Глава 19 СИЛИСТРИЯ. КОНЕЦ КАМПАНИИ

После трехдневного отдыха войска пошли на Силистрию, 11-го подошли, платовские казаки рыскали вокруг по лесам, выкуривая разрозненные группы турок. 12-го обложили.

Лазутчики доносили, что в Силистрии 11 тысяч гарнизона, 180 орудий. Багратион послал в крепость предложение сдаться. Турки отказались.

— Кто там комендант у них?

— Какой-то Илаку-Оглу.

— Не тот, что в Гирсове командовал? — поинтересовался Платов.

— Кажется, тот.

— Я ему от себя письмо напишу, как старому знакомцу.

— Напишите, Матвей Иванович, — согласился Багратион. — А мы ваше письмо подкрепим из орудий.

Орудийный огонь показал, что крепость прочная и место вокруг голое, — пушки близко подвозить опасно, как бы вылазкой не отбили. Морщась — много времени отнимается — Багратион приказал Милорадовичу блокировать Силистрию, строить редуты для батарей, а Платову выдвинуться дальше, к Калипетри, и наблюдать, как бы турки не пришли Силистрии на помощь со стороны Рущука.

Постепенно подтягивались войска. Подошел Марков со своим корпусом. На другой стороне Дуная стали тоже возводить батареи, чтоб пронизать Силистрию огнем со всех сторон. Неожиданно порадовало всех известие, что Измаил, оставленный далеко в тылу, капитулировал перед наблюдательным отрядом генерала Засса. Теперь оставалось взять Силистрию — и весь выступ между морем и Дунаем будет накрепко привязан к России.

Казачьи войска стояли на отшибе, к юго-западу от крепости. Ждали турок от Рущука, ждали англо-турецкого десанта у Варны. Ни те ни другие пока не показывались, Адриан Денисов, ссылаясь на слабое здоровье, запросился в отпуск. Платов отпустил его в Бузео, в Валахию, где тот имел несколько крепостных.

23 сентября в проливной дождь прискакали из тянувшегося по-над Дунаем леса казаки:

— Турки!..

— Где?!

— От Туртукая… Сила прет… Сбили нас…

— Ах ты ж… — Платов, выгладывая из палатки на струи дождя, стал накидывать синий плащ. — Тревогу! На конь!

Он сам со всей своей кавалерией и егерями пошел навстречу подступающим туркам.

Впереди в лесу редко постукивали выстрелы. Оттуда поодиночке выскакивали казаки, съезжались в кучки. Это передовые посты откатывались под турецким натиском.

Платов остановил свой отряд на равнине, поперек дороги:

— В лес не пойдем, здесь их встретим. Пусть они растянутся, а мы их тут…

Шесть полков казачьих во главе с графом Строгановым он поставил в первой линии, регулярную конницу — драгун и улан — во второй. По флангам рассыпал батальоны 7-го и 11-го егерских полков. Позади конницы развернулась Донская артиллерийская рота.

Два донских полка встретили турок при выходе из леса. Постреляли, поджигитовали и схлынули.

Из-за пелены дождя возникли они перед молчаливыми неподвижными платовскими линиями, разделились и, взбивая грязь, ускакали на фланги, за ними с шумом, чваканьем и стрельбой тяжело скакала турецкая конница. Она налетела прямо на центр платовского построения…

Донские пушкари сзади ударили через головы гранатами. Команда — и донские полки Строганова, завизжав, с места в карьер рванули в дротики. Турки, ошеломленные орудийным огнем и — более того — визгом атакующей лавы, шарахнулись и бросились наутек.

Три версты Строганов с казаками гнал их сквозь редкий лес; турки не принимали боя, они падали на конские шеи и понукали коней, стремясь оторваться.

Пален и Лисаневич с драгунами и уланами скакали сзади, старались удержать равнение. Платов, собрав два заманивших турок полка, вел их в резерве, держал «в кулаке» на всякий случай.

Через три версты турки в свою очередь рассыпались, разделились. На широкой прогалине ждали их свежие силы, понуро свисали мокрые бунчуки.

— Алла! Алла!

Плотной кучей, сначала медленно, а потом все быстрее пошли они на расскакавшихся строгановских казаков.

Драгуны и уланы приостановились, Платов сам поскакал к ним.

— Не останавливаться. Поддержать!

Пален, крутившийся перед полками с оголенным палашом, кивнул:

— Сейчас, Матвей Иванович… Подравняемся…

Драгуны выравнивали строй, теснились колено к колену.

Дальше уступом сдерживали дымящихся коней уланы, значки на их пиках свисали бесцветными, серыми тряпками, мокро блестели чехлы на шапках.

Казаки, смешавшись с турками, отмахивались саблями, поодиночке и кучками выскакивали из толпы дерущихся.

— Марш-марш!..

Приотстав от пошедших вперед тараном драгун и улан, Платов платком, промокшим и липким, подал знак двум резервным казачьим полкам. Они, в мгновение ока, раскинув лаву, пошли во весь мах, огибая дерущихся, отрезая путь отступления.

Турки, не выдержав сдвоенного удара, бросились назад, других запасных сил у них не было. Пятнадцать верст драли они перелесками, пока не отстали измотанные грязью казачьи кони.

— Кони у них дюже добрые, — жаловались казаки. — Если б не кони, на прах бы их порубили…

Сто пленных, знамя и двухбунчужный паша Махмут стали платовским трофеем в этом бою. Наших убитых и раненых подобрали с полсотни.

Между тем осада Силистрии продвигалась слабо. Милорадович, не поделив победы, разругался с Багратионом и уехал в Бухарест. На смену ему прибыл Ланжерон. 1 октября подошли наконец осадные орудия. Но Силистрия не сдавалась. Багратион, с которым Платов часто сиживал вечерами, стал говорить, что воевать будет до ноября, а потом придется возвращаться за Дунай и весной начинать новый поход.

— Государь велел за Балканы идти, на Царьград, — напоминал Платов.

— За Балканы идти — одних волов надо восемьдесят тысяч, — прикидывал Багратион. — Молдаване с их закоренелой вялостью не поставят нам нужного количества провианта. Нет, дорогой Матвей Иванович, придется зимовать за Дунаем, а пойдем мы за Балканы весной, в марте…

— Государь недоволен будет, — вздыхал Платов.

Багратион пожимал плечами, переглядывался со своими любимцами, носатым генералом Кульневым и адъютантом Давыдовым, пиитом и вольнодумцем.

— Ну, разгневается Государь, ну, пошлет нас куда-нибудь, — притворно вздыхал Кульнев. — На Кавказ, скажем… Там повоюем. Матушка Россия тем хороша, что все-таки в каком-нибудь углу ее да дерутся.

Вечера в компании этих ребят, воюющих ради возможности воевать, последних русских рыцарей, были для Матвея Ивановича истинным душевным наслаждением, — и Багратион без него, как сам говорил, скучал.

4 октября вновь показалась турецкая конница и вновь была отбита, а 9-го показалась вся турецкая армия, идущая от Туртукая на выручку Силистрии, вели ее Сераскир Пеглеван и трехбунчужные паши Мегмет и Бошняк-Ага. У местечка Татарице турки остановились и стали рыть окопы.

Платов выскочил было отогнать их, но силы оказались явно несоизмеримы. Отошел, дал знать Багратиону. Встревоженный Багратион подошел с девятью батальонами. Платов подъехал, доложил: турок тысяч двадцать, роют окопы, ставят батареи.

Багратион, хмурясь, вглядывался в турецкий лагерь, прикрытый все тем же редким лесом, оглядывался на свои поредевшие батальоны, штыков по триста, не больше. Прижало — а войска разбросаны, и Засс из-под Измаила не подошел, и за Силистрией наблюдать надо, и против Варны отряд стоит, наблюдает…

Лисаневича с его Чугуевскими уланами, двумя эскадронами драгун и батальоном пехоты Багратион оставил в тылу: хотя под Силистрией стояли Марков с Ланжероном, но чем черт не шутит, пусть наблюдает, как бы от Силистрии не ударили. Остальных, платовских и своих, развернул против нового противника. Пехоты в шестнадцати батальонах набиралось тысячи четыре с половиной, драгун три полка, Кульнев с Белорусским гусарским, казаков десять полков, всего тысяч восемь — девять.

Пока строились, показалась турецкая конница, поездила, постреляла. Казаки нажали, она отступила. Смеркалось.

Багратион посмотрел на часы, на турок, оглянулся на Силистрию:

— Завтра атакуем их в лагере. Одним ударом решим все дело.

В ночь на 10 октября построил Багратион свои войска в две линии. Первую составил целиком из казаков. Рассыпал шесть полков: чтоб прочесали по дороге всю местность, выявили засады. Вторую линию составил из полковых пехотных каре: на правом фланге поставил приведенных из-под Силистрии московских и малороссийских гренадер под командованием Карла Мекленбургского, генерала молодого, храброго, но глуповатого — тот сам пил и солдат своих перед боем угощал, за что его они и любили; в центре стал проверенный Бахметьеве Воронежским, Архангелогородским и Украинским полками; на левом фланге — Репнинский с Новгородским полком и князь Трубецкой с егерями; в промежутках каре — стародубовские, дерптские и северские драгуны, Кульнев с гусарами и четыре казачьих полка.

До свету, в 4 часа утра, пошли. Платов, Багратион, Бахметьев ехали вместе меж пехотных каре. Чуть позади Строганов вел Атаманский полк.

Бой вспыхнул внезапно. Как-то так получилось, что казаки прошли и не заметили, а по каре Бахметьева в упор ударили из кустов ружейным огнем. Каре остановилось, передний фас стал отвечать. Турки с построенной батареи ударили из пушек. Бахметьев остановил своих солдат, велел выкатить вперед полковые пушки и картечью вычистить кусты, откуда стреляли янычары.

Орудийная перестрелка, огонь на картечь продолжались до самого света. Внезапно турки впереди завизжали, закричали «Алла!» и прямо с батареи бросились на русские пушки, выдвинутые перед каре. Артиллеристы растерялись: кто прицел менял, кто побежал. Каре шарахнуло неровным залпом, потом вторым.

— Ах, черт! Отберут пушки! — Платов оглянулся на Строганова. — Граф, отбить!..

Атаманцы, огибая каре, понеслись в атаку. С другой стороны обскакивал каре генерал Ланской с гусарами. Турок смяли, погнали… Бахметьев, не растерявшись, скомандовал атаку. Каре его ломанулось сквозь кусты, прошло их беглым шагом, ворвалось на турецкую батарею. Опамятовавшиеся артиллеристы потащили вперед пушки.

— Вперед, ребята! Вперед! — кричал Багратион.

— Ваше Превосходительство, позвольте мне пока здесь закрепиться, — докладывал Бахметьев. — Ни справа, ни слева никого не видно…

Справа, где наступали гренадеры, после стрельбы всколыхнулось «Ура-а-а!!!», но опять потонуло в стрельбе. Оттуда прискакал ординарец — передал, что турок сбили, но наткнулись на овраг, из-за которого стрелки турецкие бьют наших на выбор.

— Оставить там казаков. Гренадеров — сюда! — распорядился Багратион. Впереди приближался многоголосый вой: «Алла-а-а!!!»

— Ваше Превосходительство, атакуют!

Бахметьев успел установить на турецкой батарее свои пушки. Ружейный огонь и картечь остановили турецкую атаку. Турки кинулись повторно. Сам Платов с казаками подкрепил Бахметьева и отогнал их.

Уже совсем рассвело, но из-за густого дыма, укрывшего все поле боя, ничего не было видно.

В третий раз контратаковали турки… В разгар свалки справа раздался треск барабанов и показались продирающиеся сквозь кусты гренадеры. Турки не устояли и откатились.

— Еще немного, и они побегут, — обещал Багратион. — Главное — устроить боевую линию. Принц, готовьтесь к атаке!

В гренадерском каре глухо забили барабаны. Принц Мекленбургский шумно сопел, как бугай, готовый кого-то забрухать.

— Ребята, в штыки их! Не любят они нашего штыка! — кричал Багратион.

Слева приближалась стрельба, левофланговые каре вроде тоже прорвались сквозь кустарник. Но — нет!..

— Ваше Превосходительство! Князь Трубецкой атакован превосходными силами… Никак не может…

Багратион только глянул на Платова. Платов одним взмахом послал на левый фланг Палена с драгунами…

Левофланговое каре князя Трубецкого, как оказалось, было атаковано свежим албанским корпусом турок и кавалерией. Два батальона 7-го егерского полка, батальон 14-го и 6 орудий Донской батареи удержались, отстреливаясь во все стороны. А вот подскакавший с драгунами Пален был сбит огнем и прогнан турецкой конницей. Два русских орудия достались туркам.

Каре Трубецкого и Репнинского оказались в окружении. Два часа дрались они, обрастая горой турецких трупов, даже смогли отбить обратно две пушки.

Пален, отскочивший к центру построения, вновь собрал своих драгун. Платов завернул каре Украинского полка и послал его на помощь левому флангу. Общими усилиями турок там отбили, но момент общей атаки на турецкий лагерь был упущен.

По всей боевой линии грохотала пушечная пальба. Багратион несколько раз собирался ударить в штыки, но очень уж плотный огонь гремел из турецких укреплений, и внезапности не получилось…

Часов в пять пополудни приказали войскам отойти.

Были взятые знамена, были пленные, но полного успеха не достигли. Наших человек триста похоронили.

— Надо их на чистое выманить, — ставил задачу Багратион. — В кустах все преимущество регулярства теряется, деремся кучей и врассыпную. Так побеждает тот, у кого солдат больше.

Ночевали на поле боя. Весь день 11 октября стояли перед турецкими окопами, выманивали. Но турки не выходили, только стреляли. Зато из Силистрии три тысячи выскочили, еле их Ланжерон с Марковым обратно загнали.

12 октября Багратион велел отойти на три версты от турецкого лагеря, как бы давая место развернуться и подраться, но турки так и не вышли. Сидели, постреливали. К ним подходили свежие войска.

13-го Багратион уехал под Силистрию и оттуда дал знать, что 14-го вечером армия уйдет к Россевато. Платов назначался начальником арьергарда и должен был прикрыть отступление армии, чтоб противник о том не догадался.

14-го, перед тем как выступить, Платов написал Ее Величеству, поздравил с днем рождения, сообщил, что «во оный знаменитый день» выпил за здоровье и долголетие Императрицы «с наличными» генералами и офицерами по рюмке вина. Отослав письмо, велел строить боевой порядок — надо было дать Багратиону беспрепятственно уйти верст на пятнадцать…

Армия уходила на Сатунау, Россевато, Черноводы. Турки не преследовали. У Троянова Вала русские остановились и ждали три недели: вдруг турки осмелеют, выйдут в чистое поле. О турках — ни слуху ни духу. Зато пришло повеление от государя — разбить визиря, взять Силистрию, зимовать на правом берегу Дуная. На Дунае, дескать, решается участь России.

Багратион сел отписывать, что на правом берегу корма никакого нет, войска много потеряли от голода и болезней, в батальонах нет и половины комплекта. Прозоровский продовольствия заготовил много, но все оно далеко, на левом берегу, подвезти его нет возможности. По зимней распутице курьер из Гирсова в Яссы семь дней добирается, а надо бы два, волы же с продовольствием и вовсе не дойдут. Либо на левый берег уходить, либо вся армия вымрет.

К счастью, 21 ноября сдался Браилов. Отдали турки 205 орудий и 87 знамен. Ну, хоть что-то! Ключи от Браилова послали царю, чтоб не расстраивался, и особо прописали, что правый берег Дуная все равно будем держать, расставим казаков по Троянову Валу.

Платов расстроился:

— Я вам так скажу, казаками Троянов Вал держать можно, но никаких подвигов я здесь не предвижу.

Багратион ему ответил:

— Вы, Матвей Иванович, и так много подвигов совершили. Турки зимой воевать не будут. Отдохните, подлечитесь… Приезжайте ко мне на зимние квартиры. Признаюсь, что мне очень скучно без вас бывает.

Платов немедленно затребовал к армии Денисова.

Денисов эту осень прожил в Валахии в свое удовольствие: с собаками охотился, в бостон по пять копеек играл. Все время домой, на Дон, просился. В армию, однако, на почтовых прискакал. Багратиона он застал, когда тот собирался отъезжать на зимние квартиры.

Багратион, конечно, догадывался, зачем Денисов вызван, но забегать вперед не стал:

— Явитесь к атаману Платову. Он все знает, и вы получите от него решение.

Денисов стал просить, чтоб его на Дон отпустили, одну эту награду за все труды свои просит. Багратион его утешил:

— Я очень вас знаю, и все будет хорошо. Эй, трогай! Честь имею, господа!..

Денисов отправился к Платову:.

— Матвей Иванович! Милости прошу. Отпусти на Дон! И Багратион мне обещал…

— Ничего не знаю. Вот повеление от Багратиона: все наши полки остаются за Дунаем. Ты — за старшего. Принимай командование, а я что-то захворал. Кашляю… Кабы не чахотка…

Больной Платов уехал в Главную квартиру, а оттуда на Дон, чтобы, поскучав там, вновь вернуться в Петербург, навстречу новой славе и ласкам двора. Мы же задержимся на какое-то время с Денисовым, который с изнуренными казаками остался за Дунаем. Вспоминал он потом, что плакал горькими слезами, но видел одно утешение, что начальником к нему поставили разумного и доброго генерала Ланжерона.

Шесть полков казачьих разбросал Денисов от Дуная до Черного моря. К счастью, зима была теплая, кое-как перебились казачьи кони на подножном корме.

Ланжерон вскоре тоже уехал, и пришлось Денисову служить с блестящими и капризными графами Каменскими. Граф Сергей Михайлович принял ланжероновский корпус и первым делом велел Денисову идти вперед и поражать неприятеля. Денисов отвечал, что сделать это нет никакой возможности, казаки настолько утомлены, а лошади их так слабы, что буде атакует неприятель пикеты, они до полка с большой нуждой смогут ретироваться.

Однако месяца через два предупредил Каменского, что лошади отдохнули, теперь можно организовать недалекую экспедицию. Собрал тысячу годных лошадей, всех полковников и послал вперед от Черновод. Погоняли за фуражирами, трех турецких чиновников захватили… Дальше жили спокойно.

Весной царь, недовольный Багратионом, назначил командовать Молдавской армией графа Николая Михайловича Каменского.

Перед новым походом, трудным и кровопролитным, Денисова стали часто посылать с казаками вперед, добывать на неприятельской территории продовольствие. Отправляя гурты отбитого скота, вступил он с Каменским в запутанную переписку, ибо требовал граф и продовольствия добывать и от мародерства удержаться. Приходилось за каждого утерянного быка ответ держать.

Отношения с новым командующим не складывались (впрочем, как и обычно). Каменский помимо Денисова отдал приказ вывести казачьи полки за Дунай, а Денисова с одним его именным полком оставил держать сто верст территории и стоять твердо, отражать нападение. Денисов запросился к Главной армии лечиться и написал новому командующему «партикулярное» письмо с объяснениями. Командующий его удерживать не стал, разрешил лечиться. Денисов стал просить, чтобы разрешили ему пребывать в армии без команды, «партикулярно». И это разрешили. Стал он свидетелем новой кампании, теперь под командованием Каменского, видел, как брали Шумлу и Силистрию, потом уехал в Бухарест, а оттуда в Яссы, сдал полк и в начале 1811 года заявился в Санкт-Петербург просить отставки.

Загрузка...