Банище

16. Благовест

Вечером следующих суток, когда Анатолий заступил на смену, ему позвонил кочегар Ким и взволнованным голосом сказал:

— Насмотрелся я вчера на вас, Толик… На Жульенку огненную… На вас простых, голых, как на ладони. Я понял!.. Я все понял! Антихрист лезет на трон… И решился… Сколько можно трястись! Гены всю душу вытрясли!.. Хватит! Ты, Анатолий, сегодня ночью, того… Спи… чутко. Понял?

— А что такое? — попытался уточнить Анатолий, совершенно не заряжаясь возбуждением телефонного собеседника. Ему сегодня, как никогда, хотелось спать. Он поглядывал на график работы истопников: сегодня вечером смена не Кима, а его «врага», что же он так беспокоится? Совсем, видно, ошалел от своей «заботы», заговариваться начал.

— Да нет, ничего, это я так, вообще… — вдруг уже почти спокойно ответил Ким, видно, пожалев о том, что побеспокоил человека, и, помолчав, добавил: — Все-таки ты… Мало ли чего…

Анатолий подошел к окну, глянул и отметил: полнолуние — нечисть из щелей полезла, маньяки петли мастерят, ножики точат, демоны ликуют. Усмехнулся.

Выпроводив последних работников, он принял ванну и, не в силах бороться со сном, не отучив уроки, уснул.

«Не спи!» — крикнул Ким, как резаный, уже не по телефону.

Откуда он верещит, не давая покоя? Придется встать. Анатолий вышел из кабинета и двинулся по длинному гулкому коридору. Идти пришлось долго, несколько раз он намеревался вниз, но, после поворота непременно оказывался перед ступеньками, ведущими вверх. Наверное, спросонья он заблудился в своей банной цитадели.

Наконец стало понятно, что его намерение посетить Кимову «преисподнюю», оказалось обманутым: он очутился в маленькой комнатке (куда-то подевались все двери), перед узкой дощатой лестницей, предлагавшей подняться на самый верх, к маленькому окошку в потолке, из которого на него смотрела полная луна и трубно выл ночной ветер. Ступням вдруг стало горячо — оказывается, он пришел сюда необутым, заплясал по полу, ища, куда бы ступить. Только на ступеньку лестницы — что и сделал. Постоял так некоторое время, как петух на насесте, с сомнением поглядывая вверх. И вдруг, испугавшись, что кто-то может заподозрить его в трусости, Анатолий быстро полез к луне и ветру и вскоре оказался на крыше (а Ким говорил: не пролезешь).

Здесь было не так, как он представлял. Нет, печная труба (почему-то бездымная), вентиляционные коробы — все это присутствовало.

Но, вдобавок ко всему логичному, на плоской кровле стояла странная конструкция: высоченная тренога из необструганных сосновых лесин, комлями вниз, со ссадинами на коре и сучьями у корон, с привязанным к рогатке над вершиной пирамиды большим черным колоколом, из-под шелома которого вниз падала толстая веревка, обтрепанным хвостом едва достававшая до земли и шевелящаяся на ветру.

Однако, уж рассвет. Какая красота и благодать вокруг!..

Анатолий счастливо засмеялся: ведь неспроста же он тут оказался. Только его здесь и не хватало!.. Нисколько не сомневаясь, он взялся обеими руками за веревку и стал раскачивать ее, тяжелую, вместе с билом — языком колокола.

Он глядел только наверх, все сильнее напрягаясь, упираясь в шершавый настил, и вместе с билом раскачивался сам, испытывая невиданное доселе наслаждение, упоение, восторг… Там, под большим куполом из черной меди, тяжелый язык мах за махом, медленно, как бы просыпаясь, все ближе подбирался к краю раструба. Сейчас металл тронет металл, и тяжкий гул заполнит уши, и польется благовестом по городской окраине — над тополями, над рекой в синей утренней дымке…

Он вдруг отчетливо вспомнил слова отца, услышанные только однажды, которые, казалось, безвозвратно забыл: «Колокольный звон развеет демонов, и сам воздух зажурчит ключевой водой, и ощутишь присутствие ангелов!..»

Но с первыми тяжкими раскатами сгустилась речная дымка, заклубилось из печной трубы и из амбразуры, вырос до небес черный дым, заполнилось удушливым все пространство… А благовест перетек в тревожный стон и сиренный вой.

Анатолий проснулся от дыма и рева пожарной машины. Он открыл дверь — и понял, что путь к отступлению через коридор закрыт. На окнах кабинета — крепкие решетки.

Его спасла природная худоба — он пролез в форточку, примостился на карнизе и, ухнув для смелости, прыгнул вниз.

Ну, что такое для молодого человека второй этаж! Подумаешь, вывихнул ногу…

Быстрый приезд пожарных не спас баню — старая постройка с деревянными перекрытиями сгорела быстро и полностью, если не считать стен. Черные руины напоминали средневековый замок, спаленный кочевниками, тучей пронесшимися через благодатный край. Отчего Анатолию так казалось?.. Может, оттого, что на пожаре погиб человек — завхоз, бывший кочегар и зэк, стоявший в ту ночь на дежурстве? По тому, что от него осталось, невозможно было определить, какой смертью он умер: долго ли мучился или мгновенно испустил дух, перед тем как сгореть дотла…

Следствие обвинило в поджоге работника бани, ее ветерана — кочегара Кима. Других версий не было, суд состоялся скоро.

На суде Анатолий, как и другие работники заведения, присутствовал в качестве свидетеля. Ким по большей части молчал, фамильярно развалясь на скамье и расслабленно ухмыляясь, иногда нарушая немоту пространными разговорами о делах, к сути вопросов не относящихся. Виновным себя он не признавал даже под тяжестью улик. Адвокат говорил о том, что кочегар, по-видимому, имел конкретной целью уничтожить своего коллегу, спасаясь от собственного страха. Ведь у него страшная болезнь: гены покорного убийцы — то, что было приобретено в лагере его отцом. Таким образом, по версии защиты, обвиняемый избавлялся от проникшего в него, пропитавшего его страха, с которым невозможно жить. Ведь погибший угрожал Киму, и это было доказано показаниями нескольких свидетелей. А способ… Способ вполне соответствовал и профессиональной предрасположенности обвиняемого и… Опять про гены (модное веяние), про необходимость лечения.

Суд не удовлетворился собранными доказательствами, и дело отправили на доследование. В процессе нового разбирательства с Кимом случился сердечный приступ, и он в тяжелом состоянии попал в больницу. Гайдамак сказала, что кочегар вряд ли доживет до нового суда.

Анатолия, как и большинство работников бывшей бани, уволили по сокращению штатов. А после сессии он покинул город на все каникульное лето, до осени.