Банкирша. Шлюха. Примадонна. Книга 2

Глава первая Дурные предчувствия

Выбиваясь из сил, Алеша бросил взгляд на качающуюся вдали яхту и понял: ему до нее не доплыть. Тело, точно налитое ртутью, так и тянуло ко дну.

Туземная джонка подоспела в последний момент. Мускулистый негр в одной набедренной повязке, белозубо скалясь, протянул Алеше руку, и он вцепился в нее мертвой хваткой. Негр без видимых усилий выдернул Алешу из воды и перевалил через низкий борт на дно джонки. Алеша судорожно вдохнул, и тут же страшный удар обрушился на его затылок. Солнечный свет померк в глазах, и он провалился в черную бездну…

Такого поворота событий не ожидал никто. Когда месяц назад небольшая, но крепкая парусно-моторная яхта «Марина» отправлялась из черноморского порта Ильичевск в свободное плавание, весь экипаж был в самом радужном настроении.

Больше всех ликовал Басов-младший. Наконец-то сбывалась его давняя мечта. Тяга к морским путешествиям жила в нем с детства.

И вот в честь рождения его дочери, Зои-маленькой, растроганный Басов-старший сделал сыну поистине королевский подарок — эту самую яхту, которую Алеша назвал именем любимой жены — «Марина».

С той поры он постоянно изнывал от желания уйти в свое первое настоящее плавание. Алеша давно ходил под парусами в яхт-клубе на Клязьминском водохранилище, но разве водохранилище можно было сравнить с морем!

Жена с сочувствием смотрела на то, как мается Алеша, и наконец, когда дочке исполнилось два месяца, сказала:

— Черт с тобой, Лешик. Сил нет смотреть на твои мучения. Плыви куда хочешь!

— А как же вы с Зойкой? Нет, так дело не пойдет.

— Пойдет, пойдет, — сказала Маринка. — Или пусть твоя яхта так и сгниет на берегу? На кой она тогда нужна!

Долго уговаривать Алешу не пришлось. Тем более что и экипаж был уже давно сформирован. Капитаном стал Гордей — настоящий морской волк, работавший последнее время тренером по парусному спорту. Ему было около сорока лет, и до того как осесть в Москве, Гордей поскитался по параллелям и меридианам на торговых и грузовых судах, избороздил Черное и Средиземное моря, капитанствуя на яхтах богатых греческих торговцев. На клязьминской «луже» Гордей тосковал. «Жопа ракушками обросла!» — мрачно шутил он на свой счет. За предложение отправиться в плавание на «Марине» Гордей ухватился с мальчишеским восторгом, хотя в проявлении эмоций был скуп и, бывало, за целый день рожал всего пару слов.

С таким капитаном хоть в кругосветку иди.

Мотористом взяли Артура — ровесника Алеши, тоже отнюдь не новичка на воде, не без оснований утверждавшего, что знает досконально две вещи — моторы и женщин.

— На сколько уходим? — спросил он, уже практически дав согласие.

— Месяца полтора-два, — ответил Алеша.

— Круто. Такой срок — и без баб. Крыша поедет.

— Можно прививку сделать.

— Какую прививку?

— От этого самого. Чтоб не хотелось.

Аргуру тут же припомнилась одна давнишняя история с морячком Васей Мальцевым, тоже большим спецом в женском вопросе. Вася намылился поплыть с китобойной флотилией «Слава». И даже упросил одного одесского доктора сделать упомянутую прививку, поскольку дня не мог прожить без женской ласки. Но в последний момент его не взяли в плавание. И несчастный Вася Мальцев три месяца страдал на суше, чувствуя себя настоящим кастратом. Это был тот еще стресс.

Вспомнив прискорбный случай, Артур сказал:

— Нет уж, не надо мне этих ужасов. Обойдусь. К тому же все равно где-то причаливать придется. А где причал, там и бабы. Закон моря!

Алеше досталась роль палубного матроса, что его ничуть не смутило. Он обожал возиться с парусами и прочей корабельной оснасткой.

Итак, выправив необходимые документы, экипаж вышел в море. Четкого маршрута у «Марины» не было, была задача хорошенько обкатать новое судно.

Ход у яхты оказался отменный. Наслаждаясь хорошей погодой, путешественники довольно быстро дошли до Варны, потом до Стамбула, миновали Босфорский пролив и через Суэцкий канал вышли в Красное море. Только в Индийском океане, когда уже пора было поворачивать обратно, водная стихия показала свой скверный характер. Заштормило не на шутку, и Гордей стал прижимать яхту поближе к берегу, подыскивая удобное место для швартовки.

Но тут мгновенно, как это всегда бывает в тропиках, их накрыла непроглядная ночь. Приближаться к незнакомому берегу стало опасно. И «Марина» до рассвета проболталась на двух якорях в какой-нибудь миле от огней сомалийского городка Алуло.

Яхта с честью выдержала первое серьезное испытание. А к утру шторм внезапно унялся. Гордей, промолчавший целые сутки, разродился наконец единственной фразой.

— Добрая посудина! — сказал он, похлопывая яхту по фальшборту словно живую.

Взошедшее солнце без разогрева сразу вжарило под сорок по Цельсию.

— Я купнусь, кэп? — спросил Алеша.

— Только рядом, — кивнул Гордей.

С Алешей увязался и Артур. Но он быстро вернулся на яхту. Алеша бурным кролем поплыл к берегу.

Он не собирался добираться до него вплавь. Просто охватившая его щенячья радость требовала выплеска. Акул опасаться было нечего. После шторма они еще не скоро приплывут в прибрежные воды. Удалившись от «Марины» на значительное расстояние, Алеша обернулся и увидел, что Гордей отчаянно машет ему, призывая вернуться. Ослушаться капитанского приказа было нельзя. Алеша повернул назад и сразу почувствовал, что обратный путь будет значительно труднее. Океан гнал навстречу уже пологие, но все еще гигантские волны, справляться с которыми было совсем непросто.

На мгновение Алеша запаниковал, но сумел взять себя в руки. В конце концов, если станет совсем худо, Гордей прикажет Артуру врубить мотор и подгонит яхту.

Откуда ни возьмись на волнах заплясало несколько джонок с косыми парусами. Лодки шли наперерез Алеше, но отвлекаться на это было нельзя. Становилось все труднее преодолевать соленые водяные горы.

На «Марине» Гордей срочно выбирал якоря. Артур по его сигналу нажал пусковую кнопку двигателя. Мотор надсадно кашлянул и заглох намертво по неизвестной причине. Громовой мат Гордея разнесся над волнами, но беде не помог.

Алеша тонул. Никаких картин прошлого не промелькнуло в его помутненном сознании. Была цель — прожить хотя бы еще одну секунду.

Приближения джонки Алеша не заметил. Она появилась внезапно прямо перед его носом и скалящийся негр протянул ему руку. А потом Алеша оказался в лодке и, не успев ничего понять, был оглушен предательским ударом по голове…

Тимур согласился с тем, что о постигшем Жанну несчастье должны знать только они двое. Но сидеть сложа руки в надежде, что к жене когда-нибудь вернется память, он не собирался.

— Может быть, мне нужен еще один стресс, чтобы мозги встали на место? — сказала Жанна. — Знаешь, клин клином.

— Так что же, ждать, когда тебе кирпич с крыши свалится на голову? — спросил Тимур.

— Это уж слишком! — невесело усмехнулась Жанна.

Тимур был настроен решительно. Он взял все в свои руки, и уже через несколько дней раздобыл телефон профессора Иерейского, чей авторитет был столь велик, что его фамилию произносили с придыханием. Это медицинское светило мирового масштаба, уверяли знающие люди.

Иерейский с помощью гипноза лечил то, перед чем пасовали другие врачи: алкоголизм, фригидность, наркотическую зависимость и, главное, амнезию. Он принимал на дому, и гонорары у него были как у заокеанской рок-звезды. Тимур, однако, даже не стал обсуждать вопрос о плате за лечение. Ему важно было, чтобы профессор согласился помочь Жанне.

Специалист по гипнозу жил в только что отстроенном чистеньком особнячке на краю подмосковной деревеньки, постепенно превращающейся в очередную резервацию для богатых.

Здесь повсюду кипела стройка, и кое-где уже красовались терема красного кирпича, белокаменные виллы и даже целые дворцы с затейливыми башенками, обнесенные крепостными стенами.

На участке Черейского рядом с незаконченным гаражом стоял новенький серебристый «Форд», заботливо укрытый полиэтиленовой пленкой. Внутри вылизанный дом профессора поражал продуманным дизайном. Все — от мягкой мебели из натуральной кожи до антикварных безделушек — говорило о том, что профессор дерет с пациентов три шкуры.

Сам Черейский, со свисавшими до колен руками и небольшим горбом, походил на пожилую обезьяну, если бы ту нарядили в крахмальную рубашку, галстук-бабочку и дымчатые очки в тяжелой оправе, за которыми не было видно глаз. Однако почти карикатурная внешность профессора искупалась его величественными манерами. Он передвигался и жестикулировал с подчеркнутой неторопливостью, словно в рапидной съемке. И совершенно ошеломляющее впечатление производил его голос. У профессора неожиданно оказался такой густой и сочный бас, что было удивительно, как это он рождается в таком щуплом теле.

К Черейскому приходили на поклон многие знаменитости, чьи фотографии с благодарственными надписями лежали под стеклом на письменном столе. И тем не менее появление в доме Неподражаемой его взволновало. Жанна поняла это, когда случайно обратила внимание на его руки.

Длинные пальцы профессора судорожно шевелились во время разговора, точно хищные щупальца. Это было неприятное зрелище, и Жанна поспешно подняла глаза. Подняла — и натолкнулась на пристальный взгляд Иерейского. Он на минуту снял дымчатые очки и оценивающе оглядывал Жанну с головы до ног глазками-буравчиками. Жанна невольно вздрогнула.

— Нервишки у вас ни к черту, Неподражаемая! — с каким-то тайным удовлетворением заметил профессор. — Что ж, будем работать. Только не ждите от меня мгновенного чуда. Потребуется время.

— Лишь бы был результат, — сказал Тимур.

— Будем надеяться. Только ваша супруга должна мне помочь.

— Чем?

— Полнейшим доверием. И послушанием.

— Постараюсь быть паинькой, — сказала Жанна, машинально протягивая руку к красивому пасхальному яйцу, стоявшему на столе.

— Осторожно!.. — вдруг крикнул Черейский так, что в люстре звякнули плафоны.

Жанна испуганно отдернула руку:

— Извините…

— Это настоящий Фаберже, — пояснил профессор. — Я им очень дорожу. Итак, завтра… Нет, завтра ведь у нас четверг, да? Я по четвергам в первой половине дня консультирую в Институте Сербского… Значит, прошу ко мне послезавтра ровно в полдень. Без опозданий. И, пожалуйста, одна, без супруга. Таковы мои правила.

Выйдя от Черейского, Жанна и Тимур переглянулись.

— Как он тебе? — спросила Жанна.

— Довольно странный субъект.

— Мягко говоря. Не знаю, какой он специалист, но жадина ужасный. Как он над этим яйцом затрясся. Словно Кощей Бессмертный, у которого в яйце смерть.

— Ладно, — сказал Тимур, — это его проблемы.

Через день Жанна приехала к Черейскому точно в полдень и застала его поправляющим полиэтиленовую пленку на «Форде».

— От птиц спасу нет, всю крышу загадили, — сказал профессор, кивнув Жанне. — Прошу вас, Неподражаемая!..

На этот раз в кабинете были плотно задернуты шторы и царил полумрак. Черейский усадил Жанну в мягкое кресло, в котором она буквально утонула, и поставил перед ней что-то вроде маятника — качающийся на нитке блестящий металлический шарик.

— Расслабьтесь и смотрите на него не отрываясь, — прогудел профессор за спиной Жанны и включил магнитофон.

Из динамиков квадрофонической системы полилась щемящая восточная мелодия. Черейский медленно перемещался по кабинету и монотонно говорил, говорил без конца. Что-то о бездонном небе и белых облаках, о волнах, набегающих на шуршащую гальку, о ветерке, качающем зеленую траву…

Веки у Жанны отяжелели, и она почувствовала, что постепенно погружается в сладкую дрему.

Внезапно Черейский замолк, и Жанна, скосив глаза, увидела, что профессор в щелку между шторами смотрит на улицу.

Через секунду он заговорил снова. А потом опять возникла пауза, и Жанна снова увидела, что он смотрит в окно. Ей это показалось странным. Профессор словно чего-то опасался. Но тут же она сообразила, в чем дело. Гипнотизер просто проверял, в порядке ли его драгоценный «Форд». Жанна едва не рассмеялась.

А потом она все-таки уснула. Или, может быть, погрузилась в транс. Что дальше делал Черейский, спрашивал ли он ее о чем-нибудь, Жанна не знала.

Когда она очнулась от забытья, часы показывали половину второго.

— Ну как, профессор? — спросила Жанна.

— Случай непростой, — ответил он сдавленным голосом. Вид у Черейского был странный: остановившийся взгляд, лоб в испарине, съехавший набок галстук-бабочка.

— Не обращайте внимания, — сказал профессор, облизывая пересохшие губы. — Иногда приходится выкладываться до конца, когда ломаешь психологическую защиту. У вас блокировка памяти очень мощная. Извините, Неподражаемая, но сейчас мне нужно прилечь.

— Но что-то получилось? — спросила Жанна. Никаких намеков на просветление памяти она не заметила. Только по всему телу разливалась какая-то пугающая слабость.

— Получилось, — ответил Черейский. — Но один сеанс — это ничто.

— А когда следующий?

— Я сам вам позвоню.

Профессор явно спешил от нее отделаться. С этим ощущением Жанна подошла к машине, где томился за рулем Вася Коробков.

Телохранитель выскочил, чтобы распахнуть дверцу перед Хозяйкой. И тут Жанна заметила его мимолетный удивленный взгляд. Она опустила глаза и с изумлением обнаружила, что кофточка у нее застегнута не на те пуговицы. Так приехать к Черейскому она не могла. Значит…

Всю дорогу до дома Жанна думала о том, что это значит, и гнала от себя дурные мысли. Но странный вид Черейского после ее пробуждения не давал Жанне покоя. Ей уже казалось, что слабость во всем теле вызвана совсем не гипнозом. Чем же тогда? Неужели…

Она попыталась припомнить пережитое состояние забытья, и собственное тело вдруг подсказало, что к нему прикасались чужие руки.

Дома Жанна бросилась в ванную и долго с яростью терла себя губкой под горячим душем. Вытираясь, она внезапно обнаружила на внутренней стороне ноги возле самого паха едва заметную ссадину. Жанна могла бы поклясться, что раньше ее не было.

Жанна едва не грохнулась в обморок. Теперь она была уверена, что случилось совершенно невообразимое. Этот мерзкий горбун делал с ней все, что хотел, пока она находилась в гипнотическом трансе.

Первым порывом Жанны было желание немедленно все рассказать Тимуру. Но она вовремя опомнилась. Муж с его взрывным характером мог просто придушить Черейского. Да и как объяснить Тимуру, что произошло?

Какими словами? Что будет дальше с их супружеской жизнью после этого?

Она стала лихорадочно обдумывать, как отомстить похотливому гипнотизеру, как его уничтожить. От ярости ей ничего не приходило в голову. И тогда она позвонила Зое. Та принялась было рассказывать, как все они волнуются за Алешку, уплывшего на собственной яхте черт те куда. Но Жанна оборвала ее.

— Надо бы встретиться, — сказала Жанна.

— Приезжай, — ответила Зоя, поняв по тону подруги, что дело серьезное.

— Нет. Давай где-нибудь на нейтральной территории.

Они встретились на бульваре у памятника Гоголю и медленно пошли вниз к метро «Кропоткинская».

— Так этот вонючий козел тебя трахнул? — ошеломленно спросила Зоя, выслушав Жанну.

— Может, да, а может, нет. Какая разница! Но он раздел меня спящую и лапал, это точно. Вообще мог делать со мной все, что хотел. Я же в полной отключке была.

— Стой! — сказала Зоя. — Давай сядем, перекурим.

Они присели на пустую скамейку.

— Лучше всего его кастрировать! — объявила Зоя, жадно затягиваясь.

— Кто это сделает? Мы с тобой? Не смеши!

Зоя задумалась, дымя как паровоз.

— Есть! — сказала она наконец. — Я знаю, что надо сделать! Я когда-то слышала, как однажды отомстили. Да так, что мало не показалось!

— Ну?!

Зоя сбивчиво изложила свой план. Осуществить его было довольно сложно, но, если бы все удалось, лучшей мести Жанна не могла бы желать.

— Мы сделаем это! — сказала Жанна.

— Сделаем! Клянусь!

С этого момента профессор Черейский был обречен.

Она взглянула в зеркало — и не узнала себя. Конечно, перед выступлениями на гимнастическом помосте девчонки красили ресницы и подводили губы, но только чуть-чуть. А сейчас Олекса Иванович и Семен заставили ее так размалевать лицо, что из зеркала на Ксюшу смотрела какая-то жуткая порочная девка с затаенным страхом в глазах.

Но лицо — это было еще полбеды. Обтягивающая кофточка с вырезом до пупа бесстыдно выставляла напоказ маленькую крепкую грудь.

Тесная юбка яркого красного цвета едва прикрывала трусики. Ноги у Ксюши подламывались, поскольку ни разу в жизни ей не приходилось вставать на такие высокие каблуки.

Но Буряк и Семен, оглядев ее, остались довольны.

— Нормальный ход, — сказал Семен. — Такую на раз снимут.

— Фирма веников не вяжет! — усмехнулся Буряк.

Едва стало смеркаться, все трое погрузились в обшарпанный «Опель» Семена и поехали на точку.

По дороге Семен инструктировал Ксюшу, забившуюся, словно пойманный зверек, в самый угол машины:

— Клиенту не возражай. Делай все, что он скажет. Поняла? И лишнего не болтай. Твое дело — клиента ублажить по полной программе. Будет доволен — может и побольше бабок отвалить. Деньги в трусы спрячь. Я потом пересчитаю.

— И кончай свой мандраж! — добавил Олекса Иванович. — Не боги горшки обжигают!

Они припарковались возле Центрального автовокзала на Щелковском шоссе. Тут же к «Опелю» подошли три девицы, настоящие оторвы.

— Здрасьте, — тихо сказала старшая.

— Привет. Принимай пополнение, Татьяна, — сказал Семен, закуривая. — Это Оксана, землячка ваша. Присмотришь за ней, чтобы все было путем. Ясно?

— Ясно, — кивнула Татьяна. — Сколько она стоить будет?

— Двести баксов, — сказал Буряк.

— Дороговато.

— Тебя не спросили, — сказал Семен. — Свежачок, мастер спорта международного класса. Ты ей клиента найди, я с ним сам торговаться буду.

Пока шел этот разговор, Ксюша успела рассмотреть девиц. Татьяну она видела впервые, а вот две другие показались ей знакомыми. Одна вроде бы тоже была гимнасткой, только «художницей», а вторая, кажется, занималась синхронным плаванием. Но толком рассмотреть своих землячек Ксюша не успела, потому что Буряк скомандовал ей:

— Выходи!

Она послушно выбралась из машины.

— Пошли! — сказала Татьяна, и Ксюша, неуверенно ступая на высоких каблуках, двинулась вслед за тремя девицами.

Они заняли место на краю бетонной площадки, под фонарем, освещавшим мертвенным светом небольшой пятачок. Мимо с ревом проносились машины.

Татьяна достала из сумочки сигареты.

— Будешь? — спросила она у Ксюши.

— Я не курю, — ответила та.

— Правильно, — одобрила Татьяна. — Нам здоровье надо беречь.

Сама она, впрочем, тут же закурила. Закурили и две ее подруги.

— Откуда же ты такая нетронутая? — опять заговорила Татьяна, провожая взглядом машины.

— Из Винницы.

— Вон эти две, Галка с Люськой, тоже из Винницы.

— Я их помню немножко. А вас нет.

— Ясное дело. Я же симферопольская. Подожди!..

В двух шагах от них притормозила машина. Татьяна быстро шагнула к ней и завела негромкий разговор с человеком, высунувшимся из окошка. Время от времени она бросала взгляд на Ксюшу, и та поняла, что разговор идет о ней. Сердце у Ксюши сжалось. Но машина, взревев двигателем, унеслась прочь.

— Пустой номер, — сказала Татьяна, возвращаясь. — Я же говорила, что двести дорого!

В последующие полчаса девиц разобрали по машинам. Последней уехала Татьяна, успев сказать Ксюше:

— Стой тут как стояла! Начнут тебя снимать — сразу в тачку не лезь. Семен подойдет и сам обо всем договорится. Он рядом, следит…

Оставшись одна, Ксюша осторожно осмотрелась. «Опеля» с Олексой Ивановичем и Семеном не было видно. Его закрывали стоявшие в ряд «Икарусы». Ксюша сделала несколько неуверенных шагов в сторону — и сразу поняла, что на таких каблуках она далеко не уйдет. Тогда она торопливо скинула туфли, взяла их в руки и босиком бросилась бежать между стоящими автобусами.

Добравшись до последнего, она остановилась. Дальше было открытое место. Тогда Ксюша, ломая ногти, с невероятным трудом сдвинула в сторону дверь-гармошку ближайшего автобуса и просочилась в образовавшуюся щель. Потом ползком пробралась к задней двери и забилась между сиденьями.

Семен и Буряк отвлеклись лишь на несколько секунд. А когда снова подняли глаза, Ксюши под фонарем не было.

— Куда она делась? — растерянно спросил Семен. — Неужели увезли?

— Да нет! Сбежала, сука! — рявкнул Буряк.

Они выскочили из «Опеля» и подбежали к фонарю, озираясь по сторонам.

— Найдем! — сказал Семен. — Она же Москвы не знает.

— Шкуру спущу! — бушевал Олекса Иванович. — Землю жрать заставлю!

— Ладно, остынь. Давай сообразим, где ее искать.

Они прошерстили вдоль и поперек весь автовокзал и, озлобленные до крайности, вернулись в «Опель». Выкурили по сигарете в полном молчании.

— Знаю! — вдруг сказал Буряк. — Я знаю, где ее искать. Заводи!..

Ксюша между тем сообразила, что невозможно до бесконечности прятаться в пустом автобусе. Когда-нибудь ее обнаружат и вышвырнут вон. Она осторожно выглянула в окно и — о счастье! — увидела уезжающий «Опель» Семена.

«Они, наверно, подумали, что я на автобусе уехала», — с детской наивностью решила она.

Теперь в голове у Ксюши сложился четкий план. Она как-нибудь доберется до Киевского вокзала и упросит проводницу пустить ее в вагон. Расскажет ей свою грустную историю. Неужели у той сердце не дрогнет? Особенно, если проводница будет пожилая, у которой своя дочка есть. А не пустит в вагон, то можно и в тамбуре поехать или даже под вагоном прицепиться. Ксюша была готова на любой, самый отчаянный поступок, лишь бы оказаться подальше от Москвы, лишь бы вернуться домой.

Но уговаривать ей никого не пришлось. Когда под утро, сбив до крови босые ноги, Ксюша появилась на площади у Киевского вокзала, она не успела сделать и нескольких шагов, как ей на плечо опустилась тяжелая рука.

— Станция Винница! Приехали! — раздался над ухом знакомый голос.

Это был Олекса Иванович. Рядом с ним злорадно ухмылялся Семен. Им не составило труда вычислить маршрут беглянки.

— Знаешь, что за побег бывает? — спросил Буряк. — Расстрел! Но я тебе так легко сдохнуть не дам. Ты у меня сперва помучаешься!

Он зашвырнул Ксюшу в «Опель», и вскоре она опять оказалась в квартире Семена.

Ксюша уже ничего не чувствовала. Она согласна была умереть, лишь бы поскорее. Но то, что сделали Олекса Иванович с Семеном, оказалось страшнее смерти.

Едва все трое переступили порог квартиры, как эти два здоровенных мужика схватили Ксюшу и, держа за ноги, вытолкнули ее в открытое окно. Ксюша невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидала перевернутый вверх тормашками город с высоты четырнадцатого этажа. Стоило только отпустить ее ноги, и Ксюша, рухнув вниз, разбилась бы в лепешку.

— Последний раз спрашиваю! — прохрипел Буряк. — Будешь работать? Или отпущу! Будешь?

— Буду! Олекса Иванович, миленький! — закричала Ксюша, срывая связки. — Буду! Буду!..

— Где Олейник?…

Миледи молчала, сжавшись от страха. Тогда стоявший сзади сильно толкнул ее в спину, и Миледи влетела в комнату, едва удержавшись на ногах.

— Зачем же так, Сережа! — укоризненно сказал тот, который вошел в квартиру первым. — Она нам и так все скажет. Ведь правда, госпожа Мидовская?

Он усадил Миледи на жесткий диван, а сам, взяв стул, устроился напротив и сказал с дружеской улыбкой:

— Ну?

— Вы, наверно, ошиблись… — пролепетала Миледи. — Моя фамилии Макеева. Я могу паспорт показать.

— Да я вам, моя милая, сейчас покажу документ, что я Майкл Джексон. При современных технических возможностях это не проблема. Так что не будем тратить драгоценное время.

— Дай мне ее, Стас! — раздраженно сказал Сергей. — На две минуты оставь нас вдвоем, и она соловьем запоет!

— Видите, какой у меня коллега горячий, — подмигнул Миледи Стас, продолжая улыбаться. — Его лучше не злить. Итак, вопрос прежний: где Олейник?

— Я не знаю, кто это, — упрямо ответила Миледи.

— Нет, так у нас разговора не получится, — вздохнул Стас. — Ведь вы должны понимать, что мы взяли вас не просто так. Личико вам в Италии перекроили классно, ничего не скажешь. Но мы ведь тоже не первый год замужем. А, Сережа?

— Да что с ней канителиться! — отмахнулся тот.

— Подожди. Это от неожиданности до нее медленно доходит. Ну забыла женщина, кто она такая. А теперь вспомнила. Верно?

Он весело взглянул на Миледи.

— Хорошо. Я Мидовская, — невнятно сказала она, опустив голову.

— Так. Одно очко вы заработали. Теперь про Олейника.

— Вы разве не знаете, что его убили? — Миледи сделала наивные глаза. — Об этом даже в газетах писали.

— В газетах и вас похоронили, — мягко напомнил Стас. — А вы воскресли. Правда, в новом обличье. И Олейник наверняка воскрес. Он парень живучий. Ведь так и было, верно?

Миледи чувствовала себя совершенно беспомощной. Какой смысл запираться, если этим двоим все известно?

— Да… — едва слышно сказала она.

— Еще очко заработали. Теперь совсем простой вопрос: где он?

— Я не знаю! Честное слово, не знаю! — торопливо заговорила Миледи. — Мы с ним расстались три месяца назад. В Риме. Больше я о нем не слышала, клянусь!..

Стас бросил быстрый взгляд на Сергея:

— Поверим, Сережа?

— Туфту она гонит!

— А может, и нет. Ему теперь к госпоже Мидовской приближаться опасно. Да и зачем? Он себе и помоложе красотку найдет. Мы ж его знаем. Он к брошенным бабам никогда не возвращается.

Миледи стиснула зубы. Она понимала, что Стас говорит это нарочно, пытаясь сыграть на ее ревности.

— А может, он вам пригрозил? — участливо спросил Стас. — Убить обещал, если проболтаетесь?

— Он мне никогда не грозил! — сказала Миледи, вскинув подбородок.

— Значит, просил ждать? Обещал вернуться? — оживился Стас. — Я бы на вашем месте не стал верить. А ты, Сережа?

— Не ваше дело! — вырвалось у Миледи.

— Обещал!.. — удовлетворенно сказал Стас. — Но сроков, разумеется, не назвал. Так и быть, госпожа Мидовская, зачтем вам еще очко. Ну вот, собственно, и все. Можно и по домам. Как, вы сказали, его теперь зовут?

— Я ничего не говорила! — испугалась Миледи.

— Так скажите! Теперь-то уж чего, когда вы нам все рассказали!

Он повернул все так, будто Миледи и правда откровенничала с ними.

— Я не знаю, — сказала она. — Я больше ничего не знаю.

— Как хотите. Придется мне оставить вас с Сергеем тет-а-тет. Ты только, Сережа, всю красоту не испорти. Для женщин это первое дело.

Стас легко поднялся и вышел в соседнюю комнату, а его место занял Сергей. Он посмотрел Миледи в глаза и вдруг отвесил ей звонкую пощечину. Миледи больно ударилась затылком о стену, и тут Сергей хлестнул ее по другой щеке.

— Вспомнила? — спросил он.

Миледи ни разу в жизни не били. Ее охватил безумный страх, и слезы ручьем потекли из глаз.

Она все-таки не назвала новой фамилии Олейника, хотя Сергей еще несколько раз ударил ее по лицу.

— Ох, как мы раскраснелись! — насмешливо сказал Стас, вернувшийся в комнату.

Лицо Миледи действительно горело от пощечин.

— Пришли к консенсусу? — спросил Стас.

— Похоже, он и правда ей этого не сказал, — ответил Сергей.

— Что ж, очень умно с его стороны. Ну, давайте подобьем бабки.

Финал разговора занял считанные минуты. Миледи вручили бумажку с номером телефона и заставили написать обязательство, что она немедленно даст знать, если Олейник объявится.

Миледи вернулась домой в три часа ночи. Ее всю трясло. Она легла, укрывшись двумя пледами поверх одеяла, но согреться и уснуть смогла лишь на рассвете.

Проснулась она от сильной боли в животе. Простыня под ней была залита кровью. Вызванный из женской консультации врач установил, что у Миледи случился выкидыш. Оставшись одна, она поняла, что теперь ей остается только одно — умереть.

Алеша с трудом разлепил глаза, но в полумраке ничего нельзя было рассмотреть толком. Голова раскалывалась от нестерпимой боли в затылке.

Он не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, и волна страха окатила его при мысли, что он парализован.

Но постепенно глаза привыкли к слабому освещению, и Алеша сумел рассмотреть, что он связан толстой веревкой. Потом он определил, что лежит на земляном полу в хижине, сложенной из пальмовых веток. Снаружи не проникало ни звука.

Алеша мучительно старался припомнить, что же с ним произошло, и никак не мог понять, почему туземцы захватили его в плен. Скорее всего, они позарились на новенькую яхту. Ничего другого ему не приходило в голову.

Но эти современные пираты сильно ошибались, полагая, что Гордей так вот запросто отдаст им «Марину». Конечно, они станут его шантажировать, угрожая убить пленника. Однако нынче все-таки не времена капитана Кука. Рядом находится портовый город, где есть и власть, и полиция. Захват иностранца — дело нешуточное. Ради какой-то несчастной яхты никто не пойдет на международный конфликт.

Гордей, наверное, уже успел пришвартоваться в Алуло и навел там шухер. Надо потерпеть, скоро сюда примчится помощь.

Сопоставлять факты и делать выводы Алеше было неимоверно тяжело. Он понимал, что у него сотрясение мозга, и изо всех сил боролся с наплывающей сонливостью, но все-таки забылся глубоким сном.

Между тем никакой помощи от сомалийских властей ждать не приходилось. Ситуация сложилась хуже некуда.

В тот момент, когда Алеша без сознания рухнул на дно джонки, две другие лодки подошли к «Марине» с разных бортов, и бандиты попытались взобраться на палубу. Гордей мощными пинками отправил троих нападавших в воду и метнулся на другой борт, где оборону держал Артур. Вместе им удалось спихнуть еще четверых, после чего Гордей схватил ракетницу и прицелился. Джонки поспешно отвалили от яхты.

— Что же это? — спросил белый от страха Артур. — Чего они хотят?

— Мяса твоего! — отрезал Гордей. — Что у тебя с мотором?

— Сдох.

— Оживи. Иначе сами сдохнем. Шевелись!.. Артур трясущимися руками полез в движок. Гордей посмотрел вдаль. Джонки уходили вдоль берега, увозя Алешу. Медлить было нельзя. Гордей, носясь по яхте как сумасшедший, поставил паруса, освободил штурвал и бросился в погоню.

Утренний бриз был слишком слаб, чтобы хорошенько разогнать яхту. Более легкие джонки уходили все дальше, увеличивая отрыв.

— Брось свои железки! — скомандовал Гордей. — Возьми бинокль. Как бы они в какую-нибудь лагуну не свернули. Там их хрен найдешь.

Совсем уйти от преследования бандитам не удалось, хотя гонка продолжалась целых десять часов. Уже в сумерках джонки вошли в тихую бухточку, на берегу которой стояло несколько пальмовых хижин. Для деревни их было маловато. Стало быть, тут расположился бандитский лагерь.

В полумиле от берега Гордей снова поставил «Марину» на якорь.

— Что будем делать? — спросил Артур.

— Думать, — сказал Гордей. До этого он не произнес ни слова. — Я буду думать, а ты займись мотором. От него теперь наша жизнь зависит.

— А как же Алешка?

— Я о нем и собираюсь думать.

Вокруг стало черным-черно, и Артур ковырялся в моторе при свете потайного фонаря.

— Порядок вроде, — сказал он через час. — Я запущу для пробы?

— Нет. Нам сейчас шум ни к чему. Десант надо высадить скрытно.

— Какой десант?

— Ты друга выручать собираешься?

— Но нас же двое всего. А их там десятка два.

— Ты русский или нет? — хмуро спросил Гордей. — Ну вот и не бзди горохом! Я за Алешку этих черножопых в рагу изрублю!

Гордей, конечно, не был расистом. Просто его распирала ярость, и тут уж глупо было требовать аккуратных выражений. Высказавшись, Гордей снова замолчал, поскольку и так уже выполнил свою месячную норму по количеству произнесенных слов.

Ничего не объясняя Артуру, он привел в готовность маленькую надувную лодку и, перед тем как опустить ее за борт, сунул за пояс ракетницу.

Но больше ничего Гордей не успел сделать. Внезапно тишину вспорола автоматная очередь. За ней — другая. Пули просвистели над головой, заставив Гордея и Артура ничком упасть на палубу.

Одновременно с обоих бортов на яхту поднялись неясные фигуры.

— Лежать! — резко выкрикнул кто-то на чистом русском языке с едва заметным акцентом. — И бояться не надо. Всех сразу не съедим!..

Гортанный смех разнесся над палубой.

Под дулами «Калашниковых» Гордей и Артур лежали лицом вниз, не понимая, откуда здесь взялся русский…

На самом деле никакого русского не было и в помине. Пиратскую банду возглавлял чернокожий сомалиец, окончивший пятнадцать лет назад Университет Дружбы народов в Москве. В годы учебы он зарекомендовал себя одним из самых прилежных студентов. Но на родине обнаружилось, что все его знания никому не нужны. И вскоре бывший московский студент, едва не умерев от голода, понял, что выжить в этой дикой и нишей стране можно только с оружием в руках. Он занялся вооруженным грабежом, для чего никаких знаний не требовалось. Однако именно благодаря своей образованности он быстро выбился в лидеры преступного мира и сколотил банду из таких же нищих, готовых на все парней. Они разжились автоматами Калашникова и обосновались в пустынной бухте, откуда совершали свои набеги.

Их главной добычей стали иностранные прогулочные яхты, беспечно заплывавшие к сомалийским берегам. На борту захваченных судов всегда можно было найти и деньги, и еду, и дорогую аппаратуру. Экипажи ограбленных яхт вместе со своими судами бесследно исчезали на дне Индийского океана.

Бандиты звали своего главаря странным именем Товарисч, напоминавшем о годах, прожитых в Москве. Он один здесь щеголял в затрепанных шортах и бейсболке цвета хаки. Остальные довольствовались набедренными повязками и пальмовыми юбками. У двоих даже были кольца в носу. Все это в сочетании с «калашами» у них на груди казалось кошмарным сном…

Гордея и Артура бросили в ту же хижину, где лежал Алеша. Связывать их не стали, но у входа расположились двое бандитов с автоматами. Остальные вернулись на яхту.

Гордей, которому все узлы были нипочем, мгновенно развязал Алешу. Тот уже немного пришел в себя. Но радоваться встрече было некогда. Сблизив головы, пленники стали шепотом совещаться.

— Как же мы влипли! — сказал Алеша. — Никогда бы не поверил, что в наше время такое возможно.

— Как раз в наше время все возможно, — ответил Артур.

— Хватит причитать! — оборвал их Гордей.

— Есть, кэп! — невесело усмехнулся Алеша.

— Надо на яхту прорваться, пока они ее не затопили, — продолжил Гордей. — Они всегда так делают.

— Откуда ты знаешь?

— Их пахан хвалился. Да ты не удивляйся, Леша. Он по-русски лучше нас чешет. Учился в Москве пять лет.

— Это ему не помешает отправить нас на корм рыбам, — заметил Артур.

— Тем более рассиживаться нельзя. Яхта нам нужна позарез. — Посуху нам отсюда не уйти, сказал Гордей. — Надо прорываться, пока они этого не ожидают.

— А эти двое с автоматами у входа? — спросил Алеша.

— Придется убрать, — спокойно ответил Гордей. — Одного беру на себя. А второго вы, мужики, должны оприходовать. Заберем их «калаши», тогда пойдет другой разговор. И нечего их жалеть. Тут или мы их, или они нас. Без вариантов.

Они замолчали, внутренне собираясь.

— Готовы? — шепнул Гордей. — Пошли с богом!..

Но едва Гордей успел закончить фразу, как в темноте полыхнул оглушительный взрыв.

— Отбой!.. — сказал Гордей и тяжело опустился на земляной пол. — Взорвали, бляди! Прощай, «Марина»!..

Микеша был алкоголиком со стажем, который превышал даже его трудовой стаж. А работать, между прочим, он начал с четырнадцати лет. Среди алкашей Микеша мог бы считаться эстетом, поскольку употреблял только белое хлебное вино, как он уважительно называл водку. Микеша мог иногда, приняв стакан водяры, залакировать его бутылочкой пивка. Но чтобы жрать портвешок или другие чернила — этого он себе не позволял. И благодарная печень Микеши в награду за это функционировала довольно сносно.

Про себя Микеша знал, что за бутылку водки он может продать родину, за две — собственную жизнь, а три ему еще никто не предлагал. Вот почему, когда ему был обещан целый ящик, да не какого-нибудь самопала, а «кристалловской», Микеша не поверил.

— Ящик? — переспросил он обалдело. — Поклянись!

— Бля буду! — ответила Зоя, точно уловив каким языком следует объясняться с Микешей.

В подтверждение Микеше была продемонстрирована стоящая в багажнике машины коробка с двадцатью бутылками. После этого никаких сомнений он уже не испытывал. И ему уже было до фени, каким образом две эти городские цацы оказались в его халупе.

Поначалу-то, выслушав их просьбу, Микеша заартачился.

— А зачем это вам? — спросил он.

— Не твоя печаль, — сказала Зоя, подмигнув Жанне. — Ты сделай.

— С работы вышибут.

— Нашел за что держаться! Конечно, на твое место очередь стоит!..

Микеша хотел было возразить, но передумал. Действительно, в говновозы, или, культурно выражаясь, в ассенизаторы, никто не рвался. Мало радости было мотаться на разболтанной машине по дачным участкам, выкачивая дерьмо из сортиров, и возить его на аэрационные поля.

Уловив его колебания, Зоя выложила главный козырь — ящик водки. Она предполагала, что специалист Микешиной профессии должен сильно зашибать.

И Микеша дрогнул.

— А-а, гори оно все синим огнем! — отчаянно крикнул он. — Сделаю!..

Сразу же договорились, что, если Микешу прижучат, он заказчиц не выдаст. Скажет, что по пьянке начудил. А по пьяному делу чего только не случается.

Через несколько дней Жанне позвонил Иерейский и назначил ей сеанс в следующую пятницу.

Теперь ей следовало подключить к делу своего телохранителя. Вася Коробков без рассуждений согласился помочь Хозяйке в придуманном ею, как она объяснила, веселом розыгрыше. Он знал, что люди искусства горазды на всякие диковинные хохмы.

Коробков был парень рукастый, и ему не составило труда бесшумно проникнуть в «Форд» Иерейского, припаркованный в тихом Мансуровском переулке. Это был четверг, и профессор, как обычно, приехал консультировать коллег. Уже через полчаса профессорский «Форд» оказался в гараже загородного дома Жанны.

Иерейский, обнаружив, что у него увели его дорогую игрушку, впал в неистовство. Он немедленно связался с милицией и заявил об угоне. По реакции инспекторов профессор понял, что шансы вернуть машину весьма призрачны, и в угнетенном состоянии отбыл в свой особнячок.

Ночью ему не удалось сомкнуть глаз ни на секунду, поэтому звонок, раздавшийся в половине четвертого утра, застал его бодрствующим.

— Господин Иерейский? — донесся до него сквозь шорох и треск далекий мужской голос.

— Я, я! Что? — завопил профессор.

— Вы заявляли об угоне «Форда»?

— Да! Что, нашли?

— Похоже на то.

— Где?

— Семьдесят третий километр Каширки. Это там, где поворот на Михнево. Сможете подъехать?

— Я?…

— Вы же владелец.

— Когда подъехать? Прямо сейчас?

— Конечно. Я тут долго караулить не могу. У меня дежурство. Патрулирую по трассе. Минут сорок могу вас подождать, не больше. А машина-то незапертая!..

— Я приеду! Дождитесь меня! Я заплачу!..

Вася Коробков выключил мобильный телефон и с гордостью спросил у Жанны:

— Ну как?

— Спрашиваешь! Просто Смоктуновский! Он поедет?

— А куда ж он денется!..

Они сидели в машине Жанны, надежно спрятанной в кустах неподалеку от участка Иерейского. На заднем сиденье беспрерывно дымила возбужденная Зоя.

Наконец вдали показался свет фар, и вскоре у дома профессора остановилось такси. Иерейский пулей вылетел навстречу, сел рядом с водителем, и такси уехало в ночь.

— Двигаем к Микеше! — скомандовала Зоя. — Только бы он в запой не ушел!

Но Микеша оказался человеком слова. Обещанный ящик водки держал его в нервном напряжении.

— Действуй по плану! — сказала ему Зоя. — Товара-то хватит?

— Под завязку, — уверил Микеша.

Он был сосредоточен, словно танкист перед атакой.

К дому Иерейского подъехали со стороны леса. Микеша взял в руки толстый шланг и, как гигантскую змею, подтянул его к окну особнячка. Потом растерянно обернулся.

— Ну в чем дело? — нетерпеливо спросила Жанна.

— А как же я… — пробормотал Микеша. — Тут окно закрыто.

— Разбей, чего уж тут! — прикрикнула Зоя.

Раздался звон стекла. Микеша засунул шланг в окно, короткой перебежкой вернулся к своей спецмашине и врубил какой-то механизм. В цистерне утробно заурчало, и зловонный поток хлынул в особнячок похотливого профессора.

Вася Коробков давился от хохота.

— Умирать буду, вспомню! — еле выговорил он, утирая слезы.

— Я тебе вспомню! — одернула его Жанна. — Ты ничего не видел и ничего не знаешь. Понял?

— Понял, не дурак.

Вся операция заняла не более получаса. В заключение Кочетков вывел из лесочка заранее доставленный профессорский «Форд», поставил его на законное место и даже прикрыл полиэтиленовой пленкой.

— Если понадоблюсь еще, приезжайте, — сказал Микеша, крепко прижимая к груди заветную коробку.

— Обязательно! — усмехнулась Зоя. — Только если всех подонков так учить, у тебя говна не хватит!..

С некоторых пор Петя Тарханов места себе не находил — так ему хотелось «японку». Существовали иномарки и покруче, но в душу ему почему-то запала именно элегантная японская «Мазда».

Главное дело, почти все ребята в его отделении давно уже были на колесах. Правда, они служили в милиции уже по нескольку лет, а Петя Тарханов был новичком. Он еще только присматривался к тому, как его товарищи по оружию внаглую собирали дань с продавцов в палатках, с бабушек, торгующих со своего огорода, с проституток, работавших на улице.

В менты Тарханов пошел от безысходности. Отслужив положений срок пограничником в Бресте, Петя подался ловить удачу в Москву. Бывший сослуживец пристроил его в ОМОН, где обретался сам.

И надо же было такому случиться, что во время очередной операции, которую бойцы ОМОНа проводили в шикарном ресторане «Золотой век», Тарханов нос к носу столкнулся с Зоей. С этой статной, красивой женщиной он был шапочно знаком еще в Бресте в пору ее занятий челночным бизнесом. Теперь она стала хозяйкой «Золотого века».

Она сразу узнала Петю по пронзительно синим глазам в прорезях маски. После этой случайной встречи между ними завязался сумасшедший роман.

У Зои в жизни к тому времени было все, кроме настоящего мужика. А Петя показал себя в постели таким героем, что она и думать забыла о своем пожилом муже. Вскоре Тарханову нашлось местечко рядом с ней. Он начал работать в «Золотом веке» стриптизером, сводя с ума посетительниц ресторана.

Но потом все пошло наперекосяк. Сначала Зоин муж, застукав их вдвоем, покончил с собой. А чуть позже в Петю отчаянно влюбилась дочь Зои, Маринка. И он сдуру сбежал с ней в родную Самару. Но там взаимное ослепление молодых людей быстро прошло. Маринка с покаянием вернулась к обманутой матери. Петя выдержал в Самаре всего пару месяцев и тоже двинул в столицу. Не имея никакой профессии, бывший пограничник, бывший омоновец и бывший стриптизер стал служить в районном отделении милиции.

Осмотревшись на новом месте, Тарханов сделал упор на работу с шалавами — иногородними проститутками. Работа была ночная, не каждому по вкусу, но Пете бессонные ночи были нипочем. К тому же шалавы из ближнего зарубежья боялись ментов как огня. Они безропотно отдавали им трудно заработанные деньги, только бы их не выслали из Москвы. И не только деньги. Любую можно было трахнуть, хоть в одиночку, хоть хором.

Вот так, совмещая приятное с полезным, Петя Тарханов стал подкапливать деньги на заветную «Мазду».

Он не заметил, что из довольно славного провинциального парня превратился в циничного мерзавца. И если бы ему кто-нибудь об этом сказал, Тарханов бы очень удивился…

Этот сырой октябрьский вечер был таким унылым — хоть вешайся. Дождь монотонно барабанил по крыше милицейского «козлика».

— Кончайте курить, мужики! — сказал сидевший за рулем Сакеев. — Аж глаза ест!

— Холодно, зараза! — ответил Гурнов. — От дыма вроде теплее.

— Точно! — поддержал Петя Тарханов.

— Так поехали шалав возьмем, — предложил Сакеев. — Устроим им «черную субботу», а заодно и пошмонаем!

Идея понравилась, и желто-синий «козлик», поднимая фонтаны брызг, помчался к автовокзалу на Щелковском шоссе. На обычном месте под фонарем одиноко маячила только новенькая — Ксюша. Остальных успели разобрать клиенты. Но на троих и одной было достаточно. Только кинуть на пальцах, кто будет первым, и все дела.

Безмолвную Ксюшу зашвырнули в машину и поехали в отделение. Семен, который вел наблюдение из своего «Опеля», все прекрасно видел, но даже не дернулся. Вышло бы себе дороже, да и новенькой пора было узнать, что такое «черная суббота». За три месяца работы в Москве эта напасть ее чудом обходила. Конечно, ложиться за бесплатно под целую бригаду обычно пьяных ментов не сахар. Они к тому же отнимут все до рубля. Зато не выдворят из столицы в двадцать четыре часа.

В отделении для проформы у Ксюши потребовали документы. Но паспорт ее находился то ли у Семена, то ли у давно вернувшегося в Винницу Буряка, про которых в милиции нельзя было даже заикаться.

— А деньги у тебя есть? — спросил Гурнов.

— Откуда, дядечка? Я ж только вышла! — ответила Ксюша.

— Смотри, обыщем! — пригрозил Гурнов. — Из жопы вынем, если там спрятала.

— Пустая я. Честное слово!

— Пусть полы помоет, раз денег нет, — предложил Сакеев. — Вон как все засрано.

— Только тряпку с ведерком дайте, — торопливо сказала Ксюша.

— Это потом, — остановил ее Гурнов. — А сейчас давай раздевайся!

— Прямо здесь?

— Здесь, здесь, — сказал Сакеев. — Короче! Ксюша, вся дрожа, стянула с себя одежду.

— Сядь на стул! — приказал Гурнов. — И ноги раздвинь. Шире!

Вся троица долго разглядывала Ксюшу загоревшимися глазами.

— Ну я готов! — объявил Гурнов. — Не возражаете?

— Валяй! — усмехнулся Петя.

И начался кошмар.

— Ты смотри, а ей нравится! — заржал Сакеев, заметивший, что Ксюша, вопреки своему желанию, все больше поддается предательскому зову тела. — Вон как разошлась!

Он взялся за девушку следующим. Потом пришел черед Пети. За это время Гурнов успел отдохнуть, и все пошло по второму кругу. Затем для разнообразия попробовали сразу втроем.

Когда их силы иссякли, Гурнов брезгливо взглянул на распластанную Ксюшу и сказал строгим тоном:

— Хоть бы прикрылась. Ни стыда, ни совести. Тут три взрослых мужика, а она разлеглась голяком, как цыпленок-табака!

Сакеев и Петя расслабленно засмеялись.

Отпустили Ксюшу только под утро, заставив перед уходом вымыть полы.

Новенькая ментам понравилась. И с той поры «черные субботы» стали для нее обычным явлением. А в те дни, когда менты ее не трогали, они требовали от нее денег. Впрочем, как и от других. Как-то по пьянке Ксюшу ради потехи остригли наголо, и она стала похожа на порочного пацана.

Однажды, когда Ксюшу в очередной раз затаскивали в машину, за нее неожиданно вступился какой-то паренек, поджидавший свой автобус. Ему тут же заломили руки и пинками загнали в «козлик». А уж в отделении заступника отделали как надо. За финальной частью расправы заставили наблюдать Ксюшу.

— Смотри, шалава! — сказал Гурнов. — Сейчас мы твоему рыцарю «слоника» сделаем!

Арсенал милицейских пыток был обширен: «конвертик», «лягушка», «распятие Христа»… Но ничто не могло сравниться со «слоником». На голову парню натянули противогаз, и Сакеев стал сжимать шланг, отпуская его, когда парень совсем уж начинал задыхаться.

Потом Гурнов впрыснул в трубку слезоточивый газ из баллончика, и парня стошнило прямо в противогаз. Он едва не захлебнулся. Тогда противогаз стащили с головы и показали парню себя в зеркало.

— Видишь, что бывает, если оказывают сопротивление правоохранительным органам? — сказал Гурнов Ксюше, когда издевательство закончилось. — А теперь изобрази нам легкий минетик — и свободна!

Он неторопливо начал расстегивать ширинку. И тут на глаза Ксюше попался пистолет, болтавшийся на поясе Гурнова. Она рванула кобуру и быстрым движением выхватила пистолет.

От неожиданности Гурнов отпрянул и, зацепившись за стул, опрокинулся на пол. Сакеев и Петя замерли с вытаращенными глазами. Не целясь, Ксюша несколько раз нажала на курок. Пистолет не выстрелил. Она с ужасом посмотрела на него, не догадываясь, что оружие стоит на предохранителе.

Тарханов ударил ее первым. Удар был так силен, что Ксюша без сознания рухнула на пол. Но они продолжали бить ее, топтать сапогами, возить по полу.

— Стойте, мужики! — сказал Сакеев, задыхаясь. — Она, кажется, того… Спеклась.

Обмякшее тело Ксюши вывезли за кольцевую дорогу и бросили в кустах, не опасаясь, что ее могут опознать. Документов при ней не было, и никто искать ее не стал бы. Ну появится когда-нибудь в оперативных сводках еще один неопознанный труп. Мало ли их находят!..

— Что это ты мне подсунула? — гневно спросил Станислав Адамович.

— Ты посмотрел кассету? До конца? — Евгения потянулась за сигаретами.

В соседней комнате спала Верунчик, и поэтому они говорили полушепотом.

— Нет, — сказал Станислав Адамович. — У меня сил не было до конца смотреть эту мерзость. Зачем ты мне дала эту кассету?

— Я ведь тебе объяснила. Чтобы ты знал правду.

— Какую правду? О чем?

— О своей дочери, Станислав.

— Какое она имеет отношение ко всей этой грязи?

— Подожди… — изумленно сказала Евгения. — Разве ты ее не узнал?

— Где?

— Да на кассете же!

— Конечно нет. И не мог узнать. Я не стану отрицать — девушка на этой кассете действительно ее напоминает. Что-то общее у них есть. Но это не моя дочь.

— Это она, Станислав! Она! Как это ни печально.

— У тебя-то откуда такая уверенность? Ты что, на съемке была? Свечку там держала?

— Разумеется, нет.

— Вот видишь! А берешься утверждать!..

Евгения даже растерялась. Такой реакции она не ожидала. Конечно, отцу не хочется верить, что его дочь способна выделывать такое с мужиками, да еще перед камерой.

Но ведь не настолько же он слеп, чтобы отрицать очевидные факты!

— Давай разберемся спокойно, Станислав, — сказала Евгения, закуривая. — Ты знаешь, как ко мне попала эта кассета?

— Как?

— Ее мне дала твоя дочь. Сама дала.

— Ну вот! — парировал Станислав Адамович. — Она тебя просто разыграла.

— Разыграла?…

— Глупо, конечно. Ей попала в руки кассета с похожей девицей. А ты все за чистую монету приняла.

— Невероятно!.. — пробормотала Евгения.

— Невероятно другое. Сама посуди: если бы на этой пленке была Мила, она ни за что не показала бы тебе кассету. Любой нормальный человек спрятал бы такое подальше.

— У нее тогда был очень сложный момент в жизни. Ей необходимо было кому-то открыться. Она искала душевного покоя.

— Странный способ искать покоя, согласись.

— В жизни много странного, Станислав.

— Но не такого!

— Всякого. Или ты думаешь, что я тебе вру?

— Нет, в этом тоже нет смысла. Просто ты что-то неправильно поняла. Или не поняла совсем.

— Да все я правильно поняла! — в отчаянии воскликнула Евгения. — Ты просто боишься узнать правду.

— Нет, как раз я хочу ее узнать. Очень хочу. И не успокоюсь, пока не выясню, кому и зачем это понадобилось.

— Господи! Что понадобилось?

Станислав Адамович задумался, кусая губы. Его мозг лихорадочно работал.

— Хорошо, примем как версию, что на кассете действительно она, — заговорил он. — Но не мне тебе объяснять, Евгения, какие возможности есть сегодня у видеозаписи. Вон Парфенов в своем «Намедни» вместе с Хрущевым у костра на охоте выпивает. А ведь Никита Сергеевич умер, поди, еще до его рождения.

— К чему это ты?

— А к тому, что этого Парфенова вмонтировали в старую кинохронику. Да так, что комар носа не подточит.

— Ты хочешь сказать, что и твою дочь вмонтировали в эту порнуху?

— Я ничего не утверждаю. Я просто говорю, что это возможно. Как возможно, кстати говоря, подобрать двойника для съемки.

— Опомнись, Станислав! Кому это нужно? Зачем?

— Вот это я и хочу выяснить. Тем более что это наверняка связано с ее якобы гибелью в Италии. И пока я не буду знать все, мы отсюда не уедем!..

Евгения поняла: муж ее сестры возвел вокруг себя такую неприступную стену, что штурмовать ее не было никакого смысла.

— Ладно, — сказала Евгения устало. — Поступай как знаешь!..

Дежурство на этот раз выдалось спокойным: ни одного тревожного вызова в пожарную часть не поступало. Но от вынужденного безделья Глотов устал сильней, чем от самой тяжкой работы. Бойцы целый день просидели в прокуренном помещении, не зная, чем заняться. Травили старые анекдоты, лениво перебрасывались в картишки, поглядывали телевизор. И бутылку тайком распить было нельзя. У сволочного начальника нюх был как у овчарки.

Наконец явилась смена, и Глотов, переодевшись, вышел на улицу. Спешить ему было некуда. Его сожительница, Верка, сегодня работала в ночную смену, и, стало быть, дома Глотова никто не ждал.

Глотов немного постоял в раздумье, а потом зашагал в сторону станции. Там круглые сутки работал ларек, где можно было разжиться спиртным.

Сумерки уже спустились на поселок, и в домах одно за другим зажигались окна. В тихом переулке Глотов услышал за спиной шаги и невольно обернулся. Неясная фигура следовала за ним по пятам. Глотов равнодушно пошел дальше. Он был тертым калачом и никого здесь не боялся. Когда-то Глотов сам держал в страхе Кратово. Ну не лично он, а местная банда, в которой Глотов был не последним человеком.

Давно это было. Много лет назад менты изрядно потрепали банду. Глотов схлопотал приличный срок и долго поправлял здоровье на свежем воздухе, на лесоповале.

В родные места он вернулся уже зрелым мужиком и пошел в пожарные с нищенским окладом, но лихих дней своей юности не забыл. И вскоре нащупал золотую жилу. Прежние занятия и лагерная школа закалили его прочно. Страха Глотов не ведал.

И все же незнакомец, следовавший за ним, немного его встревожил. Самую малость. Глотов забыл о нем, только когда начал разглядывать освещенную витрину с бутылками. Но едва он открыл рот, чтобы обратиться к продавщице, сзади раздался негромкий голос:

— Привет, Джамайка!..

Глотов вздрогнул.

Когда-то он был просто помешан на этой песенке в исполнении итальянского пацана Робертино Лоретта и сам то и дело мурлыкал: «Джамайка! Джамайка!..» Но прежние кореша, знавшие его старую кличку, все сгинули невесть куда.

Глотов медленно обернулся — и замер. На него с холодной усмешкой смотрел Сильвер, единственный, быть может, человек, перед которым Глотов испытывал робость.

— Не узнаешь? — спросил Сильвер.

— Узнал, — ответил Глотов севшим голосом.

По давней привычке он сразу и беспрекословно подчинился Сильверу. Уже через полчаса они сидели в глотовской квартире за литровой бутылкой «Абсолюта», купленной Сильвером в ларьке.

— Кучеряво живешь, — заметил Сильвер, осматриваясь. — Мебель импортная. И бытовая техника на уровне. Женился, что ли?

— Да так, живу тут с одной мочалкой, — неохотно признался Глотов.

— Где же хозяйка?

— У нее сегодня ночная смена. Она заправщица на бензоколонке.

— Это хорошо. Удачно.

— В каком смысле?

— Поговорим без помех.

Глотов напрягся. Он уже понял, что это не случайная встреча.

— Я вот смотрю, как ты прибарахлился, — с усмешкой продолжил Сильвер. — Может, и мне в пожарные податься, раз там так хорошо платят?

Глотов угрюмо молчал.

— Чего язык проглотил, Джамайка? — спросил Сильвер. — Не рад старому корешу?

— Уж больно ты перекрасился, — выдавил из себя Глотов. — Понять не могу, какой ты масти.

— А зачем тебе это знать?

— Затем, что мне не все равно, с кем ханку жрать.

— Осторожным стал?

— Ты попарься с мое на нарах.

Глотов тем не менее допил свой стакан до конца. Сильвер только пригубил.

— Ты бы не со мной осторожничал, Джамайка.

— Не пойму, о чем базар, — сказал Глотов и снова налил себе до края.

— Где, ты говоришь, твоя сожительница трудится? На бензоколонке? — безразличным тоном спросил Сильвер. — У нее горючим разживаешься?

— Каким таким горючим? — насторожился Глотов.

— Для поджогов, Джамайка. Для поджогов.

Глотов поперхнулся водкой. Глаза его полезли из орбит.

— Знаю, Джамайка. Все знаю, — усмехнулся Сильвер. — Вычислил тебя один человечек. Но ты не гоношись. Я тебя сдавать в ментуру не собираюсь, хотя и могу рассказать, как ты дошел до жизни такой. Сначала тебе просто повезло на одном пожаре. Может, ты там хрусты нашел или ружье припрятанное. Случайно. Потом каждый раз искать стал. Но удача — баба капризная. Вот ты и скумекал, что надо богатеньких подпалить. Чтобы наверняка свое взять. В одиночку работаешь или с подельником?

Сильвер, конечно, блефовал. Но по реакции Глотова он понял, что не ошибся.

— Фуфло это все, — пробормотал Глотов. — Порожняк гонишь, Сильвер.

— Какой уж тут порожняк! Ты ведь и на мокруху пошел, Джамайка.

— Не было этого! — хрипло выкрикнул Глотов. Глаза у него стали безумными.

— А Сычиху кто замочил?

Под безжалостным взглядом Сильвера Глотов вдруг обмяк, словно из него выпустили воздух.

— Ладно, — сказал Сильвер, выдержав паузу. — Я про это забуду. И тому человечку, который тебя вычислил, заплачено за молчание. Только ты мне, Джамайка, сейф верни.

— Какой сейф?

— Который ты в доме Сычихи взял.

— А я его это… В речке утопил.

Лицо Сильвера исказила гримаса.

— Не вскрывая? — спросил он совсем тихо.

— Вскрыл. Да там ничего не было. Кассеты одни.

— А где они? Тоже выбросил?

Глотов почувствовал, что спина у него стала мокрой. Он и правда хотел сразу же выбросить кассеты, да Верка не позволила. Оставила, чтоб на них с телевизора кино записывать.

— Да здесь они где-то! — торопливо заговорил Глотов. — У марухи моей припрятаны!..

Он перевернул вверх дном всю квартиру, и кассеты отыскались. Сильвер облегченно вздохнул.

— Ну, Джамайка, — сказал он, — ты сейчас, считай, во второй раз родился. За это и выпить не грех.

Сильвер опять только пригубил, а Глотов разом махнул полный стакан. От ощущения миновавшей опасности его развезло. Он не обратил внимания на то, что Сильвер, поднявшись, бесшумно подошел к нему сзади. Внезапно Глотов почувствовал холодные пальцы на своей шее и подбородке. От сильного рывка хрустнули позвонки, и голова Глотова бессильно упала на грудь.

Сильвера слегка передернуло. Он не привык убивать. Но оставлять Глотова в живых было нельзя. Сильвер с трудом оттащил тело на кухню и открыл все краны в газовой плите. Потом поколдовал над лампочкой в кухонном плафоне, сделав так, чтобы при щелчке выключателя произошло короткое замыкание. Убедившись, что все окна плотно закрыты, Сильвер тихонько выскользнул из квартиры с кассетами в руках.

О пожаре, возникшем после взрыва бытового газа в одном из подмосковных домов, газеты упомянули мимоходом. Там погибли всего двое: по иронии судьбы — пожарный и его сожительница. Вокруг случались вещи и пострашнее.

Глава вторая Двадцать два несчастья

Жанну совершенно не тянуло на место преступления. Может быть, потому, что она не чувствовала себя преступницей. Ее месть Черейскому была адекватна поступку профессора, хотя он не в переносном, а в буквальном смысле оказался весь в дерьме.

Между тем наступила пятница, и нужно было отправляться на очередной гипнотический сеанс. За час до назначенного времени Жанна набрала номер профессора. Он взял трубку только на десятом звонке.

— Да? — послышался какой-то надтреснутый голос.

— Добрый день, профессор, — защебетала Жанна как ни в чем не бывало. — Это Арбатова. Я к вам опоздаю минут на пятнадцать, это ничего?

— Хорошо, что вы позвонили, — все таким же надтреснутым голосом ответил Черейский. — Наши встречи придется отложить на некоторое время. Возникли кое-какие обстоятельства.

— У вас что-то случилось? — не удержалась Жанна.

— Хулиганы в дом забрались, — неохотно сказал Черейский.

— Обокрали?

— Нет. Просто напакостили.

— Вы, надеюсь, заявили в милицию?

— Зачем? Они все равно никого не найдут. Я вам позвоню, когда буду готов.

Повесив трубку, Жанна испытала некоторое облегчение. Ей стало ясно, что Черейский постарается сохранить в тайне то, что с ним случилось, чтобы не оказаться мишенью для злых насмешек.

Итак, Жанна была отомщена, но проблема с возвращением памяти осталась. Правда, теперь, когда Тимур был в курсе дела, Жанне стало жить чуточку проще. Ей хотя бы перед мужем не нужно было притворяться. А Тимур со своей стороны пытался помочь Жанне, постоянно напоминая эпизоды их совместной жизни.

Постепенно Жанне стало казаться, что спасти ее может только музыка. Эта мысль, возникшая где-то глубоко в подсознании, не давала ей покоя, и поэтому Жанна взялась репетировать с музыкантами ежедневно. Вскоре весь арбатовский репертуар был восстановлен, но прозрения не наступало. Более того, Жанна чувствовала по реакции окружающих, что она только напоминает им прежнюю Арбатову, и все чаще приходила к мысли, что с эстрадой надо завязывать окончательно.

Наконец после очередной безрадостной репетиции она решила во всем признаться Боре Адскому. Он в тот день появился позже обычного и сел в зале с каменным лицом.

Жанне показалось, что и Адский созрел для решительного разговора.

— Боречка, — сказала Жанна, прервав репетицию, — надо пошептаться.

— Подожди… — Директор поднял на нее совершенно больные глаза. — Я с плохой новостью, Жанночка. Зернов умер.

— Зернов?…

Жанна не смогла признаться, что не помнит, кто это. По тону Бори она поняла, что смерть этого человека должна была ее потрясти.

— Как умер? — спросила Жанна только для того, чтобы что-нибудь сказать.

— Погиб. Ужасная, дикая история!..

Гибель Ивана Сергеевича Зернова только на первый взгляд выглядела нелепой. Для тех, кто хорошо знал неукротимый характер Зернова, в его смерти была своя страшная логика.

Когда-то Зернов был популярнейшим конферансье, близко дружившим с Утесовым, Райкиным, Шульженко и другими звездами первой величины. Вытесненный с эстрады бойкой молодежью, он не ушел на покой, а возглавил Театр эстрады, где заботливо пестовал новых звезд. Он оставался всеобщим любимцем, что редко случается в шоу-бизнесе. При этом Зернов славился весьма крутым нравом и резал правду в глаза всем — от уборщицы до министра.

Старенькая «Волга» первого выпуска, прозванная «танком во фраке», составляла предмет его особой гордости. Зернов демонстративно припарковывал ее среди дорогих иномарок своих коллег. Она-то и сыграла в его смерти роковую роль.

Все случилось на заправке возле Новодевичьего монастыря. Зернов стал потихоньку подавать задом к колонке, когда его нагло оттеснила шикарная «Тойота Лексус». Из нее, как и следовало ожидать, вальяжно вышел одетый в кожу качок и заграбастал шланг.

— Молодой человек, — сказал ему из окошка Зернов, — не будете ли вы так добры соблюдать очередь?

Качок смерил его презрительным взглядом хозяина жизни.

— Не порти воздух, дед! — сказал он. — Куда торопишься? В крематорий?

— Ты как со мной разговариваешь, щенок? — спросил Зернов, наливаясь справедливым гневом.

— За щенка я тебе могу прямо сейчас крематорий устроить!

Качок плюнул в сторону Зернова, и плевок попал на лобовое стекло «Волги». Для Зернова это было равносильно тому, что ему плюнули в лицо. Бывший боцман Черноморского флота, чью грудь в День Победы украшали боевые награды, такого оскорбления стерпеть не мог.

Вспышка ярости на мгновение ослепила Зернова. Правая нога сама выжала полный газ, и «Волга», совершив немыслимый вираж, словно настоящий танк пошла на таран.

От страшного удара иномарку перевернуло вверх колесами. Качок с переломанной ногой отлетел в сторону. «Волга» устояла, но весь ее передок сжался гармошкой.

Зернов умер мгновенно. Рулевое колесо проломило ему грудную клетку…

Жанна была потрясена рассказом Бори Адского. Ей даже не пришлось изображать сочувствие. Только вот идти на похороны Ивана Сергеевича она не хотела категорически. Фамилия «Зернов» по-прежнему ничего не говорила Жанне, и ей казалось, что в ее присутствии на похоронах будет непростительная фальшь.

— Раздевайтесь! — раздалась команда.

Через минуту Алеша, Гордей и Артур стояли на песке в одних плавках под дулами автоматов. Неподалеку в ночном море догорала взорванная яхта.

Главарь банды по кличке Товарисч с безмятежной улыбкой следил за происходящим.

— Убивать будете? — спросил его Гордей.

— Пока не будем, — ответил Товарисч.

— А раздели зачем?

— Продадим ваши вещи в городе, на рынке. За них хорошо заплатят.

— А с нами что будет?

— Вас тоже продадим. Потом.

— В рабство? — спросил Артур, клацая зубами. Товарисч гортанно рассмеялся.

— Не такие уж мы дикари, — сказал он. — Мы потребуем за вас выкуп из Москвы. — Он помолчал и неожиданно добавил: — Нормальный ход!

От этих его слов пленникам чуточку полегчало. Значит, еще не все потеряно, значит, есть надежда…

После этого довольные бандиты разошлись по хижинам, оставив пленников на берегу. Товарисч задержался, чтобы объяснить ситуацию.

— Теперь будете жить здесь, пока вас не выкупят, — сказал он.

— Как? На голом песке? — спросил Алеша.

— Зато живые, — возразил Товарисч. — Мои ребята хотели сразу вас убить, но я их уговорил. Сказал, что за вас много денег дадут. Завтра поеду на рынок. Передам заодно наши условия кому надо.

— А не боишься, что мы сбежим? — спросил Гордей.

— Бегите, пожалуйста. Охраны не будет. Только наши мусульмане не любят чужих. Они вам головы отрежут Им это… — бандит наморщил лоб, вспоминая подходящее выражение, — …как два пальца обоссать!

Посмеиваясь, он скрылся в одной из пальмовых хижин.

— Что будем делать, кэп? — спросил Алеша, с надеждой глядя на Гордея.

— Выживать!..

Утром пораженные бандиты увидели, что за ночь трое пленников успели сложить из больших камней некое подобие очага и взялись сооружать из мокрого песка стену, которая хоть как-то могла защитить их от ветра. Бандиты окружили работающих и, сев на корточки, стали с живым интересом следить за их действиями.

— У них что — других развлечений нет? — через плечо спросил у главаря Гордей. — Или нормальных людей не видели?

— Таких не видели, — сказал Товарисч, удивленный не меньше остальных. — До вас тут четверо французов были. Так они просто легли на песок и стали умирать.

— Ну и что? — спросил Алеша. — Умерли?

— Догадайся! — ответил Товарисч и засмеялся.

Веселый он был человек, этот Товарисч. Правда, и он слегка помрачнел, когда его спрятанный в зарослях древний джип не пожелал заводиться. Поездка в город оказалась под угрозой.

— Артур, помоги братьям из недоразвитых стран, — негромко бросил Гордей. — Этот джип — наш единственный шанс.

Часа через полтора Артур, весь перемазавшись, сумел все-таки реанимировать державшийся на честном слове джип. И Товарисч, прихватив с собой еще одного бандита, уехал в город.

Два дня прошли в нервном ожидании.

— А не слинял ли он отсюда с концами? — не выдержав, спросил Алеша.

— Или джип у него рассыпался по дороге, — добавил Артур. — Там же все на соплях.

Гордей угрюмо отмолчался.

Товарисч появился на исходе вторых суток. Видимо, одежду пленников удалось продать за хорошие деньги. Джип был набит консервами, спиртным и сигаретами. А поверх всего этого богатства восседали три юные чернокожие красотки, прихваченные из города.

— Бляди! — простодушно объяснил Товарисч. — Сегодня будет большой праздник. Как Первое мая!..

К ночи весь лагерь перепился до невозможности. Кто-то из бандитов блевал на песок, кто- то терзал привезенных проституток прямо у всех на глазах, кто-то просто валялся в беспамятстве.

Хохот, вопли, выстрелы в воздух сотрясали маленькую бухту.

Пленники сидели в стороне, наблюдая за этим разгулом. Им тоже досталось кое-что, а именно — банка мясных консервов.

— Еще немного — и мы их голыми руками возьмем, — сказал Алеша. — Потом на джип — и ходу. А, кэп?

— Тихо, тихо! — предупредил Артур. — Товарисч идет!

Главарь подошел к ним с початой бутылкой джина.

— Выпьем, ребята! — крикнул он, подсаживаясь. — Это, конечно, не «Столичная», но пить можно.

— У нас сухой закон, — строго ответил Гордей.

— Да брось! — усмехнулся Товарисч. — Чтобы русские да не пили?

— Скажи лучше, ты передал требование о нашем выкупе?

— Тс-с!.. — Бандит сделал хитрое лицо. — Я вас отсюда без всякого выкупа увезу. При одном условии. Вы возьмете меня с собой. В Москву.

— В Москву? — изумленно переспросил Алеша. — Тебе-то туда зачем?

— Хочу в Москву! — упрямо сказал Товарисч.

А дальше захмелевший бандит, постоянно прикладываясь к бутылке, начал открывать перед пленниками душу. И выяснилось, что жизнь в России оставила в его сердце неизгладимый след. Наверное, любой цивилизованный европейский город навечно сразил бы Товарисча, но он был по-настоящему болен Москвой.

Он тосковал по ней. Ему снились асфальт и огни московских улиц, грибные дожди и пушистый снег, сливочный пломбир в стаканчиках, веселые посиделки с водкой и гитарой, рестораны и театры, шумные магазины и сказочное метро. Но чаще всего ему снились красивые русские девушки, дарившие ему свою ласку, будто он был таким же белым, как они. За возвращение к той райской жизни Товарисч готов был пожертвовать всем на свете.

— Да он наш человек! — воскликнул Артур, прикладываясь к бутылке под свирепым взглядом Гордея.

— Ваш, ваш! — пьяно кивал Товарисч. — Я вас отсюда вытащу, если возьмете с собой.

— Какой разговор! — кивнул Гордей. — Заметано!

Повеселевший Артур снова глотнул изрядную порцию джина.

— Раз такое дело, — сказал он, — надо бы на прощанье черненькую трахнуть. А то я уже на пределе. И черненьких у меня еще не было.

— Я тебе трахну! — рявкнул Гордей. — Трахалку оторву и акулам выброшу!..

Наконец Товарисч оставил их, но пленники еще долго не могли уснуть, обсуждая его неожиданное предложение.

Алешу разбудил толчок в спину. Разлепив глаза, он увидел над собой встревоженное лицо Гордея.

— Артур пропал! — сказал Гордей. — Не удержался все-таки кобель сраный! По бабам пошел. Надо искать. Он нам все дело загубит!

Едва Алеша поднялся, как из зарослей раздались громкие крики. Алеша и Гордей бросились туда. На бегу они услышали жуткий вопль и следом за ним — автоматную очередь…

Прошитый пулями Артур лежал, раскинув руки, и луна освещала его залитое кровью лицо. Рядом с ним сжалась в комочек трясущаяся черная девушка.

Пьяный бандит обернулся на звук шагов, вскинул автомат и нажал на курок…

Исчезновение Ксюши встревожило Семена. На ее судьбу Семену было наплевать, но если девчонки начнут бесследно пропадать, весь его непыльный бизнес накроется медным тазом. Он это хорошо понимал.

Выждав три дня, Семен решился на отчаянный шаг. Когда возле автовокзала в очередной раз появился знакомый милицейский «козлик», Семен осмелился вступить в переговоры. Он сразу определил в Гурнове старшего и обратился к нему с заискивающей улыбкой:

— Командир, можно тебя на минутку? Разговор есть.

— Говори при всех, — ответил Гурнов. — У нас друг от друга секретов не бывает.

— Вы тут три дня назад одну девчонку сняли, — сказал Семен, помявшись.

— Что значит «сняли»? Задержали для проверки документов.

— Ну да, ну да, — торопливо согласился Семен. — А потом-то с ней что стало?

Менты переглянулись.

— Отпустили, наверно, — сказал Гурнов. — У нас таких шалав по десятку за день бывает. Я их помнить не обязан.

— Само собой, — согласился Семен. — Но эта такая была… На других непохожая. Стрижена коротко. Как пацан.

Он, конечно, не стал напоминать, что остригли Ксюшу сами менты.

— Не помню, — отрезал Гурнов и отвернулся.

— А кто она тебе? — спросил Петя Тарханов. — Сестра, что ли? Или дочка?

— Да это же ихний сутенер, ребята! — усмехнулся Сакеев. — Ты, мужик, тут хвостом не крути. Она на тебя работала? Давай колись!

И Семен раскололся. Эти менты видели его насквозь. Разумеется, ничего внятного про Ксюшу Семен от них не услышал. Но разговор тем не менее оказался полезным. Менты предложили Семену стать его «крышей» за соответствующую мзду. «Черные субботы» при этом не отменялись, но зато Семен мог отныне рассчитывать на надежную защиту. Менты даже согласились доставлять на служебном транспорте живой товар к клиенту по телефонному звонку. Это избавляло Семена от утомительных дежурств возле автовокзала и вообще делало его бизнес куда солиднее.

Некоторое время все шло гладко, но однажды произошел неприятный случай. В тот день только к концу дежурства появилась единственная заявка на девочку. А у ментов в ожидании работы парились две — Галка и Люська.

— Впарим клиенту обеих! — решил Гурнов. — Иначе навар будет жидковат.

— А если он не захочет двоих? — спросил Петя.

— Тогда вообще никого не получит!

Заказчиками оказались два сопляка, напившихся до икоты. Они упрямо требовали оставить им только одну девчонку. На вторую у них не хватало денег.

— Или двоих берите, или ни одной! — отрезал Гурнов. Он видел, что от выпитого сопляки разгорелись не на шутку. Петя краем глаза приметил висевшую в прихожей роскошную кожаную куртку как раз своего размера и снял ее с вешалки.

— Ладно, — сказал он. — Я вот это возьму в качестве калыма.

— Не… — запротестовал один из сопляков. — Это отцовская.

— Мы тебе живую бабу даем, — ответил Петя, — а ты кусок звериной шкуры жалеешь. Ты мужик или нет?

Не слушая слабых возражений, менты вышли из квартиры, оставив Галку с Люськой на растерзание пьяным соплякам.

Прошла неделя, и Петя Тарханов позабыл этот случай. Поэтому он страшно удивился, когда однажды вечером к нему домой внезапно нагрянула целая компания пацанов. Их было шестеро. Все нетрезвы и агрессивны.

— Куртку верни! — с порога заявил один из них, в котором Петя с трудом узнал недавнего заказчика.

Думать о том, как эти сопляки вычислили, где он живет, у Пети не было времени.

— Какую куртку? — спросил он, стараясь выиграть время.

— Отцовскую!

Куртка висела у Пети в шкафу, но отдавать ее он не собирался. Совсем рядом, в тумбочке, только руку протяни, лежал табельный «Макаров», придававший Пете уверенности.

— Вали отсюда, шелупонь! — грозно сказал Петя.

— Лучше верни, что взял, мент поганый! — крикнул приятель пострадавшего сопляка. — Иначе мы тебе глаз на жопу натянем!

— Да врежь ему в табло! — посоветовал другой.

Поняв, что дело плохо, Петя протянул руку к тумбочке, но достать пистолет не успел.

— Мочи гниду! — заорал кто-то.

С шестерыми Тарханову справиться было не под силу. Его повалили на пол и начали яростно молотить, пока он не отключился.

В чувство Тарханова привела льющаяся на голову ледяная вода. Он застонал, пытаясь пошевелиться.

— Живой… — облегченно вздохнул кто-то над головой Пети.

— А теперь запомни, мусор! — угрожающе произнес другой голос. — Будешь возникать — добьем. И про дружков твоих сообщим куда надо, как они блядей по клиентам развозят. Уноси отсюда ноги, падла, иначе тебе кранты. Усек?…

Тарханов усек. Отлежавшись несколько дней дома, он написал заявление с просьбой уволить его из рядов милиции по собственному желанию.

Ненависть к людям, убившим ее нерожденного ребенка, была так велика, что навсегда избавила Миледи от страха перед ними. Она больше не боялась ни слежки, ни допросов, ни избиений.

Придя в себя, Миледи прежде всего спустила в унитаз бумажку с номером телефона, по которому должна была позвонить в случае появления Олейника. Отныне, решила она, люди, преследовавшие ее, ничего не услышат, кроме проклятий.

Потеря ребенка, остававшегося единственной светлой надеждой в жизни Миледи, в одночасье состарила ее. Внешне это было не очень заметно. Разве что скорбные морщинки залегли возле рта и глаз. Но внутри Миледи что-то неисправимо надломилось, и она чувствовала себя старухой, чье дальнейшее существование потеряло всякий смысл, даже мысль об Олейнике отодвинулась куда-то на десятый план, больше не тревожа воображения.

Миледи, может быть, и наложила бы на себя руки, но для такого шага она была слишком слабохарактерной. Целую неделю после случившегося Миледи искала случая, который оборвал бы ее неудавшуюся жизнь. Она словно в прострации бродила ночами по самым глухим переулкам или вдруг неожиданно ныряла в ревущий поток автомобилей… Но судьба была против ее случайной смерти.

Как-то, провожаемая визгом тормозов и криками разъяренных водителей, Миледи в очередной раз благополучно пересекла улицу и с удивлением обнаружила, что ноги сами привели ее к знакомому дому на Поклонной улице.

В этом доме находилась ее прежняя квартира, и Олейник категорически запретил ей туда возвращаться. Но теперь запреты не имели для Миледи никакого значения. Ключ от старой квартиры остался на связке вместе с новыми ключами, и ей вдруг захотелось оказаться в своем прежнем жилье, где она хоть и недолго, но была по-настоящему счастлива.

Немного волнуясь, Миледи отомкнула дверь квартиры, вошла в темную прихожую — и вздрогнула, услышав звук торопливых шагов.

— Кто? Кто там?… — раздался взволнованный голос, и в прихожей вспыхнул свет.

Миледи невольно отшатнулась. Перед ней в наспех запахнутом халате стояла ее мать. Постаревшая, поседевшая, совершенно растерянная.

— Мила!.. — дико вскрикнула Верунчик, хватаясь за сердце. — Стасик!..

В прихожую выскочил Станислав Адамович и, увидев Миледи, оперся рукой о стену, чтобы не упасть.

— Дочка… Ты?… — простонал он.

При виде родителей в Миледи вдруг разом проснулись все прежние страхи. Она была абсолютно не готова к этой встрече, к необходимости рассказать всю правду о себе. Она чуть опрометью не бросилась обратно. Но растерянные взгляды родителей напомнили Миледи, что теперь у нее совершенно другое лицо.

— Извините… — пробормотала Миледи, отступая к двери. — Я не знала…

Но Верунчик уже бросилась к ней, схватила за плечи, жадно вглядываясь в ее черты.

— Извините… — повторила Миледи шепотом, чтобы голос не выдал ее.

Станислав Адамович тоже подошел поближе. Его глаза, озарившиеся было сумасшедшей надеждой, постепенно угасли.

— Это вы нас извините, — слабым голосом сказал он. — Мы просто… Мы ждем свою дочь…

Верунчик безвольно опустила руки, но продолжала пристально изучать лицо Миледи.

— А откуда у вас ключи? И вообще, кто вы такая? — спросила она недоверчиво.

— Я подруга… Подруга… — сбивчиво заговорила Миледи. — Мы с Милой вместе в Доме моделей работали, понимаете? Там нас тоже часто путали. А ключи она мне давным-давно дала. А я ей свои. Так, на всякий случай, понимаете?…

— Что же мы в прихожей-то?… — спохватился Станислав Адамович. — Проходите!

— Да нет, спасибо. Я тороплюсь.

— Но ведь зачем-то вы сюда пришли, верно? — не отставала Верунчик.

— Вас как зовут? — спросил Станислав Адамович.

— Меня?… Меня — Вероника.

— Нам обязательно надо поговорить, Вероника. Хотя бы несколько минут. Я вас очень прошу!

Как раз разговора Миледи страшилась больше всего. Ее и голос мог выдать, и случайные оговорки. Если родители приехали в Москву и живут в ее старой квартире, значит, придется что-то на ходу сочинять.

Мысленно Миледи уже давно надолго простилась с родителями, надеясь, что со временем все как-то устроится само собой. Так ее проблемы всегда и решались раньше. Теперь же она была в полном смятении.

Но Станислав Адамович уже закрыл дверь на замок, и Миледи оказалась в ловушке.

После памятного июньского звонка больше угроз по телефону не было, но Зоя все равно находилась в постоянном напряжении. Что касается Басова, то он, казалось, вообще забыл об этом. Когда Зоя рассказала, что какой-то неизвестный требует, чтобы Басов умерил свои аппетиты, муж небрежно заметил:

— Чего-то подобного следовало ожидать. Они меня на испуг хотят взять. Не дождутся.

— Кто «они»? — спросила Зоя.

— Не могу сказать.

— Не можешь или не хочешь?

— Просто не знаю точно. «ТВ-шанс» многие желают прибрать к рукам. Сама понимаешь, думские выборы на носу. Телевизионный эфир на вес золота.

— И ты собираешься лезть в эту грязь?

— Наоборот. Я мечтаю обойтись без политики. Но в это, естественно, никто не поверит.

— Слушай, Басов, — сказала Зоя, помолчав, — а тебя не шлепнут? Мне черное не к лицу.

— Бог не выдаст, свинья не съест! — отмахнулся Басов. Он определенно зациклился на покупке телекомпании, и сбить его с этой мысли было невозможно.

Банкир не стал увеличивать число охранников, справедливо полагая, что от опытного киллера не убережет и целая армия. Он еще решительней стал наседать на Евгению Альшиц, торопя заключение сделки. Евгении тоже настойчиво посоветовали по телефону не связываться с Басовым, но Альшиц после этого только закусила удила.

Гораздо большее беспокойство вызывала у супругов судьба Алеши. Несмотря на то что на «Марине» была первоклассная рация, а у Басова-младшего имелся спутниковый телефон, никаких вестей от него что-то давненько не поступало. След яхты потерялся где-то в Красном море, и больше о ней не было ни слуху ни духу.

Маринка, конечно, тоже нервничала из-за этого, но не подавала виду. С маленькой дочкой она управлялась так лихо, словно Зоя-маленькая была у нее, по крайней мере, пятым ребенком. Поэтому свободного времени у Маринки было хоть отбавляй. Ее деятельная натура, унаследованная от матери, не могла с этим смириться. И однажды Маринка за воскресным обедом сказала с обезоруживающей улыбкой:

— А я, наверное, скоро стану знаменитой.

— Это в каком же смысле? — подозрительно покосилась на дочь Зоя. — Вечный двигатель изобрела?

— Вот еще напрягаться! — фыркнула Маринка. — Исключительно благодаря своей природной красоте!

— Тебя в рекламе пригласили сниматься? — спросил Басов.

— Пока нет. Но это не за горами. Я конкурс решила выиграть. И уже отборочный тур прошла на ура.

— Какой еще конкурс? — изумилась Зоя. — Конкурс дур?

Маринка ничуть не обиделась. Ее вообще невозможно было вывести из равновесия. А конкурс, в который она тайком ввязалась, был словно нарочно придуман для нее. Назывался он «Молодая мама» и проводило его солидное агентство «Рэд Старз».

— Зачем тебе это, Маринка? — недоумевала Зоя.

— А просто так. От скуки, — засмеялась та. — И еще из вредности. Там богатенькие спонсоры своих кандидаток пропихивают по-черному. А я им всем по-честному нос утру. Не верите?

— Верю, — сказал Басов. — Лично я верю, что ты лучше всех. Но ведь все это мероприятие — элитный бордель. Там без закулисного секса — труба. Не пугает?

— Нисколько! — ответила Маринка. — Пока никто еще не приставал. А если попробуют — ох, я им не завидую!..

Свою угрозу Маринке пришлось осуществить довольно скоро.

Несмотря на всевозможные интриги, до финального тура она дошла безусловным лидером. Известные столичные кутюрье, а за ними и остальные члены жюри были уже в курсе новых веяний на подиуме и знали, что за бугром постепенно меняется имидж моделей. На смену плоским и худым в мир модельного бизнеса начали приходить женщины со зрелыми формами.

А с этим у Маринки было все в порядке. К тому же она так и просилась в эталон русской красавицы, совмещая в себе не только безукоризненность черт, но и совершенно фантастическое обаяние. Стоило ей появиться, как весь зал, включая жюри, невольно расцветал улыбками.

И среди конкурсанток, где фальшивая доброжелательность маскировала жуткую зависть, Маринка оставалась простой и естественной, что сразу же всех обезоруживало.

— Ты с кем спишь? — спросила, не выдержав, одна из молодых мам, шедшая в первой тройке.

— С медвежонком, — ответила Маринка, не моргнув глазом.

— С кем, с кем?!

— С плюшевым медвежонком. Любимая игрушка моей дочери. Заплачет ночью — я сразу ей мишку в зубы. И нет проблем.

— А в жюри у тебя случайно медвежонка нет?

— Там одни козлы. А с козлами я не сплю!..

Козлы этого разговора не слышали, и один из них все-таки притащился за кулисы перед заключительным туром. Он без стука вошел в комнату, служившую для переодевания, и, не обращая внимания на визг полураздетых молодых мам, прямиком направился к Маринке.

Этого человека звали Феликсом. До того как стать заместителем председателя жюри в этом конкурсе, Феликс немало потрудился с обнаженной женской натурой. Кое-как получив диплом режиссера массовых представлений, он несколько лет устраивал халтурные концерты на провинциальных стадионах, а потом нащупал поистине золотую жилу.

Он организовал подпольную студию по изготовлению порнографических видеофильмов, где, кстати, одно время подвизалась Миледи. На своем «жестком порно» Феликс и погорел. В последние годы он возглавил уже вполне легальный эротический театр. Никаких художественных откровений в его скандальных спектаклях не было, но поглазеть на голую Анну Каренину, оседлавшую голого Вронского, всегда находились любители. По укоренившейся издавна привычке Феликс женскую часть труппы непременно пропускал через собственную постель…

— Ну что, Мариночка, настроилась на победу? — спросил Феликс с усмешкой.

— Естественно, — ответила Маринка. — Зачем иначе было сюда приходить.

— Но заключительный тур редко проходит без сюрпризов. Иногда все решает один-единственный голос.

— Ваш, наверно? — спросила Маринка недружелюбно.

— Очень может быть. Ведь фактически я руковожу жюри.

— Ну и что из этого следует?

— Что решающий голос можно завоевать. И очень легко.

Маринка вдруг заметила, что они остались в комнате вдвоем, но это ее ничуть не смутило.

— Ну-ка давайте прямым текстом, — сказала она.

— А если без текста? Мне кажется, вы и так уже все поняли.

— Понять-то я поняла, но, боюсь, неправильно.

— Правильно, правильно. Я по глазам вижу.

Маринка помолчала, раздумывая, а потом сказала:

— Ну что ж… Если по-другому нельзя… Давайте.

Феликс слегка опешил. Он не ожидал такой быстрой победы.

— В чем дело? — поторопила его Маринка.

— Не здесь же…

— А почему нет?

Феликс топтался на месте, не зная, что ответить.

— Я вам, наверно, не очень нравлюсь, — фальшиво вздохнула Маринка. — Не возбуждаю вас, да?

— Не говори так… — шумно задышал Феликс, приближаясь. — Я уже который день глаз от тебя отвести не могу…

— Правда? Ну это не проблема. Сейчас отведу!..

Маринка ни разу в жизни не дралась. Но материнские гены, видно, были в ней очень сильны. Неожиданно развернувшись, Маринка засветила кулаком прямо Феликсу в нос. Злополучный соблазнитель хрюкнул и отлетел к стене. Когда он опомнился, Маринки уже не было в комнате. Прикрывая платком кровоточащий нос, Феликс выбрался на улицу через служебный вход.

На заключительном туре Феликс восседал в черных очках, скрывавших темные круги под глазами, но распухший нос спрятать было невозможно. Маринка не без злорадства отметила это, выйдя на подиум. Однако улыбка, которую она послала жюри, была открытой и безмятежной.

Может быть, Феликс и строил какие-то козни во время голосования, но на вердикт жюри это не повлияло. Маринку под музыку и гром аплодисментов увенчали короной, засыпали цветами и вручили чудесный норковый жакет. Ослепленная вспышками блицев, она совала в сумочку визитные карточки, которые ей протягивали со всех сторон.

Дома Маринку встретили с шампанским.

— Ну, за твою победу! — провозгласил Басов.

— Нет, — ответила Маринка. — За тех, кто в море!..

И заплакала.

Всего лишь минутную радость принесла ей победа в конкурсе. Ощутив на голове корону, Маринка окончательно поняла, что бросилась в эту авантюру только для того, чтобы заглушить тревогу о муже. Алеша по-прежнему не подавал о себе вестей.

Вечер победного дня оказался в результате грустным. Зоя как могла утешала дочь, сама не очень-то веря собственным словам. Ей не хотелось оставлять Маринку одну дома, но на этот вечер у Басова был назначен светский раут: ужин в Грановитой палате Кремля. Это было новое развлечение для крутых бизнесменов, чьей компании Басов вообще-то сторонился. Но сегодня на ужин собирались явные и тайные конкуренты Басова в борьбе за «ТВ-Шанс», и появиться там нужно было непременно, иначе поползли бы слухи, что Басов не уверен в себе и боится встречи с соперниками.

Все должны были убедиться, что он полон сил, весел и вообще в полном порядке.

На ужине Басов держался со сдержанным достоинством. Зоя расточала вокруг обворожительные улыбки. Перед кофе и ликером все встали размяться. Образовались небольшие компании, и Басов обошел всех, обмениваясь шутками со знакомыми. Зоя осталась за столом, чтобы дать отдохнуть лицу от бесконечных улыбок.

Неожиданно она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и, подняв глаза, обомлела. Напротив нее с бокалом в руке стоял одетый с иголочки Сильвер.

— Нас не представили друг другу, — сказал он. — Разрешите, я сделаю это сам. Марьямов.

— Басова, — ответила Зоя, постепенно приходя в себя. — Мы, кажется, где-то встречались раньше?

— Вряд ли, — улыбнулся Сильвер. — Уж такую женщину я бы запомнил, поверьте. Я последнее время жил за рубежом и сейчас только налаживаю деловые контакты. Кстати, вы каким бизнесом занимаетесь?

— Уже никаким. А раньше у меня был довольно приличный ресторан. «Золотой век». Не слышали про такой?

— Увы! — Сильвер развел руками. — Почему же вы отошли от ресторанного дела? Прогорели?

— Удачно вышла замуж, — ответила Зоя.

— Поздравляю.

Зоя прекрасно понимала, зачем нужен был Сильверу этот разговор. Они могли столкнуться случайно и невольно выдать, что давно знакомы друг с другом. Зое на это было наплевать, а вот Сильверу воспоминания о прошлом были ни к чему. Ведь это он, будучи теневым владельцем «Золотого века», организовал в ресторане видеозапись скрытой камерой, чтобы заполучить компромат на важных персон. И сейчас Сильверу важно было предупредить бывшую компаньонку, что ворошить прежние дела не стоит.

Но Зою словно черт толкал под локоть:

— Скажите, господин…

— Марьямов, — подсказал Сильвер.

— У вас, господин Марьямов, случайно нет брата-близнеца?

— У меня никого нет. А почему вы спросили?

В голосе Сильвера зазвучал металл, и Зоя решила, что игру пора кончать. Сильвер был опасней кобры, уж Зоя-то это знала.

— Да нет, ерунда… — Она постаралась улыбнуться. — Показалось просто. Не обращайте внимания. Это на меня шампанское так действует.

— Осторожней надо, Зоя Павловна, — процедил Сильвер. — Тем более вам есть что терять!..

Он сделал шаг назад и растворился в толпе.

Зоя осталась сидеть, словно окаменевшая.

— Что с тобой? — раздался рядом голос Басова. — Привидение увидела?

— Вот именно, — сказала она.

Идти на похороны Зернова Жанна отказалась наотрез.

— Ты просто обязана пойти! — настаивал Тимур. — Ведь мы благодаря ему познакомились. Он вообще был классный мужик и много для тебя сделал. Напомнить?…

Зернов и в самом деле протянул руку Жанне Арбатовой, когда она была практически никем. На свой страх и риск он дал ей сольный концерт в Театре эстрады и не позволил его сорвать, когда по телефону сообщили, что в театре заложена бомба. Предупреждение оказалось ложным, но телефонный интриган обнаружился потом. А в тот момент Зернов этого не знал.

На том памятном концерте Тимур впервые услышал Жанну, и с той поры началась их личная история.

Словом, Жанна вместе с Тимуром поехала на Ваганьковское, где впервые после долгого перерыва увидела всю эстрадную тусовку. Для светской болтовни случай был неподходящий, поэтому Жанне удалось избежать неловких ситуаций и трудных объяснений.

Но через пару дней выяснилось, что все звезды решили дать в Театре эстрады концерт в память о Зернове. Участие Жанны Арбатовой подразумевалось само собой.

Это для нее было уже слишком. Она не могла выйти на сцену в звездном концерте, чувствуя себя обманщицей.

— Не могу, хоть режьте! — сказала Жанна Боре Адскому.

— Но это же неприлично, Жанночка! — ужаснулся Боря. — Тебя не поймут.

— Пусть не поймут!

— Да всего пару песен спеть! Ну хотя бы одну!

— Боря, ты же сам видишь, что я не звучу как надо!

— Господи! всплеснул руками Адский. — О каком звуке речь? Концерт пойдет под фанеру!

— Арбатова никогда не открывала рот под фонограмму, — напомнила Жанна.

— Так ведь телевидение будет снимать! Ты же знаешь, они только фанеру признают!

И Жанне пришлось сдаться.

Изображать пение под фонограмму не требовало особых усилий, главное — попасть в синхрон, но все равно накануне концерта Жанна провела бессонную ночь. Ощущение надвигающейся катастрофы не покидало ее.

И не зря.

Катастрофа произошла на втором куплете. Что-то там замкнуло на режиссерском пульте, и в зале вырубился звук. Музыканты замерли. Жанна так и осталась стоять с открытым ртом. После маленькой паузы в зале раздался недовольный шумок, кто-то засмеялся.

Большего позора нельзя было себе представить. Жанна готова была умереть на месте. Она понимала, что ей нужно немедленно уйти со сцены, но не могла шевельнуться.

И тут с ней произошло что-то необъяснимое. Она вдруг ощутила себя настоящей Жанной Арбатовой. А уж настоящую Арбатову ничто не могло вышибить из седла.

— Вот оно как бывает! — с усмешкой сказала Жанна в микрофон — Народ не обманешь.

Зал мгновенно притих в ожидании.

— Подключайте, ребята, ваши бандуры, — обратилась Жанна к музыкантам. — Начнем по новой. И на этот раз без туфты!..

Ее слова были встречены громом аплодисментов. Но Жанне уже было все равно. Она почувствовала себя в родной стихии, и когда наконец зазвучала живая музыка, к микрофону подошла действительно Неподражаемая.

Ее не хотели отпускать после одной песни. И после второй тоже. И после третьей…

Конечно, успех пьянил Жанну, но главная радость была в другом. Она поняла, что память вернулась к ней так же внезапно, как и исчезла.

Сонная девица в окошке «до востребования» так вяло перебирала пухлую пачку писем, что он чуть не заорал на нее. Но привлекать к себе внимание было нельзя. Конечно, его новое лицо после пластической операции в Италии было неузнаваемо, но звериная осторожность никогда не покидала его.

— Котов? — наконец спросила девица, словно перед ней не лежал раскрытый паспорт с этой фамилией.

Олейник кивнул и жадно вырвал из рук девицы целых три конверта. Во всех трех были листки с одним и тем же номером телефона. Новым номером Миледи.

Отыскав будку автомата, Олейник, не опуская в прорезь жетон, начал медленно набирать номер — и вдруг почувствовал, что волнуется. Он и не помнил, когда волновался в последний раз. Он не терял хладнокровия даже там, в Италии, когда обнаружил, что его самым наглым образом «пасут»…

По собственному опыту Олейник знал, что резкие движения и финты необходимы только тогда, когда тебя взяли на мушку. Во всех остальных случаях дергаться противопоказано. Наоборот, следует сделать вид, что все в порядке, не теряя при этом бдительности.

Вот почему, обнаружив за собой слежку на пути из Формии в Минтурно, Олейник не ударился в бега, а как ни в чем не бывало с утра повел Миледи на пляж. Ей давно хотелось полетать над морем на парашюте.

Двоих взрослых парашют поднять не мог, поэтому пляжные инструкторы усадили одну Миледи на сплетенное из крепких ремней сиденье, и быстроходный катер с ревом начал набирать скорость. Трос, соединяющий катер с парашютом, натянулся и потащил за собой восторженно визжащую Миледи. Надувшийся парашют поднимал ее все выше и выше над волнами Тирренского моря. Через двадцать минут она должна была вернуться.

Олейник стоял у кромки прибоя, провожая взглядом улетающую Миледи.

— Не страшно отпускать такую красавицу? Вдруг не вернется?

Эта фраза, сказанная по-русски с едва заметным акцентом, прозвучала за спиной у Олейника.

Он мгновенно напрягся, почувствовав опасность, и медленно повернул голову. Загорелый до черноты незнакомец в одних плавках с улыбкой смотрел на него.

— А что, такое случается? — спросил Олейник, изучая взглядом незнакомца.

— Не знаю, — ответил тот. — Но это легко устроить.

— Не надо меня пугать, — сквозь стиснутые зубы процедил Олейник.

— Я и не собирался, — сказал незнакомец. — Просто надо осторожней быть, когда идет охота.

— Охота на меня?

— На вас. Да вы и сами уже это заметили. Ведь вы, господин Олейник, тоже… охотник.

— Вы кто такой? — спросил Олейник напрямик, невольно подобравшись.

— Зовите меня Марио. Марио, ваш итальянский друг.

— Даже так?

— А кто, кроме друга, протянет руку уже почти убитому? Те, на кого вы работали в Москве, уже вынесли вам приговор. После того как выполнен заказ, у вас исполнителя убирают, не так ли? Тем более дело было громкое. Редактор известной демократической газеты, верно?

Олейник понял, что запираться бессмысленно. С ним говорил профессионал.

— Короче, — сказала Олейник хмуро. — Чего вы от меня хотите?

— Мы готовы вам помочь. Но за это вы начнете работать с нами.

— А кто вы такие? «Коза ностра»?

— Вы насмотрелись дешевых триллеров! — поморщился Марио. — Я работаю на государство. А государству ни к чему бандиты из России, которых у нас развелось уж слишком много. Нам необходим свой человек в этой криминальной среде. Вот и все. Это хорошая сделка, господин Олейник.

— А если я не соглашусь, вы спокойно дадите меня шлепнуть?

— Мне нужно отвечать на этот вопрос?

— Да нет. Не нужно, пожалуй, — сказал Олейник, не сдержав вздоха.

Дальше разговор пошел проще. До благополучного возвращения Миледи они успели договориться о главном. А потом Марио все взял в свои руки.

Это он организовал тайную доставку двух трупов — мужского и женского — на виллу, которую снимали Олейник и Миледи. Мертвецам специально прострелили головы, а потом сожгли, чтобы уничтожить все приметы. Итальянские газеты напечатали сенсационные репортажи о загадочном убийстве русской пары на вилле под Террачиной. Олейника и Миледи заранее переправили в Рим на грузовичке строительной фирмы. В частной клинике им были сделаны пластические операции, и там же русская пара получила документы на новые фамилии.

Позже Олейник настоял на том, чтобы Миледи разрешили вернуться в Москву. Он объяснил, что в Италии она будет ему лишней обузой. А уж после этого Олейник взялся отрабатывать долг.

Новая роль была ему не по душе. Убрать кого-то за приличный гонорар Олейник мог без проблем. Но итальянцам заказные убийства были не нужны. Они хотели, чтобы все происходило в рамках закона, и задача Олейника заключалась в том, чтобы помочь выявить преступных авторитетов и сдать их властям. Из суперкиллера его превращали в стукача, против чего его натура решительно восставала.

Но условия игры диктовал не он. И Олейнику, преодолевая себя, все-таки удалось внедриться в окружение некого Чигиря — резидента русской наркомафии в Неаполе. Чигирь имел надежное прикрытие в виде солидной фирмы, занимавшейся поставкой в Россию куриных тушек.

Олейник открыл Чигирю свое настоящее имя, и это произвело должное впечатление. Чигирь был наслышан о знаменитом киллере, а потому без колебаний взял Олейника в телохранители.

Однако это ничуть не приблизило Олейника к разгадке главной тайны — каким образом Чигирь переправляет наркотик в Россию. А без этого повязать богатого фирмача было невозможно.

Олейнику помог случай. Как-то в одной из неаполитанских газет появилось сообщение о смерти на таможне незадачливого наркокурьера, провозившего свой опасный товар в собственном желудке. Пластиковый мешочек лопнул у него внутри, и курьер скончался на месте от чудовищной дозы наркотика.

— Нашим курьерам такое не грозит, — усмехнулся Чигирь, отбрасывая газету. — Знаешь почему?

— Почему? — равнодушно спросил Олейник.

— Потому что они через таможню проходят уже мертвыми!..

Олейник промолчал, осененный догадкой. Наркотик переправлялся через границу в куриных тушках. Пластиковые пакеты с порошком засовывали им в задний проход и только после этого тушки замораживали. На упаковке делали микроскопические отметки, по которым получатель безошибочно определял, в какой тушке спрятан товар. Итальянские спецслужбы просчитывали головоломные варианты, а все оказалось гениально просто.

В тот день, когда Чигиря должны были брать с поличным, Олейник сказался больным. За час до начала операции он все же не удержался и оставил Чигирю сообщение на пейджер: «Не ешь сегодня курятины. Отравишься». После чего сел в машину и погнал на север. Судьба Чигиря его тревожила мало: не поймет предупреждения, так черт с ним! Для Марио Олейник якобы «лег на дно», пока операция не завершится. На самом же деле суперкиллер решил навсегда покинуть Италию, что ему без труда удалось сделать через дырявую границу со Словенией. Через неделю Олейник уже оказался в Москве и первым делом отправился на Главпочтамт за вестями от Миледи…

Набрав последнюю цифру, Олейник отпустил диск и плотно прижал трубку к уху. Раздался щелчок, и тут же телефон отсоединился, поскольку Олейник так и не опустил жетон в прорезь. Для разговора с Миледи еще не настало время. Олейник просто убедился, что ее телефон отвечает.

Пока было достаточно и этого. Дальше требовалась осторожная разведка.

Вроде бы все концы были надежно обрублены, но береженого бог бережет.

Баба ему в этот раз досталась просто сумасшедшая. В первый раз он даже испугался. Только-только приступили в делу, а она уже зашлась в конвульсиях и стонах, словно прощалась с жизнью. Петя замер, но она тут же совершенно трезвым тоном сказала ему:

— Ты чего притормозил? Мне до конечной еще далеко. Работай, милый, работай. Не даром же трудишься!..

И Тарханов продолжил, дивясь происходящему. Он в сексуальных баталиях был не новичок, но до этой Нади ему было далеко. Мало того, что она оказалась горазда на всякие фокусы, она еще и материлась при этом во все горло почище любого мужика.

От этого Петя Тарханов вдруг завелся по-настоящему и пахал на совесть, до полного изнеможения. Надя дала ему отдохнуть совсем немного. И опять началась бешеная скачка. Он-то думал, что отработает свое за пару часов, а пришлось задержаться до утра.

Надя осталась им довольна, хотя подытожила безумную ночь скупо:

— Не фонтан, конечно, но кое-что можешь.

Тарханов хотел было оскорбиться, но сил даже на это не осталось. К тому же Надя заплатила ему выше таксы да еще сказала на прощание:

— Я тебя на следующую субботу закажу. Ты накануне отдохни получше. Чтобы без проколов. Понял?

На эти ее слова обижаться вообще не стоило. Он по собственной воле занялся таким промыслом, никто его не заставлял…

Уйдя из милиции, Тарханов некоторое время перебивался случайными заработками, пока не наткнулся в газете «Из рук в руки» на одно объявление. Центр эротических услуг «Амур» приглашал к сотрудничеству здоровых молодых мужчин без комплексов.

Комплексов у Пети Тарханова не было, а вот здоровье и молодость наличествовали. Он отправился в «Амур», где выяснил, что эротическому центру требовались мужчины для работы по вызову.

О том, что у нас существуют подобные услуги, Петя не подозревал. Как и не подозревал, какое количество неудовлетворенных женщин проживает в столице. Телефон диспетчера в «Амуре» не умолкал ни на минуту.

Прежде чем начать переговоры, Тарханов потолкался среди мужиков в курилке, ждавших вызова. Все они были молоды и очевидно здоровы, но никакой особой статью или красотой не отличались.

— Ты чего мнешься? — спросил у Пети один из них. — Наниматься пришел?

— На разведку, — признался Тарханов.

— Да тут все проще простого. Получаешь от диспетчера адресок. Смотаешься туда, совместишь приятное с полезным — и свободен. Работа сдельная, так что все в твоих руках.

— Если бы в руках…

— А у тебя что — проблемы с потенцией?

— Да пока не жалуюсь. Но ведь бабы разные бывают. На другую и не встанет.

— Встанет! Как вспомнишь, что сотню баксов в карман положишь, сразу встанет!

— Сотню? — ахнул Петя.

— Это минимум. А покажешь себя молодцом, так и больше заплатят.

Деньги Тарханову были нужны позарез. Способ их заработать казался простым до смешного. Лишь бы первый раз получилось, а дальше пойдет по накатанному.

Тем не менее на первый вызов Петя шел не без трепета. Решался вопрос, годен ли он для такой работы.

Как назло, ему попалась рыхлая дама бальзаковского возраста, да к тому же решившая впервые воспользоваться услугами мужчины по вызову.

Ночь обернулась сплошным кошмаром. Рыхлая дама без конца заваривала кофе, ставила пластинки с музыкой Вивальди и занудно рассказывала Пете историю своего давнего неудачного замужества. Уже под утро, когда она притащила альбом со своими детскими фотографиями, Петя совершенно озверел. Сто баксов уплывали у него из рук.

— Лидия Николаевна, — сказал Петя, глядя ей в глаза, — мне свой заказ выполнять или как?

Дама, вспыхнув, потупила взор.

— Мне казалось, вы сами должны были проявить инициативу, — прошептала она.

— Ну так раздевайтесь! — грубовато поторопил Петя.

— А вы мне не поможете?…

Тарханов без церемоний помог ей освободиться от одежды. То, что он увидел, его не вдохновило. Только погасив свет, он сумел приступить к делу, мысленно представляя на месте дамы другую женщину, вроде своей давнишней любовницы Зои. Финал был неожиданным.

— Огромное вам спасибо! — сказала дама и заплакала. — У меня в жизни не было ничего подобного!..

Однако заплатила она точно по таксе. Петя и этим был доволен. Он успешно сдал важный экзамен. Только предупредил диспетчера, чтобы к этой даме его больше не посылали.

Потом было много других, не оставшихся в его памяти. Срывов в работе у Тарханова не случалось. И вот он напоролся на Надю, устроившую ему испытание по всем статьям. Он вышел из него с честью. И во второй раз было так же, и в третий…

Постепенно Тарханов вошел во вкус и, положа руку на сердце, готов был ходить к Наде без всяких денег. Но говорить ей об этом на всякий случай не стал.

Они с Надей вообще почти не разговаривали и обходились без выпивки, музыки и прочей ерунды. Лишь однажды Петя спросил во время короткой передышки:

— А у тебя вообще-то муж был или мужик постоянный?

— Мужик был.

— Ну и как он с тобой?

— Справлялся. Не хуже тебя.

— Куда же ты его дела? Замучила все-таки?

— Его замучаешь, как же! А куда он делся, я сама бы хотела узнать. Ладно, не отвлекайся на разговоры!..

Тарханов охотно послушался. И опять начались стоны, вопли и мат, которым Надя выражала высшую степень наслаждения.

За всем этим шумом беснующаяся парочка не услышала, как в замке повернулся ключ и кто-то крадущимся шагом подошел к самой кровати.

— Та-а-ак! — угрожающе пропел посторонний голос. — Отдыхаете, значит?…

Петя замер и, осторожно скосив глаза, увидел мужские ботинки гигантского размера. Надя взвизгнула, но визг тут же застрял у нее в горле.

Возле кровати в распахнутой дубленке стоял здоровущий мужик ростом под потолок. Ноздри его гневно раздувались, а взгляд горел испепеляющей ненавистью.

— Джафарчик!.. — проскулила Надя. — Джа-фарчик!..

— Вспомнила? — спросил Джафар зловещим шепотом. — А что я с тобой сделать обещал, если ты блядовать будешь, тоже помнишь?

— Ты же полтора месяца как пропал… — забормотала Надя, безуспешно пытаясь прикрыть наготу. — Я думала, все… Бросил…

— Вот женщины! — Джафар взглядом буквально гипнотизировал Петю. — Ни одной верить нельзя.

Ну с ней я потом разберусь. А сейчас с тобой поговорим, да? Как мужчина с мужчиной!

Петя понимал, что, даже не застань его этот Джафар врасплох, с таким амбалом ему не справиться. А будучи голым, Тарханов чувствовал себя совсем беспомощным. Объяснять, что он мужчина по вызову, было нелепо.

А Джафар был настроен очень серьезно. Чуть помедлив, он достал из кармана нож и щелчком выбросил острое лезвие.

— Э, ты чего это? — вздрогнул Петя.

— Я тебе сейчас, паскуда, яйца отрежу! Клянусь аллахом!..

Петя вскочил, но удар в челюсть опрокинул его на пол, и Джафар, сопя, навалился на Тарханова сверху.

Алешу и Гордея спасло только то, что пьяный бандит выпустил в несчастного Артура всю обойму.

Привлеченные шумом, к месту трагедии сбежались остальные бандиты. Под дулами «калашей» невозможно было шевельнуться. От расправы Алешу и Гордея спас Товарисч. Его гневные окрики заставили бандитов разойтись. Уходя, они бросали на пленников злобные взгляды.

— Гордей… — начал Алеша, чуть не плача.

— Молчи! — оборвал его Гордей.

— Есть, кэп!

О чем тут было говорить? О том, что Артур сам по глупости пошел навстречу смерти? Это и так было ясно. О том, как больно потерять друга, да еще так нелепо?

Какой смысл? Мужчинам не пристало плакаться.

Товарисч помог им вырыть в песке глубокую могилу для Артура. Потом над ней все в том же полном молчании они насыпали холмик. Прощальное слово Гордея было коротким.

— Прости, что не уберегли, — сказал Гордей.

Он подошел к самой кромке прибоя и сел на песок, опустив голову. Гордей был старшим в экипаже и сейчас не мог простить себе того, что случилось.

Алеша и Товарисч подошли к нему.

— Принеси мне свой автомат, — вдруг глухо сказал Гордей, не поднимая головы.

— Нет, так дело не пойдет, — покачал головой Товарисч.

— Ты хочешь с нами в Москву?

— Хочу. Но я со своими воевать не буду.

Гордей скрипнул зубами.

— Скажи спасибо, что сегодня умер только один из вас, — продолжил Товарисч. — Завтра может умереть другой. Поэтому мы уедем до восхода солнца.

Едва забрезжил рассвет, они на руках откатили джип подальше, чтобы шум мотора не разбудил спящий пьяным сном лагерь. Товарисч сел за руль. Двигатель оглушительно зачихал, не желая заводиться. Потревоженные птицы с гомоном взлетели над пальмами.

Джип сдвинулся с места, когда беглецам показалось, что все пропало. Вслед уходящей машине из зарослей раздались выстрелы.

— Кажется, пронесло, — сказал Гордей. — Земной поклон Артуру!..

Встречный ветер быстро высушил слезы, невольно навернувшиеся на глаза Алеше.

Джип все-таки сдох, но это произошло уже в нескольких километрах от города Босасо. Днем входить туда было опасно, и беглецы укрылись до ночи в придорожных зарослях.

Когда сгустились сумерки, Товарисч провел Алешу и Гордея узкими вонючими улочками в какой-то захудалый отель на окраине города, владелец которого был из одного племени с Товарисчем.

Утром Товарисч собрался на переговоры с властями, чтобы через них связаться с Москвой и потребовать выкуп за пленников.

— Какой выкуп? — возмутился Гордей. — Ты же говорил, что все устроишь без денег!

— Деньги не для меня, — ответил Товарисч. — Для наших чиновников. Без денег они ничего не станут делать. А за деньги тут все можно.

И он ушел, предупредив, чтобы русские носа не высовывали из отеля. Тут всего месяц назад разъяренная толпа мусульманских фанатиков насмерть забила камнями немецкую журналистку только за то, что она была белой.

Ежедневные переговоры длились две недели. Наконец Товарисч вернулся в отель, бережно неся за пазухой трубку спутникового телефона.

Москва не верила путаным объяснениям сомалийских чиновников и требовала личного разговора с русскими пленниками. Поскольку все делалось практически нелегально, в расчете на крупную взятку, то Товарисчу и дали спутниковый телефон, чтобы русские связались со своими. У Товарисча был записан нужный номер в Министерстве иностранных дел.

Но на звонки никто не ответил. Только тогда Алеша сообразил, что в Москве сейчас глубокая ночь, и решительно взял у Гордея трубку.

— Я позвоню отцу, — сказал Алеша. — Это вернее будет. И в смысле денег, и вообще!..

Басов-старший отозвался на звонок немедленно. Семья днем и ночью находилась в тревожном ожидании, не получая вестей от Алеши. Банкир растерялся лишь в первые секунды, но быстро взял себя в руки, и разговор пошел деловой, без лишних эмоций.

— Держитесь! — сказал на прощание Басов. — Я вас вытащу!..

Никто так и не узнал, какой ценой провернул Басов эту сложнейшую операцию, но только уже на пятый день пленники получили официальное разрешение вылететь транспортным самолетом в Алжир, где их уже ждали сотрудники российского посольства.

Не веря своему счастью, Алеша и Гордей шли по летному полю сквозь строй угрюмых автоматчиков в камуфляжной форме. Рядом шагал сияющий Товарисч. У трапа чернокожий офицер долго разглядывал Алешу и Гордея, потом махнул рукой — проходите.

Товарисч двинулся было за ними, но офицер преградил ему путь. Они горячо заспорили, все больше повышая голос.

К офицеру приблизились два автоматчика.

— Он с нами! — крикнул задержавшийся на трапе Гордей. — Мы вместе!

Офицер выхватил из кобуры пистолет и направил его на Гордея.

В ту же секунду автоматчики заломили Товарисчу руки и пинками погнали его прочь от трапа. Обернувшись, он успел бросить на русских прощальный взгляд, полный отчаяния и смертельной тоски…

Уйти из квартиры ей не дали. Под напором родителей Миледи прошла из прихожей в комнату и там постаралась сесть против света, чтобы ее было труднее рассмотреть. Но Верунчик и Станислав Адамович продолжали изучать ее пристальными взглядами.

— Поймите, Вероника, — начал горячо объяснять Станислав Адамович. — С Милой произошла какая-то странная история. Она куда-то исчезла таинственным образом, и мы никак не можем найти концов. Может быть, вы что-то знаете?

— Да я сама удивляюсь, — ответила Миледи, тщательно взвешивая каждое слово. — Вдруг пропала с горизонта. Не заходит, не звонит… Вот я и решила сюда заглянуть.

Родители переглянулись.

— А как давно вы ее видели в последний раз? — спросил Станислав Адамович.

— Даже не помню… — осторожно ответила Миледи. Ей было неуютно под взглядом матери, которая, казалось, видела ее насквозь. Пока муж пытался выудить у нежданной гостьи, хоть какие-нибудь сведения о пропавшей дочери, Верунчик молчала. И вдруг в наступившей паузе раздался ее полный страдания голос:

— Доченька, не надо притворяться. Ведь я же твоя мама!..

У Миледи сердце ушло в пятки и кровь бросилась в лицо. Но тут вмешался Станислав Адамович.

— Ну Верунчик, Верунчик!.. — ласково заговорил он, гладя плачущую жену по голове. — Ну что ты такое говоришь, ей-богу!..

— Извините. Мне пора. — Миледи поспешно поднялась.

— Вы, пожалуйста, заходите к нам. И если что-то про Милу узнаете, и просто так. Мы всегда были рады подругам дочери. Заходите, ладно? И ключ у себя оставьте. Может быть, дадите нам свой телефон?

— У меня нет телефона, — сказала Миледи, не глядя на отца. — Я вам сама буду позванивать…

Выйдя из квартиры, Миледи, как во сне, спустилась по лестнице. Слезы душили ее. В какой-то момент она едва не повернула назад, чтобы упасть перед родителями на колени и во всем признаться. Но страх перед трудными объяснениями оказался сильнее. Все это случится когда-нибудь, но только не сейчас. Потом, когда она внутренне будет к этому готова…

Станислав Адамович, вернувшись из прихожей в комнату, увидел, что Верунчик влепилась лбом в оконное стекло и провожает взглядом уходящую женщину. Станислав Адамович обнял жену.

— А знаешь что, Стасик? — тихо сказала Верунчик. — Я сейчас скажу тебе одну страшную вещь. Это была она. Я не тронулась умом, не бойся. Это была она. Я не знаю, что она сделала со своим лицом и почему не захотела, чтобы мы ее узнали. Но это была она.

— Не надо, Верунчик, — сказал Станислав Адамович неуверенно. — Это все твои больные фантазии.

— Нет, не фантазии. Ты и сам так думаешь. Разве нет?

Станислав Адамович промолчал. Теперь, когда женщина ушла, он был почти готов согласиться с женой. Не надо было отпускать эту Веронику. Ему казалось, что он начинает сходить с ума.

Миледи, опустив голову, удалялась от дома. Внезапно путь ей преградил какой-то мужчина.

— Простите, — сказал он, — вы случайно не знаете, в каком подъезде двадцать шестая квартира?

Миледи вздрогнула. Это был номер той самой квартиры, из которой она только что сбежала. Неужели продолжается слежка? Она подняла глаза и едва сдержала изумленный возглас.

Перед ней стоял явный иностранец, но она узнала его с первого взгляда. Гриша. Гриша Шафран!..

— Извините, не знаю, — пролепетала Миледи.

— Слушайте, — напористо сказал Гриша, разглядывая ее. — Я вас, кажется, знаю. Мы с вами нигде не встречались раньше?

Конечно, они встречались, и еще как. Но это было давно, и не здесь, а в Нью-Йорке. Веселенькая там была история!

— Вы ошиблись, — сказала Миледи и торопливо пошла дальше.

Гриша смотрел ей вслед, наморщив лоб. Что-то знакомое было в фигуре этой женщины, в ее походке. Думая об этом, он двинулся на поиски той квартиры, где, по его сведениям, жила незабываемая Миледи.

Глава третья Мороз по коже

Проснувшись, Зоя взглянула на часы и ахнула. Было почти одиннадцать утра. Давненько она не поднималась так поздно. Хотя сегодня это было вполне объяснимо. Вся семья засиделась за столом до глубокой ночи, жадно слушая рассказы Алеши о его невероятных приключениях под африканским солнцем.

Зоя лежала, привыкая к странной тишине в квартире. Муж, как всегда, умчался по делам ровно в восемь. Дверь в спальню Маринки была плотно закрыта, и Зоя не без оснований предполагала, что молодые супруги, истосковавшиеся в разлуке, вряд ли выберутся из постели до вечера.

Никаких срочных дел у Зои на сегодня не было. Даже вчерашнюю посуду она по укоренившейся привычке перемыла и расставила по местам, перед тем как лечь спать.

Неспешно попив на кухне кофейку, Зоя в халате спустилась за почтой. Из внушительной пачки газет выскользнул листочек извещения.

Зоя удивленно вскинула брови.

Посылка, которую следовало получить в ближайшем почтовом отделении, была адресована Басовой З.А., и Зоя не сразу сообразила, что З.А. - это Зоя Алексеевна, то есть Зоя-маленькая. Отправителем же была тоже Басова, из Воронежа.

Зоя выкурила на кухне сигарету, размышляя об этой неожиданной и странной посылке. Но потом ей припомнилось, что муж однажды вроде бы обмолвился о своей воронежской тетке. Таким образом, все стало на места, и Зоя решила сходить за посылкой, в которой наверняка был подарок для внучки от дальней родственницы.

Посылку ей выдали без звука, не обратив внимание на инициалы. Это оказалась небольшая, но увесистая коробка. Скорее всего, с игрушками, решила Зоя. Она поставила коробку на обеденный стол и позабыла о ней, занявшись домашними делами.

Маринка с Алешей так и не вышли из спальни — за дверью время от времени слышалась какая-то возня и приглушенный смех. Зоя с рассеянной улыбкой ходила по квартире на цыпочках, хотя в этом не было никакой нужды.

Потом она отправилась на прогулку с Зоей-маленькой, а вернувшись, уложила ее спать. Выходя из детской, Зоя увидела, что дочь стоит с посылкой в руках.

— Это что такое? — спросила Маринка.

— Подарок, как я понимаю, — ответила Зоя.

— Кому?

— Написано, что Зайке.

Так в семье звали Зою-маленькую.

— Давай посмотрим, что там.

— Вот Зайка проснется — тогда, — сказала Зоя. На время про посылку забыли. Часам к четырем Зоя-маленькая соблаговолила наконец открыть глазки. Тут-то и дошло дело до посылки.

Маринка с дочкой на руках и Алеша уселись за стол. Зоя аккуратно разрезала шпагат, которым была обвязана коробка. В этот момент некстати зазвонил телефон. Зоя взяла трубку.

— Как вы там? Проснулись? — раздался голос Басова. — Чем занимаетесь?

— Да вот воронежские гостинцы собираемся рассматривать.

— Какие гостинцы?

— Я же сказала, воронежские.

— Что значит — воронежские?

— Ну а какие еще, если посылка из Воронежа пришла?

— Посылка?

— Она самая. И представляешь, прямо Зайке адресована.

— Подожди. От кого посылка?

— Я так поняла, что от тетки твоей. Ты вроде упоминал про тетку из Воронежа.

— Упоминал. Но почему ты решила, что посылка от нее?

— Так тут же обратный адрес есть. И фамилия — Басова.

— Так… И что в посылке?

— Не знаю. Мы только начали открывать.

— Не открывай!.. — неожиданно крикнул Басов. — И вообще не прикасайся к ней! Ты меня слышишь, Зоя?

— Слышу, слышу. А в чем дело?

— В том, что тетки этой уже полтора года на свете нет! Не прикасайся к посылке, слышишь? Я выезжаю!..

Басов бросил трубку. Зоя ошеломленно посмотрела на коробку.

— Какая это муха Басова укусила? — сказала она.

— А в чем дело? — спросил Алеша.

— Да запретил к посылке без него прикасаться. Ничего не понимаю!

— Ох уж эти олигархи! — насмешливо покачал головой Алеша. — Всюду им подвох мерещится!..

Они с Маринкой не засиделись за столом — снова ушли в спальню. Нераспечатанная посылка так и осталась лежать на столе до появления Басова.

Он ворвался в квартиру с перекошенным лицом и, только увидев, что все живы и здоровы, тяжело рухнул на стул.

— Что происходит, Басов? — нервно спросила Зоя.

— Пока не знаю, — ответил он. — Но с этой посылкой явно что-то не так. Странный подарок. Очень странный. И моя воронежская тетка тут совершенно ни при чем. Кстати, ты не заметила, там внутри ничего не тикает?

— Не смеши, Басов, — сказала Зоя.

— Я согласен посмеяться. Потом. А пока давайте-ка все из комнаты. Сейчас специалисты подъедут.

Минут через двадцать раздался звонок в прихожей. Басов сам открыл дверь двум серьезным молчаливым мужчинам в защитной форме. Они тщательно осмотрели лежащую на столе посылку, а потом с величайшими предосторожностями погрузили ее в специальный переносной контейнер и без слов вынесли из квартиры.

— Позвоните мне сразу же, хорошо? — напутствовал их Басов. Мужчины в ответ кивнули.

В тревожном ожидании прошло часа два. За это время Зоя и Басов обменялись всего несколькими словами.

— Если это то, что ты думаешь, — сказала Зоя, — то почему такой прокол с теткой?

— Поспешили. Не проверили, — отозвался Басов.

И тут зазвонил телефон. Басов схватил трубку: — Да. Это я. Ну что?…

Он долго слушал, и лицо его бледнело все больше и больше.

— Говори, — тихо попросила Зоя, когда разговор закончился.

— Дай мне водки, — сказал Басов. — И себе налей.

Только осушив единым духом полный стакан, Басов заговорил снова.

— Бомба, Зоя, — сказал он. — Там была бомба. Стоило только крышку открыть — и все. Туши свет.

Мгновенная слабость растеклась у Зои по всему телу.

— Господи… Кто же это?… — Губы у нее дрожали. — За что?

— Этим займутся. Уже занимаются, — ответил Басов.

— Звери какие-то! Звери! Подарок малышке!.. Это каким же людоедам такое могло в голову прийти? Как их только земля носит!.. Что же это такое Басов?

— Война, — сказал Басов, опустив голову. — Самая настоящая война. Без правил. У нелюдей правил нет.

— Да пропади она пропадом, эта телекомпания! — вскрикнула Зоя. — Откажись от нее, Басов! Откажись, пока не поздно!..

Банкир не успел ответить. Дверь кухни распахнулась, и на пороге в обнимку возникли улыбающиеся Алеша с Маринкой.

— Что празднуете, если не секрет? — спросил Алеша, заметив на столе водочную бутылку. Зоя и Басов переглянулись.

— Секрет! — сказала Зоя.

Звонок Мити Иванцова раздался совершенно некстати.

Жанна была целиком поглощена репетициями новой концертной программы, для которой сама написала несколько песен. Это получилось у нее случайно, как бы само собой. До этого она однажды сочинила пару мелодий, которые с охотой подтекстовал один модный поэт-песенник.

Но на этот раз вместе с музыкой сложились стихи. Они дались Жанне так легко, словно она знала эти строчки с детства, а теперь просто их вспомнила.

Новую песню Жанна сначала показала Тимуру. Закрыв глаза, она коснулась пальцами клавиш рояля и начала:

Щемящий вальсок сразу ложился на душу. Такого Жанна еще не пела никогда, но было ясно, что успех этой песенке обеспечен.

Песня кончилась, но Жанна продолжала сидеть с закрытыми глазами, ожидая приговора.

— Слушай, ты это правда сама написала или с эфира содрала? — спросил Тимур. — Просто класс!

— Врешь. Обижать не хочешь, да?

— Я хоть раз тебе соврал?

— Не припомню.

— Неужели и стихи твои?…

После этого Жанна уже без всяких сомнений включила песню в новую программу, которая обещала стать значительным этапом в жизни Неподражаемой…

Иванцов позвонил в самый разгар репетиций, когда у Жанны каждая минута была на счету. Она собралась было объяснить это Мите, но он, опередив ее, сказал:

— Ну я тут набросал несколько страничек. Хочу тебе почитать.

— Ты о чем это, Митя?

— Ты же, кажется, хотела, чтобы я стал твоим, так сказать, биографом. Помнишь наш разговор во вьетнамском ресторанчике?

После этого отказаться от встречи с Иванцовым было невозможно. С трудом Жанна выкроила час из железного распорядка дня.

— Я тебе вслух прочту, — сказал Митя, доставая листки. Жанна с удивлением увидела, что он волнуется.

— Я не стал танцевать от печки, а набросал несколько эпизодов, — продолжил Митя. — Я тебе один прочту. Сравнительно недавний. Это когда ты вернулась из Швейцарии после операции на связках…

— Не тяни! — попросила Жанна, украдкой взглянув на часы.

И Митя начал…

В этот день весь город был заклеен броскими плакатами «Возвращение Неподражаемой». И начался сумасшедший дом. Бесконечные звонки, атаки журналистов, мольбы телевизионщиков. Билеты в кассах брали с боем. Сенсационная новость вытеснила все остальные с первых полос газет и из выпусков новостей.

— Ну, шухер мы устроили отменный! — заявил сияющий Боря Адский. — Осталось спеть.

Внезапно эти слова привели Жанну в ужас. А что, если голос снова пропадет? Сидя в гримерке за час до начала концерта, она чувствовала такой страх, что готова была все бросить и убежать.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Тимур.

— Нет, не в порядке. Я не смогу… — сказала она в отчаянии. — Я просто умру на сцене от разрыва сердца. Давай, пока не поздно, все отменим.

— Ты с ума сошла!

— У меня опять что-то с голосом.

— Врешь. Я слышал, как ты распевалась.

— Я провалюсь. Я чувствую это!..

— Вот оно что! — сказал Тимур с какой-то странной интонацией. — Значит, тебе удалось и меня обмануть.

— Обмануть? Тебя?

— Ты, оказывается, просто истеричная, слезливая баба! А прикидывалась артисткой. Неподражаемой! Говоришь, что умрешь на сцене? Так иди и умри, если этого Бог захочет! Но выйди! Если ты все-таки артистка!..

Жанна слабо улыбнулась.

— Что бы я делала без тебя! — Она поцеловала Тимура. — Иди. Оставь меня одну. Я выйду на сцену. А там будь что будет!..

Но остаться одной ей не удалось. Буквально через минуту раздался стук, а потом в щелочку заглянул Боря Адский:

— К тебе гости, Жанночка!..

— Не надо никаких гостей! — крикнула Жанна. — Я же просила!

— Может быть, для меня ты сделаешь исключение? — внезапно раздался голос, знакомый, без преувеличения, миллионам. На пороге гримерки стояла Пугачева. Сама Живая Легенда.

— Я не знала… — сказала Жанна растерянно. — Входите, Алла Борисовна.

Пугачева вошла, оставив Адского за дверью.

— Что ты на меня смотришь, как на привидение? — спросила она, усмехнувшись. — Ты не Германн, а я не Пиковая дама. Может, позволишь сесть?

— Конечно. Извините…

Живая Легенда села и достала из сумочки пачку «Золотого Мальборо» хотя рядом на столике лежала точно такая же.

— Мандраж имеет место? — спросила она.

— Еще какой! — неожиданно для себя призналась Жанна.

— Это нормально. — Пугачева достала сигарету, но не спешила прикуривать. — Я, собственно, всего на два слова. Ты сегодня не имеешь права шлепнуться. Поняла? Они там только этого и ждут. Конечно, по тебе соскучились. Но у нас ведь обожают, если кто-то с самой вершины — лицом в дерьмо.

Особенно, если это звезда. Ты думаешь, почему с такой жадностью подхватывают самые бредовые слухи про нас? Ведь так приятно убедиться, что звезда из того же теста, ничуть не лучше. А может быть, и хуже. Ты этой радости им не давай. Если не чувствуешь, что победишь, лучше не выходи на сцену. А победишь — они умрут за тебя.

— Я знаю, — сказала Жанна. — Но у меня нет выбора.

— Я так и думала. Поэтому и пришла. Я ведь на твоих концертах ни разу не была.

Мне это известно.

— Но это не потому, что ты мне не нравишься. Просто мы чем-то похожи.

— Похожи?

— Местами, — усмехнулась Пугачева. — Кое в чем даже очень. А всегда ли приятно смотреть на свое отражение?

— Это как кому.

— Именно. Мне-то всегда казалось, что вот этот совет — каждое утро смотреться в зеркало и твердить, что ты самая-самая, — полная чепуха. Любоваться собой могут только кретины. У меня, например, Пугачева не самая любимая певица. Конечно, я отдаю ей должное, но и спрашиваю с нее по гамбургскому счету. Сегодня я ею довольна, а завтра уже нет. Только так и надо, мне кажется. А про то, что ты самая-самая, кто-то другой тебе каждый день должен говорить. У тебя ведь есть такой человек?

— Есть.

— Это хорошо. Вот только он и должен знать, какая ты на самом деле. Только тот, который видит твое лицо утром на соседней подушке. И никому больше не открывай своих секретов. Никаких. Оставайся загадкой. И не уставай удивлять. Но всегда будь сама собой.

— Ну, это просто, — бросила Жанна, не подумав.

— Как раз это самое сложное. Ты только не думай, что я пришла учить тебя жизни.

— А разве можно жизни научить?

— Конечно, нельзя. — Пугачева сломала в пепельнице так и не зажженную сигарету. — И вообще, что такое наша с тобой жизнь? Большая тусовка.

Жанна промолчала.

— Большая тусовка, — повторила Пугачева. — Каково сказано? Ты только журналистам этих слов не передавай. А то они построят на этом целую концепцию. Если будут приставать, скажи, что я тебе объясняла рецепт вечной молодости. Это им понравится.

— Хорошо. — Жанна невольно улыбнулась.

— Я во втором ряду. Прямо по центру. Надо будет — найди меня взглядом. Все. Ни пуха!..

— К черту!..

Через секунду Жанна осталась в гримерке одна. Только едва уловимый запах незнакомых духов напоминал о неожиданном визите.

Зал встретил Арбатову громом аплодисментов. Все поднялись с мест.

«Бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию, — собралась сказать она. — Все встают!.. Раньше так встречали только Генерального секретаря Коммунистической партии!..»

Но когда зал затих, Жанна поняла, что ирония сейчас неуместна. Сейчас вообще были лишними любые слова. Она чуть заметно кивнула музыкантам и подошла к микрофону.

И опять ее сердце сжалось от страха. Первую ноту она взяла робко, но тут же к ней возвратилось забытое ощущение нескончаемого волшебного полета. И зал понял: Неподражаемая действительно вернулась!..

Закончив читать, Митя Иванцов сложил машинописные листки и сунул их в карман.

— Ну что? — спросил он, стараясь не смотреть на Жанну. — Все не туда? Мимо кассы?

— Да нет… — растерянно ответила Жанна. — Просто странно чувствовать себя…

— …литературным персонажем? — подсказал Митя.

— Вот именно.

— Это чепуха, — сказал Митя. — Я, конечно, фантазировал на заданную тему… Все было не так?

— Не совсем так. Но очень близко к правде. Жанна до мельчайших деталей вспомнила тот апрельский день и должна была признать, что Иванцов рассказал о нем так, будто находился с ней рядом.

Отдельные неточные словечки не имели значения. Дело было в другом. К Жанне вернулась память, и помощь Иванцова была ей теперь не нужна. Но как объяснить ему это, она не знала. Пауза затягивалась.

— Не понравилось — так и скажи, — деревянным голосом заговорил Митя. — Я не так много успел написать. Возьму и сожгу. Гоголь вон целый роман спалил. А о тебе пусть кто-нибудь поталантливей напишет.

— Да не надо вообще обо мне писать! — вырвалось у Жанны. — Я еще жива. Это была глупая идея. Извини.

— Тебе аборт приходилось делать? — неожиданно спросил Иванцов.

— Упаси бог!..

— А меня, значит, ты заставляешь? Ребеночек-то уже зачат! А теперь мне его на помойку?

Жанна оторопела, сообразив, что не только у нее могут быть творческие амбиции. Но в ее жалости Митя сейчас не нуждался.

— Ну тогда и пиши себе дальше! — сказала она резко. — Зачем тебе нужны мои разрешения? Можешь даже вывести меня в своей книжке последней стервой. Имеешь право.

— А ты не бесись! — в тон ей ответил Иванцов. — Сама меня в это дело втравила. Теперь назло тебе напишу. И за советами бегать не буду!..

На этом они расстались, так и не поняв, кто они теперь друг другу — прежние друзья или смертельные враги.

Животный ужас совершенно парализовал его. Когда Джафар легко провел острым лезвием ножа по его горлу и струйка теплой крови скользнула за воротник, Петя закрыл глаза, прощаясь с жизнью. Но Джафар неожиданно поднялся, оставив поверженного Тарханова на полу, и бросил с презрением:

— Ладно, вставай! Курицу и то легче прирезать!..

Сразу встать Петя не смог — так дрожали ноги.

— Что за мужчины пошли? — продолжил Джафар, обращаясь к забившейся в угол Наде. — Сейчас штаны ему будешь стирать.

Он спрятал нож и по-хозяйски развалился на стуле, поглядывая на Петю.

— Ты кушать будешь, Джафарчик? — жалобно спросила Надя.

— Куска хлеба не возьму из твоих блядских рук! — рявкнул в ответ Джафар.

Наступило тягостное молчание.

— Я пойду, а? — неуверенно спросил Петя. — Можно?

Он был совершенно уничтожен.

— Как это «пойду»? — удивился Джафар. — А кто за удовольствие платить будет?

— У меня денег нет, — убитым голосом отозвался Петя.

— Ты что? К бабе — и без денег пришел? А если она шоколадку захочет? Или шампанского? У вас любовь или нет?

— Да какая там любовь! — стал торопливо объяснять Петя. — Я же здесь это… По работе…

— По работе? Интересная у тебя работа — без штанов на голой бабе верхом скакать!

— Честное слово, по работе! Я по вызовам хожу. От бюро сексуальных услуг.

Джафар изумленно открыл рот, а потом спросил у Нади:

— Правда? И ему за это платят?

Она кивнула, всхлипнув.

Джафар был настолько поражен этим признанием, что вдруг утратил всю свою агрессивность.

— Ну вы даете!.. — пробормотал он. — Кто же из вас тогда блядь?

Естественно, на этот вопрос он не получил ответа и, окинув Петю брезгливым взглядом, заключил:

— Ты! Слушай, и не противно собой торговать?

— Жить-то надо как-то, — буркнул Тарханов.

— Зря я тебя не прирезал. А теперь не хочу руки пачкать. Ты куда? Стой! Разговор не окончен. Ты мне все равно должен.

— Я же сказал, нет у меня денег.

— А я бы твои блядские деньги все равно не взял. Ты мне долг отработаешь. Отработаешь, понял?

Дальше говорил только Джафар, предварительно выгнав Надю за дверь. Он оказался бандюгой не только по виду и повадкам. Джафар и жил разбоем, имея в подчинении трех таких же лихих своих соплеменников.

Они были «залетными», то есть совершали набеги на столицу и тут же сматывались с добычей в родные края. Но с каждым днем делать это становилось все труднее. Менты то и дело тормозили на улицах Джафара и его подельников для проверки документов. Откупаться приходилось по нескольку раз на дню, что совершенно выводило Джафара из себя. Банде позарез был необходим хотя бы один русский с московской пропиской. Особенно для того дела, которое, по мнению Джафара, должно было принести ему очень хорошие деньги.

Услышав, что от него требует Джафар, Петя Тарханов покрылся холодным потом.

— Нет… — пробормотал он. — Я не смогу… За такие дела лет на десять посадят, не меньше.

— Твое мнение кто спрашивал? — нахмурился Джафар. — Будешь делать то, что я скажу. А нет — своим джигитам тебя отдам. Они из тебя бастурму сделают, понял?…

Потом Джафар надолго пропал. Через несколько месяцев Петя решил, что опасность миновала, о нем забыли, и снова начал ходить по вызовам. Но с Надей они уже больше не встречались.

Как-то возвращаясь домой на рассвете, он с улицы увидел свет в окне своей однокомнатной конуры, и сердце его сжалось. Тарханов никогда не забывал выключать электричество.

Он тихо вошел в квартиру и замер у двери.

— Входи, входи! — раздался из комнаты голос Джафара. — Давно тебя жду!

Как Джафар проник к нему в дом, Петя даже не стал спрашивать.

— Опять за старое взялся? — с недоброй усмешкой сказал Джафар. — Ничего, теперь у тебя настоящее дело будет. Пора!..

Деваться Тарханову было некуда, и уже на следующий день по наводке Джафара он начал слежку. Задача оказалась несложной.

Тамара даже предположить не могла, что за ней кто-то пристально наблюдает. Она обычно усаживалась на одну и ту же скамейку под старым тополем и погружалась в очередной дамский роман о роковой любви, лишь изредка поднимая голову, чтобы взглянуть на своего подопечного.

А подопечный колбасился на детской площадке со своими сверстниками, позабыв про читающую няню. Выманить пацана к ближайшим кустам каким-нибудь нехитрым фокусом не составляло труда. А там уж можно было схватить его в охапку, зажать рот и зашвырнуть в машину. Телефонный звонок с требованием выкупа и все остальное брал на себя Джафар.

Вот только няня могла в любой момент оторваться от книги и поднять тревогу. Ее внимание следовало отвлечь, и Тарханов решил, что самый надежный способ — завязать с ней знакомство. Он подсядет к няне и начнет строить ей куры. Любая девушка на это клюнет, а уж эта страхолюдина, не избалованная мужским вниманием, — наверняка.

Джафар такой план одобрил, но потребовал проверки. Вдруг девица с ходу пошлет Тарханова подальше. Было решено, что Петя сначала заведет знакомство, а уж при следующей встрече, если все пойдет как надо, совершится похищение.

Петя стоял за деревом, выбирая удачный момент, чтобы подойти к Тамаре, когда на его плечо опустилась чья-то рука и сзади прозвучал насмешливый голос:

— Здорово, Тарханов! Ты чего это как в засаде?

Петя, вздрогнув, обернулся и удивленно вытаращил глаза. Перед ним стоял Сашка Ситнов. Тот самый Сашка, с которым он служил на границе в Бресте, а потом в одном отряде московского ОМОНа.

— Привет, Сашок… — растерянно сказал Тарханов. — Ты откуда тут взялся?

— Я-то тут работаю. А ты, я смотрю, на баб охотишься? Тамарку, что ли, решил закадрить?

— Ты ее знаешь? — вопросом на вопрос ответил Петя.

— Еще бы! Она пацана пасет, а я вроде телохранителя. От тоски с ума сойдешь, но таких бабок я нигде не заработаю. А ты-то как? Что поделываешь?

Петя молчал. Он понял, что план похищения рухнул.

На звонок дверь открыл Станислав Адамович.

— Добрый день! — сказал Гриша в ответ на его недоуменный взгляд.

— Добрый… Вам кого?

— Мне бы Милу, — улыбнулся Гриша. — Милу Мидовскую. Она здесь живет?

— Здесь. Но сейчас ее нет.

— Дома нет или в Москве?

— А вы, простите, кто?

— Меня зовут Григорий. Я знакомый Милы. Просто знакомый. Случайно оказался в Москве и вот решил Милу повидать. Но, вижу, не повезло. А вы, очевидно, ее папа?

— Да-да. Папа. Вы заходите, Григорий.

— Спасибо. Лучше в другой раз. Я еще недельку в Москве пробуду. Может быть, застану Милу.

— Может быть, да, а может, и нет. Ничего не известно, — сказал Станислав Адамович, не удержавшись от горестного вздоха.

— Что-нибудь случилось? — насторожился Гриша.

— Случилось… Только мы сами не знаем что.

— То есть?

— Дело в том, что она пропала, Григорий.

— Как пропала?

— Это длинная история…

Теперь уже Гриша сам не хотел уходить. Он, собственно, приехал в Москву для того, чтобы попытаться увезти с собой Миледи. И вдруг какое-то таинственное исчезновение.

— Нам надо поговорить, — тихо сказал Станислав Адамович.

— Непременно, — кивнул Гриша.

Они устроились на кухне. Верунчик налила всем чаю.

— Так что же произошло? — нетерпеливо спросил Гриша.

— Нет, давайте так, — сказал Станислав Адамович. — Сначала вы расскажете, когда вы познакомились, когда видели ее в последний раз, при каких обстоятельствах. А потом уж мы.

Гриша на мгновение замялся. Выложить родителям Миледи всю правду он не мог. Не для родительских ушей была эта история.

С Миледи Гриша Шафран познакомился в Нью-Йорке, куда эмигрировал несколько лет назад. И обстоятельства их знакомства были, мягко говоря, не совсем обычными. Счастливый случай помог Миледи сбежать из подпольного публичного дома, куда она угодила по собственной глупости, обманутая фирмой, обещавшей выгодную работу за рубежом. Опять же случайно она встретила на Брайтоне своего бывшего учителя истории, старшего брата Гриши. Этот учитель был первым мужчиной Миледи, и его ревнивая жена настояла, чтобы свалившаяся им на голову москвичка поселилась у холостого Гриши. Там-то Гриша и влюбился без памяти в бывшую любовницу брата. Но и в учителе внезапно проснулись прежние чувства. Словом, все сплелось в тугой узел, разрубить который помог только срочный отъезд Миледи на родину.

Но Гриша уже соскочил с тормозов. Он не смог выбросить Миледи из своего пылкого сердца. И вот, когда дела у него настолько пошли на лад, что он открыл на Брайтоне большой магазин русской книги, Гриша решил рвануть в Москву за Миледи. План, конечно, был безумный — но чего требовать от влюбленного?

Всего этого Гриша рассказать родителям Миледи не решился, поэтому описал историю знакомства скупо, в самых общих словах, как его ни пытали.

— Значит, вы не виделись уже давно, — грустно подытожил Станислав Адамович. — Значит, вы ничего не знаете.

А Милочка пропала. Поехала с одним молодым человеком в Италию и там пропала. Нам сказали, что ее в Италии убили.

— Как убили?! — ахнул Гриша. — Кто? За что?

— Есть разные версии, — уклончиво сказал Станислав Адамович, не желая признаваться, что его дочь была любовницей киллера. — Но не в этом дело. Мы уверены, что нас обманывают и она жива.

У Гриши голова пошла кругом. Ему удалось вытянуть из родителей кое-какие подробности, но это абсолютно не прояснило ситуацию. Он только убедился в том, что сомнения в смерти Миледи имеют под собой основание.

— Чем я могу помочь? — спросил он.

Станислав Адамович только пожал плечами:

— Даже не знаю… Мы к следователю ходим регулярно. Но, кажется, они на этом деле поставили крест.

— Но если она жива, она ведь должна была как-то дать о себе знать, — сказал Гриша. — Позвонить, записку написать…

— Бывает, что и это невозможно, — подала голос молчавшая Верунчик. — У меня тут сестра. Известная журналистка. Но и у нее уже опустились руки. Перед нами такая стена. Ничем не прошибешь… Но мы не уедем из Москвы, пока не узнаем правды.

— А с ее знакомыми вы говорили? Ведь у нее тут были… У нее тут есть знакомые!

— Никто ничего не знает, — сказал Станислав Адамович. — Вот только что до вас ее подружка приходила. Вероника.

— Я ее, кажется, встретил возле дома. Стройная такая, да?

— Вы ее хорошо рассмотрели? — вдруг встрепенулась Верунчик.

— Да не очень. А что?

— Она вам никого не напомнила?

Гриша помедлил с ответом.

— Говорите, Григорий! — поторопила Верунчик.

— Не знаю… Я не уверен… — заговорил Гриша. — И вообще, не хотелось бы об этом…

— Она вам напомнила Милу, да?

Гриша поежился под умоляющим взглядом матери.

— В общем, да… — нехотя сказал он. — Я сначала даже принял эту женщину за нее. Но потом…

— Что потом? — спросил Станислав Адамович.

— Потом увидел совсем другое лицо и…

Гриша, не договорив, замолчал.

— И тем не менее эта встреча вам не дает покоя?

Гриша смущенно кивнул.

— Это была она, Григорий, — сказала Верунчик. — Считайте меня сумасшедшей, но материнское сердце не обманешь. Сегодня есть множество способов изменить внешность. Не спрашивайте зачем. Я этого не знаю. Но это была она!..

— Но тогда… Тогда почему она ушла, не признавшись? — воскликнул Гриша, вскакивая со стула. — Почему вы ее отпустили?

— А вам не кажется, что мы просто свихнулись от горя? — спросил Станислав Адамович, криво улыбаясь. — Я не поручусь…

Несколько минут они просидели молча над чашками с давно остывшим чаем.

— Ее надо найти, эту Веронику, — наконец сказал Гриша. — Она свой телефон не оставила?

— Нет, — ответил Станислав Адамович. — Обещала сама звонить. Но позвонит ли?

— Ждать глупо! Надо ее найти! Немедленно!

— Но как? Где?

Этого Гриша не знал. Он готов был пробыть в Москве лишнюю неделю, но с чего начать поиски таинственной женщины, ему не приходило в голову.

Алеша с Маринкой так ничего и не узнали про взрывное устройство, присланное в посылке озверевшими конкурентами Басова-старшего. Поэтому предложение на пару лет уехать за рубеж было для них полной неожиданностью.

Впрочем, предложением это назвать было нельзя. Басов волевым решением отправил их с Зоей-маленькой подальше от Москвы. Иного способа сохранить им жизнь он не видел.

Давний знакомый банкира, крутой фирмач из Манчестера, охотно согласился взять Алешу к себе на работу. Маринку убедили, что она со своим титулом королевы московских мам сможет попробовать себя в рекламе.

Молодые супруги не долго брыкались против этого плана. Какие же дураки в их годы откажутся по-человечески пожить за бугром?

Алеша, правда, заподозрил, что не все так просто.

— А почему вдруг такая спешка? — спросил он. — Прямо как по горящей путевке. Или действительно что-то горит?

— Не горит, — ответил Басов. — Но достаточно горячо.

Зоя тут же толкнула мужа локтем в бок, но Алеша, к счастью, пропустил отцовский ответ мимо ушей.

Басов немедленно развил бурную деятельность, и уже через десять дней Маринка, Алеша и Зоя-маленькая оказались в Англии.

Вернувшись из аэропорта в опустевшую квартиру, Басов лег на диван и стал разглядывать потолок. Напряжение последних дней медленно отпускало его. Зоя подсела к мужу.

— Ну что, Басов? — ласково спросила она. — Мы вдвоем остались на передовой. Будем отстреливаться?

— А ты умеешь? — усмехнулся Басов.

— Нет. Но могу подносить патроны. И раны перевяжу.

— Хорошие у тебя шуточки.

— А я не шучу.

— Знаю. — Басов поднялся с дивана и, обняв жену, нежно поцеловал ее.

— Ужинать будем? — спросила Зоя.

— Конечно. Только дома без ребят тоскливо будет. Я тебя приглашаю в ресторан. Машину не буду вызывать. На такси поедем. Имею желание сегодня позволить себе. Снять стресс.

— Здорово! — сказала Зоя. — Ударимся в разгул?

— Почему бы нет?

Многолюдных ресторанов с громкой музыкой они не любили. Маленький уютный «Грот» на Таганке был как раз то, что нужно. Тишина, свечи и замечательная кухня, быстрые и любезные официанты.

— А знаешь, как я гулял со своих первых больших денег? — спросил Басов за столиком. — Закрыл ладонью левую сторону меню и выбирал только по ценам. Самое дорогое. Такой вот пошлый шик.

— Ну и как? Остался доволен?

— Ты не поверишь — таким говном все оказалось! — засмеялся Басов. — Я потом дома картошки отварил, селедочку почистил — и с таким наслаждением все это умял!

— Вот мы какие, простые русские миллионеры! — сказала Зоя. — Ладно, Басов, хватит меня байками развлекать. У тебя же ко мне какой-то серьезный разговор. Верно?

— Все-то ты знаешь! — вздохнул Басов.

— А домашняя обстановка для серьезного разговора не годилась?

— Не годилась. Я не уверен, что нам дома «жучков» не напихали.

— Каких еще «жучков»? Микрофонов, что ли?

— Именно.

— А у тебя не шпиономания?

— Нет-нет. Ты пойми, что все эти дела, к сожалению, бывают уже не только в кино и книжках. Например, посылка от воронежской тетки.

Зоя зябко повела плечами, но ничего не сказала в ответ, только кивнула.

— А поговорить с тобой мне нужно вот о чем, — продолжил Басов. — Нам тоже на время нужно уехать. Куда-нибудь подальше.

— А как же твой бизнес?

— Это не твоя забота. Я все устрою. Уехать надо, Зоя. И срочно. Иначе, боюсь, тут нас достанут.

— Почему же ты детям про это не сказал?

— Так безопасней. Мы им позвоним потом.

— Что ж, — сказала Зоя после недолгого раздумья, — надо так надо. Хоть наконец-то отдохнем по-настоящему. И ты себя в порядок приведешь.

— Постараюсь, — сквозь зубы сказал Басов.

— Извини, — торопливо заговорила Зоя. — Я совсем не это имела в виду.

— Что «не это»?

— Ну… ты понял.

— Понял, понял. А что касается «этого»…

— Перестань! Ты меня понял, да не так!

— А покраснела почему?

— Ты на себя бы взглянул! Красный стал, как вареный рак.

Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись.

— Как школьники, ей-богу! — сказала Басов.

Ему вдруг стало удивительно легко. Конечно же, скоро он будет в полном порядке.

— У нас ведь с тобой так и не было медового месяца, — напомнила Зоя.

— Теперь будет, и не один, а парочка. Если не три…

Басов внезапно оборвал разговор, заметив, что рядом стоит официант.

— В чем дело? — резко спросил банкир.

— Горячее можно подавать? — бесстрастно отозвался официант.

— Можно.

— Чем он тебе не угодил? — спросила Зоя, когда официант удалился.

— Не люблю, когда сзади подкрадываются, — ответил Басов.

Настроение у него вдруг испортилось.

Утром следующего дня ее разбудили настойчивые звонки в дверь. Миледи, накинув прозрачный халатик, прошлепала в прихожую и спросила хрипловатым со сна голосом:

— Кто там?

— Свои!

Миледи осторожно приникла к дверному глазку, и ноги у нее подкосились. За дверью стояли ее мучители — Стас и Сергей.

— Я сплю еще! — в отчаянии крикнула она.

— Уже нет! — весело возразил Стас. — Открывайте!

Миледи замерла, не зная, что делать.

— Что вам от меня надо? — наконец спросила она.

— Не будем же мы через дверь объяснять!

Они не уйдут, поняла Миледи, и дрожащими пальцами открыла замок. Незваные гости вошли в квартиру, оттеснив хозяйку к стене.

— Что же вы такая негостеприимная, госпожа Мидовская?… То есть Макеева, — укоризненно сказал Стас. — Или вы не одна?

Сергей без спроса заглянул на кухню, потом в комнату.

— Вроде никого, — сказал он.

— А под кроватью смотрел? Шкаф открывал? — хохотнул Стас. — Шутка. Не обижайтесь.

— Извините, я оденусь… — Миледи сделала шаг в сторону.

— Не стоит. Мы буквально на два слова. — Стас сальным взглядом окинул Миледи, безуспешно кутающуюся в прозрачный халатик. — Давайте присядем.

Миледи опустилась на разобранную постель. Стас устроился на мягком пуфике, а Сергей занял позицию у окна.

— Ну, что слышно о нашем общем знакомом? — спросил Стас. — Не появлялся? Не звонил?

Миледи отрицательно качнула головой.

— Уговор-то наш помните? Чуть что — немедленно связаться с нами. Телефончик наш не потеряли?

— Нет, — сказала Миледи с вызовом. — Я его в сортир спустила.

Ненависть к этой парочке снова заглушила вернувшийся к ней страх.

— Но сначала запомнили, да? — уточнил Стас.

— Я не запоминаю номера. Память дырявая. Стас и Сергей переглянулись.

— Что такое, Сережа? — недоуменно поднял брови Стас. — Бунт на корабле, а?

— Будем на реях вешать! — Сергей шагнул к Миледи и рванул на ней халатик.

Миледи сжалась в комок, прикрывая грудь.

— Подожди, — вступился Стас. — Это всегда успеется. Имеет же человек право на ошибку. Особенно красивая женщина.

Неожиданно обнаженная Миледи поднялась в полный рост. Халатик упал к ее ногам.

— Ну убейте! — крикнула она. — Убейте, мне все равно!..

Это не произвело на мужчин никакого впечатления.

— Хороша! — сказал Стас без выражения. — Правда, хороша, Сережа? И не скажешь, что бабе сороковник. Она нас что, соблазняет? При исполнении служебных обязанностей? А, Сережа? Это же своего рода взятка.

— Я возьму, — ответил Сергей. — Я и не таких раком ставил. Хочешь посмотреть?

Миледи стояла не шевелясь. Эти двое могли сейчас сделать с ней все, что хотели.

— Ладно. За бесплатный стриптиз спасибо, — вдруг сухо сказал Стас. — Прикройтесь, госпожа Мидовская. То есть Макеева. Мы на жеваное не клюем.

Миледи рухнула на кровать и кое-как укрылась пододеяльником.

— Неужели вы за старое взялись? — задумчиво заговорил Стас. — Я имею в виду торговлю телом. А если нет, то на что же вы живете?

— Да ее Олейник баксами упаковал! — бросил Сергей.

— А где же она их хранит? Ведь ни в одном банке у нее счета нет, мы-то знаем. Неужели дома? Ох, ненадежно это, госпожа Мидовская.

Спорим, что мы их за полчаса найдем? Ведь найдем, Сережа?

— Как нечего делать. Найдем и конфискуем.

Миледи до боли прикусила губу. Она ничуть не сомневалась, что эта парочка обнаружит припрятанные доллары в два счета.

— Ищите! — сказала она тусклым голосом.

Толстую пачку купюр они нашли почти мгновенно. Пакет с долларами был приклеен скотчем снизу к крышке стола.

— Детские хитрости! — сокрушенно покачал головой Стас и сунул всю пачку в боковой карман куртки. — Ну ладно, заболтались мы тут. Успехов вам, госпожа Мидовская… То есть Макеева.

Миледи промолчала, зализывая прикушенную губу. Она даже вздохом боялась выдать, что вместе с деньгами эти двое уносят последнюю возможность ее существования.

На пороге Стас обернулся.

— А правильно ли мы поступаем, Сережа? — спросил он — Ведь это деньги наемного убийцы. На них кровь.

— Я не заметил, — усмехнулся Сергей.

— Грязные деньги, — гнул свое Стас. — Мы вам их вернем, госпожа Мидовская. Но с одним условием. Телефончик для связи придется запомнить, несмотря на девичью память. И больше не забывать.

— Я его помню, — пробормотала Миледи, презирая себя за слабость.

— Ах ты тварь! — рванулся к ней Сергей.

Стас придержал его.

— Назовите, — сказал он.

Миледи назвала номер, действительно застрявший у нее в памяти.

— Ну вот и ладушки! — ласково сказал Стас. — Беда с вами, красавицами. Значит, прежний уговор остается в силе?

Миледи кивнула.

— Только вот еще что, — продолжил Стас. — Вы вчера в один дом на Поклонной наведывались. Зачем? По родителям соскучились?

— Нет… Я не знала, что они там. Просто ноги сами принесли на старую квартиру.

— Ну и как прошла встреча? Старики, наверно, с ума сошли от радости? Дочка с того света вернулась!

— Они… Они меня не узнали.

— Родители? — спросил Сергей. — Вранье!

— Я вам клянусь! Клянусь!.. — крикнула Миледи в ужасе оттого, что эта парочка возьмется мучить родителей. — Сами у них спросите!

— Спросим. Обязательно, — пообещал Стас. — Но больше туда ни ходить, ни звонить не надо. Вы нам всю игру испортите. Вы, госпожа Мидовская, умерли. Умерли — и точка. А Веронике Макеевой на Поклонной делать нечего.

— Еще раз ноги сами туда понесут, то их и переломать недолго! — добавил Сергей.

— Ох, горяч! — Стас с восхищением взглянул на напарника. — Но по сути он прав. Так что уж вы не давайте повода. И поймите, нам тоже не просто. Но что поделаешь? Служба!..

Они ушли, оставив пакет с деньгами на столе.

Едва входная дверь захлопнулась, Миледи забилась в истерике.

В воскресенье у себя на даче в Жуковке генерал Панов устраивал шашлык. Гостей приехало немного. Приглашены были только ближайшие соратники генерала по новому движению «Отчизна», собиравшиеся организовать мощную фракцию настоящих патриотов в новой Государственной думе. Им предстояло обсудить несколько важных вопросов, касающихся грядущей предвыборной кампании.

Но серьезные разговоры пришлось отложить.

Панов славился как непревзойденный мастер по приготовлению шашлыка, очень гордился этим и, естественно, никого близко не подпускал ни к огню, ни к мясу. Пока генерал не завершит свои священнодействия с шампурами, трогать его не рекомендовалось.

Гости покуривали в плетеных креслах под сенью кудрявых березок и пока что болтали о пустяках. Наконец Панов утвердил шампуры на мангале, сбрызнул их сухим вином и тоже достал сигарету. У него возникла небольшая передышка.

Именно в этот момент ожила трубка его сотового телефона. Номер был известен очень ограниченному кругу людей, никогда не тревоживших генерала из-за ерунды.

— Слушаю, — сказал Панов, на всякий случай повернувшись спиной к сидящим вдали гостям.

— Добрый день, Владимир Иванович! — раздался незнакомый мужской голос. — Извините, что тревожу в выходной.

— Кто говорит? — нахмурился Панов.

— Некто Марьямов.

— Марьямов? Что-то не припомню вас.

— Не беда. Это разговору не помеха.

— Откуда вы знаете этот номер?

— Деньги делают чудеса, Владимир Иванович.

— Мне не нравится такой разговор, господин Марьямов, — резко сказал генерал, но не отнял трубку от уха.

— Настоящий разговор еще не начинался.

— А можно без загадок?

— Попробую, — посерьезнел невидимый Марьямов. — Вы помните, был в Москве такой славный ресторанчик «Золотой век»?

Генерал напрягся.

— Не помню, — сказал он. — Не люблю ресторанов.

— Это сейчас, наверное. А раньше захаживали.

— Значит, разлюбил.

— Рискну предположить, с какого момента.

— Вы действительно сильно рискуете, — сказал генерал с угрозой.

Он уже начинал догадываться, о чем пойдет речь.

— Кто не рискует, тот, как вы знаете, не пьет шампанского, — ответил Марьямов. — Я бизнесмен. А бизнес всегда связан с риском. Но в данном случае я спокоен. Не в ваших интересах поднимать шум.

— Я просил без загадок!

— Да уж какие тут загадки, Владимир Иванович! Вы же не раз в «Золотом веке» с девицами веселились. Я тут старые кассетки посмотрел. Ни с какой «Эммануэль» не сравнится. Не случайно вы их так искали. Компра убийственная.

Панов молчал, тяжело дыша в трубку.

— Сильвер? — спросил он после паузы.

— Что? — удивился собеседник.

— Вы Сильвер!

— Ну в таком случае вы — капитан Флинт! — В трубке раздался смех. — Йо-хо-хо и бутылка рома!..

Генерала чуть не хватил удар. С таким наглым шантажом он еще не сталкивался.

— Только попробуй!.. — прошипел Панов в трубку.

— Это угроза или предложение?

Панов не нашел, что ответить.

— Вам меня не достать. Я об этом позаботился, — продолжил шантажист. — А вот я могу вас огорчить при желании. Но у меня-то сейчас желание совсем другое. Я вам свою дружбу предлагаю. Дружбу и деньги, в которых нуждается ваша «Отчизна». А эти пресловутые кассеты мы с вами вместе уничтожим после выборов.

— При чем тут выборы? — с трудом выдавил из себя генерал.

— Так в них вся соль, Владимир Иванович. Мне нужно место в Думе. Как одномандатник я не пройду. А вот в списке — наверняка. Я имею в виду список вашей «Отчизны».

— Вы с ума сошли! — вспыхнул генерал. — В наш список с вашей-то биографией?

— Вы меня опять с каким-то Сильвером путаете, — вздохнул собеседник. — Вот передо мной биография бизнесмена Марьямова. Моя то есть. Вы бы сами от такой не отказались, честное слово.

— А как я все объясню соратникам?

— У вас же светлая голова, Владимир Иванович. Не чета моей. Вы по роду своей деятельности такие сложные вопросы решаете. Я вам даже и советовать не возьмусь.

Панов постепенно приходил в себя. Сейчас самое главное — выиграть время.

— Я должен подумать, — сказал он.

— Разумеется. Но время поджимает. И не надо сюрпризов, ладно?

— Позвоните мне через пару дней, — сказал Панов и отключил телефон.

Итак, на горизонте снова появился Сильвер, отсидевшийся где-то за кордоном. Никаких сомнений у генерала на этот счет не было. Чертовы кассеты, которые в свое время Панов так и не смог найти, несмотря на все старания, могли погубить его карьеру. Под угрозой такого оглушительного компромата нечего было и мечтать о Думе. Значит, следовало все точно просчитать, заключить с Сильвером фальшивый союз, а потом прихлопнуть его, завладев кассетами. Ни хрена, бывали и посложней операции!

Удушающий запах горелого мяса вернул Панова к действительности. Шашлык был безнадежно испорчен.

Отправить человека на тот свет не проблема. Особенно для такого опытного киллера, каким был Олейник. Но на этот раз задачу осложняли особые обстоятельства.

Смерть «объекта» не должна была вызвать подозрений в заказном убийстве. И это Олейника устраивало, так как он опасался засветиться на своем первом после долгого перерыва деле. Устраивал его и гонорар. Проблема была только в способе устранения, над которым Олейник размышлял в последние дни…

Вернувшись в Москву, суперкиллер из осторожности не стал восстанавливать старые связи. Звериное чутье подсказывало Олейнику, что, несмотря на его официальные похороны в Италии, со спецслужбами шутки плохи. Этих ребят так просто вокруг пальца не обведешь. Из-за пустякового просчета они могут запросто расшифровать фальшивого Андрея Котова, как теперь звали Олейника. Он допускал, что Миледи находится «под колпаком», а потому попыток связаться с ней пока не предпринимал.

В том, что на киллеров его класса спрос остался высоким, Олейник не сомневался и хитрыми ходами вышел наконец на нужного человека с многозначительной кличкой Диспетчер. Им хватило получасовой беседы, чтобы понять — они одной крови.

Предложение Диспетчера было ошеломляющим.

— Временам одиночек приходит конец, — сказал Диспетчер, прихлебывая минеральную воду без газа. — Сегодня нужна крепкая команда. Своего рода мини-спецназ. С универсальными специалистами, с современной техникой, с компьютерной базой. Все это можно зарегистрировать как охранное агентство. Вы взялись бы такое возглавить?

— Нет, — покачал головой Олейник.

— Почему?

— Помните, как Чапаев Петьке отвечал? «Языков не знаю». Другими словами, такое мне не по уму. И потом, я привык работать один. Потому что доверяю только одному человеку. Самому себе.

— Ни о каком доверии и речи нет, — возразил Диспетчер. — Совсем другой принцип. Задание выполнено — деньги. И немалые. Спасовал или, не дай бог, изменил — смерть. Жестко, но честно.

— Все это хорошо. Но у меня нет людей.

— Люди есть. Ваша задача — отобрать надежных. Десяток, не больше. Я же сказал — мини-спецназ.

— Но ведь вам, как я понял, охранники нужны, — сказал Олейник. — А у меня профессия — совсем наоборот.

Диспетчер тонко улыбнулся.

— Это как раз и ценно, — сказал он. — Вам знаком механизм акций устранения. А человек, который сам никогда не убивал, — какой он, к дьяволу, охранник? Он же не знает, откуда чего ждать. И потом, агентство только официально будет охранным.

Не исключены и другие задачи. Скажем, устроить аварию или убрать кого-то.

— А что с оплатой труда? — спросил Олейник, помолчав.

— Это вам решать.

— Даже так?

Олейник и раньше имел дело не с мелкой рыбешкой, но тут ему стало ясно, что он вышел на китов. Стоило попробовать, что из этого получится.

Кандидатов в свой мини-спецназ он выбирал придирчиво. Вскоре вокруг него образовалось ядро из шести человек. Эти шестеро пришли к Олейнику разными путями, но все, как один, были универсальными машинами для убийства. Они снайперски стреляли из любого оружия, умели водить и танк, и самолет, могли ночью прыгнуть с парашютом, знали подрывное дело, были сильны в рукопашном бою и, если надо, неделю бы прожили без воды и пищи. Кроме того, каждый был на «ты» со спецтехникой — начиная от приборов ночного видения и кончая компьютером.

Кстати, со спецтехникой новейшего поколения не было проблем. Неведомым путем из-за рубежа поступил хитрый аппарат для прослушивания сотовых телефонов и пейджеров, портативный локатор для обнаружения невидимой цели, прибор, позволяющий сквозь кирпичную стену уловить тепловое излучение и дать на экран очертания человеческой фигуры.

В арсенале мини-спецназа имелись уникальные стеклорезы, вскрывающие бронированные стекла.

Пистолеты, стреляющие пулями со снотворным, абсолютно бесшумные и не поддающиеся идентификации. Светошоки «Заря» с вольфрамовой нитью, навсегда ослепляющие противника. Современные арбалеты и духовые трубки, плюющиеся отравленными стрелами, которые специалисты называют «дартс». На все оружие было нанесено специальное тефлоновое покрытие, на котором не остаются отпечатки пальцев.

Словом, шестерка во главе с Олейником могла при желании без проблем захватить город средней величины. Все это невольно наталкивало на мысль о государственном перевороте. В такие игры Олейник играть не хотел. Он попытался осторожно выяснить у Диспетчера, каковы ближайшие планы использования отряда.

— Вам дадут команду, когда будет надо, — коротко ответил тот. — Продолжайте тренировки.

Тренировочной базой был заброшенный пионерский лагерь в подмосковном лесу, где и обосновался Олейник со своими бойцами. Днем они совершенствовали свое страшное мастерство, а вот вечерами наваливалась такая тоска — хоть вешайся. Телевизор, раздолбанный бильярд, засаленная колода карт — вот и все развлечения. Никаких девок, никакой выпивки. И, разумеется, никаких задушевных разговоров. Здесь собрались невостребованные, выпавшие из системы люди, порой дошедшие до нищеты. Каждый на тренировочной базе жил по придуманной легенде, тщательно скрывая подлинную биографию.

Они даже имен друг друга не знали. Олейника звали Первым. А дальше шли Второй, Третий, Четвертый…

Через некоторое время Олейник начал жалеть о том, что ввязался в эту историю. Однообразный казарменный режим был ему не по нутру. Он всегда чувствовал себя вольным стрелком, он привык решать все самостоятельно и деньги добывал кровавым ремеслом для того, чтобы пожить в свое удовольствие. Ничего похожего в ближайшее время не светило, и Олейник стал подумывать, не послать ли это все подальше.

К тому же ему все чаще и чаще стала вспоминаться Миледи. Похоже, ей каким-то чудом удалось растопить частицу его, казалось бы, навсегда заледеневшего сердца. Олейник тосковал по этой женщине с фарфоровыми глазами, неопределенной улыбкой и ленивой грацией маленькой пантеры. Он сам себе удивлялся и от этого начинал психовать.

Однажды Олейник все-таки не выдержал и, добравшись до ближайшего поселка, позвонил из автомата Миледи.

Телефон долго не отвечал, и Олейник в досаде собирался уже повесить трубку, но в последнюю секунду раздался голос Миледи:

— Алло!..

Неожиданно Олейник растерялся. Кровь ударила ему в голову, и сразу в будке телефона-автомата стало нестерпимо жарко.

— Алло! — снова сказала Миледи.

— Это я… — Олейник сам не узнал своего голоса. — Это я… Ты поняла?

— Да, я слушаю, — сказала Миледи каким-то неестественным тоном.

— Ты не можешь говорить? Ты не одна?

— Нет, вы ошиблись номером.

Миледи повесила трубку.

Теперь Олейника зазнобило. Рядом с Миледи кто-то был, это не вызывало сомнений. Но кто? Очевидно, кто-то, кто был опасен…

Олейник не ошибся. По нелепой случайности именно в это время к Миледи заглянули Стас и Сергей. Они пришли просто так, для дежурной проверки. И тут этот звонок.

По реакции Миледи было легко угадать, кто звонил. Им привалила неслыханная удача: Олейник проклюнулся. Стас и Сергей даже не стали припирать растерянную Миледи к стенке. Просто теперь ее нельзя было ни на секунду выпускать из виду. Раз Олейник, не выдержав, позвонил, значит, позвонит еще. Или появится поблизости.

Киллер вернулся на базу мрачнее тучи. Он с трудом удержался от того, чтобы тут же не броситься на выручку к попавшей в беду Миледи. Но на базе его ждал новый сюрприз.

Внезапно приехавший Диспетчер был недоволен отлучкой Олейника, но ничего не сказал по этому поводу.

— Получено первое задание, — объявил он, едва кивнув киллеру. — Приступать немедленно.

Так Олейник получил заказ на устранение банкира Басова.

Прекрасно понимая, что его отъезд с Зоей сохранить в тайне не удастся, Басов и не пытался сделать это.

Руководство банком на время своего отсутствия он передал совету директоров. Совету поручалось также завершить официальное оформление сделки по покупке компании «ТВ-Шанс», расторгнуть которую без самого Басова было невозможно.

Все предотъездные дни банкир вел себя с предельной осторожностью, нигде не появляясь в одиночку и постоянно меняя маршруты своих поездок. Его личный шофер Женя, которому Басов верил как самому себе, теперь постоянно имел под рукой оружие. Да и сам Басов обзавелся пистолетом в наплечной кобуре. Зоя практически не выходила из дома.

Никаких странных происшествий или угрожающих звонков больше не случалось, но от этого почему-то было только тревожнее. Все это казалось затишьем перед бурей.

Басов кожей чувствовал, что за ним постоянно следят, но достаточного опыта, чтобы обнаружить слежку, у него не было. Все эти остановки у зеркальных витрин, завязывание якобы развязавшихся шнурков и внезапные оборачивания казались ему детской игрой. Профессионалов таким образом не засечь. Басов это понимал, а потому не суетился зря.

Но все-таки кое-какие уловки он придумал. Так, не считаясь с затратами, он купил для себя и для Зои авиабилеты в три разные страны на одно и то же число.

Не бог весть какая хитрость, конечно, но для его врагов, если бы те захотели достать банкира и за рубежом, задача усложнялась втрое.

Однако главная хитрость была не в этом. Разумеется, в аэропорту можно было отследить, каким рейсом и куда отправились супруги Басовы. Только это противнику ничего бы не дало. Днем раньше Басов и Зоя собирались тайно уехать в Питер на собственной машине. А уж оттуда улететь за рубеж в четвертую страну. В Питере верные люди уже приготовили для супругов билеты.

Басов собирался вести в Питер машину сам, отпустив ничего не подозревающего шофера. Несмотря на то что банкир был уверен в Жене, он его в свои планы для надежности посвящать не стал. Более того, шоферу было приказано явиться на следующий день к десяти утра, для того чтобы якобы отвезти шефа с женой в Шереметьево.

— Машину оставь у дома, — сказал на прощание Басов и, увидев удивленный взгляд Жени, добавил: — Мне она еще сегодня вечером понадобится. Ничего, прокатишься на метро. А то уж забыл, неверное, что это такое.

Женя, пожав плечами, ушел. Обсуждать приказы шефа было не принято.

Выехать в Питер решили в полночь. Ночью и дорога посвободней, и легче уйти от слежки.

Опасаясь прослушки, Басов и Зоя про Питер даже не упоминали. Наоборот, настойчиво вели разговоры о завтрашнем отлете из Шереметьева.

Около десяти вечера, когда собранные чемоданы были уже выставлены в прихожую, Басов нарочито громким голосом сказал:

— А что, Зоя, не посмотреть ли нам с тобой «Титаник»? Давно ведь собирались.

— А не поздновато? — подыграла ему Зоя. — Он целых три часа идет. Вот на кассете написано: три часа девять минут. Это когда же мы спать ляжем? Завтра все-таки улетать.

— Вот в самолете и отоспимся. Давай, давай!..

Они пригасили всюду свет и вставили кассету в видеомагнитофон. Если за ними следили, то заподозрить подвох вряд ли было возможно.

Полчаса супруги просидели, молча глядя на светящийся экран. Потом Басов коснулся плеча жены, и они бесшумно выскользнули в прихожую, оставив видеомагнитофон работающим. Он должен был вырубиться сам, когда фильм кончится.

Замки удалось закрыть почти беззвучно. Лифт Басов вызывать не стал. Они с Зоей тихо спустились по лестнице, и Басов выглянул на улицу.

Его машина стояла возле самого подъезда. Ничего подозрительного вокруг не наблюдалось. Быстрым шагом супруги прошли к машине, и через считанные секунды она плавно тронулась с места.

Басов напряженно поглядывал в зеркальце. Никто не поехал следом за ними.

— Кажется, сработало, — сказал Басов.

Когда машина исчезла за поворотом, из тени кустов появилась мужская фигура. Человек торопливо шагнул под свет фонаря и, достав из кармана сотовый телефон, набрал номер. Ему ответили мгновенно.

— Это Евгений, — сказал в трубку надежный шофер Басова. — Он с женой уехал куда-то. Конечно, ничего странного. Только они в багажник чемоданы погрузили. Короче, улетела птичка!..

Она с неохотой пошла на эту тусовку. Снова заняв привычное место Неподражаемой, Жанна по-прежнему старалась избегать шумных сборищ, на которых будто бы сами собой решались важные дела. Все это были выдумки. Нетрезвые договоренности, как правило, на следующий день оказывались пустыми словами.

Жанну не ужасал, но и не забавлял светский треп, если можно было, конечно, назвать светскими сплетни и байки, излагавшиеся на попсовом сленге с модной примесью мата. Не уважала она и излюбленную тусовкой халявную выпивку. Это была напрасная трата времени. Однако в этот раз устроители тусовки так пристали, что отказаться было невозможно. Она, пожалуй, все-таки осталась бы дома, тем более что муж уже неделю был в отъезде. Он улетел на международный конкурс телефильмов «Заря Востока». И тотчас кто-то пустил подленький слушок, что Тимур Арсенов в Хабаровске не столько руководит работой жюри, сколько крутит там роман с молодой и талантливой актрисой из «Ленкома», а Неподражаемая, сидя дома, от ревности лезет на стенку.

Все это было полной чепухой, но по сумме обстоятельств Жанна решила все же показаться на людях, так сказать, во всей красе. Убойный вечерний туалет от Юдашкина и победоносная улыбка должны были слегка утихомирить злопыхателей.

Жанна попросила Борю Адского сопровождать ее, на что директор согласился с огромным удовольствием. Он-то как раз любил и бесплатную выпивку, и встречи с коллегами по шоу-бизнесу. Причем он никогда не терял головы в общей сутолоке и обязательно извлекал из своих наблюдений что-нибудь интересное.

Сбор был назначен к семи вечера. Но в двадцать минут восьмого Жанна все еще стояла перед зеркалом, а за ее спиной нетерпеливо переминался Адский.

— Пора двигать, Жанночка, — сказал он. — А то ведь эти пираньи всю икру сожрут.

— Да я сына хотела с гулянья дождаться, — ответила Жанна. — Что-то они с Тамарой запаздывают.

— Ну, не в первый раз, — отмахнулся Боря.

Он был прав. Тамаре, Ванечкиной няне, порой с большим трудом удавалось доставить домой из сквера разыгравшегося малыша. Случалось, они опаздывали с прогулки и на полчаса, и больше.

Наконец Жанна махнула рукой и, заглянув к приболевшей Алиции Георгиевне, дала ей насчет сына кое-какие инструкции, в которых заботливая бабушка, впрочем, не нуждалась. Потом вместе с Адским Жанна спустилась к машине.

Ранний августовский вечер был еще достаточно светлым, и Жанна, отъезжая от дома, все оглядывалась в надежде увидеть сына. Но так и не увидела, отчего легкое беспокойство шевельнулось в ее душе.

Тусовка, как водится, встретила Неподражаемую объятиями и поцелуями. Отхлебнув из бокала шампанского, Жанна подумала, что надо бы позвонить домой, справиться о Ванечке. Но тут как раз началось самое главное, ради чего все и собрались.

Сегодня наиболее знаменитым членам тусовки раздавались графские титулы. Занимался этим пожилой человек с лошадиным лицом, без смущения объявивший себя продолжателем царской фамилии Романовых.

Никто не засмеялся. Наоборот, лица тусовки выразили общее благоговение. И уйти стало невозможно, хотя Жанне до смерти хотелось покинуть этот цирк. Услыхав свое имя, Жанна беспомощно взглянула на Адского. Директор скорчил в ответ скорбную мину и возвел глаза к потолку.

Жанна, чувствуя себя участницей глупейшего фарса, все-таки подошла к человеку с лошадиным лицом и приняла от него изготовленную на ксероксе бумагу, подтверждающую, что Жанне Арбатовой дарован титул графини.

До нее все бормотали какие-то благодарственные слова. Пришлось говорить и Жанне. И она не удержалась от того, чтобы несколько сбить дутый пафос происходящего.

— Все это немного отдает сумасшедшим домом, — сказала Неподражаемая. — Но болезнь не опасная. Всего-навсего графомания. С этим можно жить. За что и спасибо.

Ошарашенная тусовка замерла. Потом кто-то неуверенно хихикнул, отдавая должное шутке.

Жанна со свернутой в трубочку бумагой возвратилась к Боре Адскому.

— Дай взглянуть, — попросил он.

И тут в ее сумочке запиликал сотовый телефон.

— Да, — сказала Жанна в трубку.

В ответ раздались какие-то всхлипывания. У Жанны от недоброго предчувствия сжалось сердце.

— Кто это? Тамара, ты?

— Я… — раздался дрожащий голос няни.

— Что случилось?

— Ой, Жанна Максимовна, приезжайте скорей!.. — с плачем заголосила Тамара. — У нас несчастье!.. Ванечка пропал!..

— Как пропал?! Ты что?!

— Я не знаю, как это случилось… Только на секундочку отвернулась, а его уже нет… Я уж весь сквер облазила, все улицы…

— А где охранник был? Саша где?

— Я его отпустила. Он это… Заболел вроде…

— Сиди на месте! — крикнула Жанна. — Я сейчас буду!..

— Что? — с тревогой спросил Адский, увидев, как побелело лицо Жанны.

— Эта квочка Ванечку потеряла! — сквозь зубы сказала Жанна, стараясь, чтобы никто, кроме Бори, ее не услышал.

— Потеряла? Как это?…

Но Жанна уже летела к выходу, уронив на пол свернутый в трубочку графский диплом. Она была уверена, что сын не мог убежать от Тамары. Значит, его заманили. Заманили и… Похитили?

К ужасу Жанны эта догадка очень скоро подтвердилась.