Глава 4

Вадим пил вторую неделю. По утрам страшно болела голова, в пояснице проснулась давно забытая боль. Он кое-как поднимался, разгибал стонущие суставы, шаркал на кухню. Вода не приносила облегчения. Лучше - проверенное средство. Он всегда оставлял на утро хоть глоток. Тот глоток приводил его в какое-никакое чувство. Становилось возможным хотя бы умыться. Он умывался, иногда ел что-нибудь, чаще вообще не ел, надевал куртку и шел в магазин. Благо - рядом.

Часам к одиннадцати приезжала Маргарита, корила или журила, иногда кричала, но все реже. Он видел, она пытается найти какие-то новые точки, новые рычаги воздействия. Пусть ищет. Ему, по большому счету, все было безразлично.

Месяц назад он в последний раз видел Ольгу. Казалось, больше уже не приблизятся друг к другу, даже никогда не встретятся. Он в последнее время вел очень замкнутый образ жизни, на улицу и то почти не выходил. Ей он не звонил. Она тоже молчала.

Позвонил Вовка. Юбилей - сорок лет. Придешь? Нет. Приходи. Нет. Будут только свои. Кто?

Олег, Слава, Наргиз с мужем, еще двое, трое. Приходи.

Он пошел, вопреки первоначальному своему намерению, вопреки здравому смыслу. Его толкало изнутри. И, разумеется, она была там. Весь вечер они честно делали вид, что едва знакомы. Не для окружающих делали - друг для друга. И сорвались одновременно и страшно, как только остались одни на темной улице. Он повез ее к себе.

Это было прощание. До утра. К утру его берлога пропахла коньяком, болью и ее духами. Они впервые не разговаривали. А утром молча расстались.

Марго, явившись как всегда к одиннадцати, учуяла неладное, но промолчала. Не иначе, по тому, что он, проявив добрую волю, без понуканий уселся за работу.

А он смотрел в экран ненавистного агрегата и отчетливо, почти по слогам проговаривал: все, все, все.

Прошедшей ночью Андраг понял: он может сделать Ольгу своей рабыней, заставить забыть дом, близких, всю прошлую жизнь. Он ее сломал. Но он ее не позовет. Никогда.

Лучше, останется в этом мире навечно, проживет тридцать три человеческие жизни, переживет всех врагов и друзей, выиграет сотню поединков…

Потому что, если он выполнит задание Совета, его вернут обратно. А ее - нет.

Какая разница?

Есть разница!

Ольга позвонила. По голосу - плачет. Ему стало нехорошо. На звонок прибежала Маргарита и вопросительно уставилась. Она с некоторых пор завела моду не только торчать рядом, когда он разговаривал, но и потихоньку брать параллельную трубку. Он ее понимал, однако, ей было совершенно нечего делать в их разговоре.

Она сразу догадалась - кто. Теперь не уйдет. Но ты же все решил. Ты все здраво просчитал, измерил и взвесил… Болело так, будто на грудь поставили копыто - хуже любой физической боли.

Он даже не предполагал, что так может болеть. Но через это следовало пройти. Иначе - ты не дракон.

— Мне плохо без тебя, - всхлипнула Ольга.

— Это не страшно, - мертво отозвался Вадим.

— Я собираюсь уехать.

— Зачем?

— Вместе с тобой.

— Нет.

— Ты с ума сошел! Почему нет?

— Нет.

— Но ты же…

— Нет.

Из коридора падал свет, глаза Марго отсвечивали зеленым. На миг показалось, зрачки стали вертикальными. Она слушала, сжав кулаки.

— Тогда скажи мне открытым текстом, - потребовала Ольга. - Скажи, что бы я услышала: я тебя не люблю, ты мне не нужна. Скажи!

— Нет… Не люблю, - наконец выдавил Вадим.

Трубка осторожно легла в гнездо. Копыто на груди не хотело отпускать. Ангарский пошатываясь, двинулся мимо женщины, которая присутствовала при разговоре, мимо стола, мимо света к двери в темноту.

Маргарита остановила его уже на пороге, кинулась на шею, закричала, заплакали. Она что-то ему втолковывала, пыталась даже трясти его.

— Отпусти. Я только схожу за пивом.

— Я с тобой.

Копыто навечно пвечаталось в грудную кость. Вадим послушно одел куртку, дождался, пока оденется Марго, и побрел под ее причитания в магазин.

Дракон внутри свернулся клубком. На боку подрагивала единственная оставшаяся серебряная чешуйка.

Их отношения с Маргаритой перешли в иную форму, что ли. Если он был пьян, она уезжала. Если трезв - укладывала его в постель. Она прекрасно знала, что является для него лучшим лекарством, и лечила изо всех сил. Забудет. Всех забудет. Останется она. И он на некоторое время забывал.


***

Вечер накатывал черным валом. И черным же валом катил алкоголь по венам. Голову уже по настоящему обнесло. Все связное вылетело к чертовой матери. Ноги едва держали. Еще чуть-чуть, и можно падать на диван. Только телефона дождусь. Прорежется, запаникует бешеной кукушкой, а за тонкой мембраной - женщина, которая тебе добра желает. А сам ты его тоже хочешь. Пошел на хрен, Высокий Господин, привыкай жить как люди. Звонка ведь от Следящих не было. А мне он и не нужен. Я и так знаю… Ольга… Или кофейку хлебнуть? Мысль достойная. Можно будет телек посмотреть. Не включал… Сколько? Не помню.

Кофе растворил кисельно плотный туман в голове, но против ожидания депрессуха не навалилась, как оно обычно случалось. Зато сон улетучился. Только работу себе наделал этим кофе. Слоняйся теперь по квартире, или иди смотреть, как в телевизоре машут крылышки от прокладок. Еще чуть чуть, и кроме них ничего там махать уже не будет.

Вадим полез в стол. Все книги на полках читаны, перечитаны. В столе тоже ничего нового, а вдруг отыщется какая-нибудь любимая, но давно забытая? Если и тут облом, полезет в интернет.

Оттуда можно скачать…

Оба отделения тумбы завалились бумагами. Книжки по одной плавали в этом бумажном море, но все какие-то не те. Под руку попался Кафка. Когда-то Вадим использовал его как место для заначки.

Тихая была книжка непосещаемая посторонними. Зачем им понимать, зашифрованные в ней простые истины? Крму те истины вообще нужны? Только дурной дракон ищет, копается, жаждет примитивно глубинного смысла. Некоторые люди называют его смыслом жизни. Да разве ж докопаешься? Эту хрень надо искать на просторе, когда есть ты ветер, солнце и стихия. Когда тебя вот-вот схватит и закрутит дурная вода; когда есть только ты и порог.

Я тебя возьму!

Я тебя взял!

Упертое в грудь копыто, слегка шевельнулось. Только не думать, только не вспоминать. Это надо загнать в самую глубокую глубину, туда, где обитают одни рептилии, где сидит страшно сильный и страшно одинокий дракон. Ему с воспоминаниями справиться под силу. Вадиму - нет.

Книжки не нашлось. Разогнув ноющую спину, Ангарский потянулся к другой тумбе стола. Но дверца оказалась запертой. Сам что ли закрыл, да забыл? Вполне возможно. Он не очень в последнее время сосредоточивался на повседневном. Все ключи висели на одном кольце. Однако ключика от тумбы не нашлось. Затерялся? В груди ворохнулось любопытство. А что если за дверцей отыщется именно та книга, которая ему все и объяснит? В ящике с инструментами валялось много всяческого железного хлама. Перебрав не менее десятка ключей, Вадим подобрал нужный и заветная дверца наконец поддалась.

Н-да! Тумбочка оказалась практически пуста. Только на верхней полке лежали какие-то бумаги.

Ни пылинки. Аккуратная стопка документов упакована в прозрачную папку, застегнутую пронзительно синей кнопкой.

Рука сама потянулась. Не закрывал он эту тумбу. Никогда даже мысли такой не приходило.

Теперь он точно вспомнил.

Вадим вытащил свою находку, осторожно положил на стол и включил лампу.

Тьфу! Ну конечно, он ворвался в царство Марго. Договоры, накладные, ведомости…

Он пальцем отогнул часть документов и прошелестел как пачкой денег. Смешно. Зачем только сюда полез? Ах да, книжку искал. Тихо шифером шурша, едет крыша неспеша.

Договор. Ведомость… Марго ежемесячно отчитывается, где-то там, перед кем-то там. Он никогда не вникал, подписывал, если она подсовывала ему документы, неглядя. Ни один налоговый инспектор к ним пока не привязывался.

Вадим уже собирался сунуть бумажки на место, когда на глаза попалась цифра. Ни хрена себе!

Наверное черновик. Марго чего-то там не так насчитала. Он глянул следующую страничку. Цифра итога, стоявшая внизу, его еще больше озадачила. И не черновики они были вовсе. Наоборот, самые, что ни на есть настоящие документы. Только по ним выходило, что в их мизерной фирме трудятся аж тридцать семь человек. Вот и фамилии. Ни одной знакомой, отметил Вадим. Против каждой - цифра зарплаты. Месяц-то какой? Ах прошедший! Так, накладные… Счет фактура… Налоговая квитанция…

Вадим откинулся на спинку вращающегося кресла. По суме налога получалось, через их сраный

"Сигнал" за месяц прошло не меньше миллиона рублей. Тридцать тысяч долларов, если не размениваться на ежедневные биржевые качания.

Ай да Солоха!

Вадим минут десять сидел с закрытыми глазами, откинувшись затылком на стену. Пальцы бессознательно теребили краешек прозрачной папки.

А что собственно произошло? Да - ничего. Глупышка. Могла бы и сама ему все рассказать, не рисковать: вдруг найдет, вдруг вникнет. Нет, не могла. Она никогда не сможет понять, что ему

БЕЗРАЗЛИЧНО, сколько там нулей в "и того"? Да хоть девять!

От неподвижного сидения заломило спину. Вадим пошевелился. Открыл глаза. Обежал взглядом кабинет. Странно, как в первый раз смотришь. Мебель, вещи, тряпки - незнакомы. Будто впервые сюда попал. Документы на столе тоже чужие. Зачем он их достал? Зачем было рыться! Собака зарыта… А дракон откопал. Зачем?

Он аккуратно подравнял листочки и засунул в папку. Опять пришла спокойная мысль. А что собственно произошло? Ну, узнал он некую тайну близкой женщины. Ну не такова она, от коей можно прийти в романтический восторг. И только-то? И, что под всеми бумажками стоит его подпись - понятно. Он - никто, ветер в поле. Случись напряг, ему проще простого исчезнуть, затеряться на бескрайних просторах страны. Не Марго же, в самом деле, пускаться в бега.

Пронзительно синяя кнопка звонко защелкнулась. Осталось сунуть папку на место и забыть. Он собственно уже и потянулся, когда в двери заскрежетал ключ. Вадим вздрогнул. Если - посторонние, лучше им папочку не показывать. Если не посторонние - по закону жанра его ожидает пуля в лоб. Надо же, какая дурь придет в голову! Это всего лишь Марго.

По коридору процокали ее каблучки. Она ворвалась в кабинет, внося в душную, застоявшуюся атмосферу свежий, хрусткий холод. И споткнулась, будто натолкнувшись на стену. Взгляд остановился на папке.

— Ты за мной шпионишь?! Эта тварь тебя подбила!

— Нет.

— Врешь! Вы договорились! Я же чувствовала, что ты мне все время врал.

— Нет.

— Отдай папку.

— Возьми.

Она схватила прозрачный пакет и стала засовывать его в сумку. Папка не лезла. Марго ругнулась, надавила. Сумка изнутри натянулась уродливым углом. Она попыталась застегнуть. Замок сломался, оторвалась собачка. Колкая железка больно впилась в палец. Женщина зашипела и остановилась. Она будто только что увидела себя в комнате, против, равнодушно, оглядывавшего ее мужчины.

— Вадик, я все это делаю для нас. Только для нас. Мы же собирались уехать. Я хочу, что бы мы нормально жили. Мы купим квартиру…

— Могла бы с самого начала все мне рассказать. Разве я против?

— Я хотела, но ты связался с этой.

Марго рухнула на диван. По лицу катились слезы. Губы дрожали. Сумку она прижала к груди.

Она верила в то, что сейчас говорила. Он ей тоже верил. Как верил всегда. Верить Марго было удобно.

— Там везде моя подпись, - напомнил Вадим.

— Но ты же генеральный директор. Вадик, я прошу тебя, давай все забудем. Я выкину эти документы. Только, пусть все останется между нами. Я же никому не рассказала, о строительстве.

— О каком строительстве? - Вадим не сразу сообразил, о чем это она. А когда сообразил…

— И что там произошло?

— Ты меня тогда обманул! - оправившись от первого потрясения, Марго пошла в наступление. -

Ты обещал мне все рассказать, но отделался двумя словами. Драка, да? Драка? Я не поленилась, заплатила и выяснила, что случилось на стройке, где ты вместе с бомжами трудился. Там человек пропал. Ты в тот день ушел якобы в больницу, а вечером пропал один из строителей. Не надо быть профессором, чтобы сложить два и два.

— Тело нашли? - равнодушно спросил Вадим.

— Да! Представь. Его обнаружили через два года. Человеку кто-то свернул шею. На тебя конечно не подумали. Никто ведь не знает, что иногда у тебя появляются совершенно нечеловеческие способности.

— Действительно, никто не знает, - криво усмехнулся Ангарский.

— Но я же не побежала на тебя доносить, - спохватилась всплакнуть Марго. - Я тебя люблю. Мне все равно, что ты там натворил.

— Я тебя - тоже, - ровно отозвался Вадим.

Марго вскинула на него заплаканные глаза и даже качнулась. Закрепить успех, констатировал про себя мужчина. Но женщина все же была достаточно умна, поняла, не стоит перегибать; невидно сосредоточилась и откачнулась назад. Она ждала последнего слова. Почти уже выдавила из него, почти добилась…

— Я, разумеется, никуда не побегу, никому ничего не скажу. Можешь спать спокойно.

— Без тебя? - напряженно спросила Марго.

— И со мной тоже. Только не сегодня, ладно? Мне надо отдохнуть.

Она вскочила. Лицо в миг стало злым. Слезы высохли.

— Оставайся! Но если ты позвонишь этой, я все равно узнаю. У меня такая интуиция, я завтра же пойму, что ты с ней опять связался.

— Не позвоню.

Пыльные полупустые полки, старая обтерханная штора на окне, развороченный стол… Что он тут делает? Как он вообще сюда попал? Как он тут жил столько лет? Или не жил? Доживался.

Дожидался. Дождался.

Черная пустота вовне сомкнулась с черной пустотой внутри.

А где-то люди живут на свете, друзья сидят за водкою…

Только и осталось. И так ее родимой вон сколько выпито за последние годы. Собственно, ничем больше, исключая, разумеется, работу на благо фирмы, он и не занимался. Хотел поехать на парусную регату, Марго отговорила. Светил денежный договор. Как было отказаться! Не поехал.

Потом по телевизору увидел Леху. Леха постарел. Вадим едва его узнал. Но говорок коренного волжанина остался прежним. На голове - бандана в цветочек. И плевать ему, что парус на его яхте из полиэтилена, что на соседней красавице океанских статей отдыхает девушка в бикини, которой

Клудия Шифер в подметки не годится, а у него за спиной только жена мелькает. Он вышел на регату.

Я тебя возьму!

Не взял. Разве в этом дело?

Так ли уж важно, победил ты или нет? Взял порог, или он тебя выплюнул на берег мокрой, покоцанной кошкой? Может быть правильнее, главнее вообще выйти на бой, не зная, победишь или нет; даже, останешься жив или нет; сделать шаг на удачу, наугад, не представляя, во что твой шаг обернется, или заранее зная, что шаг этот - заведомая глупость, которая ничего тебе не принесет, кроме запоздалых сожалений?

Вадим открыл глаза. А что, собственно произошло? Да - ничего. Все что могло случиться важного, случилось месяц назад. Остальное - сон наяву. Переживет. Завтра приедет Марго, вникнет в его настроения, и в соответствии с ними, предложит новые правила игры.

Они же просто играют. Не пошла старая игра, она придумает новую, что бы ему было комфортно, чтобы не отвлекался на посторонних баб, а попутно, чтобы копеечку приносил. И не хилую, надо сказать, копеечку.

Или она действительно затеяла отъезд? Нажилась двойной жизнью, набегалась туда сюда и решила все бросить, чтобы остаться с любимым?

Другое дело, он ей никогда больше не поверит. Будет слушать, кивать, соглашаться, делать вид, а перед глазами - строчки и цифры.

Вадим глянул на часы. С посещения подруги минуло полтора часа. Время летело - не заметишь.

А зачем оно мне? У меня его навалом. Могу поваляться на диване, могу посмотреть в мир или, например, послушать, о чем соседи думают. Нет, пожалуй, соседские думы мне никчему. Пожалуй, я лучше гляну, чем близкая женщина занимается. Табу? Какое табу? Никто не видел никакого табу.

Не было его. Была блажь дракона, решившего, что он человек.

Андраг сосредоточился. Расстояние до резиденции Васьковых отнюдь не маленькое. Никакой уверенность, что получится. И что? Не пробовать? Вадим криво усмехнулся. Он попробует, он теперь все перепробует.

Марго плакала, примостившись на изящной табуреточке в кабинете господина мужа. Г-н

Васьков, опустив голову, восседал за столом. Из-за нахмуренных бровей выползало на лоб, заслонив все остальные черты, белое родимое пятно. Ресницы на этой половине - тоже белые - хлоп, хлоп.

Карандашик по столу - стук, стук.

— Ты уверенна, что он не проболтается?

— Уверенна.

— А я - нет.

— Он сказал, что это останется между нами. Я ему верю.

— Ты же сама говорила, что он все время врет.

— По мелочам - да. По крупному, он меня ни разу не подвел.

— Но в ваши отношения вмешалась…

— Он ее прогнал. При мне. Он не может к ней вернуться после того, что наговорил.

— Слушай, брось! Я не понимаю, кому ты тут морочишь голову, мне или себе. Мне глубоко наплевать, кто там тебя трахает и в каких позах. Но мне не все равно, что будет с деньгами. Когда ты открывала вашу фирму, ты гарантировала, что все пойдет гладко, иначе я не отстегнул бы тебе такой процент. Согласен, первые два года ты ничего от меня не получала. Ты в праве была возмущаться, но потом-то я восполнил эту прореху с лихвой. И что, теперь, когда пошли настоящие деньги, все ставить в зависимость от настроений алкаша?

— Если, - задохнулась Марго, - хоть волосок упадет с его головы…

— Что ты сделаешь? - ехидно спросил муж.

— Все расскажу Марату.

Как не вовремя! думал господин Васьков. Как же не вовремя! До окончания многоходовой комбинации, в которой не последнюю роль играла фирмочка Марго, осталось совсем немного.

Можно сказать - завершающий аккорд, и жена остается в семье, и деньги ее тут же, и ненавистный алкоголик, отправляется в отвал. Марат. Ой, Марат… Ибрагимович… Или удасться оттянуть?

Марго умна, хватка у нее просто таки акулья. Она чего доброго и в самом деле заставит своего любовника молчать некоторое время. Не долго, разумеется. Когда речь идет о таких деньгах - мертвый встанет, слепой прозреет, а дурак - соответственно - поумнеет. А поумнев, ее же, а через нее и г-на Васькова начнет шантажировать. Однако тут может найтись неплохой резерв для маневра.

— Маргарита, согласись, я к тебе хорошо отношусь. Я несмотря ни на что тебя люблю. Ты имела возможность в этом убедиться. Но под ударом на данный момент оказались не только мы.

Марат… Тень подозрения, и от нас с тобой не останется мокрого места. Ты можешь гарантировать невмешательство твоего… героя в дела хотя бы еще месяц? Делай что хочешь, но что бы он молчал.

Через месяц я закончу все дела. Тогда он может со своими подозрениями идти хоть в минфин, хоть

ФСБ. Мы будем уже в столице. Кстати, если он будет себя хорошо вести, можешь забрать его туда с собой.

Маленькая и несчастная Марго всхлипывала, сидя на стульчике. Г-н Васьков вышел из-за стола и потянулся к темному хрустальному кувшину. Тот оказался пуст.

— Принести тебе вина? Или воды?

— Воды.

Он вышел. Женщина перестала всхлипывать. Глаза сухо заблестели. Она выпрямилась, ударила себя кулачком по колену.

Она все сможет. Только бы уговорить Сашу, дать ей немного времени! У него своя игра, про которую Марго знает, больше, чем он думает. Нужно только немного времени. Она доведет до конца свою комбинацию, тогда и деньги, и семья, и положение в обществе, и Вадим останутся при ней. Она никому ничего не отдаст. На Марата тоже есть управа. Он давно ее обхаживает… Но

Вадима она не отдаст! Она его любит. Он останется при ней.

Дальше можно было не смотреть. Сейчас г-н банкир принесет жене воды. Она выпьет, успокоится. Они договорятся, как договаривались все эти годы. И - в светлое будущее. В столицу.

Можно не беспокоиться, ничего г-н Васьков любовнику своей жены не сделает. Марго не позволит.

Умница, красавица, горячая, нервная любовница - женщина - одна на миллион, как выразился

Марат Ибрагимович. Ему тоже немного отломится, она уступит.

"Аляска" легким теплом легла на плечи. Поверх шапочки можно нахлобучить капюшон - никакой ветер не проймет. Ботинки, правда, слабоваты, но Вадим не собирался долго гулять, только немного пройтись перед сном. Надо успокоиться. Что, собственно, произошло?

Ни-че-го!

Державшийся две недели лютый мороз, отпустил. С утра бледно синее небо зарябило мелкими, подметенными облаками, на смену которым уже в сумерках раннего вечера пришли настоящие метельные тучи. Оно как дожидалось. Стоило пройти до конца дома и вывернуть на проспект, как ударил шквал. В лицо полетел снежный заряд.

Давненько вы, Высокий Господин, не гуляли по зимней ночи. Вспомните-ка молодость. Скоро новый год. Ветер сорвал с выставленной елки единственную пока, плохо закрепленную гирлянду, и кинул в сторону Вадима. Поземка подхватила, поволокла извивающуюся бумажную змею.

Как зовут тебя сестрица? Тускло-цветастая, шелестящая, бумажная драконица обвила ноги, попыталась зацепиться, но не смогла. Ее рвануло, подхватило и зазмеило дальше. Прощай, сестра.

Вокруг зажженых фонарей кружились мириады серебряных снежинок, делая их похожими на штормовые огни летучего голландца. Порыв - снежинки сдуло, по глазам безжалостно хлестнул холодный свет.

Вадим зажмурился и некоторое время брел в темноте. Внешний мрак, проникнув внутрь, угнездился там, начал разрастаться. Скоро от человек-негатива вообще ничего не останется. По улице ветром повлечет сгусток темноты, кинет в простор речного русла, перенесет на ту сторону и запутает истончившийся остов в потусторонних лесах. Останется эхо.

Можно двигаться вовсе не раскрывая глаз. Упрешься в стену или упадешь в яму, все - приключение.

Налетел на мужика, тот матюгнулся. Вадим пошел дальше. Пурга смазала очертания домов и улиц. Сколько ни топай, такое впечатление, остаешься на месте. Чтобы вырваться из лабиринта одинаковых домов, он пошел быстрее. Наконец улица вылилась в набережную, за которой вообще ничего, кроме мечущегося снега.

Он не хотел сюда идти. Так получилось. Ноги сами принесли. В конце набережной возвышался дом в форме трилистника. Одиннадцать этажей. Шесть подъездов. На четвертом этаже корпуса, развернутого окнами к реке, жила Ольга.

Если обогнуть дом, выйдешь к остановке автобуса. Надо бы поторопиться. Руки уже замерзли, ничего не чувствуют. Губы заледенели, доведись слово сказать - не получится. Ледяной сквозняк с реки выдул тепло из-под "аляски".

Вадим вспомнил, как замерзал на пустыре. Каким же он тогда был свободным и по сути счастливым. Иди куда хочешь, делай, что хочешь. Судьба тебя сама найдет. Нашла! Тогда его нашла

Ольга, а получилось - судьба. Как все странно обернулось через много лет.

Фонари горели, освещая, прочерченный снежными закосками, путь к ее дому. Любую дорогу следует пройти до конца. Сентенция не для данного случая, разумеется, зато как вовремя выскочила. Да и остановка где-то там недалеко.

Каждый шаг давался с таким трудом, будто он продирался сквозь ледяную воду. Мало того, в той воде плавали острые ледышки, норовя изрезать попавшего в нее человека. Не посмотрит, что он не совсем и человек даже. Изрежет, нашинкует мелкой стружкой и смоет в реку.

Шаг, еще шаг. Ее руки на груди, на плечах, на спине… Горячая волна прошла по телу, ударила в затылок. Они больше никогда его не обнимут. Она больше никогда не позвонит, не скажет коротко: приезжай. Он больше никогда не понесется к ней навстречу, оставляя за спиной любые резоны и выгоды, только для того чтобы увидеть, услышать, почувствовать.

Холодный обруч охватил голову - ветер - никакой капюшон не спасает. Вадим отвернулся от шквала и попятился. Обруч не отпускал. Ничего, осталось совсем немного. За домом остановка. Он спрячется от ветра за стенкой павильончика, переждет, оттает, потом приедет в свой офис - слово то какое поганое! - ляжет на продавленный диван, включит телевизор. И что дальше?

Он дико замерз, как еще сохранялась способность мыслить; но не торопился, шел все медленнее.

Ее дом надвинулся, пестро светящейся громадой. Окна, окна, окна: синие, красные, желтые; блеклые занавески, яркий свет, тусклый свет. Мертвенный свет телевизора.

Вместо остановки Вадим свернул к реке.

Ее окно светилось. Не замечая холода, да и вообще ничего, он остановился под фонарем на кромке тротуара, на границе жилого человеческого поселения и обрыва. Набережную в этом месте не достроили. Ни тебе ограждения, ни ступеней, ведущих к руслу - просто обрыв, с которого вниз змеилась узенькая ледяная тропинка - ребятишки протоптали, по своим детским делам. Вадим заглянул за край. Тропинка изгибалась и пропадала за высоким наносом. Если немного спуститься, ветер не будет так донимать.

Пока смотрел вниз, ее окно погасло. Понятно - Радзивиллы отправились спать.

Он тоже сейчас пойдет. Только чуть отогреется и отдохнет: сядет в снег за сугробом, еще посмотрит на ее окна. Там уютно, тихо, никто не мешает. Вокруг, вообще, ни души. Город как вымер. Ветер сечет, не разбирая живое - не живое.

Он еще раз глянул.

Темнота.

Он сам так решил.

Дракон свернулся, уложив голову на крыло. По коже волнами ходила дрожь. Тонкие кожистые веки вздрагивали. Ему, как и Вадиму было нестерпимо холодно… и пусто. С боку сорвалась и покатилась, мелодично звеня, последняя серебряная чешуйка.

Вадим уже шагнул в сторону, ведущей вниз ледяной тропинки, когда за спиной кашлянули.

Обернуться оказалось не так-то просто - заколодел. Пока разворачивался, успел подумать, только ведь никого не было. Если там отморозки с просьбой закурить, даже сопротивляться не станет.

Пусть режут. Так даже быстрее выйдет.

За фонарем, на грани видимости, на самой кромке скупого дергающегося света мелькала приземистая фигура. Ангарский, молча, смотрел в ту сторону. Неужели прохожий задержал ради пустого вопроса? Ворохнулось раздражение: пусть проваливает, пусть они все от него отстанут. Он больше не хочет…

Человек шагнул в круг света.

Левский!

Его Андраг узнал бы и через сто лет. Врезался парень в память, не вырубишь. Сколько раз после поединка, Вадим хотел найти этого человека. Зачем, спрашивала Марго. Действительно, зачем? В подручные не возьмет, в учителя - тем более. Хотя… И тут же ударила другая мысль: за ним послали убийцу. Левский и есть киллер. Ай да Александр Викторович! Не решился таки подставлять финансовую операцию под удар. Чем доверять хитроумной супруге и ее любовнику, лучше того любовника вывести из игры вовсе. И антураж соблюден: зарезали парня, бо прогуливался в ненужном месте, в ненужное время.

— Ты пришел меня убить? - напрямую спросил Вадим. Чего церемониться-то?

— Убить? - глухо прозвучало из-под фонаря.

Голос у каскадера изменился. Один к одному - давний, злобный враг, желавший извести молодого дракона еще в Долине. Глаза в глаза - Константин Левский. Зажмуришься…

Ангарский качнулся за предел света в мутную круговерть, подальше от человека. Тот шагнул следом.

— Я пришел забрать тебя с собой.

— Стоит ли напрягаться? Убей тут. Я не вооружен.

— Я пришел забрать тебя с собой.

— Кто тебя послал?

— Никто.

— Тогда уходи.

— Андраг.

— Что!!!

— Приговор исчерпан. Ты свободен.

Андраг смотрел из темноты на невысокого, широкого в плечах человека. Длинные серебряные волосы падали на плечи. Снег, наверное… Брови тоже белые. На нем не было шапки. Ветер свободно трепал подмерзшие космы.

— Кто ты?

— Барон Старой крови Андраг-старший.

— Мой отец?

— Да.

— Я ничего не понимаю! Я же не выполнил ни одного условия.

— Ты выполнил все как должно.

— Значит: суд, Совет, приговор - фикция, розыгрыш?

— Нет. Они настоящие. И приговор они тебе вынесли настоящий.

— Я ничего не понимаю, - беспомощно повторил Андраг.

— Ты слишком долго жил среди людей. У них все линейно: преступление - приговор - стенка.

Ты забыл, что главный суд над драконом вершит Высокое Небо. Или не знал? В новом Кодексе, кажется, нет такой статьи. Молодые забыли, что кодексы драконов пишутся на Небесах. Все, между тем, очень просто: ты не совершал преступления, за которое тебя судили, значит: приговор неправомерен.

— Зачем же тогда все?

— А ничего и не было. Это просто первая линька. Она самая болезненная.

— И нашего поединка не было?

— Был. Если бы ты его выиграл, твое пребывание здесь продлилось бы намного дольше. Ты не разменял чести. Ты сдался более достойному бойцу. На все - Высокое Небо.

— А враг?

— Дракон справедлив и милостив, но есть преступления, которые нельзя прощать. Что бы ни взывало к прощению.

— А… женщина? - Андраг не захотел произносить перед посторонним, в сущности, чужим ему существом имени. Андраг-старший понял и чуть помолчал, как по покойнику.

— Тут не властен никто.

— Даже Небо?

— Даже Оно. Женщина остается вечной болью. Это одно из условий возвращения.

— Я туда не вернусь.

Вадим еще кричал, еще хватал заледеневшими губами колючий воздух, а дракон внутри уже поднимал голову. Кожу покрыл ровный слой тонких серебряных чешуек. Человек еще корчился, а дракон уже расправлял крылья.

— Наш путь лежит совсем в другую долину, мой сын. Твой замок уже там. И девочка в зеленом платье, сшитом из занавески, подметает ритуальную тропу. Твой мажордом всех выгнал на субботник. Дом готов принять своего хозяина, люди - своего господина.

— Но я все еще ни понимаю… - одними губами прошептал Вадим.

— Мы не люди. Драконов воспитывают иначе. Вперед!

Вместо рук у Левского выросли два белых крыла. Хлопок, и ветер поднял над обрывом длинное мощное тело. Еще хлопок, второе, такое же извивающееся тело присоединилось к первому.

Старший взревел, выплескивая в ночь столб огня. Андраг заложил широкую дугу, в последний раз оглядывая ночь, город, ее дом, ее окно.

— Я смогу сюда возвращаться?

— А ты захочешь?

Андраг закричал как от боли. Столб огня ударил в небо.


***

Ольга стояла у окна. За спиной молчала темная комната. Чужая комната, чужой дом. Сколько лет она была тут хозяйкой! Она обживала вещи, вживалась в них. Она была женой, матерью, другом, помощником, товарищем. Она все время кем-то была.

Пока не стала просто женщиной.

Только в его руках она поняла, что можно быть просто женщиной. И ничего другого уже не надо.

Не греет тепло, не светит свет, не нужны ни слава, ни богатство. Если это - любовь, как же страшно любить. А терять? Когда остаешься совсем одна с чужими вещами и чужими, когда-то родными тебе людьми?

За окном ветер носил по пустынной набережной космы метели. Мир опустел Она так теперь и станет жить в пустом мире. Ее, разумеется, сочтут сумасшедшей. Ей это безразлично.

В метели замаячила одинокая фигура. Ее то скрывало совсем, то выхватывало порывистым светом фонаря. Ольге показалось, она узнает, кто это. Присмотрелась. На набережной стояли уже двое. Один высокий, ссутулившийся от холода, другой низкорослый с развевающимися волосами.

Или это метель завивает? Ничего толком не разобрать. Два бродяги столкнулись и думают куда податься? Скорее всего.

Простая житейская мысль чуть отвлекла, а когда Ольга глянула, под фонарем уже никого не было. Только взъярившаяся пурга захлестнула пространство, рисуя свои причудливые картины. В них две гигантских птицы расправили снежные крылья. Два раза полыхнуло и сразу за тем - два раската грома.

Зимняя гроза редкое зрелище.

Ольга сорвалась с места, заметалась по комнате, выбежала в прихожую, схватила с вешалки пальто и кинулась за порог. Быстрее! Быстрее на крышу. Она давно припасла ключ от чердачной двери. Чердака собственно и не было. На плоскую кровлю вела лестница и маленький тамбурочек.

Я схожу с ума.

Ну и что?

Я не могу больше!

Пусть лучше так, чем жить в пустоте. Пусть лучше небытие, чем постоянная боль, которая хуже любой физической. Но боль не самое страшное. ЕГО больше не будет никогда. Она поняла это как то сразу, в одно мгновение.

Две гигантские белые птицы кружили в небе. Она полетит за ними.

Она была уже на крыше. Позади остались десять шагов до края, до невысокого парапеты. Надо сделать еще два…

Ольга обернулась. От двери тамбура к ней бежал муж.

Загрузка...