Атмор Холл

VII

С высоты мне хорошо был виден весь сад в виде шахматной доски, на которой каждая фигура стояла точно в своем квадрате. Это была любопытная игра. Тот, кто задумал ее много лет назад, хотел, чтобы большинство фигур оставалось на доске. Я совсем ничего не знала о шахматах, пока Джастин не научил меня играть, но даже и тогда у меня не хватало терпения научиться играть сносно. Но, тем не менее, исходя из расстановки фигур, я понимала, какое предполагалось дальнейшее развитие событий на травяной шахматной доске.

Все фигуры представляли собой особым образом подстриженные темные тисовые деревья, и Даниэль следовал старинной традиции для обозначения белых и черных фигур. Черные были зелеными, но вокруг каждой «белой» фигуры он выкладывал круг из морских ракушек. Трава тоже играла большую роль. Подстриженная особым способом, она образовывала темные и светлые квадраты.

На «доске» было представлено окончание партии, возможно, потому что оно было драматичным. Начала не знал никто. Черная тура стояла в такой позиции, что могла следующим ходом объявить мат белому королю. Но по условиям игры следующий ход был у белых. Если бы белые сумели блокировать черную туру, то игра могла бы продолжаться. Но если бы белые прозевали угрозу, игра закончилась бы победой черных следующим ходом.

Однажды дождливым воскресным днем Джастин принес в библиотеку шахматы и расставил фигуры так, как они стояли в саду. Он играл за белых и легко блокировал мою черную туру. Мы продолжали игру до полного поражения черных. Джастин всегда наносил мне поражение, играя нетерпеливо и порывисто. Я предпочитала играть с Найджелом Бэрроу. Найджел тоже научился играть поздно, но лучше, чем я, и он охотно делился со мной стратегией и даже иногда помогал мне выиграть у него.

Я смотрела на сад из окна Мэгги. Тисовые шахматы стояли на своих местах, готовые к бесконечному сражению, но ни разу не двинувшись с места. Только однажды из-за чьей-то хулиганской выходки черная тура покинула поле. Это случилось много лет назад летом, когда мальчики были дома на каникулах. Мэгги рассказала мне эту историю. Однажды утром вся семья была разбужена криками Даниэля. Он тогда еще не был «стариной» Даниэлем, но уже тогда трепетно относился к этому шедевру садоводства, как и в последующие годы.

Мэгги вскочила с кровати и побежала к окну своей гостиной, чтобы взглянуть на сад, еще мокрый от утренней росы. Даниэль разгневанно прыгал возле того места, где должна была стоять черная тура, готовая к завершающему ходу. Вместо нее на этом месте в дерне зияла дыра. Тура исчезла, ее корни были вырваны, а шахматная игра потеряла всякий смысл.

Был большой шум. В то лето Марк вел себя невыносимо, постоянно издевался над Даниэлем, выдумывая всякие шутки. Однако, когда садовник обвинил его, Марк просто рассмеялся ему в лицо. Садовник так разозлился, что только великодушный поступок Джастина спас Марка от гнева Даниэля. Джастин спокойно взял вину на себя, сказав, что он выкопал фигуру. Это вовсе не Марк, как он сказал. Он сделал это на пари и очень сожалеет. Он не ожидал такой реакции. Он купит сам новое дерево, и Даниэль сможет вырастить его должным образом.

Мэгги сказала мне, что она не поверила ни слову «признания» Джастина, так же, как и Даниэль. Садовник не мог сердиться на Джастина по-настоящему, поэтому Марк был спасен. Однако потребовалось много лет кропотливого труда, прежде чем новое дерево приобрело ту форму, которая удовлетворила Даниэля. Благодаря его мастерству и терпению зубчатая башня снова возвышалась на обычном месте.

И теперь, когда я смотрела на сад из окна, мне показалось, что черная башня стоит как-то по-особому уверенная в своем триумфе, напоминая охотника, готового произвести смертельный выстрел, а старик, который так долго ухаживал за ней и подстригал ее, был мертв. Я подумала, вряд ли найдется кто-нибудь еще, кто с таким умением, любовью и бесконечным терпением будет заниматься этим садом.

— Это ход туры, — предупредил он меня вчера. Я должна была помнить, как сказал старина Даниэль, что следующий ход будет ходом туры и что королю надо быть поосторожнее.

Однажды тура сдвинулась с места, и именно Марк сдвинул ее. Не было ли это тем самым, на что намекал Даниэль? Не содержало ли его иносказание намек на то, что надо опасаться Марка и что белый король, то есть Джастин, должен быть осторожным? Возможно, он хотел, чтобы я сразу пошла к Джастину с этим посланием, но, когда я пыталась передать Джастину слова старика, тот только пренебрежительно повел плечами. Теперь старина Даниэль был мертв, а я не могла до конца поверить, что его смерть была результатом несчастного случая. Что-то еще было среди руин. Возможно, снимок, который я сделала, зафиксировал скрытую истину, которую я могла бы узнать.

Я пристально смотрела на тисовые темные фигурки, как будто они могли мне что-то рассказать, рассматривала, как искусно были подстрижены деревья то в виде лошадиной головы, то башни, и всегда мой взгляд снова и снова останавливался на той самой черной туре, которая в действительности была не черной, а темно-зеленой, даже при ярком солнечном свете или при луне.

Сад не был тенистым. Он стоял открыто. И все же, когда я теперь смотрела на эти застывшие фигурки, я почувствовала себя не в своей тарелке больше, чем когда либо. «Неестественные», — однажды сказал Джастин про них. Ему нравилось, чтобы деревья были деревьями. Больше всего он любил парк возле Атмора, больше, чем все эти ухоженные лужайки и клумбы или этот Фигурный сад.

Вдруг неожиданно на доске, нарушая застывший покой, возникло движение. Женщина в светлом платье бежала к дому, огибая шахматные фигуры. Это была Кэрил Дэвис, секретарша Мэгги. На ее лице ясно читался испуг.

Из комнаты Мэгги был выход на заднюю лестницу, и я побежала по ней вниз, чтобы встретить ее. Она кинулась ко мне, тяжело дыша.

— Вы не знаете, где миссис Грэхем? Или мистер Норт?

Я покачала головой.

— Нет, но я могу помочь поискать их. Это важно?

— Я шла по лесу и увидела мужчину. Он не был похож ни на кого из нашего дома. Когда я набрела на него, он стоял и нагло смотрел на меня. Когда же я спросила его, кто он и что ему надо, он резко повернулся и пошел прочь. У него очень черные волосы и странное выражение глаз. В связи с тем, что тут происходит, надо, чтобы кто-то выяснил, кто это и что он делает в Атморе. Он жутко напугал меня.

Она поспешила к парадной стороне дома. Я же не последовала за ней, ведь непрошеный гость мог скрыться, а я хотела еще раз быть полезной Джастину. Я выбежала в сад, прошла мимо шахматных фигур, пересекла лужайку и пошла по тропинке среди деревьев, ведущей в дальний конец сада. И хотя я заглядывала за каждое дерево и куст, я не нашла никакого черноволосого мужчины. Зато я встретила Мэгги, которая шла через лес по направлению ко мне, шла так быстро, что ее лицо порозовело от ходьбы и возбуждения.

— Ужасная женщина! — пробормотала она, когда увидела меня. — Думаю, что было ошибкой встречаться с ней, но я должна была попытаться.

Я вспомнила, что дорожка позади Атмора была кратчайшим путем в Гровесэнд, если вы любите пешие прогулки, как Мэгги. На ней были те же серые брюки и свитер, в которых она спустилась вниз ночью во время пожара. И носила она их отлично. Она была действительно настоящей леди.

— Ты не встретила человека в лесу? — спросила я. — Мисс Дэвис очень испугалась, встретив здесь наглого незнакомца.

Мэгги беззаботно кивнула.

— Да, я видела его. Это Лео Казелла из Лондона. Алисия купила клуб «Казелла» у него, и он остался в нем менеджером. Она сказала, что послала его в Атмор с посланием к Джастину. Он иногда появляется здесь, хотя мне он не нравится. Я думаю, Кэрил никогда прежде не видела его.

Итак, загадка разрешилась, и я пошла с Мэгги обратно, свернув на проезжую дорогу позади гаражей и мастерской. Она выглядела более озабоченной, чем когда-либо, и шагала возле меня довольно-таки агрессивно, время от времени взъерошивая руками волосы — жест, который я наблюдала в те редкие мгновения, когда Мэгги была чрезвычайно обеспокоена.

— В чем дело? — спросила я. — Что случилось?

Она была слишком взволнована, чтобы проявлять осторожность.

— Я пошла повидать Алисию из-за Марка. Он связался в Лондоне с компанией игроков, чего он себе никак не должен позволять. И клуб «Казелла» — его любимое казино. Я хотела выяснить у Алисии, сколько он задолжал клубу за это время, но она не пожелала сказать. Она только улыбнулась мне с видом превосходства своей неестественной улыбкой, когда я попросила не пускать его в клуб. Она подзадоривает его играть, я уверена в этом. И мне это нисколько не нравится.

— Ты не можешь сказать Джастину? — спросила я.

— Он полагает, что я предубеждена против Алисии, и это правда. Кроме того, я не хочу беспокоить его делами Марка. Надо, чтобы все его мысли были о работе. Алисия знает, что я ему не скажу, и она чувствует себя в безопасности, когда ведет себя таким образом. Но почему она это делает? Я не понимаю, в чем ее выгода, если позволять Марку быть безрассудным.

— Может, на этот раз Марк знает, как расплатиться со своими кредиторами? — спросила я нетерпеливо. — Не пора ли ему прекратить рассчитывать на то, что другие разрешат его проблемы?

Мэгги все еще была слишком взволнована, чтобы быть осторожной при разговоре со мной.

— Не думаю, что он знает. Он гораздо глубже залез в долги, чем мы подозревали. Джастин не должен знать, как плохи дела, ничего не говори ему, Ева. Я беспокоюсь, потому что не знаю, каковы намерения Алисии, а я не доверяю ей.

Мы шли по дороге, проложенной для испытания машин, и я чувствовала ее напряжение, ее неподдельную тревогу. Если уже Мэгги потеряла равновесие, то произошло действительно что-то очень серьезное.

— Дейсия говорит, что с женитьбой Джастина на Алисии появятся деньги, чтобы погасить долги Марка, — сказала я. — Но определенно дела не могут быть так уж плохи. Если Марк должен Алисии, то…

— Проблема не может быть решена таким образом! — воскликнула Мэгги. — Вот почему я хочу знать точную сумму. Я хочу правдиво рассказать Найджелу, какое на него может взвалиться бремя, когда он женится на мне.

Я окинула ее быстрым взглядом.

— Мэгги, ты не приносишь себя в жертву, чтобы выручить Марка?

— Не будь идиоткой! Найджел и я любим друг друга. Мы уважаем друг друга. Никто из нас не ждет в наши годы романтической любви. Для меня много значит его общество и помощь. Я думаю, что для него также что-то значит приобщиться к роду Атморов, стать одним из нас, ведь он никогда не мог сделать этого, когда был школьником. Но я хочу быть честной с ним. Я хочу, чтобы он знал, какие неприятности может принести Марк. Я несу ответственность, а не Джастин. Джастину не надо взваливать долга брата на себя, хотя я знаю, что он, не задумываясь, сделает это, как бы ни сердился на Марка. Но не будем говорить об этом сейчас. Мне надо немного успокоиться, прежде чем я буду говорить с Найджелом. Итак, расскажи мне о себе, Ева. Что ты решила?

— Мне кажется, что я не способна на что-нибудь решиться, — сказала я. — Даже на то, чтобы уехать домой сегодня.

Она дружески взяла меня под руку.

— Если ты будешь оставаться здесь день за днем, то, возможно, мы все же изгоним Алисию. Кстати, она вбила себе в голову странную мысль, что она должна поговорить с тобой.

Сама мысль о возможной встрече с Алисией привела меня в смятение.

— Мы встретились с ней сегодня утром, и у меня нет желания встречаться с ней снова.

Мэгги пожала плечами.

— Конечно, это твое дело. Но у нее что-то на уме, и было бы разумно узнать, что именно. Ты знаешь, она враг, поэтому лучше бы узнать, что она замышляет.

Мы приближались к тому месту, где дорога делала широкую петлю, огибая группу деревьев, которые закрывали вид. Внезапно и почти бесшумно из-за деревьев выскочила машина и понеслась прямо на нас. Мэгги схватила меня за руку, и мы обе прыгнули на обочину. За рулем был Джастин. Он промчался мимо нас, но потом остановился и подал машину назад, к нам. Машина не была из тех пускающих пыль в глаза моделей, которые любили Марк и Дейсия. Это была та самая серая длинная машина, чьи очертания я видела в окне гаража. Она выглядела довольно странно: бампер, казалось, окружал ее со всех сторон, и капот для мотора имел непривычную форму.

В тот самый момент, как машина остановилась, Мэгги подбежала к Джастину.

— Не сердись, — попросила она. — Ева не могла знать, что это опасное место. Я и сама опять была невнимательна.

Взгляд, которым одарил меня Джастин, был холодным.

— Она знает. Никто не должен ходить по этой дороге: она предназначена исключительно для испытания машин. Тут много других дорожек. Ведь не было слышно, как я ехал, не так ли?

— Нет, и это замечательно, — сказала Мэгги. — Никакого рева мотора, никаких безобразных запахов. А теперь прости нас и подвези немного. Ева не имеет никакого понятия о том, что ты делаешь, и ни разу не ездила с тобой.

Она не стала ждать отказа, открыла переднюю дверь и буквально запихала меня на сиденье рядом с Джастином. Затем она уселась сама и захлопнула дверцу.

— Джастин, ты видел Лео Казеллу? — спросила она. — Я только что встретила его в лесу, и он сказал, что заходил передать послание от Алисии.

— Лео? — повторил Джастин, бесшумно включив мотор. — Я не получал никакого послания. Я даже не знал, что он заходил.

— Мне это не нравится, — сказала Мэгги. — Мне никогда не нравился этот тип, к тому же он очень напугал Кэрил.

— Я выясню, в чем дело, — сказал Джастин, и мы поехали быстро и почти бесшумно.

— Это из-за нового топлива мы едем так бесшумно, — пояснила Мэгги. — Ты уже практически получил его, не так ли Джастин?

Он покачал головой.

— Весьма приблизительно. С этим топливом езда достаточно бесшумна, и оно не взрывается, но еще не готово к массовому производству. Слишком дорого пока. Проблема в том, как добиться нужного результата до того, как кто-нибудь другой найдет решение. Кто будет первым, тот завоюет мировой рынок и, конечно же, над этой проблемой работают везде.

— Ты решишь ее, — сказала Мэгги, пока мы набирали скорость. — Ничто не может остановить тебя.

Некоторое время мы ехали молча. Меня больше волновала близость к Джастину, чем то, как быстро и бесшумно мы ехали, легко огибая кривые трассы. Я смотрела на его такие знакомые руки с длинными пальцами, которые уверенно держали руль. Они всегда были сильными и уверенными. Машина, конечно, была английской, то есть приспособленной к левостороннему движению, так что его забинтованная левая рука была рядом со мной, и я опасалась задеть ее.

Как только мы обогнули внешнюю кривую, которая шла позади дома, и вышли на дорогу, ведущую к дому, Мэгги остановила его.

— Высади меня здесь, дорогой. С меня достаточно, кроме того, я должна вернуться и взглянуть на Кэрил. Она, вероятно, уже сходит с ума, оттого что не может меня найти. Нет, Ева ты оставайся.

И как только Джастин остановился, она выскочила из машины, захлопнула за собой дверь и побежала по зеленой траве к дому.

Джастин не стал заводить мотор, а ждал, пока я последую за ней.

— С Мэгги все ясно. Возможно, ты тоже хочешь выйти?

Я посмотрела на него, на седую прядь в волосах, на знакомый хрящеватый нос, твердый рот — все, что я так хорошо помнила.

— Не сердись на меня, — попросила я. — Расскажи мне, чем ты занимаешься, расскажи мне о машине. Это не займет много времени. Я действительно ничего не знаю.

Некоторое время я была уверена, что он без колебания вышвырнет меня вон из машины на дорогу и уедет. Мотор все еще не был включен, но, наконец, он поехал. На этот раз он ехал медленнее и, спустя несколько минут, начал говорить. Но вместо того, чтобы посвящать меня в технические подробности, которые были недоступны моему пониманию, он заговорил о том, что этот автомобиль может значить лично для него, для его будущего. Я внимательно слушала, пытаясь понять.

— Меня беспокоит не столько, преуспею я с этим топливом или нет, сколько этот автомобиль. В прошлом опасались выпускать безопасные автомобили, потому что публика отвергала их. Но многочисленные жертвы на дорогах начинают тревожить самых твердолобых, и сейчас наступил более благоприятный момент. Мы надеемся создать машину, которая выдвинет Англию вперед на мировом рынке.

Деревья и лужайки неторопливо проплывали мимо нас, так что можно было насладиться их видом, не то, что во время поездки с Дейсией, когда они мелькали за окном так быстро, что сливались в смазанное зеленое пятно. Я слушала Джастина.

— Было время, когда Англия управляла мировым рынком, — продолжал он. — Но страны, как и люди, становятся старыми и консервативными. Мы начали уступать более молодым, более агрессивным нациям. Я думаю, что так и должно быть. К счастью, нации способны возрождаться, и я полагаю, что у нас тоже есть возможности для этого. Мы многого добились в развитии радарных устройств, ракетных самолетов и многом другом.

— Но есть и другой аспект возрождения, — сказала я, улыбнувшись. — В Англии выросло совершенно новое, свежее поколение. Вспомни только Битлз или Мэри Квант и других. Вспомни, как они будоражили весь Лондон!

Заговорив о машинах, Джастин немного расслабился,

— Я люблю этих молодых. Своей одержимостью и работоспособностью они заставили стыдиться многих из старого поколения. Они делают то, во что верят, повинуются своим законам творчества и не замыкаются в себе, как слишком многие из стариков. Я думаю, что этот мой автомобиль сможет помочь немного встряхнуться, если он появится вовремя. Все эти недавние несчастья задержали мою работу. Их надо остановить.

Он повернул машину на дорогу, ведущую прямо к дому. Его холодность ко мне нисколько не уменьшилась, несмотря на то, что он на некоторое время с чувством говорил о предмете беседы. Теперь снова между нами возникло напряженное молчание, и я искала способ, как его нарушить.

— Что ты решил с той бутылкой из-под вина и пачкой сигарет, которые принес тебе Марк? — спросила я. — Что они могут значить?

Он бросил на меня удивленный взгляд.

— Какая бутылка? Он ничего мне не приносил.

Я объяснила:

— У Найджела возникло подозрение, что кто-то прятался на крыше, и он пошел посмотреть. Он нашел все это и передал Марку, а тот сказал, что отнесет прямо к тебе.

Машина стала набирать скорость. Мы так быстро промчались по последней кривой, что ветер свистел в ушах.

— Я поговорю с Марком сейчас же, — сказал Джастин, когда мы подъехали к гаражу, ожидая, пока я вылезу из машины, прежде чем поехать к мастерской.

Я поднялась на террасу между рядами берез и пересекла зеленую боковую лужайку. Мне навстречу шел Марк.

— Итак, Джастин прокатил тебя на своем шедевре? — Его глаза блестели, и в них была знакомая издевка.

— Сейчас он ищет тебя, чтобы спросить о том, что Найджел нашел на крыше, — сказала я.

— Я поговорю с ним, — сказал отрывисто Марк. — Но кое-что я должен сделать прежде. У меня есть поручение к тебе, кстати. Алисия хочет увидеться с тобой. Этим вечером, если ты можешь. Мы с Дейсией отвезем тебя.

Я уставилась на него, обалдев от его спокойной уверенности, что я сделаю так, как ей хочется.

— Почему я должна встречаться с Алисией? — возмущенно спросила я.

— А почему бы нет?

По его лицу ничего нельзя было прочитать, нельзя было проникнуть за завесу насмешки.

— Чего она хочет от меня?

— Это знает только она, но я тебе скажу одно. Она хочет, чтобы ты принесла тот самый снимок со стариком Даниэлем, который ты сделала вчера до того, как он погиб.

Я онемела от удивления.

— Откуда она знает, что у меня есть такая фотография?

— Если ты сказала Дейсии — ты сказала всему миру, — сказал ехидно Марк.

Как бы то ни было, мне это не нравилось. Интерес Алисии к этой случайной фотографии вызывал во мне странное чувство страха.

— Почему Алисию так интересует фотография? — спросила я. — Это всего лишь размытый снимок, на котором может быть Даниэль, а может, и нет.

— Может, нет? — быстро спросил Марк. — Что ты имеешь в виду?

— Я ничего не имею в виду, кроме того, что на снимке невозможно разобрать, кто это. В любом случае, какое Алисии до него дело?

Он пожал плечами.

— Она не сказала. Возможно, сентиментальные воспоминания. Старик был предан ей, ты знаешь. Она всячески льстила ему по поводу тех монстров в саду, а он всячески подчеркивал, что она должна быть хозяйкой Атмора.

Я знала, что это так, но сомневалась, что в Алисии так много сентиментальности.

— Тебе бы лучше встретиться с ней, — сказал спокойно Марк.

Я подумала о ходе туры, и мое чувство недоверия к нему возросло.

— Зачем? — спросила я снова.

И снова то же легкое пожатие плеч.

— Будет легче всем, если ты это сделаешь. Это не повредит тебе.

Желание узнать, что хочет Алисия, узнать причину ее интереса к моему случайному снимку было сильнее моего нежелания встречаться с ней. Меня не интересовало, станет ли легче от этого Марку или нет, но я хотела узнать, почему ее интересует фотография.

— Хорошо, я встречусь с ней вечером, как она хочет. Но если Дейсия поедет с нами.

Марк иронически поднял бровь, но я почувствовала, что ему стало легче. По какой-то причине он очень беспокоился, что я откажусь.

— По крайне мере, это будет интересное зрелище, — сказал он и зашагал по направлению к мастерской Джастина.

Терраса была пуста, я спокойно пересекла ее и подошла к парадной двери. Оружейный зал слабо мерцал по обе стороны от двери, в нем было гораздо холоднее, чем на воздухе. Я в который раз подумала о том, где же лежат кости тех испанцев, тела которых эти шлемы и нагрудники защищали.

Пока я поднималась по лестнице, умудренные жизнью глаза миссис Лэнгли, казалось, смотрели на меня с портрета. Она была гораздо одареннее и с гораздо большим воображением, чем все ее дочери, но она, должно быть, очень страдала от тех проблем, что они ей создавали. Хотела бы я знать, как она воспринимала эти проблемы, какие шаги она предпринимала для их разрешения. Но, все же больше всего меня занимало то, какие шаги должна предпринять я. Как сказала Мэгги, Алисия была врагом и настало время не бежать от нее, а встретиться лицом к лицу. Она должна понять, что я уже не та девочка, которую было легко дразнить и унижать. Этим утром ей удалось одержать верх. Сегодня вечером все должно быть по-другому.

На половине закругляющегося пролета меня встретил затуманенный взгляд Синтии. После того, как мистер Данкоум так решительно устранился, Синтия стала леди Стэнхоут и навсегда покинула Атмор, что принесло ее матери несравненное облегчение. Проходя мимо ее портрета, я посмотрела ей прямо в глаза, как будто это была Алисия, с которой я скрестила взгляды.

Сверху до меня донеся голос.

— Эта Синтия была хуже всех, не так ли? — сказала Дейсия. — Только посмотри на ее нос и все прочее. Мне всегда хотелось сказать, что я о ней думаю. Этот ее взгляд, возможно, только маска, скрывающая, какая она была испорченная. А все эти стуки в ее дверь ночью уже после того, как ее муж умер! Она, должно быть, была рада, когда приехал сэр Джеральд и увез ее. И я готова поклясться, что ее мама была рада ее отъезду.

— Я как раз думала о том же, — сказала я, преодолевая последний пролет и становясь рядом с Дейсией. Мы стояли и смотрели вниз на весь этот парад портретов, занимающих почти три этажа в высоту.

— Сомневаюсь, что к ним когда-либо добавится портрет Алисии, — сказала она задумчиво. — Она достаточно красива, но она подделка.

Я отреагировала немедленно:

— Что ты имеешь в виду?

Дейсия могла быть скользкой, когда ей хотелось, и уклонилась от ответа.

— Если хочешь знать, я предпочла бы видеть здесь тебя. Ты едешь в Гровесэнд сегодня вечером?

— Я сказала Марку, что поеду, но только если ты поедешь тоже.

Она хихикнула:

— Я знаю, что ты хочешь сказать. Но я не ревнива, не беспокойся. Я знаю, что значу для старины Марка. Но он рассказал, что у вас было когда-то.

— Если бы я была на твоем месте, — сказала я сухо, — я бы не слишком верила тому, что рассказывает тебе Марк о давно прошедших днях. Я тоже была здесь в это время, ты знаешь, и я никогда не была его девушкой, как ты это называешь.

По какой-то причине это удручило ее.

— Ты хочешь сказать, что не все было правдой? Конечно, я знаю, что Марк часто говорит чудовищную ложь, но тогда — и я тоже.

— Это было несомненной ложью, — согласилась я.

— Тогда это не очень хорошо. — Она склонила голову набок и пошла к северному крылу. — Я чувствовала некоторое удовлетворение, знаешь ли, от мысли, что он бросил тебя ради меня.

— Какого черта ты имеешь в виду?

— О, только то, что у тебя образование, внешность, ты умеешь делать правильные вещи. Кроме того, ты во что-то веришь, у тебя есть убеждения. Я же не верю ни во что, кроме того, как Дейсии получить то, что Дейсия хочет.

— Если ты все это видишь во мне, то, возможно, я тоже фальшивка, — сказала я удрученно. — Но я хочу, чтобы ты сказала мне, что ты думаешь об Алисии. Я бы хотела иметь при себе хоть какое-то оружие, — а в этом я так нуждаюсь, — прежде чем я встречусь с ней сегодня вечером.

Дейсия сморщила свой маленький носик.

— Ну… она из хорошей семьи, и у нее хорошее воспитание и многое другое, но, тем не менее, где-то в глубине она фальшивая, хотя я точно не могу сказать, в чем именно. Это я чувствую за милю, у меня была большая практика. Вот ты гораздо естественнее, хотя иногда и у тебя не хватает чутья. Например, как ты разрешаешь обращаться с собой. Но, по крайней мере, ты не притворяешься. Но хватит с меня. В конце концов, я должна быть заодно с Марком, не так ли?

— Значит, Марк тоже играет? — спросила я. — Почему? Что он от этого получит?

— Только свою жизнь, так сказать, — сказала Дейсия беспечно. — Если Алисия решит закрутить гайки, то для Марка все будет кончено.

Мы подошли к нашему коридору, и я услышала музыку из открытой двери комнаты Дейсии. Не было смысла обсуждать Марка, тем более с Дейсией.

— У тебя есть проигрыватель? — спросила я.

— Нет, магнитофон. Я люблю записывать с телика или с Радио Керолайн. Пиратские станции не такие скучные, как БиБиСи. Когда я увидела Питулу Кларк по телику, когда она пела эту песню, я тотчас же записала ее, так что могу слушать ее снова и снова. Тебе нравится песня? Она так печалит меня, особенно слова о том, что завтра никогда не наступит. Так и будет с нами в один прекрасный день, и завтра никогда не наступит, не так ли?

— Надо надеяться, что это будет нескоро, — сказала я и пошла к своей комнате, а музыка звучала мне вслед, и в словах песни слышалось больше предсказания, чем хотелось бы. Все мои «завтра» были связаны с Джастином, и было похоже на то, что в них мне путь уже отрезан.

Приближалось время ланча, и пока я мылась, расчесывала волосы и подкрашивала губы, я все время обдумывала события сегодняшнего утра. Один и тот же вопрос тревожил меня: действительно ли человек на моем снимке был стариком Даниэлем и почему Алисии Дейвен так хочется взглянуть на фото. Сегодня вечером я должна определенно выяснить, чего хочет Алисия.

Я выдвинула ящик бюро и вытащила свою сумочку, открыла кармашек на молнии и засунула туда руку. Мои пальцы ничего не нащупали. Внизу зазвучал гонг, который в Атморе созывал к столу, но я не обратила никакого внимания. Я взяла сумочку и вытряхнула на кровать все ее содержимое.

Фотографии там не было. Должно быть, кто-то зашел в мою комнату, поискал ее и забрал. Вор, по крайней мере, ответил мне на один вопрос, который мучил меня. Старик Даниэль не мог быть тем человеком на снимке, иначе это никого бы не встревожило. То, что я засняла, имело большое значение для кого-то. Это имело такое большое значение, что снимок был похищен из моей сумочки. Похищен тем, кто не хотел, чтобы я показала снимок Алисии, когда сегодня поеду в Гровесэнд. Если у этого человека были причины опасаться существования этого снимка, то у него были причины опасаться и меня, ведь я была на том самом месте, где снимок был сделан. Это была новая и совершенно не успокоительная мысль.

Я вытащила свою багажную сумку из гардероба и поискала пакет с фотографиями и пленку, что мне принесла Нелли. По крайней мере, они были там, куда я их положила. Я раскрыла пакет и вынула негативы. Один за другим я рассматривала их на свет, пока не нашла тот, где была изображена арка часовни и кустарник, за которым угадывалась

фигура человека. Я не смогу показать Алисии фотографию, но у меня есть негатив. Еще больше, чем раньше, я хотела разгадать ее интерес к фотографии. Я не могла поверить в сентиментальную привязанность Алисии к старику Даниэлю.

На этот раз я положила квадратик пленки в кармашек бумажника, который положила в сумочку, и взяла сумочку с собой. Некоторое время я не скажу никому о пропаже фотографии. Пусть охотник, кто бы он ни был, гадает, обнаружила ли я пропажу. Вдруг перед моим мысленным взором возникла картина: я отчетливо увидела темно-зеленую башню, стоящую на своем шахматном квадрате и терпеливо ожидающую момента, когда можно будет сделать решающий ход, который не позволяли ей сделать в течение стольких лет. Эта картина вызвала во мне дрожь.