Августовские молнии

Глава XVI

Для выполнения столь сложной задачи мы выбрали вагон-ресторан «Сирауэн», знававший лучшие дни. Пока мы раздобыли динамит, а Бенитес сделал детонаторы, наступила ночь, и уже перед самым рассветом был подан специально приготовленный паровоз; с большими предосторожностями прицепили его к «Сирауэну». На паровоз поднялись мы с Бенитесом, а также машинист Часаро и кочегар. Я приказал дать отправление, состав начал двигаться сперва медленно, потом чуть быстрее до того места, примерно на десятом километре, где начинался спуск, а за ним снова подъем. Я боялся, что пороховую бочку, на которой мы едем, обстреляют. Но кругом не было ни души. Накрапывал дождь.

Достигнув вершины холма, мы остановились, отцепили вагон и толкали его несколько метров вручную, пока он не начал скользить вниз по склону. Перед тем как исчезнуть за поворотом, вагон уже успел набрать значительную скорость.

Мы посмотрели на часы и стали ждать.

Стояла тишина. Взрыва не было.

Я приказал возвращаться к своим. Герман и Каналехо уже ждали меня.

— Что случилось? — спросил Тренса. — Почему не было слышно взрыва?

— Не знаю.

Мы послали кавалерийский эскадрон узнать, что произошло с «Сирауэном».

Ожидание оказалось мучительным. Нам хотелось одного — чтобы эта затея поскорее кончилась. Все равно, наступать или отступать, только бы убраться отсюда. Мы были готовы нанести врагу задуманный молниеносный удар и выполнили бы свое намерение, если бы не американцы. Нам пришлось остановиться, как говорят, на полдороге, а теперь к тому же нас мучила неизвестность относительно того, что произошло с «Сирауэном» и нашим динамитом.

Эскадрон вернулся почти к полудню с известием, что «Сирауэн» остановился на спуске с холма на пятом километре.

Не долго думая, я поднялся на паровоз, стоявший под парами в полной готовности. Бенитес поднялся за мной.

— Машинист, на пятый километр! — приказал я Часаро.

На пятом километре действительно стоял «Сирауэн». Я так никогда и не мог объяснить себе, почему он там застрял, — ведь железнодорожный путь шел под уклон и по дороге не было ни малейшего препятствия.

— Не хватило разгону, — заключил Бенитес. — Давайте толкнем снова.

Я не согласился, поскольку не испытывал желания ворваться с паровозом и динамитом в дом начальника станции Пакотас.

Мы прицепили вагон и отвели его обратно на вершину холма на восьмом километре. Там мы остановились. Кочегар разъединил сцепление.

— Ну, машинист, — сказал я Часаро, — на всех парах до шестого километра!

И мы помчались на полной скорости, дрожа от страха и толкая «Сирауэн» впереди себя, — помчались вниз, под гору, с центнером динамита на кончике носа.

— Убавьте пару, — приказал я Часаро, как только мы миновали седьмой километр.

«Сирауэн» сразу же оторвался от нас и понесся вперед на полной скорости.

— Тормозите, машинист!

Поскольку из-за шума машины трудно было что-нибудь расслышать, мы не знали, произошел взрыв или нет. Наконец паровоз остановился.

— Должно быть, только что грохнуло, — рассуждал Бенитес.

Мы стояли там, на шестом километре, не зная, что нам делать, и ничего не видя впереди, так как путь был извилистый.

У меня не было ни малейшего желания лезть в пасть зверю, я-то хорошо знал, что рано или поздно нам предстоит встретиться с передовыми частями Медины; с другой стороны, у меня не хватало терпения, чтобы возвращаться в лагерь, снова посылать эскадрон в разведку и так далее — опять все сначала. Это значило потерять весь божий день.

— Ну хотя бы до поворота, — умолял Бенитес.

— А вы уверены, что ничего не слыхали? — обратился я к Часаро и кочегару, чтобы убедиться в неизбежности нашей поездки.

— Не знаю, что вам сказать, генерал, — пожал плечами Часаро.

— Тогда поехали вперед. Не торопясь.

И мы поехали вперед и не торопясь, миновали поворот и тут же увидели «Сирауэн». Опять на пятом километре.

Все в сердцах выругались.

Пришлось приблизиться к вагону вплотную и со всяческими предосторожностями прицепить его.

— Вернемся, пожалуй, в лагерь и посмотрим, что нас еще ожидает, — решил я. Но Бенитес настаивал на новой попытке.

— Давайте бросим вагон вместе с паровозом, а сами вернемся пешком, — уговаривал он меня.

Я ответил:

— Во-первых, если мы не отцепим паровоз, есть риск, что он дойдет как раз до американцев, а во-вторых, мне не хотелось бы лишиться паровоза, у нас их не так уж много.

Бенитес упорно отстаивал свое предложение, но я приказал возвращаться в лагерь.

— Посмотрим, что скажут остальные. — Я решил таким образом положить конец спорам.

— Подтолкнем его хотя бы до третьего километра, генерал.

Должен признаться, основное соображение, заставлявшее меня вернуться в лагерь, заключалось в том, что мне надоело кататься туда-сюда с «Сирауэном». «Если они хотят подтолкнуть его до третьего километра, пусть обходятся без меня», — сказал я себе.

Итак, мы вернулись в лагерь.

Я приказал поставить «Сирауэн» подальше, поскольку не имел ни малейшего желания взлететь вместе с ним на воздух, если вдруг по какой-нибудь несчастной случайности он взорвется.

Германа Тренсу мы застали в страшном волнении.

— Теперь нам придется сидеть тут посреди поля всю жизнь, — сказал он. — К тому же все это полагалось сделать Курносому.

Курносый — это Каналехо. Впрочем, мы должны были давно уже, с самого начала, отослать его куда-нибудь в другое место — он всегда приносил несчастье. После обеда состоялось заседание штаба.

— Могу вылететь на бомбежку, — предложил свои услуги Хуан Паредес.

— Остановка только за бомбами, — откликнулся Герман.

Я настаивал на возвращении в Куэвано, чтобы затем идти на Мехико, а Одилон Рендон предлагал двинуться к Педрас-Неграс.

— Если мы разобьем Маседонио Гальвеса, гринго тут же откроют нам границу.

Каналехо молчал как рыба — Тренса и так на него сердился. Бенитес же, наоборот, упорно предлагал использовать свой «Сирауэн».

— Давайте пустим его вниз на полном ходу вместе с паровозом, — уговаривал нас он.

Я отвечал со всей откровенностью:

— Пускайте как угодно, а меня от этого занятия избавьте.

И тут мне пришло в голову, что, пожалуй, лучше всего было бы посадить на динамит Каналехо, может, тогда нас перестал бы преследовать злой рок; но я сдержался и ничего не сказал.

В разгар нашего спора, когда мы, все более и более ожесточаясь, пытались разобраться, где черное и где белое, вошел лейтенант Касадо, начальник связи.

— Поступила телеграмма со станции Асуэла, генерал, — обратился он кТренсе, передавая ему бумагу со следующим текстом: «Северном направлении прошел неопознанный поезд Давалос».

— Прикажите задержать его в Нории, — бросил ему Герман, не придав значения телеграмме, и повернулся к нам: — Посмотрим, может, завтра мы что-нибудь придумаем, сегодня же у нас слишком плохое настроение.

Он встал и пошел утешаться к своей Камиле, с которой был неразлучен. А мы отправились спать.