Затем меня посетила другая мысль, настолько ошеломительная, что пригвоздила мое тело к ложу. Я пытался отбросить ее, загнать в самые глубины подсознания, а когда понял, что не могу, постарался просто не замечать ее. Но тщетно, она жалила меня словно взбесившаяся оса, просачивалась через все преграды, возведенные мной, сияла так ослепительно, словно палящее солнце, даже закрытые глаза не спасали от такого яркого света.
Я глупец! Идиот, дурак и бестолочь! Только слепец или придурок, вроде меня, мог не замечать столь явную несуразицу. Предательство Маленкорха. Его не было! Не собирался, чертов маг сносить стены и впускать орду Тьмы. Это все бред моего воспаленного воображения. Боже! Как же горько сознавать, что я сам, своими же действиями, довел дело до плахи палача.
Только сейчас, оставшись один взаперти, осознание этого стало столь ясно, что я, стиснув зубы, тяжело задышал. Я сам себя привел на край гибели. Я сам явился к Пелерину, верному стороннику Маленкорха, и сам же выложил ему свои подозрения. А он, после моего ухода, конечно же доложил о моих словах магу. И они решили просто не мешать мне. Я ничего не буду делать? Отлично! Маленкорх уничтожит все воинство Тьмы, явившееся под стены Бастиона. Честь и хвала ему!
Я задумаю помешать ему? Тоже отлично! Ведь, потом он сможет обвинить меня в предательстве, что собственно и сделал. А если бы я решил убить его? Думаю, Маленкорх изначально дал распоряжение своей страже, если увидят меня с оружием — убить, без оружия — не мешать и задержать позже. Простенькая ловушка, рассчитанная на дураков. И я в нее угодил.
А как же Охренуэль, сидящий в Лабиринте Грез и заглядывающий в мысли окружающих? Да, никак! Нет его! Или он глубоко внутри моего мозга. Мой разум и есть Лабиринт Грез для него. А эльфы, чьи мысли он подсматривает — просто проекция, созданная в моем сознании, не имеющая ничего общего с реальностью. Вот и все. Теперь, точно все.
— Эй, Гун, решил выспаться перед смертью?
Грубый насмешливый голос вторгся в мои размышления. Пленный орк, мой сосед по заключению. Откуда он узнал мое имя? А, ну да, ведь Глендрик называл его.
— Хочешь выглядеть бодрым на казни? — продолжил орк. — Похвально. У меня так не получится.
— Почему? — задал я глупый вопрос.
— У тебя будет, как там сказал этот напыщенный жрец, казнь с последней надеждой.
— Что это?
— Я-то откуда знаю, — рассмеялся сосед. — но звучит обнадеживающе.
Звучит. Но, что на самом-то деле? Может быть, меня бросят связанного в котел с кипящим маслом, а последней надеждой будет попытка выпрыгнуть из него.
— Ты так говоришь, будто знаешь, что ждет тебя, — сказал я.
— Чего тут знать, сдерут кожу. Или здесь или сначала увезут в глубь Анорахада, будто сам не понимаешь.
Он говорил о своей участи, как-то по обыденному, словно о неприятной медицинской процедуре. Сдерут кожу и пойду домой, делов-то. А я тут убиваюсь по своей судьбе.
— Скажи, — вновь обратился орк ко мне, — за, что с тобой так жестко?
— За предательство, — я попытался вложить в голос, как можно больше сарказма.
— Вот как! — казалось орка ничуть не смутили мои слова. — А скажи мне, Гун…
Но договорить он не успел.
— Господин!
Громкий шёпот донесся из одного из отверстий под потолком.
— Господин мой, ты здесь?
— Кто это?
Мигом взобравшись на лежанку, я припал губами к струящемуся, умирающим днем, просвету.
Молчание. Затем встревоженный голос, все тем же громким шепотом спросил:
— Скажи мне, кого я узнала, там в логе?
Это что, та самая лоталли, как ее зовут-то? Одна из «малышек» Пелерина.
— Эм…одного эльфа, как там его, Гелик, нет, гелик это другое, Герлинг!
— Да, да. А кого искали.
— Я забыл твое имя, но к чему эти вопросы?
— Я хочу знать, что разговариваю с тем, с кем хочу поговорить.
— Домета! — вспомнил я имя рабыни.
— Да, да. Но скажи еще, кого мы там искали сначала?
— Сим, Симлархад!
— Да, да. Господин мой, как я рада вас слышать.
— Я тоже рад тебя слышать, — я недоумевал, зачем Домета пришла ко мне. — Но я не твой хозяин.
— Да, да. Но господин Пелерин умер, а я сказала всем, что он подарил меня вам, чтобы никто другой меня не забрал.
— А вторая малышка тебя не выдаст?
Зачем я это спросил — не знаю. Наверное, просто приятно, когда кто-то приходит к тебе в беде, даже, если просто поболтать.
— Нет. Господин Пелерин со своими, эм, странностями, но он часто бывал мягок с нами. А вашего сурового вида она убоялась.
Ну и рожа у меня!
— Хватит болтать, господин, — внезапно твердо сказала она, — готовьтесь!
— К чему?
— Когда вас приведут на эшафот, мы дадим сигнал и Аннека придет со всеми силами. Постарайтесь сбежать в этот момент.
Пока я думал, что на это сказать, она исчезла. Слова Дометы меня обнадежили и озадачили одновременно. Обнадежили тем, что появился хоть какой-то шанс избежать смерти, но вот как им воспользоваться. Что-то я сомневаюсь, что все вокруг разбегутся, завидев войско восставших рабов. Скорее всего ничего не выйдет, но будем держать в уме.
— Да ты настоящий заговорщик, — тихо рассмеялся орк. — Знатные плетешь интриги, вон даже рабы помогают тебе. Иногда, представители этого народца попадались нам в руки и ничего хорошего про эльфишек не говорили.
— И что вы делали с ними?
— Убивали, — мне показалось, мой собеседник при этих словах пожал плечами, — сотни лет рабства вытравили из них весь дух, они ни на что не годны.
Вот как, а вождь рабов, Аннека, надеется на помощь Тьмы. Тьфу, блин, этот пафос.
— Ты не сказал, как зовут тебя? — спросил я орка.
— Ты что серьезно не знаешь кто я?
— Ага, составлял заговоры и плел интрига, некогда было.
Орк усмехнулся. Затем его голос наполнился гордостью:
— Я Кемрас, верховный вождь орков Тульмарага.
— А кем был тот, Карган, кажется?
— Он был верховным вождем до меня, но ему повезло погибнуть в битве, хоть и от вашей грязной магии. Знаешь, когда Карган повис на этой непонятной штуке, вылезшей из-под земли, два ваших придурка принялись биться за право присвоить его доспехи и оружие. Варвары!
— А тульмарга — это что? — мне правда было интересно, как устроен мир за пределами Бастиона.
— Тульмарага, наша страна. У нас четыре орочьих королевства, одно из них Тульмарага, а ты думал — мы просто толпа дикарей, пытающихся сожрать вас?
— А зачем вы приперлись-то? Вся эта бодяга с эльфийской империей была давно, пришел мстить за своего пра-пра-прадедушку?
— Хе-хе, а если так? Но на самом деле, ох, да ты же ничего не знаешь о внешнем мире! Прожил всю свою жизнь взаперти на Анорахаде. Сколько тебе лет? Двести, триста?
Я не знал. Попытался пошарить в памяти, но Охренуэлю было параллельно на свой возраст. Быстрый ответ я не нашел.
— Не важно. Но зачем вы приходите сюда, если не из-за мести?
— Все дело в политике. У нас, как я сказал, четыре орочьих королевства, племя троллей, два гномьих государства и еще куча гоблинских кланов. Сам понимаешь, все пытаются отжать друг у друга куски земли получше, города побогаче, горные копи поприбыльней. Время от времени, появляется вождь, которому надо повысить свой авторитет. Он вспоминает, что на окраине мира еще живут эльфы, говорит всем о былых обидах, что несли наши предки, призывает к справедливости. Желающие получить кусочек славы и часть ваших богатств, у вас ведь есть богатства? А?
— Ладно, ясно. Типа Крестовые походы.
— Чего?
— Внутреннее напряжение сбросить, буйных подальше сплавить. Кто-то найдет славу, кто-то смерть, и воду будут мутить уже не так сильно.
— Ну, да. А тот вождь, кому удастся прорвать вашу стену, не знаю, встанет на одну ступень с богами!
Я промолчал.
— Наш нынешний вождь, король Гурвар, весьма добрый орк. Я бы сказал немного мягкотелый, он даже говорил, я сам слышал, что он пощадит всех эльфов, сложивших оружие. Ему важен принцип — уничтожить вашу стену и все.
К чему была эта пропаганда я не понял, раздались шаги, отблески факела заметались по стенам и Кемрас умолк.
Из мрака появились две фигуры. Одна — охранник, державший над головой чадящий факел, вторая — закутанная в плащ, с наброшенным на голову капюшоном, женщина. Я решил, что она одна из жриц Глендрика. Пришла, чтобы исповедовать меня или что-то типа того, и хотел уже велеть ей убираться, но тут женщина скинула капюшон, и я увидел огромные зеленые глаза и пухлые губки — Олета!
Я улыбнулся. Я не держал зла на нее, она такая, какая есть — известная своей правдивостью, и поступить по-другому Оленька просто не могла. Да и скажи она, что я действовал из чистых побуждений, навряд ли я бы сохранил жизнь. Вместо плахи палача был бы яд от Эфелиты или нож под ребра от остальных.
— Я пришла попрощаться, — произнесла она. — Мне жаль, что мои слова привели к такому результату.
— Такова воля Священного Света, наверное.
Я подошел ближе к решетке и взялся за прутья. Олета положила свою руку поверх моей, вздохнула.
— Если бы я только подумала к чему это приведет!
— Твоей вины нет.
— Все! — грубо скомандовал охранник. — Мы договаривались на пару минут, только попрощаться.
— Мне будет не хватать тебя, — прошептала эльфийка. — Я обещаю, сделаю все, что смогу, чтобы твое имя осталось чистым!
Перед тем, как уйти, она, неожиданно, припала губами к моей руке. Прикосновение ее горячих губ, словно след клейма, замер на пальцах. Я глупо улыбнулся, наблюдая за тем, как камеры и коридор вновь погружаются во тьму.
— Хе-хе, а ты прям везде успел, — раздался насмешливый голос из соседней камеры, — и с рабыньками и с эльфийками, кхм, хорошие отношения наладить.
Я не ответил.
— Ты прям, необычный эльф, остальные словно замороженные, — продолжил Кемрас, — хотя, поживи столько-то лет, все отморозится. Эльфийки, как-то поживее.
Спрашивать, что они делали с попавшими в плен эльфийками я не стал. Вместо этого я спросил:
— Откуда ты знаешь наш язык?
— Так вы тысячу лет тиранили нас, тут хочешь не хочешь, а выучишь. Общаться-то все равно, как-то надо, а эльфийским господам не с руки было учить звериное рычание остальных.
Он рассмеялся.
— Так это давно было.
— Ага, уж лет пятьсот, как эльфов изгнали.
— Так язык ты откуда знаешь? Тебе, что пятьсот лет?
— Не, тридцать. А язык ваш так и остался у нас, ну, когда, надо поговорить троллю с гоблином или орком, вот на нем и говорим. Не все правда, низким сословиям ваш язык ни к чему, королям, послам, купцам, вот им нужен, да.
«Низкие сословия», ну-ну, кто-то мне тут недавно заливал про «отвратительное рабство».
Из отверстий под потолком потянуло холодно. Видимо снаружи наступила ночь. Сидеть таращась в темноту, в ожидании смерти? Нет, таким макаром завтра на эшафот приведут трясущегося безумца. Визит Олеты придал мне сил. Ничего другого, как смириться со своей участью, не остается. Где-то на задворках сознания запрыгала трусливая мыслишка, а вдруг, когда мои дни здесь закончатся, я просто очнусь в своем мире.
Хорошо бы, конечно. Но внутреннее чувство говорило мне, что на такую удачу лучше не рассчитывать. Но как же хотелось этого. Ладно, завтра узнаем.
— Кемрас, слышишь?
— Что?
— Я решил последовать твоему совету.
— Какому?
— Выспаться перед смертью.
Смех из соседней камеры запрыгал по каменному мешку.
— Тебе ведь надо выглядеть достойно пред своими женщинами!
— Ну, да. Я рад, что познакомился с тобой, Кемрас, хоть и в таких обстоятельствах.
— Ну, на поле боя мы бы не смогли так задушевно побеседовать.
— Прощай, Кемрас.
— Рано еще, попрощаемся утром.
Я завалился на лежанку, слушая, как вождь орков укладывается на свою. Сон не шел. Зато Кемрас засопел мгновенно. В голове крутились несвязанные образы и мысли, я уже почти провалился в сон, когда послышались шаги.
Не темница, а какой-то проходной двор! Я открыл глаза и сел. Свет медленно приближался, но запаха дыма я не чуял. Стража всегда приходит с факелами, а вот Глендрик, помнится, пришел с лампадой. Неужели маг вернулся. Интересно зачем.
Но вместо жреца передо мной появилась Эфелита. Вот так неожиданность!
Стражи с ней не было, впрочем, как их не было и с Глендриком. Одно дело эльфийка пятого ранга и совсем другое высокоранговые господа. Никому не стоит слышать, что они говорят.
Высокая и изящная, она поставила лампаду на пол. Подошла к решеткам вплотную и прижавшись к ним чарующей грудью, прошептала:
— Подойди ближе.
Ткань ее платья, в полутьме я не мог определить цвет, натянулось, грозя порваться. В золотистых влажных глазах плясали искры, губы приоткрылись.
— Неужели, ты, Гунальф Веспар, боишься меня? — промурлыкала целительница.
От нее можно ожидать все, что угодно. Зачем она пришла? Всадить мне нож в живот? Какой в этом смысл? Завтра, топор или веревка палача сделают то же самое.
Я подошел вплотную и прижался к решетке. Я ощутил упругость ее груди, жаркое дыхание. Телу непроизвольно захотелось схватить ее, сорвать одежды, накрутить ее пышные рыжие волосы на кулак, заставив запрокинуть голову.
Будь же проклят Маленкорх, помешавший мне добыть голову Каргана! Как жаль, что он не предатель, а всего лишь хитрый, изворотливый интриган.
Эфелита сама прильнула ко мне, обняла. Одной рукой обхватив мой затылок, она прижалась губами к самому уху.
— Хочешь жить, мальчик? — прошептала она.
Обращение «мальчик» покоробило меня. Я не знал сколько лет мне, но сколько же живет она, если обращается к взрослому, много повидавшему эльфу «мальчик»?
— В полночь, — вновь зашептала Эфелита, — мои эльфы отвлекут охрану, ты услышишь, как сверху будут кидать камушки. Это знак. Ты спокойно покинешь темницу, а затем прокрадешься и убьешь Маленкорха!
Она пристально посмотрела мне в глаза.
— Затем, можешь идти куда хочешь. Не ты первый беглец или изгнанник в нашем обществе. Если согласен, просунь руку ко мне в лиф. Потрогай меня, мальчик, и найдешь ключ к свободе.
Не совсем понимая, что и зачем делаю, я сунул руку Эфелите в платье. Ощутил упругие, крупные груди. Кровь ураганом помчалась по телу, застучали молотки в голове. Я непроизвольно выдохнул, проникая все глубже между грудей Эфелиты. И тут мои пальцы нащупали нечто маленькое, холодное. На ощупь из металла. Подцепив предмет пальцами, я потянул руку на верх.
Все это время целительница не сводила с меня глаз, с замершей на губах улыбкой.
Когда, врать не буду, с сожалением, я освободил руку, у меня на ладони поблескивал небольшой ключ. Можно не сомневаться, он — точная копия ключа, запирающего замок моей камеры.
— Будь храбрым и Священный Свет обратит на тебя свой взор!
Эфелита отпрянула от решетки, присела за лампадой, глянула на меня снизу-вверх, прямо в глаза. Поднялась, улыбнулась и направилась к выходу.
Проходя мимо камеры Кемраса, она взглянула внутрь.
— Мерзость! — фыркнула Эфелита.
Вскоре, я опять остался во тьме.
Свобода? Спасение! Нет-нет-нет, с чего бы это Эфелите вдруг воспылать ко мне таким сочувствием. Она просто решила привести приговор в исполнение, так, как ей захотелось. Убить Маленкорха? Невозможно, его дом, как и жилища других вождей, охраняется так тщательно, муха не проскочит. Вот же ведьма! Решила и из моей смерти сделать развлечение для себя. Да и ее бойцы наверху. Может быть она дала им приказ убить меня сразу, как я появлюсь.
А зачем? Как же они все меня задолбали со своими интригами, заговорами и хитрыми планами. Может быть, открылись новые обстоятельства? Глендрик ведь что-то говорил о последней надежде. А Эфелита решила разделаться со мной сама, не дожидаясь утра.
Но все-таки, свобода! Шанс, уж куда надежнее, чем план Дометы, с нападением лоталли-повстанцев. Похоже, Эфелите необходимо подтвердить перед всеми мою ненависть к Маленкорху. Зачем, не знаю. Да вот дело в том, что маг не предатель. И убивать его сейчас нет смысла. Сыграю в свою игру! Поднимусь, если надо постараюсь отбиться или убежать от слуг целительницы. И разумеется, никакого Маленкорха убивать я не пойду. Затаюсь в лесу, а дальше будет видно.
Если бы я был уверен, что Маленкорх предатель, я бы доверился судьбе. Остался бы ждать казни, чтобы попытаться доказать свою правоту, хотя бы перед смертью. Но я уже убедился, что ошибался. Так, что ударюсь в бега!