Баварская советская республика

Война и назревание революционного кризиса в Баварии

Бавария, второе по величине государство Германии (в 1919 г. – 7 млн. жителей), является экономически одной из наиболее отсталых частей страны. По статистике 1907 г. во всей Германии занималось сельским хозяйством 28,6% населения, в Баварии же – 40,3%; в Пруссии приходилось в 1919 г. на тысячу жителей 93 фабричных рабочих, в Саксонии – 152, в Баварии – 67 рабочих. Общее число рабочих в Баварии равнялось по статистике 1922 г. – 504.969, предприятий с числом рабочих более 50 было 2509. При этом крупных предприятий (от 200 до 1 тыс. рабочих) насчитывалось 482, а крупнейших (1 тыс. и больше рабочих) всего 68. Сельское население к моменту революции преобладало над городским: в 1919 г. 54% населения живет в сельских местностях. Количество крупных городов невелико: Мюнхен – 631 тыс. жителей, Нюрнберг – 353 тыс., Аугсбург – 162 тыс. В отношении важнейших материалов – угля и железа – Бавария находится в зависимости от остальной Германии. Собственная добыча каменного угля составляла в Баварии до войны 1 % общеимперской, добыча бурого угля – 4%, железа – 1,38%.

Бавария входила в состав Германской империи с 1871 г., сохраняя до войны остатки самостоятельности в виде армии, составлявшей часть общегерманской, но непосредственно подчинявшейся баварскому королю и правительству, в виде “самостоятельного” министерства иностранных дел, самостоятельного управления железными дорогами, почтой и т.п. {41}

Государственное устройство Баварии до революции сохранило еще политические пережитки абсолютизма и феодализма.

Верхняя палата ландтага составлялась из высшей аристократии, духовенства и назначенных королем представителей бюрократии.

Избирательное право в нижнюю палату ландтага было ограничено возрастным цензом (25 лет) и уплатой прямых налогов. По сравнению с избирательным правом в германский рейхстаг избирательное право в ландтаг охватывало меньшую часть населения.

Аграрные отношения в Южной Германии, в частности в Баварии, отличаются от отношений в Восточной Германии преобладанием мелкой земельной собственности. Помещичье землевладение в Баварии и удельный вес юнкерства в сельском хозяйстве незначительны.

По данным немецкой сельскохозяйственной переписи 1907 г.[1], в Баварии землевладение распределялось следующим образом:

Отсюда мы видим, что даже по данным буржуазной статистики баварская деревня задолго до войны глубоко дифференцировалась.

При отсутствии значительного слоя помещиков в сельском хозяйстве Баварии крупнейшую роль играло капиталистическое и буржуазно-кулацкое хозяйство: вместе с середняцкими хозяйствами (от 5 до 10 га) зажиточно-кулацкие и капиталистические хозяйства занимали 83,2% всей земельной площади, тогда как в общей массе сельского населения удельный вес этих групп составлял 39,7%.

Применив ленинский метод разбивки данных германской {42} статистики 1907 г.[2], мы получили следующую характеристику социальных категорий баварской деревни:

По этим данным, одна треть земельной площади Баварии эксплуатировалась на чисто капиталистических началах. При этом надо иметь в виду, что в категории крестьянских хозяйств (от 2 до 20 га) значительное число хозяйств (с площадью от 10 до 20 га) являлось зажиточно-кулацкими и общий удельный вес капиталистического землевладения в Баварии выше одной трети. Об этом говорит также и то обстоятельство, что данные о распределении земельной площади оставляют в тени такие существенные признаки классовой дифференциации, как скотоводство, торговое молочное хозяйство и огородничество, играющие выдающуюся роль в сельском хозяйстве Баварии. Точно так же не учтены здесь данные о сельскохозяйственных подсобных предприятиях (мельницы, сыроварни, маслобойные заводы и другие предприятия по переработке продуктов сельского хозяйства, кустарные предприятия), что не дает картины степени капиталистического расслоения баварской деревни.

Но и эти данные о расслоении крестьянства в баварской деревне опровергают полностью всякие легенды о “сплошь зажиточной и процветающей” баварской деревне. Хозяйств до 5 га в Баварии, по статистике 1907 г., насчитывалось 60,3% всего числа хозяйств; из них хозяйства до 2 га, т.е. бедняцкие и полупролетарские хозяйства, составляли 36,1% общего числа сельских хозяйств страны. При этом в Нижней Баварии и во Франконских округах число мелких хозяйств заметно повышается по сравнению с Верхней Баварией и Швабией. {43}

Процесс постепенного вытеснения из сельского хозяйства бедняцких слоев, а также подсобный характер большинства бедняцко-пролетарских хозяйств Баварии ясно видны из того, что в хозяйствах до 2 га 66% владельцев, а в хозяйствах от 2 до 5 га – 22% владельцев не занимаются сельский хозяйством как главным занятием. В хозяйствах, являющихся побочным источником дохода для своих владельцев, процент собственной земли заметно падает для мельчайших и мелких хозяйств и повышается для более крупных: в хозяйствах до 2 га 82,3% всей обрабатываемой земельной площади – собственная земля, для 2–5 га – 88,3%, для 5–20 га – 90,5%, для 20–100 га – 90,7%, выше 100 га – 95,2%[3]. Вместе с тем в хозяйствах, являющихся основным источником дохода своих владельцев, количество арендуемой земли увеличивается на обоих полюсах деревни: до 2 га – 8,6%, от 2 до 5 га – 7,4%, от 5 до 20 га – 3,2%, от 20 до 100 га – 2,4%, свыше 100 га – 16,7%[4].

Это указывает на развитие аренды со стороны мелких и мельчайших полусамостоятельных крестьян и кустарей и со стороны крупнейших капиталистических хозяйств. Большинство мелких и мельчайших крестьян добывало себе основные средства к жизни главным образом работой по найму в промышленности и торговле в городах, в горной и камне обрабатывающей промышленности Северной Баварии, в кустарных промыслах, широко распространенных в баварской деревне и наконец работая в батраках у зажиточного кулацкого крестьянства.

Так в группе до 2 га сельское хозяйство являлось побочным источником доходов у 75% всех хозяйств этой группы (понижаясь для южных районов до 62,5% и повышаясь на севере до 80%.

Вооруженный отряд рабочих в Берлине, 1919 г.

Разумеется, как и всякие средние данные, эти данные, помимо того не учитывающие ряда важнейших показателей классовой дифференциации, не могут дать точной картины классовых соотношений в баварской деревне. О действительной глубине ее дифференциации свидетельствуют данные о применении наемной рабочей силы, указывающие на значительное {44} распространение эксплуатации чужого труда в зажиточно-кулацких хозяйствах. В 1907 г. в баварском сельском хозяйстве было занято 131.403 батрака, 128.144 батрачки и 42.051 поденщиков[5]. Чужая рабочая сила составляла 21,5% всех занятых в сельском хозяйстве лиц, включая и трудоспособных членов семей всех хозяйств. Наемная рабочая сила, по данным статистики 1907 г., была занята на 62,7% в хозяйствах до 20 га, на 32,7 % – в хозяйствах от 20 до 100 га и на 4,6% – в хозяйствах свыше 100 га[6]. Кадры сельскохозяйственного пролетариата Баварии составлялись не только из постоянных или временных излишков рабочей силы в семьях мелких и части средних крестьян, но все больше из теряющей связь с земельной собственностью деревенской бедноты. Только 20.404 сельскохозяйственных рабочих имели свое собственное сельское хозяйство.

При полном почти отсутствии пропагандистской, агитационной и организационной работы в среде мелкого и беднейшего крестьянства со стороны пролетарских организаций исключительным влиянием пользовались буржуазно-кулацкие, кооперативные, католические и другие подобного рода организации.

Баварская социал-демократия, издавна славившаяся своим махровым оппортунизмом, еще со времени Фольмара вела в деревне лишь политику погони за крестьянскими и кулацкими голосами, выдвигая “практическую” и “положительную” программу аграрных требований, приспособленную к запросам и интересам зажиточного крестьянина и сельскохозяйственного капиталиста.

О слабости работы довоенной социал-демократии в деревне свидетельствует тот факт, что перед войной в Баварии почти не существовало никаких самостоятельных профессиональных организаций сельскохозяйственного пролетариата; социал-демократический свободный профсоюз сельскохозяйственных рабочих насчитывал перед революцией 1918 г. 200 членов по всей Баварии. Между тем запасов горючего материала в баварской деревне было достаточно. Об этом красноречиво говорит развитие широкого аграрного {46} движения, охватившего и мелкое и зажиточное крестьянства, в конце 90-х годов XIX в. в связи с аграрным кризисом. Об этом свидетельствовала также не прекращавшаяся и до войны борьба баварского крестьянства против помещичьего землевладения, фидейкомиссов и прочих пережитков феодализма в сельском хозяйстве.

Последние еще сохранились в Баварии в виде дворцовых поместий, фидейкомиссов, заповедных дворянских лесных угодий и т.д. До войны имело место даже некоторое усиление помещичье-феодальных пережитков: в ряде крупных имений были восстановлены фидейкомиссы, некоторые общинные и частнокрестьянские леса были выкуплены и превращены в государственные и фидейкомиссные.

Война и революция еще больше вскрыли всю глубину классовых противоречий в самой Баварии и развеяли по ветру все иллюзии относительно баварской “патриархальности”.

Война еще сильнее обострила классовые противоречия, способствуя тем самым быстрому созреванию революционной ситуации в стране. Несмотря на то, что война повредила, особенно на первых порах, экспортным отраслям баварской индустрии (по некоторым расчетам война приостановила до одной восьмой части баварских предприятий), перестройка промышленности на обслуживание военных нужд и создание новых предприятий в этих же целях привели к ускорению темпа индустриализации страны, к значительному росту промышленности.

За время войны в Баварии были основаны новые и расширен ряд старых предприятий. Лихорадочно работавший на войну германский монополистический капитализм охотно избирал Баварию местом нового промышленного строительства ввиду ее близости к австрийскому, итальянскому и южным участкам немецкого западного фронта и удобной системы речного транспорта (Дунай, Рейн), наконец ввиду большей дешевизны рабочей силы. В электротехническую промышленность Баварии за 2¹/₂ года войны было вложено больше 50 млн. марок, в производство оружия, самолетов и металлургию – 40 млн. марок, в судоходство – 18 млн., в пищевую {47} промышленность – 30 млн. и т.д.[7] По весьма неполным данным официальной статистики, учредительские капиталы вновь основанных за 1915–1918 гг. в Баварии предприятий достигали 80 млн. марок (причем в эту сумму не вошли такие например предприятия, как Баденский содовый и анилиновый завод, на расширение которого в одном 1917 г. было вложено 36 млн. марок), а капиталы уже существовавших предприятий увеличились на 60 млн. марок. Число крупнейших предприятий (свыше 1 тыс. рабочих) выросло с 1907 по 1917 г. с 39 до 45, число занятых в них рабочих – с 75 тыс. до 120 тыс. “Бавария проделывает теперь, – ликующе писал в 1917 г. орган финансовых кругов “Банк”, – экономически то же развитие, что и Северная Германия в годы перед и после образования империи, но быстрее и планомернее. Война привела к тому, что темп экономического развития Баварии перешел из мягкого анданте в мощное аллегро”[8]. Вновь созданные и расширившиеся крупнейшие предприятия, вроде отделения крупповских заводов, завода моторов, паровозостроительного завода в Мюнхене, горнопромышленных, электротехнических и машиностроительных предприятий в Нюрнберге и Аугсбурге, привлекали тысячи рабочих из промышленных областей Германии и увеличивали в баварском пролетариате прослойку индустриальных рабочих, политически более передовых, прошедших школу классовой борьбы.

Тяжесть войны, милитаризированный труд, ухудшение экономического положения – все это революционизировало даже отсталые, пропитанные мелкобуржуазными иллюзиями слои пролетариата.

Нарастание революционной ситуации тесно связано также с влиянием войны на положение городских мелкобуржуазных слоев и крестьянства. Рост цен на продукты первой необходимости и спекуляция продовольственными продуктами, сокращение покупательной способности населения и прекращение экспорта продуктов баварской кустарно-ремесленной промышленности тяжело ударили по многочисленным слоям мелкого чиновничества, интеллигенции и ремесленников. “Именно {48} для Баварии, которая доныне обладала все еще многочисленным и здоровым средним сословием, дело становится катастрофическим. Члены этого сословия, раньше в своем подавляющем большинстве настроенные решительно монархически, стали теперь частично антимонархистами, так как они приписывают вину за их несчастья правительству. И это имеет место нe только в крупных городах, вроде Мюнхена, но, к сожалению, также в более мелких”, – писал принц Рупрехт баварский премьер-министру Баварии в июле 1917 г.[9]

Влияние войны не замедлило сказаться и на крестьянстве. Как и во всей Германии, война отвлекла мужскую рабочую силу, чем ударила по мелкому и мельчайшему крестьянскому хозяйству. Одновременно крестьянство в целом испытывало стеснительный гнет бесчисленных правительственных и местных предписаний, указов и установлений, отчуждавших по твердым ценам продукты земледелия и скотоводства, определявших размеры подлежащих засеву различных культур и ограничивавших потребительской нормой пользование крестьянством продуктами своих хозяйств. Спекуляция из-под полы, имевшая широкое распространение в крестьянстве, различные способы обхода установлений военного хозяйства не уменьшали, а увеличивали озлобленность мелкого собственника, который не мог свободно распоряжаться “своим добром”.

О размере налога кровью, падавшего главной тяжестью на крестьянство, можно судить по количеству призванных в Баварии на войну взрослых мужчин. Уже на 1 декабря 1916 г. общее число призванных на военную службу составляю 29,3% всего мужского населения страны, что привело к огромному снижению процента мужского населения, занятого в различных отраслях народного хозяйства (в 1907 г. процент мужчин по отношению к общему числу занятых в тех или иных отраслях народного хозяйства составлял 88, к концу 1916 г. – 56). К концу 1916 г. семь десятых всех мужских рабочих фук в деревне составляли подростки до 16 лет или взрослые свыше 48 лет[10]. {49}

Мобилизация мужского населения, рабочего скота и т.д. привела к сокращению посевных площадей и урожайности. Если средний урожай с гектара за период 1906–1915 гг. составлял для ржи – 17 ц, для пшеницы – 22 ц, для картофеля – 115,5 ц, то в 1918 г. соответственный урожай снизился для ржи до 13,2 ц, для пшеницы – до 14 ц, для картофеля – до 84,6 ц. 1919 г. дал дальнейшее снижение урожая: рожь – 11,9 ц, пшеница – 12,8 ц, картофель – 76,7 ц[11]. Разумеется, сокращение посевной площади и особенно урожайности происходило главным образом в бедняцких и отчасти в середняцких хозяйствах. Зажиточно-кулацкие хозяйства компенсировали недостаток рабочей силы даровым трудом военнопленных, усиленной эксплуатацией окружающего бедняцкого крестьянства и спекуляцией. Кровавые жертвы, требуемые войной, недостаток промышленных товаров и озлобленность системой принудительного регулирования крестьянского хозяйства привели к тому, что уже через 1,5–2 года после начала войны стал быстро рассеиваться патриотический угар крестьян. “Настроение сельского населения становится изо дня в день все более неблагоприятным, а частью ожесточенным”, – писал руководитель католического крестьянского ферейна в Регенсбурге д-р Хейм баварскому военному министерству в феврале 1916 г.[12] “Худшее, что могло наступить, наступило. Крестьянское население говорит, что власть его обманула, доверие подорвано, авторитет властей поколеблен… В народе господствует настроение, хуже которого не может быть”[13].

Рост недовольства войной, особенно в городских мелкобуржуазных кругах и крестьянстве, принял форму усиливавшихся сепаратистских настроений. Мелкобуржуазная, пацифистская форма протеста против империалистической войны выливалась преимущественно в антипрусские и антимилитаристские лозунги и в растущее недовольство рабской {50} покорностью “собственного” правительства Баварии имперскому империализму и его внутренней и внешней политикой.

Война и порожденная ею система государственного капитализма лишили Баварию последних остатков призрачной самостоятельности.

Централизованное распределение экономических ресурсов, сырья, топлива, принудительное регулирование сельскохозяйственной экономики, сосредоточение в имперских органах регулирования всего народного хозяйства, зависимость баварской промышленности и торговли от военных заказов и политики цен империи – все это рассеяло по ветру мелкобуржуазные иллюзии о “нерушимых правах и привилегиях автономии Баварии в рамках империи”.

Баварская буржуазия охотно, впрочем, примирялась с этой ликвидацией кажущейся самостоятельности, взамен которой она приблизилась к золотому дождю военных заказов и военных прибылей. Об этом весьма открыто и недвусмысленно заявляла такая влиятельная организация баварской буржуазии, как мюнхенская торговая палата. В составленной в 1917 г. докладной записке об экономическом развитии Баварии во время войны эта организация потребовала, опираясь на неоспоримые успехи индустриализации страны, на рост удельного веса промышленности и торговли во всем народном хозяйстве Баварии, организации самостоятельного министерства торговли и промышленности. Единственное, что вызывало сожаление баварской буржуазии, – это отнюдь не потеря остатков самостоятельности, а то, что невысокий до войны индустриальный уровень Баварии делал ее долю в военных заказах и прибылях в сравнении с другими частями империи более низкой. “И все-таки, – слышались жалобы в докладной записке, – Бавария далеко не в такой степени приобщилась к дождю военных миллиардов, как промышленные округа Северной Германии… Хотя ее (Баварии) народный доход во время войны развивался и не неблагоприятно, но далеко не так благоприятно, как в сравнении с другими союзными государствами было бы желательно”[14].

В тесной связи и все более полном слиянии Баварии с империей видя залог дальнейшего роста промышленности и {51} торговли, крупная буржуазия Баварии выступала во время войны и после нее решительной противницей мелкобуржуазных сепаратистских тенденций. “И в будущем мы не должны забывать, – заявляла вышеупомянутая докладная записка мюнхенской торговой палаты, – что именно успешная индустриализация империи не в малой степени являлась тем, что превратило Баварию в экономически мощную и крепкую”. В самый день ноябрьской революции съезд торговых палат Баварии, высказавшись за нерушимую связь всех частей империи, потребовал от баварского правительства решительной борьбы с тенденциями, которые “сознательно или бессознательно содействуют отделению Баварии от империи”[15].

Совершенно иначе относились к империи широкие слои мелкобуржуазного населения, особенно деревенского. Принудительную регламентацию своего хозяйства баварский крестьянин воспринимал как полное подчинение и порабощение Баварии Пруссией, помещиком-юнкером, германским милитаризмом. К тому же политика так называемых “порайонных максимальных цен”, устанавливаемых имперскими органами, давала решительное предпочтение северно- и восточно-прусскому помещику перед южным немецким крестьянином. В то время как баварский крестьянин вынужден был сдавать интендантству сено по 3¹/₂–4 марки, в Северной Германии высшая цена доходила до 7–8 марок. Испытывая неограниченное повседневное господство имперских установлений, предписаний, инструкций над всеми сторонами своего хозяйства, при полной в то же время безнаказанности городского спекулянта-шибера, убеждаясь все более в мнимой “самостоятельности” Баварии, баварских властей и “своего” короля в период войны, баварское крестьянство отождествляло борьбу против войны с борьбой против прусского засилья в империи и в Баварии.

Вражда к имперской централизации доходила до того, что даже съезд всебаварского консервативного католического крестьянского ферейна в 1917 г. потребовал в своих решениях уничтожения “парламентаризма” (т.е. общеимперского рейхстага) “как угрозы для федеративного характера империи”. Съезд ставил вопрос о борьбе с системой “принудительной {52} концентрации национального труда” и требовал восстановления хозяйственно самостоятельной Баварии[16].

По мере приближения войны к концу и все более вырисовывавшегося военного поражения Германии в крестьянстве Южной Баварии явно росли настроения в пользу сепаратного мира и выхода Баварии из империи.

Недовольство широких народных масс передавалось и находило свое отражение в солдатской среде. Растет недовольство и возмущение в частях баварского гарнизона, особенно при отправке на фронт. По данным защиты на мюнхенском процессе Эберта в 1924 г., с февраля 1917 г. по сентябрь 1918 г. в Баварии и на ее транспортных путях имели место 22 случая солдатских беспорядков, самовольные отлучки, отцепка вагонов, демонстрации перед городскими думами, отказ от повиновения, стрельба из вагонов по начальству и т.д.[17] Разложение начало проникать и в полевые части действующей армии. Об этом красноречиво свидетельствовало секретное предписание баварского военного министра от августа 1917 г.[18] всем командирам полевых частей. Это предписание указывало на разлагающее влияние возвращающихся с фронта в отпуск солдат, ведущих в тылу антивоенные и антиофицерские разговоры. Министр предлагал строго проверять отпускных солдат, воздействовать на них в смысле патриотической пропаганды в тылу, а также специально посылать с этой целью в отпуск надежных солдат. Докладной же запиской лидера крестьянского ферейна в Регенсбурге доводилось до сведения военного министерства “показательное явление”, заключавшееся в том, что один отпускник, намеревавшийся возвратиться в свою полевую часть, заявил в железнодорожном вагоне в публичном месте: “Либкнехт прав” и “что публика в вагоне поддержала его), в том числе и военные”.

Собрание союза «Спартак», 1918 год

Баварская социал-демократия с самого начала войны мобилизовала всю свою организационную силу и политическое влияние для поддержания “гражданского мира” внутри страны, чтобы этим путем обеспечить германскому империализму победу в мировой войне. Социал-демократия Баварии была {53} вполне подготовлена к политике 4 августа. Опираясь на реформистски переродившуюся верхушку пролетариата, социал-демократия Баварии имела за своими плечами долголетнюю историю. Роль социал-демократии большинства в Баварии как верной опоры “порядка” и “патриотизма” была отмечена во время войны не кем иным, как баварским военным министром. В предписании командирам полевых частей отмечалось, что “сильное влияние вождей социал-демократической партии большинства так же, как свободных, христианских и гирш-дункеровских профсоюзов, поддерживает и усиливает их (рабочих. – Н.З.) волю к выдержке настолько, что по крайней мере в Баварии не приходится пока что опасаться ослабления духовной стойкости”. В последнем конечно, как показали дальнейшие события, министр глубоко ошибался вместе со всем германским империализмом. Тяжесть войны и милитаризации труда, приток в ряды баварского пролетариата наряду с неорганизованными рабочими передовых слоев рабочих из Северной Германии революционизировали рабочий класс и подрывали влияние социал-демократов большинства.

Но отдельные слои рабочих, отходя от социал-демократов большинства, попадали под влияние независимых социал-демократов, благодаря крайней слабости коммунистической партии в Баварии.

Революционизирование рабочего класса в Баварии зашло достаточно далеко еще до конца войны. В 1917 г., даже по данным официальной статистики, имели место 13 забастовок, охвативших около 11 тыс. рабочих[19]. В феврале 1918 г. политическая забастовка в Берлине была поддержана всеобщими забастовками в Мюнхене и Нюрнберге, протекавшими под руководством независимых социал-демократов, добившихся пацифистского оформления революционных требований пролетариата. Бастующие рабочие Мюнхена в принятой резолюции послали привет пролетариям всех воюющих стран с заявлением: “Мы чувствуем, что солидарны с вами в решимости тотчас же положить конец мировой войне. Мы не желаем убивать друг друга. Мы призовем к ответу наше правительство, несущее ответственность за взрыв мировой войны. Мы {55} хотим вместе с вами принудить правительство заключить мир, который даст основание новому порядку и обеспечит всему человечеству свободу и счастье”.

Забастовка была подавлена соединенными усилиями военно-полицейского террора и бешеного нажима социал-демократов большинства, вождь которых Ауэр заявил впоследствии: “Мы были против этих стачек и противодействовали им, так как мы считали их несчастием для отечества, поэтому-то стачки и не могли ничего добиться”[20]. {56}