ОДИН ШАГ ДО ЦЕЛИ Драма в двух частях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

К н я з е в Н и к о л а й В а с и л ь е в и ч, 35 лет.

Н а т а ш а, его жена, 30 лет.

Х а н о в А н д р е й И л ь и ч, 60 лет.

Я с е н е в В и к т о р М и х а й л о в и ч, 45 лет.

А л л а, 22 года.

Р о м а н, 19 лет.

С в е т л а н а, 18 лет.

Г р а ч е в, капитан, сапер.

Д я г е л е в, старшина, сапер.


Время действия — наши дни.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Походный вагончик. Здесь установлена рация.

У микрофона Р о м а н.


Г о л о с. Газопровод? Двадцать первый участок?

Р о м а н. Слушаю вас, Николай Николаевич!

Г о л о с. Роман? Как это ты меня сразу распознал?

Р о м а н. Музыкальный слух.

Г о л о с. Ближе к делу.

Р о м а н. Пока все в норме.

Г о л о с. Что значит «пока»?

Р о м а н. Трехсотметровую трубу, обвешанную чугунными кольцами — для устойчивости, течение здесь бешеное! — уже двинули в реку. Три трубоукладчика и два бульдозера ведут этот дюкер.

Г о л о с. Где начальник участка?

Р о м а н. Ханов Андрей Ильич на переправе.

Г о л о с. Не переправа, а переход. Столько времени газопровод обслуживаешь, а элементарных вещей усвоить не можешь.

Р о м а н. Стараюсь, акклиматизируюсь.

Г о л о с. А кто из водолазов на дне реки за протяжкой дюкера следит?

Р о м а н. Князев.

Г о л о с. Князев? Он что у вас — двужильный?

Р о м а н. Вторые сутки скафандр не снимает, спит, наверное, в нем.

Г о л о с. Ветер у тебя в голове, Роман. Межконтинентальный провод тянем, Азию с Европой стыкуем. А ваш участок сейчас позарез нужен — реку Благодать форсируем! Начальству передай: пусть держат меня в курсе всех дел. Ясно?

Р о м а н. Заделано! (Переключает рацию на другой канал.) Зинуля? Здравствуй, это я, Роман!

Г о л о с. А меня, между прочим, Верочкой зовут.

Р о м а н. Верочка? Ну, знаешь, это судьба!

Г о л о с. Не поняла, кто со мной говорит?

Р о м а н. Роман Перфильев! Анкетные данные потом. Тебе самостоятельный, коммуникабельный в семейной жизни друг нужен?

Г о л о с. Послушайте, я на работе.

Р о м а н. Я тоже. В любовь с первого взгляда веришь? Антона Павловича Чехова читала? «Жена есть жена!»

Г о л о с. Уж не ты ли моей подружке Наденьке в загс идти предлагал?

Р о м а н. Наденьке? Не помню…

Г о л о с. Бога моли, что с тобой по рации говорю, а то бы я тебя крапивой по одному месту отходила, да так, чтобы неделю сесть не смог!


Прием по рации окончен. В вагончик входит А л л а.


Р о м а н. Жрице огня — салют! Как она, сталь-матушка, варится?

А л л а. Водички попить можно? (Жадно пьет.)

Р о м а н. А чего зубы о стакан стучат?

А л л а. Первый раз в жизни дюкер свариваю. Одних швов на трубах с километр…

Р о м а н. Рука у тебя легкая, Аллочка.

А л л а. А ты пробовал?

Р о м а н. А у меня аллергия против всех красивых женщин. При историческом моменте присутствуешь, Аллочка. Газопровод на четыре тысячи километров тянем. Тут уж людской характер поперек рек, и болот, и горных круч! Побереги нервные клетки: к вечеру на том берегу дюкер будет.

А л л а. Твоими бы устами да мед пить…

Р о м а н. Интуиция, помноженная на научное предвидение. У меня все четко запрограммировано! Я тебе сейчас настроение взвинчу. Диск у меня есть, на нем твоя тезка Пугачева записана! Расслабься и замри. (Включает запись.)


Звучит музыка. Входит Х а н о в.


Х а н о в. Это что еще за концерт?

Р о м а н. Извините, Андрей Ильич, женский пол прибыл, вот я и подумал…

Х а н о в. Думать тоже с умом надо. Алла, вы варили последний стык труб дюкера?

А л л а (замирает). Что, брак?

Х а н о в. Ну, ты это слово из своего лексикона выбрось. Всех своих сварщиков по почерку знаю. На плаву сваривала?

А л л а. Ага. Не знаю даже, что на воде так от тока душу трясет.

Х а н о в. Вот и шов получился дерганым.

Р о м а н. У товарища Ханова рентгеновский глаз… Андрей Ильич, извините за нескромный вопрос.

Х а н о в. Ну?

Р о м а н. Вот вы прежде главным инженером были при управлении всех подводно-технических работ такого газопровода! И вдруг стали простым начальником участка. Это ведь все равно что из генералов в лейтенанты.

Х а н о в. Что, в этом качестве я тебя не устраиваю? Включай рацию.


Роман включает.


(Берет микрофон.) Внимание! Говорит Ханов. Участок приступил к прокладке дюкера. Река коварнейшая, но протащить трехсотметровую ленту стальных труб мы должны точно по графику, не отступая на миллиметр от прорытого по дну ложа траншеи. Водолазы, сварщики, крановщики, механики, в добрый час!


В вагончик входит К н я з е в.


К н я з е в. И кому только в голову взбрело назвать эту чертову речку — «Благодать»?! На дне муть, водовороты, лесины затонувшие, коряги. До этого на Балтике служил, там по дну моря в свинцовых сапогах до самой пенсии протопать легче, чем здесь один раз окунуться…

Х а н о в. Князев, почему твои водолазы на технику безопасности плюют?

К н я з е в. Так ведь под водой, Андрей Ильич, на часы не посмотришь и по солнышку определиться трудновато.

Х а н о в. Если еще кто-нибудь из твоих «подводных духов» задержится под водой сверх нормы — влеплю выговор. Строгача!

К н я з е в. Отоспимся потом.

Х а н о в. Ты мне, водолаз, за каждую царапину, за каждый заусенец дюкера головой отвечаешь! Понял? (Выходит.)

Р о м а н. Да, наш старикан не подарочек. Слова доброго от него не дождешься.

К н я з е в. Песни о таких слагать надо. Он из тех, кто в Тюмени нефть нашел.

Р о м а н. За что же его тогда с руководства сняли?

К н я з е в. А его никто и не снимал. В Москву кандидатскую защищать поехал. И защитил! А тут наш газопровод тянуть начали. Ну и не выдержала его ненасытная душа. А место главного инженера занято уже было. Вот и подался сюда — рядовым начальником участка. Так-то вот, Ромочка. (Вдруг засыпает, его словно отключило.)

А л л а. Заснул…

Р о м а н. А ты его не тормоши, сам оклемается.

А л л а. Милый, дорогой ты мой, милый…

Р о м а н. Эх, меня бы так!

А л л а. Что?

Р о м а н. Приголубил бы кто.

А л л а. Какой же ты еще дурачок, Роман… Полюбишь, полюбишь еще…


Слышен шум мотора речного катера.


Р о м а н. Катер пришел. И бабы две на палубе маячат.

К н я з е в (просыпаясь). Что? Кто? Кажется, я задремал…

А л л а. Отоспаться вам надо, Николай Васильевич.

К н я з е в. Эх, кофейку бы сейчас покрепче…

А л л а. Сейчас заварю.

К н я з е в. Спасибо.

А л л а. Николай Васильевич, ведь вы женаты. А почему здесь один? Я бы с ума сошла… Кто ваша жена по профессии?

К н я з е в. Врач. Хирург.


Пауза.


А л л а. Неужели вы не заслужили своего счастья?

К н я з е в. Не знаю. Но не укорачивать же жизнь. Не в смысле прожитых лет. А вот чем они у человека заполнены? Да, вы заворожены своей работой. Ну, а вот когда вас поднимут наверх и снимут скафандр водолаза — вы хоть замечаете земную красоту? Извините, я говорю глупости…


Автоматически включается рация.


Р о м а н (взяв микрофон). Двадцать первый!

Г о л о с Х а н о в а. Князев там?

К н я з е в. Слушаю вас, Андрей Ильич.

Х а н о в. Собирай всех своих «подводных духов», и срочно на переход дюкера!

К н я з е в. Что случилось?

Х а н о в. Тут сам леший голову сломит!

К н я з е в. Иду, Андрей Ильич.

А л л а. И я с вами! Вот весь день что-то предчувствовала, душу что-то мотало…


Князев и Алла покидают вагончик. И сразу же стук в дверь.


Р о м а н. Входите!


Входит С в е т л а н а с дорожной сумкой.


С в е т л а н а. У вас здесь что, так принято — всех приезжих на пороге с ног сбивать?

Р о м а н (восхищенно). Королева, нет, это виденье, Мона Лиза…

С в е т л а н а. Мне нужен Роман Перфильев.

Р о м а н. Господи, да это же я!

С в е т а. Здравствуй.

Р о м а н. Привет и нижайший поклон.

С в е т а. Вот я и прибыла.

Р о м а н. Не понял? Чего-то не усек?

С в е т а. Светлана. Мое имя тебе ничего не говорит?

Р о м а н. Светочка? С семнадцатого участка? (Вскакивает.) Лапонька ты моя!..

С в е т а. Ты же впервые меня видишь.

Р о м а н. А во сне? Ты же мне во сне снилась!

С в е т а. Ну уж что-что, а врать я тебя отучу.

Р о м а н. Я не лгун, я романтик!

С в е т а. Тогда поцелуй мои руки.

Р о м а н. Господи, с чего началась моя семейная жизнь… (Целует.)

С в е т а. А вот теперь я еще подумаю: выходить за тебя замуж или ты того не стоишь?

Р о м а н. Выходить!


Автоматически включается рация.


Г о л о с. Ромочка? Это я с девятнадцатого, Марина!

Р о м а н. Марина? Какая Марина?

Г о л о с. С кем трепался, целый час пробиться не могла? Ромочка, отпуск у меня через неделю, давай махнем к Черноморью, а?

Р о м а н. Товарищ, я на работе.

Г о л о с. Ромка, хватит дурака валять, я ведь и сама к тебе нагрянуть могу, ты мой характер знаешь…

Р о м а н. Мариночка, я женат.

Г о л о с. Женат?!

Р о м а н. И ревнива она у меня, как тигрица.

С в е т а. Трепло…

Р о м а н. Вот, слышишь?

Г о л о с. Чего же ты тогда мне голову морочил: «Холостяк — не пустяк!» Молчишь? Эх, я бы на ее месте всю твою сущность щелоком с персолью промыла?


Рация отключается.


Р о м а н. Сумасшедшая какая-то в эфир ворвалась. Случается.

С в е т а (не сразу). Бабник… Да, из мальчишки мужчину создает только женщина.

Р о м а н. Лепи!


В вагончик входят Х а н о в и Я с е н е в.


Х а н о в. Роман, сгинь, оставь нас одних.

Р о м а н. Понял, Андрей Ильич. Светочка, исчезли!


Роман и Светлана уходят.


Я с е н е в. Андрей Ильич, я шел к вам на катере почти двести верст… А толком мне что-нибудь объяснить можете?

Х а н о в. Толком? Не могу, Виктор Михайлович. Обстановочка такова: левый берег реки обвалился и засыпал подводную траншею. А нам по ней дюкер тянуть надо! Кто прокладывал эту трассу?

Я с е н е в. Я. И это был самый оптимальный вариант.

Х а н о в. Бездарно оптимальный!

Я с е н е в. Ну, знаете ли… Вы просто озлоблены на все и всех.

Х а н о в. А вот это уже интересно. И почему же?

Я с е н е в. Я ваше место занял.

Х а н о в. Главного инженера?

Я с е н е в. На пенсию вам пора. И пенсию заслуженную. Ну, ради чего вы не остались в Москве? Вам же сама судьба расщедрилась — карьеру ученого сулила!


Пауза.


Х а н о в. Старость отметает все лишнее. Понял, что мое место здесь. Ну, хватит об этом.

Я с е н е в. Простите меня, Андрей Ильич. Просто сдали нервы. Ведь это моя первая самостоятельная трасса, первый газопровод! И сразу же такое невезенье.

Х а н о в. Дюкер тянем, как хрустальную вазу. Подождем, что водолазы скажут. Сейчас они траншею исследуют, последствия обвала.

Я с е н е в. А мы здесь будем сидеть у рации и ждать?!

Х а н о в. Можете предложить другое, более разумное решение?

Я с е н е в. Ну, у вас и выдержка…

Х а н о в. Фронтовик. А вам не приходилось?

Я с е н е в. Сопливым мальчишкой был.

Х а н о в. А мне с первого и до последнего дня… И представьте себе, ни единой царапины. А вот контужен был трижды.

Я с е н е в. Служили в инженерных войсках?

Х а н о в. Политрук. Это уже после войны я институт закончил.

Я с е н е в. До чего же мы все так мало знаем друг о друге…

Х а н о в. Хотите добиться успеха? Никогда не бойтесь ошибок.


Включается рация.


Ханов слушает!

Г о л о с К н я з е в а. Андрей Ильич, водолазы докладывают: в траншее вместе с обвалившимся грунтом упал какой-то металлический предмет, возможно, обломок скалы. Разрешите проверить самому?

Х а н о в. Не разрешаю! Двое суток из скафандра не вылезал. Сейчас буду сам. И главный инженер из управления здесь.

Я с е н е в. Идемте, Андрей Ильич!..

Х а н о в. Князев, топай сюда, на связи будешь…

Г о л о с К н я з е в а. Есть, Андрей Ильич, быть на связи!


Ханов и Ясенев покидают вагончик.

В вагончик входит Р о м а н.


Р о м а н. Ушли. Входи.


Входит С в е т л а н а.


С в е т а. Что тут у вас какие-то дерганые?

Р о м а н. По-крупному живем. Здесь у нас мелочей не бывает.

С в е т а. Роман, а почему ты не в армии?

Р о м а н. Неполноценный. Плоскостопие.

С в е т а. А у тебя до меня девушки были? Ну, по-настоящему?

Р о м а н. Была одна со «зверской» биографией. В манекенщицы подалась. А все тонконогие… В общем, ходить по земле надо на крепких ногах!

С в е т а. Ну, и как же ты представляешь нашу с тобой дальнейшую жизнь?

Р о м а н. Завтра же подаем заявление в загс!


Входит А л л а.


А л л а. Князев просил меня подежурить у рации.

Р о м а н. Как нельзя кстати! Аллочка, познакомься — Светочка, моя невеста.

А л л а. Господи, как же вы только на это решились?

С в е т а. Я вас что-то не поняла…

А л л а. Он у нас в штатном расписании числится «хронический жених».

Р о м а н. А вот уж этого я от тебя, Аллочка, не ожидал…

А л л а. Считай, что пошутила. От души желаю вам счастья. И, как говорится, совет вам и любовь!

С в е т а. Спасибо.

Р о м а н. Ну, мы потопали.

С в е т а. Это куда?

Р о м а н. В наш вигвам, в хижину нашу.

С в е т а. А невеста — еще не жена. Я заночую где-нибудь в другом месте.

А л л а. Знаете что, Светочка, идите-ка ко мне, Роман вас проводит.


В вагончик входит Н а т а ш а.


Н а т а ш а. Это двадцать первый участок? Вещи поставить можно? А присесть?

А л л а. А вы, собственно, к кому?

Н а т а ш а. К собственному мужу.

С в е т а. Да это же вы со мной на катере ехали… Ну да…

Р о м а н. Фамилия вашего мужа?

Н а т а ш а. Князев.

А л л а. Что? Кто?

Н а т а ш а. Николай Васильевич Князев.

А л л а. Вы его жена?

Н а т а ш а. Предъявить паспорт?

Р о м а н. Светочка, линяем отсюда…


Роман и Света исчезают.


А л л а. Почему вы не сообщили о своем приезде?

Н а т а ш а. А я любительница сюрпризов. Впрочем, пора нам и познакомиться: Наташа, Наталья Сергеевна Князева.

А л л а. Алла.

Н а т а ш а. Я тут мельком заметила: у вас есть медицинский пункт.

А л л а. Врач бывает по вызову, здесь болеть некогда.

Н а т а ш а. Понимаю, в такую Тмутаракань вряд ли кого на стационар заманишь… Ну, а все-таки, где я могу найти Николая Васильевича?

А л л а. Он на переправе, у дюкера.

Н а т а ш а. И что же, нельзя его вызвать?

А л л а. Нельзя.

Н а т а ш а. Роскошная ситуация… Простите, а вы кем здесь будете?

А л л а. Сварщица.

Н а т а ш а. А я почему-то подумала, что вы повариха. Кровь с молоком… Аллочка, вы уж позвольте мне вас так называть, что заставило вас, молодую, интересную женщину, прописаться в этой болотной глуши?

А л л а. Люблю.

Н а т а ш а. Что?

А л л а. Кого.

Н а т а ш а. А вот это уже интересно…

А л л а. Вашего мужа.


Пауза.


Н а т а ш а. Ну, если это шутка, то она не очень остроумна.

А л л а. Он отвык от вас.

Н а т а ш а. Отвык?

А л л а. Мужчина требует к себе внимания, он не терпит одиночества.

Н а т а ш а. И вы что же, скрашивали его жизнь? Господи, не смешите меня…

А л л а. Я люблю его!


Пауза.


Н а т а ш а. Да, я, кажется, приехала вовремя… Ну, что ж, могу вас утешить: мы с Николаем Васильевичем уезжаем. Завтра же!

А л л а. Нет, он не сможет, он не бросит здесь все теперь, сейчас…

Н а т а ш а. Сможет. Незаменимых людей нет… Ну, а теперь, извините, я устала с дороги. Покажите мне, где живет Николай Васильевич.

А л л а (вдруг). А ведь вы не любите его.

Н а т а ш а. Вот как? Достаточно того, что он меня любит.

А л л а. Вы же разумная женщина…

Н а т а ш а. И что из этого следует?

А л л а. Уезжайте одна. Так ему и вам будет легче.

Н а т а ш а. Да вы сумасшедшая.

А л л а. Жить вдвоем и не видеть, не знать, не чувствовать друг друга… Чего ради? Я сделаю его счастливым. И не думайте, что я так самоуверенна.

Н а т а ш а (не сразу). Вы были с ним близки?

А л л а. Простите, но я слишком уважаю себя и вашего мужа.

Н а т а ш а. Возвышенная платоническая любовь… Ну, а я, может быть, и не так пылко, но тоже люблю его, по-своему. Что же делать? Знаете, Аллочка, я действительно устала с дороги и еле держусь на ногах. Где живет Николай Васильевич?


Входит К н я з е в. Еще не замечая Наташу, он направляется к рации.


К н я з е в. Алла, срочно передай: ночной смене водолазов, компрессорщиков, дизелистов — всем явиться на вахту! Ты что, меня не слышишь? Остановлена протяжка дюкера, мы споткнулись о какую-то преграду!

А л л а. Николай Васильевич, к вам приехала жена.


Включает рацию. В дальнейшем она передает сообщение, повторяет его.


К н я з е в. Наташа?!

Н а т а ш а. А ты меня даже не заметил… Я что, так изменилась?

К н я з е в. Ты, как всегда, верна себе — неожиданность во всем. Здравствуй!

Н а т а ш а. А ты возмужал, и виски посеребрило инеем, стал настоящим мужчиной. Ну, обними же меня.

А л л а. Николай Васильевич, погодка портится — стелется туман.

К н я з е в. Этого нам сейчас только и не хватало…

А л л а. Я вам больше не нужна? Так я пошла. (Уходит.)

Н а т а ш а. Николай, я так соскучилась по тебе. Два года замужем, а вместе были считанные дни.

К н я з е в. Сам стал забывать, как звучит твой голос, какую ты носишь прическу, цвет твоих глаз…

Н а т а ш а. И что же, во всем этом виновата одна я?

К н я з е в. Жизнь, сама жизнь. Живем взахлеб, оглянуться некогда. Да я об этом и не жалею. А ты?

Н а т а ш а. Нет, я без тебя отсюда никуда не уеду. Слышишь, не уеду!

К н я з е в. Значит, насовсем?

Н а т а ш а. Насовсем.

К н я з е в. Ох, как я ждал от тебя этого слова…


Пауза.


Н а т а ш а. А ведь тебя вспоминают.

К н я з е в. Кто?

Н а т а ш а. В Ленинграде. На Балтийском судостроительном. И ценят. И надеются, что к ним вернешься.

К н я з е в. Вот закончим трассу и махнем с тобой в город на Неве.

Н а т а ш а. Когда?

К н я з е в. Осенью. Обещаю.

Н а т а ш а. Николай, меня отпустили с работы всего на одну неделю.

К н я з е в. На неделю?

Н а т а ш а. И этого нам вполне достаточно, чтобы оформить твое увольнение, собраться и уехать. Ведь ты у меня на подъем легкий.

К н я з е в. Наташенька, каждую нашу встречу ты начинаешь с кавалерийских атак…

Н а т а ш а. Ну, а если я больше не могу? Вот так, при живом муже остаться соломенной вдовой. Знаешь, а ведь я начала курить. Что ты молчишь?

К н я з е в. Здесь у нас есть медицинский пункт. И он прекрасно оборудован.

Н а т а ш а. Ты предлагаешь мне бросить хирургическую клинику, отделение, которым я заведую? Николай, ну, ей-богу, мне сейчас не до шуток.

К н я з е в. Наш газопровод будет закончен раньше. Уверяю тебя. И тогда…

Н а т а ш а. Тогда ты перекинешься на другой. Как это было уже не раз. А твой заочный институт? Ведь ты уже перешел на второй курс!

К н я з е в. Прости, у каждого есть долг.

Н а т а ш а. Хочешь остаться недоучкой?

К н я з е в. Только кретин в наше время думает, что без высшего образования он ничего не достигнет «высшего» в жизни, что он не человек…

Н а т а ш а. У тебя удивительные способности отравлять существование своим близким. Твоя мать каждую ночь видит тебя во сне, не забывай о ее возрасте.

К н я з е в. Вызовем ее сюда.

Н а т а ш а. Перестань! Ну, почему я должна быть лишена всего того, на что имеют право все жены, ну, почему? А у тебя самого-то что за жизнь? Жалкий кочевник двадцатого века!


Пауза.


К н я з е в. Наташенька, ну, потерпи еще немного. Прошу тебя…

Н а т а ш а. А во имя чего? Уходят лучшие годы, все просачивается как песок между пальцами. Или ты думаешь, что на меня не засматриваются другие мужчины?

К н я з е в. Откуси себе язык!

Н а т а ш а (не сразу). Николай, я сказала тебе не все.

К н я з е в. Что? Я спрашиваю, что еще?!

Н а т а ш а. У нас будет ребенок.


Пауза.


К н я з е в. С ума сойти можно… Родная ты моя, солнышко мое!

Н а т а ш а. Хочешь, чтобы он рос без отца?

К н я з е в. Ты что такое городишь…

Н а т а ш а. А вот теперь решай, все сам решай! (Выходит, хлопнув дверью.)

К н я з е в. Отец, будущий отец…


Входят Х а н о в и Я с е н е в.


Х а н о в. Князев, объяви по рации: «Всем, всем, всем! Кто на плаву и в непосредственной близости от подводной трассы!»

К н я з е в. Что дальше?

Я с е н е в. На дне реки дюкер натолкнулся на затонувшую авиабомбу.

К н я з е в. Авиабомбу?

Х а н о в. Подарочек со времен Отечественной войны…

Я с е н е в. Срочно вызывайте саперов. Срочно, срочно!


Гаснет свет. Звучит тревожная музыка. Голоса людей. Скрежет машин. Постепенно все звуки затихают. Свет загорается вновь.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Тот же вагончик. В вагончике Х а н о в, Я с е н е в, Р о м а н и капитан Г р а ч е в.


Х а н о в (устало). Докладывайте, капитан Грачев.

Я с е н е в. Да не тяните вы душу!

Г р а ч е в. Бомба эта немецкого производства, образца 1942 года, фирма, выпустившая ее, нам пока неизвестна.

Р о м а н. Немецкого?.. Нашла куда приткнуться, стерва!..

Х а н о в. Цыть, Роман…

Г р а ч е в. Вес ее около пятисот килограммов. Пролежала она в земле около сорока лет. Корпус, естественно, проржавел, разъеден коррозией, и в любую минуту она… В общем, она подлежит немедленному уничтожению. На месте!

К н я з е в. Как на месте? Там же проходит дюкер!

Г р а ч е в. Она не транспортабельна.

Х а н о в. Стоп, стоп, сапер. Ведь эта дура в пятьсот килограммов при взрыве вдребезги разнесет не только наш дюкер, но и все, что есть на левом и правом берегу реки. А ты представляешь, капитан, что такое переход реки Благодать? Это же уникальнейший строительный участок.

Я с е н е в. Межконтинентальный газопровод тянем!


Пауза.


Г р а ч е в. Иного решения я предложить не могу. Его просто нет.

Х а н о в. Сколько лет ты служишь в армии, капитан?

Г р а ч е в. Семь, а что?

Х а н о в. А я по стройкам мотаюсь двадцать семь. И такое за свою жизнь повидал, такого хлебнул, что понял: безвыходных положений в нашем деле нет и быть не может! Вот ты, сапер. Представь себе кровеносную артерию, а это и есть наш дюкер, а кто-то взял и перерубил ее топором. Да, разметал все к чертовой матери! Пойми ты, голова, на левом и правом берегу реки трубы газопровода уже сварены и уложены в траншеи. Где на десятки, а где и на сотни километров. И все это в точном, ювелирном расчете на стыковку с нашим дюкером. И все это должно замкнуться именно здесь. Здесь, сапер!

Г р а ч е в. Проложите новый дюкер.

Х а н о в. Эх, сапер, по этому маршруту его уже не проложишь, все взрывом будет исковеркано. Строить в стороне заново? А ты знаешь, капитан, что такое новый дюкер? Это же вновь найти оптимальный вариант трассы, вновь пробить ложе но дну реки, выкопать из траншей уже сваренные узлы газопровода, вновь изгибать их, наращивать, да так, чтобы они миллиметр в миллиметр притерлись к новым стыкам. Это же адова работа! Ну, а время? А средства? А план?!

Я с е н е в. С нас за это голову снимут! И будут правы.

Х а н о в. Можно, конечно, рассудить и так: страна у нас богатая, ее на все хватит…

Г р а ч е в. Андрей Ильич, я все понимаю, но обстановка исключительная. Поймите же и вы меня. Ваш дюкер передней головкой плотно лег на эту чертову бомбу, и теперь ее ничем не извлечь оттуда, не оттащить, чтобы взорвать в безопасной зоне!


Пауза.


Х а н о в. Роман, что это у тебя там по рации проклевывается?

Р о м а н. Классика какая-то…

Х а н о в. Включи погромче.


Роман включает громкость.


Увертюра к опере «Сорока-воровка»… В дни Отечественной войны эту вещь почти каждый день исполняли… Дух наш она поднимала, как и песня «Вставай, страна огромная…». Мда.


Входит А л л а.


А л л а. Николай Васильевич, я проводила вашу жену, она устроена.

К н я з е в. Спасибо, Аллочка.

А л л а. Наверное, это ее счастье, что она ревнует вас к кому-то. И не понимает, вернее, не хочет понять, что здесь сейчас происходит…

Я с е н е в. А сами-то вы понимаете? Лично я жду только чуда. Чуда!


Пауза.


Х а н о в. Ну, а если приподнять дюкер?

Г р а ч е в. Поднять такую махину?

К н я з е в. Разумеется, не весь. А подвести стальной трос под ту головку, что лежит на авиабомбе, и освободить ее для транспортировки в безопасное место.

Г р а ч е в. Но ведь это десятки тонн сваренных в одну нить труб. А если они при подъеме сорвутся? Да просто возникнет трение дюкера о корпус проржавевшей авиабомбы или о стальной трос? А ведь подводить трос должны будут люди. Вы представляете себе последствия?

Х а н о в. Погоди, сапер, погоди… А ведь на этой твоей мыслишке, Князев, стоит споткнуться…

Г р а ч е в. Товарищ Ханов, я понимаю, что каждый руководитель хочет видеть то, что желает видеть… Но я полагаю, что разговор здесь идет о вещах серьезных и с серьезными людьми. Кто же рискнет заводить стальной трос под носом у пятисоткилограммовой бомбы? Способной взорваться в любую секунду! Я своим саперам такой приказ отдать не могу.


Входит Д я г е л е в.


Д я г е л е в. Товарищ капитан!

Г р а ч е в. Слушаю вас, товарищ Дягелев.

Д я г е л е в. Разрешите приступить к обезвреживанию взрывоопасного объекта?

Г р а ч е в. У вас все в норме, все выверено?

Д я г е л е в. Сапер ошибается только один раз, товарищ капитан!

К н я з е в (вдруг). Я заведу трос!

Я с е н е в. Что?!

Х а н о в. Ты?

К н я з е в. Я водолаз первой статьи. И я возглавляю здесь все подводные работы.


В вагончик входит Н а т а ш а, она с чемоданом.


Н а т а ш а. Прошу извинить меня за вторжение. Николай, я решила не распаковывать свой чемодан. Пока не услышу от тебя определенного ответа.

К н я з е в. Наташенька, дорогая, здесь у нас серьезный, деловой разговор…

Н а т а ш а. Товарищ Ханов, вы руководитель этого участка?

Х а н о в. А вы, простите, кто будете?

Н а т а ш а. Наталья Сергеевна Князева. Его жена.

Я с е н е в (встает). Извините, хотел бы познакомиться с вами в более благоприятной обстановке. (Целует ее руку.)

Н а т а ш а. Здесь закурить можно?

Х а н о в. Пожалуйста. (Щелкает зажигалкой.)

Н а т а ш а. Мой муж уезжает отсюда. Вместе со мной. Вертолет, если чему-нибудь здесь еще можно верить, придет по расписанию?

Х а н о в. Час от часу не легче…

К н я з е в. Наташа, прошу тебя, не время да и не место выяснять здесь наши семейные отношения.

А л л а. Наталья Сергеевна, да вы присядьте.

Р о м а н (вмешивается). И погодка нелетная, туман, собственной вытянутой руки не видно…

К н я з е в. Андрей Ильич, повторяю: стальной трос под дюкер я берусь завести.

Х а н о в. Поостынь, Николай Васильевич, не горячись…

К н я з е в. А кто лучше меня здесь подводное царство знает? Кто прорубал эту траншею для дюкера?

Г р а ч е в. Извините, но никого из посторонних в опасную зону я допустить не могу, не имею права. Такова инструкция.

Я с е н е в. Это кто посторонние, мы — посторонние?!

Г р а ч е в. Я человек военный и подчиняюсь дисциплине.

Д я г е л е в. Разрешите выполнять?

Х а н о в. Погоди, старшина, не суетись… Капитан, ты человек военный, а ведь и здесь сейчас передовая. Фронт! Я всем своим существом, нутром чувствую: можно спасти дюкер. Можно. Неужели у тебя, сапер, интуиция не срабатывает? Какой же ты тогда сапер?

Г р а ч е в. Рисковать сломя голову — это не входит в мои обязанности.


Пауза.


Я с е н е в. Так, значит, капитан, будем рвать дюкер? А ведь за это всех нас анафеме предадут, нам потомки плеваться вслед станут.

К н я з е в. Послушай-ка, сапер!

Г р а ч е в. Слушаю.

К н я з е в. А ты закрой на все глаза, и на свою инструкцию тоже. И ты, старшина, вроде бы ничего не слышал.

Д я г е л е в. А уж это как прикажет начальство…

К н я з е в. Представь, капитан, что мы сами до твоего нашествия всю эту операцию провернули? А ты оказался перед совершившимся фактом.

Г р а ч е в. Какую операцию?

К н я з е в. Дюкер от бомбы освободили… А тебе уже ничего не оставалось, как извлечь ее и оттащить в сторону.

Х а н о в. Между прочим, Николай Васильевич, я своего согласия тебе еще ни на что не давал.

Н а т а ш а (вдруг). Простите, Андрей Ильич, наверное, я что-то не понимаю, но то, что я сейчас здесь услышала… речь идет о какой-то рискованной операции. И ты, Николай, готов на это пойти?

К н я з е в. Наташа, повторяю, у нас здесь мужской разговор.

Н а т а ш а. Пока еще я твоя жена.

Г р а ч е в. Товарищ старшина…

Я с е н е в. Погодите, капитан! Погодите. Но если существует хоть какая-то возможность спасти дюкер? А, Ханов?

Х а н о в. Ну, вот что, решить этот вопрос один я не имею права, ни гражданского, ни морального.

Г р а ч е в. Еще раз напоминаю, товарищ Ханов, в любую секунду обстановка может сложиться совершенно непредвиденная, и времени у нас в обрез.

А л л а. Господи…

Я с е н е в. Итак, ваше окончательное заключение, капитан?

Г р а ч е в. Взрывать вместе с дюкером.


Пауза.


Х а н о в. Как же это мы, бесшабашные головы, раньше не заметили, проглядели целую гору взрывчатки?

Я с е н е в. Не было тогда авиабомбы на дне реки!

Х а н о в. Она что же, теперь с неба свалилась?

Я с е н е в. Именно свалилась с обрывистого берега. Когда ваши тяжелые бульдозеры стали тянуть дюкер, берег и осыпался, а с ним и эта проклятая бомба. А ведь оставался всего один шаг. Всего один шаг до цели!


Пауза.


К н я з е в. Мне нужен один помощник, всего один водолаз.

Н а т а ш а. Николай, ты сошел с ума…

К н я з е в. Прошу считать это мое заявление официальным и абсолютно добровольным.

Я с е н е в. А на скамью подсудимых сяду я?!

К н я з е в. Андрей Ильич, или рвать дюкер, или дать мне «добро» — третьего ведь тут не дано.


Пауза.


Н а т а ш а. А вы, все здесь присутствующие, так спокойно реагируете на его бред?

К н я з е в. Наташа, ты подожди меня в вагончике. А лучше, пожалуй, погуляй в лесу. Я скоро приду.

Н а т а ш а. Бродить по лесу одной в такие минуты? Ты удивительно чуток и внимателен…

А л л а. Наталья Сергеевна, я пойду с вами.

Н а т а ш а. Вы, со мной?

А л л а. Здешний сосновый бор прелесть. И исхожен нами вдоль и поперек.

Н а т а ш а. Благодарю вас, но, простите, я не успела уяснить: вы замужем?

А л л а. Нет.

Н а т а ш а. Вот когда у вас будет муж, тогда вы станете петь иные песни.

Х а н о в. Виктор Михайлович, каково же ваше решение?

Я с е н е в. Мое? Вымаливаете у меня отпущение всех грехов? Я не поп, а был бы папой римским — канонизировал водолаза Князева в святые!

Г р а ч е в. Товарищ Ясенев, ни один сапер, никто ничего иного предложить вам не сможет. К сожалению, не сможет.

Х а н о в (не сразу). Капитан Грачев, там, на Западе, некоторые только и ждут, чтобы мы здесь, на газопроводе, шею себе свернули. Патриотизм у тебя есть? Гордость за свою страну имеешь? Имеешь… Раскинь-ка своим светлым умом, сапер.


Пауза.


Г р а ч е в. Дьявольщина вытанцовывается какая-то. Я и мои саперы оказались «козлами в отпуске», в смысле козлами отпущения. А вы все смотрите на меня и ждете чуда!

Я с е н е в. Чуда, товарищ капитан, чуда!

Г р а ч е в (не сразу). В данной ситуации я могу распоряжаться лишь собственной судьбой.

К н я з е в. Ну, молодец!.. Пошли, капитан, вдвоем пошли!

Н а т а ш а. Что? Ни за что… Нет, Николай, ради всего святого, ради меня, теперь уже ради нас…

К н я з е в. Наташа, ты все слишком преувеличиваешь… Бомба эта пролежала в земле уже более сорока лет, потерпит и еще несколько часов. Разве я не прав, сапер?

Г р а ч е в. Возможно.

Н а т а ш а. Возможно! А мне нужен живой муж, а будущему ребенку живой отец!

А л л а. Что?!

Н а т а ш а. Умейте сдерживать свои страсти, Аллочка. Я его законная жена.


Пауза.


Х а н о в. Ну, вот что, Николай Васильевич, добровольцы найдутся и без вас. Если это будет крайне необходимо.

К н я з е в. Андрей Ильич, вы предлагаете мне отсидеться в кустах, на тихом бережку? Пошлете кого-то другого? Ну, а вы бы на моем месте? Вы бы как поступили?

Н а т а ш а (встает). Ну, с меня довольно, хватит. Николай, я уезжаю. И запомни: это наша с тобой последняя встреча.

К н я з е в. Наташа…

Н а т а ш а. Прости меня! Прощай. (Выходит, хлопнув дверью.)

А л л а. Николай Васильевич, не оставляйте ее сейчас одну! Господи, как все это нелепо, нет — ужасно. (Выскакивает следом.)

Г р а ч е в. Простите меня, товарищи, но мы теряем драгоценное время.

Х а н о в (не сразу). Время… Что значит — время? Тут на чашу весов поставлена человеческая жизнь. А какой ценой это измеришь?

Д я г е л е в (кашлянув). Товарищ капитан, а обо мне вроде бы здесь совсем забыли…

Г р а ч е в. Не забыл, Дягелев, не забыл. Ну, вот что, старшина, всех посторонних из опасной зоны вымести чистой метлой. Ясно? Ты все понял?

Д я г е л е в. Ясно, товарищ капитан!

Г р а ч е в. Выполняйте.

Д я г е л е в. Есть, товарищ капитан! (Выходит.)

К н я з е в. Андрей Ильич!..

Х а н о в. Нет, Князев, нет.

К н я з е в. В человеческом языке не существует более зловещего слова, чем «нет»! Оно губит, душит все, что имеет право на жизнь…

Х а н о в. А ты понимаешь, на что идешь?

К н я з е в. Андрей Ильич, я водолаз. И сын мой, когда родится, водолазом станет. Обещаю. Ведь кто-то сказал: «Нет большей радости, чем когда человек знает, ради чего он живет!»

Я с е н е в. Да, вихри, одни вихри вокруг нас…


Пауза.


Х а н о в. Помню на фронте: кажется, уж совсем безвыходное положение, одни убитые, другие контуженые, а ведь вставали и в атаку шли. Шли!


Молчание.


Я с е н е в. Андрей Ильич, ты хочешь, чтобы я санкционировал эту акцию?

Х а н о в. А санкция здесь не нужна, тут душа нужна, вера в человека.

Г р а ч е в. Здесь у вас скафандр лишний найдется? Я ведь тоже когда-то подводником был, служил на флоте.

К н я з е в. Эх, капитан, обнял бы я сейчас тебя так, чтобы косточки хрустнули, да расцеловал… Андрей Ильич, ну, дайте же нам «добро»!


Гаснет свет.

Врывается тревожная музыка. Все стихает. Загорается свет. Тот же вагончик. В вагончике Р о м а н и С в е т л а н а. Роман у рации.


С в е т а. Роман, можешь ты мне толком объяснить, что здесь происходит?

Р о м а н. Толком? Один лишь водяной толком объяснить может. И тот заикаться начнет.

С в е т а. Господи, и угораздило же меня в такое время приехать!..

Р о м а н. Вовремя, в саму точку! Чего ты на меня так воззрилась?

С в е т а. Пытаюсь представить себя твоей женой…

Р о м а н. Ну и что, как?

С в е т а. Молод и глуп ты.

Р о м а н. Повзрослею, поумнею, поседею — это все впереди.

С в е т а. А если бомба взорвется? Ну, вот сейчас?! А там Князев и капитан Грачев?

Р о м а н. Светик-пересветик, тут и без тебя голова кругом.


Пауза.


С в е т а (вдруг). Нет, не любит она его.

Р о м а н. Что? Кто? Кого?

С в е т а. Жена Князева. Я бы ни за что не пустила.

Р о м а н. Князева? Ну, ты даешь… Он же фронтовик.

С в е т а. Воевал? Такой молодой?

Р о м а н. В мирные дни фронтовик.


Пауза.


С в е т а. Ну, а ты-то чего здесь? На трассе чего ради?

Р о м а н. А тут не соскучишься, тут каждый день на другой не похож, одно за другим наваливается. Не знаешь, что тебя через сутки ждет, через час, через минуту. Дух захватывает! Вот и ты ко мне точно с неба свалилась.

С в е т а. Что? Я свалилась?!

Р о м а н. Судьба, не ропщи, сама судьба.

С в е т а. Шалый ты какой-то… Предки у тебя живы-здоровы?

Р о м а н. Слава богу. Они от тебя без ума будут.

С в е т а. А может, не ко двору придусь?

Р о м а н. Ты только делай вид, что меня любишь.

С в е т а. А знаешь, вот таких и любят. Сама не знаю за что. А ты меня обижать будешь?

Р о м а н. Буду. Ради только того, чтобы видеть эти… чуть-чуть молящие о чем-то глаза. На руках носить буду.


Целуются.

В вагончик входят Х а н о в, Я с е н е в и Д я г е л е в.


Х а н о в. Опять тут посиделки?

Р о м а н. Андрей Ильич, рация все время на приеме, и я присох к ней.

Я с е н е в. Молчат?

Р о м а н. Будто воды в рот набрали.

Д я г е л е в. Типун тебе на язык, балабол!

Р о м а н. Ша, онемел, целый год языком ворочать не стану, лишь бы живы-здоровехоньки всплыли… Глух и нем.

С в е т а. Мне только еще глухонемого и не хватает…

Р о м а н. Андрей Ильич, а это моя будущая жена.

С в е т а. Светлана.

Х а н о в. Ну что же, примите мои поздравления.

Я с е н е в. И держите его в ежовых рукавицах.

Х а н о в. А сейчас оставьте нас одних.

Р о м а н и Светлана исчезают.

Я с е н е в. Двадцать пять минут, как под воду ушли, и до сих пор словно отрубились…

Д я г е л е в. А ведь мой капитан сегодня свой тысячный взрывоопасный объект разминирует.

Х а н о в. Тысячный?

Д я г е л е в. Только под одной Москвой двадцать пять снарядов и шесть авиабомб.

Я с е н е в. Мда, профессия…

Д я г е л е в. Сестренка его, младшенькая, в лесу на мине подорвалась в Белоруссии. С тех пор клятву себе дал.

Х а н о в. Семья у него есть?

Д я г е л е в. Жена раскрасавица и двое мальчиков-близнецов. Белобрысые, веснушчатые, все в отца.


Пауза.


Я с е н е в. Что же они молчат?! Андрей Ильич, может, нам самим их запросить?

Х а н о в. Не суетись, Виктор Михайлович, не дергай людей, им сейчас не до болтовни.

Д я г е л е в. В обнимку со смертью в жмурки играют. Мда. Ситуация.


Молчание.


Я с е н е в. Андрей Ильич, я ведь догадываюсь: во всем происшедшем вы меня обвиняете. Трассу-то я прокладывал. Да, считал, что это оптимальный вариант. И готов нести за все ответственность!

Х а н о в. И за войну, и за эту чертову бомбу тоже?

Я с е н е в. А, не утешайте, лучше пошлите меня ко всем чертям, прокляните. Я всех подвел. Я!

Х а н о в. Нервишки у вас пошаливают, нервишки.

Я с е н е в. Думаете, не знаю, кто меня рекомендовал на пост главного инженера, кто пододвинул мне кресло, в котором я теперь восседаю? Вы, Андрей Ильич?! Когда в Москву уезжали. А теперь вы мой подчиненный, и я подложил вам такую свинью. Ирония судьбы!

Х а н о в. Виктор Михайлович, за все случившееся здесь на участке ответственность несу только я. Один я.

Я с е н е в. Нет уж, увольте. Да, вначале я струсил, мужества не хватило. Вы все на себя взяли. Презираю себя за это.

Х а н о в. В тот момент всем здесь распоряжались не мы. Князев и капитан Грачев.

Я с е н е в (не сразу). А я бы не смог. Ну почему? Неужели бы и на фронте не смог?!

Х а н о в. Там смогли. А страха только полоумные не чувствуют.

Я с е н е в. Спасибо, утешили. Знаете, что самому себе противно? Такие, как я, и добиваются всего в жизни: квартира пятикомнатная, кооператив для деток, автомашина, дача собственная… Плывем на лихой волне завоеванной кем-то победы.

Х а н о в. Ну уж зачем так-то самоуничижительно…

Я с е н е в. Нет. Вот сейчас все это честно. И раз уж я с вами, как говорится, во хмелю откровения, признайтесь, Андрей Ильич: старость — это похмелье?

Х а н о в. Было бы за что пить.

Я с е н е в. Ну, а вы за что пивали?

Х а н о в. Пили за победы на фронте, и за каждый восстановленный завод, цех, домну, городской квартал, и за то, что железной метлой выметали всю послевоенную разруху, даже память о ней…


Пауза.


Я с е н е в. Да, человек для человека должен быть душевным лекарством. Спасибо вам, Андрей Ильич.

Х а н о в. Вот ты, Виктор Михайлович, говоришь, старость… А ведь это повседневное мужество. И борьба с собственной немощью, и боль за других, далеких и близких, и ответственность за все, это ведь как укол в сердце. Старшина, а ты что стоишь? Сядь. Любишь своего капитана?

Д я г е л е в. Жизнь готов отдать!

Х а н о в. Я уж теперь и не помню, чей-то был очерк в печати, назывался «Портрет огнем!». Солдат своим телом командира от взрыва гранаты заслонил. Жизнь тому спас, а сам погиб. В крови это у нас, у советских людей, в крови.


В вагончик входит А л л а.


А л л а. Молчат?

Я с е н е в. Чуда ждем.

А л л а. Чуду и тому есть предел…

Х а н о в. Вера сильнее чуда.

Д я г е л е в. Если уж капитан Грачев молчит, значит, душа у него криком захлебывается. Товарищи начальники, не могу я больше здесь сиднем сидеть, я на переправу побежал.

Я с е н е в. Старшина, я с вами!

Х а н о в. Аллочка, останься у рации. И любое сообщение от них передавай по трансляции немедленно. И чтобы все слышали!

А л л а. Понимаю, Андрей Ильич.


Ханов, Ясенев и старшина выходят.


Господи, спаси то, что даже уже нельзя спасти…


Неожиданно автоматически включается рация.


Штаб спасательных работ слушает!


В разных углах сцены в лучах света К н я з е в и Г р а ч е в.


К н я з е в. Роман, это ты, ас эфира?

А л л а. Нет, это я, Алла.

К н я з е в. Аллочка, это я, Князев.

А л л а. Николай Васильевич, дорогой вы мой… Нет, я не плачу. Почему молчали до сих пор?!

К н я з е в. Некогда, Аллочка. Здесь на дне реки муть сплошная, я у капитана Грачева только пятки свинцовые и вижу.

Г р а ч е в. Докладывает капитан Грачев: авиабомба, выпуск 1942 года, фирма «Эссен», РУР, вес полтонны, корпус изъеден коррозией, детонировать может в любую минуту.

К н я з е в. С ней, как со сварливой тещей, ласково обращаться надо…

Г р а ч е в. Взрыватель разминировать придется ювелирно, вручную.

К н я з е в. Нежность прояви, капитан, чуткость, ненавидеть эту дуру, как врага лютого, после будем.

Г р а ч е в. Эх, водолаз, ты ведь, как шахтер, полжизни неба над своей головой не видишь.

К н я з е в. А для меня царство подводное — что небо звездное. И не мыслю себя без этого… Для меня это не просто работа, а категория эстетическая, почти искусство. Попробуй-ка лишить художника кистей, холста или зрения! Ну, а ты сам-то, сапер, ради чего каждый раз жизнью рискуешь?

Г р а ч е в. Не думаешь ли ты, что и мне легко умереть? Ох, как еще пожить хочется… Ну, кажется, все!

А л л а. Что — все?

Г р а ч е в. Князев, заводи трос!

К н я з е в. Да, тут что ни говори, а года человеческие в секунды спрессованы, да их еще и пережить надо… Аллочка, связь наша, к сожалению, окончена!

А л л а (отчаянно). Коленька, милый, побереги ты себя!


Рация автоматически выключается…


(Включает микрофон трансляционной сети.) Говорит штаб спасательных работ! Говорит штаб спасательных работ! Товарищ Ханов, Андрей Ильич! «Духи подводные» на связь вышли! У них пока все в норме, пока все в норме! Жду дальнейших сообщений. Перехожу на прием. (Переключается.)


В вагончик входит Наташа.


Н а т а ш а. Вы сейчас говорили с ним? Что? Что там?!


Пауза.


Лгать тоже надо честно!

А л л а (не сразу). Вот мы сейчас сидим здесь с вами по разным углам и, наверное, ненавидим друг друга. Как же все это бесконечно мелко. А им-то как сейчас, каково там, под водой, в обнимку с этой проклятой бомбой в жмурки играют!

Н а т а ш а. Вы тому виной.

А л л а. Я?

Н а т а ш а. Вы все, все толкнули его на это! Хотя и делали вид, что возмущены его решением. Одна я восстала против этого самоубийственного шага. Пошла даже на ложь! Никогда не лгала раньше: я не беременна.


Пауза.


А л л а. И вы со мной так откровенны?

Н а т а ш а. А кто вы для меня? Как это говорят на театре: «Героиня случайной встречи»! Неужели вы всерьез думаете, что Николай Васильевич предпочитает вас мне?

А л л а (не сразу). Да, вам все в жизни далось с лихвой. Даже красота… А мне все с боем.

Н а т а ш а. Чем плакаться в жилетку, уж лучше расскажите о себе.

А л л а. Родилась в Вышнем Волочке и работала там текстильщицей. На одного мужика — сто баб. И тому, лишь бы он с тобой на танцы или в кино пошел, пол-литра поставить надо… Вот и подалась на стройку. И чем дальше в глушь, тем больше человеком себя чувствуешь. Королевой даже: и уважение, и почет, духом воспрянула.

Н а т а ш а. Настолько, что потеряли и стыд, и совесть.

А л л а. А я перед вами чиста. И о моей любви он ничегошеньки не знает, догадывается только разве…

Н а т а ш а. На что же вы рассчитываете, на что надеетесь?

А л л а. А он сердцем все поймет, да и глаза у него есть.

Н а т а ш а. А вы дрянь… Знайте же: я уведу его за собой как бычка на веревочке. И во имя его же блага!

А л л а (не сразу). А мне вас жаль. Вначале вы мне показались сильной, необычной какой-то, даже очаровательной. Ведь за что-то он вас когда-то полюбил… Нет, вы просто встретили Николая Васильевича раньше меня. Нелепость, нелепость, к которой так благосклонна судьба…


В дверях вагончика появляется Р о м а н, за ним С в е т л а н а.


Р о м а н. Ушли Ханов с Ясеневым?

С в е т а (тихо). А почему она за твоей рацией?

Р о м а н. А у нас здесь все взаимозаменяемы. Я только вот сварщиком еще не наловчился, а бульдозерист — пожалуйста, «трубач» — то есть трубы сваривать — за милую душу, повар — хоть в «Гранд-отель» приглашай! (Замолкает.) А чего это вы статуи будто… Случилось что?!


Пауза.


С в е т а. А на улице туман, ни зги не видно, и сыро, промокла вся насквозь…

Н а т а ш а. Да, прическу мне свою жаль — лучший мастер Ленинграда над ней трудился. Разве я бы дышала с вами, Аллочка, одним здесь воздухом…


Автоматически включается рация. В углу сцены в луче света Г р а ч е в.


Г р а ч е в. Штаб спасательных работ! Штаб, штаб, штаб!!!

А л л а. Штаб слушает!

Г р а ч е в. Водолаз Князев взят на подъем! Он истекает кровью!

А л л а. Что?!

Н а т а ш а. Что с Князевым?!

Р о м а н. Что произошло?!


Гаснет свет. Звучит музыка, в ней трагическая тема. Все смолкает.

Свет загорается вновь.

Тот же вагончик. В вагончике Х а н о в, Я с е н е в, Г р а ч е в, А л л а, С в е т л а н а и Р о м а н.


Р о м а н (у рации). Третья, третья! Я двадцать первый! Я двадцать первый участок! Андрей Ильич, никто не отвечает.

Х а н о в. Алла, да перестаньте же вы, выпейте воды, успокойтесь.

А л л а. Он все еще не приходил в сознание… У него едва бьется пульс…

С в е т а (наливает воды). Аллочка, выпейте, пейте.

Х а н о в. Как все это случилось, как могло произойти все это, сапер?

Г р а ч е в. Князев уже завел под головку дюкера стальной трос. И я дал команду наверх, чтобы поднимали авиабомбу лебедкой. А когда корпус бомбы освободился и мои саперы стали оттаскивать ее в сторону, трос от напряжения лопнул… Оборванный конец снарядом ударил по скафандру водолаза и пробил его. Сразу же все вокруг залилось кровью.

С в е т л а н а. Боже мой…

Г р а ч е в. Я еле-еле смог поднять Николая Васильевича Князева на поверхность.

Х а н о в. Роман, что ты, как домовой, колдуешь у рации? Вызывай районную больницу, главврача!

Я с е н е в. Андрей Ильич, погодка не приведи бог, ни вертолетом, ни катером к нам сюда не пробиться. Сплошной туман.

Х а н о в. Пусть дадут хотя бы консультацию!

Г р а ч е в. Здесь его жена, она врач, хирург. Опытный хирург.

А л л а. В таких случаях жена теряет свою профессию, она не в состоянии что-либо сделать, она же живой человек!


Входит Д я г е л е в.


Д я г е л е в. Товарищ капитан, разрешите доложить?

Г р а ч е в. Докладывайте, старшина.

Д я г е л е в. Саперы приступили к отбуксировке авиабомбы в безопасную зону.

Г р а ч е в. Куда именно?

Д я г е л е в. За песчаную косу, в глухой заливчик. Это в полутора километрах отсюда. Место безлюдное, все будет в порядке.

Г р а ч е в. А в пути каких-нибудь эксцессов не произойдет?

Д я г е л е в. Стараемся, товарищ капитан. У ребят гимнастерки от пота промокли.

Г р а ч е в. Ступайте к ним, старшина, и не спускайте глаз, особенно с новичков, первогодков.

Д я г е л е в. Есть, товарищ капитан! Разрешите идти?

Г р а ч е в. Как только доложу обстановку своему начальству, сразу же прибуду к вам.


Старшина выходит.

Автоматически включается рация.


Р о м а н. Двадцать первый участок на приеме!

Г о л о с. Грачева мне.

Г р а ч е в. Слушаю, товарищ полковник!

Г о л о с. Я присох к рации, а ты молчишь, капитан?

Г р а ч е в. Вызываем районную больницу.

Г о л о с. Больницу? Какую еще больницу?!

Г р а ч е в. Тяжело ранен водолаз Князев Николай Васильевич.

Г о л о с. Немедленно высылаю вертолет с нашим врачом!

Г р а ч е в. Погода нелетная, товарищ полковник, не пробиться.

Г о л о с. Для военного человека такого слова не существует.

Г р а ч е в. Здесь есть врач.

Г о л о с. Докладывай, капитан, по существу!

Г р а ч е в. Авиабомба извлечена из ложа дюкера. Сейчас мои люди отбуксировывают ее в зону ликвидации.

Г о л о с (не сразу). Низкий поклон тебе до земли, капитан Грачев!

Г р а ч е в. Работа, товарищ полковник, будни.

Г о л о с. Хороши будни… Немедленно высылаю вертолет с врачом. Он будет у вас через час-полтора. Ждите!


Связь окончена.


Р о м а н. Андрей Ильич, так вызывать районную больницу или уже не надо?


Пауза.


Х а н о в. Не надо. Если уж военный вертолет не пробьется, то уповать будем только на господа бога.


В вагончик входит Н а т а ш а, останавливается у порога, прислоняется к косяку двери.


Я с е н е в. Что? Да не молчите вы! Что?!

Н а т а ш а. Ему нужна срочная операция. Срочная. И здесь, на месте.

А л л а. Боже мой…

Х а н о в. Сюда через час-полтора прибудет вертолет с врачом.

Н а т а ш а. Я сказала: операцию нужно делать немедленно.

А л л а. Но кто?

Н а т а ш а. Я осмотрела ваш медицинский пункт, он прилично оборудован. Да и иного выхода нет.

А л л а. Я спрашиваю, кто?!


Пауза.


Н а т а ш а. Операцию буду делать я.

С в е т а. Вы?!

А л л а. Решитесь на такое?

Н а т а ш а. Мне нужен ассистент, мне нужен помощник. Алла, вы сможете? Сможете.

А л л а. Я…

Н а т а ш а. Идемте. Мужчины, помогите нам перенести Николая Васильевича в медицинский пункт. Дорога каждая секунда!

Я с е н е в. Скажите, он будет жить? Будет?!

Н а т а ш а (не сразу). Он — мой муж. И сейчас он мне дороже собственной жизни. Господи, как же я не понимала этого раньше…


Откуда-то издалека доносится мощный взрыв.


Г р а ч е в. Взорвали. Авиабомба обезврежена.

Х а н о в. И ведь оставался всего один шаг. Один шаг до цели. Как же чудовищно трудно дается этот последний шаг.


Гаснет свет. Слышен шум метронома. Он словно отбивает удары человеческого сердца.

Загорается свет. Медицинский пункт. Н а т а ш а и А л л а у операционного стола.


А л л а. Как же вы все-таки решились?..

Н а т а ш а. Не говорите под руку.

А л л а. Решиться на такое!

Н а т а ш а. Перестаньте болтать. Дайте тампон. Шприц. Протрите еще раз спиртом. Еще тампон. Марлю, вытрите мне ею лоб. Делаю укол. И запоминайте каждое мое движение, действие. Вы свидетель всего происходящего.

А л л а. Свидетель? Вы не уверены в себе?

Н а т а ш а. Несу полную ответственность за все. А если я в чем-нибудь ошибусь, просто не хватит сил…

А л л а. Нет!

Н а т а ш а. Тогда будете делать все под мою диктовку. Да возьмите же себя в руки!

А л л а. Сейчас я готова молиться на вас…

Н а т а ш а. Скальпель. Не тот, другой, тот, что слева.

А л л а. Скажите, он будет жить?

Н а т а ш а. Я не святая. А сейчас молчите.

А л л а. А мне хочется кричать. Да, криком кричать!

Н а т а ш а. Я на пределе. Я должна собрать всю свою волю. Вы понимаете это?

А л л а. Я восхищаюсь вами.


Молчание.


Н а т а ш а (это звучит как заклинание). Николай, ты для меня сейчас совсем чужой, посторонний человек на операционном столе. Человек, который нуждается в помощи. Господи, ведь ради чего-то меня учили… Никогда не думала, что стану хирургом собственного мужа! Ну, почему ты молчишь?

А л л а. Он без сознания.

Н а т а ш а. Знаю. И в этом его благо. Алла, тампон. Еще тампон. Будьте предельно внимательны.


Идет операция.


А л л а. Он никогда не смог бы полюбить меня. Он любит вас. Только в такие секунды понимаешь все это.

Н а т а ш а. Я не нуждаюсь в подобном допинге. Лучше следите за руками, они у вас дрожат. Еще тампон! Он потерял слишком много крови.

А л л а. Ему нужна кровь? Я стану донором!

Н а т а ш а. Вам после такой психологической нагрузки, а возможно, и стресса как бы самой не пришлось лечь в госпиталь.

А л л а. Ее даст каждый из нас!

Н а т а ш а. Да, он потерял очень много крови…

А л л а. Вам плохо?!

Н а т а ш а. Сейчас пройдет. Я слишком на себя понадеялась. Оперировать собственного мужа… Если все пройдет благополучно, это будет стоить мне пятнадцати лет, нет, всей жизни.

А л л а. Исход не может быть иным?

Н а т а ш а. Пот заливает мне глаза. Тампон! Я ничего не вижу.

А л л а (вытирает). Вы не женщина, вы сейчас хирург, в ваших руках человеческая жизнь. Жизнь любимого…


Гаснет свет. Вновь стук метронома, постепенно затихает.

Загорается свет. Тот же вагончик. В вагончике Х а н о в, Я с е н е в, Р о м а н и С в е т л а н а.


Я с е н е в. Андрей Ильич, сколько прошло времени, как началась операция?

Х а н о в. Сорок пять минут. Нет, уже сорок шесть.

Я с е н е в. Самое отвратительное самочувствие, когда ты ждешь: живешь только надеждой, а умом понимаешь, что может произойти все. Все!

Х а н о в (вдруг, прислушиваясь). Это же вертолет?!

Р о м а н. Нет, Андрей Ильич, катер. Саперы возвращаются после ликвидации авиабомбы.

Я с е н е в. А, с людьми все веселее будет…

Х а н о в. Капитан Грачев, переправиться на тот берег мы должны точно, стопроцентно знать, не ожидает ли нас еще какая-нибудь дьявольщина вроде этого сюрприза. Вероятнее всего, в дни войны здесь была наша переправа. И капитан Грачев не исключает эту возможность.

Я с е н е в. Так вот почему вы не даете команду тянуть дальше дюкер… А время идет, все горит у нас под ногами!

Х а н о в (не сразу). Вот мы иногда говорим, брюзжим даже: не то пошло поколение, душой беззаботно, да и в коленках хлипко… А я такого что-то за всю свою жизнь не припомню, чтобы любящая жена взялась за скальпель, а перед ней на столе лежал ее собственный муж. А, Виктор Михайлович?

Я с е н е в. Я и своих-то детей понимать отказываюсь. Лучше вот их спросите.

Х а н о в. А они сейчас другим заняты. Свадьба-то у вас когда?

С в е т а. Я еще окончательно не решила.

Р о м а н. Светка, перестань мне нервы трепать, мне, как и всем здесь, и так несладко!

С в е т а. Скажи, а ты бы смог совершить такое?

Р о м а н. Я не принадлежу к женскому полу.

С в е т а. Я имею в виду не Наталью Сергеевну, а Князева. Молчишь? А вот я бы еще час назад в истерике забилась, а теперь стала бы ассистировать ей, как Алла. Что-то во мне произошло, Роман. А в тебе — не знаю. Это-то меня и пугает.


В вагончик входит Н а т а ш а. Все невольно вскакивают. Томительная пауза.


Н а т а ш а. Все прошло, кажется, благополучно… Нужна донорская кровь.

Х а н о в. Каждый из нас готов, Наталья Сергеевна.

Н а т а ш а. Ну, вы-то уж слишком для этого стары. Простите.

Я с е н е в. Я!

Н а т а ш а. Группа крови?

Я с е н е в. Не знаю. Никогда не проверял. Как-то обходилось…

Н а т а ш а. Мне нужна первая, только первая.

Р о м а н (вдруг). Я! У меня первая. В прошлом году осенью пчелы меня искусали, кровь на анализ брали и до, и после! У меня и медицинское заключение есть.

Н а т а ш а. Мне сейчас не до шуток. Человек лежит на операционном столе.

Р о м а н. Да я что — подонок? За справкой сбегать?

Н а т а ш а. Вы это твердо решили?

Р о м а н. При здравом уме и доброй памяти!

Н а т а ш а. Тогда идемте.

С в е т а. Роман! (Подходит к нему.) Какой ты сейчас красивый…

Р о м а н. Погоди, я еще бороду отпущу и усы. Вот тогда от восторга ахнешь!


Наташа и Роман выходят.


С в е т а. Господи, что за безумный день…

Я с е н е в. Он будет жить. Сейчас это главное. Но какая у этой женщины выдержка, какое самообладание! Что с тобой, Андрей Ильич?

Х а н о в (не сразу). О чем я сейчас думаю? У каждого из нас на пути может встретиться своя бомба. А ведь это может быть и в масштабах всей страны. Дрогнем — пропадем, выстоим — победим. А если будем идти, всматриваясь только вперед, твердо, не жалея сил, то за ним и будущее. И без катастроф!


Слышен шум приближающегося вертолета.


Я с е н е в. Вертолет!

Х а н о в. А я в нашей славной армии и не сомневался.

Я с е н е в. Пойду встречу! (Выходит.)

Х а н о в. Да ты никак плачешь, невеста? Оснований радоваться сейчас, кажется, больше.

С в е т а. От радости тоже плачут, Андрей Ильич.


В вагончик входит Г р а ч е в.


Г р а ч е в. Товарищ Ханов, разрешите доложить?

Х а н о в. Докладывай, капитан, докладывай.

Г р а ч е в. Взрывоопасных веществ на том берегу больше не обнаружено, берег чист.

Х а н о в. Так. Всю жизнь тебе буду обязан, сапер… Да что там моя жизнь — вот уже и в старики кое-кто причислил, — все мы у тебя в долгу!

Г р а ч е в. Андрей Ильич…

Х а н о в. Да, капитан?

Г р а ч е в. Как Князев?

Х а н о в. Операция прошла удачно.

Г р а ч е в. Эх, спиртику бы сейчас, да неразведенного…

Х а н о в. Капитан, не сочтите за труд, пройдите к завхозу. И от моего имени скажите, пусть выпишет вам на всех саперов сколько там положено. Люди промерзли, все время под напряжением были, да и впереди отдых.

Г р а ч е в. Слушаюсь, товарищ начальник. Разрешите идти?

Х а н о в. Хватанул бы я сейчас с вами, сапер, да моя работа теперь только и начинается. Выпейте за меня.

Г р а ч е в. А вот такие приказы и выполнять приятно! (Выходит.)

Х а н о в. Ну, гусар!.. Невеста, с рацией обращаться умеешь?

С в е т а. Я радист на соседнем участке, через рацию и с Романом познакомилась.

Х а н о в. Тогда садись и включай радиосеть. Чтобы всем, всем, всем!

С в е т а. Готово, Андрей Ильич.

Х а н о в (взял микрофон). Строители, дорогие мои труженики… Благодарю вас за выдержку, дисциплинированность и понимание всей ответственности момента. Благодарю. Ну, а теперь на свои посты, на свои участки. Упущенное время должно быть наверстано. Я верю в ваше чувство долга и, если хотите, патриотизм. Да, наш участок — частица грандиозной стройки страны! Все. За работу, газовики, за работу…


Гаснет свет. Звучит музыка.

Загрузка...