– Кондратий, это не английский язык, это черт знает что, а не язык, – пыталась я внушить своему будущему эмигранту. – Ты по-английски не киллер, ты – апоплектик строук!
– Кто?! Апо – что?!
– Апоплексический удар – вот ты кто. А не киллер с пистолетом.
Разговор этот, естественно, зародился, когда мы перебили сон страстными объятиями, а теперь лежали рядом и глядели в светлеющее окошко. Причем я чувствовала себя как в Версале: кругом мебель в стиле рококо, картина с голой Венерой, парчовые шторы и прочие приметы королевского быта. Версаль объяснялся просто: Кондратий нанялся караулить богатую дачу. Конечно, ему выделили каморку, но нас ради такого случая занесло в хозяйскую спальню.
– И имя тебе нужно бы нормальное, в Америке твоего имени просто нет. Ну, скажем, Коннор…
– Ты же знаешь, что я могу быть только Кондратием. Иначе меня вообще не будет!
– Им этого не объяснишь!
Большой хозяйский англо-русский словарь мы подтащили поближе к постели, и я в него полезла. Самое близкое к «Кондратию» слово оказалось «кондор».
– Да ты в своем уме, жена? – возмутился он. – Назовусь кондором – а по мне перья пойдут?!
Жена! И точно – есть женщины, которые могут выйти замуж только за апоплексический удар, на худой конец – за шаровую молнию.
– Можешь назваться вообще Кэнди. Конфетка то есть…
Он расхохотался.
– Вот был бы Фома – он бы подсказал…
Уже не в первый раз я слышала это имя.
– Можно подумать, Фома знает английский.
– Ты не знаешь Фому…
– Но Фома вряд ли собрался бы в незнакомую страну, никого там не имея…
– А Макар? – спросил Кондратий.
– Ты уверен, что он там?
– Если у него голова на плечах имеется – значит, там. Здесь-то и хватает мест, куда он телят не гонял, да где телята?!? А там – штат Северная Дакота, настоящие ковбои, там бы он прижился… Я его там сыщу, он мне устроиться поможет.
– Ну а если у них, у америкашек, свой какой-нибудь кондрашка имеется?
– Я с ним живо управлюсь.
Я посмотрела на него – то есть огладила взглядом с головы до ног и обратно. И поняла, что американскому кондрашке против нашего не устоять. Силища из него так и перла.
Ощутив голод, мы вылезли из постели и попробовали одеться.
– Неужели у тебя ничего поприличнее нет? – спросила я, удивляясь, как он не запутается в своей хламиде.
– Это – рабочая одежда. Я же когда хватать иду – к каждому в ином образе являюсь, – объяснил Кондратий. – К иному только при галстуке и приступишься. Тут у меня – все, что нужно! А теперь объясни толком – что у тебя такого стряслось, если ты ночью к озеру топиться побежала.
– Я?! Топиться?!
А ведь он по-своему был прав. Выскакивает из прибрежных кустов заполошная баба, чуть не плачет, потом в любви объясняться начинает – это без вариантов!
Взяв себя в руки, я коротко ему рассказала, как связалась с Авосем, как мы додумались до заклинания воплощения, и что из этого вышло.
– Кривая да Нелегкая? Нашли же, с кого начинать! – и крепко задумался Кондратий, не забывая закидывать в рот здоровые куски яичницы.
– А только с Нелегкой и получилось. Другим мы даже и вопросов придумать не смогли. Как ты полагаешь – глобальное заклинание воплощения существует?
Он молчал.
– Ну?
– Существует, – буркнул он. – И кто-то его уже произнес. Вот блины с хренами и воплотились. А если его повторить – они еще крепче станут.
Я взялась за голову.
– Выходит, это – штучная работа?
– Выходит, так.
Говорят, есть на флоте такой прикол: новичка заставляют шуровать спицей в длинных макаронах на предмет изгнания жучков и червячков. Вариант – продувать. Вместо того, чтобы вывалить десять пачек в кипяток, человек сидит и одну макаронину за другой, одну за другой!.. Я ощутила себя этим самым новичком.
Кондратий посмотрел на часы и сказал, что пойдет осматривать территорию. Хоть она и на сигнализации, а деньги платят за личный контроль. Я увязалась следом, потому что в таком поместье еще не бывала.
Хозяин дачи имел на переднем дворе цветник в лучших традициях, а сбоку, возле площадки для шашлыка, росли всякие пряные травки, и я опознала невероятной величины укроп. Он был уже ни на что не похож. Однако… однако…
Я подошла к мангалу. В железном ящике было пусто. Но сбоку, за огородившей площадку каменной стенкой, под малозаметным навесиком, лежали сухие березовые дрова. Я положила несколько полешек в ящик, достала зажигалку и развела огонь. Потом побежала на кухню за кастрюлей.
Кастрюли там были такие, что дороже всей моей кухни вместе взятой. Я взяла большую, набрала воды и потащила к мангалу…
Когда Кондратий наконец-то догадался поискать свою суженую, суженая стояла в дыму, простирая руки над мангалом и большой кастрюлей на нем. Крышка кастрюли торчала набекрень – содержимое просилось наружу. А суженая повторяла негромко, но очень грозно:
– Пришел Прокоп – кипел укроп, ушел Прокоп – кипел укроп! Как при Прокопе кипел укроп, так и без Прокопа кипит укроп!
– Да на кой он тебе? – удивился Кондратий. – Что с него проку?
– В повара определим, – буркнула я. – Не все же сухомятиной перебиваться, гамбургерами и чизбургерами! Пришел Прокоп – кипел укроп…
Тут заросли зашуршали и над каменной стенкой появилась взъерошенная голова.
– Ишь ты! – сказал незнакомый мужичок в драном тулупе, выходя к мангалу. – Кипит!
Он склонился над кастрюлей и с явным наслаждением принюхался.
– И впрямь кипит! Так я пойду, что ли?
При этом он поглядел сперва на меня, потом – на Кондратия. Мы были так ошарашены, что не сразу догадались ответить. И он неторопливо вернулся в заросли, из которых прибыл. По колыханию верхушек видно было, что мужичок направился к забору.
– Он! Он! – до меня дошло, кто это, и от радости я мелко запрыгала. Ведь получилось, получилось!
Кондратий моего восторга не разделял.
– Ну и будет он теперь шататься меж двор, аки шпынь ненадобный. Кому он, в самом деле, нужен?
– Кондраша! Ведь если получилось – я и других сумею воплотить! И не нужен мне никакой Авось!
Боюсь, что это я сказала с излишним энтузиазмом…
– Не нужен нам никакой Авось… – повторила я уже потише.
– Да, – согласился он. – Но если ты такая ведьма, что же ты раньше молчала и терпела? Если ты умеешь воплощать?..
– А знаешь, Кондраша… – мне и самой стало интересно, я задумалась всерьез, и, как всякая женщина, прежде всего попыталась уйти от ответственности: – Знаешь – не для кого было! Вот вошли в страну эти блинные дивизии – думаешь, хоть кто-то возмутился?
– А теперь?
– Теперь? – я хотела сказать, что наконец-то лопнуло терпение. Что начальство, как пошло упрощать стоящие передо мной задачи, так и дошло до опасного предела. Что я, конечно, могу на улице обходиться словарным запасом в десять боевых единиц, но это меня уже не развлекает…
Все это было бы правдой. Вернее, было-таки правдой. Но…
Но правды я сейчас даже себе самой говорить не хотела.
– Не забивай ты себе всем этим голову, – посоветовал Кондратий. – Все равно же уедем. Не надо ничего воплощать. Может быть, ты окажешь плохую услугу людям, если избавишь их от блинов и хренов. Они к этим дармоедам все-таки привыкли и чувствуют себя с ними…
Он задумался, припоминая заграничное слово.
– Комфортно, – подсказала я.
– Если ты лишишь народ блинов с хренами, то ты же и должна будешь дать что-то взамен.
Рассуждал он логично, ничего не скажешь. Авось бы до такого не додумался. Я попыталась объяснить, что новым непременно должно стать хорошо забытое старое, и даже пустила в ход недозволенный прием: пригрозила Кондратию, что и его забудут, как забыли Нелегкую с Кривой, если он не примет участия в моем проекте…
Тут у забора послышалась возня, опять по зарослям пошла волна, и к шашлычной площадке вышел Прокоп.
Он подошел к кастрюле и пальцами сквозь рукав тулупа приподнял крышку.
– Надо же, кипит! Ну, пусть себе еще покипит, без меня…
И побрел обратно.
– Да что там у тебя, дырка в заборе? – удивилась я. – И он так теперь всю жизнь шастать будет?
– Дура, сними кастрюлю с огня! – очень сердито приказал Кондратий. – Вот он и перестанет шастать!
– Она горячая!
Тогда мой угрюмый жених проделал это сам и вылил укропный отвар в кусты.
Мне казалось, что он поступил правильно. Однако часа через два ошибка вылезла, как шило из мешка.
Чем нам мешал тихий, непритязательный Прокоп?! Курсировал бы себе от забора к мангалу и обратно, наслаждался бульканьем и ароматом! Так нет же – мы лишили его этого скромного удовольствия. Возможно, он растерялся и решил, что заблудился. Возможно, сперва он искал кипящую кастрюлю по соседству, потом побрел наугад и оказался на шоссе.
Как его сцапал блинный патруль, какие вопросы ему задавал – это теперь уже и неважно. Важно другое – они связались с начальством, блинное начальство – с хреновым, прибыл специалист, опознал в Прокопе воплощенного, а так как ночные события хренам очень не понравились, то началось прочесывание окрестных поселков и отдельно стоящих особняков.
Кондратий как раз показывал мне действие телекамер на пульте слежения. И мы увидели у калитки два джипа, белый и зеленый, из которых выбирались оккупанты. Двое, придерживая за локотки Прокопа, стояли как раз рожами в камеру…