На его глазах мир умирал дважды. Для начала ракеты на антивеществе прошлись по свету, превращая в ничто все, что попадалось им на пути. Потом, как будто для уверенности в довершении дела, планета запустила собственную процедуру очистки и выжгла атмосферу массированными извержениями.
«Я стал свидетелем разрушения миров», — Чжан Вей немного переиначил знаменитую цитату Оппенгеймера, одного из создателей ядерного оружия.
С Землей, в сущности, не случилось ничего примечательного. Да, она проходила через ряд сильнейших внутренних катаклизмов. Но все это с ней случалось и раньше. В ее прошлом уже было все это: природные катастрофы, массовые вымирания, изменения в составе атмосферы и климата. Она пережвала все это раньше и переживет еще не один раз. И пока она будет вращаться вокруг своей оси и Солнца, что будет снабжать ее энергией, она сможет продолжить существовать и взращивать жизнь. Для Чжан Вея это был новый опыт, поэтому он пребывал в некоторой растерянности.
Видимость на планете стала нулевой, серые облака из дыма и пепла заполонили все небо и перекрыли обзор. Однако Чжан Вей не питал никаких иллюзий и понимал, что тучи не рассеются еще многие десятилетия, а когда весь пепел, наконец, опустится на землю, он похоронит под собой все останки цивилизации.
Так или иначе, в его распоряжении была виртуальная копия Земли, целая и сохранная. Он поставил Красный Дракон на автопилот, а сам целые дни проводил в нейровселенной со своей возлюбленной и сыном. Втроем они путешествовали по свету и занимались тем, на что он никогда бы не решился в здравом уме. День назад в Китае они прыгнули с парашютами с самого высокого небоскреба в мире, его шпиль протыкал облака и уходил на высоту 1200 метров. После удачного приземления они устроили заезд на сверхскоростных автомобилях по центру Пекина. Потом у них был ужин в лучшем французском ресторане, а на следующий день они планировали отправиться в экспедицию по Амазонке. Если это был не рай, о котором все время мечтали люди, то что тогда?
Сама идея о существовании загробной жизни возникла у людей уже очень давно. Еще древние люди смотрели на звезды и видели в них души своих почивших предков. Позже концепция ада и рая сформировалась в христианстве, а затем ее доработал Данте Алигьери, красочным словом описав планировку ада. Можно сказать, он составил целый путеводитель для заблудших душ. Его образы были столь ярким, что практически моментально укрепились в сознании людей и прочно вошли в культуру цивилизации. Конусообразная воронка, уходящая в центр земли, 9 кругов, по одному на каждый смертный грех и множество пыток для всех тех, кого нелегкая привела под землю. Таким был ад для западной цивилизации многие столетия.
В то же время четкого описания рая как такового не было. Может быть, потому что никому так и не довелось там побывать, и каждый человек был неисправимым грешником? Чжан Вей не раз и не два в своей жизни думал о том, что блюсти полностью праведный образ жизни было невозможно. Сознательно или нет, но все люди грешили. Даже те, кто уходил в монастыри и вел затворнический образ жизни. Ведь было что-то эгоистичное в желании отречься от мира, чтобы спасти свою душу. При желании грех можно было найти везде. То ли дело добродетель. Чтобы ее отыскать, нужно было приложить немало усилий. Особенно в мире третьего тысячелетия, где люди потеряли надобность работать и переложили большую часть своих обязанностей на роботизированные автономные устройства, а сами проводили время, предаваясь всевозможным утехам во всевозможных формах. Активно развивающиеся технологии они использовали не во благо мира, а в ублажение самих себя. Так что, если верить религии, о рае можно было сразу же забыть и не вспоминать. И людей это нисколько не беспокоило.
Рай создавался для мучеников, для тех, кто прожил жизнь в страданиях, он становился для них вознаграждением за все те лишения, что они претерпели. Для тех же, кто в жизни особо и не напрягался, рай перестал быть желанной точкой в конце долгого путешествия. Люди думали не о рае, а о том, как бы подольше отсрочить свой уход в небытие. Смерть пугала людей тишиной, пустотой и полным отсутствием развлечений, что были у них при жизни. Они и жизнь свою без всего этого не могли представить, не говоря уже о смерти.
Итак, почти каждый человек на земле в той или иной форме смог прикоснуться к раю еще при жизни. Означало ли это наступление тотального равенства в обществе? Конечно, нет! Различия между богатыми и бедными прослеживались во всем, начиная от уровня детализации и насыщенности ощущений в виртуальных вселенных, заканчивая уровнем медицинского обслуживания. Если простые люди могли лишь мечтать о том, чтобы дольше ходить по земле, то богатые люди получили доступ к технологиям по продлению жизни. Биомолекулярная косметология позволила женам зажиточных бизнесменов оставаться красивыми и молодыми долгие десятилетия. Это было отнюдь не дешевое удовольствие, однако и оно было далеко до совершенства. Процедура была исключительно косметологической и не затрагивала внутренние органы, которые продолжали стареть. К истинному бессмертию получили доступ лишь самые богатые и влиятельные люди на планете и то не сразу. Технология клеточной реновации появилась лишь под конец двадцать третьего века. Компания, что ее изобрела, мелочиться не стала и выставила на первый работающий экземпляр нескромную цену в 3 триллиона долларов. Даже в первой сотне богатейших людей мира не каждый мог себе позволить такое приобретение. Те же избранные, кому технология бессмертия оказалась по карману, быстро выкупили действующие модели и наложили запрет на их дальнейшее производство и распространение. Бессмертие стало исключительной привилегией высшего общества.
На что же они планировали тратить появившийся избыток свободного времени? На то же, на что и все остальные — на быструю любовь, перенасыщенные чувственные удовольствия, разнообразный виртуальный и реальный опыт, на жизнь полную красок, радости и синтетического счастья. Разница была лишь во времени. Богатые купили его себе с избытком.
Если же подумать об этом глубже, получилось так, что весь мир предавался развлечениям и утехам и в большинстве своем ничего не производил и не совершал никакой полезной работы. Разве не этого, по мнению христианской церкви, добивался дьявол-искуситель? Быть может, ад и рай уже давным-давно поменялись местами, а этого никто так и не заметил.
Чжан Вей, будучи человеком старой закалки был противником всего виртуального и предпочитал проводить время в реальной действительности. В сущности, реальная жизнь от виртуальной для него ничем не отличалась. В реальности он тоже мог позволить себе все на свете, начиная от путешествий и интересных знакомств, заканчивая лучшими произведениями кулинарного искусства. Реальность была для него не меньшим праздником, чем виртуальность. И выбирая между настоящим и искусственным, он отдавал предпочтение первому. Кроме того, он не привык много времени тратить на отдых и развлечения. В этом он видел удел безвольных людей, не имевших ни цели, ни смысла в своем существовании. Поэтому он продолжал трудиться над собой и над миром вокруг себя, пытаясь сделать его чуточку лучше. И даже, когда этого мира не стало, мысль о том, что он не может только и делать, что отдыхать и развлекаться, не давала ему покоя. Поэтому он то и дело покидал Тэнси и Юн Мэй в нейровселенной и выбирался в реальность, делал глубокий вдох, с печалью смотрел на затянутую в серую пленку планету и пытался быть полезным хотя бы для себя самого.
В одну из таких вылазок в реальность он зашел в кабину управления и заметил принятый сигнал на пульте управления. Иконка входящего сообщения мигала и с постоянной периодичностью ударяла по его глазам. Как такое было возможно? Все способные отправить сигнал существа уже давно должны были погибнуть. Неужели кто-то остался в живых? Он в мгновенье ока оказался возле пульта и открыл сообщение:
— 34.255662, 173.552024, 17:00 GMT
Две первые последовательности цифр, вероятно, обозначали координаты. А последняя что? Время по Гринвичу?
Чжан Вей посмотрел на часы, было 16:46, нужно было поспешить. Он ввел в бортовой компьютер полученные координаты, вычислил маршрут и, не сходя с геостационарной орбиты, отправился на точку. В космосе красный дракон без какого-либо труда набрал скорость в 50000 километров в час. Через 2 минуты Чжан Вей уже был на месте и смотрел вниз на темно-серую атмосферу планеты. Судя по карте, он находился прямо над центром тихого океана, где не было ни клочка земли на многие сотни километров вокруг. Чего ему было ожидать, и что должно было произойти в 17:00 он не имел ни малейшего понятия. Все это казалось ему какой-то глупой шуткой. Он принялся ждать, внимательно вглядываясь в вихрящиеся облака — ад действительно существовал, причем не под землей, а прямо на поверхности, люди сотворили его собственными руками.
В 17:00 никаких изменений в происходящем на поверхности планеты не наблюдалась. На что он вообще надеялся, когда решил последовать по координатам из сообщения не понятно кем и когда отправленного?
Внезапно он увидел ослепительно яркую точку, она светила пронзительным белым светом сквозь плотные облака и постепенно становилась ярче и больше. Темные облака вокруг точки бледнели и расползались во все стороны. Через несколько секунд облака в центре словно испарились в одно мгновение, а сквозь них в космос пробился яркий лазерный луч. Он пролетел мимо китайского дракона и направился куда-то далеко в космос, замерцал, словно теряя силы, а после бесследно исчез. На сетчатке Чжан Вея еще несколько секунд оставался отпечаток полосы белого света. Он крепко моргнул и в тот же момент услышал звук человеческого голоса:
— Космос, я Земля. Есть там кто? — Чжан Вей не поверил своим ушам.
— Повторяю. Космос, я Земля. Меня кто-нибудь слышит?
Взволнованный Чжан Вей прислонился лицом так близко к пульту, точно готовый его расцеловать.
— Да, да, я слышу тебя! Земля, я Космос! Слышу тебя!
— Приветствую тебя, Космос. Рад, что кто-то еще уцелел, — голос на том конце источал искреннюю радость, — Сколько вас?
— Нас трое. Хотя нет, это в нейровселенной. В реальности один только я.
— Один или трое? Не расслышал.
— Один, один! Меня зовут Чжан Вей, я нахожусь в своем доме. А вас сколько?
— Нас около пятисот. Но сейчас нужно думать не об этом.
500 человек. Подумать только. На 500 больше, чем он ожидал еще совсем недавно.
— Чжан Вей, ты слышишь меня? Сигнал слабеет. Тучи затягиваются обратно. Нужно торопиться, так что слушай внимательно.
Отверстие в тучах, проделанное лазером, затягивалось прямо на глазах.
— Я слушаю, слушаю, — торопливо ответил Чжан Вей.
— Еще один корабль с людьми спасся. Они полетели на Ев…., - связь прерывалась.
— Куда полетели? Повторите.
— …тели на Ев…пу….
— Не слышу
— Если. торопи. сь то смо. те их. гнать
— Куда они полетели? — чуть ли ни крича спросил Чжан Вей.
— На Европу, — сигнал донес последние слова и исчез, заточенный под непроницаемыми слоями пепельных облаков.
— Постой! Как тебя зовут? — Чжан Вей хотел узнать имя человека, который за несколько секунд разговора стал ему практически родным, но ответа так и не получил.
Он сидел перед пультом и смотрел сквозь материю потерянным взглядом. Люди спаслись, целых пятьсот человек и еще сколько-то на космическом корабле. Просто фантастика. Еще недавно Чжан Вей считал себя последним выжившим из человеческого рода, но судьба лишила его этого титула. И он был этому рад, в его жизни появилась новая цель. Он должен был догнать выживших и присоединиться к ним.
Подумать об этом было проще, чем сделать. Китайский дракон проектировался на века, но он не был предназначен к испытанию космосом. Кроме того, Чжан Вей сам мало чего понимал в космических путешествиях. Он даже не знал, как добраться до Европы. От этих мыслей его приподнятое настроение улетучилось.
Он вернулся в спальню, вошел в нейровселенную и очутился в диких зарослях Амазонки. В руках у него было мачете, он прорубал путь в густых зарослях, по пятам за ним следовали Тэнси и Юн Мэй. Они были одеты в камуфляжные комбинезоны, приключение было в самом разгаре.
Чжан Вей не стал спрашивать, как они там оказались.
— Давайте сделаем небольшой привал. Нам нужно поговорить.
— Что-то случилось?
— Да, я узнал, что кроме меня есть еще выжившие.
— Так это ведь просто замечательно, — обрадовалась Юн Мэй.
— Проблема только в том, что они отправились на космическом корабле на Европу, спутник Юпитера. А я ничего не знаю ни о космических путешествиях, ни о Юпитере, ни о Европе. Я не знаю, что мне делать.
— Это не большая проблема. Нужно только найти того, кто знает.
— Кого например? — не очень обнадеженный спросил Чжан Вей.
— Да кого угодно. В твоем распоряжении лучшие умы человечества. В памяти нейровселенной хранятся записи обо всех ученых Земли, все их работы, исследования, научные публикации, выступления. Мы без труда найдем того, кто разбирается в космических путешествиях и попросим его нам помочь, — Тэнси говорил так уверенно, что Чжан Вей невольно возвратил себе улыбку.
— И где мы будем искать этого человека?
— Где-нибудь, где меньше диких зверей, ядовитых змей и насекомых, больше асфальта, зданий, магазинов. И кафе. И космических ракет. Да, нам надо туда, где много космических ракет. Космический центр имени Джона Фицджеральда Кеннеди, штат Флорида.
С корабля на бал. Из диких джунглей в центр управления космических полетов.
Сутки они добирались до нужного места. 18 часов пешком по джунглям, 3 часа вплавь на каноэ и 2 часа на джипе до аэропорта. Сам полет занял 20 минут, двигатели на антивеществе прекрасно знали свое дело.
В объективной реальности прошло всего 24 минуты. И даже они казались Чжен Вею непозволительной роскошью. Чем больше длилось промедление, тем сильнее становился отрыв между ним и другим кораблем с выжившими.
Еще на подлете к ЦУПу Чжан Вей обратил внимание на то, как странно он выглядел. Состоявший из нескольких соединенных вместе корпусов, он выглядел так, как будто прошел через бомбардировку. Крыши и стены были разрушены, окна выбиты, повсюду валялись бетонные куски, битые стекла, вырванные с корнем деревья.
— Что здесь произошло?
Тэнси и Юн Мэй не меньше Чжан Вей хотели бы это знать.
Они пробежались по территории, наблюдая полуразрушенные здания и их покрывшиеся пылью внутренности. Ни одного человека, ни единого намека, что центр работал, не было.
— Где находится их головной офис? В Вашингтоне? Полетели скорее туда, — Чжан Вей поспешил на борт.
— Постой, пап. Я думаю, что здесь не все так просто. Я только что отправил запрос в ядро управления нейровселенной и получил отчет о повреждении огромного массива данных. Там нужно долго разбираться, но пока что ясно одно — повреждение затронуло многие области науки, включая астрономию и астрофизику. Так что найти какого-либо советника в этом деле у нас вряд ли получится.
— Но должны ведь были сохраниться какие-то учебники, обучающие видео, научные работы, статьи или что-то такое?
— Да, что-то обязательно сохранилось, но на изучение всех материалов уйдет какое-то время.
— И ничего нельзя с этим поделать? — поинтересовалась взволнованная Юн Мэй.
— К сожалению, ничего. Нейровселенная работает по собственным законам. Если мы попытаемся что-то изменить, то можем запустить каскад произвольных изменений в других областях, трогать которые не следовало бы ни при каких обстоятельствах. Как и реальная Вселенная, виртуальная получила столь тонкую настройку, что любое вмешательство в нее чревато последствиями.
— Похоже, что нам ничего не остается, кроме как обучатся космическому ремеслу по старинке, — Чжан Вей высказал эту мысль вслух и почувствовал прилив юношеского азарта, — В таком случае вот что. Подготовьте необходимые материалы, а я пока выйду в реальность и попробую кое-что сделать.
К счастью, Тэнси удалось наладить выход в реальность и ему больше не приходилось ради этого умирать.
Оказавшись вновь на борту китайского дракона, он отправился в кабину, взял управление в свои руки и начал медленно вращать его носом. Среди всех звезд и планет он старался отыскать ту, что интересовала его больше всего. Наконец, его взгляд выхватил бледно-желтую малюсенькую точку, по ощущениям находящуюся где-то на краю солнечной системы. Этой малюткой был Юпитер. Его-то он и искал, к нему-то ему и нужно было отправляться. Чжан Вей навелся на него дальнозорким визором, приблизил изображение, задал несколько параметров и пометил его, как точку маршрута. Теперь Китайский Дракон должен был преследовать убегавшую от него планету, пока расстояние между ними не сократится до 5 миллионов километров.
Парящий дом незамедлительно бросился в погоню и начал наращивать скорость. По расчетам бортового компьютера 5 недель уйдет на ускорение и еще 5 недель на торможение. Такая скорость была максимально допустимой, учитывая пределы перегрузок, которые могло выдержать уже немолодое тело Чжан Вея. Эти 10 недель в нейровселенной превращались в целую вечность. Таким образом, у него появилось время на обучение.
Обретшие бессмертие столкнулись с проблемами там, где не ожидали. Оказалось, что их мозги не были рассчитаны на бесконечное существование. Количество свободных нейронов было строго ограничено и выделялось один раз на всю жизнь человека. Старые воспоминания слабели и заменялись новыми. Это не вызывало никакого дискомфорта ровно до тех пор, пока стертых воспоминаний было не жалко. Проблемы начинались тогда, когда человеку приходилось выбирать между, скажем, новыми знаниями о космосе или старыми воспоминаниями о первых шагах своего ребенка, первом поцелуе, первой любви. Это был не тот выбор, который хотелось совершать.
Вариантов решения данной проблемы было предложено несколько. Кто-то переписывал свои ценные старые воспоминания на сторонние носители и делал из них подобие автобиографических фильмов, которые можно было показывать друзьям и близким. Кто-то заводил дневники, как бы анахронично это ни звучало. Кто-то решался на кибернетические импланты, связывающие мозг с облачным хранилищем в гиперсети. Кто-то, как Чжан Вей, не делал ничего. С каждым прожитым мгновением он получал новую информацию, которая постепенно вытесняла из памяти старые воспоминания. Тем ценнее они для него становились. И тем тщательнее он выбирал то, что будет храниться в его мозгу. В сложившихся обстоятельствах астрофизика была хорошим выбором.
Подобное решение, несмотря на очевидные минусы, позволило ему прогрессировать. Каждые несколько лет он буквально становился новым, более современным человеком, его взгляды менялись в ногу со временем, при этом он сохранял умеренную долю консерватизма. Те же, кто не мог отпустить свое прошлое продолжал жить старыми традициями, постепенно утрачивали пластичность мышления и становились заложниками собственных стереотипов. В долгосрочной перспективе это могло привести к тому, что большая часть ресурсов и политического влияния оказались бы в руках людей не способных мыслить свежо и нестандартно. Кто знает, к чему бы это привело.