Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Уезжают Трескуновы

В. Журавлев

Кто-то скажет: «Ну и что?» А мне искренне жаль…

Духовщинцы — Софья Моисеевна и Борис Абрамович Трескуновы — уезжают за границу, в столицу суверенной Белоруссии город Минск. Уезжают на постоянное место жительство. Учитывая их почтенный возраст, надо полагать — навсегда.

Как когда-то Булат Окуджава, написавший песню про Леньку Королева, утверждал, что «не представляет Москву без Короля», так и я сегодня заявляю: представить Духовщину без Трескуновых просто не могу.

Эти заметки, разумеется, носят субъективный характер. Но я беру на себя смелость утверждать, что супружеская чета, о которой рассказываю, оставляет заметный след в истории нашего города. Уедут они, и чего-то будет не хватать. Потому что уезжают не просто хорошие, добрые люди, уезжают истинные интеллигенты — представители той части наших сограждан, которая вследствие стремительного наступления «дикого» рынка вскоре, похоже, окажется на грани вымирания — хоть заноси в «Красную книгу».

Бориса Абрамовича Трескунова могут считать своим учителем многие журналисты, работавшие в разные годы в редакции духовщинской газеты «Знамя коммунизма», и ныне здравствующие, и уже ушедшие из жизни. Я также отношу себя к числу его учеников.

Как сейчас помню день 24-летней давности, когда я, начинающий сотрудник газеты, с чувством огромного волнения положил на стол ответственного секретаря Трескунова свою первую продукцию — небольшую заметку, написанную по итогам командировки. Мне говорили, что Борис Абрамович — большой специалист по правке текстов, но то, что он сделал с моей заметкой, превзошло все ожидания. Я взял исчерканный вдоль и поперек листок, сел у себя в кабинете за стол и обхватил голову руками. «Газета — не мое ремесло. Надо отсюда, пока не поздно, рвать когти», — такие были мысли. И, наверное, подал бы заявление, если бы не старшие товарищи…

«Борис Абрамович — человек строгий, но справедливый, — втолковывал мне заместитель редактора Володя Антоненко. — Вот давай вместе почитаем твою заметку. Смотри, он заменил это слово на другое, и разве хуже стало? Стало лучше. И тут, и тут… нет, старик, обижаться на Трескунова не надо. У него все мы прошли хорошую школу».

Тот давний эпизод был для меня откровением. Я понял, что нельзя нести в секретариат «сырой» материал, откровенную халтуру — не пройдет. Борис Абрамович не пропустит. Его отношение к слову, к знакам препинания, вообще к русскому языку всегда было святым и трепетным. И такое отношение сохранилось по сей день.

И передалось нам, его ученикам.

А Софья Моисеевна нередко подменяла машинистку. Печатая наши тексты, она не просто стучала по клавишам, а вносила свои поправки, расставляла недостающие запятые, от чего материалы «причесывались», становились лучше. Бывало, сидишь в кабинете, ждешь, когда Трескунова отпечатает твою статью, а она неожиданно появляется на пороге:

«Витя, ты не прав. У этого механизатора отчество не Иванович, а Ильич».

Она знает — это не преувеличение! — как зовут всех лучших доярок и механизаторов района. Потому что за годы своей работы в должности корреспондента-радиоорганизатора не раз произносила их имена по местному радио, у многих брала интервью.

— Разве Ильич? — хватаю трубку телефона и звоню в хозяйство. — Но у меня же в блокноте: Иванович. А на другом конце провода подтверждают, что «мой» механизатор действительно Ильич.

Казалось бы — какое ей дело? Печатай, как написано, автор отвечает за свои слова. Но не такой человек Софья Моисеевна.

Совсем недавно позвонила:

— Вить! Ты знаешь, что скоро Духовщине исполняется 220 лет? Не знаешь? Вот не забудь. Можно рубрику завести.

А ведь она уезжает. Вроде бы, зачем должна болеть голова о том, что городу 220 лет? Но это ЕЕ ГОРОД. Это в нем она прожила всю свою жизнь, и город стал родным, стал частью жизни, и Духовщина будет — и в этом нечего сомневаться — сниться по ночам в далеком «зарубежном» Минске.

В свое время Софья Моисеевна поменялась со мной должностями: ей надо было иметь в предпенсионный год заработок побольше, а мне давно и упорно хотелось освоить радио. Так она стала ответственным секретарем, а я с «Репортером-5» принялся колесить по проселочным дорогам, два раза в неделю общаясь со слушателями: «Внимание, говорит Духовщина!» Моя наставница учила меня работать с микрофоном, щедро делилась секретами непростой профессии.

Непростой — это на самом деле так. Ведь некоторые наши передовые труженики боятся микрофона, как черт ладана, а что делать, если дано указание взять интервью у передовика?

Одно такое указание я получил как-то прямо от первого секретаря райкома А. М. Пахомова (многие, конечно, помнят крутой нрав Александра Михайловича): срочно записать на пленку комбайнера С. Пусть поделится опытом, как добивается высоких намолотов.

Приезжаю на мотоцикле на поле. С. молчит, как партизан. Так, вроде бы, и рассказывает, но только я потянусь за микрофоном, замолкает и… потеет. Бьюсь с ним полчаса и вижу, что ничего не получается. Еду домой не солоно хлебавши.

А тут Софья Моисеевна навстречу. Делюсь своей неудачей. В ответ Трескунова хитро улыбается:

— Знаю я, Витя, этого комбайнера. Есть к нему один ключик. Правда, сама я таким методом не пользуюсь…

Через час, опростав прямо «из ствола» привезенную мною бутылку вина, С. выдает такое интервью, что я потом, монтируя передачу, не перестаю удивляться: до чего же речистый человек!

…Трескуновы прожили большую и трудную жизнь. Многие духовщинцы знают эту супружескую чету, ценят их верность друг другу, их открытость, стремление прийти на помощь даже малознакомому человеку. Я не сомневаюсь, что Софья Моисеевна и Борис Абрамович нежно и трепетно любят друг друга, хотя она нередко подтрунивает над ним, а он не обращает внимания на ее «крутые» высказывания.

Хочу сказать и о том, что Трескуновы, немало натерпевшиеся в свое время от власть предержащих из-за своей еврейской национальности, — не просто семья. Это удивительная семья! Возможно, я раскрываю тайну, но думаю, они на меня за это не обидятся. Софья Моисеевна — приверженица демократических взглядов. Борис Абрамович — стойкий сторонник коммунистической идеи. Казалось бы, как они могут жить под одной крышей?!

А живут. И ничего! Дружно живут. Вот бы всему нашему обществу так — не делиться на «красных» и «белых», а мирно сосуществовать, уважая чужие взгляды, иное мнение. Общество пока не научилось так жить, а Трескуновы — любо-дорого посмотреть. Идеальная пара!

Недавно Борис Абрамович заглянул в редакцию.

— Виталий! Ты не мог бы сделать для меня небольшой подарок?

— ?!

— Бумаги бы мне немного… стандартной. Попробую в Минске заняться литературной работой.

Человеку 82 года. И в этом возрасте он собирается писать книгу. Мой учитель верит в свои силы, знает, чего он хочет в этой жизни, с оптимизмом смотрит в завтрашний день. А мы, не обделенные здоровьем, нередко хнычем по поводу и без повода.

Учитесь у Трескуновых! Как все-таки жаль, что они уезжают…

«Рабочий путь» 25 июля 1996 г.

Памятный знак

И. Цынман

Редактору Духовщинской районной газеты Виталию Петровичу Журавлеву.

В Вашей районной газете и областной газете «Рабочий путь» было сообщение, что Духовщину в июле 1996 года покинула последняя еврейская семья Трескуновых — Софья Моисеевна и Борис Абрамович. Теперь в Духовщине евреев нет.

Кто в Духовщине теперь поверит, что последняя война унесла в «Бабьи яры» почти тысячное довоенное еврейское население Духовщины? Неизвестно, сколько еще в Духовщине было расстреляно евреев пристанционного Ярцева и из эшелонов поездов, застрявших между Смоленском и Ярцевом, из-за внезапного захвата фашистами станции Ярцево.

Самым активным деятелем по увековечению памяти погибших в Духовщине был Борис Абрамович.

Несколько лет он переписывался со мной. В результате его деятельности в Духовщине у кирпичного завода был установлен памятный знак жертвам геноцида. Благодаря усилиям слесаря Смоленского авиационного завода Владимира Шаевича Гуткина была отлита металлическая доска к этому памятнику.

Средства для ее отливки дал смоленский предприниматель Виктор Давыдович Фукс. По доверенности, данной Борису Абрамовичу, доска с завода была получена, а установку памятного знака и благоустройство территории вокруг него взяли на себя кирпичный завод и местные власти.

История установки памятного знака такова. Районные власти, Трескунов и я решили вначале поставить этот знак на бывшем духовщинском еврейском кладбище, куда были перезахоронены тела с карьера кирпичного завода, которые были обнаружены при закладке фундамента. Однако место перезахоронения безвозвратно потеряно. Руководители района, местные жители и я найти его не смогли. Могильные камни с еврейского кладбища после войны исчезли. Они были использованы как строительный материал, а само кладбище оказалось малопроходимым.

г. Духовщина. На фотографии В. Ш. Гуткина открытие 28 мая 1993 г. памятного знака у кирпичного завода на месте расстрела духовщинских и попавших сюда евреев. Второй справа — Борис Абрамович Трескунов, уехавший из Духовщины. Теперь в этом городе евреев нет.

В результате было принято решение установить памятный знак у кирпичного завода, где лежит большая часть трупов расстрелянных евреев. В конце мая 1993 года памятный знак был открыт.

Я всегда, уезжая в Смоленск, был спокоен, зная, что Борис Абрамович вместе с директором кирпичного завода следят за сохранностью этого небольшого памятника.

Теперь, когда евреев в Духовщине не стало, хочу обратиться к коллективу кирпичного завода, духовщинским властям, молодежи, общественности, местным жителям, свидетелю расстрелов Раисе Григорьевне Жариковой с просьбой беречь этот памятный знак, созданный усилиями многих людей. Хотелось бы, чтобы ежегодно в последнюю субботу или воскресенье мая у этого памятного знака чтили память безвинно погибших только за то, что они были евреями или русско-евреями. В 1997 году исполнится 55 лет этому страшному событию.

Хорошо бы местному музею, где я бывал, сделать экспозицию о жизни нацменьшинств в довоенной Духовщине, открыть горожанам забытые имена знатных людей, рассказать в музее и о Трескуновых.

Я видела, как убивали евреев

Р. Жарикова

Я была свидетелем фашистских злодейств в Духовщине. До войны почти четверть населения Духовщины составляли евреи. Некоторые из них, как и немало людей других национальностей, были репрессированы в 1937 году.

Когда немецко-фашистские агрессоры вторглись в Духовщину, они всех евреев сначала согнали в поселок льнозавода, а потом в дома кирпичного завода, которые располагались напротив. Участь еврейского населения с самого начала оккупации была ужасной: голод, издевательства, изнурительные работы. А в 1942 году всех расстреляли. Мне довелось увидеть, как происходила эта зверская расправа над беззащитными людьми.

Стоял теплый летний день. Я ходила в деревню Зимец, чтобы выменять мамину кофточку на молоко для больной бабушки. Я шла домой по проселочной дороге (по большаку ходить было страшно).

Довольная тем, что удалось раздобыть немного продуктов, забыв обо всем, что творилось вокруг, я наслаждалась теплом, ароматом цветов, радовалась жизни.

Вдруг тишину взорвали выстрелы. У карьера, где брали глину для кирпичного завода, я увидела стоящих на краю карьера людей. Их было много. А напротив четверо полицаев с винтовками, нацеленными в головы несчастных, хладнокровно нажимают на спусковые крючки.

И после каждого залпа падали в яму люди. Палачи уничтожали всех евреев, попавших в их руки. Не пощадили и детей. Запомнилась мне десятилетняя Ната, которая приехала из Ленинграда в гости к Гуревичам, жившим неподалеку от нас. Главным палачом, особенно «прославившимся» своей жестокостью, был начальник районной полиции Шершунов (не Шержуков, как ошибочно было напечатано в заметке «Таким оказался фашистский порядок» — «Районная газета» от 20 июня 1992 г.).

Одним из его излюбленных занятий было держать людей в затопленном водой подвале.

Запомнилось потрясение и ужас, которые я испытала, когда увидела, что платье расстрелянной Наты носит девочка, имя которой, по понятным причинам, не стану называть. Это платье и другие вещи были платой за предательство тем, кто служил фашистским оккупантам.

Спастись удалось немногим семьям. В 1942 году были расстреляны также цыгане из стоявшего тогда под Духовщиной большого табора. Очевидцы рассказывали, что их заставили копать траншею. И они работали, не зная, что роют свою могилу…

«Районная газета» г. Духовщина, № 76 от 2 июля 1992 года

Золотое колечко

Б. Трескунов

В Духовщине установлен Памятный знак жертвам фашистского геноцида.

В день свадьбы он подарил жене золотое колечко, на внутреннем ободке которого были выгравированы ее новая фамилия и инициалы. Потом были годы новой счастливой семейной жизни. Росли на радость родителям две красавицы дочери и сын.

Так было до 1937 года, когда «бдительный» сталинский НКВД ухитрился разглядеть в тихом духовщинском парикмахере Вайсмане «врага народа». И он разделил судьбу множества подвергшихся тогда репрессиям людей.

Ему еще повезло. Он избежал «вышки», был приговорен «всего лишь» к десяти годам. А когда вернулся, то узнал, что жену и дочерей казнили фашистские палачи.

Незаживающая душевная рана. Годы как-то приглушили боль. Но однажды, уже в шестидесятые годы, его пригласили в милицию.

Вот что этому предшествовало.

Дети играли в бывшем глиняном карьере кирпичного завода.

Работавший поблизости экскаваторщик Иван Петрович Сафонов увидел в их руках золотое колечко и принес его в милицию. На нем прочитали фамилию человека, известного многим духовщинцам, если не всем. Кольцо, естественно, показали ему.

Это был тот свадебный подарок. Увидев его, Вайсман побледнел и упал в обморок. Его семья вместе с сотнями других евреев Духовщины была уничтожена фашистскими палачами. Перед этим они были согнаны в гетто, где их жизнь была сплошной физической и моральной пыткой. В один из дней 1942 года полицаи с автоматами в руках вывели их на край карьера и зверски убили. Стреляли в упор. Пощады не было никому — ни детям, ни женщинам, ни убеленным сединами старикам.

На этом же месте фашисты и полицаи избивали попавших в их руки военнопленных, многих духовщинских патриотов, боровшихся с оккупантами.

Обо всем этом рассказала на митинге, посвященном открытию на территории кирпичного завода памятного знака жертвам фашистского геноцида, Раиса Григорьевна Жарикова. Ей было в 1942 году двенадцать лет. Некоторые из казней ей довелось видеть самой, о других она знала по рассказам взрослых.

В ее речи, в выступлениях других участников митинга (главы администрации города А. В. Курзовой, слесаря Смоленского авиазавода В. Ш. Гуткина, члена Совета Смоленского еврейского культурного центра И. И. Цынмана, ветерана труда и войны Б. А. Трескунова) звучал призыв чтить память о погибших патриотах нашей Отчизны, помнить о жертвах фашистского геноцида, беречь, охранять братские могилы, памятники.

Участники митинга рассказали о том, как был создан памятный знак. В начале 1992 года в нашей газете была опубликована заметка И. И. Цынмана. В ней он призывал тех, кто был свидетелем геноцида евреев в Духовщине, рассказать о том, как это произошло. Откликнулась Р. Г. Жарикова, ее воспоминания были также опубликованы в районной газете. Результатом этого стали поиски мест казни и захоронений жертв геноцида, работы по созданию памятного знака. Активное участие в них приняли председатель райсовета Г. З. Новиков и И. И. Цынман. Их завершению способствовала А. В. Курзова. Нельзя не отметить большую работу по сооружению памятного знака коллектива кирпичного завода, его директора Н. И. Шкодина.

В трагедии, которая произошла на том месте, где открыт памятный знак, как в капле воды, отразились беды нашего народа в годы Великой Отечественной войны, ужасы оголтелого расизма, геноцида, угрожавшего всему народу. И пусть он, этот скромный знак, напоминает о героическом подвиге Советской Армии, великого русского народа, других народов, спасших нашу отчизну и все человечество от фашистского порабощения.