Атропос

Глава 20. Почва для ненависти

Что такое личность? Набор каких-то характеристик или черт характера? Темперамент, экстраверсия, интроверсия, внутренние проблемы, тревоги, комплексы, достижения и провалы, конфликты и противоречия, моральные ценности или все сразу? Как сильно влияет на нас пережитый опыт, как сильно наша память искажает его со временем, и что будет, если ты забудешь, кем ты однажды был и через что прошел? Останешься ли ты собой или станешь новым человеком, новой личностью?

— Слава богу, мы уже думали, что ты не очнешься, — выдохнул Женя. Ребята обступили Шэнли со всех сторон и смотрели, как он приходит в сознание.

— Где это я?

— А где ты хотел бы быть? — шутливо спросил у него Женя.

— Я в раю?

Комната наполнилась громким мужским смехом.

— Да, в раю. А мы эти самые, херувимы и ангелочки, — смеялся Саша.

— Что со мной? — Шэнли не воспринимал юмор.

— Ты пережил клиническую смерть, твой мозг был мертв несколько минут, а потом тебя вернули к жизни. Ты снова в строю.

Шэнли сел на кровати и положил голову на колени, он начал вспоминать эту комнату и ребят, что стояли по кругу. Но он решительно не мог вспомнить то, что с ним случилось ранее.

Женя начал издалека, чтобы прояснить картину:

— Меня позвал Шейх в свою спальню, там ты лежал на полу, я пощупал пульс и констатировал твою смерть. Перепугал ты меня, конечно, знатно. Аль Тани и носом не повел, и только сказал избавиться от тела. Я расстроился и выговорил только что-то вроде «Как жаль, что капитан нас покинул. Он был отличным человеком и хорошим другом». Шейх меня переспросил еще, о каком капитане я говорил. Я ему и напомнил о том, что ты у нас капитан воздушных судов и что ты единственный в Мекке, кто умеет управлять летательными аппаратами. Как только я это сказал, так Аль Тани прямо как из ведра с водой окатили, его хорошее настроение куда-то улетучилось. Он приказал мне выйти из комнаты и ждать в коридоре. Через пять минут он позвал меня, а там ты лежал на полу, но уже в другой позе, и грудь твоя медленно вздымалась. Я припал к тебе и нащупал слабенький пульс, ты был жив. «Забирай его отсюда, пока я не передумал» сказал мне шейх напоследок, и я быстро вынес тебя из спальни. Тащил тебя в одиночку по всем коридорам, запыхался как черт, но рад, что ты остался жив. Не знаю, что он там с тобой сделал, но если бы не он, ты бы умер.

Шэнли ощутил прилив благодарственных чувств по отношению к Аль Тани.

«Шейх спас мне жизнь. Подумать только, до чего хороший благородный человек. Надо будет отблагодарить его при встрече»

— Спасибо, Жень, я твой должник.

— Должник не должник. Я тебя не для того тащил, чтобы долги тебе записывать. Ты лучше расскажи мне, что там с тобой случилось.

— Я не помню, — честно ответил Шэнли. В его памяти образовался массивное бельмо. Он не помнил, как и для чего оказался в спальне шейха, и что там с ним случилось.

— Ладно, тебе просто нужно отдохнуть. Потом расскажешь, и тогда будем в расчете. Отдыхай.

Шэнли отдыхал следующие несколько дней. Ребята поделили между собой его обязанности и позволили ему восстановиться. Вот только это не дало никакого результата. К нему вернулось все способности, кроме долговременной памяти. Несколько дней он провел в постели, роясь в своих воспоминаниях и пытаясь понять, кем он был и кем он стал, но не помнил ничего до того момента, как он полез в тоннель и сел в армейский джип, что привез их ко входу в бункер. Он не помнил ни детство, ни юношество, ни зрелые годы, вообще ничего. Судя по сохранившимся воспоминаниям, он провел всю свою жизнь под землей, занимаясь уборкой помещений. Другой жизни он не знал. Его память очистилась и вместе с тем в его жизнь пришла некая легкость и безмятежность. Ему казалось, что у него была очень даже хорошая жизнь. С утра и до вечера он был занят полезным делом, а по вечерам проводил время в компании своих друзей, они много смеялись и разговаривали. Чего еще от жизни нужно?

Женя сначала воспринял происходящее, как шутку, но после нескольких дней понял, что Шэнли не шутил. Он и, правда, все забыл. Восстановить его воспоминания не получилось даже рассказами о его прошлом. Женя несколько раз пытался напомнить ему, как тот прилетел к бункеру на парящем доме, о всех тех историях из его летного опыта, которыми он с ним поделился когда-то, но тот только отнекивался:

— Я на парящем доме? Да я высоты боюсь. Никогда выше лестничного пролета не поднимался. Ты это выдумываешь.

— Ничего я не выдумываю. Все так и было. Саша тоже может это подтвердить, он был там вместе со мной.

— Да он был в машине, это я помню.

— А как ты добрался до этой самой машины, не помнишь? Ты подумай. Вход в бункер находится у основания Эвереста. Вокруг одни леса и уничтоженные войной земли. Как, по-твоему, ты дотуда добрался?

— Это же очевидно — пешком. Так обычно люди ходят в горные походы, на своих двоих.

— Ну, каким пешком, Шэн, ну что ты такое говоришь? Вокруг горы не осталось ни одного целого клочка Земли, все было изничтожено. Ты бы не смог там пройти.

— Но я же прошел, вот я здесь сижу с тобой. Значит я смог.

Женя только постучал себя по голове. Это было бесполезно. Вместе со своими воспоминаниями Шэнли утратил способность мыслить здраво. Его мозг цеплялся за самые простые и казавшиеся очевидными объяснения, и не видел в них ничего противоречивого.

Несколько недель к ряду они с Женей беседовали в конце рабочего дня и пытались выяснить хоть что-то из его прошлого, но это так ни к чему и не привело. Шэнли это, в конце концов, стало только злить, и они решили остановиться.

Однажды вечером Шэнли обратил внимание на нейрокнигу, спрятанную у него под матрацем. Он повертел ее в руках, открыл наугад на какой-то странице и с удивлением обнаружил: он понимал, что там было написано. По вечерам он читал сказки и в этом находил успокоение после долго рабочего дня. Он узнал множество интересных историй, но вздрагивал каждый раз, когда представлял себе что-то опасное. Вся его смелость, которая была продуктом упорных тренировок и преодолений, выдохлась. Если он когда-то и был отважным капитаном ВВС Китая, то теперь он был самым обычным человеком, уборщиком в черном комбинезоне, который только и должен был знать, как работать шваброй и какое средство применить, чтобы вычистить до блеска туалет. С лошадьми в конюшне он перестал работать. Их дикая сила и необузданный вид вызывали у него беспокойство, он ничего не мог с собой поделать и просто отказывался подходить к ним ближе десятка метров.

Со временем, как это обычно и происходит, все позабыли, что Шэнли побывал за гранью жизни и привыкли к переменам в его характере, как если бы он всегда таким и был. Один только Женя изредка поглядывал на него с тоской и сожалел о том, что потерял в его лице интересного собеседника. Не было больше ни военных историй, ни каверзных случаев со службы, ни интересных размышлений о мире, людях, явлениях. Шэнли как будто стал обрезанной версией самого себя, и от этого менее интересной. Так или иначе, он сохранил в себе доброту, честность, порядочность, спокойный нрав и оптимистичное отношение к лишениям и невзгодам жизни, поэтому с ним все продолжали дружить, как и прежде.

Мятежный дух был потушен, так и не успев разгореться в сердцах людей. Мозговые манипуляторы выполнили свою работу на отлично. Все плохие мысли в сторону шейха жестоко наказывались, и думать о нем плохо ни у кого не было никакого желания. Каждый для себя даже находил положительные черты в шейхе. Некоторые так и вообще его откровенно уважали и говорили о том, что он хороший и порядочный человек. Поспорить с этим все равно никто не мог. Так и жили, тянули свою лямку с утра до вечера, день за днем, месяц за месяцем. Пока любимый конь шейха не выкинул очередной фокус, в результате которого шейх выпал из седла и выбил себе коленную чашечку. Вот это был день! Полный боли, слез и соплей, намотанных на кулаки. 49 человек оплакивали его боль, как свою собственную. Все, кроме одного.

В то утро, когда это случилось, Женя и Шэнли чистили бассейн. На коленях, со щетками в руках, они ползали по кафелю и тщательно надраивали его. После них кафель блестел так ярко, словно бассейн освещало само солнце. Когда с чисткой плитки было покончено, они прочистили вкруг все фильтры, взяли специальные пылесосы для бассейна и полезли в воду. Им предстояло прочесать весь бассейн пылесосами в поисках частиц грязи, с которыми не справились фильтры. Процедура эта была утомительной. Вообще в таких случаях использовали автоматические роботы пылесосы, которые обходились без участия человека, но шейх, конечно, не побеспокоился о приобретении таких моделей. Человеческий труд радовал его эго намного сильнее.

Говоря о роботах, их человечество создало великое множество. Под каждый случай жизни существовало отдельное устройство со своим дизайн-кодом и функционалом. Роботы для кухни, роботы для спальни, туалета и ванной, роботы для выгуливания собак, роботы для чистки автомобилей, роботы-кулинары, роботы-врачи, роботы-учителя и многие другие. Каждый из них обладал встроенным процессором и узко направленным искусственным интеллектом, который позволял постоянно обучаться и совершенствовать свои навыки. Таким образом, робот-чистильщик унитазов из подмастерья своего дела со временем превращался в мастера, а робот-заправлятель постелей достигал такого уровня совершенства в своей работе, что справлялся со своей работой еще до того, как люди успевали подняться с постели. Он подсовывал одеяла и покрывала прямо под них. Так что ты мог спать и просыпался утром уже на заправленной кровати, если включил в настройках робота соответствующую функцию. Все роботы действовали сообща друг с другом, ни один не мешал другому. По дому они перемещались, как магические домовые, аккуратно подчищая грязь и наводя порядок, пока их владелец мирно отдыхал. Все они были включены в сеть и были частью, так называемого, интернета вещей.

Интернет вещей в свою очередь был одной из частей более масштабной глобальной сети, которая звалась гиперсетью. Та была порождением и логическим продолжением интернета, его следующей стадией развития. В гиперсети можно было найти все на свете. Миллиарды роботов ежесекундно собирали о людях целые лавины данных и переправляли их в сеть, там их анализировали и превращали в статистику. Каждый желающий мог отслеживать эту статистику и узнать много нового о своих друзьях и соседей, но никто, в сущности, этим не занимался. Люди только сплетничать друг о друге любили. Когда все тайное стало явным и загадок в жизни соседей не осталось, их жизни перестали волновать их умы.

Гиперсеть сама по себе открывала множество удивительных возможностей. Информация появилась у каждого предмета окружения, каждой вещи, каждого природного явления. Скажем, при сканировании наручным интернометром, каждый продукт в магазине получал свой собственный набор характеристик, отображавшихся в его электронном досье — дата производства, способ производства, человек, который отвечал за его производство, состав, обработка, использование генных модификаций, степени полезности по шкале Ридуса, реальный вес. Из замороженного мяса вычитался вес замороженной вместе с ним воды. Все фрукты и овощи получали оценку свежести и полезности, учитывающие десятки параметров в их культивировании. Человеку только и оставалось, что смотреть на оценки и совершать выбор. Разумеется, чем выше была оценка товара, тем выше была и его цена. В самом подходе производителей к своим товарам ничего не изменилось. Те, кто производил хорошие товары и раньше, просто повысили на них цену. Те, кто производил плохие товары, тоже повысили на них цену вслед за первыми. В итоге цены выросли на все, но люди смогли лучше понимать, за что они отдавали свои деньги. А, может быть, и нет.

В Мекке не было ни одного робота-помощника, всю грязную работу выполняли люди своими руками, как и двести лет тому назад. Шэнли с Женей 3 часа к ряду чистили дно бассейна и только дошли до его середины. Тогда Женя внезапно громко закричал и согнулся в три погибели, его лицо скрылось под водой, откуда можно было расслышать приглушенный крик, поднимавшийся на поверхность вместе с большими пузырями воздуха. Через 15 секунд он так и всплыл. Шэнли отреагировал мгновенно, он нырнул под воду, уперся ногами в дно бассейна и руками вытолкнул Женю на поверхность, чтобы тот мог сделать глоток воздуха. Как профессиональный тяжелоатлет он пронес его на выпрямленных руках, шагая по дну бассейна, до самого борта, а затем вытолкнул из воды, словно ядро, отправив его на кафельный пол.

Женя скрутился в узел, его правое колено находилось у него под подбородком. Он мелко дрожал, скулил и не мог выговорить ни слова. На его глазах проступали влажные слезы. Шэнли показалось на мгновение, что раньше он уже видел что-то подобное в своей жизни, но он так и не вспомнил, что именно и когда это было. Он присел на корточки и пытался привести Женю в чувство, но тот не обращал на него никакого внимания. Весь его мир сузился до одной болезненной точки в его колене.

Шэнли не стал ждать и выбежал из бассейна, чтобы попросить у других помощи. В служебном коридоре он встретил Регину. Она лежала на полу в той же позе, что и Женя, боль пригвоздила ее к серому полу намертво. В кухне он нашел еще несколько человек с теми же симптомами. Ни одному он не мог ничем помочь, только наблюдать. Через несколько минут коллективная боль начала затихать, мышцы рук, спины, желваков расслаблялись, и люди могли выпрямиться. На их лицах, у всех как у одного, появлялась блаженная улыбка эйфории, которая приходила после прекращенная страданий.

Шэнли помог Жене подняться. Он все еще дрожал и стучал зубами, его руки и ноги колотились.

— Ты… ты, — тыкал он Шэнли, не в силах закончить предложение.

— Давай ты сначала согреешься и придешь в себя, потом скажешь, — он попытался его успокоить.

— Ты… ты что… не почувствовал эту боль?

— Не почувствовал.

— Вообще ничего?

— Вообще ничего.

— Ах ты… ск… счастливчик! Ты вообще понимаешь, как тебе повезло? Ты бы знал, как больно это было. Я думал, что я умру. Боле того, я был бы рад умереть, только бы не испытывать эту боль ни секунду больше. Это было ужасно…

Шэнли сочувственно похлопал его по плечу.

— Не одному тебе досталось. Ребята тоже прошли через это. Я видел Регину в коридоре и всех остальных. Им было так же больно, как и тебе.

— Это радует, — шутливо сказал Женя, — но а с тобой то что? Ты почему ничего не испытал?

— Не знаю, даже не знаю. Во всем виноват этот мерзкий шейх. Скорее всего, Шариф снова выбил его из седла, и он повредил колено.

Женя крепко зажмурил глаза, вжал голову в плечи, предчувствуя новую вспышку боли.

Шэнли стоял, не шелохнувшись, в его состоянии не произошло никаких изменений.

— Обалдеть, — Женя смотрел на него широкими глазами, — просто обалдеть! А ну-ка попробуй обозвать еще как-нибудь шейха.

— Шейх Аль Тани — козел вонючий, — робко проговорил Шэнли и продолжил стоять, как ни в чем не бывало.

— Невероятно! Нужно будет рассказать об этом остальным. Они в осадок все выпадут. Стопудово!

Женю сковал приступ боли, колени его подкосились, он опустился на пол.

— Что случилось?

— Ничего, все в порядке. Просто мысленно повторил твою фразу и вот поплатился за это. Нужно не забывать про самоконтроль, — Он поднялся на ноги, сплюнул в бассейн и прыгнул туда, — Давай присоединяйся, нам с тобой еще половину бассейна пропылесосить нужно.

Они работали в бассейне до самого вечера, пока не отчистили его до первозданного состояния. Их кожа посинела и стала морщинистой, как у щенят шарпея. Уставшие они отправились отдыхать.

Женя пребывал в хорошем настроении, ему не терпелось рассказать остальным о том, что случилось.

Когда они вошли в спальню, все были на месте и активно обсуждали события минувшего дня. Делились друг с другом впечатлениями о перенесенной боли и аккуратно, чтобы не спровоцировать новую боль, обменивались слухами о том, что случилось с Аль Тани. Догадки Шэнли полностью подтвердились: любимый конь шейха продемонстрировал ему свой дикий нрав и выкинул его из седла. Говорили, что он подлетел вверх на 3 метра и приземлился прямиком на правое колено. Двадцать минут ему потребовалось, чтобы доползти до своей спальни и пройти экстренный курс клеточного восстановления. Мысль о том, что шейх мучился целых двадцать минут принесла всем скрытое едва уловимое наслаждение.

— Мужики, мужики. Вы не поверите, что сегодня произошло, — влез Женя в обсуждение.

Все повернули на него свои головы.

— Ну, попробуй нас удивить.

— Проще показать. Шэнли, ты можешь повторить вслух то, что говорил сегодня про шейха?

Шэнли неохотно подался вперед и медленно, смакуя каждой буквой, продекламировал:

— Шейх Аль Тани — мерзкий и вонючий козел.

Реакция толпы последовала незамедлительно. Парней передернуло, они закрыли глаза и выставили руки вперед, словно пытаясь предотвратить удар по лицу. 10 секунд они провели, корчась от воображаемой боли, после чего, наконец, расслабились и посмотрели на Шэнли с огромным удивлением.

— Обалдеть, — только и сказал Майк.

Остальные молча таращились на Шэнли и неспешно моргали.

— Можешь повторить?

Шэнли так же проникновенно повторил оскорбление в адрес шейха.

Нескольких человек охватила мощная боль, они забились в судорогах. Просто решили провести мысленный эксперимент с этими словами, и он прошел неудачно.

— Ребята, ребята. Спокойно, только не нужно повторять эти слова про себя, — поторопился предупредить всех Женя, — Боль никуда не делась. Можно слушать, но как только начинаешь внутренне соглашаться с этими словами и радоваться им, получаешь люлей.

— А почему с тобой, Шэн, ничего не происходит? — Майлз высказал общий на всех вопрос.

— Я не знаю, сам удивлен не меньше вашего.

Внезапно боль сковала всех, только Шэнли она обошла стороной. Теперь то что?

В громкоговорителе прозвучал голос шейха. Он явно был не в духе после случившегося в тот день:

— Время спать уже наступило. Быстро разошлись по кроватям и прекратили сплетничать. А не то будете до самого утра у меня изучать все тонкости боли!

Ребята затихли и быстро заняли свои койки. Больше они в тот вечер не говорили. Но каждый немного завидовал Шэнли. Они уже и забыли о том, какого это было — думать о чем угодно без параноий и страха перед возможным наказанием. Боль сделала из них дрессированных обезьянок, которые не только делали то, что им говорили, но и думали лишь о том, что им было позволено. Спустя несколько лет такой жизни в их мозгах словно выросла распухшая болезненная мозоль, небольшой островок, куда их мысли боялись забрести, чтобы случайно не потревожить ее. Этой мозолью были скверные мысли о Шейхе и все, что с ним было связано. Со временем их сознание защитило эту мозоль прочным неприступным барьером, который невозможно было преодолеть. В тот день в этом барьере появилась первая трещина.

Сам Шэнли не придавал особого значения случившемуся. Он и злости то, честно говоря, никакой не испытывал к шейху. Ну, сказал про него пару плохих слов, поддавшись аффекту, ну и все. Ни злиться на шейха, ни, тем более, ненавидеть его он был не в состоянии чисто физически.

Ненависть, как известно, была противоположностью любви, сильнейшим чувством. Для такого сильного чувства требовалась хорошая основательная база, куда бы ненависть могла запустить свои длинные отростки. И такой базы у Шэнли не было, она покинула его в тот день, когда он лишился своей памяти. А шейх из человека, который лишил его свободы, жизни, принес унижения и страдания, стал просто человеком, который время от времени заставлял его чувствовать боль. Да и в таком случае виноватым себя чувствовал именно Шэнли, потому что боли можно было и избежать. Нужно было всего-то не думать о шейхе ничего плохого.

Кому понравится, чтобы о нем думали плохо? Шэнли бы это тоже не понравилось. Таким образом, и для поведения шейха он находил обоснования и в каком-то смысле даже мог его понять. А то, что становилось понятым, ненавидеть было невозможно по определению. Так что Шэнли не торопился использовать свою ново приобретенную способность и тайно мечтал о том, чтобы ее не появлялось. Он чувствовал себя неловко перед ребятами, которые терпели боль, пока он прохлаждался в сторонке.

«Может, стоит сходить к Аль Тани, рассказать ему обо всем и попросить вернуть все, как оно было» — было последним о чем он подумал перед тем как уснуть.