— Женщины могли бы сражаться наравне с мужчинами. Тем более, что вы только и делаете, что стреляете из-за углов, вместо того чтобы просто избавить нас от этих тварей!
Вандит просто кипела от возмущения. Она была рождена в Казад Думе, и старухе казалась кощунственной даже мысль о том, что ей еще раз придется бежать из собственного дома. Ори открыл было рот, но каркающий голос вновь прервал его:
— Если уж на то пошло, то я стреляю куда лучше тебя. Тебе и в корову с двух шагов не попасть, не только в орка.
Неуместные шутки только разозлили Ори. Но он быстро взял себя в руки.
— Послушайте, женщины! Мне надо сказать нечто очень важное.
Ори перевел дух и продолжил после небольшой паузы:
— Это должны понять все. Многие из вас могут подумать, что богатство Казад Дума состоит в железе, золоте или серебре. Кто-то считает, что Мория — это Большая Мифриловая жила, что начинается прямо у нас под ногами. Но с сегодняшнего дня каждый из вас должен знать только одно. Богатство Мории не в золоте и не в мифриле. Она сама по себе — наше богатство. Это наша родина, наша надежда, наше будущее. Не ради золота, алмазов или мифрила мы пришли сюда.
Ори преобразился, говоря эти слова. Если он начинал свою речь раздраженно, не надеясь на отклик, то теперь с изумлением замечал, что все внимательно слушают его, боясь пропустить и слово. Воодушевляясь, он продолжал:
— Когда-то в Мории жили тысячи гномов. Это были наши отцы, деды, прадеды. И их прапрадеды тоже жили здесь. Они рождались, работали и умирали в Мории. И никто тогда не называл государство гномов — Темной Бездной. Мы будем здесь жить. Здесь еще родятся наши дети. Здесь еще возродится слава гномов. Балин доказал нам, что даже одному подвластны великие дела. И каждый из нас теперь способен совершить то, что раньше казалось выдумкой, мечтой. Мы прогоним орков! Мы искореним зло! Мы будем жить в мире и согласии. Мы достойны этого! Но сейчас каждый из нас должен жить. Не умереть ради славы, а жить ею. И наши потомки должны жить! И поэтому, дорогие наши женщины, я теперь вам, как воинам в армии, приказываю. Вы слышите — приказываю! Вы должны уйти отсюда, к Одинокой горе, к государю Даину. Это ваш долг, ваше задание — и вы должны его исполнить.
Ори остановился, грудь его спирало от нахлынувших чувств. Он вдруг на миг почувствовал себя тем, другим, как… Балин. Государем Мории. Со страхом он осматривал тех, кто слушал его, ожидая возражений, либо насмешек. Но все молчали. После этих слов, простых и пафосных, как речь любого полководца перед битвой, многие вдруг осознали, что Балин пришел сюда с еще меньшим числом воинов-гномов. И каждый почувствовал себя важным, нужным, сильным. Никакие горести и трудности не могут остановить гнома. Да что говорить: чем больше трудностей, тем интересней работа.
— Оин, — произнес Ори голосом, не терпящим возражений. — Пойдешь в сопровождении. Ты страж Ворот, на тебе эта обязанность. В подмогу тебе даю…
Тут гном увидел умоляющие глаза в толпе и выдохнул:
— …Сили. Выдвигаетесь сегодня же. Припасы, пони и все остальное дам. В драки не ввязываться. И прошу тебя…
Ори посмотрел на Неистового почти с мольбой:
— Возвращайся живым.
После ухода женщин и детей гномы собрались в комнате, начинавшейся сразу за троном зала Мазарбул, возле могильного камня Балина.
Золотоискатель Толун и оба его брата настаивали на том, что сокровища Мории нужно вывезти. Их дядя, пожилой каменщик Трори, убеждал оставить мифрил и золото в сокровищнице Дарина.
— Я сумею пройти испытание, — трубным басом доказывал он всем. — Спрячем всё там, а если потребуется — и сами там спрячемся. Закроем все двери в Мории, рассечем орков и вырежем их поодиночке.
— А как мы проведем караван к сокровищнице? Каким путем? Людям теперь нельзя доверять, не говоря уже об эльфах, — совершенно не слушая старика, говорил Олуэн брату.
— А я думаю, как бы поступил Балин в этой ситуации, — вдруг раздался певучий голос. Тартауриль, сидящий на маленькой скамеечке прямо под плитой надгробия, не спеша вышел на свет. Гномы, затихнув, с подозрением уставились на него.
— И как бы поступил Балин? — прервал затянувшуюся тишину Ори.
— Ты правильно говорил, в твоих словах много мужества. Но стоит понять, что в одиночку вам не выстоять.
— Люди предали нас! Где твои соплеменники? Никто не придет, если узнают о Балроге! — сразу раздались выкрики.
Эльф стоял, возвышаясь над всеми, и молчал. Постепенно гномы угомонились и вновь установилась тишина.
— Я знаю, что мое мнение для вас ничего не значит. Но я скажу вам, что сделал бы Балин. Он позвал бы на помощь. Всех, кто сможет прийти. Он отослал бы гонцов в Рохан и Гондор, в Сумеречье и Лотлориен, к Белым горам и Рудному кряжу. Мне вас не переубедить. Поэтому я сам буду вашим гонцом. Уже через два дня я предстану перед владычицей Галадриэль, и буду просить несравненных лучников Зеленого Леса прийти вам на помощь. Из Лориэна полетят гонцы в Гондор, к правителю Денетору. Говорят, он молод и честолюбив, в его жилах течет кровь древнего нуменорского рода, и тяжел меч в его руке. Потом я приду к Белым скалам и передам тамошним гномам просьбу о помощи. Надеюсь, они не откажут соплеменникам, попавшим в беду. По пути я посещу Изенгард. Правитель Ортханка, белый маг Саруман сам из майар. Он сумеет развоплотить Балрога. Рохан тоже получит весточку. Король Тенгель стар, но у него есть молодой сын, Теоден, истинный рыцарь Роханских степей, сильный и доблестный воин. А вам бы неплохо послать гонца к королю Трандуилу, и прежде всего — к Даину, Царю под Горой. Вместе мы сможем одолеть любую силу.
— А Балрог, — продолжал эльф так тихо, что гномам пришлось снова затихнуть, чтобы не пропустить его слова. — Ну и что — Балрог? Оин показал всем, как можно с ним справиться. Не стоит, конечно, думать, что ему удалось победить бессмертное существо. Прислужник Моргота еще вернется. Но к этому времени, надеюсь, победить нас уже не удастся. Но это будет не скоро. Да, не скоро.
Задумчиво и печально произнес Тартауриль последние слова. Но потом вновь вскинул голову.
— Все что нужно от вас — продержаться еще немного. Я думаю, это будет несложно, особенно после того, как вернется Оин. А сегодня я должен выйти на поверхность. Отсюда есть еще выход, не через ворота?
Гномы затихли, переглядываясь.
— Ну? — грозно спросил эльф.
— Есть один, — с видимой неохотой произнес Ори. — Годхи, — повернулся он к гному, у которого вместо обеих рук были протезы. — Покажи господину Тартаурилю выход через Башню.
Калека, до этого спокойно покуривавший в углу, чуть не свалился со скамейки. Тартауриль заметил в глазах Годхи огонек негодования. Но гном ничего не сказал.
«Балин хорошо приучил их к дисциплине», — подумал вдруг эльф. Он понял, что приказ Ори обсуждаться не будет. Его примут как неизбежное, и Годхи (да и любой другой гном) сделает все возможное и даже невозможное для его исполнения.
— Когда выходим? — деловито осведомился эльф.
Годхи только пожал плечами.
— Сейчас, — предложил Тартауриль.
Годхи равнодушно кивнул, но потом спохватился.
— Придется подождать. Я обещал кое-что сделать…
Нолдор почтительно склонил голову. Он понял ход мыслей гнома. Выйти из Мории сейчас сможет далеко не каждый. Вероятно, наш поход будет опасен, размышлял эльф. Годхи хочет предусмотреть даже то, что они могут не пройти… От этой мысли у Тартауриля зачесались ладони, и он непроизвольно положил руку на рукоять меча.
— Пойдем, — подошел к нолдору Ори. — Выберешь кольчугу. Она поможет тебе. Кроме того — снаружи опасно. Можешь попасть в переплет…
— Вряд ли, — покачал головой Тартауриль. — Мое преимущество в стремительности.
— Пойдем, — не отставал гном. — Сначала посмотришь — потом скажешь.
— Ладно, — решил Тартауриль. — Время пока есть.
Годхи вернулся примерно через час. Тартауриль, охрипший от споров с Ори, по возможности сердечно попрощался с гномом. А еще через несколько часов, спустившись на четвертый ярус, Годхи и Тартауриль остановились на площадке перед пропастью.
— И что? — спросил эльф.
Гном досадливо поморщился:
— Подъемник.
За все время после их ухода из подтронной комнаты гном не произнес и десятка слов.
— Что — подъемник? — сказал эльф и шагнул вперед. Пол под ним дрогнул. Это не пол, сообразил Тартауриль. Сейчас они стояли на широкой и толстой стальной плите, нависшей над пропастью.
— Ладно, поехали, — проворчал нолдор, снял с плеча мешок и уселся прямо на него. Годхи прошел в коридор, откуда они пришли, повернулся спиной к эльфу, и, стараясь, чтобы Тартауриль по возможности ничего не увидел, нажал на камень, выступающий из стены.
Когда площадка с сидящим на ней эльфом резво поехала вниз, Годхи прыгнул следом. Уверенно приземлившись рядом с Тартаурилем, он уселся на краю платформы, свесив ноги в пустоту пропасти. Эльф ошеломленно вертел головой. Во-первых, он был уверен, что они поедут наверх, а не вниз. Потом заметил, что вместе с ними движется кусок стены. И даже не один. Только потом, подняв повыше шлем с подаренным Балином самоцветом, Тартауриль понял, что это не стена, а цепь. Огромная, с квадратными звеньями, каждое из которых было размером с небольшую комнату. Заглянув в бездонную пропасть, эльф похолодел. Он, конечно, доверял гномам, и тоже привык к дисциплине. Но он очень не любил неопределенности.
— Не думал, что здесь существуют такие вещи, — как можно изумленней сказал Тартауриль. Гном даже не шелохнулся.
— Куда мы едем? — спросил через минуту эльф.
— Вниз, — произнес гном.
— Это я и так вижу. Но хочу знать — зачем?
— Там есть лестница, — скупо объяснял Годхи. — Она ведет в Башню Дарина. Там увидишь.
— Бесконечная лестница, — как можно равнодушней сказал эльф. Он решил во что бы то ни стало расшевелить своего собеседника. — Подарок эльфов гонхиримам в Древние дни. Я слышал, что вы разрушили ее потом.
Годхи дернулся как от удара.
— Подарок? — возмущенно фыркнул он. — Государь Дарин Бессмертный сам проложил её внутри живой скалы Зиракзигиль!
— Наши предания… — начал было эльф, с усмешкой наблюдая, как начинает вскипать гном.
— Ваши предания — вранье, — без излишних сантиментов рубанул Годхи. Тартауриль только усмехнулся.
«Пусть выпустит пар из-под шлема. А я чего полезное узнаю», — решил нолдор.
— Бесконечная лестница начинается в самых глубинах Мории и идет на Келебдил — самую высокую вершину в Мглистых горах. Я проведу тебя неведанными ходами, а потом посмотрим, как ты сможешь подняться, и еще раз спустится. Вот ужо сам проверишь, как разрушена Бесконечная лестница. Если прежде не испугаешься тварей в подземельях. Там такие обитают, что тебе и в страшных снах не виделись.
— А что, полегче нельзя?
— Да запросто. Лезь опять в световую шахту, а лучше сразу бросайся в Морийский ров.
Тартауриль усмехнулся. Да, он хорошо помнил, как три года назад попытался выйти из Казад Дума не воротами, а через одно из световых окон. Балин его тогда отговаривал, но эльф не слушал.
— Ну скажи мне, сын Фундина, как я могу там заблудится? — в десятый раз спрашивал эльф. — Вот посмотри сам. Видишь? Кусочек голубого неба. Как можно промахнуться? Сейчас зацеплю веревку, возьму кирку, где надо — расширю проход и выйду.
— Я тебе в десятый раз говорю — нельзя в одиночку, — разозлился в конце концов Балин. — Но это твое право. Возьми вот, — гном принялся шарить на поясе, — воды и хлеба.
Гном подал эльфу флягу и небольшой сверток. Тартауриль сначала хотел с презрением отказаться, но потом взял, мысленно выругавшись.
Он ловко забросил веревку с крюком в проем окна, быстро залез. Упираясь в стены руками и ногами, пошел вперед, на свет. Через некоторое время проход стал сужаться, пока эльф не застрял. Ни о какой кирке и речи не шло — стены стиснули Тартауриля со всех сторон. Выбрался он с трудом — мешали странные уступы на стенах. Пошел назад, но потом обнаружил, что находится в небольшом гроте, где можно стоять. Вокруг лежали пыльные свертки, и через мгновенье эльф понял, что это мумифицированные в теплом и сухом воздухе орки. Такое открытие встревожило нолдора. Смутная тревога заставила сердце забиться быстрей. Он теперь с озабоченностью прикидывал, на сколько хватит воды и еды. Впереди издевательски голубел кусочек неба, но шахты, по которой пришел Тартауриль уже не было. «Случайно свернул не туда» — подумал эльф. Вот только по пути Тартауриль не видел никаких боковых ответвлений. Легонько постукивая киркой по стенам, он снова двинулся к свету. Эльф не понял, что заставило его в последний момент бросится назад. Каменная плита впереди колыхнулась, словно живая. Еще мгновенье — и эльф бы провалился в пустоту и темноту. Тартауриль поднял голову, несколько минут озирался, потом медленно двинулся назад. Он вернулся в грот и попытался успокоиться.
Немного посидев на камнях, эльф догадался, что по пути зацепил выступ, который, по всей вероятности, был связан с механизмом, что закрывал тоннель позади. "Надо пробить проход. Рядом первый горизонт. Вода и еда есть. Пробьюсь", — решил эльф. Он ударил киркой раз, второй, третий. С каждым ударом сыпались искры, но на камне не оставалось и царапины. Зато свет пропал — окно бесшумно закрылось. Тартауриль понял, что своими ударами (или, скорее всего — звуками от ударов) отрезал путь вперед. Как это произошло и что это был за механизм — эльфа не интересовало. Удары посыпались на неподатливый камень чаще и Тартауриль услышал щелчок, а потом увидел, как дрогнули стены. Чувствуя, как предательски начинают дрожать руки, он стал ощупывать все, до чего мог дотянуться. На потолке оказался уступ, тронув который, эльф увидел открывшееся в полу отверстие. Нолдор подобрал не тронутый ржавчиной орочий клинок и бросил оружие в зловещую темноту. Очень скоро раздался плеск воды и Тартауриль понял, что с ним случилось бы, скользни он в предательское нутро открывшегося колодца. Стены грота дрожали и почти незаметно смыкались. Воздух стал вязок и почти осязаем.
— Балин! — заорал тогда Тартауриль. — Балин!!
— Ну что? — раздался знакомый голос сверху.
— Заблудился я, — как можно спокойней отозвался эльф, но голос предательски дрожал.
— Вылезай, — сказал Балин и сбросил веревку. Тартауриль не мог понять — сердится Государь Мории или смеется. Некоторое время они шли в полной темноте, потом вышли в освещенную галерею. Балин не колеблясь подошел к стене, тронул её пальцами и открылся проход. Они прошли в грот, гном снова тронул стену. И вновь раскрылся темный зев потайного хода. Эльф едва успевал за своим коротконогим спутником. Казалось, гном идет прямо сквозь камень.
— Как это получается? — пробормотал Тартауриль.
— Я — Государь Мории. Здесь передо мной открыты все двери, — серьезно ответил Балин. Он был в серебристом шлеме без забрала. Обычно Балин не надевал его, а носил в заплечной сумке.
— Понятно, — сказал Тартауриль. — Пока на твоей голове шлем Дарина…
Балин не дал эльфу закончить фразу:
— Ошибаешься, Тартауриль. Я — Государь. Шлем лишь признает меня. Все остальное приходится делать самому, — в подтверждение своих слов гном снял шлем и пошел дальше, все также уверенно раздвигая стены в стороны.
Когда они все-таки выбрались (а идти пришлось довольно долго), Балин повернулся к Тартаурилю и железным голосом произнес:
— Отныне и навсегда ты будешь выполнять только мои приказы.
Эльф гордо задрал голову и фыркнул. Балин продолжал говорить:
— Ты обязан мне жизнью. Я же взял ответственность за тебя, вытащив из световой шахты. Между прочим, это ваше, эльфийское правило, что «мы в ответе за тех, кого спасаем». Но ты, кажется, так ничего и не понял, — гном обернулся и позвал:
— Оин!
Тартауриль не видел, откуда появился Неистовый. Воздух колыхнулся, и Балин отступил на шаг, давая Оину пространство для замаха топором. Тартаурилю, который только что хотел благодарить владыку Мории за чудесное спасение, показалось, что он снова оказался в гроте, а стены продолжают сжиматься. Но там он верил, что сможет выбраться, что помощь придет. Здесь же всё бесполезно. Гном смотрел на эльфа как на надоедливого комара. «Это урок, — понял эльф. — Балин хочет мне показать, что здесь его слову подчиняются не только стены и камни, но даже безумный берсерк-астальдо. У меня есть выбор?».
Нолдор перевел взгляд на Государя Мории и вздрогнул. Балин больше не казался неуклюжим и неповоротливым. Мягкая грация воина скрывалась в невысоком гноме. Глаза смотрели прямо и безжалостно. Эльф за долю мгновения понял, что Балин не обманывал, когда мимоходом обронил, что в одиночку сразил девятерых орков. Тартауриль даже подумал, что Балин сейчас гораздо опасней Неистового Оина. Если с последним Тартауриль был готов померяться силой, несмотря на то, что глазами берсерка смотрел сам Тулкас… Против Балина у эльфа не было ни единого шанса. Нереальность происходящего заставило сердце сжаться. Тартауриль теперь ясно видел то, что было незаметно остальным. Прежнего Балина — не существовало. Перед эльфом стоял истинный Государь.
Многие из гномов-мастеров давно уже признали первенство Балина. Даже Фрар, кичившийся своим виртуозным кузнечным ремеслом, и тот признал, что Балин превзошел его. И угрюмый Годхи-проходчик, и глава гильдии каменщиков — Трори, и многие, многие другие… Сегодня Тартауриль видел, что Государь превзошел даже воина, порожденного Тулкасом.
Молчание затянулось…
— Не надо, — словно против воли произнес эльф. — Для меня великая честь исполнять приказы Государя Мории.
— Хорошо, — все тем же железным голосом проговорил Балин. — Для таких как ты будут написаны правила. Сегодня ты нарушил только одно из них: никогда нельзя идти в неразведанную часть пещер в одиночку. Наказанием тебе будет уборка шестой залы на втором ярусе восточного крыла. Бери метлу и выполняй.
Тартауриль почувствовал, как его подбородок словно против воли снова задирается вверх.
— Для меня великая честь исполнять приказы государя Мории, — повторил тогда изумленный самим собой эльф.
Тартауриль с грустной улыбкой вспоминал эти события. Ори по приказу Балина написал целый свод правил. Тартауриль не нашел в скупых строках ничего лишнего. Это были простые истины — не трогать руками непонятных вещей, не кричать в высоких пещерах, не пить воду из непроверенных источников… Через несколько недель Балин приказал проверить, как эльф усвоил эти правила. Гномы устроили нолдору целый допрос, но тот, выучивший все наизусть, с честью вышел из испытания.
Далеко внизу послышалось мерное скрежетание. Тартауриль посмотрел вниз, но ничего не заметил в темноте. Годхи спокойно поднялся и отошел от края платформы. Скрежет приближался. Постепенно Тартауриль стал разбирать, что внизу проявляются очертания какого-то огромного, медленно движущегося механизма. Если бы эльф не видел все собственными глазами, то никогда бы не поверил, что такое возможно. Это была громадная шестерня, в сотни раз большая, чем любое мельничное колесо, с зубцами высотой в шесть — семь ярдов. У Тартауриля даже не возникало догадок, как гномы умудрились ее отлить, обработать, а потом притащить и закрепить на такой высоте.
— Мы называем это, — Годхи притопнул ногой по металлу платформы, — подъемник Кобольда. В фарлонге от нас, с другой стороны скалы есть такая же шахта, где платформы идут вверх.
— Кобольд это все один сделал? — озадаченно-восхищенно спросил Тартауриль, провожая взглядом уходящую вверх колоссальнуюшестерню.
— Кобольд изобрел этот подъемник, — с усмешкой произнес гном. Тартауриль правильно рассчитал, что Годхи, «выпустив пар», станет гораздо словоохотливей. — Он был одержим идеей создать идеальный подъемник, который бы работал без всякого приложения усилий со стороны. Ты заметил, что мы опускаемся вниз на широкой стороне платформы? Она закреплена на цепи шарнирами, а когда достигает нижней точки, переворачивается и идет вверх торцом. Когда наша платформа пойдет вверх, на ней едва уместится пара вагонеток или десяток гномов. Правда, Кобольду так и не удалось достичь своей мечты. Подъемник не захотел двигаться сам по себе.
— Но все-таки работает, — прищурился эльф.
— Да, конечно, — совсем доброжелательно сказал Годхи. — Раньше наверху жила семья гномов-строителей. Они нашли для Кобольда ручеек, загнали его в трубы, направили падающую воду на лопасти. Ручеек дает едва ли больше дюжины кордов (1 корд — 3,6 м3) воды в день, но этого хватает, чтобы двигать всю махину.
Эльф недоверчиво посмотрел на собеседника. Он почти ничего не понял из слов гнома и не представлял — как и что должно поворачиваться торцами, а также падать на лопасти с какой-то высоты, но на всякий случай спросил:
— Неужто?
— Хватает, — усмехнулся Годхи. — Высота подъемника — три мили с небольшим. Он начинается на втором уровне и заканчивается далеко за девятнадцатым подземным. Вода, падающая с такой высоты, имеет большую силу.
— Откуда ты все это знаешь? — спросил Тартауриль.
Годхи поднял руки, заканчивающиеся протезами.
— Так значит, тебя покалечило, когда ты чинил этот подъемник?
Гном угрюмо кивнул.
— Извини, — сказал эльф. — Тебе, наверно, больно об этом вспоминать…
— Да ладно, — проворчал Годхи. — Я уже привык к новым рукам. Иногда мне кажется, что они даже лучше тех, прежних. Теперь у меня вместо пальцев — целая мастерская. Есть ножницы, клещи, молоток, сверло, шило, даже маленькая горелка. Я не в обиде. Лучше скажи вот что: ты же не спроста затеял этот разговор? Никогда прежде не встречал столь словоохотливого эльфа.
— Да, — согласился Тартауриль. — У меня есть что сказать.
Они вместе присели на край платформы, свесили ноги в пропасть. Эльф медленно начал говорить:
— Понимаешь, вы, гномы, очень странные. Раньше у меня было много друзей среди подгорного народа. А теперь… Вы будто изменились… По крайней мере мне так казалось, пока я не встретил вас… Например, посмотри на Оина. Наверно, он самый великий воин из вашего племени. Или Ори… Такое впечатление, что сама целительница ран Эстэ стоит за его плечом. Помнишь, как мы нашли Тори? Когда я увидел его, то понял, что не в моих силах излечить рану, нанесенную призрачным мечом. Что же сделал Ори? Он перевязал старика, напоил травами, положил в теплую ванну. И Тори через месяц встает на ноги! Мало того, старик пока сам не осознает, что к нему вернулась былая гибкость. По крайней мере, готов поспорить, что боли в суставах Тори больше не беспокоят. А сейчас к нему пришла и сила. Что это — чудо, или на самом деле вам кто-то помогает?
— Никто нем не помогает, — проворчал Годхи. — Балин говорил, наша сила только в нас самих…
— Да, Балин! — воскликнул эльф. — Он прав, как никогда! Взгляни на него! Ему никто не покровительствует — ни Ауле, ниТулкас, ни Эстэ. У меня такое впечатление, что он в них просто не верит. Хочешь знать, во что он верит?
— Балина больше…, - глухо произнес Годхи и замолк. Он старательно, как и все вокруг, продолжал выполнять старый приказ Государя — никогда не говорить слова «нет».
— Балин больше не с нами, — закончил гном.
— Пусть! Но я все равно скажу, — запальчиво произнес Тартауриль. — У него была самая фанатичная, самая неукротимая и самая правильная вера. Он верил в самого себя. Так неистово и исступленно, что заразил этой верой всех вокруг, и вы сами стали фанатиками. Каждый вдруг стал лучшим из лучших: Оин, Ори, братья Лони и Нали… Ведь вдвоем близнецы задержали наступление на несколько часов, сумели перебить сотни врагов. Кто из героев древности мог сделать такое?
Снизу снова раздался унылый скрип и собеседники проводили взглядом очередную громадину-шестерню.
— Я хочу сказать кое-что еще, — продолжал эльф. — Когда мы разговаривали в подтронной комнате, то я смотрел и не видел достойного приемника Балину. Ори не может быть вашим командиром. Так же как и Оин. Им это не под силу.
Годхи угрюмо засопел.
— Я говорю правду, — твердо произнес Тартауриль. — Говорил это вам всем и скажу тебе одному — продержитесь немного до того, как придет помощь. Я понимаю, вы будете доблестно сражаться. Может, на некоторое время сумеете даже отогнать врагов за Морийский ров. Но самое правильное в этой ситуации — затаиться. Мория огромна, затеряться в ней ничего не стоит. Я даже против того, чтобы отсылать женщин и детей. Снаружи опасность больше.
— Мы не прячемся в собственном доме, — сказал гном.
— Годхи! — Тартауриль непроизвольно сжал кулаки. — Послушай каменщика Трори. Он предложил разумное решение. Он хочет спасти то, что есть. Не ввязывайтесь в драки. Вы труженики, а не воины. Дайте мне хотя бы месяц…
— Почти приехали, — пробурчал Годхи и перегнулся через край платформы. Тартауриль вслед за ним тоже посмотрел вниз. Он почувствовал, что воздух стал более теплым и влажным. Эльф ощутил толчок, и в тот же момент гном скомандовал:
— Прыгай.
Тартауриль оттолкнулся от стального пола и приготовился к долгому падению. Но уже через мгновение он оказался по колено в жидкой грязи.
— Здесь входы в мифриловые шахты. Раньше пол был вымощен камнем. Не понимаю, куда все делось, — вполголоса говорил Годхи. — Ты идешь первым. Если что случится, я тебя вытащу. Делать все, что скажу. Глупых вопросов не задавать. Ясно?
— Ясно, — коротко ответил нолдор. Он вспомнил, что Годхи среди соплеменников считался лучшим проходчиком.
«Время разговоров кончилось, — подумал Тартауриль. — Никого убедить не удалось, и опять надежда осталась только на самого себя».
Он безропотно пошел вперед, освещая дорогу самоцветом на шлеме. Годхи подсвечивал сзади фонарем. Вначале было жарко, потом они угодили в холодную грязь, потом пришлось спускаться по отвесной стене. Пару раз они останавливались, чтобы отдохнуть и перекусить, потом вставали и снова шли дальше.
Прошло немало времени, и несколько раз Тартауриль замечал, что они идут не по прямой, но постоянно петляя. Эльф уже был готов возмутиться от такого нелепого времяпрепровождения. Он обернулся, чтобы сказать Годхи, что нечего кружить и плутать, как почувствовал опасность. Она находилась немного впереди, будто застыла на потолке, на стенах, на полу. Темная, мрачная и (нолдор это ясно чувствовал) — очень голодная опасность.
— Замри, — прошипел Годхи. — Это ближайший путь. Не пройдем здесь — неделю обходить придется.
В темноте звякнул металл. У Тартауриля волосы встали дыбом. То, что ждало их впереди, было гораздо сильнее любого оружия. Вновь раздалось клацание — литая, пятидесятифунтовая секира Годхи вошла в специальные зацепы на протезах. Тартауриль всегда недоумевал — как наугримы могут таскать на себе столько металла, но сейчас оружие в руках кряжистого гнома казалось тростинкой перед угрожающей массой впереди.
— Именем Балина, Государя Мории. Я должен здесь пройти, — угрожающе произнес Годхи, отодвинув в сторону эльфа. За плечами гнома взвился плащ — и эльф с изумлением узнал алый плащ Балина. Голос наугрима наполнился тяжкой мощью и непонятной уверенностью.
— И я пройду, — закончил Годхи. Он шагнул вперед. Тьма впереди не шелохнулась.
— Ладно, — прохрипел гном. Тартауриль увидел, как на протезе Годхи вспыхнул огонек.
«… даже маленькая горелка…» — вспомнил нолдор недавний разговор. Тем временем огонек разгорался, превращаясь сначала в факел, а затем — в целый сноп пламени. Годхи уверенно шагнул еще раз, другой.
И странная опасность, окружающая их, дрогнула. Эльф это ясно почувствовал. На смену голодной угрозе пришла неуверенность, а потом и страх. Склизкая масса, не имеющая очертаний, похожая на ожившую болотную жижу, заструилась по стенам, по потолку, по полу, отступая перед пламенем, которое нес Годхи.
— Бежим! — крикнул гном. Словно бы от этого крика огонь на протезе потух. Они побежали, но не назад, а вперед, каждое мгновенье ощущая, как опасность возрождается, как голодная ненависть вновь пытается их задержать. Выдирая ноги из холодной жижи, задыхаясь от смрадных испарений, в отчаянии они бежали до тех пор, пока не почувствовали, что угроза осталась позади. Все это время эльф слышал, как впереди грязно и с ненавистью ругается его проводник:
— Эльфийская немочь! Легких путей и лишних проходов ему захотелось! Засунь эту мразь себе знаешь куда…
Тартауриль и не заметил, как начал ругаться сам:
— Тупоумный гном! Трудностей он не боится! Камнелаз вонючий…
— Отдыхаем! — странным, срывающимся голосом произнес Годхи.
Тартауриль вдруг с удивлением осознал, что слышит в дыхании наугрима прорывающийся смех. Непроизвольно эльф улыбнулся сам, а в следующее мгновенье — засмеялся. Они остановились, загнанные, грязные и уставшие. И тут Годхи не выдержал и захохотал. Тартауриль, упершись в стену обеими руками, тоже запрокинул голову — и смеялся так, как никогда в жизни. До боли в животе, до подгибающихся коленей, до звона в голове…
— Вонючка болотная! — гоготал гном.
— Мразь! — со смехом соглашался эльф.
— Погоди, разберемся наверху, я из тебя понаделаю холодца, — не унимался Годхи.
Тартауриль, задыхаясь, произнес:
— Похоже, что можно сочинять новую пословицу. Что-то вроде: «гном пройдет даже там, где эльф не сможет…».
— У нас уже есть такая, — отозвался Годхи. — Мы говорим: «Где не пройти гному — не пройти никому». Ладно, все, пришли! — пророкотал он, смахивая железной дланью со щеки слезу.
— Где? — завертел головой эльф и увидел ступени. Они поднимались прямо из грязи подземелья и спиралью уходили прямо в соседнюю стену. Тартаурилю хватило одного взгляда, чтобы понять: Годхи говорил правду — Бесконечная лестница была творением гномов.
— Это еще одно испытание, — проговорил совсем серьезно гном за плечом эльфа. — Подъем будет не из легких.
— Я справлюсь, — так же серьезно отозвался Тартауриль. — Скоро я увижу солнце и вдохну свежего ветра. Честно говоря, друг мой Годхи, я буду рад уйти отсюда.
— Ладно, — проворчал гном. — Рад он…
— Постой, а как же ты? — встревожился эльф, с тревогой посмотрев назад, в угрожающую тьму.
— Я проходчик, — гордо ответил гном. — А вот ты… — с сомнением он посмотрел на эльфа.
— Значит, мне придется стать проходчиком, — ответил Тартауриль и подал руку.
Гном настороженно протянул свою культю. Но нолдор не стал жать холодный металл. Он перехватил руку Годхи под локоть, и поразился на мгновенье, что его длинные пальцы не смогли даже вполовину обхватить могучий бицепс невысокого гнома.
— На Бесконечной Лестнице нельзя останавливаться, как нельзя останавливаться на всем пути жизни, — Годхи еще раз с сомнением взглянул на эльфа. — Зря ты не надел кольчугу. Она бы сделала твой путь тяжелей и проще.
С такими странными словами гном повернулся и словно растворился в темноте. Тартауриль остался один. С вздохом он поставил ногу на первую ступеньку…
…Сначала эльф почти летел во мраке. Ступени мелькали перед глазами. Первая тысяча, вторая. После третьей Тартауриль решил перевести дух. Он присел на очередную ступеньку, достал фляжку, раскрыл сумку — маленькая остановка не помешает.
Еще через сотню ступеней Тартауриль почувствовал, что подъем стал легче. Это был уже не подъем, а… спуск — ноги сами несли вниз, эльф прыгал через семь-восемь ступеней. Мысли также весело скакали в голове. Все-таки невозможные существа эти гномы. Спустится в бездну — для того, чтобы подняться на поверхность… Подняться на самый высокий пик Мглистых гор — для этого надо спустится по бесконечной лестнице… Путаница, и сами гномы — путаники, сколько раз можно повторять…
Тартауриль вылетел в грот, в котором он три часа назад прощался с Годхи. Сначала перворожденный протер глаза, потом наклонился — посмотреть следы. Сомнений нет — вот четко пропечатанный след подкованного башмака гнома, вот его собственный… Голова немного кружилась, эльфу пришлось взять себя в руки. Не могло быть такого. Не могли гномы сделали в горе простую петлю. В крайнем случае они бы замкнули её, сделали ловушкой.
«На Бесконечной лестнице нельзя останавливаться», — вспомнил Тартауриль слова Годхи-проходчика. Где теперь калека-гном? Поднимается на подъемнике Кобольда, усмехается в широкую бороду, кутается в украденный с могилы плащ Государя Мории? Но эльф сразу отогнал эту мысль. Он почему-то был уверен, что Годхи поднимается другим путем, через подземелья, по древним коридорам, звоном подкованных башмаков сзывая орков на смерть — чтобы гнусные отродья привыкли разбегаться от одного вида алого плаща. Недаром говорили: там, где замечен плащ Балина — пройти можно без опаски…
«Зря ты не надел кольчугу. Она бы сделала твой путь тяжелей и проще», — это эльф тоже помнил. Сейчас бы он мог сбросить с плеч двадцатифунтовую тяжесть, продолжить путь наверх. Не быстрым шагом — но медленной, неторопливой поступью, не останавливаясь ни на мгновение.
Здесь не было никакой магии — Тартауриль был в этом уверен. Просто когда движение прекращалось, винтовая лестница медленно и бесшумно разворачивалась, чтобы вернуть недостойного путника на прежнее место…
Надо просто сделать шаг. Сколько их было и сколько еще будет? Казалось — что ступени никогда не кончатся. Уже два дня эльф поднимался вверх, но не видел впереди и намека на свет, и ни разу не принесся навстречу легкий ветерок. Дышать с каждым шагом становилось все тяжелей, стены сужались, тьма была бесконечной, как и сама лестница. На третий день Тартауриль почувствовал, что ноги едва слушаются. В какой-то момент эльфу пришла в голову мысль, что гномы посмеялись над ним, что эта дорога все-таки не имеет конца, недаром же и называется…
…Бесконечная Лестница оказалась ровно на одну ступень меньше самой бесконечности…