Глава 8


На дворе разлилось раннее пение петуха, и глаза девушки распахнулись. Сердце нервно колотилось, окутанное тревогой ночного видения. Спалось ей в эту ночь как-то беспокойно: дурной сон с крохотными домовинами на краю леса и удушливый запах жженых васильков и полыни не сулил ничего доброго.

Ядвига опустила с кровати босые ноги на студёный пол, обтерла лицо ладонями, сгоняя с глаз дремоту, и посмотрела в окно, где вдалеке, окутанный туманом, зарождался рассвет.

— Стоит ждать худых известий. Никогда такие сны не снятся на пустом месте.

Внимание девушки привлекло громкое недовольное кудахтанье кур и быстрые шаги, приближающиеся к дому. Она вскочила на ноги и бросилась к окну, чтобы разглядеть, что же там творится в такую рань.

— Чего это Адриан делает здесь в такое время? — она увидала бегущего в сторону её дома деревенского мужичка, чьё непрошенное появление и вызвало недовольство дремлющей на тыне птицы.

— Поди случилось чего.

Предчувствуя недоброе, Ядвига накинула на плечи серый платок из козьего пуха, который надёжно укрывал от холода и любопытных взглядов.

После нескольких громких и нервных ударов в дверь, она отперла засов и встретилась лицом к лицу с встревоженным мужиком. Его испуганные глаза были круглыми, как два деревянных блюдца, под которыми ровными дугами пролегли глубокие темные тени, свидетельствующие о бессонной ночи. Узкие губы нервно подрагивали, подчиняясь неровному такту прерывистого дыхания.

— Боги! Что стряслось?!

— Моя жена… Она… она вот-вот разродится, — задыхаясь бормотал он дрожащим голосом. — …раньше положенного срока, — прозвучало как гром среди ясного неба.

— О великая и необъятная сила Хорса! Беда!

Ядвига слишком хорошо знала, что может произойти с женщиной и дитяткой-торопыгой, если оставить их без должной помощи. Если не провести родильный ритуал, то новорожденная душа может и не встретить новый день.

— Поспеши за Зофьей! Одной мне не справиться! А я сейчас соберу суму́, без которой не обойтись, и хутко прибегу к вашему дому.

— Что мне сказать Зофье? — выпалил мужчина, не помня себя от волнения.

— Скажи, что Марьянка в роды пошла, а в остальном она сама знает, что делать… и не бойся, мы не оставим её одну. Сделаем всё, что потребуется.

Мужчина благодарно кивнул и поспешил за подмогой, а Ядвига, быстро перебирая худыми ногами, убежала к себе, наспех переоделась, схватила сумку, которая всегда была наготове, вложила в нее черную колдовскую книгу, заговоренную воду и, не говоря ни слова родителям, выбежала из дома. Не было у неё времени, чтобы родительского дозволения просить.

Она бежала так быстро, как могла, вспоминая порядок проведения древнего ритуала перепекания. Такое случалось не часто, чтобы дитя раньше срока на свет появлялось, но уж коли беда такая приключилась, бабка-повитуха всегда обряд старинный проводила, чтобы помочь слабому тельцу силы набраться, да окрепнуть. Ядвига никогда ещё подобного не делала, но времени на сомнения и страхи не оставалось, и если понадобится, то она готова была совершить таинство.

Прижимая крепче к себе сумку, девушка безошибочно определила, в каком доме нужна ее помощь. Из открытого окна, подсвеченного мерцающим светом бледного огонька свечи, доносились мучительные крики и стоны. Ядвига толкнула плечом дверь, и представшая перед глазами картина её ужаснула. На кровати, разметав на подушке липкие от пота волосы, лежала молодая девица. Она то стонала, то кричала, то жалостно всхлипывала. У ее ног хлопотала Зофья, у которой опыта в таких делах было больше, чем у Ядвиги.

— Ну что же ты стоишь в дверях без дела?! Они из без тебя простоят, не обвалятся, а мне твоя помощь нужна позарез. Отвори все замки да сундуки, Ядвигушка, развяжи узлы, не поспеваю я одна со всем управиться.

Помощница бросила принесенную сумку на лавку и торопливо исполнила указание, а после подошла к измученной Марьянке и погладила светлые волосы, успокаивая, да приговаривая:

— Бог Род привел Рожениц младенчика встречать, а мы им угощеньица припасли, медку сладенького, да водицы родниковой.

Мягкий тихий голосок действовал на будущую мать успокаивающе, но боль и ломота в теле не уходили. Слезы продолжали бежать из затуманенных глаз женщины, а глубокие вздохи становились короткими и рваными.

Зофья подняла встревоженный взгляд на свою ученицу и кивнула, давая знак, что пришла пора. Ядвига бросилась к кадушке с подходившим тестом и, забрав добрый шмат, покрыла им живот роженицы, чтобы ускорить процесс роди́н.

Вскоре всё пошло живее, и пока старшая травница готовилась принять дитя, красноволосая девица окуривала Марьянку травами, облегчающими боль. И наконец последний раз поднатужившись, женщина смогла родить. Зофья приняла младенца, омыла его и обернула в чистый рушник, но по её растерянному взгляду Ядвига поняла, что радоваться ещё рано.

— Где моё дитя? — слабым голосом прошептала измученная женщина. — Почему не кричит?

Сердце Ядвиги рухнуло куда-то вниз, когда она взяла слабое, едва дышащее тельце в свои руки.

— Она очень слаба, — тихо шепнула Зофья на ухо своей помощнице. — Девочка не выживет.

Но упрямая Ядвига не собиралась сдаваться. Она была готова бороться за жизнь крохи и с решительностью заявила:

— Нет! Я не дам ей так просто умереть. Топи печь, Зофья, времени мало!

Зофья ахнула, прикрыв рот ладонью.

— Ах! Чего удумала! Ради Хорса, одумайся дитя. Ритуал может проводить только бабка-повитуха, но никак не ты! Да и я в это дело не гожусь, хоть намного и старше.

— Нет у нас другого выбора. Или обряд перепекания проведу я, или малышка умрёт, пока доставят бабку из соседней деревни. Поможешь?

Всё ещё сомневаясь, Зофья тихо помолилась богам и согласно кивнула.

— Управишься тут сама, пока я за свекрухой сбегаю?

— Отца новоиспеченного пошли. Вон под окном землю уже всю истоптал, а ты печкой займись, пока я Марьянке помогу и тесто замешу.

На том и порешили. Старшая женщина выглянула из окна и, окликнув Адриана, послала его за матерью, да за топку принялась. Ядвига же умыла плачущую и тихо причитающую бедняжку и передала в её руки заветный свёрток.

— Как же так? — всхлипывала та, едва касаясь кончиками пальцев бледного маленького личика.

— Не оплакивай её раньше времени, — сурово наказывала ей Ядвига, ставя тесто у печи, — жива она, хоть и слаба очень.

— Что вы делать хотите?

— Перепекать младенчика будем.

— Это спасет мою доченьку?

Ядвига не сразу нашла в себе силы, чтобы ответить. Она не сомневалась, что стоит попробовать, но не знала, хватит ли у нее на это сил. Обряд сложный, мудреный, его только старухи-повитухи проводили, но она не осмелилась потушить едва зародившийся огонек надежды в смертельно усталых глазах молодой матери.

— Я сделаю всё, что в моих силах, а боги мне помогут. Не оставят новую душу без защиты.

Когда в печи уже вовсю мощь гудел огонь, Ядвига начала обряд, пока истощенная мать умывалась слезами, держа на груди слабевшее с каждым мгновением дитя.

Молодая целительница топила печь до самого вечера, как и положено, а после, до глухой полуночи, все дожидались, пока та остынет.

Когда настал срок, Марьянку перевели в другую избу. Адриана тоже не пускали, а его мать уже терпеливо дожидалась снаружи у распахнутого окна.

— Пора, — сказала Зофья и поднесла миску с заготовленным тестом.

Ядвига аккуратно выложила толстый слой на лопату для выпечки хлеба и, стоя у печи, крепко взялась за черенок.

— Клади малышку, — уверенным голосом скомандовала она, понимая, что права на ошибку у неё не было.

Старшая травница осторожно, придерживая неокрепшую головку, взяла девочку, которая почти не плакала всё это время, и уложила на лопату поверх мягкой подходившей перины.

— Малышка, я не оставлю тебя, — шепнула Ядвига, ощущая, как рвется от тоски её сердце. Она готова была пойти на всё, что угодно, даже жизнь отдать, лишь бы малышка выжила.

Уложив лопату около окна шеста, девушка, приговаривая наговоры, подвязала ребенка, обложила головку тестом, а потом покрыла бледное тельце таким же тестовым одеялом. В помещении стояла кромешная темнота. Лишь слабый лунный свет освещал просторную комнату.

Зофья вышла из избы, подошла к свободному окошку, а потом заглянула через него в избу и спрашивает:

— Кто у тебя, кума, в избе?

— Я, кума, Ядвига.

— Более никого?

— Не одна, кумушка, ох не одна; а прицепилась ко мне горе горькое, сухотка поганая, — она громко вздохнула и подула в печь, как по обряду положено.

А Зофья тем временем не унимается:

— Так ты ее, кума, выкинь ко мне!

— Рада бы бросить, да не могу.

— Да почему?

— Если выкину ее поганую, то и дите-чадо придется выкинуть: она в нем сидит.

Зофья настойчиво продолжила упрашивать:

— Да ты его, дите-то, запеки в печь, она и выйдет из него.

Ядвига, продолжая шептать наговор, сунула лопатку с ценной поклажей в загнетку и закрыла дверцу, а Зофья стала оббегать вокруг дома и, заглянув в окно, вновь спрашивает:

— А что ты, кума, теперь делаешь?

— Сухотку запекаю, — с дрожью в голосе ответила одаренная.

— А ты, кума, смотри, не запекла бы и Маньку.

— А что ж? И Маньку не пожалею, лишь бы ее, лиходейку, изжить.

— Её запекай, а Маньку мне продай.

Ядвига кивнула в знак согласия.

Зофья притаилась и поджидала, а Ядвига отворила дверцу, достала лопату для запекания хлеба с младенцем из печи и невольно улыбнулась, глядя, как мирно спит младенчик.

— Кажись, всё, — сказала она и поднесла лопатку к отворенному окошку.

Зофья положила на подоконник три тусклых монетки и забрала ребенка, потом торопливо оббежала с ним вокруг избы и вернула, где и взяла.

— Ой, забери его. Оно тяжеловато.

Ядвига забрала малышку на лопате, вновь обернула тестом да в печь уложила.

— Ничего, здорова — донесешь.

И так повторилось трижды, как и положено, после чего спящее дитя обтерли, завернули в теплые платки и передали дожидающейся свекрухе, которая и унесла новорожденную в свою избу ночь переждать.

Плачущая Марьянка с мужем домой воротились и провели ночь, не сомкнув глаз. Вместе с ними в избе осталась Ядвига. Она ютилась в уголке, всю ночь напролет неустанно моля богов о милости. Её мольбы были преисполнены благоговейным ужасом и отчаянием, словно в эту минуту за жизнь борется её собственное дитя, которое она любя вынашивала под сердцем.

Наконец запели первые петухи, и на пороге появилась Зофья с ворохом платков на руках. Счастливо улыбаясь, она передала родителям мирно спящую девочку.

— Теперь с ней всё будет хорошо. Боги услышали вас и послали на вашу долю Ядвигу.

Марьянка дрожащими руками приняла своё дитя и прижала её к сердцу, целуя порозовевшие щёчки.

— О счастье-то какое!

— Мы благодарны вам за спасение нашей дочери, — тихо добавил мужчина, опасаясь нарушить хрупкий сон своего чада. Он обнял жену за плечи и прикрыл рукой лицо, пряча проступающие на глаза слёзы.

— Как проснётся, начинай кормить.

Наблюдающая за всем со стороны Ядвига обессилено, но счастливо улыбнулась, и медленно опустилась на лавку. В какой-то момент напряжение достигло предела, и усталое тело начал бить озноб, но сейчас это не имело значения. В душе все ликовало от восторга, а в сердце плескалась любовь, вызванная появлением новой жизни. Она даже не заметила, как по щекам потекли слёзы радости и облегчения.

— Хвала Богам…

Обряд забрал у неё почти все силы, но это того стоило.

Убедившись, что мать и ребенок чувствуют себя хорошо, Зофья помогла Ядвиге добраться до дома. Инга уложила дочь в постель, и та проспала почти два дня, с трудом восстанавливая силы. После того, как девушка пришла в себя, она, спросив у отца дозволения, отправилась в лес. Никому не было ведомо, но она знала, что там, на небольшой полянке, укрытой от постороннего взора густо растущими деревьями и кустами, её ждёт Нико. С момента возвращения из дома охотника пара часто тайно встречалась в лесу, потому что время, проведенное врозь, казалось почти невыносимым.

Николас расцвел в тот же миг, как увидел свою любимую. Он раскрыл объятия и прижал девушку к себе, зарываясь лицом в густые и нежные красные волосы.

Ощущая, что сердце вот-вот вырвется наружу, Ядвига прильнула к широкой груди мужчины и прикрыла глаза, растворяясь в его нежной ласке.

— Наконец ты пришла.

— Я так тосковала.

— А я места себе не находил. Слышал, что ты спасла ребенка Адриана, но какой ценой…

Ядвига подняла голову и заглянула в ясные очи мужчины.

— Всего-то устала немного. Это пустое. Куда важнее то, что все живы и здоровы.

— Благодаря тебе, — Николас оставил невесомый поцелуй на бархатистой щеке. — Ты такая молодец.

После он взял руки Ядвиги и склонясь стал покрывать их такими же трепетными и нежными поцелуями.

— Прекрати, — стыдливо сказала девушка. Это смущало, хоть и нравилось, с какой теплотой и нежностью Николас ласкал её.

Парень любовно обнял Ядвигу, согревая продрогшее тело своим теплом.

— Ты наше благословение.

Ядвига слушала его и улыбалась. Ей было так уютно в его объятьях, так хорошо и спокойно. Казалось, что только в нем одном заключен весь её мир. Только он один может понять и принять её такую, как она есть, несмотря на все трудности и её упрямство. Наконец она смогла расслабиться и открыться. Давно зреющее внутри напряжение дало о себе знать, находя брешь в ее силе. Девичьи плечи содрогнулись в рыдании.

— Что случилось, родная? — обеспокоенно спросил Николас, поглаживая блестящие длинные волосы.

Придерживая пальцами подбородок, он приподнял её голову и смахнул со щеки блестящие слезинки.

— Я так боялась… — честно призналась она, морща ровный носик.

— Но у тебя же всё получилось.

— А если бы не вышло? Если бы я ошиблась, сделала что-то не так?

— Зачем об этом думать, если всё хорошо?

— Ты не понимаешь. От меня зависела жизнь невинного ребёнка.

Николас видел, как сильно это тревожило ее душу, поэтому осторожно пытался успокоить.

— Свет моих очей, ты сделала всё, что было в твоих силах. Только благодаря твоей решимости и вере это дитя увидело новый день. Боги всегда направляют тебя твердой рукой. Их выбор пал на тебя, ведь знали, что нет более достойной для своего дара. И ты в очередной раз доказала это.

— Ты правда так думаешь?

Николас согласно кивнул.

— Я всегда так думал. Стоило лишь однажды заглянуть в твои большие и прекрасные глаза. Твой дух так силен, что никого не может оставить равнодушным. Даже я не смог устоять — без памяти влюбился.

Он осторожно коснулся нежных девичьих губ. Они были слегка солёными от слёз, но всё такими же желанными.

— Я хочу как можно скорее достроить наш дом, чтобы мы могли жить вместе и никогда больше не расставались.

— Это то, чего и я жду с нетерпением.

— Осталось не так много. Думаю, что к приходу осени дело решится и мы поженимся.

— Надеюсь…

Влюбленные стояли на поляне, не в силах разорвать объятья, наслаждаясь каждым мгновением, что проводили вместе, но, к сожалению, совсем скоро пришлось возвращаться обратно, пока их не кинулись искать. Ещё было слишком рано открывать всем правду о своих чувствах.

Загрузка...