От боли нож выпал из руки. Тело Каргана внезапно дернулось и выгнулось дугой. В его глазах отразился дикий ужас, он захрипел, зацарапал землю. Его доспехи треснули и слепяще-лазурный конус, вытянувшись из самой земли, пронзив тело орка, метнулся ко мне. Он не достиг цели, замерев прямо у моего лица. По его поверхности медленно стекали кровь и внутренности Каргана.
— И здесь неудача! — услышал я голос. — Везде, где появляешься ты — меня преследуют неудачи!
Повернувшись я увидел эльфа, приближавшегося ко мне с обнаженным мечом в руке. Могу поклясться, он — тот самый эльф, показавшийся мне смутно знакомым, еще тогда, перед тем, как наше войско покинуло стены.
Вокруг нас все еще шли отдельные схватки. Эльфы добивали противников, преследовали их. Казалось, никому не было до нас дела.
— Кто ты такой? — я потянул свой меч из ножен.
Серьезный настрой моего противника ясно давал понять: одним добрым словом тут не обойтись. Их требовалось подкрепить сталью.
— Я…
— Японский Эльф, — выдохнул я.
Навряд ли он понял, что я сказал ему. Но обхватив рукоять своего меча обеими руками он выкрикнул:
— Только твоя смерть, Гунальф Веспар, вернет мне удачу и расположение Священного Света!
Взывать к его разуму — бесполезно. Глаза эльфа метали молнии, зубы застыли в зверином оскале. Обратиться за помощью не к кому. Все заняты. Краем глаза я увидел, как двое орков сняли тело своего предводителя с каменного конуса и не отвлекаясь на нас потащили его прочь. Мы, в их глазах, наверное, выглядим дикарями, поспорившими из-за прекрасного доспеха павшего полководца.
Схватка была короткой. Насколько Японский Эльф являлся прекрасным наездником, настолько же оказался бестолковым фехтовальщиком. Он наносил по мне сильные, но бесхитростные рубящие удары. Одни я парировал, другие соскальзывали по кирасе. Я не хотел убивать его. Но сбрендивший безумец, пер на пролом. Мы схватились с ним в борьбе. И тут он попытался просунуть острие своего меча мне под шлем. И я понял, выйти живым из схватки может лишь один из нас.
Подмяв противника под себя, прижав его вооруженную руку коленом к земле, я обхватил левой рукой лезвие своего меча и словно кинжалом ткнул им в глаз противника. Он сразу же обмяк. Я поднялся, все еще сохраняя надежду на то, что не убил своего нежданного врага.
Он часто дышал, даже не пытаясь зажать ужасную рану на лице. Затем он вдруг зашевелился, его рука зацарапала ворот. Наконец он извлек ожерелье. Прямо на моих глазах, рядом с двумя белыми жемчужинами стала появляться третья.
— Их три? — прохрипел он. — Три?
— Да.
Эльф улыбнулся, да так и остался лежать с застывшей на губах радостной улыбкой. Действуй, и священный Свет обратит на тебя взор! Голова Каргана по праву твоя, неудачливый безумец.
За вестью о победе, слух о том, что я убил родича Маленкорха, не сразу достиг мага. Да, Японский Эльф оказался представителем одной из семей рода Ридов. Когда же он услышал об этом, то потребовал арестовать меня прямо во время пира, устроенного по случаю удачных отражений двух штурмов.
Но тут Маленкорха ждало разочарование. Оказывается, наша схватка с его родственником не осталась не замечена, как я думал. Многие эльфы подтвердили, Японский Эльф сам напал на меня. Кто-то даже увидел странный лазурный конус, выросший из-под земли, прямо под телом Каргана и устремившийся ко мне хищным острием.
К тому же Данорохен, являясь представителем Маев, не держал подле себя эльфов из рода Ридов. Поэтому, лить воду на мельницу мага и лжесвидетельствовать оказалось некому.
— Мы еще не сняли с него обвинения в дезертирстве! — ярился Маленкорх.
— Думаю, — произнес Дуэндал, — Гунальф целиком и полностью доказал свою храбрость и преданность. Теперь, о его походе за стену, я лично просил его об этом, наедине.
Так с меня сняли обвинения в дезертирстве и убийстве.
— К тому же, — тихо промолвил Глендрик, — твой родич сам напал на моего, нарушив запрет о поединках во время несения службы в Гарнизоне. Что ты скажешь на это, Хальвин?
Маленкорх помрачнел.
— Он не из семьи Маленкорхов, обратитесь к главе его семейства, когда мы вернемся домой.
Вот так, буквально за мгновение, Хальвин Маленкорх, отказался от кровных уз. Да, Малинкорх опасен и беспринципен. К сожалению, для меня, я оказался для него словно кость в горле.
Когда я возвращался домой, меня догнал один из рабов-лоталли.
— Госпожа Юнифинд, просила передать вам.
В руках раб сжимал свернутую записку. Я протянул руку, но тут же отдернул ее, вспомнив о нездоровом интересе целительницы к опасности для чужих жизней.
— Разверни, — приказал я.
Лоталли удивился, но исполнил приказ.
Витиеватые строки гласили:
«Ты бы мог получить меня всю, но не смог достать даже голову».
Госпожа Юнифинд изволит гневаться, вот как. Не выполнили ее каприз. Да и зачем ей голова орка? Зная о ее пристрастиях, я даже не хотел думать об этом. Я повернулся и зашагал домой, оставив лоталли стоять в недоумении.
Уже дома, растянувшись на постели, я размышлял. Первое, между Ридами с одной стороны, и Маями и Солами — с другой, идет не шуточное противостояние. И я оказался между ними, как между молотом и наковальней. Но это мне уже давно известно. Приятно сознавать, что Глендрик и Дуэндал снова поверили в меня. Но станет ли мне от этого легче — большой вопрос.
Второе, Маленкорх видит во мне главную угрозу своей власти в гильдии Магов. И не остановится ни перед чем, чтобы уничтожить меня. Сегодняшнее покушение — яркий тому пример. Я даже не сомневался — все это дело рук Хальвина Маленкорха. Мой враг — маг, и попытка убийства была совершена с помощью магии. Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы сложить два и два. Жаль того неудачника, он ведь вовсе ни при чем. Просто беспринципный маг воспользовался его обидой на меня.
Третье, Эфелита Юнифилд. На чьей она стороне? С Ридами или Маями и Солами? Или она соблюдает нейтралитет. Да и ее убийственные замашки, мне совершенно ни к чему. Стоп! Она же видела Печать! Когда мы с ней… Или не видела. Черт, я совсем забыл об этом. А если видела, то осознала ли ее значение? Я не мог вспомнить, чтобы она проявляла какой-то особый интерес к татуировке.
Да уж, кругом враги. Или, как минимум «не друзья», ведь и для Глендрика я всего лишь оружие против Маленкорха. Пожалуй, лишь Дуэндал, выделялся на их фоне хорошим расположением ко мне. Да еще Олета. Я видел ее мельком после боя, но поговорить не успел. Надо будет это исправить. Думаю, она после проведенной ночи не захочет убить меня.
Так, под медленное течение мыслей я уснул. Но тут же, кто-то схватил меня за грудки и одним махом выдернул из постели.
Прямо перед собой я увидел лицо Гунальфа Веспара. Настоящего. Мы снова находились в загадочном Лабиринте Грез, и снова Охренуэль имел свой истинный облик, а я — свой, обычного человека из нашего мира. На лице Гунальфа, словно вырезанного из камня, лежал отпечаток тревоги.
— Маленкорх задумал предательство! — выпалил эльф, продолжая держать меня.
Только сейчас я понял, эльф держит меня практически в воздухе, лишь пальцами ног я слегка касался холодного пола. Ну и здоров же он! Нет, не он. Я. Двухметровый эльф, наделенный огромной силой и ловкостью хищной кошки — мой облик! А то, что Охренуэль сейчас выглядит именно так — всего лишь досадное искажение реальности в таинственном Лабиринте Грез.
— Да отпусти ты меня!
Гунальф поставил меня на пол.
— Откуда знаешь? — спросил я.
— Я видел его грезы, его планы. Во время следующего штурма он собирается проломить стену с помощью магии.
— Но ведь тогда вся эта орда за стеной хлынет на земли Анорахада!
— Именно!
Хальвин Маленкорх был, конечно, мразью. Для него не существовало правил и запретов во время борьбы за власть. И честная игра, тоже не для него. Но вот так, погубить свой народ, ради властных амбиций? В это не мог поверить даже я.
Так я и сказал Гунальфу.
— Возможно, — задумчиво произнес эльф, — у него заготовлен какой-то план.
— Или он думает, что у него есть план, — добавил я.
Гунальф прошелся.
— Если Тьма одолеет Бастион, больше всех пострадает Дуэндал, как глава Гарнизона, — медленно говорил он. — Но, если вторжение тут же пресечет Маленкорх — его ранг взлетит выше небес. Не только ранг, но влиятельность. Подумать только, Хальвин Маленкорх — спаситель всего Анорахада.
На последних словах он язвительно улыбнулся.
— В это уже можно поверить, — буркнул я.
Да, похоже на ход мыслей Маленкорха. Но как же рискованно! Ведь если не получится — последние остатки эльфов исчезнут с лица этого мира. Впрочем, теперь можно не задаваться вопросом, как эльфы профукали свою огромную империю.
— Хорошо, — произнес я. — Но нужны доказательства, ведь ты можешь и ошибаться. Мало ли, какие фантазии в голове Маленкорха. Он там себя, может, владыкой мира видит.
— Видит, — согласился Гунальф. — Но я могу различать фантазии и планы.
Я недоверчиво посмотрел на него. Эльф потерявший свой седьмой ранг, не обращающий внимания на девиц, практически липнущих к нему, заключивший договор с демоном, в результате которого оказался в темнице Лабиринта. Ему ведь можно доверять? Правда?
Охренуэль, видимо, все прочитал на моем лице.
— О предательстве знает Симальф Пелерин, тебе нужно заставить его говорить.
— Кто это?
— Командир конницы. Он хоть и из рода Веров, но более верен Маленкорху.
Именно под его командованием я ходил в кавалерийскую атаку на троллей, и он же спас меня от грифона. Ох, чую я будет не просто.
— Скажи, — осторожно начал я, — а что ты думаешь о Эфелите Юнифинд?
— Я думаю, ты решил любым образом угробить мое тело.
Он хочет вернуться, он хочет вернуться в свое тело, тревожно запульсировала в голове мысль. Что, черт бы его побрал, Охренуэль делает в Лабиринте Грез, кроме подглядывания за чужими мыслями. Разумеется, ищет способ вновь соединить свое тело и сознание. А ведь он вполне может знать и мои мысли.
— Как ты мог поддаться ее чарам? — между тем продолжал Гунальф.
Попробуй тут, не поддайся!
— Или все существа вашего мира столь похотливы?
На последний вопрос отвечать я не стал.
— Между прочим, это в твоей голове половина знаний и воспоминаний недоступны. Откуда я мог знать о ее больных странностях?
— Я тут ни при чем. Видимо, когда мое сознание выбросило в Лабиринт, а твое оказалось в моем теле, часть воспоминаний остались недоступны.
— Ладно, я не о том. В разборке между родами, на чьей стороне Эфелита, да и вообще, все Веры. Судя по Пелерину, они ближе к Ридам.
— Не совсем так. Борьба идет не столько меду родами, сколько между семьями, Маленкорхами, Алвинами и Лвиаерами. Другие семьи этих родов тоже участвуют, но опосредовано. Например, как я, в надежде повысит свой ранг. Что же касается семьи Юнифинд, они крепко заняли гильдию Целителей в нашем Доме, и пока наблюдают. Думаю, они, в том числе и Эфелита, вмешаются в борьбу, когда одна из сторон начнет одерживать вверх. Им выгодна вечная борьба между тремя другими.
Вот как. Ладно.
— А…
Я хотел спросить Охренуэля еще о чем-то, но он исчез, а я оказался в своей постели. Хмурое утро уже заглядывало в окно. Странно, но сегодня вой боевой трубы не разбудил меня.
Наступило затишье. Противник взял передышку, подготовиться к новому штурму. Изредка мы видели разъезды гоблинов, но близко они не приближались.
Я таскался за Дуэндалом прокручивая в голове, как бы мне подобраться к Симальфу Пелерину. Говорить о предательстве Маленкорха в открытую, было не разумно. Но вот если бы тоже самое подтвердил один из верных ему эльфов, думаю, тут бы уже встал вопрос об аресте самого мага.
Поговорить с Пелерином, к тому же возможно с помощью оружия — не просто. Дорога в расположение нашей кавалерии была мне заказана. Во-первых, все всадники верны своему командиру, а он верен Маленкорху. И появление эльфа из недружественной фракции там, не останется не замеченным. Во-вторых, многие были недовольны, я все-таки убил их товарища. Пускай и незадачливого, но все же. А тот факт, что чокнувшийся от неудач бедолага сам накинулся на меня, их ни капли не беспокоил.
Воспользовавшись затишьем, Дуэндал решил очистить ров от камней. Он собрал отряд лоталли с инструментами и веревками, отправив для прикрытия с полсотни пеших бойцов. Кроме того, Пелерину он приказал быть наготове, если вдруг появятся гоблины-лучники верхом на саргантах. Пожалуй, здесь присутствовал шанс получить признание в предательстве от Пелерина, но я пока не мог понять, как им воспользоваться.
О том, чтобы присоединиться к отряду всадников, не могло быть и речи. Боюсь, начнись схватка с гоблинами, и копье одного из наездников совершенно случайно вонзиться в меня. Перепутал в горячке боя, ну с кем не бывает. Поэтому, испросив разрешения у Воителя, я остался наблюдать за происходящим со стены.
Отряд пехотинцев уже выстроился у ворот. Всадники Пелерина расположились невдалеке. Их взнузданные лошади были наготове, а сами наездники пока еще расслабленно сидели на траве, перекидываясь шутками.
Вот появились лоталли, тридцать пять или сорок полуросликов. Ну, относительно полуросликов. Они тащили лопаты, кирки, носилки и веревки. Один из них плелся в самом конце, с трудом удерживая свой инструмент. Он вызывал впечатление больного, шел медленно, слегка покачиваясь, на бледном лице замерло страдальческое выражение. Руки бедолаги были обмотаны белыми тряпицами, сквозь которые проступала кровь. Я еще раз взглянул на его лицо, да это же раб Эфелиты! Он приносил мне записку от целительницы. Вчера он был полностью здоров. Руки. Ох, не зря я вчера не стал прикасаться к записке от прекрасной целительницы. Вот же, стерва! Хотя, может быть, злокозненность Эфелиты тут и ни при чем. Хотя, стервой от этого она быть не перестает.
От камня крепостной стены шло тепло. День сегодня выдался погожий, и я впервые увидел на небе голубую высь вместо серой хмари. У того места, где стоял я, кто-то забыл свой лук. А может и не забыл, а просто оставил возле запаса стрел, топорщащихся белым оперением из деревянной бадьи.
Под стенами, в обрамлении высоких гор, равнина убегала зеленой далью. Жужжали насекомые, откуда-то доносилась птичья трель. И даже разъезды гоблинов вдалеке смотрелись мирно.
Лоталли и их охрана потянулась за ворота. Когда они вышли, наездники на ящерах насторожились, но сообразив, что это не вылазка, принялись мирно наблюдать. Лоталли остановились возле места, где камни выглядывали из воды. Пехота растянулась цепью, ограждая их от неожиданного наскока.
Рабы принялись за работу. По грудь в воде, они расшатывали камни, обвязывали их веревками и с дружным: «Эх!», вытягивали из воды. Часть из гоблинского разъезда помчалась назад, в невидимый для нас лагерь врага. Пелерин тоже не стал держать своих всадников за воротами. Дав команду: «Верхом!», он тихой рысью вывел своих бойцов на равнину. Забавно видеть, как три-четыре десятка рабочих охраняют полторы сотни воинов. Бывают же моменты, когда рабочая сила становится куда важнее силы вооруженной.
Лоталли продолжали работу. Они выудили почти полдюжины здоровенных каменюг и складывали их возле рва. Другие рабы раскалывали камни кувалдами, грузили на носилки и затаскивали в крепость. Я нашел взглядом раба Эфелиты. Бедняга старался работать наравне с остальными, но это у него плохо получалось. Инструмент выскакивал из рук, ухватиться толком он ни за что не мог, да и силы покидали его. Наконец, другие лоталли привязали веревку к ручкам носилок, накинули ему на шею и он, словно запряженный в хомут, принялся таскать дробленный камень.
— Наблюдаешь за работами?
Мягкий женский голос отвлек меня. Я повернулся. Передо мной стояла Олета.