Глава XIV

Штаб Тренсы располагался в Каторсе, в доме у самой станции. Возле дома толпилось множество солдат, празднующих победу и потому уже несколько навеселе, хотя еще не было и девяти утра. Я спешился и, поручив своего коня заботам денщика, вошел в здание штаба, где Тренса сидел за завтраком с Камилой — она с ним не расставалась. Увидев меня, он поднялся и сказал:

— Лупе, мы одержали замечательную победу!

— Мы пахали! — рассердился я и стал упрекать его в безобразной организации боя: ведьего, Тренсы, роль свелась в конечном счете к тому, что он палил по мне что было мочи. Он и в глаза не видел неприятеля, и, если бы тому не пришло в голову убраться motu proprio[11], бой не принес бы и половины того успеха, какого мы добились.

Но Тренса не был расположен обращать внимание на «мелкие неприятности», как он называл отсутствие согласованных действий.

— Если даже при такой плохой организации наша взяла, что будет, когда мы организуемся как следует?!

Он пригласил меня присесть, и Камила принесла завтрак. Я был ей очень благодарен, потому что уже долгое время у меня во рту росинки маковой не было.

У нас имелись причины радоваться. Мы распоряжались большим железнодорожным узлом, «ключом к Центральному плато», как его величают в сочинениях по географии, города с населением в сто тысяч жителей; к тому же мы находились всего в семистах километрах от Мехико.

Мы все еще сидели за столом, когда явилась делегация городского совета Куэвано.

— Какие гарантии вы можете нам дать? — задал вопрос дон Педро Варгас, председатель коммерческой палаты.

— Никаких.

Мы втолковали ему кое-что о законах военного времени. Гарнизон ушел, и город был предоставлен в наше распоряжение.

Как только прибыл Хамелеон, мы договорились друг с другом и вступили в город с трех сторон. Не обошлось без грабежей, и к восьми вечера мы уже расстреляли шесть человек за различные преступления, после чего воцарился порядок; в городе было введено военное положение.

Наследующий день Тренса в качестве командующего оккупационными войсками издал декрет о конфискации всех имеющихся в городе запасов продовольствия и ценных бумаг, находившихся в банках, а также об аресте двадцати заложников — представителей самых знатных семейств; выкуп за них будет установлен по соглашению.

К вечеру на двух «куртиссах» военно-воздушных сил прибыли Вальдивия, Рамирес и Орасио Флорес, прихватив с собой целый ворох прокламаций и политических манифестов, отпечатанных в Тампико; их расклеили на улицах, но читать прокламации было некому — весь народ со страху сидел по домам.

Когда к нам присоединились Анастасио Родригес и Одилон Рендон, мы собрали военный совет с целью решить, как принято выражаться, будущее Революции.

— Нам необходимо учредить пост главнокомандующего, — заявил Вальдивия на этом заседании и произнес речь на целых четверть часа, после чего мы назначили его главнокомандующим Восточной армии Освободительных сил — именно так мы решили назвать себя.

Как только Вальдивия вступил в эту ответственную должность, он поднялся и тут же заявил нам:

— Я не сделаю ни шагу вперед, не обеспечив себе выхода к границе.

Его слова ни у кого не встретили одобрения. Я считал, что нам следует атаковать колонну Маседонио прежде, чем он сконцентрирует свои войска; Тренса был того же мнения.

— Мы не располагаем достаточными силами для подобного предприятия, — заявил Вардомиано Чавес, всегда отличавшийся большой осторожностью.

— Ну, это трудно сказать. Ведь нам неизвестно, сколько людей у Маседонио, — возразил Тренса. — Давайте атакуем его, и если он нас разобьет, значит, сил у нас недостаточно, если мы его — значит, достаточно.

Я был согласен с Тренсой.

— Волков бояться — в лес не ходить. — Так я сказал. — К тому же, какие бы ни были у него силы сейчас, если мы будем выжидать, опилишь возрастут.

— Я не сделаю ни шага вперед, прежде чем не получу подкрепления от Артахо, — заявил наш главнокомандующий Вальдивия, явно желая одного — остаться в Куэвано.

Хамелеон предложил двигаться вдоль железнодорожной линии на Гвадалахару до встречи с Артахо, который подойдет с севера во главе семи тысяч пехотинцев и четырех артиллерийских полков. Все мы поддержали этот план и тут же назначили Аугусто Корону — Хамелеона — командующим Западными экспедиционными войсками.

Но, несмотря на усилия Тренсы и мои собственные, продвижение на Селайю отложили «до более удобного момента», как говорилось в протоколе, составленном нашим секретарем капитаном Сарасуа.

Упрямый Вальдивия вновь затянул свою песню:

— Я хочу открыть границу, чтобы мы могли торговать с американцами.

Он забыл, что у нас не было денег на покупки.

— Пусть Каналехо и откроет, — предложил Тренса.

— Каналехо ничего не откроет, — вставил Хамелеон, — он злой гений мексиканской армии.

Что правда, то правда, мы все это понимали.

— Предлагаю Тренсе и Арройо с отборными частями совершить молниеносный бросок на север и захватить город Пакотас, — сказал Вальдивия.

Вот тут-то мы сТренсой и допустили большую ошибку, согласившись с этим распоряжением. Нам показалось, что проще простого двинуться на север, взять Пакотас, вернуться в Куэвано и затем с помощью семитысячной армии Артахо и его четырех артиллерийских полков атаковать Маседонио, который будет, сложив руки, ожидать, когда мы соизволим сделать из него яичницу.

Загрузка...