Светловолосая студентка, прокорпев вместо пятнадцати минут целый час, наконец дописала этюд, которому дала, вопреки традициям жанра, название «Миллионный закат»:
«…В это время здесь рано зажигается первая звезда — в самом начале солнечной „усталости“…
…когда распускается жасмин…
…как звездный часовой, берегущий волшебный закат.
…В эти мгновения заходящее солнце походит на золотисто-оранжевую дыню, зависшую над лесом, — оптическое чудо! Закатное марево под усталым солнцем обесцвечивает темно-зеленые дебри от верхушек до корней; поэтому закатным часом мнится, что лес в этом месте усел, подтаял, при том что по сторонам он по-прежнему строен, густ и величав. Солнечное гнездо! Кажется и верится, что вот-вот именно сюда, а не за лес, не за горизонт, снизойдет, умостится эта огненная продолговатая икринка. И тут же, непременно, прилетит сказочная жар-птица и примется высиживать его, как волшебное яйцо, в котором уже спеет чудо-детеныш…»
Студентка перечитала, вдумалась в смысл написанного, вздохнула, посчитала количество слов, вздохнула еще раз, но убирать ничего не стала: что было и что чудилось — из того и получилось. Не отрекаться же от прожитого часа…
Еще немного подумав, зачеркнула название и мелко приписала в правом верхнем углу:
«Рудою солнца посеян свет,
Для вечной правды названья нет…»