Аз воздам

ГЛАВА XIII НА ИСХОДЕ ДНЯ

Между тем всю эту ночь Деруледе тщетно старался отыскать Джульетту. Свой долг перед матерью и Анной Ми он исполнил и в этом отношении был спокоен.

Хоть и идеалист по природе, Поль Деруледе тем не менее не питал ни малейшей иллюзии относительно своей популярности, прекрасно сознавая, что при первом же удобном случае любовь черни может смениться ненавистью. Вот почему он и воспользовался тем временем, пока его любили, чтобы привести свой дом в порядок и приготовить все, что было нужно, для бегства из Парижа близких ему людей.

Год назад он добыл необходимые паспорта и условился со своим английским приятелем о некоторых мерах предосторожности. Таким образом, через два часа после ареста Джульетты де Марни госпожа Деруледе и Анна Ми беспрепятственно покинули Париж через северную заставу, за которой их должны были встретить лорд Гастингс и Энтони Дьюхерст.

Старую Петронеллу не удалось уговорить выехать из Парижа без Джульетты.

– Мы никогда не разлучались, – заявила она. – Когда освободят мою бедную голубку, она не будет знать, где ей преклонить головушку.

Ни у кого не хватило духу разуверять ее в возможности возвращения Джульетты, и Деруледе отвез старушку в тот дом, откуда несколько недель назад перебралась к нему Джульетта де Марни.

Петронелла успокоилась, увидев свою прежнюю комнату, и решила дожидаться в ней своей юной госпожи. Деруледе снабдил ее деньгами и всем необходимым.

Только поздно вечером он наконец почувствовал себя вправе полностью отдаться единственной теперь цели своей жизни – отысканию Джульетты. Ему казалось, что при его популярности сделать это будет не очень трудно. Однако в министерстве юстиции он ничего не добился; списки вновь арестованных еще не были доставлены комендантом Парижа, гражданином Сантерром. Затем начались мытарства по всем двенадцати парижским тюрьмам. И всюду Деруледе встречал одно и то же пожимание плеч и равнодушный ответ:

– Джульетта Марни? У нас не значится.

Напрасно Деруледе умолял, убеждал и даже подкупал, – никто ничего не знал. Но ему разрешали поискать самому. Его водили по большим сводчатым камерам Тампля, по огромным залам дворца Конде, где толпились и уже приговоренные, и еще ожидавшие суда. Ему даже разрешили быть свидетелем того, как заключенные проводили последние часы своей жизни; они забавлялись, представляя суд, – кто-то прекрасно изображал Фукье-Тенвиля. На воображаемой площади Революции опрокинутые стулья играли роль гильотины. Дочери герцогов и принцев участвовали в этой страшной комедии; зачесав высоко над затылком волосы, они становились на колени и подставляли шею под нож воображаемой гильотины.

Деруледе содрогнулся от одной мысли, что он встретит Джульетту среди этих смеющихся исполнительниц ужасной комедии. Но он и здесь услышал тот же ответ: «Джульетта Марни здесь не значится». Никто не сказал ему, что по строжайшему приказу Мерлена Джульетта была занесена в список «опасных» и помещена в Люксембургскую тюрьму среди немногих заключенных, к которым никто не допускался.

Когда колокол прозвонил тушить огни и сторож начал свой ночной обход, Деруледе понял, что его поискам пришел конец.

Но об этом он не хотел думать и бродил по улицам в ожидании зари. Мало-помалу им овладело безнадежное отчаяние. Ночь уже близилась к концу, когда, бредя вдоль реки, он вдруг почувствовал, что кто-то дотронулся до его плеча.

– Зайдите в мою лачугу, – обратился к нему ленивый протяжный голос, и твердая рука потянула его прочь от темной и молчаливой реки. – Я живу в чертовской дыре. Но зато там можно спокойно поговорить.

Деруледе очнулся от забытья и увидел высокого, счастливого, прекрасно одетого сэра Перси, один вид которого уже вселял надежду.

Вскоре они оказались около маленькой гостиницы, дверь которой была широко распахнута.

– Моему хозяину нечего терять, – объяснил своему другу англичанин, провожая его по шатким ступеням на второй этаж. – Он всегда оставляет двери открытыми для всех, но, увы, внутри обстановка настолько ужасная, что никто не рискует даже входить.

– И я удивляюсь, как вы рискуете жить здесь, – улыбнулся Деруледе, обратив внимание на контраст между утонченной внешностью своего друга и окружающим убожеством.

Сэр Перси погрузил свое огромное тело в глубины хромоногого кресла и блаженно вытянулся.

– Я задержусь в этой проклятой дыре лишь до того момента, как вытащу вас из города.

Деруледе покачал головой.

– В таком случае, можете отправляться прямо сейчас. Теперь я уже никогда не покину Париж.

– Вы хотели сказать – Джульетту Марни, – спокойно продолжил Блейкни.

– Боюсь, что до нее нам уже не добраться.

– А вы знаете, что она в Люксембургской тюрьме? – неожиданно резко спросил англичанин.

– Я думал об этом, но у меня нет никаких сведений.

– Завтра она предстанет перед судом.

– Я предполагал и это. Они никогда долго не держат заключенных.

– И что вы собираетесь делать?

– Защищать ее до последней возможности, до конца…

– Так вы все еще любите ее? – с улыбкой спросил Блейкни.

– Все еще?

Безнадежность, прозвучавшая в этой фразе, поведала сэру Перси все, что ему было нужно.

– Но она ведь все-таки предала вас?

– И полностью искупила свой грех.

– И вы готовы простить?

– Понять – значит простить, – ответил Деруледе. – Я люблю ее.

– Ваша Мадонна! – иронично улыбнулся сэр Перси.

– Нет. Просто женщина, которую я люблю, со всеми ее грехами и слабостями. Женщина, ради спасения которой я готов отдать жизнь.

– А она?

– Она не любит меня. Иначе зачем бы она стала меня предавать?

Блейкни молчал, и в уголках его рта светилась странная, загадочная улыбка. Затем он было хотел сказать что-то важное, но, по-видимому, передумал и, пожав своими широкими плечами, лишь продекламировал:

– Пусть время и судьба владеют нами…

– Теперь, когда вы знаете, как я люблю ее, – несколько успокоившись, продолжил Деруледе, – позаботьтесь о ней после того, как меня осудят. Спасите ее ради меня!

И вновь лицо сэра Перси осветила странная загадочная улыбка.

– Спасти ее? А кто же, по-вашему, обладает такой сверхъестественной властью – я? Или лига?

– Я думаю – вы, – серьезно ответил Деруледе. Опять было впечатление, что сэр Перси хочет сказать нечто важное своему другу, но вновь он ничего не сказал и лишь усмехнулся:

– Ну что ж, попробую.