Авантюристка (ЛП)

ГЛАВА 8

Настоящее

— Оливия? Ты придешь? — голос Калеба повис на другом конце провода, ожидая моего ответа. Я вздохнула, оглядывая свою квартиру и теребя свитер. Он хотел, чтобы я приехала к нему на ужин, а мне кажется, что это уже переходит все границы. Нет, я и раньше пересекала границы, но сейчас ведь я пытаюсь быть порядочным человеком. Мне и раньше с трудом удавалось скрывать некоторые вещи из его личной жизни, а сейчас мне начинает казаться, будто он подговаривает весь мир ополчиться против меня.

— Серьезно, Калеб, не думаю, что это хорошая идея. Твоя девушка расстроится, если узнает. Почему мы не можем встретиться в ресторане?

— Моя стрепня гораздо вкуснее, чем в любом из тех ресторанов, в которых тебе когда-либо приходилось бывать. К тому же, вероятность того, что мы столкнемся с ней в ресторане куда больше.

Если она не преследует тебя, как и в прошлый раз.... с горечью думаю я.

— Разузнать мой адрес не составило для неё особого труда, — недовольно сказала я. — К тому же, я только познакомилась с тобой. Благоразумно ли будет с моей стороны, прийти на ужин домой к незнакомцу? Кто знает, а вдруг ты маньяк?

— Оливия, ты уже пригласила меня к себе и выжила. Я открою бутылку вина... будет весело.

— Я не очень люблю веселье.

— Будет опасно.

Я улыбнулась.

— Я пью только красное вино.

— Заказ принят, мэм.

— И убедись, что она не появится на этот раз.

Калеб рассмеялся. — Правда? А я подумал, будет здорово, если она присоединится.

Мы обсудили день и время проведения ужина, после чего я повесила трубку, переполненная чувством тревоги. Уткнувшись лицом в подушку, я застонала от стыда. Я сошла с ума.

Снова зазвонил телефон. Думая, что это Калеб, который желает обсудить еще кое-какие детали, я быстро схватила трубку.

— Слушаю.

— Оливия? — это определенно другой голос.

— Даааа?

— Оливия! Ты - сексуальная бестия! Где ты пропадаешь всю мою жизнь?

— Джим?

— Единственный и неповторимый, детка. Как поживаешь? Опять ищешь приключения на свою задницу?

— Куда же без этого, — говорю я, смеясь. — Чему обязана за удовольствие слышать тебя?

— Я сейчас в городе и больше всего на свете хочу провести немного времени с девушкой своей мечты.

— Девушка мечты! Последний раз, когда мы виделись, ты назвал меня строптивой и сказал, что я - бездарность.

— Это всего лишь слова, детка. К тому же, ты только что отклонила очередное признание в любви. Припоминаешь парню его словесные оскорбления, да? И это происходит сейчас, когда я еду тебя забирать?

Джим. Джим. Тот самый парень, которого я использовала, чтобы заявить о своей сексуальности. Тот, с которым я грешила прежде, чем смогла украсть Калеба. Но, несмотря на все это, он оставался верным. Джим звонил каждый раз, когда работа проводила его мимо моего почтового индекса, и у нас была бурная ночь танцев, объедаловки или других порочных удовольствий, которые только посещали нас. Потом он уезжал, и мне это нравилось.

— Как долго ты пробудешь в этих краях?

— Пару-тройку дней, не больше. Думаю, мы могли бы добраться до «Wave», напиться, зажечь на танцполе...

— Ммм... звучит романтично. Через сколько ты сможешь добраться сюда?

— Через пятнадцать минут. Мне нужно заехать за сигаретами.

— Отлично, — сказала я. — Буду готова.

Повесив трубку, я нанесла помаду на губы. Я все еще думала о Калебе, но нужно заставить себя прекратить. Сегодня будет лишь Джим, я и прекрасно проведенное время без каких-либо навязчивых идей. Я скользнула в пару черных брюк, зеленую рубашку с открытыми плечами и собрала волосы в хвост.

Джим подобрал меня возле моего дома. Я запрыгнула в его машину - восстановленный Мустанг 1969 года, окрашенный в зеленый цвет с продольными желтыми гоночными полосами - и улыбнулась ему с пассажирского сидения.

— Ты словно «Перкоцет»[18] в плохой день, Ливви, — говорит он, удивляя меня и целуя прямо в губы. Я подаюсь назад, покачивая головой.

— Мммм, обожаю, когда ты сравниваешь меня с отпускаемыми по рецепту лекарствами. — Я пристегиваюсь ремнем безопасности и начинаю возиться с радио. Джиму нравится «Phish»[19], которых я практически возненавидела с тех пор, как они начали подражать «Grateful Dead»[20].

Джим подмигивает мне, удерживая сигарету между губами. Обычно, я не выношу, когда люди курят при мне, ведь из-за этого я начинаю чувствовать себя грязной. Не облегчает ситуацию и тот факт, что моя мать умерла от рака. Но, есть что-то привлекательное в том, как Джим курит, и это заставляет меня наблюдать за ним. Я наблюдаю за ним в ожидании: фитиль его зажигалки выплевывает маленький язычок огня, и Джим погружает свою сигарету в него, вдыхая. Я почти могу услышать, как кончик его сигареты удовлетворительно шипит, принимая огонь внутрь. Это моя самая любимая часть - он глубоко затягивается, его веки трепещут, словно у наркомана, а затем он выпускает из носа серый дым, который взвивается в небо так грациозно, словно пепельный ангел. Прекрасная картина.

Я удовлетворенно откидываюсь назад. Джим по-своему красив. Он подводит глаза и носит джинсы, которые облегают его тело, словно кожа ящерицы. Его взлохмаченные волосы окрашены в черный цвет, из-за чего его голубые глаза кажутся почти лавандовыми. Я всегда думала, что британский акцент свойственнее ему даже больше, чем Калебу. Я отмахнула дым и начала напевать мелодию старой песни, которую очень любила моя мама.

— Почему ты сегодня такая счастливая? — спрашивает он, стряхивая сигаретный пепел в пустую банку из-под «Red Bull». — Что-то ужасное происходит во вселенной, когда ты поистине счастлива и что-нибудь напеваешь.

Он стремглав вклинивается в поток машин, почти задевая бампер грузовика, движущегося перед нами.

— Не знаю. Просто счастлива.

Джим приподнимает бровь.

— Давай, Ливви. Я знаю, что-то произошло.

Пауза. Затем я произнесла:

— Калеб вернулся.

Шокирующая тишина. По радио играет «Gladys Knight»[21]. Пальцы Джима рассеянно постукивают по рулю в такт песне.

— Он вернулся. — Это прозвучало как утверждение, вместо вопроса. Я слышу отвращение в его голосе и не виню его. Калеб всегда был бельмом на глазу Джима, особенно, когда, в конце концов, я выбрала Калеба вместо него.

— Оливия, — он выключает радио и тушит сигарету, что означает, я снова буду наблюдать за процессом поджигания через пару минут. — Почему он вернулся?

У меня не было намерения говорить ему об амнезии.

— Не знаю. Он просто вернулся, и мне, правда, не важно, почему.

Джим сужает глаза и, кажется, подозрительно смотрит на дорогу.

— Не знаю, что происходит между тобой и этим мудаком. Четыре года, потом плохой разрыв, а ты все еще в чертовом химическом романе с баскетбольным Кеном.

Я не хочу это слышать. Не от Джима. Не от Кэмми. В моих самых диких фантазиях я никогда не представляла такой поворот в своей истории. Тысячи девушек могли сказать мне, что сделали бы нечто другое, нежели то, что сделала я в тот день, когда притворилась, что не знаю Калеба, но мне все равно. Это было мое решение.

— Это произошло случайно. Я не искала его, так что просто заткнись.

Мы останавливаемся перед клубом, и я выпрыгиваю раньше, чем парковщик успевает открыть дверь. Я жду Джима, пока он вытаскивает свое длинное тело из машины и бросает ключи работнику парковки. Он злится. Я вижу это на его лице. Он не раз обвинял меня в использовании его в качестве запасного варианта, когда Калеба нет рядом. Я иду перед ним, игнорируя уколы его глаз. Сегодня я чувствую себя агрессивно настроенной, поэтому мне это дается довольно легко. В любом случае, это не его собачье дело - навязчивость, подводка для глаз, панк. Джим ненавидит слабость, и Господи, моей слабостью является Калеб. Но я верю, что к тому моменту, как мы начнем танцевать, он возьмет себя в руки.

«Wave» заполнен вибрирующими телами от стены до стены. Джим хватает мою руку и тянет меня через толпу танцующих, пока мы не достигаем бара. Большинство девушек обернулось, чтобы посмотреть на нас. Что такой горячий рокер делает с такой простушкой, как я? Я ощетиниваюсь под их любопытными взглядами, поливая их парочкой грязных взглядов.

Джим кладет полтинник на липкий бар и заказывает четыре шота текилы. Я готовлю наши лаймы и улыбаюсь ему.

— Ты все еще злишься? — спрашиваю я.

Бармен ставит перед нами рюмки, и мы берем себе по две. Джим пожимает плечами.

— Это важно?

Я заливаю первую в свое горло и посасываю лайм, убирая вкус. Текила отвратительна.

— Не хочу, чтобы ты злился. Я едва вижу тебя.

Джин делает это тройное моргание, из-за чего выглядит очень раздражительным, а потом целует меня в щеку.

— Давай просто веселиться.

Он заказывает еще два шота, и мы чокаемся. Мы задерживаемся у бара еще на несколько минут, наблюдая за танцполом. Мы все еще слишком трезвые, чтобы забыться.

— Пойдем на танцпол двигать задницей, — говорит он, бросая кожуру лайма в мусорное ведро. Я следую за ним в извивающуюся толпу, когда текила доходит до моей головы.

Мы танцем, пока мои ноги не онемели, а волосы не стали влажными от пота. Джим трогает меня больше, чем обычно. Я связываю это с возвращением Калеба. Парням всегда надо пометить то, что принадлежит им. Я позволила ему притянуть себя ближе. Я слишком пьяна, чтобы беспокоиться сейчас об этом. Это напоминает мне о сцене из фильма «Грязные танцы», где Бэйби появляется на вечеринке сотрудников, сжимая арбузы. Мы танцуем лицом-к-лицу, грязно. Джим не верит в толчки и трения - признак танцев подростков. Он называет это грязным ухаживанием. Мы танцуем лицом к лицу. Я нахожу что-то очень честное в этом.

Мы не уходим, пока DJ не начинает собираться свое оборудование.

— Ты сможешь вести? — спрашиваю я его, слегка покачиваясь в пространстве.

Джим хихикает. — Я трезв, как священник воскресным утром, — завывает он протяжным южным акцентом.

По пути домой я держу глаза закрытыми и позволяю ветру обдувать свое лицо. Мы мало разговариваем. Джим проигрывает старые диски «Marcy Playground», который мы слушали еще в универе. «Sex and Candy»[22]. Я хихикаю, когда он начинает громко подпевать словам.

Когда мы останавливаемся у моего дома, он выпрыгивает из машины и следует за мной до двери.

— Это было свидание? Почему ты провожаешь меня домой? — смеюсь я, копаясь в своей сумочке в поисках ключей, пока он наблюдает.

Когда я поднимаю глаза, он забавно смотрит на меня.

— Джим? — спрашиваю я, делая шаг к нему. — Ты в порядке? — Думаю, может, он болен. Его лицо озадаченное и немного покраснело, как у человека, который решает, тошнит его или нет. Я останавливаюсь, когда он неожиданно дергается вперед. Сначала я думаю, что ему плохо, но в последнюю минуту он поворачивается прямо к моему лицу и пытается поцеловать меня. Я отворачиваю свою голову, так что его губы оставляют влажный след на моей щеке. Когда он отклоняется назад, я вижу его красные глаза. — Что ты делаешь? — спрашиваю я. Джим и я никогда не заходили на эту территорию. Это было негласное правило.

Он так близко, что мне приходится наклонять голову назад, чтобы смотреть ему в лицо. Мы не целовались с университета.

— Это потому, что я не он, Оливия? Не чертов Калеб?

Я качаю головой. Чувствую себя такой туманной. Кажется, я не могу достаточно быстро формулировать слова.

— Между нами все не так, Джим. Почему сейчас?

— Ты знаешь, секс не всегда что-то значит. Можно заниматься им просто ради развлечения.

Его глаза моргают, моргают, моргают, словно он пытается изгнать меня из своего видения. Что я должна на это ответить?

— Думаю, друзья должны оставаться друзьями, не осложняя ситуацию сексом.

— Друзья, — напевает он с неприятным шипением. — Я устал быть твоей чертовой заменой.

Я вздрагиваю. Это очень точно подмечено, но слышать это неприятно.

— Ты настоящая динамщица, ты знаешь это? — Я смотрю с удивлением. Много раз он называл меня так в шутку, но никогда с таким тоном в его голосе. Его лицо покрылось пятнами, и глаза покраснели. Он пугает во мне здравомыслящую часть женщины, которая кричит мне бежать. Я делаю шаг назад.

— Джим, ты пьян, — говорю я медленно.

— Я пьян, а ты - сука. — Затем он наваливается на меня, его рот прижимается к моим плотно сжатым губам, его руки оказываются между моих ног. Я испускаю приглушенный крик от этой атаки и стараюсь оттолкнуть его. Он не шелохнулся под моим толчком, и я понимаю, что ничего не могу сделать, чтобы остановить его. Я пытаюсь умолять, но, кажется, что все мольбы попросту скатываются с него. Он ощупывает меня, пытаясь спустить мои брюки. Дверь моих соседей меньше чем в 10 ярдах на другой стороне здания. Если я смогу освободиться, то смогу побежать туда. Затем наступает момент, когда он отвлекается, и его хватка на моей руке слабеет. Я пользуюсь шансом побороться за свои руки и сильно бью его по лицу. Шокированный он отстраняется, и его руки прижимаются к тому месту, куда я его ударила. Я приготовилась к тому, что он с большим и сильным напором вернется, но он просто смотрит на меня. Мне некуда идти. Я загнана в угол рядом с собственной входной дверью. Я подумываю о том, чтобы закричать, но единственный человек, который может услышать меня, это Роузбад. И что она сможет сделать? Поэтому я пытаюсь уговорить его.

— Иди домой, Джим, — мой голос твердый. Эти несколько секунд, которые он тратит на то, чтобы взвесить свои варианты, обернулись грязными воспоминаниями для меня. Я зла, пристыжена и напугана, пока стояла и наблюдала, как он решает, стоит насиловать меня или нет.

Боже, пожалуйста, пусть он уйдет.

Расстояние между нами растет, когда он поворачивается и, спотыкаясь, идет к своей машине.

Я практически сваливаюсь на свою дверь. Когда я оказываюсь по другую сторону, то запираю замок и бросаюсь на диван. Рыдаю в подушку, пока горло не становится ободранным, а потом я просто поднимаю трубку и звоню единственному человеку, которому когда-либо доверяла.

— Калеб...

— Оливия? — Его голос тяжелый со сна. — Что случилось?

— Ты можешь приехать... ко мне домой?

— Прямо сейчас? — Я могу слышать, как он перемещается по своей комнате... включает свет... возится с вещами.

— Калеб...пожалуйста...я...

— Сейчас буду.

Когда Калеб приезжает, его волосы растрепаны, он одет в шорты и потрепанную футболку.

— Что случилось? — спрашивает он, как только видит меня. Калеб придерживает меня за подбородок своими пальцами и поворачивает мое лицо из стороны в сторону. Я рассказываю ему о Джиме, о клубе и о том, что он сделал после.

Калеб шагает по моей гостиной. Его лицо исказилось от гнева.

— Где его отель, Оливия? — Его кулаки сжаты. Боюсь, если он найдет Джима, то узнает, кто я на самом деле.

— Нет! Я не хочу, чтобы ты уходил. — Я тяну его за руку, пока он не садится рядом со мной. Его гнев постепенно переходит в заботу, и он прижимает меня к своей груди. Я не прикасалась к его груди очень долгое время, и сейчас я чувствую себя разбитой. Он пахнет мылом, рождеством и самим собой, а я плачу, как ребенок, от незнакомой безопасности, которую дают мне его прикосновения. Никто раньше не держал меня так. Не знаю, стоит ли мне уцепиться за эту возможность.

— Ты можешь остаться здесь сегодня? — шепчу я.

Он целует меня в лоб и смахивает мои слезы большим пальцем.

— Да, конечно я останусь.

Я чувствую облегчение, но продолжаю дрожать. Он крепче сжимает меня. Что я бы делала, если бы его не было рядом? Кому бы я позвонила? Сейчас Калеб здесь, но часы тикают. Я поставила себя в ситуацию, где я буду терять его снова и снова. Первый раз был просто ужасен.

Я прячусь в его теплоте, наслаждаюсь ощущением заботы и засыпаю. Моя голова прижимается к его груди, слушая стук его сердца - самый красивый стук, который я когда-либо слышала.