ГЛАВА 10

Настоящее

Воскресным утром я проснулась в своей кровати. Мои волосы пахнут потом и сигаретами. Я застонала, перевернулась, и меня вырвало в мусорную корзину. Моя мусорная корзина? Я не помню, чтобы ставила ее сюда. Потом я услышала, как в туалете спустили воду.

Боже мой - Калеб!

Я вжалась в подушку и закрыла глаза руками.

— Привет, великолепная, — Калеб идет с подносом и ярко улыбается на всю комнату. Я снова стону и прячу лицо в подушку. Прошлая ночь: алкоголь, предательство друга, неловкий телефонный звонок.

— Мне так жаль, что я позвонила тебе. Не знаю, о чем я только думала, — квакнула я.

— Не сожалей, — сказал он, ставя поднос на мою прикроватную тумбочку. — Я испытал немало удовольствия, осознавая, что был твоим первым выбором. — Он поднимает стакан воды, маленькую белую таблетку и протягивает их мне. От стыда я опускаю голову и прикусываю ноготь большого пальца.

— Я также сделал для тебя несколько тостов, если ты, конечно, уже готова для них. — Я взглянула на хлеб с маслом, и мой желудок сжался. Я покачала головой, и он быстро унес поднос.

Мой герой.

— Я звонил в отель этим утром, — говорит он, не смотря в мою сторону. Я выпрямляюсь в постели и чувствую, как моя голова начинает кружиться. — Твой друг выписался прошлой ночью. По-видимому, он очень торопился покинуть город, — Калеб прислоняется к стене и смотрит на меня сквозь ресницы. Если бы меня так не тошнило, я бы улыбнулась при виде его в моей спальне.

— Друг, ха? — я забавлялась со своим утешителем.

— Это была не твоя вина. Такие мужчины, как он, должны быть кастрированы. — Я кивнула и фыркнула в знак согласия. — Но, если он когда-нибудь снова появится рядом с тобой, Оливия, я убью его.

Мне это нравилось. Мне это очень нравилось.

Заглавная песня сериала «Друзья» доносится из моего маленького телевизора, когда я выхожу из душа. Я шаркаю в гостиную в своем халате и тапочках, осматриваясь вокруг, словно не зная, где нахожусь. Калеб быстро перемещается на диване, освобождая мне место, и я сворачиваюсь в углу, после чего решаюсь на некоторую честность.

— Ты мне нравишься, Калеб, — ляпнула я и закрыла лицо в смущении руками. — Господи, это звучит, как признание пятиклассницы.

Он оторвал взгляд от телевизора, его золотые глаза смеялись.

— Ты хочешь встречаться?

Я ударяю его по руке.

— Я не шучу. Это серьезно. Мы вместе - не очень хорошая идея. Ты не знаешь, кто ты, а я точно знаю, кто я, и именно поэтому, ты, вероятнее всего, захочешь спастись.

— Но ты ведь на самом деле не хочешь, чтобы я это делал. — Он был наполовину серьезным. Ну, или, по крайней мере, он больше не улыбался.

— Нет, не хочу. Но это будет к лучшему. — Я просовываю руки в рукава своего халата, нервничая и чувствуя боль в своем животе. К тому же, взгляд, которым он смотрит на меня, не делает все происходящее проще.

— Ты играешь мной здесь, словно с каким-то йо-йо[27], — говорит он, держа обе свои руки на коленях, словно готов встать в любой момент.

— Знаю, — быстро говорю я. — Мне кажется, я не тот тип девушек, с которыми ты хотел бы дружить.

— Я не хочу быть просто твоим другом.

Я замерла; мое видение покачнулось и расфокусировалось, а мое жалкое и злое сердце начало раздуваться, словно воздушный шарик.

Я в растерянности. Мне не следует поступать с ним так, но я хочу. Потираю виски. Все это было слишком сложно и несправедливо. После трех долгих лет, я много чего хочу, но это не реально. Он не знает, кто я, а если бы знал, то не сидел бы сейчас в моей гостиной.

Я прогоняю воздух через нос. Хорошая Оливия умоляет меня разорвать с ним все раз и навсегда. Она помнит гребаный аэропортно-синий и пятно краски на потолке. Помнит, что случается, когда эти воспоминания прорываются сквозь нашу пустую жизнь и напоминают о том, как ужасно происходящее. Мы поворачиваемся обратно к телевизору. Нам обоим неловко и некомфортно. Пару часов спустя Калеб ушел, высосав остатки надежды из моих легких.

— Запри все двери и позвони, если я тебе понадоблюсь, хорошо? — Я киваю, прикусывая нижнюю губу. Я не хочу быть одна, но я слишком смущена, чтобы просить его остаться.

— Увидимся завтра. — Я посылаю ему сигнал «останься», пристально глядя на его красивое лицо. Он вроде бы колеблется, и на мгновение, мне кажется, что это работает.

— Что случилось? — шепчу я. Пожалуйста, не позволяй ему вспомнить. Пожалуйста, позволь ему вспомнить.

— Ничего... просто мне кажется, будто мы уже делали это прежде… У меня что-то вроде дежавю[28], понимаешь?

Прекрасно понимаю, потому что вы всегда так мы прощались, когда были вместе. Он никогда не оставался на ночь, потому что я не позволяла.

— Ну, пока.

— Пока, — говорю я.

Я делаю себе чашку чая и устраиваюсь на диване. Однажды я его уже потеряла из-за своей гнилой внутренности. Моя ложь начала распутываться одна за другой до тех пор, пока он не стал слишком отягощен ею, после чего посмотрел мне прямо в глаза и попрощался навсегда. Я помню чувство оцепенения, когда я смотрела ему вслед, а затем и всю оставшуюся часть дня, пока не поняла, что он не вернется. Никогда. Тогда, стены моей эмоциональной плотины рухнули вокруг меня. Боль, которую я испытала в первые шесть месяцев, была ужасно сильной, жгучей и усиливающейся каждый день, словно боль в горле. Спустя полгода, когда боль уже стала постоянной, нехватка его не давала мне покоя. Калеб ушел, Калеб ушел, Калеб ушел...

Даже сейчас, когда он вернулся в мою жизнь, я все еще чувствовала его отсутствие. Время, проведенное с ним, я знала, было заимствовано, и вскоре ужасная боль вернется снова. Это лишь вопрос времени, когда он узнает о нашем совместном прошлом и моей цепочке лжи.

Я решила заполучить еще день. Если у меня мало времени, то я должна, по крайней мере, быть с ним так долго, как это возможно. Я поднимаю трубку и набираю номер его квартиры. Он не отвечает, так что я оставляю сообщение на его автоответчике, прося перезвонить мне, что он и делает спустя 10 минут.

— Оливия? Ты в порядке?

— Я в порядке, все хорошо. — Я отмахнула его обеспокоенность, словно он мог увидеть меня. — Я еду к тебе, — быстро говорю я. — Не хочу сидеть в одиночестве, к тому же ты все равно обещал мне ужин.

Я жду, затаив дыхание.

Повисла пауза, в течение которой я кусаю губы и зажмуриваюсь. Может у него есть планы с Лией.

— Отлично, — наконец говорит он. — Тебе нравится стейк?

— Я люблю мясо в любом виде. — Я вздрогнула, когда он засмеялся. — Дай мне направление. — Я записываю серию автомобильных дорог и улиц, которые он мне диктует, но потом отбрасываю ручку в сторону. Я знаю здание, которое он описывает. Его невозможно не заметить, когда едешь через водоканал, чтобы добраться до вереницы шикарных кафе и бутиков, которые выстроились на пляже. В нем около тридцати этажей, сияющих словно «ОZ».

Когда я приезжаю, то вручаю ключи от своего «Жука» помощнику камердинера и иду в прохладный вестибюль.

Швейцар приветствует меня. Его глаза изучают меня, начиная с ног и медленно поднимаясь к моему лицу. Я миллион раз видела этот взгляд на лицах друзей Калеба. Я была среди них, но не одной из них. Их глаза были настроены на «Laboutin» и «Gucci», поэтому, когда я появлялась в своей обычной одежде, их взгляды скользили мимо, словно я наскучила им. Большинство их разговоров начиналось с фраз, вроде «Когда я отдыхал в прошлом году в Италии...» или «Новый папин парусник...». В таких случаях я была молчаливым слушателем, который никогда не покидал Флориду, особенно не на игрушечной шхуне своего покойного папочки. Мой папа был из тех парней, которые бросают свои пустые пивные бутылки в мужчин, удачливее себя.

Когда я жаловалась на это Калебу, он обучал меня искусству снобизма.

— Смотри на них так, словно ты знаешь все их секреты, и они покажутся тебе скучными.

Когда я в первый раз сунула свой нос к одной из богатеньких наследниц, она спросила меня, где я купила свои туфли.

— В «Payless», — ответила я. — Правда забавно, наши туфли идентичны, однако на те деньги, что ты заплатила за свои, можно было месяц кормить маленькую страну. — Калеб подавился коктейлем из креветок, а наследница никогда со мной больше не разговаривала. Я почувствовала в себе больную власть. Тебе не нужно быть богатым и могущественным, чтобы запугать кого-нибудь, достаточно лишь быть субъективным.

Я не смотрю на швейцара, но быстро моргаю в его сторону, словно он меня раздражает. Он улыбается.

— Вы пришли к кому-то в гости, мисс? Вы в гоооооости, миииисс?

— К Калебу Дрэйку, — говорю я. — Вы не могли бы сказать ему, что Оливия здесь? — И только потом я услышала, как открылась дверь лифта, и увидела, как Рики Рикардо кивнул кому-то за моим плечом.

— Оливия, — говорит Калеб, кладя руку мне на поясницу. Я подпрыгиваю от его прикосновения.

Калеб улыбается швейцару.

— Этот парень жульничает в покер. Он надул меня на сотню долларов на прошлой неделе. —Маленький придурок сияет в ответ. И почему внимание Калеба превращает людей в живых светлячков?

— Сэр, это были самые честные сто долларов, которые я когда-либо заработал.

Калеб ухмыляется и ведет меня к лифту.

— Тусуешься с персоналом? — спрашиваю я, когда дверь за нами закрывается.

— Я играю с ними в покер по вторникам, — говорит он, смотря на меня искоса. — Что? Они мне нравятся. Без всякого притворства. Кроме того, я ж не помню никого из своих друзей. — Он позволяет мне выйти из лифта первой, а затем следует за мной. У меня такое чувство, что он смотрит на мою задницу.

— Какое красивое …. место.

Он гримасничает. — Но как-то не по-домашнему, да? Немного брутально.

— Ну, вы оба такие, так что тебе это место подходит.

— Уверен, что могу купить дом за те деньги, которые потратил на эту квартиру.

— И минивэн, — улыбаюсь я.

Он гримасничает. — А вот в этом я не уверен.

— Вот и она, — говорит Калеб, останавливаясь у двери с номером «749». — Только не пугайся восемнадцати футовых потолков и плазменного телевизора - они впечатляют, но не стоит их опасаться.

Я следую за его плечами в гостиную.

Его апартаменты впечатляют. Фойе, как выяснилось, такое же большое, как и моя спальня. Оно пустое, за исключением массивной люстры, которая висит над светло-кремовой плиткой. Смотрится здорово. Он ведет меня в гостиную, которая, как он и обещал, имеет невероятно высокие потолки. Вся основная стена - окно, из которого открывается вид на океан.

— А теперь, скажи мне, — говорю я, останавливаясь, чтобы полюбоваться пейзажем, — тебе мамочка помогла отделать квартиру или ты просто нанял кого-то?

— Не знаю, — пожимает он плечами. — Но думаю, если я и встречался с декоратором, то лишь для того, чтобы получить бесплатные советы по обустройству.

— И что это значит? — Я потянулась и прикоснулась пальцем к покрытию огромного атласа, который стоял на подставке.

— А вот кухня, — говорит он, ведя меня в комнату, наполненную нержавеющей сталью. Затем ведет меня в коридор и останавливается, прежде чем открыть дверь.

— Мой кабинет.

Я заглядываю через его плечо в комнату, которая заполнена книжными шкафами высотой до потолка. Мой желудок сжимается от волнения, и я испытываю сильную необходимость пописать. Книги. Замечательные, великолепные книги.

— Ты прочитал все это?

— Надеюсь, нет. Иначе это будет означать, что у меня не было абсолютно никакой жизни до амнезии.

— Ну, не знаю, — говорю я, пока мои глаза бегали по названиям. — Думаю, ты наслаждался хорошей классикой... может, «Большие надежды». — Я вытаскиваю книгу с полки и кладу ее ему в руки. Он щурится, но не убирает книгу обратно, а кладет ее на стол.

Фотография Лии в рамке стоит в стратегически верном месте. Очевидно, она поставлена ею самой рядом с монитором его компьютера. Это одна из тех фотографий, которые снимаются студии, но при этом фотографы пытаются сделать так, чтобы фото выглядело естественно. Лия смотрит немного влево от камеры, ее рот надут и слегка открыт. «Поцелуй меня, я прекрасная шлюшка», — говорит она в черно-белых тонах.

— Когда-нибудь я хочу иметь огромный кабинет…., — говорит он, следя взглядом за моими глазами, рассматривающими фото Лии. — ….больше книг, которые я еще не читал, камин и один из тех больших, арочных дверных проемов с тяжелым дверным молотком.

— Ты собираешься повесить эту фотографию в своем новом кабинете? — спрашиваю я. Мне больно осознавать, что она так прочно вошла в его жизнь.

Калеб пожимает плечами и с интересом смотрит на меня.

— Возможно. Но девушка в фоторамке может быть и другая. Я предпочитаю брюнеток.

Я поворачиваюсь к нему лицом.

— И моя спальня...

У него черное шелковое постельное белье, которое сейчас все помято, кровать разобрана. Мне становится плохо, когда я думаю о всех тех женщинах, которые кувыркались на его простынях.

— А где ванная комната? — спрашиваю я тихо. Он ведет меня через спальню, наблюдая за мной взглядом. Душ с шестью разными насадками. Ванна, утопленная в пол, в которой с легкостью может поместиться человек пять. В углу даже встроен небольшой винный бар. Он смеется над выражением моего лица.

— Это еще одна моя любимая комната.

— Вау, — говорю я.

— Если ты когда-нибудь решишь остаться переночевать здесь, то у тебя появится возможность ею воспользоваться. — Вся кровь прилила к моей голове.

Мы возвращаемся обратно в гостиную. Я сажусь на диван, пока Калеб уходит, чтобы принести бутылку вина с кухни. Он возвращается с двумя бокалами, сбалансированными в одной руке, и бутылкой красного вина в другой.

Наполнив наши бокалы, он протягивает мне один, при этом его пальцы задевают мои.

Когда он исчезает из комнаты, чтобы начать готовить обед, я опустошаю бокал, словно это был шот, и снова его наполняю. Я в любую секунду ожидаю либо появления Лии, либо возвращения его памяти, и мне не хочется быть трезвой, когда это произойдет.

— Итак, могу я увидеть кольцо, которое ты купил для своей миленькой, маленькой подружки? — спрашиваю я, когда он возвращается в комнату. Не знаю, почему я спрашиваю об этом, но уверена, вино сделало меня гораздо смелее.

— Почему ты хочешь увидеть кольцо? — он смотрит на меня из-под ресниц.

Хммммм, потому что хочу увидеть, что могло бы быть моим.

— Любопытство. Я девушка, и мне нравятся драгоценности. Но ты можешь и не показывать его мне, если не хочешь.

Он исчезает в спальне и возвращается, неся маленькую голубую коробочку. «Тиффани». Как предсказуемо.

— Ого, — говорю я, открывая крышечку. Бриллиант огромный. Самая красивая и неприятная безделушка, которую я когда-либо видела. Ну, за исключением Кэмми...

— Ему нужен собственный почтовый индекс.

— Примерь его, — он протягивает мне коробочку и моя рука автоматически ее отталкивает.

— Разве примерять чужое кольцо - не плохая примета?

— Плохая примета для невесты, думаю я, — насмехается он.

— В таком случае... — Говорю я, потянувшись за ним. — Подожди! — Я убираю руку. — Сначала ты должен сделать предложение. — Я протягиваю ему коробку и сажусь обратно, ожидая шоу.

— С тобой все должно быть постановочно, не так ли? — говорит он, вставая и поворачиваясь ко мне спиной. — Попроси, и ты получишь. — Когда он поворачивается обратно, черты его лица немного дёрганые и нервные.

— Браво, — я хлопаю в ладоши.

— Оливия, — начинает он. Я смотрю на него с притворным удивлением. Затем, он вдруг становится серьезным... или кажется таким. Я задерживаю дыхание. — Ты принадлежишь мне. Ты веришь мне? — Чувствую, как начинаю потеть.

Сдерживая дыхание, я киваю. Это должно было быть смешным, но это не звучит весело. Это звучит так, как я буду себе это представлять через кучу лет, сидя одна в комнате с кучей кошек.

— Ты выйдешь за меня, Оливия? Ты единственная женщина, которую я умею любить. Единственная женщина, которую я хочу любить. — Он не опускается на одно колено, да ему это и не нужно. Я покачиваюсь, находясь на краю своей эмоциональной встряски.

Знаю, что должна дать какой-нибудь ответ. Я пытаюсь найти свой разум, но он высох точно также, как и мой рот. И тут вино отвечает за меня. Я целую его, потому что он рядом и у меня нет другого, достаточно хорошего ответа. Это всего лишь касание губами, теплое и поспешное, но он замирает и смотрит на меня. Его брови приподняты в удивлении.

— Я подарил бы тебе бриллиант еще неделю назад, если бы знал, что взамен получу это.

Я пожимаю плечами.

Он поднимает мой палец и изучает бриллиантовое кольцо Лии. — Оно выглядит...

— Глупо, — закончила я за него. — Вот, возьми его, — я потянула кольцо, но оно застряло на костяшке пальца. Я попыталась снова. Оно... застряло.

— Чеееерт! — стону я. — Прости, Калеб. Это была очень глупая идея.

— Не извиняйся. Твои пальцы, скорее всего, просто опухли. Давай подождем немного и попробуем еще раз попозже. — И затем он исчезает на кухне, чтобы проверить ужин, оставляя меня на диване с полупустой бутылкой вина и кольцом, как у Клубнички[29], на моем пальце.

— Не понимаю, как ты можешь думать не так, как думал раньше? — спросила я, пока мы сидели и ели ужин за столом в его столовой. От вина я стала очень болтливой, и теперь мой язык опасно заплетается. — Сейчас тебе не нравится кольцо, которое ты выбрал еще до амнезии, тебе не нравится девушка, не нравится твоя квартира… Как один человек может в одночасье стать совершенно другим?

— Никто ничего не говорит об отсутствии симпатии к девушке. Она, безусловно, мне симпатична. Просто, возможно, что раньше у меня был один вкус, а теперь он другой.

— Так, значит, амнезия сделала тебя другим человеком?

— Может да, а может и нет. Но амнезия показала, что я уже не тот человек, которым притворялся раньше.

Он прав. За те годы, что Калеб отсутствовал в моей жизни, он превратился в профессионального бакалавра, вплоть до этих дрянных, шелковых простыней. Это был уже не мой Калеб. Не тот Калеб, который оставил каплю фиолетовой краски на моем потолке.

— Ты любишь Лию? — слова вылетели из моего рта раньше, чем у меня был шанс проглотить их. Во рту остался горьковатый привкус.

— Она милая, очень добрая и изощренная. Она всегда говорит нужные вещи в нужное время. Но я не могу снова начать испытывать к ней те чувства, которые должен был испытывать.

— Может быть, этих чувств никогда раньше и не было.

— Ты когда-нибудь думала, что пересекаешь черту? — Он опускает столовые приборы и кладет локти на стол.

— Эй, мы - всего лишь двое незнакомцев, которые узнают друг друга. Здесь еще нет никаких черт. — Я отталкиваюсь от стола и скрещиваю руки. Мое настроение испортилось, словно старое молоко, и мне захотелось борьбы.

— Перемирие, — говорит он, поднимая свои руки. И прежде чем я успеваю согласиться, он хватает наши тарелки и несет их на кухню.

Я помогаю ему сложить посуду в посудомойку, после чего Калеб достает лед с кухни и кладет его на мой палец.

Я наблюдаю за движениями его пальцев томным взором. Его следующее движение почти заставляет меня упасть в обморок. Он пытается объяснить мне правила футбола, и я притворяюсь, что мне это интересно, когда он тянется за моим пальцем и мягко кладет его себе в рот. На этот раз кольцо легко снимается. Он достает его из своих губ и помещает в коробочку без лишних слов, а потом относит ее назад в спальню. Я сжимаю и разжимаю свой кулак.

— Мне надо идти, — говорю я, вставая.

— Не уходи, — говорит он.

Мой телефон начинает звонить, и я ухожу от его взгляда, копаясь в сумочке. Мой телефон почти никогда не звонит. Он у меня только для экстренных случаев, ну и для Кэмми. Я ожидала увидеть именно ее номер, когда посмотрела на экран, но вместо него высвечивался номер Роузбад.

— Кто-то вломился в твою квартиру, — кричит она, когда я отвечаю на звонок.

— Успокойся, Роуз, я не совсем понимаю… Что случилось?

— Кто-то вломился в твой дом! — кричит она, словно я попросила ее увеличить звук, вместо того, чтобы говорить яснее.

Я качаю головой, которая все еще наполнена вином. Потом будто щелкнуло. Кто-то вломился в мой дом.

— Сейчас буду. — Я повесила трубку и посмотрела на Калеба. — Кто-то вломился в мою квартиру, — повторила я слова Роузбад. Калеб схватил свои ключи от машины.

— Я отвезу тебя, — говорит он, ведя меня к двери. Калеб ведет машину гораздо быстрее, чем я, и я очень благодарна ему за это. Пока мы едем, я думаю о Пиклз, о котором я забыла спросить у Роузбад. Я, молча, молюсь, чтобы с ним все было в порядке. Калеб провожает меня до двери, где ожидают двое полицейских.

— Вы Оливия Каспен? — спрашивает старший офицер. У него мертвые глаза и куча язвин и шрамов на лице.

— Да. Где моя собака? — Я пытаюсь заглянуть за них, но их тела в униформе создают барьер между мной и входной дверью.

— Мы можем увидеть какие-нибудь ваши документы? — Я вытаскиваю водительское удостоверение из сумочки и протягиваю их ему.

Убедившись, что я Оливия Каспен, офицер отходит в сторону. — Ваша собака у соседки, — говорит он немного добрее. Я вздохнула с облегчением.

Я убедилась, что Калеб следует за мной, и переступила порог. Не знаю, что я ожидала увидеть. Но, точно не это. Все, что вор хотел бы украсть, все еще здесь: телевизор, DVD плеер, стерео. Я моргнула в замешательстве, и затем мои глаза узрели творящийся хаос, который раньше был моим домом. Все разбито. Все. Фотографии, статуэтки, светильники. Мой диван исполосован, и внутренности торчат из него, словно белая рвота. Я услышала, как издала звук, наполовину напоминающий всхлип, наполовину вопль. Калеб взял меня за руку, и я в ответ вцепилась в него. Я перехожу из комнаты в комнату, осматривая так весь дом. Слезы текут из моих глаз, когда я вижу повреждения или, если быть точнее, уничтожение всего, чем владею. Мой журнальный столик был единственным предметом мебели, который остался неповрежденным. Однако, злоумышленник потратил время, чтобы вырезать на деревянной столешнице слово «ШЛЮХА».

— Это не похоже на ограбление, — слышу я, как Калеб говорит одному из офицеров. Я ускользаю в спальню, не дожидаясь его ответа. Я перешагиваю через свою испорченную одежду и свой шкаф.

Коробка памяти, в которой я хранила все памятные для меня вещи, лежит на полу вверх дном. Я опускаюсь на колени и начинаю рыться в антикварных безделушках, с облегчением проводя пальцами по каждой из них, возвращая их обратно в коробку. Здесь почти все. Почти. Я нажимаю ладонями на глазницы и с силой тру глаза. Почему? Почему? Только у одного человека есть причин использовать то, что пропало. Она порождение дьявола, зло с красными волосами и мотивами, такими же большими, как и зад морской богини Урсулы.

Моя голова автоматически поворачивается в сторону Калеба. Время. У меня не осталось времени. Сейчас она наверняка была уже на полпути в его квартиру, без сомнения, сжимая доказательства в руках. Я начинаю дрожать. Я не готова. Я еще не могу с ним попрощаться. Не сейчас.

— Мисс? — Полицейский, стоящий в дверях шкафа, смотрит прямо на меня. — Вам необходимо заполнить отчет, чтобы мы знали, что они украли. — Я вижу, как Калеб протискивается мимо него и тщательно обходит мои уничтоженные вещи. Он поднимает меня с пола и ведет обратно в гостиную, его руки, словно якоря для моих рук.

Я чувствую, как гнев поднимается к моим глазам, моему носу, моему рту. Он пробегает по моим конечностям и танцует чечетку у меня в животе.

Я хочу схватить эту сучку за её маленькую куриную шею и давить со всей силы до тех пор, пока она не сдохнет. Я нащупала свое спокойствие и повернулась к полицейским.

— Они ничего не взяли, — говорю я, махнув рукой в сторону телевизора. — Это не ограбление.

— Вы знаете кого-нибудь, кто хотел бы сделать с вами нечто подобное, Мисс Каспен? Может быть, Ваш бывший молодой человек? — говорит он, украдкой бросая взгляд на Калеба. Есть ли он у меня? Я сжала зубы. Я могу рассказать ему все прямо здесь и сейчас, ударив эту сучку под дых.

Калеб смотрит на меня. Я открываю рот, чтобы сказать им что-нибудь, но Калеб меня опережает.

— Расскажи им о Джиме, Оливия, — говорит он мягко.

Джим? Нет, Джим никогда не сделал бы ничего подобного. Нет, это женская работа. Детальная и безупречная.

— Это не Джим, — говорю я. — Пойдем, заберем Пиклза.

После того, как они ушли, Калеб берет меня за руку и нежно говорит. — Я хочу, чтоб сегодня ты осталась у меня.

Я не собираюсь делать ничего подобного, но молчу, пока не смогу придумать план. Мы запираем дверь и идем к Роузбад, где Пиклз с бешеной истерикой бросается прямо на меня. Роузбад кудахтает вокруг меня, словно наседка, трогая и подталкивая, пока я не схватила обе ее руки, заверив, что я в порядке.

— Подожди здесь, — говорит она, исчезая на кухне. Я знаю, что грядет. Как только Роузбад впервые положила на меня глаз, она решила, что должна заботиться обо мне. Ее первым подарком был охотничий нож, который принадлежал ее дорогому, ныне уже мертвому Берни.

— Если кто-то ворвется, используй это, — она ткнула ножом, демонстративно разрезая воздух, а затем протянула его мне рукояткой вперед. Я была удивлена и шокирована, но все-таки спрятала нож под кроватью.

Сейчас каждый раз, когда Роузбад видит меня, она бежит обратно в свою квартиру, чтобы забрать что-нибудь недоеденное или какой-нибудь излюбленный ею предмет, который она специально отложила для меня. У меня не хватает духа, чтобы отказаться.

Она выходит из кухни, неся большой мешок полный апельсинов, и прижимает его к моей груди. Калеб вопросительно приподнимает бровь, в ответ на что я пожимаю плечами.

— Спасибо, Роуз.

— Обращайся, — подмигивает она мне. И затем тихим шепотом добавляет, — Ты украла сердце этого парня. Заставь его жениться на тебе. — Я посмотрела на Калеба, который притворялся, что изучает рукоделие Роуз в рамке. Он изо всех сил пытался сдержать улыбку.

Я целую Роуз в морщинистую щеку, и мы уходим. Калеб взял мои апельсины и подарил мне загадочную улыбку. Почему он это сделал, я так и не поняла.

— Что?

— Ничего.

— Скажи мне...

Он пожимает плечами. — Она и ты. Это очень мило.

Я краснею.

Мы забираемся в его машину и выезжаем на дорогу. Я считаю уличные фонари, пытаясь придумать способ, как удержать его подальше от Лии.

Когда мы оказываемся возле входа в его дом, я ругаю себе под нос. Мы останавливаемся у его высотки, а я не хочу быть пойманной. Я должна что-нибудь сделать, причем очень быстро.

— Ты можешь остановиться?

— Что случилось? Тебе больно? — Я качаю головой, после чего он направляется к торговому центру. — Оливия?

Мы небрежно останавливаемся на парковке «Wendy’s»[30], и я неуместно думаю о «Frosty»[31]. Затем мне в голову пришла неплохая идея.

— Мы можем поехать и разбить лагерь на природе? В том самом месте, которое ты видел в журнале.

«…после того как купим «Frosty»»? — добавляю я мысленно.

Калеб хмурит лоб, и я сжимаюсь в своем сидении. Он собирается сказать «нет», сказать, что я странная и сумасшедшая.

— Пожалуйста, — упрашиваю я, закрывая глаза. — Я просто хочу быть далеко, далеко... — от Лии и правды.

— Это восемь часов езды. Уверена, что хочешь это сделать?

Мои глаза распахиваются, и я яростно киваю.

— Я могу отпроситься с работы. Мы можем купить то, что надо, когда доберемся туда. Давай просто поедем...пожалуйста.

Он прокручивает мое предложение в своей голове, я вижу это в медленных движениях его глаз -сначала по рукам, на рулевое колесе, после чего он кивает.

— Хорошо. Если это то, чего ты хочешь...

Я посылаю свои глубочайшие благодарности Богу и улыбаюсь.

— Хочу. Спасибо тебе. Поехали прямо сейчас.

— Сейчас? Без всего необходимого?

— Ну, у меня все равно ничего нет. Ты же видел мой шкаф. Давай просто сделаем из этого небольшое приключение.

Калеб разворачивает свою машину, и я облокачиваюсь на сидение, желая поплакать. «Немного дольше, пожалуйста, Господи. Просто дай мне еще немного времени».

Шоссе распростерлось перед нами, словно лакрица. Калеб открывает окно, позволяя ветру обдувать нас, обмахивая нас своими пальцами. Мы покидаем Флориду. Оставляем мой разгромленный дом и мстительную любовницу Калеба. Я в безопасности... сейчас.

— Калеб? — Я тянусь и касаюсь его руки. — Спасибо тебе.

— Не благодари меня, — говорит он мягко, — это для нас обоих.

— Хорошо, — говорю я, хотя понятия не имею, что он имеет ввиду. — Эй, а мы можем остановиться и купить «Frosty»?

Мы проделываем восьмичасовой путь в Джорджию за семь часов. Большую часть поездки, мы пребываем в комфортной тишине. Я извожу себя мыслями о Лии и беспорядке, который я оставила в своей квартире. Из-за нервов начинаю грызть свои ногти, но Калеб отводит руки от моего рта. Я пытаюсь найти хотя бы что-нибудь, за что могла бы высказать ему, какую-нибудь плохую его привычку или раздражающий недостаток, но к нему фиг придерешься.

Вскоре я заснула, а когда проснулась, Калеба не было рядом. Я поднимаю голову, чтобы заглянуть в окно и увидеть, что мы остановились у магазинчика. Я прижимаюсь к креслу и жду, когда он вернется назад. Я слышу, что он возвращается, быстро шагая по асфальту. Калеб старается быть как можно более тихим, насколько это возможно, с дверью и ключами, чтобы не разбудить меня. Он не заводит сразу же машину, и я чувствую его взгляд на своем лице. Я жду, думая о том, разбудит ли он меня, чтобы спросить, не нужно ли мне воспользоваться уборной. Но он не разбудил. В конце концов, двигатель заводится, и я чувствую, как его рука касается передачи возле моего колена.

Мы приезжаем в «Quiet Waters Park», когда розовый оттенок солнца уже поднимается ото сна. Деревья одеты в свои осенние пальто, соединяющие в себе листья оранжевого, красного и желтого цвета. Мы останавливаемся на гравии, когда он подъезжает к входу в парк. Я полностью осознаю свою вину, когда вижу парк. Он совсем не изменился с того раза, когда мы в последний раз были здесь. В смятении думаю, узнает ли меня кто-нибудь из сотрудников, обслуживающих нашу прошлую поездку, но сразу же отклоняю эту идею, как нелепую. В последний раз мы были здесь около трех лет назад, и шансы, что те же сотрудники будут снова обслуживать наш лагерь, ничтожно малы, не говоря уже о том факте, что они видят более сотни лиц каждый год. Калеб паркуется возле офиса аренды и выключает радио.

— А здесь холодно, — смеюсь я, прижимая колени к груди.

Он закатывает глаза. — Это Джорджия, а не Мичиган.

— Да без разницы, — говорю я хитро. — У нас нет ни одеял, ни теплой одежды, поэтому нам придется использовать жар наших тел, чтобы поддерживать тепло.

Его глаза распахиваются. Я смеюсь над его реакцией и выталкиваю его в открытую дверь.

— Иди уже! — инструктирую я, указывая на офис. Калеб делает несколько шагов назад (все еще смотря на меня с притворным удивлением), а потом оборачивается к небольшому строению.

Я возвращаюсь на свое место, гордясь своей тупостью.

Калеб выходит из здания через десять минут в сопровождении пожилой женщины. Когда он достигает машины, она вскидывает руку и машет ему, словно он первая знаменитость в её звездном списке. Ее огромные щеки колышутся, словно наволочки, и я смеюсь. Он всегда заводит друзей... или фанатов. Видно, амнезия не все меняет в человеке.

— Они не позволяют ставить здесь палатки, — говорит он мне, — но у них есть сооружения, которые они сдают в аренду. Выглядят они, как палатки, но гораздо больше по размеру и в них деревянные полы.

Я уже это знала. Когда мы приехали сюда в первый раз, он обманул меня, сказав, что мы остановимся в роскошном коттеджном домике. Я упаковывала сумки, возбужденная тем, что уезжаю из Флориды, ведь я раньше никогда этого не делала, и гадала, будет ли в нашем «домике» камин. Когда мы подъехали к территории лагеря, я в ожидании осматривалась вокруг в поисках домика.

— Где же он? — спросила я, вытягивая шею и всматриваясь в деревья. Все, что я видела – вигвамы, очень похожие на палатки. Возможно, домики располагались дальше в лесу. Калеб улыбнулся мне и припарковал машину перед одним из вигвамов. Он рассмеялся, когда мое лицо стало белым.

— Я думала, что мы остановимся в домике, — сказала я, сложив руки на груди.

— Поверь мне, это шикарный кемпинг, Герцогиня. Обычно тебе приходится ставить свою собственную палатку, а в качестве пола выступает лишь тонкий холст под ногами.

Я хмыкнула и уставилась на жалкий вигвам. Он обманул меня.

Несмотря на мой первоначальный ужас, оказалось, что это были лучшие выходные в моей жизни, и я навсегда пристрастилась к «шикарному» кемпингу.

— Пойдем и купим себе теплую одежду, — говорит Калеб, разрушая все тепло момента.

Мы отправляемся в «Super Wal-Mart»[32] в нескольких милях отсюда, оставляя Пиклз в машине. Калеб приобнимает меня рукой, пока мы проходим сквозь входные двери. Люди смотрят на нас, словно у нас антенны растут из головы. Некоторые из них одеты в шорты.

— Здесь же холодно, как в Арктике, — говорю я Калебу, и он улыбается, словно я глупая.

— Но не для них.

Я сильно замерзла, хотя здесь и около 50 градусов[33]. Мысли о холоде заставляют задуматься, какого это - оказаться в снегу. Я подумываю о том, чтобы спросить Калеба о снеге, но потом вспоминаю, что у него не сохранилось о нем воспоминаний.

Сначала мы направляемся в отдел с одеждой. Калеб находит подходящие толстовки с котятами и надписью «I’m Cat’s About Georgia».

— Мы возьмем эти, — говорит он, бросая их в тележку.

Я со смирением смотрю на них и качаю головой.

— Как девушка может выглядеть мило, будучи одета в нечто подобное?

Он ущипнул меня за нос.

— Ты будешь выглядеть мило, даже если будешь одета в грязную мешковину.

Я отвернулась, чтобы спрятать улыбку.

Мы заполняем тележку нижним бельем, спортивными штанами и носками, а затем направляемся в продуктовый отдел.

К тому времени, когда мы стоим у кассы, чтобы расплатиться, у нас уже достаточно еды, чтобы пробыть тут две недели. Калеб вытаскивает свою кредитку и отказывается брать у меня деньги. Мы надеваем наши толстовки через головы у бесплатной журнальной стойки в фойе, а затем мчимся к машине с огромными пакетами.

— Завтрак, — говорит Калеб, бросая мне банку вареного арахиса. У меня вытянулось лицо.

— Уверена, я видела по пути «McDonalds». — Я бросаю банку обратно ему.

— Ни в коем случае, — он пихает ее мне в грудь. — Мы же решили делать все правильно. Так что ешь свои орехи!

— Точно, — бормочу я. — Поэтому ты купил электрический обогреватель? — Он смотрит на меня уголком глаз, и я вижу улыбку, подкрадывающуюся к уголкам его губ. Ему всегда нравилось, когда я ему дерзила.

Мы паркуемся на нашей временной гравийной подъездной дорожке около девяти и начинаем заносить наши запасы в палатку. Я обустроилась внутри, раскрывая наши новые спальные мешки из упаковки и располагая их на противоположных сторонах маленького пространства, которое мы делили. Я выглядываю наружу и вижу Калеба, подготавливающего дрова для разжигания костра. После недолгого наблюдения за тем, как его сильные руки берут и укладывают дрова, я перетаскиваю спальные мешки ближе друг к другу. Я должна быть настолько близко, насколько могу, пока я вообще могу быть рядом с ним.

Как только огонь оживает и начинает потрескивать, каждый из нас хватает по бутылке охлажденного пива и уютно устраивается на радужном шезлонге.

— Тебе не кажется это знакомым? — спрашиваю я, поглаживая Пиклз по голове. Калеб нахмуривает бровь и качает головой.

— Нет, но это здорово. Мне нравится быть здесь с тобой.

Я вздохнула. Мне тоже. — Что ты собираешься делать со своим домом? — спрашивает он, не глядя на меня.

— Я подумываю о том, чтобы начать все сначала. Честно, я не хочу сейчас думать об этом. Это угнетает, — я открываю крышку вареного арахиса и беру один.

— Мы оба можем начать все сначала, — он открывает другую бутылку пива и подносит ее к губам. Я тихо наблюдаю за ним, жду, пока он продолжит.

— Я собираюсь начать жить своей жизнью. Жить так, как хочу, — говорит он мне. — Я не уверен, кем был до аварии, но судя по всему, я был несчастен.

Я допиваю пиво и вытираю рот тыльной стороной ладони. Лениво думаю о том, не был ли он несчастен из-за меня. Могло ли быть так, что прямо перед автокатастрофой он все еще страдал из-за моего предательства?

Я думаю о Лии, гадая, ожидает ли она нас в его апартаментах, надеясь разбить меня, словно гнилое яйцо, чем я, по сути, и являюсь. Может, мне стоит позволить этому случиться. Это бы ускорило неизбежное. Я могу рассказать ему все прямо сейчас, но потом мне нужно будет делить с ним машину до Флориды. Восемь часов пыток. Я заслужила это. Правда горит за моими губами, и я открываю рот, чтобы выпустить ее. Я могу быстро рассказать всю правду, а затем укрыться. Меня даже посетила идея о том, чтобы позвонить Кэмми и попросить её, чтоб она забрала меня. Я смотрю на Калеба, когда он встает и потягивается.

— Ванна? — говорит он, почесывая грудь. Я указываю на здание, которое стоит, словно неряшливая упаковка для яиц в самом центре палаточного лагеря. Она общественная, и в ней очень сильно пахнет хлоркой. Я наблюдаю за ним, пока он не исчезает в здании, а потом иду к машине, чтобы найти сумку с собачьей едой, которую мы купили. Я копаюсь на заднем сидении, пока не слышу дребезжащий звук. Подтягиваюсь и заглядываю через сидение. Его телефон лежит на приборной доске со стороны пассажира. Он вибрирует, и вижу на экране мигающее имя - «Лия». Оглянувшись через плечо, я удостоверяюсь, что Калеб все еще в ванной и хватаю телефон.

Семнадцать пропущенных звонков и все от Лии. Ничего себе! Она действительно охотится за мной. Передо мной всплывает картинка моего разрушенного дома, и я содрогаюсь. Если Калеб увидит, как много раз она звонила, он точно перезвонит ей. Он слишком внимателен к людям, чтобы позволить им беспокоиться. Закрываю глаза. Я не могу позволить, чтобы это произошло, поэтому удерживаю кнопку питания и наблюдаю, как экран становится черным. После этого я прячу телефон в свой карман.

— Оливия? — Я оборачиваюсь. Мое сердце бьется так сильно, что я чувствую, как стучат мои коленки. Видел ли он то, что я сделала?

Я открываю рот, чтобы придумать какое-нибудь оправдание, но он прерывает меня.

— Пойдем пройдемся, — говорит он.

Прогулка.

— Прогулка?

— Это согреет тебя, — он протягивает руку, и я беру ее. В очередной раз я сбежала от неизбежного.

Я сжимаю зубы, пока мы гуляем. Телефон Калеба ощущается комком вины, лежащим в заднем кармане. Я молюсь, чтоб он не заметил выпуклость, и иду рядом с ним так, чтобы Калеб был с другой стороны от того кармана, где спрятан телефон.

Позже, когда мы возвращаемся в нашу палатку, я говорю ему, что должна позвонить своему боссу.

— Мне нужно предупредить её, что я не появлюсь на работе пару дней, — объясняю я.

— Конечно. Не торопись. Я..хм... — Он показывает пальцем вниз по склону.

— Спустишься? — смеюсь я.

Он гримасничает и уходит.

Я жду, пока он не окажется на безопасном расстоянии, и направляюсь к озеру. Мои кроссовки засасывает в грязь, и я издаю отвратительные звуки.

Мое голосовое сообщение для Берни занимает ровно минуту. Я кратко рассказываю ей о том, что не смогу появиться на работе пару дней, и обещаю перезвонить через несколько дней. После этого я нажимаю на кнопку отбоя и смотрю через плечо. Калеба нигде не видно. Я достаю из кармана его телефон и включаю. Два сообщения. Я ввожу ключ голосовой почты и подношу телефон к уху. Голос просит пароль. Черт. Я впечатываю дату его рождения, и голос говорит мне, что пароль неправильный. Я пробую год его рождения и… бинго!

Первое сообщение.

«Калеб, это Лия. Послушай...нам, правда, нужно поговорить. У меня очень интересные новости для тебя. Это о твоей новоиспеченной маленькой подружке по имени Оливия. Она не та, кем ты её считаешь. Перезвони мне как можно быстрее, — пауза, затем, — я люблю тебя».

Второе сообщение было оставлено через тридцать минут после первого.

«Это снова Лия. Я, правда, начинаю беспокоиться. Я сейчас в твоей квартире, и все тут выглядит так, словно ты уходил в спешке. Мне, правда, очень нужно поговорить с тобой, малыш. Позвони мне». — Я гримасничаю и захлопываю телефон. У нее есть ключи от его квартиры. И почему я не подумала о том, что у нее есть ключи? Она, вероятно, обыскала всю его квартиру, пока он был в больнице после автокатастрофе. Маленькая дворняжка наверняка уже видела кольцо!

Я смотрю на телефон, взвешивая свои возможности. Нужно выбирать. Либо телефон, либо я.

Я спускаюсь с небольшого холма к кромке воды, и я наблюдаю, как москиты пьяно танцуют на ее поверхности.

— Лия, — говорю я, смотря на телефон Калеба. — Не сейчас, — и бросаю его в воду.



— Оливия, ты видела мой телефон?

Я склонилась над банкой бобов, пытаясь открыть её дешевым консервным ножом, который мы купили. Роняю и банку, и нож.

— Черт, — говорю я, обходя коричневую лужу, которая ползет по земле к моим ногам.

Калеб хватает другую банку из нашего запаса и открывает ее вместо меня, а потом высыпает её содержимое в разогретый на костре котелок.

— Ты можешь воспользоваться моим телефоном. Он лежит где-то здесь на спальном мешке.

Калеб делает два шага туда, куда я ему указала и опускается на корточки.

— Могу поклясться, что мой телефон был в машине...

— Может ты выронил его в «Super Wal-Mart», — предполагаю я через плечо.

— Возможно...

Я задерживаю дыхание, пока Калеб набирает номер, и молюсь, чтобы он не звонил Лии.

— Мам, — говорит он, и я падаю в облегчении рядом с Пиклз.

— Нет, нет, я в порядке. Я просто решил отправиться в небольшую поездку... Она звонила? Что она хотела?

Я и не подумала о том, что Лия может позвонить в дом его родителей.

— ...О, она не сказала тебе, зачем? ... Ну, я вернусь через несколько дней, потом и поговорю с ней... Да, я уверен, мам. Я тоже тебя люблю. — Я осторожно наблюдаю за его лицом. Он выглядит обеспокоенным.

— Эй, — сказала я, забирая свой телефон из его рук и закидывая его в свою сумочку.

— Пофлиртуй со мной, пока я разогреваю эти бобы.

Я хватаю его за руку и тащу ближе к обогревателю.

В течение следующих четырех дней мы не покидаем нашу палатку, потому что температура падает до сорока градусов[34]. Мы едим заварную лапшу и сражаемся за то, кто же будет следующим спать рядом с портативным обогревателем. Когда снаружи становится совсем темно, мы ставим наши шезлонги рядом друг с другом и закутываемся в одеяла, чтобы наблюдать за огнем. Калеб продолжает поднимать вопрос о моем отказе заполнить анкету для юридической школы, и я отвечаю тем, что напоминаю ему о его неспособности сделать предложение Лии. К тому моменту, когда мы глубокой ночью заползаем в свои раздельные спальные мешки, на наших лицах уже вовсю сияют глупые, приклеенные улыбки. Каждую ночь Калеб начинает диалог, который заставляет мои пальцы покалывать, даже не смотря на то, что на мне четыре пары носков.

— Оливия?

— Да, Калеб?

— Ты будешь мечтать обо мне этой ночью?

— Заткнись.

И затем он смеется этим красивым, сексуальным смехом.

Загрузка...