Банда «Зоопарк»

Снег над Кот д'Ажур

Это лето выдалось на французской Ривьере необычайно жарким, душным и каким-то особенно беспокойным. Может быть, сюда долетели отголоски кризисов, происходящих в далеких краях, а возможно, в этом были виноваты местные тревоги.

Приезжим прежде всего бросались в глаза загаженные, как никогда, пляжи. Огромные горы бумаги вперемешку с апельсиновыми корками, презервативами и другим самым невероятным мусором создавали подходящий фон для грязи другого рода – здесь, в Жан-ле-Пэн, собирались отбросы общества, худшая часть молодежи потерянного поколения.

Еще недавно Жан-ле-Пэн выглядел наивным провинциальным городком. «Ночными клубами» здесь называли две обычные дискотеки «Вум-Вум» и «Виски от Гого», где изредка показывали стриптиз и работало казино. В центре городка стояли ряды магазинчиков, где торговали дешевыми украшениями, бикини размером с почтовую марку и «последними моделями одежды», попадающими сюда через два года после столичных универмагов. Тут же были булочные, где можно было купить оладьи, украшенные блестящей глазурью.

В те безгрешные дни на улицах не было пьяных, по городку не носились слухи о грабежах и воровстве. Здесь всегда было светло, весело и радостно. Но пришли хиппи и все стало по-другому.

Вместе с ними появились сквернословие, нищенство, зловоние, наглость, мелкое воровство, бесстыдные оргии прямо на пляже и, конечно, наркотики.

До этого Франция, и в частности Ривьера, была свободна от этого проклятия, ниспосланного человечеству за его беспросветную глупость. Вслед за хиппи с их порочными привычками и страстями, хлынули торговцы наркотиками, и тогда Синдикат почувствовал, что Франция – это новая территория, которую можно завоевать. Однако только когда эта дрянь появилась даже в школах, французы осознали, что их страна очутилась в лапах международного наркобизнеса.

Был августовский вечер. Полная луна парила над безбрежной гладью Средиземного моря, странно похожая на светящийся апельсин. Ленивые толпы бродили по освещенным призрачным светом реклам улицам, разглядывая витрины. Хиппи собирались в конце улицы, у прибрежной аллеи. Некоторые из них не спеша прогуливались по – набережной, другие сидели развалясь на скамейках или прямо на тротуаре. Они были грязными, противными, чуждыми всему окружающему. Обычно их любимым времяпрепровождением было треньканье на гитаре, но часто они просто сидели, обхватив руками колени и окаменело глядя перед собой. Даже в серебристом лунном сиянии это было грязное и отвратительное зрелище. Словно мусор, накопившийся на пляжах за день, собирали в кучу и бросали здесь. Хиппи явно наслаждались вниманием туристов и прохожих, особенно степенных французских буржуа. Они оглядывали их с особой наглостью и самодовольством, характерными для этой новой породы бродяг.

Одна из группок состояла из трех волосатых, как орангутанги, парней в джинсах и затвердевших от грязи кожаных куртках. С ними были такие же неряшливые девушки, одетые в длинные цыганские платья и войлочные шляпы, лихо сдвинутые на затылок. Их спутанные волосы давно уже не видели воды и мыла. Один из парней терзал струны разбитой гитары, хотя исторгаемые ею звуки вряд ли можно было назвать музыкой. Третья девочка, одетая в когда-то белое шифоновое платье, лежала лицом вверх прямо на асфальте. Время от времени кто-то из компании бросал на нее тяжелый взгляд, и все начинали перешептываться. Чтобы никто не смог их подслушать, парень с гитарой в эти минуты извлекал из своего инструмента совсем уже невероятные аккорды. Выглядывающая из-за магазинов луна и ртутные лампы на аллее достаточно сильно освещали всю сцену, чтобы можно было разглядеть черную кайму грязи под ногтями гитариста, странный блеск его глаз и босые запыленные ноги.

С лежащей девушкой было явно что-то не в порядке. Она судорожно хватала ртом воздух, как человек, который потерял сознание, но отчаянно борется за жизнь. Ее лицо было белым, под цвет шифонового платья.

Мимо проходила группа английских туристов, среди которых находилась пожилая женщина. Когда они миновали сидящих хиппи, ее губы искривились от отвращения. Но вдруг она остановилась и вернулась к лежавшей на тротуаре девушке.

Впоследствии никто не мог вспомнить имени сердобольной туристки. Удалось лишь установить, что в войну она была медсестрой.

Остановившись над телом девушки, женщина вгляделась в бледное истощенное лицо.

– Эта девушка очень больна, – сказала она, – что с ней? Ей нужно вызвать помощь.

– С ней все в порядке. Она просто спит, – ответил один из хиппи. – А ты вали отсюда.

Губы пожилой дамы вздрогнули.

– Я ухожу. Но эту девушку нужно срочно забрать в больницу. Я попрошу полисмена вызвать «скорую помощь».

Когда через несколько минут подъехала «скорая помощь» и подошли два жандарма с бывшей медсестрой, группа хиппи уже исчезла, бросив больную девушку на асфальте. Ее сразу внесли в машину и увезли. Жандармы записали показания свидетелей. В это время англичанка потихоньку отошла в сторону и исчезла.

Она не умела говорить и читать по-французски, поэтому ей так никогда и не довелось узнать ни имени девушки, ни того, к каким последствиям привело ее вмешательство.

Дежурный врач больницы Ла Фонтоне, проводивший предварительный осмотр, сразу определил, что перед ним девушка из хорошей семьи. Ситуация показалась ему подозрительной, и он немедленно вызвал капитана Скубайда. Капитан глянул на девушку и немедленно кинулся к телефону. Но звонил он не ее родителям, а дяде – полковнику Рокбрюну.

Когда примчавшийся через полчаса полковник увидел племянницу, он зажмурил глаза, чтобы сдержать слезы ярости. Его лысая голова и загорелое лицо побледнели. Рокбрюн подошел к окну и постоял, глядя на пальмы и тропический кустарник больничного сада. Он повидал смерть во всех ее обличьях и ясно видел, что девочка обречена. Здесь, в этой отвратительной комнате с голыми, грубо оштукатуренными стенами и отвратительным запахом антисептика, закончится жизнь Мадлен Рено. Это веселое, солнечное существо, которое Рокбрюн и его жена любили как родную дочь, угаснет у него на глазах. Он научил эту девочку плавать и ходить под парусом, кататься на водных лыжах. Он вспомнил, как радовалась Мадлен, когда они стремительно мчались по морю на яхте… Она тогда сидела на носу судна и хохотала от восторга, а ее длинные распущенные волосы развевались по ветру. Мадлен всегда была очень самостоятельной и больше времени проводила в доме Рокбрюнов, чем в своем. Полковник понимал ее: отец Мадлен – Андре Рено был ужасным занудой.

Зря все-таки они отправили ее учиться в университет. Можно было предвидеть, что пылкая и свободолюбивая девочка увлечется молодежным революционным движением. Но, с другой стороны, она сейчас умирала от наркотиков именно здесь, на Ривьере. Ведь это совсем другой мир. Преступность и порок здесь, на Побережье, выглядят настолько абсурдно, что кажутся здешней молодежи просто смешными. Точнее, казались, пока не появились торговцы наркотиками.

За дверью послышались шаги. Рокбрюн оглянулся. В палату вошли супруги Рено. Они молча уселись у кровати дочери. Всю ночь трое пожилых людей не смыкали глаз. А на рассвете девятнадцатилетняя Мадлен Рено скончалась.

При вскрытии было установлено, что причиной смерти был скоротечный гепатит. Судя по всему, инфекция была занесена грязной иглой, которой девушка вводила героин. Даже если бы Мадлен не умерла от гепатита, ее неизбежно убили бы большие дозы наркотика.

«Нис Матен» опубликовала статью под заголовком «Трагедия на Лазурном Берегу. Хиппи и наркотики», где рассказывалось о трагической смерти дочери известного юриста и члена городского совета Ниццы. Репортеры, не без вмешательства Рено, тактично умолчали о том, что Мадлен активно участвовала в левацком движении студентов Гренобля и даже приняла участие в «Майской революции». Сам советник Рено отказался говорить с журналистами.

– Мы всегда старались дать Мадлен все самое лучшее, – сказал он. – Уходите и оставьте нас наедине с нашим горем!

Газета сообщала, что девочку нашли умирающей на набережной в Жан-ле-Пэн. По словам одного из хиппи, Мадлен прибилась к их компании совсем недавно. Двадцатитрехлетний Джон Фрезер, англичанин, не имеющий постоянного места жительства, рассказал журналистам: «Две недели назад мы подобрали ее в Сан-Тропезе. Мы видели, что девочка колется, но не знали, что она зашла так далеко. Девчонка была хорошенькая и с деньгами. Мы двигались вдоль Побережья, а когда она упала, поняли, что влипли. Нам не хотелось попадать в неприятности. Девочка привыкла всегда получать то, чего ей захочется. А хотелось ей многого. Но это нас не касалось. Она рассказывала, что ушла из дому прошлой зимой с компанией каких-то англичан или американцев. Я думаю, что они ее посадили на иглу. Это все, что нам известно».

В статье не упоминалось о дяде девушки полковнике Пьере Рокбрюне.

Когда дни официального траура прошли, полковник сообщил жене, что уезжает по делам, и поездка может оказаться долгой. Затем он уложил чемодан и, оставив в гараже обе свои машины, взял такси до Ниццы, где сел там на один из парижских поездов. Билет у Рокбрюна был до Валенсии, но туда он не доехал. Полковник просто исчез, но кое кому предстояло узнать, что старый Лис вышел на тропу войны.

Региональная служба криминальной полиции размещалась в старинном здании. Из его окон был виден старый рынок Ниццы и набережная. Там, на берегу моря, толпы недавно приехавших туристов подставляли свои бледные лица приветливым лучам восходящего солнца.

Капитан Скубайд отошел от окна. Он размышлял над одной из самых странных проблем, с которыми ему когда-либо приходилось сталкиваться. Исчезла, словно никогда не существовала, группа людей, которая готова была совершить преступление. Скубайд как будто заглянул в огромную черную дыру, в которой должно было что-то оказаться, но ничего не оказалось. Однако это была только одна из причин, по которой он чувствовал себя в дурацком положении.

Второй причиной было долгое отсутствие, можно даже сказать – исчезновение, полковника Пьера Рокбрюна. Впоследствии опасения Скубайда оказались напрасными, потому что через семь недель полковник вернулся и выставил на продажу изысканные оловянные блюда XVI века, канделябры, кувшины, вазы и другие, бог знает где приобретенные, вещи. Ведь торговцы никогда не рассказывают о своих поставщиках.

Но почему все же не совершилось преступление? И куда делись предполагаемые преступники? За последние шесть месяцев ввоз, распространение и продажа «зелья», как во Франции называли наркотики, практически прекратились на всей территории между Альпами и Побережьем. По американским понятиям такая область считалась бы большим округом.

Внезапное прекращение хлынувшего на Лазурный Берег потока наркотиков было бы блестящим достижением капитана, если бы он мог отнести это на свой счет. Еще большей заслугой был бы разгром организации, занимавшейся перевозкой наркотиков. Но и сам капитан хотел бы узнать, куда исчезли преступники.

На Конгрессе по борьбе с международным наркобизнесом, проходившем прошлой зимой в Марселе, все, что рассказали полицейским, сводилось к тому, что возник новый огромный Синдикат и что вскоре небывалых размеров партия гашиша, кокаина и опиума должна прибыть на французскую Ривьеру. После этого состоялось экстренное совещание, на котором была разработана тактика борьбы с людьми Синдиката и меры по определению нелегальных каналов для ввоза наркотиков.

Но самое тщательное расследование, проводившееся по всем департаментам, не дало результатов. Не удалось найти ни гигантской партии наркотиков, ни следов суперсиндиката.

Капитан Скубайд смотрел поверх обычной рыночной суеты на прогуливающуюся по набережной толпу и лениво думал о том, как было бы хорошо, если бы он мог читать мысли прохожих. Люди, люди, люди! Все благородные поступки и все преступления совершаются этими двуногими… Как определить, от кого исходит хорошее, а от кого плохое?

Скубайд подумал, что он и сам не ангел. Ни один из ангелов не смог бы руководить работой детективов на Лазурном Берегу. Хотя его симпатии были на стороне праведников, временами ему очень хотелось надеяться, что ангелы не видят его. Ни один полицейский не смог бы выполнить свои обязанности, оставаясь при этом в рамках закона. Приходилось использовать приманки, ставить отвратительные капканы и даже совершать поступки, граничащие с преступлением.

В порыве внезапного раздражения он отшвырнул блокнот и стукнул по столу.

– Ты дурак, Скубайд! Тебе платят, чтобы ты раскрывал преступления, а не выслеживал порядочных людей. Хватит ломать над этим голову. Пусть полковник Рокбрюн занимается своими делами, а ты займись своими.

Но как всегда бывает, когда мы хотим избавиться от навязчивых мыслей, они никак не идут из головы. Если доставка наркотиков на Побережье действительно прекратилась, он должен найти этому какое-то объяснение.

Капитан снова взялся за просмотр досье тяжких преступлений и загадочных происшествий прошлого года. В толстенном томе были собраны описания преступлений не только в его департаменте, но и в соседних. Здесь были обычные нераскрытые исчезновения людей, одно-два серьезных ограбления, пожар на шоколадной фабрике в Тулоне (подозревали умышленный поджог), похищение грузовиков, налеты и, конечно, убийства. Капитан гордился тем, что в его районе все убийцы были задержаны. А что до взломов и грабежей, то большую часть награбленного удалось вернуть. Оставалось, правда, странное и немного унизительное для капитана исчезновение фестивальной платформы, потерянной, украденной или просто сбившейся с пути во время недавнего карнавального шествия в Ницце. Впрочем, это происшествие было, скорее, забавной проделкой студентов университета, которые всегда устраивали всякие розыгрыши во время карнавалов.

Скубайд решил просмотреть дела об исчезновениях людей. Обычно его отдел этим не занимался, если только пропажа не была непосредственно связана с проводимым расследованием. Единственным, что объединяло все эти случаи, было совпадение во времени. Все они произошли в течение десяти дней, хотя и в разных местах: в расположенном за холмами Грассе, на мысе Мартин, в Ницце, Теуле, Сан-Тропезе, Драгиньяне и Де Лаванду. Еще раз перечитав доклады, капитан не нашел ни малейших оснований связывать их между собой. В трех случаях объяснения жен исчезнувших явно наталкивали на мысль о том, что их мужья сбежали. Еще двое были туристами. Один из них исчез в Теуле, другой – на острове Мартин. Оба не вернулись в свои отели за вещами и владельцы гостиниц забрали их багаж в качестве компенсации за неоплаченные счета. Еще один, по рассказам, вышел в море на парусной лодке во время шторма и не вернулся. Седьмым был владелец шикарного «Мерседеса» с немецкими номерами. Его машину нашли брошенной в одном из глухих переулков Ниццы. Когда через несколько дней полиция, наконец, заинтересовалась машиной и начала выяснять по регистрационным номерам имя ее хозяина, его адрес оказался ложным.

Капитану Скубайду не понравилась эта история. Здесь явно пахло преступлением, но никто из проводивших расследование не почувствовал этого. Поскольку единственным нарушением оказалось то, что «Мерседес» мешал движению транспорта, его отогнали в полицейский гараж.

Капитан продолжал изучать досье. Ограбления банков, убийства из мести и из ревности. И фотографии – трупы здесь, трупы там, вырезки из газет, снимки полицейских фотографов – целая выставка покойников.

И все-таки почему полковник не поехал на своей машине, когда отправлялся, как он сказал жене, в экспедицию за антиквариатом?

Мадам Рокбрюн вполне логично все это объяснила, когда Скубайд зашел к ней, чтобы проверить слухи об отъезде полковника. Впрочем, как хорошо знал Скубайд, все объяснения кажутся убедительными лишь до тех пор, пока их не опровергнут. Как оказалось, полковник недавно жаловался, как трудно в его годы выдерживать долгие автомобильные переезды. Напряженное движение на дорогах Ривьеры, выхлопные газы от автобусов и тяжелых грузовиков… Поэтому он собирался ехать поездом, а на месте, если понадобится, взять в прокате автомобиль.

– Это разумно, – кивнул Скубайд, – летом движение действительно становится невозможным.

– Кстати, я хотел бы поговорить с полковником кое о чем. Он не давал вам о себе знать?

– Разумеется, – ответила мадам Рокбрюн. – Мы получили несколько открыток. Сейчас я вам их покажу.

И она принесла три красивые открытки с видами Ле-Пюи, Ле-Мондор и Перигью. Все они были написаны рукой полковника, послания заботливого и любящего мужа.

– Ну хорошо, – сказал Скубайд. – Наверно, он скоро вернется. Передайте, пожалуйста, что я просил его позвонить.

Капитан, разумеется, не стал рассказывать мадам Рокбрюн, что уже видел эти открытки на центральной почте в Вэнсе, где их специально задержали, чтобы он смог с ними ознакомиться. Не рассказывал он и о том, что говорил со своими коллегами из Ле-Пюи, Ле-Мондор и Перигью. Ни один из них не обнаружил никаких следов пребывания полковника. Это не слишком удивило Скубайда – он хорошо знал, что у старого лидера Сопротивления были друзья по всей Франции, и им ничего не стоило отправить заранее заготовленную открытку. Любопытно, что полковник уехал в конце августа – в самое горячее время для торговли и самое неподходящее для закупок новых товаров. Если еще учесть, что Рокбрюн отправился в эту деловую поездку сразу после тяжелой личной трагедии, повод для такого путешествия выглядит весьма сомнительным.

Скубайд не стал расспрашивать полковника после его возвращения. А Рокбрюн, если и знал, что самая квалифицированная полицейская служба Франции проводила тщательное расследование его поездки, все равно не подавал вида.

Все это беспокоило капитана Скубайда. Неизвестно, какую игру затеял полковник, но сражался он сейчас в одиночку. Его старые товарищи, бывшие члены банды «Зоопарк», убедили капитана, что не имеют ни малейшего понятия о том, чем занимается их бывший руководитель.

Но если Скубайд и не знал, где находился полковник Рокбрюн, то во всяком случае предполагал, чем тот занят. Старый Лис вышел на охоту. Капитан опасался, что Рокбрюн сможет найти торговцев смертью раньше, чем он или детективы из специально прибывшей бригады Международного бюро по борьбе с наркотиками.

Полковник не раз помогал Скубайду в самых сложных делах, и капитан любил этого человека и восхищался им. Более того, он преклонялся перед ним. И теперь Скубайд опасался, как бы Рокбрюн сам не оказался жертвой своей опасной охоты. Нужно было что-то срочно предпринять. Капитан задумался.

Область, которую называют французской Ривьерой, тянется вдоль Средиземноморского побережья от Марселя до пограничного французского городка Ментон, включая и княжество Монако. Названия городов, расположенных к востоку от Сан-Тропеза и Сан-Максима звучат словно мелодичный перезвон в симфонии, посвященной отдыху богатых: Сан Рафаэль, Теул, Канны, Жан-ле-Пэн, Антибы, Ницца, Сен-Жан-Кап-Ферра, Больо, Монте-Карло, Ментон и дальше, уже на территории Италии, Вентимилья.

Некоторые городки разделены лесами или утесами из красного камня, круто обрывающимися к морю. Другие – Канны, Жан-ле-Пэн, Антибы и Ницца – переходят друг в друга, словно один город, вытянувшийся вдоль побережья между дорогой номер семь и кольцевой трассой. Их вполне можно было бы считать единым массивом, если бы они не так сильно отличались друг от друга. Город-гуляка Канны, Жан-ле-Пэн с вплетенными в волосы виноградными листьями, Антибы, напоминающие фуражку рабочего, особенно после того, как там построили широкую бетонную автостраду. Эта дорога заменила древнюю, построенную еще финикийцами. Потом ею пользовались греки и римляне. При короле Людовике XIV военный инженер Вобан построил вдоль дороги бастионы и форт Карре, выступающий далеко в Ажуйскую бухту. А Ницца кажется очень домашней, хоть это и четвертый по величине город Франции. Сюда ездят загорать, в основном, люди пожилые.

Но если бы вы заглянули за золотой фасад Английской аллеи, то осознали, что Ниццу можно представить и как город ножа и кастета. Так же, как Марсель на другом конце побережья, Ницца стала рассадником преступности. Хозяева здешних вилл обладают миллиардными состояниями. Да и сами виллы с богатейшими коллекциями картин и драгоценностей, с яхтами и автомобилями, огромные суммы, появляющиеся каждый день на зеленых столах многочисленных казино – все это блестящая приманка, словно магнит, притягивающая сюда преступников со всего мира.

Капитан еще обдумывал все это, когда в дверь постучали. Вошел сержант Пелисье с докладом. По субботам банда «Зоопарк» собирается вместе, независимо от того, будет ли идти дождь или сиять солнце. Сейчас, в отсутствие полковника Рокбрюна, они особенно старались не отступать от своих привычек. Друзья хорошо знали, что за ними следят. Только строгое соблюдение обычного распорядка могло убедить сыщиков в том, что они ни к чему происходящему не причастны, по крайней мере в данный момент.

Вечером они встретились в задней комнате бара «Рыжая шевелюра», принадлежащего Альфонсу Кузену – Волку. Приятели болтали, потягивали вино и играли в карты. В баре не было и не могло быть подслушивающих устройств. Это гарантировал Леопард – Гастон Ривс. Он отлично знал все существующие системы подслушивания – от старинных до суперсовременных.

– Сколько времени прошло с тех пор, как он уехал? – спросил Слон.

– Семь с половиной недель, – посчитал на пальцах Тигр.

– И никаких новостей? – пробурчал Леопард. – Мадам Рокбрюн?..

Тигр, живший ближе всех к полковнику, пожал плечами:

– Он присылает открытки.

Волк хмыкнул. Он не хуже остальных знал этот старый трюк с открытками.

– И никаких неопознанных трупов, – заметил Слон. – Я внимательно просматриваю «Нис Матен», а они всегда подробно пишут о таких случаях.

Тигр хмыкнул и отхлебнул из своего стакана.

– Вы же помните, что мы никогда не оставляли трупов, – сказал он. – Это было специальностью Лиса. Поэтому гестаповцы чуть не убили его, пытаясь узнать, где тела. Никаких следов! Можно биться об заклад, что если Лис нашел того или тех, кого искал, никаких вещественных доказательств не останется.

– А они не опередят его? Он уже не молод, – в голосе Леопарда звучала тревога.

– Я бы узнал об этом, – решительно покачал головой Волк. Никого из друзей это заявление не удивило. Они знали, что Волк поддерживал отношения со старыми приятелями из преступного мира, и они сообщили бы ему, если бы что-то случилось с Рокбрюном.

– И какие сейчас ходят слухи? – осведомился Слон.

– На подходе большая партия наркотиков, – пожал плечами Волк. – Появилась новая банда, о которой никто ничего не знает. Мои друзья, мелкие воры с Побережья, не любят их. Во-первых, потому что большинство из них солидные, уже семейные люди. А во-вторых, наркотики мешают их ремеслу – милым, чистым, ловко проводимым кражам. Никого не калечат, ничего не ломают, но всегда берут то, за чем пришли. А наркоманы, когда им нужны деньги, способны даже на убийство. Они могут за несколько франков забить до смерти старуху или разнести целую деревню. Наркоманы легко хватаются за нож или пистолет, убивают без разбора полицейских и гражданских и на них начинается большая охота, которая портит игру всем остальным. Я думаю, что можно рассчитывать на помощь честных взломщиков. По крайней мере, они смогут кое-что подсказать.

– Как вы думаете, почему Пьер не обратился к нам? – спросил Леопард. – Чем он сейчас занимается? Все это не похоже на него. Ему следовало бы с нами связаться.

– А потому, дорогие мои товарищи, – вступил в разговор Тигр, – что он очень зол. Мне тоже, наверное, единственному из нас, довелось однажды быть таким злым, что я уже не был способен на великодушие. Представляю его теперешнее состояние. А когда человек хладнокровен, силен и не хочет прощать, он всегда предпочитает действовать в одиночку.

Тигр замолчал на мгновение, глядя на остатки вина на дне своего стакана. Казалось, он спрашивает у магического кристалла, а потом произносит свои пророчества.

– Много людей умрет из-за этой девочки, – снова заговорил Тигр. – Прольется кровь и будет много ужасов, пока все это закончится. Но потом, я думаю, дела пойдут лучше.

Он неожиданно поднял голову, словно только сейчас услышал вопрос Леопарда, и добавил:

– Лис свяжется с нами.

Его предсказание вскоре подтвердилось. В это время полковник уже ехал к бару. Он только ненадолго задержался, чтобы посмотреть на ночные работы на строительстве нового порта. Его заинтересовало, почему люди работают в субботу, да еще и ночью.

Там, где он остановил машину, два года назад еще плескались морские волны. Теперь здесь при электрическом свете насыпали грунт и подъемные краны перетаскивали огромные бетонные блоки. От огромных куч цемента и гравия слышался рев бетономешалок. Стучали паровые молоты, забивающие сваи в дно моря. Ревели моторы самосвалов, сгружающих привезенный из карьеров камень. На середине бухты огромный земснаряд качал со дна песок, чтобы углубить фарватер. Песок по трубам подавался на участок побережья рядом с портом, где строился новый пляж.

Далеко внизу в ярком свете прожекторов копошились дорожные рабочие в комбинезонах и блестящих касках. Среди общей суеты бросалась в глаза одинокая фигура, неподвижно стоящая у центрального контрольного пункта.

Этот невысокий коренастый человек был одет в черный костюм, выделявший его из общей массы людей. По мягкой, сдвинутой на затылок фетровой шляпе Рокбрюн узнал в нем Филиппа Санторо, владельца одной из крупнейших на побережье строительных фирм.

Полковник издали наблюдал, как Санторо командует действиями рабочих, подкрепляя слова энергичной итальянской жестикуляцией. Он отлично знал этого маленького важного толстяка, которого все друзья звали папа Санторо. Они были старыми приятелями. Их дружба началась еще в годы войны, задолго до того, как Санторо стал преуспевающим бизнесменом.

Понаблюдав еще несколько минут за работой, полковник сел в машину и поехал дальше. После десяти вечера улицы городка становятся пустыми и тихими. Только отголоски телепередач несутся из открытых окон. Поэтому четверо мужчин, сидевших в баре «Рыжая шевелюра», насторожились, услышав за окном шум мотора и скрип тормозов. Каждый звук этой машины казался им знакомым: поскрипывание одного из колес, характерный звук включаемого ручного тормоза и последнее рычание двигателя.

Они услышали шаги, а потом его голос. Полковник на ходу перекинулся парой слов с агентом в штатском – полиция установила постоянное наблюдение за баром со дня исчезновения Рокбрюна. И вот он уже стоит перед ними. Спокойный, как всегда, аккуратный и необычайно веселый.

– Привет всем! С чего это вы все такие серьезные сегодня?. Я вернулся и хочу выпить. И не какое-нибудь домашнее зелье или пойло для туристов. Тащите бутылку «Наполеона»! Отметим мой успех!

– Да, давно пора! Какого дьявола ты так долго путешествовал? – спросил Слон.

– Соблазнял мать-настоятельницу, – ответил полковник, чем шокировал всех четверых. – Учитывая наш возраст, надеюсь, что у вас не появятся дурные мысли. Я уговаривал мать-настоятельницу продать мне монастырскую оловянную посуду. После этого она могла бы совершить настоящий акт милосердия – построить детский сад. Это тянулось так долго, что я чуть не стал монахиней, чтобы уговорить ее. Но мне было из-за чего стараться. На каждой вещи стоит клеймо Алоиза Блуа, великого мастера XVI века. Целый год он работал в монастыре Святой Девы. И все эти работы теперь у меня.

Друзья не спеша двинулись в кабинет, где у Волка хранился коньяк. Полковник вошел последним и плотно закрыл за собой дверь. С лица его сразу исчезло беззаботное выражение, в глазах появился холодный блеск.

– Жучков нет? – отрывисто спросил он Леопарда.

– Нет.

– Уверен?

– Точно.

Рокбрюн кивнул, сел и с минуту сидел молча, сосредоточенно глядя перед собой.

– Как вы догадались, – негромко начал он, – я выслеживал убийц моей племянницы.

Тигр поверх очков взглянул на полковника.

– Ты нашел их?

– И да, и нет, – ответил Рокбрюн, повернувшись к цветоводу. – В любом случае мне без вас не обойтись.

– Но почему ты раньше не пришел к нам? – спросил Слон. – Что это вообще за работа в одиночку? Ты же знаешь, что мы бы…

– Мне было важно, чтобы вы все оставались на виду.

– Как же ты сумел исчезнуть из поля зрения полиции? – поинтересовался Волк. – Даже мы начали волноваться.

– Это было совсем несложно, – пожал плечами полковник. – Я сошел с поезда в Монтелинаре, нашел там нашего старого друга Бассмана и одолжил у него автомобиль. По ночам я останавливался в кемпингах. Все знают, как я за последние годы привык к комфорту, поэтому искали меня где угодно, только не в туристском лагере.

Рокбрюн оглядел своих друзей.

– Напрасно вы надеетесь, что я обойдусь без вашей помощи. За ней я и приехал. Но когда вы услышите, о чем я прошу, у вас может пропасть охота влезать в эту историю. Сейчас уже не те времена, когда на нашей стороне были порядочные французы. Это будет настоящая война. И кое-кто из нас может не узнать, чем она закончится.

– Разве раньше было по-другому? Мы знаем, на что идем, – прохрипел Леопард.

– Разумеется, – кивнул полковник. – Но сейчас у нас меньше шансов. Тогда у нас были союзники, а сейчас нам не станет помогать даже полиция – она действует в жестких рамках закона.

Эти слова не произвели на четверку ожидаемого впечатления. Полковник видел это, но все же повторил:

– Это приключение вполне может стать для нас последним.

– Тюрьма была бы для нас унижением, – сказал Тигр, – но я предполагаю, Лис, что ты имеешь в запасе какой-нибудь более подходящий конец.

– Когда будем объявлять войну? – ухмыльнулся Волк.

– Она уже объявлена, – парировал Рокбрюн. – Шоколадная фабрика компании Жана Лятура в Тулоне.

– Господи, – выдохнул Леопард. – Так это твоя работа?

Они тут же вспомнили, что недели три назад одна из крупнейших на Побережье кондитерских фабрик была полностью уничтожена ночным пожаром. Наутро среди обгоревших развалин обнаружили два трупа, которые так и не удалось опознать. Ночной охранник задремал и не сразу заметил огонь. К приезду пожарных пламя так разбушевалось, что спасти ничего не удалось. Единственная реальная версия по поводу неопознанных трупов сводилась к тому, что два вора пробрались на фабрику и пытались динамитом подорвать сейф, а может быть, просто неосторожно бросили сигарету, после чего начался пожар.

– Это невероятно, – поразился Тигр, – не могу поверить, чтобы старая и уважаемая фирма Жана Лятура связалась с наркотиками.

– Компания перешла в другие руки, – объяснил полковник. – Лятуры после смерти старшего сына уехали, продав фирму вместе с ее славным названием. Новые хозяева, по крайней мере некоторые из них, днем делали драже «Кошачьи лапки» и плитки шоколада, а ночью переходили на очистку сырого опиума, листьев коки и конопли.

– Но как же работники компании? – спросил Леопард. – Да и полиция могла…

– Все не так просто, ведь все делалось в интересах держателей акций. Управляющий был так любезен, что показал мне помещение. Я ему представился крупным торговцем шоколадом из Лиона. Он еще жив, потому что ничего не знает о ночных операциях.

Слон посмотрел на полковника прищурившись.

– Нехорошо, братец Лис. Если бы мы были организованы в профсоюз, тебя стоило бы исключить. Если уж мы занялись этим делом, постарайся больше не отбивать у меня хлеб.

Во время войны признанным специалистом по диверсиям, взрывам и поджогам был именно Слон, ныне тщедушный торговец огурцами.

– Прими мои извинения, маленький Слон. Но это было очень просто, и к тому же нужно было действовать срочно. Многое из сырья, заготовленного для ночных и дневных операций, оказалось хорошим горючим, так что работа была слишком простой для такого специалиста, как ты.

Слон принял столь изысканные извинения.

– А те двое?

– Мелкая сошка, – ответил полковник, – исполнители.

– Заодно ты и меня обошел, – посмотрел на него Тигр.

– Придет и твой черед, – коротко сказал Рокбрюн. – Это была возможность избавиться от большой партии «зелья», заготовленной для продажи на Побережье, а заодно уничтожить саму фабрику и выкурить кое-кого из норы.

– Получилось?

– Не совсем, но я узнал, что на Ривьере разворачивают настолько масштабную операцию, что потерю фабрики в Тулоне и двух своих людей они просто не заметили. Никто и пальцем не пошевелил. Сгоревшие запасы – капля по сравнению с тем, что должно прибыть, а может быть, уже привезено во Францию. То, что делалось в Тулоне, – детские игрушки по сравнению с большой операцией, которая наводнит Ривьеру гашишем, кокаином и героином. Они смотрят на Ривьеру как на созревший плод, который остается только сорвать.

Полковник помолчал, разглядывая светлый коньяк в своем стакане, и продолжал.

– Мы снова на войне, друзья. Враг выступил против нас, и я опять ощутил себя солдатом.

– При чем здесь война?

– Попробую объяснить как можно проще, – кивнул полковник. – Вы знаете, что война неизбежна в обществе, часть которого присвоила себе право убивать и калечить остальных. Это делается под громкими патриотическими лозунгами, за которыми всегда кроется страсть к наживе. Торговцы наркотиками объявили войну нашему обществу, надеясь разбогатеть, и, по-моему, они еще опаснее, чем международные авантюристы. Ведь перед тем, как убивать, они калечат души своих жертв. Мадлен Рено была нормальной девушкой.

Его голос стал еще тише. Чувствовалось, что полковник старается говорить хладнокровно, словно девушка, о которой шла речь, была для него посторонней.

– Ее воспитывали добропорядочные зажиточные родители. – Она была способной студенткой и хорошей дочерью. Но может быть, строгие порядки отцовского дома подтолкнули Мадлен к тому, чтобы войти в одну из групп доморощенных революционеров. При других обстоятельствах в этом не было бы ничего страшного. – Полковник сделал паузу и сурово осмотрел своих товарищей. – Но ситуация изменилась. Молодежь отказалась от моральных ценностей – их заменили наркотики. Торговцы смертью не упустили свой момент. Они несут смерть во имя наживы. Мадлен приучил к травке парень из ее группы. А потом ей потребовались все большие дозы.

Он уперся взглядом в дно бокала.

– Я установил, что она перешла от гашиша к героину и кокаину, начала колоться и окончательно деградировала. Оказалось, что она была еще и беременна неизвестно от кого. Мадлен Рено пала жертвой борьбы за наживу.

После этих слов в комнате наступила гнетущая тишина. Первым заговорил Волк:

– Итак, Лис вернулся с решением лично вести войну, чтобы отомстить за Мадлен.

Полковник побледнел, но голос его не изменился.

– Месть, дружище? Какая польза мертвым от мести? Эта война нужна, чтобы защитить живых. Идет мировая война, и по масштабам она превосходит прошлую. Нет такой страны на Земле, которая бы в ней не участвовала. Я только попробую, если смогу, очистить нашу часть Франции от этих чудовищ.

– Мы попробуем, – поправил его Слон.

– Где начнем? – деловито осведомился Леопард.

– Посмотрим, – ответил полковник. – Мне удалось узнать побольше, чем ребятам из бригады по наркотикам и полиции. Кстати, – неожиданно перебил он себя. – Папа Санторо по-прежнему захаживает сюда?

– Частенько заходит, – ответил Волк. – Когда не слишком задерживается на ночных работах в порту. Они сильно отстают от графика.

– Господи! – воскликнул он, поняв, что могло крыться за вопросом Рокбрюна. – Неужели и он замешан?

– Нет, нет, пока нет, – криво улыбаясь, покачал головой полковник. – Но у меня появилось ощущение, что это не исключено.

Все они хорошо знали историю Санторо. Совсем молодым, в годы войны, он открыл строительную контору в Каннах. Его предки – итальянцы поселились здесь еще в те годы, когда Ривьера была частью Италии. Но душой он был настоящий француз. Когда немцы заставляли его строить доты и другие укрепления, он саботировал эти работы. Его сооружения разваливались раньше, чем их начинали обстреливать. Санторо арестовали и пытали в гестапо. За два дня до того, как его должны были расстрелять, банда «Зоопарк» провела одну из самых отчаянных своих операций и спасла незадачливого строителя. Потом его прятали до самой высадки союзных войск.

– Наркобизнес делится на четыре части, – продолжал своеобразную лекцию полковник. – Закупка сырья, производство наркотиков, транспортировка и продажа. И все это организуют обыкновенные простые головорезы. Вы помните фотографии тех двух типов, которых несколько месяцев назад арестовала полиция в аэропорту Ниццы? Они оказались руководителями системы доставки наркотиков. Этот бизнес оказался еще проще, чем перевозка в Америку спиртного во времена сухого закона.

– И это вся собранная тобою информация? – язвительно спросил все еще обиженный Слон. – Кроме того, что ты позволил себе взяться не за свое дело и устроил пожар, который чуть не уничтожил всю округу?

Полковник не обратил внимания на этот выпад.

– Есть еще кое-что. Их семеро. Пятеро французов или немцев, а двое, видимо, американцы. Я узнал это от одного из торговцев.

– Ты убил его? – недовольно спросил Тигр.

– Нет, только немного потрепал, – полковник снова предпочел не заметить раздражения, сквозившего в голосе друга. – Он не знал ничего, кроме того, о чем я только что вам рассказал. Как и всю мелкоту, его старались держать подальше от центра.

– Обычное дело, – сказал Слон. – Чего еще можно было ждать?

– Есть сведения, – продолжал полковник, – что один из банды по кличке Маг сейчас в подполье. Это имя вам о чем-нибудь говорит?

– Кажется, я слышал о нем, – неуверенно сказал Волк. – Это он долго сбивал с толку полицию. По-моему, его смогли взять только один раз, и то они не были уверены, что это Маг, и ему удалось исчезнуть.

– Точно, – кивнул полковник. – А сейчас его банда работает на Побережье. Последние полтора года они обеспечивают перевозки. Это они виноваты в смерти Мадлен. Если их не уничтожить, они еще многим принесут смерть. Поэтому у нас нет выбора.

– Когда ты предлагаешь начать? – спросил Леопард.

– Я уже начал, – холодно ответил полковник. – Я нанес удар и, по всей вероятности, серьезно нарушил их планы.

– Так что, партия наркотиков на подходе? – спросил Слон. – Странно, сначала ты говоришь, что ничего не знаешь, а потом…

– У меня есть дополнительная информация, – улыбнулся полковник.

Темные глаза Волка сверкнули.

– Так я и думал, – сказал он.

– Вы помните маленького Пиньона? – спросил Рокбрюн.

– Ты еще спрашиваешь! – Тигр отбросил свою обычную сдержанность, что случалось с ним нечасто. – Самый мерзкий тип из всех преступников, с которыми нам приходилось сотрудничать. Я никогда ему не доверял.

– Я нашел его в Борме. Он держит там маленький грязный бар, и сам остался таким же маленьким грязным типом.

– И он что-то знает? – с надеждой спросил Леопард.

– Да, но слишком напуган, чтобы говорить.

– Тебе пришлось напугать его еще больше? – оскалился Волк.

– Совсем немного, – кивнул полковник. – Он божился, что если скажет еще хоть слово, его прикончат. Они наметили большую операцию. Когда и где ее проведут, неизвестно. Действовать нам придется вслепую.

– И это все, на что тебе еще намекнул Пиньон? – спросил Леопард.

– Он советовал проследить за карнавалом в Ницце. Все повернули головы к висевшему у окна календарю…

– Но ведь до него еще четыре месяца, – удивился Леопард.

– Точно, – сказал полковник. – У нас есть еще время подготовиться.

Раздумья Скубайда прервал приход одного из его подчиненных – сержанта Пелисье.

– Доброе утро, Марсель, – сказал капитан. – Что случилось? Ты хочешь рассказать мне, что твои ищейки унюхали еще один пятифранковый пакет травки в заднем кармане заезжего американского студента? У твоих зверей за последние пару месяцев было так мало работы, что сейчас они вряд ли отличат запахи розы и листьев коки.

Сержант выглядел обиженным. На этом краснолицем полицейском, похожем на солидного отца семейства, форма выглядела как-то неестественно. Он работал с четырьмя овчарками, обученными по запаху находить наркотики, что очень помогало при обыске машин, самолетов и поездов.

– Нет, мой капитан, – ответил он. – Вы знаете, что я не стал бы беспокоить вас из-за такой ерунды. Я пришел рассказать вам странную историю. Может быть, ничего из нее и не следует. Хотя, с другой стороны…

– Лучше расскажи обо всем по порядку, – сказал Скубайд. – Садись.

Они закурили. Сержант помолчал, борясь со своими сомнениями, потом решился.

– Вы знаете, капитан, что я каждый вечер перед тем, как идти домой, выгуливаю собак. Маршрут прогулок у нас, в общем, постоянный.

– Я знаю, – прервал его Скубайд, – ну…

– На аллее есть место, где собаки каждый раз реагируют. Бруно и Дина сильно, Марко и Пери не так явно.

– Наркотики? – быстро поднял голову капитан.

– Я не уверен, – румяный сержант покраснел еще больше. – Собаки реагируют как-то необычно. Понимаете, они выглядят беспокойными, им явно не по себе. Я знаю этих псов, как своих детей, и все же не понимаю, что с ними происходит. Похоже, их на этой аллее что-то смущает.

– Что значит смущает? – допытывался Скубайд.

Он не сомневался, что сержант распознал бы реакцию собак на наркотики. А если там что-то другое, почему он так волнуется?

– Знаете, капитан! Это прозвучит нелепо, тем более, что я не склонен приписывать животным человеческие черты. Но все же они выглядят и ведут себя так же, как мы, когда что-то забыли и мучительно пытаемся вспомнить.

– Очень любопытно, – улыбнулся Скубайд. – А где именно это происходит?

– Там, где задняя стена театра Варьете выходит к аллее. Как раз напротив высоких ворот, через которые носят декорации. Но вы же знаете, что театр уже больше года не работает.

Скубайд кивнул. Помещение театра было закрыто и опечатано после того, как его владельцы обанкротились. И тут у него появилась любопытная идея.

– Какая труппа выступала последней перед закрытием театра? – спросил он.

– Цирк Кажу, – ответил сержант. – Они тогда арендовали здание на все лето и полностью прогорели. Кто на них пойдет, когда еженедельно по телевизору показывают лучшие цирковые представления?

Скубайд задумался.

– Значит, тогда они все распродали, включая слонов? – взглянул он на сержанта. – Ведь у них были слоны?

– По-моему, четыре.

– А заводили их через те высокие ворота, что выходят на аллею?

– Конечно, – ответил сержант. – Куда бы еще пролезли такие громадины?

– Вот тебе и решение загадки, – усмехнулся Скубайд. – Все домашние животные начинают беспокоиться, когда чувствуют запах слонов. А этот запах очень стойкий, он сохраняется годами.

Пелисье встал.

– Не сомневаюсь, что вы правы, капитан, – смущенно произнес он. – Извините, что побеспокоил вас.

Но Скубайд не спешил его отпустить. Глядя на толстые досье, которые он изучал перед приходом сержанта, он подумал, что немало преступлений раскрывают не за счет погонь и перестрелок в стиле боевиков, а благодаря вниманию к мельчайшим деталям.

– Знаешь что, Марсель, – сказал он. – Давай посмотрим на месте. Возьмем твоих беспокойных собачек и проверим, прав я или нет. Я договорюсь, чтобы нас пропустили в театр.

Почти весь остаток дня капитан потратил на получение в суде разрешения на вход в театр Варьете, поиск ключей от него и беседу со старым сторожем по фамилии Фаско, который раньше был смотрителем театра. Капитан решил взять с собой этого человека, поскольку он хорошо ориентировался внутри здания.

Экспедиция отправилась в путь только в девять часов, когда уже стемнело. Театр был недалеко от полицейского участка.

– Как жаль, что его закрыли! – сказал Фаско. – Мне нравилось здесь работать гораздо больше, чем на нынешнем месте.

Служащий суда уже ждал их. Он церемонным жестом отодвинул засов, впустил полицейских с собаками и бывшего сторожа, а сам остался ждать на улице. Закон требовал, чтобы он же и опечатал дверь.

Полутемный коридор был полон мусора. На стенах еще висели афиши цирка. На одной из них Скубайд увидел снимок шести слонов. Фаско выбрал из большой связки ключ от стеклянной двери, за которой оказалось фойе. Оно производило еще более мрачное впечатление, чем покрытый паутиной коридор. Здесь царил глубокий мрак, если не считать тусклой полоски света, пробивающейся через открытую дверь.

– Попробуйте включить свет, – сказал Скубайд.

– Это невозможно, – ответил Фаско, – когда театр закрыли, электрики отключили все провода.

У Скубайда и сержанта были с собой мощные карманные фонари, их лучи осветили фойе и задрапированную дверь, ведущую в зрительный зал. Сильный запах плесени, ощущавшийся в здании, не заинтересовал собак. Повизгивая, они улеглись у ног Пелисье.

– Куда мы идем? Что вы тут ищете? – ворчал смотритель.

– Нам нужно пройти на сцену, – ответил Скубайд.

– Тьфу! – рассердился Фаско. – Тогда нам нужно было сразу зайти через служебный ход.

– Нет, – возразил Скубайд. – Я хочу пройти туда через оркестровую яму.

– Тогда пойдемте сюда.

Смотритель прошел к самой дальней двери, через нее – в зрительный зал. Темнота здесь была еще гуще, а запах еще отвратительнее. Свет фонариков осветил ряды кресел, даже не прикрытых материей. Покрытый толстым слоем пыли вельвет частично уже съела моль. В партере, ложах и на трех балконах этого зала могли разместиться три тысячи зрителей. Размеры театра стали одной из главных причин, почему он вылетел в трубу. Они все еще были слишком далеко от сцены, чтобы на ней можно было что-то разглядеть.

Вдруг одна из собак резко натянула поводок. В это время полицейские шли по боковому проходу к маленькой лесенке, ведущей на сцену. И тут все трое почувствовали, что там, в темноте сцены, есть нечто еще более темное. Скубайд предостерегающе поднял руку и остановился. Собаки уже рвались вперед.

– Что это? – с дрожью в голосе спросил Фаско. – Когда мы закрывали театр, сцена была пустой. Я уходил отсюда последним.

Капитан быстро пошел вперед. Вся дальняя часть сцены оказалась занятой чем-то огромным и непонятным.

– О боже! – выдохнул сержант Пелисье. – Только бы не слоны!

Но он мгновенно понял нелепость своих слов, когда представил себе четырех слонов, оставленных на сцене и умерших от истощения, но оставшихся на ногах, как мамонты в музее.

– Нет! – ответил Скубайд. – Это не слоны.

– Но ради всего святого – что же там?

– Следуй за мной!

Они приблизились к лесенке, ведущей на сцену. Отсюда фонарики осветили часть непонятного объекта. К их ужасу, это оказалось тело женщины. Казалось, она парит между сценой и куполом в каком-то подобии гроба. Огромное тело, длиной двадцать пять и высотой десять футов, было сделано из папье-маше.

В это время собаки как-то странно пронзительно заскулили.

– Наркотики? – быстро спросил Скубайд.

– О, Боже, да! – ответил Пелисье. – Но…

Капитан уже был на сцене, освещая непонятный предмет с разных сторон. Это оказался шестиколесный прицеп с укрепленным на нем телом куклы. На шасси были уложены высокие цветы и цветочные лепестки…

– Придержи собак, – сказал капитан. – Не двигайтесь и ничего не трогайте. Так вот куда заехала платформа номер девятнадцать!

Остолбеневший Фаско удивленно разглядывал платформу.

– Когда я последний раз осматривал театр, здесь было пусто. Ничего не понимаю.

Он двинулся к платформе, но Скубайд остановил его.

– Не подходите близко. Здесь нельзя ни к чему притрагиваться. Успокой своих собак, Марсель!

– Но, капитан, там же наверняка наркотики, – возразил сержант.

– Почти наверняка, – сказал Скубайд. – Но лучше я сначала подойду один. Эта платформа исчезла два месяца назад во время карнавала. Необходимо сохранить малейшие следы, по которым мы сможем узнать, как эта штука сюда попала и кто в этом замешан.

Он осторожно посветил вдоль платформы. Яркая карнавальная раскраска еще не поблекла на гротескных фигурах из папье-маше: гигантском мухоморе с красной шляпкой, испещренной белыми пятнышками, белке, олене, сове, лисице и других лесных жителях, бумажных деревьях, кустах и цветах.

– Подождите здесь, – приказал Скубайд.

Он осветил покрытый толстым слоем пыли пол сцены и двинулся вперед. Подойдя к платформе, капитан вскарабкался наверх, но чуть не свалился обратно, когда что-то мягкое подалось под его рукой.

– Дерьмо! – буркнул он и двинулся вдоль платформы, внимательно осматривая ее, затем, уже перепачкавшись до неузнаваемости, взялся за дверную задвижку. Дверь здесь была не больше трех футов высотой, но достаточно широкая, чтобы в нее мог пройти человек. Фонарик Скубайда осветил деревянный каркас и переплетение проводов внутри пустой платформы. Здесь еще сильнее чувствовался стойкий сладковатый запах.

Собаки скулили и рвались на поводках.

– Веди их сюда, Марсель, – скомандовал Скубайд. – Только иди осторожно, ступай по моим следам. А вы, Фаско, оставайтесь на своем месте.

– Залежи наркотиков! – ахнул Пелисье. – Мы… Вы, капитан, смогли их найти. Они где-то здесь.

– Пока можно сказать, что они были здесь, – перебил. его капитан. – И похоже, что не меньше тонны. Поэтому и запах такой стойкий.

Он снова провел лучом фонарика вдоль платформы, где собаки обнюхивали каждый угол и поднимались на задние лапы, пытаясь дотянуться до верхней части фигуры.

– Да что я говорю, какая тонна! – воскликнул Скубайд. – Здесь было спрятано не меньше двух тонн, и ни одна живая душа… – Он вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. – Господи Боже! Где только были мои мозги! Дыра!

Сержант и старый смотритель одновременно решили, что капитан внезапно сошел с ума.

– Груз был здесь, прямо у нас под носом! Но что с ним случилось потом?. Куда он девался? И где те, кто его охранял? Их было семеро.

Скубайд снова вспомнил о досье, с самого утра занимавшем его мысли, и о семи исчезнувших людях. Дыра зияла еще глубже, шире и чернее, чем раньше. Ведь теперь появилось доказательство, что она не была плодом его воображения. Скубайд принял решение.

– Марсель! Отведи собак. Потом возвращайся в управление и сразу позвони в лабораторию. Пусть бригада срочно едет сюда – фотографы, эксперты, судебные специалисты, патанатом – в общем, все. Из моей группы должны прибыть Жорж и Нино. Пико пусть срочно свяжется с электрической компанией и обеспечит здесь свет. Мне все равно, сколько людей для этого потребуется и как они к этому отнесутся.

В дверях театра Пелисье остановил служащий суда.

– Вы думаете, я буду ждать здесь до ночи?

– Можете уходить, – разрешил ему сержант – Вам не придется опечатывать помещение. Здесь будет проводиться полицейское расследование.

Через два часа в театре Варьете снова засверкали огни. Огромная хрустальная люстра в центре зала, все боковые бра и прожектора ярко освещали сцену. Свет здесь горел всю ночь, пока группы дотошных и опытных специалистов исследовали каждый дюйм карнавальной платформы и пустую сцену, где она стояла.

В свой кабинет Скубайд попал уже перед утром. Он подошел к окну. Над морем всплывал багровый край восходящего солнца. Скоро на набережной соберутся туристы, чтобы восторженно приветствовать новый день. Детектив тяжело вздохнул, поглядев на кипу рапортов, громоздившихся на его письменном столе. Он только что закончил беседу с последней группой экспертов.

Теперь капитан знал о платформе все, что можно было узнать. И в то же время он не знал ничего. Задача оставалась нерешенной. Прежде всего платформа не была украдена с праздника, она вообще не появлялась там. Кроме того, выяснилось, что какой-то человек или несколько людей были убиты на сцене театра Варьете.

Вот это букет! Воровство во время карнавала, убийство, контрабанда наркотиков, загадочные исчезновения. Результатов расследования почти нет. Не обнаружены ни наркотики, ни трупы. Есть только пустая платформа.

Президент фестивального комитета, занимавшегося организацией злополучного карнавала – Лакрус Нишуа, не слишком обрадовался раннему визиту полицейских. Он был одним из лучших карнавальеров на Побережье. Эта веселая профессия, секреты которой переходят от отца к сыну, состоит в изготовлении праздничных платформ и гротескных фигур, которые участники шествия провозят по улицам. Семья Нишуа занималась этим промыслом уже полторы сотни лет.

Президент сообщил, что в начале прошлой осени оргкомитет определил тему карнавала. Художники сделали эскизы платформ, костюмов и масок уличных танцоров и передали все это карнавальерам. После этого закипела работа в их огромном ангаре. Тогда же зарегистрировались и участники карнавала, которые собирались ехать на платформе или танцевать в масках и костюмах из папье-маше.

Темой, которую в этот раз выбрал оргкомитет, были «Сказки народов мира». Одна из представленных на утверждение платформ называлась «Спящая красавица». Президент хорошо помнил, что у многих были возражения против этого сюжета.

В конце концов «Спящая красавица» победила; потому что автором этой старой сказки был француз. Усатый месье Лакрус хорошо знал, помнил, какие инструкции он тогда получил и выполнил. У него сохранилась фотография из «Нис матен» и макет платформы номер девятнадцать. Знал ли месье президент о том, что в процессии участвует вторая такая же платформа?

Президент нахмурился, почесал в затылке и глубоко задумался. Да, конечно, он помнит об этом. Но понятия не имеет, почему члены комитета решили использовать две одинаковые платформы. Это решение было принято в отсутствие президента – он тогда уезжал на две недели в Нормандию, к больному родственнику. А так как карнавальеры не стали бы делать платформу без разрешения Комитета, президент просто не обращал на нее внимания, пока платформа не исчезла. Тогда он, как и многие другие, решил, что это всего лишь проделка студентов.

Дело понемногу прояснялось. Кто-то подсунул месье Лакрусу макет, не согласованный с Комитетом. Группа с поддельными документами забрала ее, уложила туда большой груз наркотиков и нагло провезла его на глазах у всего мира.

Если бы ничего не помешало выполнению их плана, преступники распределили, переработали и упаковали сырье, наводнив Побережье наркотиками. Но этого не случилось. Что-то произошло.

Настало время обратиться к докладам ребят из лаборатории. Здесь определенности было больше. Но, как обычно, свидетелей эксперты представить не могли.

Что ни говори, произошло это два месяца назад. Никто из прохожих не удивился бы, увидев в последние дни фестиваля, как одну из платформ закатывают на сцену театра Варьете. Никто бы даже не вспомнил, что театр закрыт и опечатан. А неизвестные, которые приходили потом, заходили через служебный ход и наверняка старались не привлекать внимания.

Но кто они? Кто приходил сюда, к платформе номер девятнадцать, и что здесь произошло? В подсознании Скубайда внезапно всплыли образы уважаемого антиквара Рокбрюна и его друзей – электрика, торговца огурцами, цветовода и владельца бара. Опыт подсказывал ему наиболее вероятное объяснение произошедших событий. Одна банда купила и доставила сюда огромное количество чего-то ценного. Другая банда узнала о планах первой, захватила товары и заставила навсегда замолчать членов банды номер один. Неясным оставалось, кто были члены банды номер два, откуда они взялись и куда дели захваченное добро? Где сейчас люди из банды номер один или то, что от них осталось? Эксперты определили, что рядом с платформой был застрелен человек. Но где же остальные?

Скубайд достал из папки заключение экспертизы и еще раз просмотрел его. Слава Богу, главные хранилища отпечатков пальцев во всем мире уже в памяти компьютеров. Достаточно сфотографировать эти петли и завитки, и через пару часов можно получить информацию из стран, где владелец этих отпечатков хоть раз попадал в руки полиции!

Четыре полученных отпечатка значились в полицейских досье. Один французский, два американских рецидивиста и немец, о котором полиция Германии тоже не сообщала ничего хорошего.

Француз представлял для Скубайда наибольший интерес. Судя по поступившей из Парижа информации, это был находящийся в розыске уголовник, Рене Кламар, известный под кличкой Маг. Этот парень только раз попал в руки полиции, но удрал раньше, чем его успели допросить. Больше десяти лет о нем ничего не было известно. И вдруг отпечатки его пальцев обнаружены на платформе в закрытом театре. Остальные отпечатки пальцев не значились в уголовных картотеках, но совпали с идентификационными картами незакрытых дел об исчезновениях, которые раньше полиция считала простым бегством мужей от своих жен. Это были люди рабочих профессий: водитель грузовика, токарь и автомеханик. Агенты уже взялись за повторное расследование этих исчезновений.

Размышления Скубайда прервал стук в дверь. Вошел Андре Пико, самый опытный детектив в его бригаде, ветеран с тридцатилетним стажем. Сослуживцы называли его не иначе как Шерлок Пико, потому что он воображал себя специалистом по дедукции и героем детективных триллеров, которые он читал в огромном количестве.

Это был маленький седой человек с блестящими глазами и морщинистым лицом. Он никогда не расставался с трубкой, что давало лишний повод насмешникам, считавшим это частью его игры в Шерлока Холмса. Пико не хуже других знал, что труд детектива состоит из нудной работы, сложнейшего розыска, напряженного обдумывания и тщательного анализа. Некоторые его решения действительно были хороши, хотя бывали изощренными до смешного. И все же, бывало, что применяя свои странные методы, ему удавалось какими-то невероятными путями находить преступников. Однако сейчас капитану Скубайду было не до хитроумных выдумок.

– Ну, Пико, – сказал он. – Ты, наверное, пришел с какими-то своими хитрыми умозаключениями?

– Да, мой капитан, – ответил старик, вынимая изо рта трубку. Обычно он использовал ее вместо указки, чтобы энергичным жестом подчеркивать свои доводы.

Скубайд вспомнил, что от Пико не отделаешься, пока не выслушаешь его до конца.

– Ну что ж, говори, – сказал он.

– Мы знаем, – начал Пико, – что в феврале прошлого года, за две ночи до окончания карнавала семь участников фестиваля, ехавших на платформе, затащили ее в театр Варьете, который они заранее открыли. Я думаю, что эти семеро остались в своих маскарадных костюмах, потому что если бы они сняли костюмы, то мы бы их нашли.

– Блестяще, Пико! – сказал Скубайд. – Ты считаешь отсутствие чего-то за доказательство? Я думал, что ты додумаешься до чего-нибудь более серьезного.

– Мне просто показалось странным, что ни один из таких заметных костюмов не нашелся, – продолжал Пико, не обращая внимания на сарказм Скубайда, – и считаю, что раньше, чем эти семеро успели уйти, в Варьете ворвалась банда вооруженных людей, которые поставили всех семерых возле стены и расстреляли. Ведь там не осталось никаких следов схватки.

Терпение Скубайда истощалось.

– Вам не кажется, мой дорогой Пико, – сказал он, – что вы пересказываете мне сейчас знаменитое Чикагское убийство?

– Здесь есть некоторое сходство, – бесстрастно ответил Пико.

– И как же проводилось это массовое убийство? – насмешливо продолжал капитан. – Не осталось никаких следов, кроме пятнышка крови, одного поврежденного кирпича и одной сплющенной пули.

– Ха! – сказал Пико, решительно взмахнув своей трубкой. – Я определил методом дедукции, что одна из жертв попыталась удрать и тут же получила пулю в спину. Пуля прошила тело насквозь и расплющилась об стену.

– Откуда ты это взял?

– Просто проанализировал факты.

– Господи! – громко воскликнул Скубайд, – еще немного твоих умозаключений и я сойду с ума.

– Когда все семеро были убиты, – по-прежнему спокойно продолжал Пико, – вторая банда, в которой, по моим подсчетам, было не меньше четырех и не больше шести…

– Откуда ты и это знаешь? – простонал Скубайд.

– Я исхожу из проделанной ими работы. Если огромная кукла была нагружена наркотиками, один человек даже не сдвинул бы ее с места. И один человек не смог бы контролировать семерых.

– Слишком много «если», – проворчал Скубайд. Пико не обратил внимания на его слова.

– Как я уже сказал, когда семеро были мертвы, вторая банда перенесла трупы и груз в свой грузовик, который стоял снаружи. Они заперли и опечатали ворота театра Варьете, а потом уехали.

– Почему ты считаешь, что это сделала другая банда?

– Все дело в том, – ответил Пико, – что опечатать двери могли только люди из второй банды, потому что все члены первой к тому времени были уже мертвы.

– О, Боже! – только и сказал Скубайд.

Ежегодный карнавал проходит в Ницце начиная с 1294 года, когда Неаполитанский король Шарль Второй впервые провел этот великолепный праздник. Впрочем, как и многие подобные праздники, этот карнавал происходит от древних ритуалов в честь богини плодородия, которые еще древнее.

Эти пышные церемонии лишь в одном остались неизменными на протяжении всех прошедших веков – по улицам перёд толпами горожан и заезжих гостей проходит карнавальное шествие. Его открывают актеры в ярких костюмах, которые несут огромные чучела птиц, животных, сказочных чудовищ, сделанные из папье-маше. Хотя все они должны символизировать свободу, радость, покой и веселье, в куклах чувствуется что-то угрожающее и отталкивающее. Они непристойны, как и всякое безобразное изображение человеческого лица и тела.

Похоже, что старинные династии мастеров, занимающихся изготовлением этих монстров, так долго жили среди человеческой низости, подлости и злобы, что просто не могут не отразить это в своих фигурах. Они уже не способны нарисовать улыбку, в которой не чувствовалось бы коварство.

Полковник Рокбрюн с четырьмя своими товарищами уже пятый день дежурили в разных заранее избранных местах, но расположенных достаточно близко, чтобы каждый мог увидеть сигнал соседа. Тактика, которую выбрал полковник в этой схватке, пока не дала результатов. За три месяца интенсивной работы члены его группы, как и полиция, не смогли выяснить, кто стоял за смертью Мадлен Рено, а теперь планировал очередную крупномасштабную операцию.

Полковник уже не раз проклинал свою горячность, когда он своими руками уничтожил единственную ниточку, которую удалось нащупать. Те двое могли бы привести его к Синдикату, а теперь этот след был таким же мертвым и холодным, как пепел их сгоревших трупов. Единственным достижением группы стала информация, что люди Синдиката каким-то образом используют карнавал.

Уже пятый день Рокбрюн наблюдал все те же знакомые с детства гротескные изображения: Ганс и Гретель, Белоснежка, Спящая красавица, Красный монах, Пиноккио, Снежная королева и другие сказочные герои, поражавшие в детстве его воображение. Сейчас они не вызывали у него ничего, кроме раздражения.

Над всем шествием возвышалась фигура Сказочной королевы высотой около 20 футов, которая стояла на платформе с жезлом в руке, увенчанная звездной короной. В ней не было ничего нежного, загадочного. Эта чудовищная кукла как-будто разглядывала праздничную толчею, оскалив зубы в отвратительной застывшей улыбке.

Рокбрюн в сотый раз продумывал все детали своего плана. Неужели Пиньон дал заведомо ложные сведения, чтобы спасти свою шкуру? Не похоже, для этого он был слишком напуган.

Пиньон наверняка ощутил, что полковник опаснее, чем те, кто может прийти отомстить ему за предательство. Да и какие секреты он выдал? Всего лишь посоветовал понаблюдать за карнавалом в Ницце. Как раз этим они и занимались уже пять дней и ночей. Они всматривались до боли в глазах в каждую мелочь, изучили гримасы каждой из гротескных фигур и знали в лицо всех людей на платформах.

Раньше, во время подготовки к фиесте, полковник считал, что нужно обратить внимание на продавцов конфетти. Можно ли найти лучший способ незаметно перевезти наркотики во время шумного праздника, чем тысячи пакетиков конфетти и серпантина?

В ушах Рокбрюна звенела, уже вызывая головную боль, в который раз повторяющаяся песенка карнавальных оркестров «Нам не страшен, серый волк». Все музыканты были одеты в костюмы поросят и размещались на платформе «Волк и трое поросят». Их костюмы были шедевром маскарадного искусства, выгодно отличаясь от других костюмов, в которых люди выглядели свиньями.

В голове полковника неустанно крутилось: «Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк…» Рокбрюн опять вспомнил, как любил эту песенку в детстве, но в этот момент платформа «Спящая красавица», немного отклонившись от курса, больно зацепила его руку.

– Смотри, мамочка, это «Белый Снежок и семь эльфов»! – раздался рядом голос какой-то девочки. – Она на самом деле не умерла, а просто подавилась отравленным яблочком.

Уставший от безнадежной охоты за карнавальными наркотиками, полковник машинально повторил: «Снежок, Снежок»… И вдруг его как молнией ударило: «Снежок» – это американское жаргонное название порошка героина. «Белый Снежок и семь эльфов» – «снежок» и магическое число семь…

– Мамочка, а почему Белоснежка дышит, ведь она же не настоящая?

– Конечно Нет, дорогая, – ответила мать, – просто кто-то находится внутри нее.

Рослые мужчины в нарядах эльфов, с развевающимися бородами и длинными усами, прикрепленными проволочками к их ушам, выглядели настоящими гномами рядом с огромной фигурой, лежащей на платформе, раскрашенной, как похоронные дроги. Глаза ее были закрыты и благодаря этому она выглядела не так неприятно, как другие фигуры. Слово «внутри» молотом застучало в голове полковника. Возможно ли это? Никто и никогда не подумал бы искать груз наркотиков внутри фигуры Белоснежки – этого символа невинности. Рокбрюн застыл, как громом пораженный. Он отказывался поверить, что самые дерзкие торговцы наркотиками решатся водить за нос власти, спрятав свой груз на платформу, содержащую в зашифрованном виде разгадку их тайны. Это казалось настолько нелепым, что полковник едва не отказался от этой мысли.

Платформа ушла от него уже далеко, но ей предстояло сделать еще один круг. За Белоснежкой двигалась огромная фигура Длинного Джека, и полковник, глядя на него, неожиданно нашел реальную почву для своей, казалось бы, абсолютно абсурдной идеи. Он понял, что следует рассматривать проблему под совсем другим углом. Рокбрюн дал сигнал своим соратникам и все четверо собрались возле его поста.

Платформа с Белоснежкой уже снова приближалась к ним.

– Будьте наготове, – предупредил полковник.

– Что случилось? – спросил Леопард.

– Еще не знаю, – ответил Рокбрюн. – Может быть, мне показалось…

Но он уже не допускал и мысли, что мог ошибиться. Внезапно Слон вскрикнул и почти одновременно раздался возглас полковника.

– Второй справа! – вдруг воскликнул Слон. – Он косит правым глазом! Нет, левым, – поправил он себя, – ведь он же стоит к нам лицом.

– Это Маг, – медленно и немного торжественно сказал Волк. Альфонсу Кузену были известны приметы этого малоизвестного полиции дерзкого преступника.

– Ты в этом уверен, Альфонс? – повернулся к нему полковник.

– Уверен, – ответил Волк. Никто не усомнился в его компетентности.

– Значит, сегодня вечером? – тихо спросил помалкивавший до этого Тигр.

– Да, – ответил Рокбрюн. – Поскольку мы не знаем их планов, нужно навязать им свой.

Было уже около часа дня, когда самый большой из принадлежащих Слону грузовиков появился среди холмов. В кабине за рулем сидел сам хозяин и полковник с автоматом на коленях. Проезжая мимо улицы Депуа, они заметили толстую фигуру Леопарда. Слон притормозил, Леопард залез в кузов и уселся рядом с Тигром.

Они проехали въезд в аллею, ведущую на площадь Вирджиль, и повернули на улицу Вобан, где подобрали Волка. Однако к театру Варьете им подъехать не удалось, потому что возле его ворот припарковался огромный фургон, на борту которого было написано название фирмы «Братья Жиродэн, транспорт Ницца – Лион – Париж». Слон остановился позади него.

– Мы не опоздали? – осведомился, перегибаясь через борт Тигр.

– Не думаю, – ответил полковник. – Почти уверен, что мы приехали как раз вовремя. Они будут грузиться ночью.

В кабине фургона не видно было водителя, никто не стоял на страже у задней двери.

– Они довольно беспечны, – отметил Слон.

– Все выглядит вполне нормально, – возразил Рокбрюн. – На этом месте обычно грузят театральный реквизит.

– Если не вспоминать, что театр уже давно закрыт, – добавил Волк.

– Люди об этом не подумают. Человек, стоящий без дела у задней двери здания, выглядел бы подозрительно. Ладно, начали?

Никто из них не утратил былой сноровки и эта часть игры была проделана совершенно бесшумно. В руках у каждого из них мгновенно появилось оружие. Слон, Леопард, Волк и полковник держали в руках автоматы, а Тигр – какой-то длинный сверток, завернутый в газету. На руках у всех пятерых были тонкие шелковые перчатки. Никем не замеченные, они не спеша вошли в заднюю дверь театра.

Операция прошла точно по плану. Она напомнила Волку ночь 1944 года, когда они полностью уничтожили фашистский центр связи в Марселе. Тогда не осталось ни малейших следов, по которым можно было бы определить, что произошло с дюжиной людей, которые работали в центре.

Семь гномов, все еще в маскарадных костюмах и с приклеенными бородами, работали при свете установленных полукругом электрических фонариков. Шестеро карликов вытаскивали из чучела Белоснежки завернутые в парусину пакеты и свертки и складывали их на сцене. Седьмой их пересчитывал и укладывал аккуратными стопками. Вблизи карлики оказались здоровенными парнями. Бесшумное и быстрое появление пятерых друзей явно застало их врасплох.

С быстротой, совершенно неожиданной для пожилого человека, Волк вскочил на платформу. Его автомат был направлен на импровизированных грузчиков.

– Ведите себя спокойно, – приказал полковник, – и ни в коем случае не делайте резких движений. Станьте лицом к стене, пока мы не закончим осмотр.

Драка не входила в его планы.

Семеро мужчин подчинились. Четыре автомата не давали им шансов в борьбе с незваными гостями. Твердый голос полковника не оставлял никаких сомнений в том, что напавшие будут действовать решительно.

Тигр положил свой сверток на сцену и начал изучать содержимое пакета. Он вскрыл его, попробовал порошок на вкус и понюхал. Потом исчез внутри Белоснежки, а когда вылез оттуда, сообщил:

– Там индийская конопля, сырые листья коки и опиум. Всего около двух тонн. Нам нужно будет не меньше трех-четырех часов, чтобы перенести все это. Нужно поспешить.

– Как же они умудрились провезти все это? – спросил Леопард.

Тигр поднял один из парусиновых свертков.

– Водонепроницаемый, снаружи следы соли. Похоже, что их бросали в море.

– Ловко, – восхитился Волк, – наверное их сбрасывали ночью с грузового самолета.

– Не думаю. Скорее с корабля. Пакеты сбросили за борт и отметили сигнальными буйками. Эти типы подошли на лодке, все собрали, перевезли и перегрузили на грузовик, а потом в эту мадемуазель. И дело сделано.

– Век живи, век учись, – вздохнул полковник. – А я и не подумал, что груз могут сбросить далеко в море, чтобы не привлекать внимания.

Один из стоявших у стены людей заговорил злым, резким голосом с сильным американским акцентом:

– Кто они такие? – спросил он. – Это не полицейские? Спроси, сколько они хотят? Я думаю мы сможем их купить.

– Это просто грабители, – ответил второй американец. – Слушайте вы, подонки, вы же никогда не сможете реализовать все это. У нас слишком большие связи. Предлагаю поделиться.

– Мы не грабители, – буркнул полковник и повернулся к Тигру. – Я думаю, Антуан, что ошибки быть не может.

– Если вы не грабители, – продолжал американец, – тогда какого черта вы хотите?

– Дезинфекции, – коротко сказал полковник.

– Хотите посмотреть, как выглядят эти парни? – спросил Леопард.

Мгновение полковник стоял, молча наблюдая за фантастической сценой. Тележка и часть гигантской фигуры Белоснежки были освещены светом фонариков и принесенными факелами. Из темноты зрительного зала проступали несколько первых рядов кресел. А на сцене стояли семь мужчин, повернувшись лицом к стене и с поднятыми вверх руками.

– Они кого-нибудь интересуют? – осведомился полковник.

– По крайней мере, мы должны убедиться, что один из них Маг, – сказал Волк.

– Наверное, ты прав, – согласился Рокбрюн.

Волк подошел к одному из семерых, развернул его и сорвал приклеенную бороду. Факелы осветили бледное лицо. Это несомненно был Маг. Одно мгновение полковник смотрел на лица своих компаньонов. Они были совершенно бесстрастны. Тогда он кивнул Тигру. Тот поставил мешок с сырым опиумом на пол платформы и развернул свой сверток. В нем оказалось семь длинных мясницких ножей с острыми узкими лезвиями. Он подошел к первому из стоявших у стены людей. В следующее мгновение лезвие вонзилось в спину человека, попав между третьим и четвертым ребром. Не издав ни звука, преступник рухнул на сцену.

Его сосед удивленно повернул голову, чтобы посмотреть, что случилось, и тут же упал рядом. Тигр действовал так, как он привык убивать в дни войны, оставляя ножи в теле жертв. Благодаря этому из раны вытекало мало крови. Когда был убит третий член банды, четвертый обернулся и закричал.

Пуля из пистолета полковника вошла ему в сердце.

– Зачем ты это сделал? – сердито воскликнул Тигр.

– Во-первых, чтобы разделить с тобой вину, – ответил Рокбрюн, – а во-вторых, чтобы он не успел поднять шума.

– Но теперь здесь будет кровь – жалобно сказал Тигр.

– Ничего, пусть лаборатория займется анализом, – заметил полковник, – по крайней мере, полиции будет чем заняться, если они доберутся сюда.

– Возможно, кто-нибудь слышал выстрел, – пробурчал Тигр все еще недовольным голосом.

Полковник оставался невозмутимым. Теперь это снова был тот Лис, который руководил подпольной группой в дни войны.

– Звук заглушили стены, – сказал он. – В крайнем случае, его могли принять за хлопок двигателя. Продолжай свое дело.

Трое оставшихся в живых пленников были парализованы страхом и даже не пытались двинуться. Тигр быстро и аккуратно использовал оставшиеся у него ножи. И тут на улице послышались голоса.

Леопард отложил свой автомат, взвалил на плечо огромный тюк весом добрую сотню фунтов и шагнул к двери. Мимо театра проходила компания из четырех парней и трех девушек. Судя по всему, они возвращались с вечеринки домой. Леопард спокойно открыл заднюю дверь фургона и бросил туда свой тюк.

– Все в порядке, – сказал он, вернувшись, – это просто загулявшиеся ребята.

– Сначала грузим трупы, – распорядился полковник.

– Куда? – поинтересовался Волк.

– Разумеется в их фургон. Зачем нам оставлять лишние следы?

– Вряд ли это понравится братьям Жиродэн, – заметил Леопард.

– Не будь наивным, не существует никаких братьев Жиродэн. Все это липа. Немного краски, новые надписи на бортах и у Слона в гараже появится новый фургон.

Трупы быстро погрузили в фургон и забросали сверху пакетами с наркотиками. Гораздо больше времени заняла разгрузка огромного тела Белоснежки. Коробки, свертки, ящики завалили всю сцену Варьете. Это и был тот груз, который должен был наводнить Ривьеру наркотиками.

К четырем часам утра перегрузка была окончена. Внутри Белоснежки не осталось ничего, кроме часового механизма, который приводил в движение ее грудь. Некоторое время все пятеро рассматривали небольшое пятнышко крови, оставленное на полу в том месте, где полковник застрелил человека.

– Не будем обращать внимания на пустяки, – решил Рокбрюн. Они заперли и опечатали заднюю и остальные двери театра.

Слон уселся за руль своего грузовика, а полковник решил сам вести фургон. Несколько пешеходов, появившихся на улице, даже не взглянули на машины, которые быстро исчезли в предутренних сумерках.

Фургон несуществующих братьев был переделан так, что его невозможно было узнать: борта перекрашены, перебит номер двигателя, номерные знаки заменены и даже кабина стала другой. Леопард в совершенстве владел этим искусством. К тому времени, когда груз наркотиков был уложен на складе под грудой лука, все пятеро зверски устали. Дважды в течение восьми часов им пришлось перетаскать около двух тонн…

Оставалось решить одну, но сложную проблему. Семь трупов все еще лежали вниз лицом на полу огромного склада. Полковник сидел на корзине с чесноком, опустив голову на руки. Остальные расселись вокруг него и закурили. Только Тигр стоял с безразличным лицом, глядя вниз на дело своих рук. Он выполнил все точно, эффективно, без колебаний и жалости. Как поступать с телами, была уже не его проблема. Уничтожать отходы своего производства Тигр предоставлял остальным. В годы войны это было не трудно. Тогда никто не интересовался новыми могилами и плывущими по течению реки трупами. Но он понимал, что сейчас совсем другие времена и проблема, стоящая перед ними, значительно сложнее. Наконец, Тигр поднял голову и, кивнув в сторону трупов, спросил:

– Ну что, друзья, долго мы будем сидеть в этой компании?

Уже через неделю после того, как капитан Скубайд со своей группой провел расследование в театре Варьете, версия Пико, показавшаяся вначале смешной, начала выглядеть более убедительно. По крайней мере, она была не хуже предположений специалистов из Сюртэ и бригады по борьбе с наркотиками, прибывших сюда, чтобы помочь расследованию. Теперь, хотя и с некоторым запозданием, Скубайд ощутил связь между находящейся у него в руках платформой с Белоснежкой и делом об исчезновении семерых людей. Семь исчезновений за неделю! Впрочем, люди постоянно исчезают, и не только во Франции, но и в других странах. И все же Ривьера сейчас буквально кишела; агентами, причем не только местными специалистами, но и людьми из отделов по борьбе с наркотиками из Соединенных Штатов, Франции, Германии и Швейцарии. Теперь у полиции были уже фотографии всех семерых исчезнувших людей, включая и парня, который, как оказалось, не утонул. Его парусная лодка и сейчас стояла на привязи в порту Галис. Это было одно из тех дел, где все казалось зыбким и неясным. Все семеро не имели отношения к наркобизнесу. Человек, найденный на шоколадной фабрике, – Жан Лятур, оказался владельцем парусной лодки.

Фотографии карнавальной платформы с Белоснежкой украшали стол Скубайда. Полицейские художники нарисовали портреты сидевших на платформе людей без бород и сделали это достаточно натурально. Когда капитан Скубайд предъявил рисунки режиссеру карнавала, тот сразу узнал двоих. Костюмер запомнил еще одного человека, который оплатил изготовление семи костюмов гномов. Но ничего не было обнаружено. Адъютант Пико каждый день отравлял Скубайду жизнь, неустанно повторял: «Это именно то, о чем я вам говорил, мой капитан. Они все мертвы».

– Хватит болтать мне про их смерть! – наконец, в бешенстве заорал Скубайд, – где трупы, ты, кровавый дурак. Найди мне хоть что-нибудь – зуб, пуговицу, маленькую косточку. Ведь нельзя бесследно уничтожить семь трупов. Осталась бы свежая могила или хоть бы след от свежевырытой ямы. Ты знаешь это не хуже меня. И где наркотики? Ведь там их было не меньше двух тонн.

Создавалось впечатление, что следы этого странного дела исчезли. Эксперты долго работали, а потом отбыли со своими папками в Париж, Цюрих, Лондон и Вашингтон. Было подано множество отчетов, составлены полицейские бюллетени, и, в конце концов, Скубайд остался один со своим нераскрытым делом. Единственное, что его утешало, это то, что на побережье стало трудно найти даже пачку сигарет с марихуаной. Никто ничего не понимал. Осведомители капитана не могли ему ничего подсказать.

– Скоро мы сможем ответить на твой вполне уместный вопрос, – ответил Тигру полковник. – Кажется, мы получим ответ прямо сейчас, немедленно.

Он повернул голову к двери и прислушался. Послышался шум мотора подъезжавшего автомобиля. Машина остановилась у двери и из нее вышел папаша Санторо.

Он выглядел так, как и должен был выглядеть солидный отец семейства. Санторо был одет в темный костюм. Его солидный животик пересекала массивная золотая цепочка от часов, а на голове, как всегда, была сдвинутая на затылок мягкая шляпа. Гость сердечно поздоровался с полковником.

– Ну-ка, где они? Давайте на них посмотрим, – сказал он со своим типично итальянским акцентом и двинулся за полковником на склад, где остальные члены банды «Зоопарк» с некоторым удивлением приветствовали его. Не удивлялся только Волк, который сразу вспомнил, как когда-то полковник допытывался, по-прежнему ли Санторо посещает его бар.

Папаша Санторо еще больше сдвинул на затылок свою шляпу и склонился над трупами.

– Чистая работа.

И он с восхищением посмотрел на совершенно невозмутимого Тигра. Санторо медленно прошел мимо семи трупов, поглаживая свой двойной подбородок и внимательно разглядывая их, словно какую-то строительную конструкцию, которую нужно было пристроить к новому сооружению.

– Да, – пробормотал он задумчиво, – это наверняка получится.

По этим словам и по тому, как держался бизнесмен, было ясно, что они с полковником обо всем договорились заранее.

– Да, – повторил Санторо, – все поместится. – А того – длинного, пока его не тронуло трупное окоченение, мы сложим вдвое.

Тигр был шокирован. Он никогда не знал, что происходит к трупами после того, как приговор приведен в исполнение. Он просто предпочитал не знать этого. Тигр всегда чувствовал, что зло, когда оно уничтожено, должно просто исчезнуть, как средневековые демоны, не оставляя за собой никакого следа, кроме легкого запаха серы.

Папаша Санторо заметил выражение его лица.

– А что ты предлагаешь сделать с таким длинным мужиком?

– Это не мое дело, – тихо ответил Тигр.

– Да, да, конечно, папаша, – поспешил вмешаться Рокбрюн. – Один из нас или, может быть, несколько человек присмотрят за этими, тем более, что мы уже знаем размеры. Я, конечно, в тебе не сомневаюсь, иначе не позвал бы тебя сюда, но мне кажется, что это дело очень сложное. Когда ты хочешь начать?

Санторо еще раз оценил размеры и качество материала.

– Завтра ночью.

– Завтра? – эхом повторил Леопард с выражением явного недоверия. – Ведь это воскресная ночь, а по воскресеньям никто не работает.

– Завтра действительно выходной, – кивнул папаша Санторо, – но в прошлые выходные дни мы работали, потому что выбились из графика. Чтобы выполнить такую работу, вовсе не нужно много людей. Нас шестерых вполне хватит, уверяю вас. А вы, мой друг, работая электриком, должны бы знать, что техника не стоит на месте и давно прошли те дни, когда сильная спина и слабый ум были лучшими характеристиками рабочего. Сейчас практически всю работу за нас делают механизмы. Я покажу вам, какие кнопки нужно нажимать, а машины сделают все остальное.

Вся работа была выполнена следующим вечером под яркими лучами прожекторов, которые освещали площадку в средней части порта. В центре этого круга заливался бетоном фундамент для новых сооружений. Как и предсказывал папаша Санторо, никто не обратил ни малейшего внимания на ночные работы. Даже дежурный сторож и тот крепко спал, потому что в кружке пива, которой его угостили, была двойная доза снотворного.

Небо уже начало светлеть, когда работа была закончена. Все шестеро переоделись. Папа Санторо вышел на середину площадки.

– Ты не хочешь сказать несколько слов, старик? – обратился он к Рокбрюну.

Полковник задумчиво посмотрел на него.

– Пусть они все гниют в аду так же, как они будут гнить здесь.

– Аминь, – заключил Волк.

Они проверили крепость сна сторожа, выключили освещение, распрощались и отправились по домам. Этим бы и закончилась вся история, если бы не одно непредвиденное обстоятельство или, точнее, происшествие.

Визит, который в это воскресенье Скубайд собирался нанести, не имел никакого отношения ни к этой истории, ни к наркотикам, ни вообще к его работе. Хотя в некоторой степени он был связан с одним из его прежних успехов.

Так как новый порт был практически закончен, многие уже ставили в нем свои яхты. С приближением летнего сезона эти красивые суденышки прибывали из Англии, Италии, Бельгии и, разумеется, Франции. Среди яхтсменов был и Джоэль Говард – миллионер, друг Рокбрюна, который считал себя обязанным Скубайду за возвращение своих бесценных картин.

Каждый раз, когда его «Одинокая звезда» останавливалась в Антибах, Говард приглашал Скубайда с женой к себе на борт. В этот день они в очередной раз обедали с мистером Говардом, его дочерью Сарой и ее мужем. Вскоре после событий тех лет девушка удачно вышла замуж. Около четырех часов дня Скубайды начали прощаться. Они спустились по трапу под любопытными взглядами туристов и местных жителей, глазевших на роскошную яхту Говарда.

Скубайд, все еще погруженный в воспоминания о прошлом успехе и о приятной компании, в которой они только что пообедали, галантно взял жену под руку, ведя ее через толпу. Но капитан был опытным детективом и всегда многое видел и внимательно слушал. Именно поэтому он обратил внимание на маленького мальчика, глазевшего на происходящее вместе со своей сестрой и родителями.

– Кто такая Мадлен Рено, папа?. Капитан Скубайд по инерции сделал еще два шага вперед и тут же обернулся на детей, разглядывавших бетонную плиту недалеко от причала, где стояла «Одинокая звезда» Говарда.

– Не знаю, – ответил турист. – Наверное кто-то, имеющий отношение к строительству этого порта. А может быть, маленькая девочка, которая жила здесь на яхте.

И они прошли дальше.

– Клод! – воскликнула мадам Скубайд. – Тебе плохо? Ты так побледнел. Бренди был чересчур крепок. Я тоже чувствую себя неважно.

– Нет, – ответил Скубайд. – Это не бренди.

Он подошел ближе и, чувствуя неприятный холодок в желудке, внимательно осмотрел небольшую элегантно выполненную бронзовую пластинку, на которой красивыми буквами было написано: «Памяти Мадлен Рено. 1951–1970 гг.».

Если бы не любопытный ребенок, надпись так и осталась бы ему неизвестной. Прошли бы годы и миллионы ног случайных прохожих совсем бы ее стерли. Неожиданный случай опять напомнил капитану о деле, которое он старался забыть. Разгадку тайны, несомненно, знал полковник Рокбрюн.

Но до того, как капитан отправился в сторону Венса, где жил полковник, он нанес визит в контору папы Санторо. Как только Санторо узнал о визите капитана, он выгнал из своего офиса всех служащих и посетителей, пригласил Скубайда зайти и плотно закрыл дверь. После столь тщательных приготовлений Санторо сдвинул свою знаменитую шляпу еще дальше на затылок и поинтересовался, чем он может быть полезен. Санторо был против предложения полковника замуровать в бетон памятную табличку, но, поскольку Рокбрюн настаивал, пришлось уступить. К тому же, полковник был хозяином этого причала. Папа Санторо отлично понимал, что Скубайд знает о его связях с бандой «Зоопарк» в былые лихие дни.

– Я пришел к вам совершенно неофициально, месье Санторо, – начал капитан, – и надеюсь, что вы мне поможете в расследовании очень запутанного дела, которое я вел некоторое время назад. Вчера я совершенно случайно наткнулся на бронзовую табличку, вмурованную в причал номер… – он посмотрел в свою записную книжку, – номер 218. Сейчас этот причал свободен. Вы не могли бы мне сказать, кто хозяин этого причала?

Папа Санторо на минуту задумался.

– Вам следовало бы обратиться в Бюро регистрации. У них есть все схемы и записи. Но они передают нам дубликаты всех списков на случай жалоб владельцев. Я сейчас просмотрю этот список.

Он достал из ящика стола толстую папку и стал водить по строчкам толстым, грязноватым пальцем. Дойдя до номера 218, Папа Санторо прочел:

– Причал принадлежит обществу «Де-ля-Турель».

Это название замкнуло цепь подозрений, которые возникли у капитана при первом взгляде на табличку.

– Многие из причалов, – разъяснил Санторо, – покупаются анонимными обществами. Это делается, чтобы уменьшить оплату или налоги. Меня это не касается.

– А вы не знаете, кто стоит за обществом «Де-ля-Турель»? Санторо глотнул аперитив, и Скубайд отметил, что тот совершенно спокоен.

– Это наверняка знают в Бюро регистрации, – ответил Санторо. – Однако я очень сомневаюсь, скажут ли они вам об этом. Разве что вы сделаете официальный запрос, подписанный соответствующими чиновниками. Ведь весь смысл подобного общества в том, что настоящий собственник остается анонимным.

Скубайд кивнул и тоже слегка отхлебнул из своего бокала. Он надеялся, что и его рука не дрожит.

– Что ж, вы правы, – сказал он. – Но у меня к вам еще один вопрос. Вы не замечали во время строительства ничего необычного?

Папа Санторо ненадолго задумался.

– У нас были трудности с одним или двумя рабочими. Когда мы их уволили, нам угрожала забастовка. Председатель профсоюза, похоже, хотел немного пошантажировать меня, но его отговорили.

Папа Санторо улыбнулся.

– Возможно, если бы вы более откровенно рассказали мне о вашей проблеме, я смог бы больше вам помочь, – невинно продолжил он.

– Речь идет об исчезновении семи людей, – уточнил капитан. – Все пропали в одно и то же время.

– Семь человек? – повторил папа Санторо. – Важные люди?

– Семь преступников, – не стал вдаваться в подробности Скубайд.

– Когда они исчезли? – продолжал расспросы строитель.

– Это случилось в конце февраля. Сейчас они, несомненно мертвы.

– Тогда как я могу вам помочь?

– У меня появилось подозрение, – перешел в атаку капитан, – что эти семеро сейчас носят бетонное пальто.

– Мне известно, что такой обычай распространен в Америке, – серьезно ответил Санторо, – во Франции я о подобных случаях еще не слыхал.

– В порту проводились огромные бетонные работы. Поэтому я хотел бы знать, была ли какая-нибудь возможность замуровать исчезнувшую семерку в один из бетонных блоков? – расставил акценты Скубайд.

Старый строитель только покачал головой.

– Наши бетонные блоки… Я не думаю, что это могло произойти, и уверен, что никто не смог бы привести такую операцию в порту так, чтобы я не знал об этом.

Капитан допил свой бокал и аккуратно вытер свои маленькие усики.

– Отлично. Это, разумеется, было абсурдное предположение, просто проверка версии. Извините, что побеспокоил вас и благодарю за помощь.

Он пожал руку Санторо и откланялся. Теперь ему оставалось только нанести визит самому полковнику. В магазине еще были покупатели – двое бельгийцев, муж и жена. Дама старательно пыталась изобразить из себя знатока антиквариата периода Людовика XIII. Они внимательно осматривали два комода с красивой резьбой на дверцах.

От нечего делать Скубайд принялся рассматривать экспонаты личной коллекции полковника. В ней были собраны ювелирные изделия древних греков, римлян, драгоценности с Крита.

Наконец, сделка состоялась, и комод загрузили в фургон, принадлежавший бельгийской паре. Мужчины остались наедине… Первым заговорил полковник:

– Итак, мой друг, прошло немало времени с тех пор, как вы оказали мне честь своим предыдущим визитом. Я надеюсь, что это не потому, что вы допрашивали жену, выясняя, где я был во время одной из моих поездок. Если бы я знал, что вам это интересно, я выслал бы и вам несколько открыток. В следующий раз я так и сделаю. Сердце капитана Скубайда забилось чаще. Он помнил ситуацию с сомнительными открытками, которые получила мадам Рокбрюн.

– Более того, – продолжал полковник, – я обратил внимание, что некоторые из моих друзей были взяты под наблюдение. Как и следовало ожидать, оно оказалось бесцельным расходованием денег налогоплательщиков. Очевидно, вы потому и не заходили ко мне, что стыдились этих выходок. Не стоит, капитан. Мы с вами достаточно давно знакомы друг с другом и понимаем, что дело есть дело.

Он замолчал. Скубайд не знал как начать разговор и Рокбрюн снова пришел ему на помощь:

– Вы все еще занимаетесь тем делом, которое расследовали в мое отсутствие? Я имею в виду похищение прекрасного оловянного сервиза XVI века из монастыря Богоматери. Уверяю вас, учитывая цену, по которой настоятельница продала его мне, это настоящее воровство. Или произошло какое-нибудь новое преступление, слухи о котором еще, не достигли моих ушей?

Скубайд почувствовал, что слегка покраснел. Он понимал, что с ним играют и ему это, конечно, не нравилось.

– Вам известно, что к нам прибыл на своей яхте Джоэль Говард? – начал он. – Я был у него в гостях. Вы помните, конечно, его дочь Сару, у которой были большие неприятности несколько лет назад? Сейчас она вышла замуж за отличного парня. Все они часто вас вспоминают.

– Какая приятная новость, – сказал полковник, – я обязательно зайду к ним.

– Когда мы с женой уходили с яхты, – продолжил Скубайд, – то совершенно случайно наткнулись на бронзовую пластинку, замурованную в бетонный причал «В память Мадлен Рено. 1951–1970». Причал зарегистрирован членами анонимного общества.

Рокбрюн только улыбнулся.

– Блестяще, дорогой мой Скубайд. И вы предположили связь между этим обществом и мной? Только не говорите, что вы теперь работаете в министерстве финансов и пришли ко мне, чтобы оштрафовать за попытку уклониться от налогов. Продолжайте, продолжайте, Клод. Неужели вы настолько наивны? Кто же во Франции оформляет собственность на себя?

– Мне просто показалось, что это довольно странное место для мемориала.

Рокбрюн опустил голову, и капитан почувствовал себя неловко. Он знал, что полковник и сейчас тяжело переживает смерть девушки. Но время лечит все раны. Помолчав, Рокбрюн вновь заговорил. Сейчас он не смотрел на капитана.

– Она была настоящей водяной феей. Девочка обожала плавать, нырять, а на лыжах просто танцевала по волнам, как нимфа. У меня нет детей, и она была для меня как родная дочь Этим летом я собираюсь купить крейсерскую яхту. Мы с женой хотим больше времени посвящать отдыху и морским прогулкам. Яхта будет называться «Мадлен Рено»…

Внезапно Рокбрюн резко сменил тон.

– Какого черта, Клод! Чего ты мучаешься? Ты считаешь, что я кого-то прикончил, чтобы отомстить за смерть девочки, а труп забетонировал в причал? Тогда иди и выкопай его. А меня оставь в покое!

– О, мой полковник! Мой полковник! – простонал Скубайд.

– Мой полковник! Мой полковник! – передразнил его Рокбрюн. – Каждый раз, сделав при мне какую-нибудь выдающуюся глупость, вы называете меня «мой полковник». Вы пытаетесь связать мое горе со своей проблемой, которую не в состоянии решить. Продолжайте в том же духе, если к этому идиотизму вас приводит чувство долга. Только, пожалуйста, не говорите об этом в моем присутствии. Или вы ждете от меня признаний?

Скубайда раздирали самые разные чувства. Он был разочарован, злился на, себя за допущенную бестактность, чувствовал стыд и бесконечное преклонение перед этим честным и смелым человеком.

– Пьер, простите меня, дорогой мой друг! – воскликнул капитан, в отчаянии прижимая руки к груди. – Я дурак и тупица! Совсем свихнулся с этой работой. Я ничего не могу с собой поделать. Самое худшее, что я иногда и не хочу докапываться до решения. И все-таки… – он судорожно потер виски.

Рокбрюн положил руку на плечо злосчастного детектива.

– Понимаю, Клод, – мягко сказал он. – На вашем месте я, наверное, испытывал бы те же чувства. Действительно, иногда хочется узнать истину, несмотря на все внутренние сомнения. Это желание может свести с ума. Но вы не сдавайтесь. Продолжайте расследование, и когда-нибудь решение придет.

Чтобы спрятать глаза, Скубайд снова отвернулся к коллекции.

– Даже не верится, что эта золотая заколка когда-то блестела в черных волосах критской красавицы.

– Скорее всего, она принадлежала принцессе. Ее нашли при раскопках дворца в Кноссе, – ответил полковник.

– У моей жены тоже густые черные волосы, – сказал капитан. – Такая вещь ее очень обрадует. Сколько она стоит?

– Позвольте мне подарить… – начал полковник. Но, взглянув на лицо сыщика, запнулся. – Во всяком случае, я продам ее вам со скидкой. Она будет стоить вам шестьсот франков.

Капитан достал чековую книжку. Полковник вынул заколку и уложил в специальную коробочку. Они пожали друг другу руки и разошлись.

Если вам приходилось бывать на Лазурном побережье, то вы наверняка обратили внимание, что в дни праздников там всегда сияет солнце. От слепящей голубизны неба и моря пошло название побережья. Даже если здесь иной раз и покапает дождик, он всегда прекращается к началу карнавального шествия. Но ни одна тучка не омрачала небо в день открытия самой современной гавани Ривьеры – только что построенного порта Вобан.

Почти все суда, для которых было сделано шестьсот причалов, уже стояли на своих местах. Здесь были маленькие лодки, гоночные, крейсерские, океанские яхты разных размеров. Все они были украшены разноцветными сигнальными флагами, и издали этот уголок моря: выглядел цветущим полем голландских тюльпанов.

В центре порта была установлена трибуна для почетных гостей. Напротив нее – несколько скамей для гостей рангом пониже. Дальше был отгорожен полукруг, разделенный на несколько секций: одна для рабочих, принимавших участие в строительстве (они очень живописно выглядели в своих защитных касках), другая – для жителей городка (сюда попали только те, кто пришел пораньше), еще одна для владельцев яхт и последняя – для семей рабочих. Позади трибун была свободная площадка. Там собралось множество людей, слушавших выступления через специально установленные динамики. Рядом с трибуной стоял огромный железобетонный флагшток, на верхушку которого во время церемонии будет поднят французский флаг.

Играли три оркестра: мальчиков-горнистов, девушек и группа барабанщиков. В перерывах паузы заполняли записанные на пленку выступления лучших оркестров Европы и Америки. С неба на ярких зонтах парашютов спускались десятки парашютистов.

Главным оратором и почетным гостем был министр, специально ради такого случая прилетевший из Парижа. Рядом с ним сидели префект Приморских Альп, мэр города и приглашенные мэры Ниццы и Канн. Дальше сидели члены городского совета, чиновники и другие важные особы. Среди них был и папа Санторо, переодевшийся в прекрасный ярко-синий костюм и новую мягкую шляпу.

На трибуне для почетных гостей сидел один из бывших руководителей Сопротивления полковник Рокбрюн. Среди множества наград, блестевших на его груди, выделялся орден Британской Империи. В самом верхнем ряду этой трибуны сидел капитан Скубайд. На этот раз он был в форме, и его грудь тоже украшал внушительный ряд доказательств храбрости и служебного рвения.

Впрочем, Скубайд присутствовал здесь не только как гость. Капитан, используя верхний ряд трибуны как наблюдательный пункт, следил за перемещениями шнырявших в толпе агентов в форме и в штатском. Его все еще беспокоила нерешенная загадка: семь человек и две тонны наркотиков исчезли в прозрачном воздухе или… Тут темные маленькие глазки капитана устремились на лес мачт в глубине порта – или они спрятаны в чем-то прочном.

Церемония открытия была назначена на два часа. Но главное событие – выступление министра, которому предстояло торжественно перерезать ленточку, – назначено на три. Всевидящие глаза Скубайда, разглядывающего людей на скамьях в отгороженном секторе, заметили хорошо знакомые лица. Очевидно, этим людям пришлось разделиться, чтобы занять лучшие места. В порт пришли четверо членов знаменитой когда-то банды «Зоопарк»: Антуан Птипьер, Жан Соло, Гастон Ривс и Альфонс Кузен.

«Вот сидят четыре простых человека – садовод, электрик, оптовый торговец чесноком и владелец бара, – подумал Скубайд. – А может быть?.. – Капитаном снова овладела его навязчивая идея. – Конечно, все они постарели. Но под руководством этого лысого героя с изуродованным лицом – полковника Рокбрюна, они все еще способны на многое».

Через полчаса, заполненные гулом голосов и громом оркестров, капитан Скубайд снова посмотрел на них. Тигр и Слон уже поменялись с кем-то местами и сидели рядом. То же самое сделали Леопард и Волк. Их разделяло семейство из четырех человек, очевидно не пожелавшее пересаживаться.

Ровно в три часа под гром исполняемой всеми оркестрами Марсельезы префект представил министра, и тот начал речь. Министр говорил красиво и логически безупречно. Он рассказал о развитии порта, о том, как Вобан – военный инженер времен Людовика XIV обнес его крепостными валами и стенами, сделав эту часть французского побережья неприступной. Потом он перешел к сегодняшнему дню.

– Я думал, – продолжал министр, – что почти никто из собравшихся не представляет, какой огромный объем работ был выполнен здесь, на ваших глазах, за последние полтора месяца.

Он взял в руки небольшой листок бумаги:

– Миллионы кубических футов ила были выкачаны из залива, чтобы превратить эту мелкую гавань в глубоководный порт. Полмиллиона тонн гранита сброшено в море, чтобы построить систему волнорезов, благодаря которой Антибы стали самой безопасной и защищенной стоянкой для яхт от Минтопа до Марселя. Пять тысяч свай забито в морское дно и около четырех тысяч огромных бетонных блоков уложено здесь, чтобы создать фундамент этого гигантского сооружения.

В заключение своей речи министр торжественно заявил: – Друзья мои и сограждане! Я уверен, что и через две тысячи лет наши потомки по-прежнему будут пользоваться этим портом, стоящим здесь как подтверждение успехов нашей цивилизации. Среди грохота аплодисментов и восторженных возгласов капитан Скубайд, сам не зная почему, оглянулся на скамью, где сидели члены банды «Зоопарк». Он увидел, как все четверо посмотрели вверх и подняли руку с пальцами, сжатыми в кулак. Проследив за направлением их взглядов, капитан увидел папу Санторо. Руководитель строительства в сдвинутой на затылок фетровой шляпе быстро спрятал в карман руку, которая помимо его воли ответила тем же жестом восторга. Скубайд быстро перевел взгляд на полковника Рокбрюиа. Но его лицо ничего не выражало, словно и оно было сделано из бетона. Тем не менее сыщик хорошо понимал галльскую гордость, которая заставила его установить эту маленькую мемориальную табличку в память Мадлен Рено.

Капитана снова охватили противоречивые чувства: ярость, ревность, унижение, восхищение и облегчение. Злость от того, что его так долго водили за нос, яростная ревность от того, что дело сделано кем-то другим, глубокое унижение по той же причине и безграничное восхищение тем, что сделано. Эти поднятые кулаки говорили, что пройдет еще две тысячи лет, пока какой-нибудь дотошный археолог откопает эти семь бетонных блоков, в каждом из которых находится по человеческому трупу, и удивится странному обычаю погребения в этом далеком двадцатом веке. А может быть, как на замороженных мамонтах, которых находят сейчас в вечной мерзлоте, на телах сохранятся костюмы, по которым можно будет судить, как одевались люди две тысячи лет назад. И это вызовет еще большее удивление. Ведь все они были одеты в причудливые костюмы гномов из сказки о Белоснежке.

– Я достану их всех, – пробормотал капитан, охваченный приступом ярости. – Я подниму каждый блок в этом порту и вскрою его. Преступление есть преступление, а закон есть закон. И полиция для того и существует, чтобы обеспечивать порядок и справедливость.

Загадки, мучившей Скубайда, больше не существовало. ОН ЗНАЛ! Они водили его за нос – полковник, папа Санторо и эти четверо, которые ухмыляются сейчас на нижней скамейке.

От одобрительного рева толпы у Скубайда зазвенело в ушах, и больно сдавило сердце. Он посмотрел на трибуну. В правой руке министр все еще держал маленькую записку со статистическими данными.

Так что? Нужно будет сорвать сотни километров электропроводки, выкопать из-под земли десятки километров труб, сорвать с фундаментов и взорвать все бетонные блоки и потратить на все это огромные деньги. И все это из-за капитана полиции, который предположил, что уважаемый антиквар с помощью четырех почтенных граждан Антиб и руководителя строительства Порта прикончил семерых торговцев наркотиками?

Скубайд сразу успокоился. И тут же на него напал приступ смеха. Отсмеявшись, капитан Скубайд впервые за много месяцев ощутил в своей душе мир и покой. Загадки исчезнувших наркотиков больше не существовало. А все полицейское управление, как и друзья Скубайда, знало, что единственное, чего капитан совершенно не выносит, это загадочных историй.