Четыре всадника, получившие от Лавочкина целый подвал сокровищ, решили, что пора внести плату черному человеку. Купили почтового голубя, нашептали адрес и отправили с весточкой, дескать, приезжайте за золотом. Птица вернулась через сутки с посланием: «Встреча сегодня вечером у южного выезда из Хандверкдорфа». Всадники взяли из хранилища Юберцауберера шесть килограммов желтого металла, запечатали дом заклятиями и отправились на встречу с черным человеком.
Как всегда, здоровяк прилетел на ковре-самолете. Взяв один из слитков, он долго его осматривал, а потом сказал:
– На этом золоте стоит магическая метка Дункельонкеля. Такие метки он ставил, когда жил в Вальденрайхе. Значит, вы расплачиваетесь частью его украденной казны. Я не спрошу, откуда у вас слитки моего хозяина. И не накажу вас, хотя стоило бы. Похоже, вы запамятовали: я слежу за вами. Делайте то, что вам велят. Не пытайтесь нас обмануть. Это последнее предупреждение.
Черный человек улетел, оставив всадников-убийц в смутном недоумении и растерянности.
– Я проверял, – бормотал Глад. – Не было там никаких меток! Кажется…
Мор, Глад, Брань и Смерть вернулись в дом Юберцауберера. Волшебные печати были взломаны, сокровища пропали, сам колдун, превращенный в статую, исчез. На столе лежала записка: «Играйте честно».
– Чья бы корова мычала! – воскликнул Мор.
– Опять убийства, – скорбно произнесла Смерть.
Коля и Марлен падали и падали в черную воронку, открывшуюся за звездной калиткой. Мимо пролетали светила, планеты, сгустки газа и прочие метеориты с кометами.
Прыжок не был затяжным, но Лавочкин успел устать от коловращения звезд, казавшегося бесконечным. В то же время мысли текли вяло, будто мед: «Ну-у-у, когда-а-а же э-э-это ко-о-ончится-а-а…»
Падение завершилось с внезапностью зимы, застающей врасплох коммунальные службы города.
Парень и девушка вывалились на зеленую поляну.
«Отличная трава, – подумал солдат, отлепляя щеку от влажной земли. – Палванычу бы понравилась».
Он поднял голову, огляделся.
Сумерки сгущали краски. Поляну окружали темно-зеленые сосны и облетевший кустарник. Сбоку стоял аккуратный коричневый домик. В красном окошке горел свет, из трубы тонкой струйкой тек сизый дым.
Коля принюхался. Пахло сдобой и ванилью.
– Так-так-так… – забормотал парень. – Уж не пряничный ли это домик?
Он встал, помог виконтессе и зашагал к домику.
Так и есть: крыша, покрытая розовой глазурью, коврижная черепица, пряничные стены и окошки, «застекленные» леденцовыми пластинами.
– Сюда я выбрел сразу после того, как попал в ваш мир. Это Зачарованный лес, – тихо сказал Лавочкин спутнице. – Здесь живет отвратительнейшая ведьма…
Распахнулась дверь, и скрипучий голос воскликнул:
– Здравствуй, старый новый гость!.. Это кто тут отвратительнейшая?
На пороге нарисовалась несимпатичная старушка в невообразимо рябом платье, черном платке поверх седых волос и грязном фартуке.
На остреньком морщинистом лице коричневого оттенка было написано какое-то вселенское раздражение. Злые колючие глазенки похлеще лазера дырявили Колю и Марлен. Крючковатый кривой нос трепетал, брезгливо втягивая воздух. Большие уши с огромными серьгами топорщились из-под платка, добавляя хозяйке карикатурности.
– Всякий охламон норовит Гретель обидеть… Я их тут корми, пои, спать укладывай, а они черной неблагодарностью платят! Еще и девку привел! А где соколик-то мой ясный, ворюга отменный, Пауль, сын Йоханна?
– Далеко. А вы откуда его знаете?
– Останавливался. Хватит лясы точить, заходите в избу. Устали небось.
Странники вошли. Внутри было чисто, тепло и уютно. В единственной комнатке располагались стол и стулья, скамья, кровать и шкаф. В углу размещалась серая от времени печь. Метла, кочерга и прочая утварь стояли в кадке, у двери.
Ведьма посмотрела на тяжелые вечерние тучи. Вздохнула. Закрыла дверь.
– Рассказывайте порядком, гостюшки, за каким бесом трудили костюшки, – проскрипела Гретель. – А я пока еду разогрею. У меня сегодня шут гороховый…
Она поглядела в бешеные глаза Коли.
– Ай, суп, суп гороховый!.. Старая стала, заговариваюсь… Ну, так и с чем пожаловали?
– Вы знаете, где Барабан Власти? – спросила Марлен.
– А, так вы за этим препожаловали! То-то я в окошко видела калитку знакомую за вашими спинами… Только вы ее это… Зря так сильно за собой захлопнули. Она, кажись, разлетелась в щепки… Как там Юбеляй?
– Нас, вообще-то, Роббен Гут выручил… – Лавочкин подозрительно прищурился.
– Ха, да этому что сделается? – отмахнулась ведьма. – Что сделается Добру? Оно же вечное!
– А Зло? – вклинилась виконтесса.
– И Зло. Но тамошнее такое чудненькое, кругленькое, румяненькое… Глазки, ротик…
Коля принял тон Палваныча:
– Я категорически не пойму, гражданочка. Вы за наших или за ихних?
– За ваших, за ваших. С самим Тиллем Всезнайгелем на дружеской ноге… Вот и супец. Кушайте на здоровьице.
Солдат и девушка переглянулись, понимая друг друга без слов: после того как они отведали отравленного молочка у маньяка-зельедела, доверия не было ни к кому.
– Эй, да нешто вы брезгуете? – вскинулась Гретель. – Или боитесь, что опою-окормлю? Точно! Стыдно, стыдно, молодые люди. Стал бы меня Всезнайгель посвящать в тайну Барабана, кабы я была темной колдуньей? Вот ты, племянница его родная, как думаешь?
– Вы и про меня знаете… – растерянно проговорила Марлен, глотая ложку супа.
– А то нет! Папашка твой с ног сбился, ищет тебя, стерлядку своенравную… Хорошо, не зыркай, не будем об этом. Кушай супчик, раз начала.
Лавочкин тоже попробовал ведьмино варево. Отрава или нет, но – вкусно!
Рядовой и виконтесса съели по миске.
– Спасибо, бабушка, – сказал Коля. – Так где же Барабан Власти?
– Вона шустрый какой! «Спасибо да здрасти, подавай Барабан Власти!» Скорый ты, будто мысль дурная. Чему нас учат отцы-многознатцы? Утро вечера мудрее, ум материи первее. Завтра все узнаешь, а сейчас спать пора.
Ведьма постелила гостям на кровати, сама залезла на печь.
Рядовой Лавочкин проснулся с четким ощущением, что его надули. Но не так, как это делает государство или какие-нибудь другие мошенники, а в самом буквальном смысле.
– Мой гороховый суп – штука ядреная. – Скрипучий голос Гретель доносился откуда-то от стола. – Ничего. Один мудрый великан, целиком проглотивший быка, говорил: все проходит, пройдет и это.
– А где Марлен?
– Встала ни свет ни заря зазнобушка твоя да отправилась прогуляться, собрать полезной травы-приправы в бульон. Мне ночью волки гуся принесли. Давненько я птичкой не лакомилась…
– Надеюсь, вы его не жарите? – Коле ужасно надоело меню, которое предлагала флейта, хотелось разнообразия.
– Хе-хе. У меня с дичью разговор короткий, что на суде: «Гусь приговаривается к смертной казни через варку. Приговор окончательный и обжариванию не подлежит!»
– Вы сказали, волки?..
– Да. Такие же борзые, как и ты, только от них пользы больше. Они мне еду носят. Как же их твой Пауль-то назвал?.. А! Тимуровцы, во! Что за тимуровцы?..
Солдат рассмеялся. Он встал, оделся и вышел на поляну (Гретель велела принести из-за домика дров).
Было свежо. На листочках травы лежала тонкая пленка инея. Лавочкин шумно выдохнул. Пар…
Тишина стояла кладбищенская.
Коля набрал дров, вернулся в дом.
– Теперича садись и слушай, – сказала Гретель, располагаясь за столом. – Тебе и только тебе передаю, где Барабан спрятан. Вход в хранилище этого важного предмета расположен в пещере Страхенцверга.
– Эй, старая! Не рехнулась ли?! – Солдат позабыл о приличиях. – Я же оттуда начал поиски!
– Не вопи, вьюнош! – прикрикнула ведьма. – Я правнуков нянчила, когда твоего имени еще в Книге Судеб не было!
– Простите, – стушевался Лавочкин. – Но я действительно начал…
– Значит, неправильно начал! – почти прокаркала бабка, тыкая костлявым пальцем в грудь парня. – Меня этот весь маскарад с Барабаном бесит не меньше тебя. А все затеяно ради того, чтобы вещь не досталась Дункельонкелю. Кстати, зачем тебе Барабан Власти?
Коля замялся.
– Ну… Короче… Знамя выручить надо.
– Смотри, малый, не доиграйся. – Гретель покачала головой. – Нельзя допустить, чтобы Барабан попал в преступные руки.
У солдата все похолодело внутри: уж кто-кто, а Рамштайнт – отпетый негодяй. «Ничего, – подумал Лавочкин. – Верну знамя – выручу и Барабан. Как-нибудь…»
– Вы точно уверены? Нужно идти в пещеру Страхенцверга?
– Да.
– Уму непостижимо.
– Что, умишком небогат? Тогда выплывай за счет силы, мосластенький. Торопись, времени у тебя нетути.
В домик зашла виконтесса Всезнайгель с пучком травы.
– Красиво тут у вас, – сказала она.
– Ага, пока медведь или еще какая бяка не задерет, – пробормотал Коля.
Гретель доварила суп, приправив его травкой Марлен. Поели.
Парень и девушка собрали вещи, поблагодарили хозяйку и отправились на запад.
Зачарованный лес качался под напором прохладного ветра, дождя не было, сизые тучи висели низко. Воздух переполняли звуки: шелест, хруст, щелчки, поскрипывание стволов, птичьи переговоры…
Солдат шагал, возмущенно раздувая щеки.
– Ты представляешь? Она послала меня к Страхенцвергам! – сокрушался он.
– Кто это? – очаровательно хлопала глазами Марлен.
– Гномы. С их пещеры и начались наши поиски. А старуха говорит, что барабан там!
– Наверняка лжет!
– То-то и оно… Раз уж мы очутились в Вальденрайхе, нам один путь – в столицу, к Тиллю Всезнайгелю.
Виконтесса потупилась, пошла медленнее.
– Правильно, Николас. Только не нам, а тебе к нему идти.
– Отчего же?
– Семейные трения. Не хочу с ним встречаться. Вообще, ты ему зря так беззаветно веришь. Мы ему когда послали весточку?.. Давно, еще в Пикельбурге! И где он? Почему не явился тебе на помощь?
Лавочкин остановился.
– Думаю, он просто не может.
– Тогда он послал бы весточку с тем же голубем.
– Значит, он где-то далеко, занят чем-то неотложным.
– Вероятно… Хотя, зная дядюшку, полагаю, ему попросту невыгодно сейчас с тобой нянчиться. Не в денежном смысле, а в каком-нибудь другом.
Солдат задумался. Тилль – политик, придворный маг. Сорваться из королевства на помощь пусть и знакомому, но, в сущности, чужому человеку… Это не серьезно.
И еще. Всезнайгель обещал рассчитать вероятность Колиного возвращения домой, в наш мир, в Россию. Вдруг не получилось? Или стало ясно, что путешественники между мирами останутся здесь навсегда? Вот Тилль и не стал носиться в поисках барона Николаса Могучего. Пусть, мол, сам выкручивается.
Всякие мысли посетили Лавочкина. Было ясно: сомнения подтвердятся или развеются только при встрече с придворным магом Вальденрайха.
– Хорошо, Марлен, – сказал наконец Коля. – Дойдем до Стольноштадта, поселим тебя в гостинице. Я схожу к Тиллю, ты подождешь.
– Давай, – улыбнулась девушка.
Парень вел ее по Зачарованному лесу и узнавал места: кустарник, где он обнаружил Пеструю Шкурку – золотоволосую принцессу Катринель; говорливый дуб, который, к счастью, спал, оглушительно храпя; поляну – поле битвы с летающим ящером, чья шкура принесла Лавочкину целое состояние. Казалось бы, как давно он тут был!
А на самом деле Коля с Палванычем попали к чертовой бабушке через двадцать три дня после появления в этом мире. Всего же они проболтались тут сорок пять дней…
«Полтора месяца! Елки-ковырялки! – поразился парень. – Ты, Колян, крутишься, словно вошь на гребешке, а уж пещер, тумаков и прочей фигни на семерых хватит! В армии и то спокойнее было».
От армии мысли повернули к дому, к родным. Стало грустно. Вспомнилась песня дуэта «5’nizza»: «Нету дома, нету флага, мама!»
«Ну, прямо-таки про меня!» – улыбнулся солдат, и настроение улучшилось.
Путники пришли в столицу Вальденрайха поздно, почти ночью. Поблуждали в темноте, пару раз наткнувшись на патрули: особый полк ловил беглых преступников. Коля вытаскивал из мешка и предъявлял бумаги, подтверждающие его личность и титул.
Первый дозор без лишних вопросов отпустил Николаса Могучего со спутницей, а начальник второго, крепкий скуластый мужик в коричневой форме особого королевского полка, насторожился:
– Так, подождите-ка! Барон Николас погиб еще летом. Во славу Вальденрайха. Схватившись с Повелителем Тьмы.
Боец говорил отрывисто, с напором, так, что Лавочкин чуть не поверил в свою гибель. Кроме того, мужик кого-то сильно напоминал… Но кого?
– Нет, дружище, – сказал Коля. – Я и сейчас живее всех живых. Ты был у Циклопоуборной?
– Так точно. Я своими глазами видел, как Николас исчез, схватившись с Повелителем… Правда, издали.
– То есть трупа не было?
– Исчез же!
– Так считай, снова появился.
– Простите, но слишком уж это все подозрительно. Придется пройти в штаб полка.
Коля скривился. Они с Марлен изрядно вымотались, а тут этот идиотский арест…
– Как тебя зовут, боец?
– Венцель.
– Надеюсь, Венцель, я увижу там Шпикунднюхеля?
– Это вряд ли.
Настала пора проявить немного снобизма.
– Хм, пока вы не доказали обратного, я дворянин. И я требую встречи с твоим полковым командиром. Хельмут Шпикунднюхель будет рад меня лицезреть. И очень расстроится, если узнает, что некто Венцель затягивал миг нашей долгожданной встречи.
Боец напрягся.
Парень похвалил себя за удачный актерский этюд.
– Понимаете… барон… – Начальник дозора замялся. – Господина полковника сейчас нет в городе.
В следующие полминуты Лавочкин выяснил: в Стольноштадте нет ни Тилля Всезнайгеля, ни Михаэля Шроттмахера… Не к королю же идти?
– Да, положеньице… – протянул Коля, вспоминая, кто бы посвидетельствовал в его пользу. – Хоть Йорингеля в понятые зови… Только где он живет?..
– Подождите, какого Йорингеля?
– Кожемяку, у которого лавка на Зеленом базаре. Я ему еще шкуру птицеящера продал.
– Ха, так это же мой брат!
Боец отвел Николаса и Марлен к Йорингелю. Тот жил недалеко от базара. Скромно, но не бедно. Увидев Лавочкина, просиял:
– Господин барон! Счастлив встрече! Ваша доля вас дожидается, все, как договорились! Проходите, будьте гостем дорогим! И барышне мы рады, жаль, ваше красивейшество, не знаю имени… А Венцель что с вами делает?
– Он нас проводил, – весело сказал Коля.
Смущенный боец особого полка извинился и отправился патрулировать ночные улицы. А барон Николас и виконтесса Марлен вверили себя радушию и заботам Йорингеля.
Мастер, выставив на стол харчи и выпивку, смотрел на Лавочкина и все приговаривал:
– Ну кто бы мог подумать? Я сразу себе положил: «Йорингель, уговор есть уговор. Николас Могучий дал год, значит, жди…» А то все твердили – погиб, погиб… Вместе с Товарищем Прапорщиком…
Товарищ прапорщик жевал травку, пил ключевую водицу и выходил на прогулки.
Гномы… Крепкий долготерпеливый народец. У них отняли Хельгу, им повысили план, но они не отчаялись, а стиснули зубы и добывали руду с утроенным рвением. Разумеется, тоска по напророченной сестре брала свое. Все чаще гномы наведывались в стойло козленка, ведь он был единственным напоминанием о Страхолюдлих.
Наконец, эрцгерцог предложил посвятить козленка Палваныча в Страхенцверги.
– Это не просто рогатое копытное, друзья! – сказал главный гном. – Хельга берегла его, любила… Для нее это больше чем козел! Пусть он станет почетным членом нашего рода!
Печаль шутит с добрыми душами по-разному. Бородатые работяги собрались в трапезной, привели козлика и совершили древний ритуал брудершафта. В кульминации действа эрцгерцог поднял над головой фамильный сакральный жезл – скипетр великого горбуна-предка, ставший главной родовой реликвией.
В момент, когда главный гном возложил жезл на рогатое чело почетного родича, козленок вдруг превратился в голого толстого мужика, похожего на кабана.
Палваныч стоял на четвереньках, вращая шальными очами. Гномы попятились, прижались друг к другу.
– Ме… тьфу! Бе… Э… Ектыш! – изрек прапорщик, выплевывая травяную жвачку.
Конечно, не изрек, а скорей прохрюкал. Малявки с благоговением внимали волшебному свинокозленку.
– А где Хельга?
Гномы разрыдались.
Дубовых заприметил свой мешок, висящий на столбце загона. Достал оттуда мятую форму, оделся. «Ничего, на пузе разгладится!»
– Теперь слушай команду! – гаркнул Палваныч. – Отставить слезы. Я тут не знаю, что вы и где, но, судя по бородам, не дети. Поэтому срочно подать выпить и доложить краткую сводку событий. Прошу начать с того, как я тут очутился и почему голый. В бане, что ли, нажрался и вырубился?!
– Нет, – промямлил эрцгерцог. – Вы превратились из козла в человека…
– Это че, шуточки в строю?
Прапорщик Дубовых оценил лица: «Нет, эти не шутят. Рожи такие, словно розовый танк в голубую полоску увидали… И эта трава во рту… И Хельгуленочек перед глазами… Что же со мной стряслось?..»
– Так, уточняю предыдущий приказ. Сначала – выпить!
Гномы привели чудесного человека в трапезную, усадили, налили эля.
Первую кружку Палваныч жахнул за пять секунд.
– Еще!
Теперь можно было посмаковать. Секунд десять.
– Еще!
Гномы стали подозревать, что их запасам угрожает разорение.
– Лей, лей, не жмоться, – велел прапорщик.
Третья кружка – для размышлений и разговоров. Несколько минут Палваныч копался в голове. Тоска зеленая и ни одного стоящего воспоминания. И нестоящего тоже. Дубовых слегка испугался, но по мере усвоения организмом алкоголя амнезия отступила.
Полет на ковре, Хельга, рядовой Лавочкин, воздушная болезнь, вода в копытце, «не пей, козленочком станешь»…
Прапорщик пощупал макушку. Рогов не было.
– Значит, даю вводную, – хрипло произнес Палваныч. – Меня зовут Пауль. Для вас я – товарищ прапорщик. Вопросы есть?.. Нет? Хорошо, тогда рассказывайте, где я и где Хельга и Николас, ядро ему в печень, Могучий?..