Архимандрит Софроний (в миру Сергей Сахаров) родился в Москве, в 1896 году. С детских лет у него проявилась склонность к рисованию, что и определило дальнейший выбор деятельности в жизни. Наученный матерью и няней молиться, он легко проводил утро и вечер в долгой молитве.
С молитвой у него всегда была связана мысль о вечности в Боге. Молодой Сергей любил лежать в саду на скамейке и смотреть в голубое небо. Позднее он понял, что голубой цвет — есть образ трансцендентности: цвет неба, синий, не имеет себе подобного на Земле. Подобно тому как в молитве для него соединялись две реальности: Живого Бога и актуальность земной жизни, так и в искусстве (живописи): в его сознании доминировала мысль о проникновении в Божественную вечность чрез созерцание видимой реальности.
Однажды, когда Сергей был юношей семнадцати-восемнадцати лет, он под влиянием чтения книг о буддизме и иных видов восточной мистики пережил умный переворот, подобный удару, который переменил характер его жизни. Ему показалось, что восточная мистика глубже христианской, что идея сверх-личного Абсолюта вернее христианской идеи персонального Бога, что их понимание и видение вечности имеет более величественный характер трансцендентности. Он стал отходить от христианской молитвы и вдаваться в медитации иного типа.
Его ателье находилось в мансарде многоэтажного дома в тихой части Москвы. Там он пребывал большей частью один, и в его сознании совмещалась двойная работа: писание картин и уход мысли в медитацию о беспредельности Безначального Бытия, что заменило его прежние молитвы. Увлечение, с одной стороны, искусством, с другой — почти постоянным исканием выхода из узких рамок повседневности и разрыва тесноты земного существования в теле, нуждающемся во сне, питании, дыхании и прочем, заполняло его сознание настолько, что он жил как бы на периферии сего мира, не придавая значения никаким событиям социального или политического порядка. Все свелось к мысли о том, что если человек умирает, то нет никакого смысла в его приходе на Землю; что единственно существенно для духа человека познать свое подлинное происхождение и возвратиться к тому, о чем тоска томила сердце — в великий вечный покой.
Проходили годы. В России, после переворота 1917 года, наступило смутное время, когда заниматься всецело искусством стало невозможным. В 1922 году он покинул Россию, чтобы достигнуть Франции, которая в то время была для него главным мировым центром живописи. Предварительно он проехал чрез Италию, с ее замечательным периодом великого Ренессанса, чрез Германию (Берлин) и затем достиг Парижа, чтобы с восторгом всецело предаться искусству вне всяких событий. Его первые шаги в области живописи были отмечены успехом: уже после первого салона d’Automne он был приглашен в салон des Tuileries, где была элита салона d’Automne.
Однако расчеты его не оправдались. Искусство стало терять свое значение в его жизни: он увидел, что путем искусства достигнуть искомую вечность невозможно. Образы искусства были слишком ограничены своими формами, неприложимыми к беспредельности.
Уже во Франции он пережил возврат к христианству. Его идея познания прежде носила скорее отвлеченный от всего характер — как чистая интеллекция; жизнь сосредоточивалась в мозгу. Воспоминание о заповеди Христа «любить Бога всем сердцем», подобно молнии, посетило его, и ему стало ясно, что одна интеллекция, без любви, не приведет к подлинному познанию, которое по существу есть слияние в самом бытии. К этому приводит любовь. И — значит Христос прав. Все Евангелие предстало ему в ином плане, в иных измерениях. И он возвратился к молитве Личному Богу, прежде всего ко Христу, Которого ощутил уже в Его исключительности. Молитва стала овладевать им все более и более, так что сосредоточиваться на писании картин было уже непросто. Началась борьба между любовью к искусству и нуждою пребывать в молитве, — борьба, которая продолжалась около двух лет. Победила молитва.
Он поступил в только что открывшийся Богословский институт, с надеждой получить там наставления, как надо молиться, как надо мыслить о Боге, как достигается вечность. Скоро оказалось, что методы научного богословия не приводят к тому, что являлось главным для него исканием, и он покинул Париж, чтобы поселиться на Афоне, где люди ищут единения с Богом в молитве. Достигнув этого места, он прежде всего поцеловал землю, с просьбой к Богу, чтобы Он принял его и содействовал бы ему во всем; чтобы дал ему наставника, который помог бы ему выйти из целого ряда казавшихся неразрешимыми проблем. Молитва его на Афоне не утеряла той силы, которой она достигла уже во Франции. Ему стало ясно, что если он хочет действительно познать Бога и быть с Ним всецело, то должен отдать всего себя именно этому в большей мере, чем раньше искусству. И не кончалась молитва ни на короткий момент даже во сне. В душе его соединились в одну жизнь: отчаяние и чувство вечности. Отчаяние при молитве за мир, умирающий в отходе от Бога, в неведении о Боге. Молитва принимала нередко характер борьбы с Богом за этот мир. Но он не мог разобраться в происходящем в нем, в его душе. Все стало сильнее его самого. Так прошло четыре-пять лет. Тогда он встретился со Старцем Силуаном, и это было, как он сам воспринял, главным даром Бога, о котором он не смел и мечтать, хотя внутренно всегда жаждал получить человека, который подал бы ему крепкую руку и разъяснил бы ему происходящее с ним.
Начался новый период в его жизни, длившийся приблизительно восемь лет. По кончине Старца Силуана он испросил себе благословения монастыря на выход в пустыню. Там душа его торжествовала от возможности более прежнего предаваться молитве. Но вскоре вспыхнула Вторая мировая война. Молитва за мир умножилась, усилилась, и он часами лежал на земле в пещере, прося Бога вмешаться в эту безумную кровавую вакханалию. Прежде всего молитва шла о спасении гибнущих, убиваемых, страдающих. В условиях пустыни он не имел сведений о событиях, но чувство в молитве открывало их ему.
На самом Афоне в пустыне это был самый благоприятный момент для ночных молитв, в силу полной тишины, так как прекратилось всякое пароходное движение по морю, окружавшему Святую Гору. Это было время немецкой оккупации. Недолго продолжалось полное уединение. Он был приглашен стать духовником монастыря Св. Павла. В свое время Старец Силуан предсказал ему, что он будет духовником и чтобы он не отказывался принять это ответственное служение людям. Но служение сие связано с необходимостью отдавать себя им часто в самых глубоких своих чувствах. Он не отказался затем быть духовником для других монастырей Афона, для пустынников, отшельников и жителей скитов. Он так понимал свое служение: «В труднейший момент моей жизни Бог дал мне Отца (Старца Силуана) и других отцов-подвижников Святой Горы, которые поделились со мной самым драгоценным для них. Теперь я должен отдать свой долг, чтобы не воспользоваться данными мне наставлениями для себя только, но передать сие и другим, кто желает принять». Начался новый период, глубоко изменивший направление его жизни. Внимание, которое прежде было всецело сосредоточено внутрь самого себя, перешло в другие сердца, в другие умы, в проблемы других людей.
После четырех лет жизни на Каруле (место труднодоступное, среди скал, без воды, почти без растительности, где селятся отшельники недалеко один от другого) он принял предложение монастыря Св. Павла и поселился в пещере, более удаленной от всех иных поселений, с маленькой церковью (три на два метра), высеченной в скале. Там его постигла неудача. Прежде сухая, пещера стала наполняться водою в зимние месяцы. Три года прожил он среди воды, вынося каждый день по сотне ведер, спал под железными листами, чтобы вода не падала на него. Лишь в храмике было сухо, там можно было молиться, хранить книги. Все остальное было мокро, нельзя было зажечь огня зимой, согреться, сварить себе скромную пищу. Он в конце концов заболел и с болью решил покинуть ставшую дорогою пустыню.
Тогда же пришла мысль: он должен поехать во Францию, чтобы написать житие Старца Силуана с теми поучениями, которые помогли ему самому выйти на просторы духа. Его намерением было остаться в Европе приблизительно на год, но работа над книгой и ее изданием потребовали большего срока. Находясь в нелегких условиях, он заболел, был оперирован и, став инвалидом, уже не мог вернуться в пустыню. В силу всего этого он остался в Европе.
Книга о Старце Силуане издана была ручным образом самим автором. В 1952 году последовало более нормальное издание — печатное. Затем начались переводы книги на другие языки: английский, немецкий, французский, греческий, сербский и частичные переводы на итальянский, румынский. На Святой Горе книга получила общее признание, как отражающая древнюю традицию восточного монашества. Оценена была книга еще и потому, что дала возможность всем увидеть повторение опыта великих отцов Египта, Палестины, самой Святой Горы. Многие стали почитать Старца Силуана как «наследника в духе от первых веков христианства» в наше время. В странах, куда книга не могла свободно проникнуть, ее переписывали на пишущих машинках с отдельных, так или иначе оказавшихся там экземпляров. И это — в тысячах копий. Так распространилась она по всему миру.
Архимандрит Софроний был убежден, что слово Христа «Держи ум твой во аде, и не отчаивайся» дано чрез Старца Силуана нашей эпохе, отмеченной исключительно тяжким всеобщим отчаянием. Не наступили ли те «времена тяжкие», о которых говорится, что «люди тогда будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, неблагодарны, нечестивы, непримирительны, жестоки, не любящие добра, напыщены, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся, всегда учащиеся и никогда не могущие дойти до познания истины» (см. 2 Тим. 3, 1–5)?
О. Софроний всегда думал, что если Старец Силуан с такой любовью десятки лет молился за весь мир, то его также полюбят люди во всем мире. Если А. С. Пушкин писал о себе, что к нему «не зарастет народная тропа», потому что «в его жестокий век восславил он свободу и милость к падшим призывал», то не тем ли более великую услугу принес человечеству Старец Силуан, который научил нас побеждать отчаяние; который разъяснил нам сущность этого явления в нашем духе; который показал, раскрыл нам Живого Бога, Его любовь к человеку, преподал нам, как понимать Евангелие в его действительных вечных измерениях; благодаря которому слово Христа для многих стало живым и актуальным до деталей повседневности; который породил во множестве душ крепкую надежду на благословенную вечность во Свете Бога.
Идеи автора в этой книге отражают уроки, полученные им от Старца. Для нас, читателей, не все в них ясно с первого момента. На этих страницах описана жизнь, лишь немногим ведомая по опыту. И иногда повторный возврат к изложенному в книге сделает более понятным содержание жизни аскетов Святой Горы и в известной мере поможет приложить их уроки к нашей собственной жизни.
Автор категорически утверждает, что лучший путь к победе над смертью, к познанию истинного Бога — есть прежде всего молитва; что догматы Церкви — не суть отвлеченные академические формулы, но подлинно драгоценные сосуды, наполненные познанием Бога, выраженным в коротких словесных символах. Их можно уподобить уравнению Эйнштейна в области науки. Раскрытие их содержания требует нашего опыта, эквивалентного опыту самой Церкви. Тогда они становятся руководящими принципами всего нашего поведения. Автор полагает, что без жизни по заповедям Христа невозможно воспринять благовестие о Воскресении, о вечной жизни в Боге, об усыновлении Отцу, о том, что так часто повторяется в Евангелии, особенно от Иоанна.
Верный заповеди Старца Силуана, архимандрит Софроний основал монашескую общину в Англии, в графстве Эссекс, принимая всех, кто нуждался в его духовном наставничестве. В последние годы его жизни подорванное здоровье и старческая немощь не позволяли ему в полном объеме нести свое служение, и, возложив попечение о монастыре на плечи братии, он отдавал последние угасающие силы главным образом служению Божественной литургии. Именно она стала для него смыслом и содержанием каждодневной жизни до самой блаженной его кончины в 1993 году. Он жил литургию, всецело предавая себя этой службе в сострадательной любви к страждущему человечеству.
Книга написана с мыслью обращения к верующим христианам, с намерением дать им материал для размышлений и, главным образом, для молитвы.
Начинается она главой «О богопознании», где, избегая всякой полемики с иными традициями или видением, говорится утвердительно о сущности христианского откровения, начало которому положил Моисей. Для христиан Абсолютное Перво-Бытие — Бог персональный, в отличие от большинства иных видений. Сей Персональный Бог создал человека по образу Своему и подобию, то есть персональным существом, имеющим свободу самоопределения. Эта свобода самоопределения человека делает весь творческий акт Бога — рискованным. Откуда и трагедия человеческой истории. И так эта часть книги является введением в главную часть — о молитве. Сия часть начинается главой о созерцании, связанном в христианском опыте с личными отношениями между Богом и человеком. Только при этом характере отношений возможна идея греха и покаяния. Книга раскрывает смысл греха и покаяния, идущего до последних возможных для человека глубин, как основы созерцания.
Молитва приводит человека к бытийному (опытному) познанию Бога чрез действие Бога внутрь нас. Последняя глава — «Гефсиманская молитва». В ней указывается на эту молитву, как на вечно пребывающую мироискупительную силу. Когда человеку дается некое подобие сей молитвы, тогда человек живет опытно, реально свое воскресение. И знает он, что он не умирает: «АЗ ЕСМЬ». Итак, поскольку книга предназначена для чтения во время Великого поста, который установлен в воспоминание страданий Христа и затем воскресения Его, постольку с начала до конца проводится идея приготовления путем молитвы и созерцания к действенному участию в воскресении Христа.
Составлено иеромонахом Николаем (Сахаровым) по записям автора книги