: «…умножался огонь ярости, гнев и свирепство воспалялись, всколебалась чернь на бояр… мир весь закачался».

Под Нижним Новгородом действовал сильный отряд умелого сподвижника Разина Максима Осипова, закрепившийся в селах Богородском. Большом Мурашкине и Лыскове. В руках повстанцев оказался Скопинец, Юркино, Работки, Безводное, Великий враг и Бор. На Оке первыми взбунтовались крестьяне князя Одоевского, они напали на Павлов, Перевоз, побили там часть государевых ратников.

Быстро сбросили с себя ярмо царской власти жители Большого Мурашкина — тогда города. Они овладели 13 пищалями, захватили 1174 ядра и с этим припасом решили двинуться на Арзамас.

8 октября 1670 года восставшие начали штурм Макарьевского монастыря, под стенами которого ежегодно шумела знаменитая Макарьевская ярмарка. Монахи на крепостных стенах отчаянно сопротивлялись, и разиниы уже отступили, но тут к ним подоспела подмога, и богатый монастырь достался на волю победителям.

Разин ждал, что беднота Нижнего Новгорода восстанет, но выступления не состоялось, а тут подошел большой отряд московского войска, сходу разбил мужицкие отряды в Лыскове и Мурашкине, а 22 октября освободил от мятежников Макарьевский монастырь.

Начались розыски, суды и расправы. После воевода Константин Щербатов докладывал: «И тех воров переимав велели казнить смертью по дорогам, а иных четвертовать в городе для того, что в нижегородских жителях была к воровству шатость».

Вскоре Юрий Долгорукий донес в Москву, что «Нижний Новгород от воров очистили».

Только в январе-феврале следующего 1671 года после казни 29 разинцев и наказания кнутом 57 человек в Нижегородскую округу пришло «замирение».

Обезопасив Нижний Новгород и его окрестности, отряды войска Юрия Долгорукого пошли на юг Нижегородского края и в другие области Поволжья.

Князь Барятинский 2 ноября взял Козьмодемьянск и предал там казни 60 человек. Пал Ядринск, Васильсурск сдался без боя.

Один за другим каратели брали восставшие города и села Поволжья: Корсунь, Алатырь… 14 декабря воевода Хитрово взял Керенск, 17 декабря князь Щербатов овладел Нижним Ломовым, а затем и Верхним Ломовым. Князь Барятинский овладел Саранском, 23 декабря пала Пенза. В конце декабря и начале января 1671 года покорился весь Тамбовский уезд.

Медленно и тяжело затихало пламя крестьянской войны…

В середине сентября, когда восстание растеклось по Нижегородскому, Арзамасскому и Курмышскому уездам, арзамасский воевода Леонтий Шайсупов пишет тревожное доношение царю: «…холоп твой Левка Шайсупов челом бьет. В Арзамасе, государь, город и острог большой, а стрельцов и пушкарей не много, а посадские люди безружейны и из них многие в разсылке, и я, холоп твой, опасен воровских людей и за малолюдством своим, боюся всякого дурна, и о том, что ты, Великий Государь мне, холопу своему, укажешь».

Только приход царского войска успокоил пужливого воеводу.

Юрий Долгорукий прибыл в Арзамас 26 сентября 1670 года. Он тут же написал царю: «…пришел я, холоп твой, в Арзамас с твоими, великого государя, ратными, с конными и пешими людьми стал, перешед реку Тешу по Олаторской дороге близко посадов устроясь обозом, а товарищи мои… окольничий и воевода князь Константин Осипович Щербатов да думный дворянин и воевода Федор Иванович Леонтьев и дьяк Иван Михайлов пришли в Арзамас преж моего».

Это значит, что царское войско расположилось станом на луговине возле Ивановских бугров.

Отсюда, из Арзамаса, Юрий Долгорукий и посылает подчиненных ему воевод для подавления очагов сопротивления.

Повстанцы вполне понимали значение Арзамаса, стоящего на Московском тракте, и несколько раз в конце сентября подступали к нему с целью захвата.

…Всего в пятнадцати селах и деревнях Арзамасского уезда волновались крестьяне. Они видели, понимали, что противник значительно превосходит их в военной выучке, в оружии, а часто и числе. Повстанцы действовали без связи между собой, разрозненно. И все же восставшие бесстрашно вступали в сражения, ибо хорошо знали, что бьются и умирают за правое дело.

Той осенью 1670 года Арзамас переживал великое смятение, жители его стали свидетелями страшных казней.

Острог переполнен, пленных держали под открытым небом за крепким караулом, многочисленными палачами пугали малых детей…

В продолжение трех месяцев: октября, ноября и декабря — в городе и окрест предавали казни попавших в плен разинцев.

Иностранец, очевидно, служивший офицером в войске князя Юрия Долгорукова, подчеркивает, что несчастных «…осуждали не иначе, как соблюдая обряды правосудия и выслушав свидетелей».

Кого-то, явно с умыслом, отпускали из пленных домой после привода ко кресту, после клятвы более не «воровата» и народ не «возмущати». Помилованные обязывались донести до своих сел, до крестьян то, как нещадно царские слуги карают бунтовщиков.

Иностранец писал: «Страшно было смотреть на Арзамас: его предместья казались совершенным адом: повсюду стояли виселицы и на каждой висело по 40 и 50 трупов, там валялись разбросанные головы и дымились свежей кровью; здесь торчали колья, на которых мучились преступники и часто были живы по три дня, испытывая неописуемые страдания. В продолжение трех месяцев в Арзамасе казнили одиннадцать тысяч человек».

В сообщении иностранца есть и такие слова: «…а захваченные в плен принимали смерть с мужеством необыкновенным, будучи в твердом убеждении, что умирают они за правое дело».[7]

Казни разинцев, по преданию, происходили большей частью за городом, на Ивановских буграх.

Арзамасский поэт Николай Рачков посвятил разницам стихи.

Народ помнил и помнит своих героев…

Когда от разинцев очистили Нижегородский и Арзамасский уезды, после боя у Кременок Юрий Долгорукий пошел в соседний Темниковский уезд, который был еще в руках восставших.

На Темниковской земле, окрест ее и проявила свое мужество атаман Алена, позже прозванная Арзамасской.

Молодая, сильная духом, эта женщина собрала вначале в подгородних арзамасских селах двести смельчаков. Открыто выступить с этим почти безоружным отрядом против укрепленного Арзамаса она, конечно, не могла. Решили пойти в соседний Темниковский уезд, куда стекались разрозненные. сильно поредевшие в прежних боях отряды повстанцев. К Алене потянулись мужики мордовских, татарских, русских сел и деревень.

В одном из доношений в Москву говорится, сколько разинцев сосредоточилось в самом Темникове и рядом в лесу: «А в Темникове, государь, воровских людей стоит 4000, устроясь с пушками. Да в Темниковском лесу, государь, на засеках, на арзамасской дороге стоит воровских людей от Темникова ж в 10 верстах 8000 с огненным боем». Это данные на 28 ноября 1670 года.

После большого боя у Кременок появляются сведения о старице Алене. К князю Юрию Долгорукому привели есаула казацкого Андрея Осипова. Он, кроме всего прочего, рассказал: «Да ему ж де, Андрюшке, воровские казаки сказывали, что в Шацком уезде ходит баба ведунья, вдова крестьянина Темниковского уезда Красной Слободы, и собралось-де с нею воровских людей 600 человек. И ныне та жонка и с воровскими людьми в Шацком уезде, а из Шацкого хотела итги в Касимов».

В этом первом сообщении об Алене неверно названа ее родина.

И еще одно свидетельство: мурза Исмаил Исяшев, из числа восставших же, подтвердил: «Да он же слышал, что старица собрала к себе воров 200 человек и пошла на воровство в шацкие места. А какова чину та старица в мире была, и откуда, и какие люди с нею собрались, и где она ныне, про то подлинно не ведает».

Позднее к Алене присоединилось еше 600 человек. От Арзамаса она продвигалась к Шацку, но затем пришлось повернуть от заслонов царских войск на восток к Темникову, где ее отряд слился с отрядом Федора Сидорова, что пришел в эти места ранее Алены.

Алена вместе с Федором Сидоровым на казацком кругу два месяца управляла Темниковым и командовала большим пестрым разноязычным войском. Она переписывалась с атаманами ближайших городов, искусно лечила раненых и учила тому же Сидорова.

Дошло свидетельство, что Алена ходила в мужской одежде и была храброй. Между тем вражье кольцо все теснее сжималось вокруг Темникова.

30 ноября у села Веденяпино сошлись разницы и отряд правительственных войск. Повстанцы и тут разбиты. Полковник Василий Волжинский пошел на Темников. Защитники города не выдержали стремительной атаки и вместе с жителями бросились спасаться в лес.

… Только воеводскую избу каратели скоро взять не могли. Позже в соборе они с удивлением увидели, кто держал оборону: «Перед иконостасом в молитве распростерлась фигура еще не старой женщины, которая была в монашеской одежде, но опоясана воинскими доспехами. Вломившиеся в собор стояли в изумлении…»

Одержав победу у села Кременок, воевода Леонтьев дал возможность отряду Юрия Долгорукого 4 декабря дойти до Темникова. Навстречу князю вышли из города священство и «всяких чинов люди, и били челом великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу». От имени царя Юрий Долгорукий «привел к вере в соборной церкви по чиновной книге, чтобы им, темниковским людям, впредь к воровству и ни к какой шатости не приставать».

К Юрию Долгорукому привели пленных. Вскоре он сообщил царю: «И темниковцы ж грацкие посадские люди и уездные священницы и крестьяня привели к нам, холопем твоим, Темниковского уезду села Акселу попа Савву[8]да разных сел и деревень крестьян 18 человек, которые с ворами были вместе и против твоих великого государя ратных людей на боех бились и бунты многие заводили.

… Да темниковцы ж грацкие люди привели к нам, холопем твоим, вора и еретика старицу, которая воровала и войско себе збирала и с ворами вместе воровала, да с нею ж принесли воровские заговорные письма и коренья. И мы, холопи твои, того приводного попа и крестьян роспрашивали и велели пытать и огнем жечь. А в роспросе и с пытки поп и крестьяне в воровстве винились…

А вор старица в роспросе и с пытки сказалась — Аленою зовут, родиною де, государь, она города Арзамаса, Выездные слободы крестьянская дочь, и была замужем тое ж слободы за крестьянином; и как де муж ее умер, и она постриглась. И была во многих местах на воровстве и людей портила. А в нынешнем де, государь, во 179-м году, пришед она из Арзамаса в Темников, и збирала с собою на воровство многих людей и с ними воровала, и стояла в Темникове на воевоцком дворе с атаманом с Федькою Сидоровым и ево учила ведовству. И мы, холопи твои, того приводного попа и крестьян за их воровство велели казнить смертью, повесить около Темникова, а вора старицу за ее воровство и с нею воровские письма и коренья велели зжечь в струбе».

Еще и не кончилось повсеместно «возмущение разинское», как в 1671 году в Голландии и Германии вышло «Сообщение касательно подробностей мятежа, недавно учиненного в Московии Стенькой Разиным». В 1672 году вышло английское и французское издания «Сообщения». Позже, в 1674 году некий Иоганн Юстус Марций защитил в Виттенберге даже диссертацию о восстании в Поволжье, а в 1677 году о гибели Алены Арзамасской напечатал свои строки Иоганн Фриш…

В голландском и немецком текстах говорится: «Среди прочих пленных была приведена к князю Юрию Долгорукому монахиня в мужском платье, надетом поверх монашеского одеяния. Монахиня та имела под командой своей семь тысяч человек и сражалась храбро, покуда не была взята в плен. Она не дрогнула и ничем не выказала страха, когда услыхала приговор: быть сожженной заживо… Прежде чем ей умереть, она пожелала, чтобы сыскалось поболее людей, которые поступили бы, как им пристало, и бились так же храбро, как она, тогда, наверное, поворотил бы князь Юрий вспять… Она спокойно легла в сруб — маленькое деревянное сооружение с четырьмя отверстиями и открытым верхом… Перед смертью она перекрестилась на русский лад: сперва лоб, потом грудь, спокойно взошла на костер и была сожжена в пепел».[9]

Сто лет жила в народных низах России мистическая вера, что «батюшка» Степан Тимофеевич Разин еще явится в мир, чтобы зашитить сирого и убогого, сполна расплатиться с теми, кто угнетал и попирал простой народ.

И — точно: в той же донской станице Зимовейской, откуда «грозный атаман» был родом, поднялся Емельян Иванович Пугачев с тем же зажигательным кличем: я пришел дать вам волю!

По-прежнему, как и во времена Разина, крестьянство жило в неволе, в неволе еще более тяжкой нежели прежде. Если по «Уложению» 1649 года крестьянин и не мог уйти с собственной земли, то во всем другом он был еще свободен. Имел право на собственность, мог торговать на базарах, заключать хозяйственные сделки, завещать свое имущество. Таким образом усекалась возможность передвижения, но отнюдь не личная независимость.

Начало подлинному рабству положил Петр I.

В свое время, говоря о «крещеной собственности» помещиков, Герцен заявил, что именно Петр I «совершенно отделил дворянство от народа и, наделив его страшной властью по отношению к крестьянам, заложил в недра народной жизни антагонизм».

Указ Петра III от 18 февраля 1761 года о даровании вольности и свободы дворянству взбудоражил крестьян. Они, по народной мудрости, справедливо полагали, что коль царь освободил от «крепости» дворян — значительно сократил срок обязательной, бессрочной прежде, государственной службы, то тут же будет дадена свобода и селянам…

Историк В. О. Ключевский об этом писал: «По требованию исторической логики и общественной справедливости, на другой день, 19 февраля, должна была бы последовать отмена крепостного права; она и впоследовала на другой день, только спустя 99 лет».

Если царица Елизавета дала помещикам право ссылать крестьян в Сибирь без всякого суда, то «матушка» Екатерина II за «предерзостные поступки» — кто их определял? — разрешила гнать мужика прямо на каторгу.

В те времена кормилец земли русской говорил с горечью о себе: «Душа — Божья, тело — царское, а спина — барская».

О вопиющем бесправии крепостных рассказывала песня:

В «Плаче холопов», а он написан кем-то из крепостных, слышится стон:

Александра Невского — защитника Веры и Отечества, дозваться вживе было нельзя, на защиту холопов поднялся Емельян Иванович Пугачев.

Родился он в 1742 году. Смолоду участвовал в Семилетней войне с Пруссией, Польшей и Турцией. Будучи неграмотным дослужился до хорунжего — офицерского чина. После возвращения с ложным письменным видом (паспортом) из-за польской границы, скитался по разным местам, сошелся со старообрядцами, несколько раз его брали под арест, как подозрительного.

Уже в начале царствования Екатерины II, а она взошла на престол в 1762 году, волнения охватили около ста тысяч крепостных крестьян. За период с 1762–1772 годы произошло около пятидесяти крупных восстаний крестьян против произвола помещиков в Петербургской, Московской, Тульской, Воронежской, Нижегородской, Казанской губерниях. А всего в шестидесятые годы произошло более ста выступлений селян. Отчаявшиеся крестьяне убивали своих помещиков. Только в Московской губернии с 1764 по 1769 год убито до тридцати дворян.

Трудновато жили и коренные народы Поволжья и Приуралья.

Экономическое расслоение казачества на приуральской реке Яик на богатых и бедных привело в 1772 году к восстанию служилой бедноты. Заваруху заглушили армейские пушки, генерал правительственных войск оказался убитым…

В народе ходил слух о незаконном захвате Екатериной II царского престола, высказывались разные догадки о судьбе исчезнувшего мужа царицы. И вот летом 1773 года на реке Яик Пугачев объявляет себя Петром III, спасшимся чудесным образом. Он, после названный мужицким царем, обещает в свое царствие держать старую веру, будет запрещено брить бороды и носить немецкое платье. К этому пошли слухи, что добрый царь восстановит патриаршество, которое упразднил западник Петр I.

Царский титул поднимал авторитет, объяснял законность действий Пугачева, а потом и давал основу для объявления всеобщей воли. Пугачев еще верил в «наивный монархизм».

Близкие сподвижники Емельяна Ивановича «полковники» И. Чика-Зарубин — граф Чернышев, И. Белобородов, И. Творогов, М. Горшков и другие хорошо знали, что их предводитель простой казак, но верно служили «Петру III», говоря между собой: все равно, абы в добре…

На зов «государя» стали сбегаться бедные казаки, прятавшиеся еще со времен Петра I старообрядцы, которым теперь жаловались их «крест и борода», заводские рабочие Урала, беглые крестьяне, работная голытьба Волги, инородцы… Простой люд всегда считал, что царь, он не только дворянский, но и царь простого народа, и вот этим воодушевлялась армия Пугачева.

Наивная вера простого народа опять-таки в доброго справедливого царя-батюшку, в свободу от помещичьей кабалы — все это и обусловило широкий размах новой крестьянской войны под знаменами и призывами Е. И. Пугачева.

Задуман всполох на Дону, а оружие-то заговорило, как и во времена разиновщины, в Поволжье…

В войну против угнетателей вводится слово. В разные концы Урала, Приуралья, Поволжья, в Воронежский край направляются «манифесты» «Петра Федоровича» к народу. В них действительно выражены народные чаяния, они, по словам А. С. Пушкина, являются «удивительным образцом народного красноречия».

Чем же жаловал «своих подданных» Петр III?

А жаловал он «всех, находившихся раньше в крестьянстве и подданстве помещиков, быть верноподданными рабами собственной нашей короне, и награждаем древним крестом и молитвою, головами и бородами, вольностью и свободою и вечно казаками, не требуя рекрутских наборов, подушных и протчих денежных податей, владением землями, лесными, сенокосными угодьями и рыбными ловлями, и соляными озерами без покупки и без оброку и освобождаем всех прежде чинимых от злодеев дворян и градских мздоимцев-судей крестьянам и всему народу налагаемых податей и отягощениев».

Боевые действия развернулись уже зимой. В январе 1774 года Салавату Юлаеву сдался Красноуфимск. В феврале подняли бунт рабочие 92 заводов Урала, они овладели Челябинском, Курганом…

12 июля пугачевцы с ходу взяли Казань, но в кремль не вошли. Тут подоспела помощь осажденным. Подполковник Иван Иванович Михельсон в тяжелом пятичасовом бою нанес поражение осаждавшим. Две тысячи повстанцев погибли, более пяти тысяч с пушками сдались в плен на милость победителей. Уцелевшая конница башкир ушла в свои родовые пределы.

С отрядом в пятьсот верных казаков Пугачев перешел на правобережье Волги. А. С. Пушкин, написавший историю этой крестьянской войны, говорил: «Пугачев бежал, но бегство его казалось нашествием».

… Емельян Иванович быстро шел на юг. Его сподвижники заняли 19 июля Цивильск, 20 — Курмыш, а 27 — Саранск, 1 августа — Пензу, 6 — Саратов.

Уход Пугачева в Нижнее Поволжье поставил под угрозу разрозненные отряды повстанцев, один за другим они терпели поражение от регулярных войск.

За поимку Е. И. Пугачева объявлена большая награда в 10 тысяч рублей. Повторялось извечное: расчет на предательство.

На юге силы пугачевцев значительно возросли, пополнились бурлаками, волжскими, украинскими казаками и калмыками.

17 августа Пугачев взял Дубовку, тогда центр волжского казачества. 21 августа армия оказалась у стен Царицына, но города Пугачев не взял. А 24-го близ Черного Яра Михельсон в очередной раз нанес сильное поражение восставшим. С небольшим числом своих сторонников Емельян Иванович едва ушел за Волгу, он еще надеялся, что соберет в прикаспийских степях бедноту. Обсуждалось предположение скрыться в Персию, на Кубань или в Запорожье.

Но богатые яицкие казаки уже сговаривались выдать властям «мужицкого царя».

Нижегородская губерния не осталась в стороне от событий и в эту крестьянскую войну.

Отряды повстанцев появились в пятнадцати верстах от Нижнего. В городе началась нешуточная паника. В страхе губернатор А. А. Ступишин сообщал в Петербург, что «ручаться за безопасность Нижнего, да и Москвы уже нельзя». Ступишин кинулся укреплять Арзамас, открывающий дороги и на Нижний, и на Москву. В Арзамасе он собрал до трехсот дворян, чиновных и прочих служилых для отпора наступающих «злодеев», но собранные вояки разбежались. Тогда губернатор направил в Арзамас полковника Архарова со 160 казаками, из коих 30 донцов отрядил на усмирение мужиков, приписанных к Починковскому конному заводу. Вздохнул генерал-поручик лишь тогда, когда прочитал рапорт от подполковника Михельсона, что «злодей», очевидно, «узнав, что дорога ему пресечена, изменил свое намерение явиться в Арзамасу».

5 августа 1774 года губернатор советует графу Панину, что полки, «вышедшие из Москвы», надо бы разместить между Арзамасом и Темниковым, так как обе дороги, ведущие к Москве, будут под присмотром…

Окружение Пугачева торопило его с походом на Москву, но военный человек Емельян Иванович понимал, что с необученными крестьянами первопрестольной не взять. А тут еще повседневно преследовал Михельсон. Пугачев понял всю сложность ситуации и поспешил на Дон поднимать казацкую бедноту, что вполне владела оружием.

А между тем все правобережье Волги полыхало в огне восстания.

Екатерина II наспех заключила мир с Турцией, армия спешно направлялась в Поволжье. 25 июня ее командующим назначен граф П. И. Панин. Это был уже четвертый главнокомандующий, посылаемый в районы восстаний. Прежде слабо действовали А. И. Бибиков, Ф. Ф. Щербатов и П. М. Голицин. С берегов Дуная срочно вызвали А. В. Суворова. Проездом к месту нового назначения в волжский район он останавливался в Арзамасе.

Насколько широкий размах приняла крестьянская война на правобережье Волги можно судить по тому, что за два месяца в этих краях — с 20 июля по 20 сентября — царские каратели разбили более пятидесяти отрядов повстанцев, некоторые из них насчитывали до 3–4 тысяч человек. У пугачевцев отбито 64 пушки, 4 единорога, 6 мортир, убито сторонников «Петра III» до 10 тысяч, в плен взято 9 тысяч, освобождено из плена «дворян, благородных жен и девиц — 1280 душ».

Накопленная ненависть простого народа против угнетателей имеет тоже свою статистику. За указанные месяцы войны «разными смертьми умерщвлено» дворян, их жен и детей — 1572, священнослужителей с женами — 237, служилых, приказных с их женами и детьми — 1037, а всего дворян и прочих чинов истреблено — 2791 человек. Конечно, эти сведения далеко не полны.

Едва напор восставших на Арзамас и Нижний спал, губернатор Ступишин занялся палаческими делами. В городе казнили тех шестерых, которых Пугачев послал для подстрекательства к бунту — поймали их близ села Богородского. Повесили мужиков на барке и пустили вниз по Волге в «назидание приречным жителям». В Нижнем Новгороде же повесили и крестьянина Чернова. Многих других пойманных выпороли под виселицей плетьми для острастки. На площадях тех нижегородских сел и деревень, где происходили «возмущения» начали возводить виселицы и «глаголи» — одиночные виселицы в форме буквы «Г» с приложением к ним орудий наказания.

С крестьян повсеместно под угрозами собирались подписки о повиновении помещикам и властям. Эти подписки гласили: «… в послушании быть должны, а злодейского разглашения и коварного толкования о государственном бунтовщике Емельяне Пугачеве не слушать». Сельские жители приходили в повиновение, однако, как писал тот же Ступишин, «не от угрызения совести, но от строгости».

В Арзамасской провинции — в это время бывший уезд так назывался, состоящей тогда из огромной территории нынешних Арзамасского, Ардатовского, Шатковского, Вадского, Дивеевского, Болдинского, Лукояновского и других районов (106 750 душ мужского только пола), преобладало крупнопоместное дворянство. Здесь крепостной гнет выражал себя наиболее тяжело. Немало земель в провинции обрабатывали также государственные, дворцовые пахотники.

Летом 1774 года крестьянские выступления на территории провинции приняли едва ли не повсеместный характер. В 124 селениях подняли мужики свой протест. Бунтовало 82 помещичьих селения, 21 государственное, в основном — экономические, и 14 дворцовых.

Выступления крестьян всюду носили ярко выраженный протест против крепостного права. В районах военных действий жители сел и деревень убивали особо ненавистных помещиков, жгли усадьбы и документы по закрепощению крестьян, долговые записки, забирали себе скот, хлебные и другие припасы, устанавливали мирское правление по казачьему образцу. Всячески помогали пугачевцам, снабжали их провиантом, лошадьми.

… Многие крестьяне не верили, что Пугачев взят царскими слугами и отвезен в Москву. Вот почему в декабре жители деревни Забелиной, что в четырех верстах от Арзамаса, напали на своего помещика С. И. Мещеринова.

Выступления крестьян Арзамасской провинции еще долго продолжались и после поражения повстанческой армии Е. И. Пугачева. Канцелярия воеводы 8 сентября 1774 года сообщала, что «чернь бунтовать еще не перестала». К сентябрю восстания подавили только в 51 селении.

Арзамас с середины XVIII века переживал пору бурного экономического подъема, начал отсчет своего «золотого века». С ростом товарно-денежных отношений в России все больше в городе развиваются разные ремесла, растет число мелких и крупных кожевенных, кошмовальных, салотопных, свечных и других заведений. В провинции дымят железоделательные заводы Баташевых, Цыбышевых и Беляниновых.

Город стал «многолюден»…

… Особое беспокойство охватило в конце июля 1774 года дворян, сбежавших в Арзамас из своих усадеб. Нервозная обстановка наблюдалась в воеводской канцелярии. То и дело скачут гонцы в Нижний Новгород с рапортами о беспорядках в провинции. Воевода А. А. Сенявин настораживал губернские власти, что «ни одной вртчины доныне в приводе не имеется,» то есть не усмирены.

24 июля он опять же доносит губернатору А. А. Ступишину: «Здешний город по малости военной команды, в случае хотя бы малейшего от злодейской партии нападения, останется без всякого защищения и по неимению здесь в наличии пороха никакого против оной сопротивления чинить никто не может».

28 июля А. А. Сенявин рапортует в Нижний Новгород снова: «Теперь уже не столько от явных государственных злодеев, как больше от внутренних уездных обывателей нужно иметь предосторожность».

Действительно, уже и окрест Арзамаса действую! небольшими группами повстанцы. Со слов крестьянина погородней Выездной слободы стало известно, что к Арзамасу намереваются идти пять отрядов. Потому 30 июля Нижегородскому губернатору опять же отсылается доношение: «… почти все здешнего уезда обыватели весьма взбунтовались… во многих селениях приказчиков держат под караулом и имения их помещиков грабят».

Смятение перед грозными силами народной войны передано и в словах сенатора П. С. Рунича, который нашел «весь город в страхе и унынии».

Часть арзамасцев сочувственно относилась к Е. И. Пугачеву, к его борьбе, верила, что он и есть император Петр III. Ходили слухи о желании купцов встретить предводителя войны хлебом-солью. Находившийся при питейных сборах крестьянин А. Усов свидетельствовал на допросе именно в пользу этого. Магистрату отдали распоряжение выяснить «… не является ли кто из подлых купеческих людей столь вредного богомерзского намерения или поползновения». В связи с этим был наказан плетьми целовальник арзамасского питейного дома купец Е. В. Дубов за то, что он осмелился назвать Пугачева «российским храбрым воином».

Состояние арзамасцев передает местный историк: «Жители Арзамаса, не посвященные в тайны полководцев и не знавшие о движении Пугачева к югу… ждали его с часу на час в Арзамасе. Одни собирались бежать, другие зарывали свои деньги и драгоценности в землю».

Постоянные вопли арзамасского воеводы о помощи наконец были услышаны: в город и уезд для подавления бунтующих сначала направлена команда солдат в тридцать человек под командованием офицера Белехова. А появление конного полка, двух эскадронов гусар, а затем проезд Главнокомандующего графа П. И. Панина внесли определенное успокоение в среду чиновного Арзамаса и укрывшихся в городе дворян.

После «замирения» Арзамас и его провинция явились местом массовых наказаний борцов за свободу: в городской тюрьме находилось 340 участников восстания, два из них казнено, 114 наказано кнутом, а остальные сечены плетями. Места казни, созданные в 6 селах и деревнях для «назидания» сохранялись долго.

Стихло в бунташных селениях… Однако, несмотря на такую трагическую концовку жизни Емельяна Ивановича Пугачева, кой-кто польстился на славу предводителя крестьянской войны. И вот снова объявляется «Петр Федорович».

Сохранился сказ о нем: «Кабачок „Ямка“ стоял около дома Подсосова-купца близ церкви Введения во второй половине XVIII века. На Арзамасской площади свершилась казнь, рубили голову какому-то чернухинскому дьякону, называвшему себя Петром III. Отрубленная голова была выставлена на железном пруте и долго наводила страх на легковерных людей. Спустя долгое время, под фундаментом дома Подсосова, где находился кабачок „Ямка“, вырыт череп. Череп этот будто бы принадлежал казненному дьякону-самозванцу».

Бунт «беспощадный и жестокий» давно кончился, но народ все еще жил будоражливой памятью о нем. Арзамасцы, спустя и сто лет, говоря о какой-нибудь старинной вещи, определяли давность ее словами: «Она ведь бунт помнит!»

В своей «Истории Пугачевского бунта» А. С. Пушкин писал: «Пугачев скитался… по степям. Войска отовсюду окружали его». Пугачев не имел средств выбраться из сетей, его стесняющих. Его сообщники, с одной стороны видя неминуемую гибель, а с другой надежду на прощение, стали сговариваться и решились выдать его правительству.

14 сентября они прибыли в селение тамошних староверов.

Пугачев сидел один в задумчивости. Оружие его висело в стороне. Услыша вошедших казаков, он поднял голову и спросил, чего им надобно. Они стали говорить о своем отчаянном положении и, между тем тихо подвигаясь, старались загородить его от висевшего оружия. Пугачев начал опять их уговаривать идти к Гурьеву-городку. Казаки отвечали, что они долго ездили за ним и что уже ему пора ехать за ними. «Что же? — сказал Пугачев. — Вы хотите изменить своему государю?» «Что делать!» — отвечали казаки и вдруг на него кинулись… Пугачев успел от них отбиться. Они отступили на несколько шагов. «Я давно видел вашу измену», — сказал Пугачев и, подозвав своего любимца Илецкого казака Творогова, протянул ему свои руки, сказал: «Вяжи!» Творогов хотел ему скрутить локти назад. Пугачев не дался. «Разве я разбойник?» — говорил он гневно. Казаки посадили его верхом и повезли к Яицкому городку… Однажды нашел он способ высвободить руки, выхватил саблю и пистолет, ранил выстрелом одного из казаков и закричал, чтоб вязали изменников, но никто уже его не слушал. Казаки, подъехав к Яицкому городку, послали уведомить о том коменданта.

… Пугачева привезли прямо на двор к графу Панину… «Кто таков?» — спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачев», — отвечал тот. «Как же смел ты, вор, назваться Государем?» — продолжал Панин. «Я не ворон, — вздохнул Пугачев, играя словами и изъясняясь по своему обыкновению иносказательно, — вороненок, а ворон-то еще летает».

Начались глумления, издевательства и даже истязания во время допросов. Наконец, 25 октября в слякоть и стужу под конвоем драгунского полка Емельяна Ивановича повезли из Симбирска в Москву.

В Арзамасе драгунский полк ночевал. Сохранились воспоминания А. К. Орешникова, как арзамасцы пришли посмотреть на «Пугача»: «Клетка с Емельяном Пугачевым стояла во дворе дома купца Сулимова. Чуть не все жители перебывали тогда на этом дворе… Рассказывают, что приплелась какая-то старая барыня, и захотела она Емельяна пожурить за „душегубство“. Страшно взглянул на нее Пугачев, звякнул кандалами, и бедную старуху вынесли замертво».

Это сообщение А. К. Орешникова легло в основу стихотворения арзамасского поэта Александра Плотникова:

ПОСЛЕДНЯЯ ДОРОГА

… Предположительно, Емельяна Ивановича Пугачева провезли через Арзамас 8–9 ноября 1774 года.

А. С. Пушкин со слов свидетеля рассказывал: «Он был в оковах. Солдаты кормили его из своих рук и говорили детям, которые теснились около его клетки: „Помните, дети,　что вы видели Пугачева“… В Москве встречен он был многочисленным народом, недавно ожидавшим его с нетерпением и едва усмиренным поимкою грозного злодея. Он был посажен на Монетный двор, где с утра до ночи в течение двух месяцев любопытные могли видеть его прикованного к стене».

Суд вынес решение: Пугачева и его ближайшего сподвижника атамана Перфильева четвертовать живыми, а уж затем отсечь головы. Атаману Чике-Зарубину отложили казнь. Троих пугачевцев: М. Шигаева, Т. Падурова и В. Торнова определили повесить, двадцать — высечь кнутом, одного (дворянина) лишить чина и дворянства «с ошельмованием», другого наказать плетьми, третьего только лишить чинов, остальных надлежало сослать на каторгу или поселение.

24 декабря обнародован манифест о Пугачеве и его «преступных замыслах».

Казнь Емельяна Ивановича Пугачева и его товарищей произвели в Москве на Болотной площади 10 января 1775 года.

«… По прочтении манифеста… Пугачев, сделав с крестным знамением несколько земных поклонов, обратился к соборам, потом с уторопленным видом стал прощаться с народом; кланялся на все стороны, говоря прерывающимся голосом: прости, народ православный; отпусти, в чем я согрубил пред тобою… прости, народ православный! При сем слове экзекутор дал знак: палачи бросились раздевать его; сорвали белый бараний тулуп, стали раздирать рукава шелкового малинового полукафтанья. Тогда он, всплеснув руками, повалился навзничь, и вмиг окровавленная голова уже висела в воздухе.

Палач имел тайное повеление сократить мучения преступников. Перфильев, перекрестясь, простерся ниц и остался недвижим. Палачи его подняли и казнили так же, как и Пугачева. Между тем Шигаев, Падуров и Торнов уже висели в последних содроганиях… В сие время зазвенел колокольчик: Чику повезли в Уфу, где казнь его должна была совершиться… Народ разошелся».

Надо сказать, что расправа с восставшими, если ее сопоставлять с карательными мерами против разинцев, была милостивой. Перепороли и сослали многих, но жизней лишили по суду, кажется, не более пятнадцати человек. Дарованы милости и крестьянам. Недоимки отсрочены, подати за 1774 год собирались только за треть года, на выдачу пособий пострадавшим определили миллион рублей.

Царские поблажки диктовались, конечно, опасением «грозящей беды» — власти боялись «бунта всех крепостных деревень», а потом императрица старалась показать себя перед Европой «милостивой матушкой» для своих подданных. Да и в «историю» попасть не хотелось — помнила о скорых трудах иностранцев, сочиненных за рубежом о мятеже «Стеньки Разина»…

В конце 1775 года обнародовано общее прощение, верховные власти повелели предать недавние события в стране вечному забвению. И в этом плане явилось желание вытравить из народной памяти имена Разина и Пугачева. Станица Зимовейская, в которой родились народные заступники, была переименована, названа Потемкинской. Подверглось опале яицкое казачество, оно стало называться Уральским. Даже реку Яик переименовали в Урал. А волжское казачестве переселили на Кавказ.

… Еще целый год граф Панин и А. В. Суворов оставались в усмиренных, вроде бы, губерниях — укрепляли власть, отстраивая города и крепости, подавляли отдельные вспышки народного недовольства.

Крестьянская война 1773–1775 годов была более «серьезней» движений Ивана Болотникова, Разина, Булавина, она внесла немало пищи в развитие общественно-политической мысли в России. В преддверии крестьянской реформы 1861 года, в годы новых мужицких бунтов перед дворянством, властью поднимался грозный призрак «пугачевщины». Он-то и торопил отменить крепостное право сверху, не дожидаясь, когда его отменит народ снизу…

Нет, никогда не был рабом в душе русский человек, да и все россияне. Никогда не склонялся он перед нашествием иноземцев, не опускал своей головы и перед своими угнетателями.

Еще в последней трети XVIII века отношения России с Францией — последняя поощряла Турцию к войне против северного соседа, очень осложнились. Однако русские благодаря громким победам своих полководцев на суше и на море утвердились в Причерноморье, овладели Крымом, кубанскими землями.

И уж совсем охладились связи России с Францией после революции, после казни французского короля 21 января 1793 года. Россия тут же заключила с Англией и Пруссией договор против революционной Франции.

… В августе 1811 года в небе появилась хвостатая комета, которую видела вся Европа и считала явление необычной гостьи недобрым предзнаменованием.

К бедам русский человек чуток.

Ходили слова: согрешили… Божье знаменье… Пометет эта комета землю русскую… Народ, зная, что «Наполеон всю Европу прошел», понимал, что дойдет он с оружием и до России. Так и вышло.

Но этот 1811 год для России выпал добрым, принес громкую победу войскам Кутузова при Рущуке, весной 1812 года Турция запросила мир и дала православным сербам самоуправление. Так русские помогли братьям по вере создать Сербское княжество.

Мир с французами, вынужденно заключенный 25 июня 1807 года, оказался недолгим.

В июне 1812 года огромные полчища захватчиков числом в 600 000 человек — армия, состоящая из народов едва ли не всех государств Европы, перешла пограничный Неман и вошла в пределы России.

И тут же родилась поговорка: летит гусь на Святую Русь.

Наполеон самонадеянно заявлял: «Я буду властелином мира, остается одна Россия, но я раздавлю ее».

У узурпатора имелся стратегический план захвата Москвы. Он считал: «Если я возьму Киев, я возьму Россию за ноги; если я овладею Петербургом, я возьму ее за голову; заняв Москву, я поражу ее сердце».

Французский император долгое время оставался удачливым военачальником в своих кампаниях, его уже опьянили легкие победы, европейские столицы, города, лишенные воли сопротивления, поспешно, подобострастно на бархатных подушках выносили ключи от городов победителю. Лавры Александра Македонского, а тот ведь считал себя сыном Юпитера на земле, не давали покоя Наполеону. Он тоже хотел едва ли не божественного почитания и потому-то вез в Россию свою статую, которую мечтал поставить навечно в Кремле. Более того, Наполеон приказал загодя выбить медаль «Французский Орел на Волге», ее уже чеканили в том же 1812 году. На лицевой стороне медали помещалось изображение портрета императора, а на оборотной — фигура речного божества Волги, в ужасе убегающая от французского гербового орла…

Какова же была воинская сила России?

У западных границ стояло три армии: первая Западная под началом военного министра Барклая-де-Толли. Вторая Западная генерала Багратиона. И третьей армией командовал Тормасов. За этими армиями находились два корпуса — Меллера-Закомельского и Эртеля. Воинский контингент всех армий и корпусов составлял немногим более двухсот тысяч воинов на протяжении пятисот верст. Соединиться в один кулак они могли, только отойдя в глубокий тыл. Единого командного центра не существовало, все командующие армиями имели одинаковые полномочия.

На первых порах войска и народ не помышляли об отступлении, но тот же Барклай-де-Толли советовал царю отвести армии от границ для соединения. Александр I прислушался к совету, да и сам понимал сколь опасно подставлять разрозненные силы под мощный удар вражеских войск.

Отступление вызвало всеобщее недовольство патриотов и даже ропот против Барклая-де-Толли. Царь, «умыв руки», назначил главнокомандующим генерала Михаила Илларионовича Кутузова, который так блестяще закончил войну с Турцией.

Но и Кутузов поддержал тактику отхода. 22 июля 1 и 2 армии соединились под Смоленском. 4 августа Наполеон начал наступление на город. Русские воины отчаянно защищались, но вынуждены были отступить, причинив и до Смоленска немалый урон наполеоновской армии.

17 августа Кутузов прибыл в воинские части. Настроение в войсках повысилось. Тут и родилась известная поговорка: «Пришел Кутузов бить французов».

Главнокомандующий уже обмыслил план ведения войны с чужеземцами. Фланговые маневры, готовые к бою резервы, крепкий тыл, патриотический порыв солдат и народа, действенная партизанская борьба — все это входило в стратегические задачи. Но вначале-то — отступление к Москве, нанесение чувствительных ударов по передовым частям армии врага и повседневное изматывание его сил…

И все же надо было дать генеральное сражение. Этого ждало общество и армия.

Стали готовиться к бою…

22 августа Кутузов объехал Бородинское поле, тщательно оглядел место будущего боя. Порадовали его резервы, приведенные графом М. А. Милорадовичем. Покидая поле, Михаил Илларионович вспомнил, как уезжая из Петербурга к армии, на вопрос одного из родственников: «Неужели вы, дядюшка, надеетесь разбить Наполеона?» он, не мешкая, ответил: «Разбить? Нет. А обмануть надеюсь». Кутузову было 67 лет. Наполеон, знавший русского полководца еще с 1805 года, называл его «старой лисицей». И — недаром!

Французская армия у Бородино насчитывала 130–135 тысяч солдат и 585 артиллерийских орудий. У Кутузова численный состав составлял 120 тысяч воинов. Из них 17 тысяч конницы. Кроме того, 7 тысяч казаков и 10 тысяч смоленских ратников почти необученных, вооруженных пиками. Орудий выкатили на позиции 640.

25 августа французы ликовали. Из Парижа доставили портрет сына Наполеона — «короля Рима» — и его показывали солдатам. Император бодрил армию, обещал удобные квартиры для солдат в Москве и победоносное возвращение в дорогое отечество.

А в стане русских воинов стояла тишина. Солдаты стирали рубахи, чтобы одеться в чистое перед смертью. Многие отказывались от обычной чарки водки, говоря, что теперь не до питья.

Вечером по приказу Кутузова по рядам войск, стоявших на коленях и усердно молившихся, пронесли чудотворную икону Божией Матери Смоленской, взятую в войско накануне взятия Наполеоном Смоленска. Михаил Илларионович, окруженный штабными, встретил и поклонился образу до земли.

Утром 26 августа, а два предыдущих дня прошли в перестрелке, когда всходило солнце, Наполеон воскликнул: «Это солнце Аустерлица», напомнил своим солдатам, как он 20 ноября 1805 года разбил русские и австрийские войска.

… Кутузов стоял на холме близ деревни Горки среди своих офицеров и спокойно наблюдал за началом боя.

А начали атаку французы на Шевардинский редут, расположенный впереди всех русских укреплений, затем густо неприятель пошел на батарею Раевского. В случае взятия орудийного заслона армия наша была бы рассечена надвое. Генерал Ермолов отбил все атаки французов, а раненого генерала Бонами взял в плен.

Взяты французами Семеновские флеши. Наполеон сильно угрожал левому флангу русских.

… Грохотало разом полторы тысячи орудий, треск двухсот тысяч ружей — казалось, что ад пал на Бородинское поле.

Французы бросались в новые и новые яростные атаки…

Кутузов вовремя маневрировал, русские то и дело наносили французам фланговые удары, и таким образом к вечеру удалось выровнять линию фронта, восстановить начальное стояние армий. Неприятель отошел на исходный рубеж.

До шести вечера шла артиллерийская дуэль. Но идти в наступление уже не было сил ни у той, ни у другой стороны.

…Прежде после очередного сражения перед Наполеоном вели пленных, отбитые орудия, несли вражеские знамена… Впервые тут, под Москвой, этого яркого, волнующего спектакля не произошло. Только теперь император понял, что такое русский солдат. А еще он понял очевидное, что если завтра продолжит бой, то останется без армии в чужой стране.

Итак, «битва гигантов» не принесла явной победы ни французам, ни россиянам. Французы потеряли на поле боя более 50 тысяч солдат, остались почти без кавалерии. Великими оказались потери командного состава. Потеряно до 50 генералов, 37 полковников, более 3 тысяч офицеров более низшего звания. Русские потеряли 44 тысячи солдат. Только первая армия недосчиталась 18 генералов, 1482 штаб- и обер-офицеров, не меньшими были потери офицерского состава во второй армии.

После Наполеон говорил: «Из всех моих сражений самое ужасное то, которое я дал под Москвою. Французы в нем показали себя достойными одержать победу, а русские стяжали право быть непобедимыми». Далее: «Из пятидесяти сражений мною данных в битве под Москвою выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех». И еще: «Русского воина мало убить, его еще нужно повалить».

Победила под Москвой тактика Кутузова. Свидетель сражения писатель Федор Глинка 29 августа 1812 года дал точное объяснение победы русского оружия: «Французы мешались с диким остервенением, русские стояли с неподвижностью твердейших стен. Одни стремились дорваться до вожделенного конца всем трудам и дальним походам, загребсти сокровища им обещанные и насладиться всеми утехами жизни в знаменитой столице; другие помнили, что заслоняют собою сию древнюю столицу, сердце России и мать городов. Оскорбленная вера, разоренные области, поруганные алтари и прахи отцов, обиженные в могилах, громко вопияли о мщении и мужестве».

27 августа в 6 часов утра Кутузов отдал приказ: тотчас, соблюдая тишину, отходить от Бородинского поля. Прикрывать отступление оставили казаков Платова. Наполеон обрадовался, послал вдогон отступающим большой отряд, но Платов у Можайска отбил неприятельскую конницу. Наполеон понял, что одним ударом он войну не кончил, что война только началась. И мрачные думы о судьбе «великой армии» овладели императором…

Кутузов о сражении при Бородино сказал: «Сей день пребудет вечным памятником мужества и отличной храбрости русских воинов».

После Бородинской битвы за непроигранное сражение Михаил Илларионович Кутузов получил звание фельдмаршала.

Один из русских историков писал: «Бородинское сражение было очистительною жертвой за оставление Москвы, на необходимое удовлетворение общественному мнению и войскам».

Наполеон въехал в город во вторник 3 сентября через Дорогомиловскую заставу. Доехали до Боровицких ворот Кремля, а на глаза не появлялся ни один житель. Шло время, а депутация с ключами от города так и не появлялась. Город опустел, странно затих, а затем французы увидели багровый дым пожара — там, здесь…

Москва стала гореть уже при входе иноземцев в нее. К вечеру первого дня пребывания Наполеона в городе были взорваны пороховые погреба. и это усилило начавшиеся пожары. Французы повесили и расстреляли двести якобы поджигателей, но пожар не прекращался. Солдаты разбрелись по городу, разбили винные погреба, перепились и стали поджигать дома.

Пожар, бушевавший Почти неделю, уничтожил 7832 дома из 9151. В центре, в пределах Садового кольца, столица сгорела почти целиком.

После пожара Наполеон, опять вернувшийся в Кремль из загородного Петровского дворца, отдал Москву на разграбление солдатам. Очевидец из французов вспоминал: «Солдаты великой армии не уважали ни стыдливости женского пола, ни невинных детей в колыбели, ни седин старости».

Не избежали страшной участи монастыри и храмы. Солдаты уносили все, что оставалось там не вывезенным, допрашивали и истязали монахов и священнослужителей, чтобы добиться признания, где спрятаны церковные ценности. Они превращали церкви в конюшни, священническими облачениями покрывали лошадей, раскалывали и жгли иконы вместо дров, вбивали гвозди в святых, а престолы и жертвенники обращали в обеденные столы. В некоторых монастырях устроили бойни. Не избежали поругания и кремлевские храмы. Шибко цивилизованные европейцы в алтаре Архангельского собора устроили кухню для Наполеона, а в Успенском соборе на месте паникадила привесили весы, на которых взвешивали выплавленное из сокровищ серебро и золото. На иконостасе этого собора французы оставили надпись, что они выплавили 2 325 пудов серебра и 18 пудов золота. Тут же стояли плавильные печи и стойка для лошадей. В Чудовом монастыре в главном храме враги устроили спальню для маршала Даву. Остальные кремлевские монастыри и соборы превратились в казармы.

Так называемая Великая французская революция 1789–1794 годов объявила атеизм. Были закрыты церкви, введены гражданские обряды, в школах перестали преподавать основы христианства. Отсюда и быстрое разложение солдат наполеоновской армии. Аббат Сюрют, находившийся в Москве, когда там хозяйничали французы, вспоминал, что «в продолжении шестинедельного здесь пребывания он (Наполеон) не посетил нашего храма и, вероятно, не думал об этом… При переходе через Неман (в армии Наполеона) не было ни одного священника. Во время их пребывания здесь (в Москве) из них умерло до 12 тысяч, а я похоронил по обрядам церкви только одного офицера и слугу генерала Груши».

Позже русские уверились, что трагическая судьба французской армии, которая своими трупами усеяла дорогу от Москвы до границы, — была возмездием за безбожие и поругание православных святынь. Воистину: Бог поругаем не бывает!

Русские провиантские склады в Москве сгорели, а посланных фуражиров уничтожали в «малой войне» армейские отряды и партизаны из крестьян… Наполеон понял, что он оказался в ловушке и надо поскорей уносить из Москвы ноги. 23 сентября император пытается пойти на мир с Россией, присылает к Кутузову полномочного представителя. Наполеону обещано довести до сведения Александра I о желании французов, но Кутузов нарочито тянул с этим — пусть подоле поголодуют французы в чужой столице — наступает глубокая осень, а там и зима-зимушка… Тут-то и родилась в солдатской среде, конечно, песня, ставшая потом народной: «Как наш дедушка Кутузов заманил в Москву французов…»

И в басне «Волк на псарне» Иван Андреевич Крылов точно выразил мнение русского народа:

Эту басню Иван Андреевич передал в Петербурге жене Кутузова, а та прислала ее мужу. После сражения под Красным Михаил Илларионович прочел басню собравшимся офицерам и при словах «А я, приятель, сед» снял с головы фуражку. Офицеры бурно рукоплескали фельдмаршалу.

О своем пребывании в Москве Наполеон решил оставить память. Он приказал генералу Мортье взорвать Кремль. В ночь с 8 на 9 октября генерал и начал злодейскую работу, но сожжен только дворец, взорвана только часть кремлевских стен, а древние храмы уцелели.

7 октября Наполеон, получивший известие о проигранном французами бое под Тарутино, так и не получивший ключей от Москвы, как и от других городов русских, отдал приказ об уходе из первопрестольной.

Вскоре объявила себя еще одна русская поговорка: «Был Наполеон не опален, а из Москвы вышел опален».

Отступало французов сто тысяч. За армией двигался обоз в 40 тысяч повозок с награбленным добром. Неприятель хотел пойти Калужской дорогой, по которой было бы легче доставать провиант в неразоренных районах, но Кутузов выставил мощный заслон, заставил отступать врага иным, убийственным для него, путем.

… Русские, что называется, по пятам преследовали противника, который отступал по Смоленской дороге, окрест которой французы разграбили все, что могли, прежде. Наши двигались параллельно, закрывали доступ захватчикам в южные неразоренные районы. В боях под Мало-Ярославцем, Вязьмой, Красным, у реки Вопь нанесли большой урон вражеским силам. Из 100 тысяч французов, что выступили из Москвы, до Смоленска дошли 60 тысяч, а до реки Березины только 40 тысяч вояк.

В боях на реке Березине неприятель потерял еще 30 тысяч солдат. 20 ноября Наполеон тайно покинул жалкие остатки своего войска и под чужим именем кинулся во Францию…

В декабре император появился в Париже, предстояло объяснить французам, что же произошло в России. Наполеон выступил в Законодательном Собрании. Он оправдывался, говорил ложное: «Войска действовали весьма успешно, но тут русские позвали на помощь татар, которые сожгли 50 городов и более 4000 деревень, войска окружили пустыней, война потеряла смысл, армия возвращается». Кабы так! Французские и иные женщины так и не дождались своих мужей, братьев и сыновей из далекой России…

25 ноября 1812 года Александр I объявил два манифеста. В одном извещал об изгнании иноземцев из страны и об окончании войны, а в другом высказал намерение воздвигнуть в Москве храм во имя «Христа Спасителя в ознаменование благодарности к Промыслу Божию, спасшему Россию от грозившей ей гибели… Да благословит Всевышний начинание наше! Да свершится оно! Да простоит храм сей многие века, и да курится в нем пред светлым престолом Божиим кадило благодарности до позднейших родов вместе с любовью и подражанием к делам их предков».

Легко одетые, голодные, окончательно деморализованные, тянулись иноземцы на запад. После Наполеон и его почитатели уверяли, что только страшный русский мороз погубил войска. Ложь! Французы вышли из Москвы 7 октября, а 10 ноября — через 35 дней, подошли к Березине. Из указанных дней — 21 стояла хорошая теплая погода и только с 25 — 28-го мороз поднялся до 12–17 градусов. От Орши до Березины стояла даже оттепель. И только на Березине мороз ударил до 20–25º.

Снова русский человек посмеялся соборне: отогрелся Наполеон в Москве, да замерз на Березине.

1 января 1813 года русская армия перешла границу, дошла до Эльбы, 16 апреля в городе Бунцлау Кутузов скончался. Перед смертью он завешал: «Прах мой пусть отвезут на родину, а сердце здесь у Саксонской дороги, чтобы знали мои солдаты, что сердцем я остался с ними». Желание великого русского полководца выполнили.

Александр I командующим теперь уже союзной армией назначил Витгенштейна. В решающей «битве народов» под Лейпцигом войска Наполеона потерпели поражение, в марте союзники подошли к Парижу, разбили его гарнизон, хотя Александр I и предлагал бескровную капитуляцию.

Царь объявил, что не намерен вести какие-либо переговоры с Наполеоном. Союзные войска вошли в Париж, французский парламент объявил императора и его семейство лишенными трона. Наполеона спровадили на остров Эльбу.

…Перед вступлением в Париж Александр I издал манифест, в котором говорилось: «…Неприятели, вступив в сердцевину царства нашего, нанесли нам много зла, но и претерпели страшную казнь… Не уподобимся им: человеколюбивому Богу не может быть угодно бесчеловеческое зверство… Забудем дела их; понесем не месть и злобу, но дружелюбие и простертую для примирения руку». Как ни пугали парижан «варварами», россияне в столице Франции показали себя много цивилизованнее, чем просвещеннейшие французы и иные европейцы, занявшие столицу «варваров» Москву. Никаких пожаров, грабежей, пьянства, насилия не было!

Жизнь жестоко посмеялась еще над одним властолюбцем, бредившем о мировом господстве, по прихоти которого обескровлена Франция. виновного в бесчисленных человеческих жертвах по всей Европе, особенно в России. Вот печальные данные за десятилетие наполеоновских войн. Узурпатор погубил 2 600 000 французов и 3 500 000 человек других народностей, всего 6 миллионов сто тысяч человек, и не заслужил ничего, кроме человеческих проклятий. Такова извечно судьба всех тех, кто помышляет о господстве над миром…

Отечественная война 1812 года еще раз показала всей Европе доблесть русского солдата-патриота, несокрушимую силу, величайшую решимость нашего народа к самоотверженной борьбе за свободу и независимость родного Отечества. К доблести русских в равной мере добавляли и другие народы России. Только Украина выставила для борьбы с врагом до 60 тысяч воинов. Охотно вступали в ратники земского ополчения татары, марийцы, чуваши, мордва. И не случайно участник войны 1812 года С. Глинка писал: «Не только стародавние сыны России, но и народы, отличные языком, нравами, верою и образом жизни, народы кочующие и те наравне с природными россиянами готовы были умереть за землю русскую».

Царский манифест от 6 июля призывал создавать в помощь армии и народное ополчение. Впоследствии оно насчитывало свыше 300 тысяч человек.

Ополчение создавалось в 16 губерниях, разделенных на три округа. В третий входили: Нижегородская, Казанская, Пензенская, Симбирская, Костромская и Вятская со штабом в Нижнем Новгороде. Основной состав народных дружин — крестьяне. От 100 душ брали 4-х мужчин по жеребьевке. Призывной возраст от 14 до 45 лет. Позже для пополнения армии потребовалось призвать еще по два человека от 100 крестьян.

С конца сентября Арзамас наряду с другими пунктами стал местом формирования 77 батальонов по 1000 человек в каждом. Одновременно в городе пополнялись девять егерских полков.

Нижегородцы вместе с резервным ополчением выставили 18700 человек. Арзамасский уезд направил 1435 пеших и конных ратников.

Велик оказался патриотический порыв и арзамасцев. Сыскались и такие, кто шел защищать Отечество добровольно. Вот что писал крестьянин села Слизнева Михаил Афанасьев начальнику Нижегородского ополчения князю Георгию Грузинскому: «Прошу под свое начальство в военное ополчение принять и определить в конные казаки, для чего предоставляю и собственную мою лошадь».

Сохранился длинный список рекрутов-арзамасцев. Сразу видим фамилии коренных горожан: Дмитрия Петровича Перетрутова, Петра Алексеевича Фешина, Ивана Алексеевича Щеголькова, Алексея Ивановича Скорнякова, Ивана Алексеевича Иконникова, Павла Ивановича Токарева, Алексея Семеновича Селиванова, Павла и Якова Насоновых, Кирилла Корнилова и многих других.

Формирование полков Нижегородского ополчения закончилось, когда укомплектовали 5 пехотных и 1 конный полк.

В Арзамас шло оружие. Сестрорецкий завод направил сюда 30 тысяч ружей, прибывали и английские ружья. В обмундировании и вооружении ратников принял близкое участие Сергей Львович Пушкин, отец поэта. Он направлен в Арзамас в начале декабря 1812 года для отправки военных обозов.

Арзамасская дружина, начальником которой стал Федор Михеевич Стремоухов, влилась в 3-й пехотный полк и составила второй батальон.

Нижегородские пешие ополченцы обмундировались в русские кафтаны серого цвета, шаровары, серые суконные шапки с четырехугольным верхом, отороченные бараньим мехом. На шапке, на лобовой части ее располагался крест и вензель императора.

Арзамасцы выступили под своим знаменем. На закрашенном масляными белилами холсте вверху был изображен красный олень — символ герба Нижегородской губернии. Ниже золотом исполнен царский вензель, еще ниже размешались слова: «За Веру и царя». Под словами, цифрами, указано: 3 п. 2 б. Позднее овеянное боевой славой знамя Ф. М. Стремоухов передал на вечное хранение в Арзамасский Воскресенский собор.

На смотр ополченцев прибыл в Арзамас князь Лобанов-Ростовский — начальник пехотных формирований. После смотра торжественно полки отправились к району театра военных действий. Их напутствовали слова царского манифеста: «Да встретит неприятель в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном — Палицина, в каждом гражданине — Минина. Соединитесь все с крестом в сердце и с оружием в руках и никакие человеческие силы вас не одолеют!»

Народ крестил уходящих воинов и радовался: «Ну, слава Богу, вся Россия в поход пошла!»

В суровую годину арзамасцы внесли на правое дело одоления врага свою посильную лепту. В августе в городе открыл свои действия уездный Комитет пожертвований на нужды войны. Жители города передали на вооружение и обмундирование большую сумму денег. Жертвовали монастыри, церкви. Так, Спасский мужской монастырь, несмотря на бедность, внес тысячу рублей.

Крупные по тем временам личные взносы по пять тысяч рублей передали на алтарь победы известный в городе благотворитель Иван Алексеевич Попов, купчиха Авдотья Яковлевна Феоктистова и гвардии прапорщик Николай Сергеевич Бутурлин, купцы Подсосовы…

Городская Дума пожертвовала 30 тысяч рублей — каждый арзамасец внес свою посильную долю на одоление врага.

Арзамасцы обязались и содержали своих ратников, пока они находились на территории своей губернии.

Яков Иванович Лысковцев — медник, изготовил для ополченцев южной части губернии нательные кресты и солдатские котелки.

Арзамасцы и выездновцы выполнили большой заказ армии на пошив обуви для воинов.

Во время войны Арзамас стал крупным эвакуационным и лечебным пунктом. В городе расположился военный госпиталь, в нем содержалось одновременно свыше полутора тысяч раненых и больных.

Учитель уездного училища И. А. Фаворский в свое время писал: «Набожные арзамасцы молились Господу Богу о защите своего народа и избавлении всего Отечества от врагов, помогали раненым к нам приезжавшим и когда, по изгнании неприятелей из Москвы и неоднократном поражении их, следовало Арзамасом большое количество пленных, то арзамасцы с великодушием помогали и этим несчастным, снабжая их обувью и теплой одеждой, необходимой тогдашней суровой зимы».

В городе долгое время обитала немалая группа военнопленных. Жилось им тут почти вольготно.

Писатель С. Н. Глинка, участник войны 1812 года, будучи в Арзамасе в июле месяце, писал, что «… в порыве усердия Арзамас не уступал ни одному из городов русских».

Верная, заслуженная похвала!

…Нижегородцы, входившие в состав армии генерала Л. Л. Бенигсена, приняли участие в боях в 1813 году в Германии. Они отличились в Силезии, Богемии и Пруссии, 4 — 25 октября брали город Дрезден.

За успешное командование боевыми операциями и личную храбрость орденом Св. Анны первого и второго классов награждены арзамасцы: майор Ф. М. Стремоухов, капитан Болтин, поручики Караулов и Дертев, корнет Панютин. Не остались без наград и многие нижние чины.

В войне против иноземных захватчиков участвовал и арзамасский драгунский полк, сформированный еще 16 августа 1806 года. Он отличился в боях при местечке Кайданово 3 ноября 1812 года, далее при Борисове, когда из него был выгнан польский корпус Домбровского. Затем арзамасский драгунский полк присоединили к отряду героя войны М. И. Платова.

События 1812 года долго держались в памяти арзамасцев. Взволнованные строки о том, что происходило в подгородной Выездной слободе, оставил крепостной крестьянин Николай Николаевич Шипов: «Наступил достопамятный 1812 год. Тут пошли разные толки о войне, а в июле распространилась молва, что французы идут в Москву. В последних числах августа тронулась наша матушка-белокаменная; день и ночь не умолкала большая дорога: ехали жители из Москвы. В сентябре месяце дошла до нашей слободы весть, что Москва занята французами. Народ упал духом; торговля прекратилась, а в том числе и моего отца. Наступили большие холода. Проходило много войска; солдаты размешались по избам жителей, человек по 20-ти и более в каждой, отчего происходила теснота ужасная. Гнали пленных французов, которые были в странных смешных костюмах: смесь русской одежды с французской, и при том в изорванном, очень неприглядном виде. Мы, дети, немало смеялись над таким потешным одеянием несчастных галлов. За пленными французами шли обозы раненых, везли полуживых, даже мертвых, которых хоронили человек по 50-ти вместе. Зима была ужасно холодная… Поневоле приходилось сидеть в избе, а здесь были солдаты с пленными французами».

Более обширные воспоминания о событиях 1812 года в Арзамасе написал М. Л. Назимов, отец которого служил в городе соляным приставом — распорядителем соляных запасов.

«Еще с 1811 года, по объяснению матушки, небывалая в нашей солнечной системе по величине комета возбуждала в народе суеверное предвещение большой войны… С наступлением весны 1812 года смутные слухи и газетные известия о неприязненном отношении к России французского императора стали более и более подтверждаться, и летом дошла и в Арзамас страшная весть о вступлении неприятеля в пределы империи. В низших сословиях немедленно возникла мысль о собственной защите. Так выездновцы выставили на мосту взятые от барского дома пушки и приготовили свои охотничьи ружья, говоря, что не дадутся живые в руки. Вскоре пришел высочайший манифест о всеобщем государственном ополчении. Этот небывалый набор потребовал громадных пожертвований и людьми, и деньгами на обмундирование и содержание ратников, как тогда называли ополченцев. Представьте себе, что из 3000 ревизских душ села Выезднова с его деревнями следовало поставить 300 человек ратников. По словам родителей моих, управление, по воле ли помещика или по собственному желанию выставило молодцов, на которых любо было глядеть…

В Арзамас приехал князь Лобанов-Ростовский для осмотра ратников, и я видел их уже вполне обмундированными, стоявших на улице в стройных рядах, в серых шинелях, с ранцами на спине, с пиками в руках. Они вышли по назначению скоро, а вслед за ними проходили полки казаков. Тут были старики с большими бородами и юноши лет шестнадцати и семнадцати, ополчение их было поголовно, кто только мог носить оружие…

Известия, приносимые „Московскими ведомостями“, единственной газетой, получавшейся в Арзамасе, были грустные, русская армия все отступала… все судили и рядили, обвиняя, разумеется, вождей армии, и впоследствии послышалось слово „измена“. Назначение русского генерала Кутузова главнокомандующим армией было принято восторженно, и тогда ходило по рукам четверостишие, вероятно, арзамасского произведения:

…Излишне будет говорить, какое во всем нашем Отечестве произвела впечатление весть о вступлении неприятеля после Бородинской битвы в первопрестольную столицу, нашу матушку Москву, разрушенную потом пожарами и грабежами. Но затем быстро следовало известие об оставлении неприятелем Москвы… Вскоре начали появляться в Арзамасе партии пленных из разноплеменных народов, которые отсылались в отдаленные губернии. Пленные размещались по домам обывателей и получали на их счет харчи. В нашем доме было до 25 таких постояльцев. Жалко было глядеть на этих изнуренных, болезненных и оборванных людей…»

Сохранились устные рассказы горожан о достопамятном 1812 годе, которые после передал для потомков историк Н. М. Щегольков.

«Чрез Арзамас все лето шли к Москве войска. Сначала проходили обыкновенные полки солдат, но вот потянулись невиданные дотоле в Арзамасе отряды, состоящие почти из одних татар, черемис и башкирцев; поняли арзамасцы, что для борьбы с бесчисленным войском Наполеона недостаточно одних русских людей, а понадобились и эти сыны степей… В августе поехали через Арзамас из Москвы в свои поместья господа, а потом и простые граждане… В арзамасских монастырях остановились и нашли приют московские монахи и представители духовенства…

Все церкви арзамасские отверзты были во весь день; с раннего утра до позднего вечера. Духовенство арзамасское, почти беспрерывно служило молебны и возносило молитвы о победе над врагами и о избавлении от нашествия иноплеменников. Отверзтые храмы не оставались пустыми…

Привезли в Арзамас пленных французов, затем еще и еще… Приятно было видеть, что мы берем их в плен, но вот вслед за пленными повезли раненых… Страшно было смотреть на этих страдальцев, которых везли 500 верст и более по грунтовым летним дорогам, через болота и пески муромских лесов на простых телегах… Многих привозили еле-еле живыми, многие вскоре умерли и их похоронили на Всехсвятском кладбище в одну братскую могилу. Одни из раненых воинов выздоравливали, другие скончались. Добрые люди насыпали над общею могилою их довольно высокий курган, посадили на нем березки и водрузили крест.

Пленным французам жилось в Арзамасе недурно: они занимались кто чем мог. Какие-то живописцы расписали потолки в доме богатого купца Корнилова, оставив по себе надолго память своей прекрасной живописью. Какой-то доктор-француз вылечил многих больных и тем заслужил признательность арзамасцев. Многие французы подделались к русским дворянам, издавна падким на все французское, и поступили к ним в гувернеры и камердинеры…»

К этому. Князь И. М. Долгорукий, побывавший в 1813 году в Арзамасе записал в своем путевом журнале: «В Арзамас прислано человек 80 пленных французов, большей частью штаб- и обер-офицеров. Находился между ними и один полковник… Пленным вздумалось подурачиться. Сошлись в трактир, перепились: слово за слово начались соблазнительные разговоры… Квартальный донес городничему. Тот вломился в герберг. Стал уговаривать. Не тут-то было! Французы вспетушились и кулаками зачали доказывать господину городничему… побили его порядочно, и разошлись просыпаться по квартирам. Об этом в губернии долго и много толковали…»

Менее повезло французам в подгородном селе Кожине. Туда занеслась с юга холера, унесла более пятидесяти крестьян. Много померло там и пленных от этого морового поветрия.

Россияне победили врага, они и посмеялись над ним. На арзамасском базаре, а то в трактире или уж в домах у горожан можно было услышать и такой сказ:

«Кому, матушка белокаменная, не хотелось хлеба-соли твоего покушать, звону красного послушать. Были у тебя и поляки, и татары, и французы сухопары: ласково ты их встречала, приветливо провожала… Покой им вечный от души сердечной. Спите, спите, дорогие гости, мы не шевелим ваши кости, когда же приснится, други, вам, что хотят на пир внучаты к нам — шепните им любя, чтоб не губили себя, что-де и деду было не до пляски, растерял свои подвязки… Ништо, залетные мои, хорош русак на ласки, да только не замай — загнет злодеям салазки!»

И сегодня народы России твердо говорят:

— Не замай!

Любовь к родине русских всегда была высокой, священной, она всегда являлась для нас важнейшим нравственным принципом.

Арзамасцы — наши предки, постарались достойно запечатлеть события Отечественной войны 1812 года.

Более 500 тысяч рублей отдали они на постройку величественного Воскресенского собора — памятника торжества русского оружия над Наполеоном и памятника тем, кто не вернулся с полей жарких сражений. В храме бережно хранилось знамя арзамасской дружины, оно всегда торжественно выносилось из собора при совершении крестных ходов.

Вторым памятником войны 1812 года в Арзамасе стала братская могила русских воинов — тех, кто умирал здесь в военном госпитале. Она была обнесена деревянной, выкрашенной в зеленый цвет, оградой. В северо-западной стороне Всехсвятского кладбища могила простиралась на восемь метров длины и более двух метров в ширину с севера на юг. Посредине холма поначалу стоял большой деревянный крест, выкрашенный черной краской.

Краевед А. С. Потехин вспоминал: «Когда приблизилась столетняя годовщина войны 1812 года, то историк города Николай Михайлович Щегольков позаботился о могиле, заказал за свой счет памятник на Каслинский завод художественного литья на Урале. Памятник изготовили и доставили в Арзамас. Он изображал Распятие, укрепленное на четырехгранной тумбе, вероятно, из бетона».

И еще одна могила помнилась арзамасцам. В селе Красном возле самой церкви был похоронен участник Бородинского сражения офицер Дмитрий Васильевич Голицын, привезенный тяжело раненым к жене в усадьбу. Этот памятник войны в тридцатые годы утрачен.

В 1912 году Россия широко, повсеместно отмечала столетие победы над французами. Торжества состоялись и в Арзамасе, в них участвовали священство, городские и уездные учреждения, общественные организации, учебные заведения, офицеры и солдаты, потомки и родственники ратников ополчения первой Отечественной.

16 сентября после окончания литургии началось шествие духовенства и горожан на братскую могилу для служения панихиды. Героям 1812 года отдали воинские почести. Тогда же общественность города решила ежегодно поминать почивших воинов в первое воскресенье после Воздвиженья потому, что именно в сентябре эти воины привозимы в Арзамас, здесь они страдали и многие кончили свою жизнь.

В том же 1912 году Н. М. Щегольков писал: «Проста и скромна эта ограда (вокруг могилы) так же, как просты и скромны были лежащие здесь простые русские воины, но будем надеяться, что эта ограда простоит лет пятьдесят, а благодаря ей сохранится память о положивших жизнь за Веру и Отечество, а тогда Господь воздвигнет им новых усердных поминальщиков, которые исправят нашу обветшалую ограду».

Увы! Уничтожено в начале тридцатых Всехсвятское кладбище, давно сравняли с землей курган воинской славы, разметали и ограду возле него…[11]