Базар житейской суеты. Часть 4

ГЛАВА LXV Amantium irae amoris redintegralio

Ласковость и добродушіе Амеліи произвели, по всей вѣроятности, нѣкоторое впечатлѣніе даже на закоснѣлое сердце мистриссъ Бекки. Она отвѣчала на нѣжныя рѣчи съ чувствомъ, весьма похожимъ на благодарность, и волненіе ея было, вѣроятно, искреннее. «Сынъ, исторгнутый изъ объятій несчастной матери», пригодился очень кстати для нашей героини: онъ окончательно возвратилъ ей стариннаго друга, и читатель можетъ быть увѣренъ, что съ этого именно пункта мистриссъ Эмми открыла разговоръ съ Ребеккой.

— И они отняли у тебя это милое, ненаглядное дитя! воскликнула Амелія. Ахъ, Ребекка, бѣдный, несчастный другъ мой, я знаю, по собственному опыту, что значитъ потерять сына, и умѣю сочувствовать такимъ лишеніямъ. Станемъ надѣяться, что праведное небо возвратитъ его тебѣ, какъ милосердое и всеблагое Провидѣніе возвратило мнѣ моего собственнаго сына.

— О, сынъ мой, сынъ мой! Ахъ, какую страшную, невыносимую пытку терпѣла я послѣ этой разлуки! начала мистриссъ Бекна, чувствуя, однакожь, нѣкоторое безпокойство въ душѣ. Ей было совѣстно, при самомъ началѣ возобновленнаго знакомства, заговорить ложь въ отвѣтъ на искреннее выраженіе довѣренности и дружескаго участія.

Ложь, съ какой точки ни разсматривайте ее, имѣетъ весьма невыгодныя стороны для лжеца. Если какой-нибудь случай заставилъ васъ покривить душою, вы, для поддержанія своихъ словъ, обязаны сочинить другую и третью небылицу въ лицахъ: масса лжи неизбѣжно увеличивается въ объемѣ, и опасность быть открытымъ возрастаетъ съ каждою минутой.

— Страданія мои, продолжала мистриссъ Бекки, были невыразимо-ужасны, когда эти безжалостные изверги исторгли его изъ моихъ объятій. Мнѣ казалось, что я не переживу этой потери. Открылась горячка. Докторъ употребилъ отчаянныя средства, я выздоровѣла, и… и… и вы видите, что я живу здѣсь одна, безъ средствъ къ продолженію своего жалкаго существованія.

— Сколько лѣтъ ему? спросила Эзимі.

— Одиннадцать, сказала Бекки.

— Одиннадцать! воскликнула удивленная Амелія. Какъ-же это? Вѣдь онъ родился, кажется, въ одинъ годъ съ моимъ сыномъ, а Джорджинькѣ ужь…

— Знаю, знаю, перебила Бекки, которая, на самомъ дѣлѣ, совершенно забыла, сколько лѣтъ ея мальчику, — тоска совсѣмъ отбила у меня память, милая Амелія. Я во многомъ измѣнилась, и по-временамъ совсѣмъ теряю голову. Мальчику было одиннадцать лѣтъ, когда меня съ нимъ разлучили… да будетъ надъ нимъ Божіе благословеніе! Съ той поры я никогда не видала его.

— Бѣлокуръ онъ или брюнетъ? продолжала наивная мистриссъ Эмми, — покажи мнѣ его волосы.

Бекки чуть не захохотала.

— Не сегодня, мой другъ, не сегодня, сказала она; — въ другой разъ, когда-нибудь. Вотъ на этихъ дняхъ привезутъ мои вещи изъ Лейпцига, и тогда я покажу тебѣ и волосы, и портретъ моего милаго Родона. Я сама написала этотъ миньятюръ въ счастливые дни своей жизни.

— Бѣдная Бекки, бѣдная Бекки! воскликнула Амелія, какъ благодарна — о, какъ я должна быть благодарна!

Эмми, по обыкновенію, принялась думать, что не было въ цѣломъ мірѣ мальчика прекраснѣе и умнѣе ея Джорджиньки.

— Вотъ ужо ты увидишь моего Джорджиньку, сказала она, воображая, что доставитъ такимъ образомъ самое дѣйствительное утѣшеніе несчастной Ребеккѣ.

Около двухъ часовъ эти двѣ женщины вели между собою самую искреннюю бесѣду, и Бекки представила пріятельницѣ полный и подробнѣйшій отчетъ о своей жизни. Прежде всего она привела въ извѣстность, что надменные родственники Родона всегда смотрѣли на этотъ бракъ съ чувствами непримиримой ненависти и злобы. Невѣстка ея, леди Дженни, женщина хптрая и коварная, успѣла совершенно завладѣть душою Родона, и вооружила его противъ жены. Ребекка переносила все: бѣдность, пренебреженіе, уничиженіе и рѣшительную холодность отъ мужа, ею любимаго… да и могла ли она не любить его, когда онъ былъ отцомъ ея малютки? Родонъ между-тѣмъ съ каждымъ днемъ все больше и больше погрязалъ въ безстыдствѣ, и наконецъ, унизился до такой степени, что — говорить ли объ этомъ? принуждалъ ее жертвовать своимъ добрымъ именемъ, чтобы выхлопотать для него мѣсто при содѣйствіи маркиза Стейна. Вотъ тогда-то она уже сама готова была бросить этого негодяя.

Само-собою разумѣется, что эта часть исторіи передана была очень тонко и деликатно, съ видомъ страждущей и оскорбленной добродѣтели. Принужденная оставить кровлю своего мужа, Ребекка не освободилась отъ его мстительности и преслѣдованій: извергъ разлучилъ ее съ сыномъ. И вотъ теперь, бѣдная и оставленная всѣми, она скитается изъ страны въ страну, претерпѣвая всѣ возможные лшенія и удары неумолимаго рока.

Можно представить, съ какими чувствами мистриссъ Эмми выслушала этотъ длинный разсказъ. Она дрожала отъ негодованія, когда Бекки изображала ужасное поведеніе этихъ двухъ чудовищъ, Стейна и Родона. Глаза ея сверкали восклицательными знаками при каждой сентенціи, относившейся къ неумолимымъ родственникамъ и безнравственному мужу. Впрочемъ, Бекки отзывалась о немъ больше съ горестью, чѣмъ съ желчью — что тутъ дѣлать? она такъ любила этого человѣка!.. но когда, наконецъ, мистриссъ Кроли, продолжая свое плачевное повѣствованіе, дошла до раздирательной сцены послѣдняго прощанья съ ненагляднымъ малюткой, Эмми не выдержала, и прикрывъ свое личико платкомъ, залилась горючими слезами. Какъ истинная трагическая артастка, Бекки пришла въ восторгъ отъ этого эффекта, произведеннаго ею на свою слушательницу.

Деликатный майоръ Доббинъ, нежелавшій своимъ присутствіемъ мѣшать интересной бесѣдѣ двухъ подругъ, бродилъ нѣсколько времени передъ дверью, на площадкѣ четвертаго этажа, безпрестанно прикасаясь своей шляпой къ потолку. Скоро однакожь онъ наскучилъ этимъ занятіемъ, и спустился внизъ, въ большую залу, общую для всѣхъ посѣтителей Слона. Въ этомъ апартаментѣ носятся всегда огромные слои дыма, и совершаются обильныя возліянія пива и вина. При самомъ входѣ, у стѣны, на грязномъ столѣ стоятъ дюжины мѣдныхъ шандаловъ съ сальными огарками для нумерныхъ жильцовъ, которыхъ ключи висятъ стройною фалангой надъ этими свѣчами. Амелія прошла черезъ этотъ салонъ съ крайнимъ замѣшательствомъ и душевною тревогой, тѣмъ болѣе, что тутъ собрались уже люди всякаго званія и чина: тирольскіе перчаточники и дунайскіе полотнянщики съ своими тюками и узлами; студенты, угощавшіе себя буттербродтами и колбасой; вольнопрактикующіе кавалеры, размѣстившіеся за карточными столами; фигляры и фокусники, освѣжавшіе себя пивомъ послѣ вечернихъ упражненій, и, словомъ, трактирная дѣятельность въ германскомъ вкусѣ была тутъ уже въ полномъ разгарѣ. Малый въ бѣломъ передникѣ, какъ и водится, принесъ майору кружку пива. Доббинъ закурилъ сигару, прикрылся газетнымъ листомъ, и терпѣливо рѣшился выжидать минуты, когда опять потребуютъ его наверхъ.

Скоро, побрякивая шпорами, пришли сюда Максъ и Фрицъ, съ фуражками на бекрень и длинными трубками въ зубахъ. Повѣсивъ, куда слѣдуетъ, свой ключъ отъ нумера 90, они потребовали порцію пива и буттербродтовъ. Молодые люди заняли мѣста подлѣ майора, и завязали разговоръ о филистерахъ и фуксахъ, о дуэляхъ и попойкахъ. Доббинъ не могъ не слышать всѣхъ этихъ рѣчей. Оказалось, что студенты воротились недавно изъ Шлоппеннотцентаузенда, откуда пріѣхали они вмѣстѣ съ Бекки, чтобъ принять участіе въ пумперниккельскихъ торжествахъ.

— Diekleine Engländerinnschcint, ich glaube, en bays de gonnoissance, замѣтилъ Максъ, знавшій по французски, товарищу своему, Фрицу, — послѣ этого жирнаго дѣда, пришла къ ней кажется хорошенькая компатріотка. Я подслушалъ, какъ онѣ тамъ болтаютъ и хнычутъ въ ея комнатѣ.

— Намъ однакожь надобно взять билеты въ ея концертъ, сказалъ Фрицъ, — есть у тебя деньги, Максъ?

— Плоха штука, любезный, возразилъ Максъ, — этотъ концертъ еще in nubibus, сирѣчь, на воздусѣхъ. Гансъ говорилъ, что она тоже объявила въ Лейпцигѣ, и бурши разобрали пропасть билетовъ. Только она не пѣла, и ускакала съ этими денежками. Вчера въ каретѣ она сказала, кажется, что пьянистъ ея заболѣлъ и остался въ Дрезденѣ. Это все дудки. Я увѣренъ, что она не можетъ пѣть, голосъ у нея хрипптъ такъ же какъ у тебя.

— Хрипитъ, да, твоя правда. Я самъ слышалъ, какъ она, сидя у окна, старалась прохрипѣть schrecklich англійскую балладу: «Роза на балконѣ«.

— Saufen und singea никогда не уживаются въ ладу, какъ сода съ кислотой, замѣтилъ красноносый Фрицъ, который извѣдалъ кажется на опытѣ эту неоспоримую истину. Нѣтъ, братъ, ужь ты не бери билетовъ на этотъ воздушный концертъ. Вчера она выиграла пропасть денегъ въ trente-et-quarante. Я видѣлъ, какъ она заставляла англійскаго мальчика играть за себя. Лучше ужъ мы сходимъ разъ, другой въ театръ, или угостимъ ее французскимъ виномъ и коньякомъ въ Авреліанскомъ саду. А билетовъ покупать не слѣдуетъ. Это что? Ты еще велѣлъ подать пива? Вотъ это дѣло.

Три или четыре кружки этого напитка истощены были въ самое короткое время.

Изъ этого разговора молодыхъ людей, майоръ Доббинъ легко могъ догадаться, что эта Kleine Engländerinn, думавшая промышлять концертами, была не кто другая, какъ пріятельница наша, Бекки. «Этотъ дьяволёнокъ видно опять принимается за свои старыя продѣлки», подумалъ онъ, съ улыбкой припоминая былыя времена, когда Джой первый разъ волочился за Ребеккой. Воксальное приключеніе представилось его воображенію со всѣми подробностями. Онъ и Джорджъ часто вспоминали объ этомъ, хотя впослѣдствіи самъ капитанъ Осборнъ попался въ ловушку этой Цирцеи. Вилльямъ слѣдилъ въ ту пору за всей интригой, но притворялся въ обществѣ пріятеля, что ничего не видитъ и не слышитъ. Впрочемъ Джорджъ не скрывалъ этой тайны. Поутру, въ день ватерлооской битвы, когда молодые люди стояли впереди своего полка, обозрѣвая плотныя массы французскихъ солдатъ, занявшихъ высоты противоположныхъ холмовъ, Джорджъ сказалъ своему другу:

— Признаюсь, Вилльямъ, я затѣялъ глупѣйшую интригу съ этой женщиной. Походъ этотъ объявленъ какъ-нельзя больше кстати. Если суждено мнѣ умереть, надѣюсь, Эмми никогда не узнаетъ объ этомъ дѣлѣ. Какъ бы я спокоенъ былъ въ душѣ, если бы и вовсе его не начиналъ!

Такое раскаяніе привело Вялльяма въ трогательное умиленіе, и впослѣдствіи ему пріятно было утѣшать вдову неоднократнымъ напоминаніемъ, что капитанъ Осборнъ былъ передъ смертью препсполненъ благороднѣйшими чувствами въ отношеніи къ отцу своему и женѣ. Объ этихъ же фактахъ майоръ краснорѣчиво распространялся на Россель-Скверѣ въ разговорахъ съ старикомъ Осборномъ, и это собственно окоячательно пособило ему помирить отца съ памятью его сына.

— И эта женщина будетъ вѣчно интриговать! думалъ майоръ Доббинъ, — какъ бы я желалъ спровадить ее отсюда за десятки тысячь миль! Зло и бѣду разноситъ она повсюду.

Углубленный въ эти размышленія, онъ облокотился на столъ обѣими руками, и безсмысленно смотрѣлъ на пумперниккельскую газету, лежавшую у него подъ носомъ. Наконецъ, кто-то ударилъ его зонтикомъ по плечу, онъ поднялъ глаза, и увидѣлъ передъ собою мистриссъ Эмми.

Амелія имѣла въ нѣкоторомъ смыслѣ, абсолютную власть надъ майоромъ и распоряжалась имъ по произволу. Она ласкала его, гладила по плечу и головѣ, и заставляла таскать за собою вещи.

— Отчего вы, сэръ, не изволили дожидаться наверху, чтобъ свести меня съ лѣстницы? сказала она, слегка кивая своею миньятюрною головкой, и дѣлая саркастическій реверансъ.

— Мнѣ нельзя было стоять въ корридорѣ, отвѣчалъ майоръ съ умоляющимъ видомъ.

И онъ съ восторгомъ подалъ ей руку, намѣреваясь вывести ее какъ-можно скорѣе изъ этого душнаго мѣста. Онъ готовъ былъ даже идти, не вспомнивъ о трактирной прислугѣ, и длинный слуга въ бѣломъ передникѣ настигъ его уже на порогѣ, и напомнилъ довольно неучтиво, что майоръ не изволилъ расплатиться за пиво. Эмми засмѣялась и назвала Вилльяма неисправимымъ мотомъ, принужденнымъ бѣжать отъ долговъ. На этотъ разъ, въ ней открылся внезапно юмористическій талантъ, и она придумала много остроумныхъ шутокъ насчетъ кружки пива, которой впрочемъ майоръ не выпилъ. Эмми была очень весела, быстра и почти бѣгомъ пустилась бѣжать въ гостинницу Телячьей Головы. Ей надлежало увидѣться съ Джоемъ сію же минуту. Майоръ засмѣялся при этомъ бурномъ выраженіи сестринской нѣжности со стороны мистриссъ Эмми, потому-что она не весьма часто изъявляла желаніе видѣться съ своимъ братцемъ «сію же минуту».

Они нашли ост-индскаго сановника въ салонѣ перваго этажа. Битый часъ онъ ходилъ по комнатѣ взадъ и впередъ, кусалъ свои ногти и поминутно смотрѣлъ черезъ площадь на Слона въ ту пору, какъ мистриссъ Эмми бесѣдовала съ своей подругой на чердакѣ этого дома, а майоръ барабанилъ внизу по грязному столу, съ нетерпѣніемъ ожидая возвращенія мистриссъ Осборнъ.

— Ну? сказалъ Джой.

— Бѣдная, бѣдная страдалица! Чего только она не натерпѣлась, сказала мистриссъ Эмми.

— Развѣ я не говорилъ тебѣ этого? пробормоталъ Джой, качая своей головой, причемъ щеки ея затряслись и задрожали, какъ желе.

— Надобно очистить для нея комнату, Пайнъ, продолжала Эмми, — ее можно переселить наверхъ.

Пайнъ была степенная и скромная англійская дѣвушка, находившаяся въ услуженіи при осюбѣ мистриссъ Осборнъ. Само-собою разумѣется, что каммердинеръ Джоя ухаживалъ за нею, и Джорджинька, въ свою очередь, безпрестанно стращалъ ее разсказами о нѣмецкихъ разбойникахъ и привидѣніяхъ. Она проводила свое время въ тоскѣ и скукѣ, и каждый день выражала неизмѣнное желаніе воротиться не иначе, какъ завтра поутру, въ родную свою деревушку близь англійской столицы.

— Ну, да, Ребекка займетъ комнату моей горничной, сказала Эмми.

— Какъ! Неужели вы намѣрены ввести эту женщину въ свои собственный домъ? вскрикнулъ майоръ дѣлая судорожный жестъ.

— Конечно, конечно! Чтожь вы тутъ находите удивительнаго, сказала Амелія самымъ наивнымъ и невиннымъ тономъ. Да не сердитесь, майоръ Доббинъ, и не ломайте мою мебель. Конечно, мы намѣрены взять ее къ себѣ.

— Разумѣется! подтвердилъ Джой.

— Желалъ бы я знать, чье сердце не надорвется при этой повѣсти объ ужасныхъ бѣдствіяхъ несчастной женщины! продолжала Эмми. Безсовѣстный банкиръ ея раззорился и убѣжалъ; негодный мужъ покинулъ ее и разлучилъ съ малюткой…

Здѣсь мистриссъ Эмми сжала свои крошечные кулачки и подняла ихъ на воздухъ въ такой угрожающей позѣ, что майоръ невольно залюбовался на эту безстрашную воительницу.

— И кто бы могъ подумать, что злые люди доведутъ ее до такой нищеты! Вѣдь она принуждена давать уроки и пѣть передъ публикой изъ-за куска насущнаго хлѣба!.. И еще бы мы не взяли ее къ себѣ?

— Берите у ней уроки, мистриссъ Джорджъ, закричалъ майоръ, только не давайте ей квартиры въ своемъ домѣ. Умоляю васъ объ этомъ.

— Фи! фи! сказалъ Джой.

— Я васъ, рѣшительно, не понимаю, майоръ Валльямъ, сказала Амелія запальчивымъ тономъ, — вы всегда были такъ добры и такъ сострадательны, и вдругъ становитесь жестокимъ къ беззащитной женщинѣ. Отчего вамъ вздумалось запрещать мнѣ оказывать посильную помощь бѣдной страдалицѣ, покинутой всѣми ея родственникми? Вамъ не слѣдуетъ забывать, Вилльямъ, что она мой старинный другъ я…

— Нѣтъ, если у васъ хороша память, Амелія, вы должны помнить, что Ребекка не всегда была вашимъ другомъ, сказалъ майоръ, начинавшій приходить въ раздражительное состояніе духа.

Этотъ несчастный намекъ сразилъ окончательно мистриссъ Джорджъ, она бросила на майора сверкающій взглядъ и сказала:

— Стыдитесь, стыдитесь, майоръ Доббинъ! Стыдитесь, милостивый государь!

И выстрѣливъ этими сентенціями, она величественно пошла въ свои будуаръ и раздражительною рукою захлопнула за собою дверь.

— Какъ! онъ не постыдился дѣлать мнѣ такіе намеки! сказала она. О, это слишкомъ, слишкомъ жестоко!

Она посмотрѣла на портретъ Джорджа, висѣвшій на своемъ обычномъ мѣстѣ и на миньятюръ своего ненагляднаго мальчика.

— О, да; о, да, это слишкомъ жестоко съ его стороны! Какъ онъ осмѣлился говорить мнѣ объ этомъ, когда я простила ему все? Изъ собственныхъ устъ Вилльяма я слышала нѣсколько разъ, какъ неосновательны были мои подозрѣнія, и какъ ты былъ чистъ и невиненъ, о великодушный и благороднѣйшій супругъ мой!

И, проникнутая внутреннимъ негодованіемъ, она принялась ходить по комнатѣ дрожащими шагами. Затѣмъ она облокотилась на коммодъ, надъ которымъ висѣло изображеніе покойника, и еще разъ устремила на него присталъный взглядъ. Его глаза, повидимому, обратились на нее съ упрекомъ, и этотъ упрекъ становился яснѣе и яснѣе по мѣрѣ того, какъ мистриссъ Эмми смотрѣла на мимьятюръ. Счастливые годы первой дѣвственной любви снова ожили въ ея воображеніи съ наимельчайшими подробностями. Глубокая рана сердца, незаживленная продолжительнымъ временемъ, сдѣлалась еще глубже и болѣзненнѣе. Эмми не могла перенести упрековъ супруга, смотрѣвшаго на нее изъ своей вызолоченной рамки. Да, да, она будетъ принадлежать ему вѣчно, теперь и всегда, здѣсь и за гробомъ.

Бѣдный Доббинъ, бѣдный, старый Вилльямъ Доббинъ! Одинъ несчастный намекъ разрушилъ зданіе всей твоей жизни, которое сооружалъ ты съ такими гигантскими трудами! Одно неосторожное слово, и птичка выпорхнула изъ клѣтки, которую ты устроивалъ съ такимъ кропотливымъ терпѣніемъ.

Хотя взорами Амеліи весьма ясно выражался роковой кризисъ въ ея сердцѣ, однакожь Вилльямъ еще не думалъ падать духомъ, и мужественно противостоялъ угрожающей бѣдѣ. Въ сильныхъ выраженіяхъ онъ принялся умолять мистера Седли, чтобы тотъ защитилъ свою сестру отъ козней Ребекки, и заклиналъ Джоя не принимать ее въ свои домъ. Онъ упрашивалъ Бенгальца навести, по крайней мѣрѣ, необходимыя справки относительно мистриссъ Бекки, и сказалъ, между-прочимъ, что репутація ея слишкомъ заподозрѣна негоднымъ обществомъ игроковъ, среди которыхъ, какъ онъ слышалъ, Ребекка жила до сихъ поръ. Затѣмъ Вилльямъ счелъ нужнымъ изобразить давнопрошедшія несчастія и упоиянулъ, какимъ опасностямъ подвергался отъ нея бѣдный капитанъ Осборнъ. Наконецъ, онъ старался представить неотразимыя доказательства относительно того пункта, что разлука ея съ мужемъ, предосудительная во многихъ отношеніяхъ, ничего не говоритъ въ ея пользу. Онъ представилъ, что общество ея для Амеліи тѣмъ опаснѣе, что вдова ничего не разумѣетъ въ дѣлахъ свѣта. Никогда еще Вилльямъ не обнаруживалъ такого сильнаго краснорѣчія, способнаго убѣдить и растрогать самую черствую душу. Неотразимые аргументы его логики подводились подъ одинъ общій итогъ, что Ребекка не должна быть терпима среди порядочныхъ людей.

Будь майоръ Доббинъ болѣе запальчивъ и побольше ловокъ, ему, по всей вѣроятности, удалось бы склонить на свою сторону мистера Джоя. Но сановникъ Индіи уже досадовалъ на превосходство, которое, какъ ему казалось, безпрестанно обнаруживалъ надъ нимъ майоръ Доббинъ, и объ этомъ пунктѣ онъ уже сообщилъ нѣсколько замѣчаній мистеру Киршу впродолженіе ихъ путешествія по германскимъ городамъ. Въ настоящемъ случаѣ, запальчивый Бенгалецъ вышелъ изъ себя и объявилъ наотрѣзъ, что онъ никому не позволитъ вмѣшиваться въ свои домашнія дѣла; и что, во всякомъ случаѣ, онъ самъ можетъ и долженъ защшцать свою фамильную честь. Прибытіе мистриссъ Бекки окончило разговоръ пріятелей, начинавшій уже прннимать довольно запальчивый характеръ. Она пришла изъ гостинницы Слона въ сопровожденіи носильщика съ ея небольшимъ чемоданомъ подъ мышкой.

Ребекка привѣтствовала хозяина съ почтительнымъ вниманіемъ, и сдѣлала довольно холодный реверансъ майору. Женскій инстинктъ сказалъ ей съ перваго взгляда, что майоръ былъ ея врагомъ, старавшимся разстроить ея дружескія отношенія къ мистриссъ Эмми и ея брату. Вскорѣ Амелія вышла изъ своей комнаты и обняла гостью съ величайшимъ радушіемъ, не обращая въ тоже время никакого вниманія на майора. Черезъ минуту она бросила на него угрюмый и сердитый взглядъ, и въ глазахъ ея выразилось презрѣніе, которое едва-ли къ кому она обнаруживала впродолженіе своей жизни. Теперь, однакожь, дѣйствуя подъ вліяніемъ особенныхъ обстоятельствъ, она рѣшилась быть сердитой на майора, не подозрѣвая, конечно, что дѣлаетъ величайшую, сумасбродную несправедливость. Пораженный этимъ, совершенно несправедливымъ гнѣвомъ, Доббинъ ушелъ, сдѣлавъ поклонъ столько же гордый и холодный, какъ убійственный книксенъ мистриссъ Эмми, небрежно сказавшей ему «прости».

Съ его уходомъ, Амелія обнаружила самую задушевную привязанность къ Ребеккѣ. Она принялась хлопотать при устройствѣ комнаты для своей гостьи, показывая на каждомъ шагу такую удивительную быстроту въ движеніяхъ и словахъ, какой еще никогда въ ней не замѣчали. Фактъ обыкновенный: слабодушные люди, позволивъ себѣ какую-нибудь несправедливость, стараются какъ-можно скорѣе покончить свое дѣло. Эмми воображала въ простотѣ сердечной, что, въ настоящемъ случаѣ, она выставляетъ передъ свѣтомъ необыкновенную твердость духа и вмѣстѣ чтитъ достойнѣйшимъ образомъ память покойнаго капитана Осборна.

Джорджинька между-тѣмъ воротился съ гулянья къ обѣденному времени, и нашелъ, какъ обыкновенно, четыре прибора за столомъ; но, къ великому его изумленію, на мѣсто майора Доббима сѣла какая-то леди.

— Это что значитъ? спросилъ юный джентльменъ, не скрывая своего изумленія. Гдѣ же Доббинъ?

— Майоръ Доббинъ сегодня не обѣдаетъ съ нами.

Съ этими словами Амелія прижала малютку къ своему сердцу, поцаловала его съ особенною нѣжностью, разгладила ему волосы, и, наконецъ, представила его мистриссъ Кроли.

— Вотъ мой сынъ, Ребекка, сказала мистриссъ Осборнъ, бросая на гостью такой взглядъ; въ которомъ ясно выражался вопросъ: «Гдѣ и когда свѣтъ производилъ такое чудное сокровище?»

Бекки посмотрѣла на мальчика съ неистовымъ восторгомъ, и еще неистовѣе пожала ему руку.

— Милое дитя! сказала она, и вслѣдъ затѣмъ прибавила: Боже мой, какъ онъ похожъ на моего…

Взволнованная сильнѣйшими чувствами, она не могла докончить этой рѣчи, но Амелія мигомъ смекнула, сообразила и постигла, что Ребекка думаетъ о своемъ собственномъ, благословенномъ сынѣ. Несмотря, однакожь, на сильную грусть, пробужденную печальными воспоминаніями, мистриссъ Кроли кушала съ большимъ аппетитомъ; общество старинной подруги очевидно подѣйствовало благодѣтельнымъ образомъ на ея разбитое сердце.

За столомъ, когда Бекки разсказывала многіе стародавніе анекдоты, Джорджинька не отрывалъ глазъ отъ новой гостьи, и слушалъ ее съ большимъ вниманіемъ. Когда подали десертъ, Эмми отправилась наверхъ смотрѣть за дальнѣйшими хозяйственными распоряженіямя, а мистеръ Джой спокойно заснулъ въ креслахъ, прикрывшись газетой «Galignaui». Джорджинька и гостья сѣли другъ подлѣ друга; мальчикъ принялся теперь разсматривать ее съ величайшштъ вниманіемъ, и, накрнецъ, бросивъ щипчики, которыми кололъ орѣхи, сказалъ:

— Послушайте-ка, мистриссь…

— Слушаю, сказала Бекки, улыбаясь. Что вамъ угодно сказать мнѣ, мастеръ Джорджъ?

— А вотъ что: вчера вы были въ маскѣ, и я видѣлъ васъ за рулеткой.

— Тише, тише, маленькій шалунъ! сказала Бекки, цалуя Джорджинькину руку. Твой дядя былъ также тамъ, ты не долженъ говорить этого мамашѣ.

— Ужь, конечно, не долженъ, отвѣчалъ мастеръ Джорджъ.

— Мы ужь успѣли подружиться, какъ видите, сказала Ребекка Амеліи, которая въ эту минуту войти въ комнату.

И мы въ свою очбредъ должны признаться, что мистриссъ Осборнъ помѣстила въ своемъ домѣ умную и достолюбезную компаньйонку.

Вспыхнувъ великимъ негодованіемъ, мистеръ Вилльямъ Доббинъ, еще непостигавшій и даже неподозрѣвавшій всей опасности своего бѣдственнаго положенія, пошелъ бродить по городу безъ всякой опредѣленной мысли, плана и цѣли. Судьба наткнула его на секретаря англійскаго носольства, Тепъуорма, и тотъ пригласилъ его къ себѣ на обѣдъ. Разговаривая за столомъ о разныхъ житейскихъ предметахъ, майоръ воспользовался случаемъ спросить дипломата, не знаетъ ли онъ какихъ-нибудь подробностей о такъ-называемой мистриссъ Родонъ Кроли, которая, какъ говорятъ, надѣлала въ послѣднее время много шума въ англійской столицѣ? Какъ не знать? Тепъуормъ зналъ наперечетъ всѣ лондонскія сплетни, и приходился, сверхъ-того, ближайшимъ родствениикомъ леди Гигантъ. На этомъ основаніи, онъ излилъ въ открытые уши слушателя такую чудную исторію о похожденіяхъ мистриссъ Бекки, что майоръ остолбенѣлъ. Я самъ имѣлъ честь присутствовать на этомъ обѣдѣ, и тогда-то главнѣйшимъ образомъ удалось мнѣ собрать всѣ эти факты, послужившіе матеріяломъ для этого вполнѣ добросовѣстнаго и совершенно достовѣрнаго разсказа. Тюфто, Стейнъ, Кроли, всѣ дѣйствующія лица и всѣ событія, состоявшія въ близкой или отдаленной связи съ похожденіями Бекки, были превосходно очерчены остроумнымъ дипломатомъ. Онъ зналъ все, и разнообразныя его открытія громомъ поразили простодушнаго и мягкосердечнаго майора. Кода мистеръ Доббинъ объявилъ, что мистриссъ Осборнъ и мистеръ Седли взяли Ребекку въ свой собственный домъ, дипломатъ разразился самымъ неугомоннымъ, оглушительнымъ смѣхомъ, и сказалъ, что было бы гораздо приличнѣе пустить въ свою квартиру какого-нибудь колодника изъ тюрьмы, чѣмъ эту всесвѣтную пройдоху.

— Интересно знать, чему-то она научитъ этого шалуна Джорджа, заключилъ Тепъуормъ.

Эта мысль окончательно сразила бѣднаго майора, и онъ рѣшился во что бы ни стало, предотвратить бѣдственныя послѣдствія необдуманнаго поступка мистриссъ Эмми.

Поутру въ тотъ день, еще до свиданія съ Ребеккой, было рѣшено, что Амелія отправится вечеромъ на придворный балъ. Тамъ будетъ удобно объясниться съ нею, подумалъ майоръ. Воротившись домой, онъ надѣлъ мундиръ, и отправился ко двору, въ надеждѣ увидѣть мистриссъ Осборнъ. Но Амелія не поѣхала на балъ. Когда мистеръ Доббинъ воротился въ свою квартиру, свѣчи были уже погашены во всѣхъ комнататъ Седли. Онъ не могъ увидѣть ее раньше утра. Неизвѣстно, какую ночь провелъ онъ подъ вліяніемъ страшной тайны, тяготившей его душу.

Въ ранніи часъ утра майоръ Доббинъ отправилъ черезъ улицу своего каммердинера съ запиской, объяснявшей, что ему предстоитъ крайняя надобность переговорить съ мистриссъ Осборнъ. Посланный воротился съ отвѣтомъ, что мистриссъ Осборнъ больна, и еще не выходила изъ своей комнаты.

И Амелія также не спала всю эту ночь. Она размышляла о такомъ предметѣ, который уже больше сотни разъ волновалъ ея слабую душу. Уже не разъ хотѣла она уступить и подчиниться вліянію сильной страсти, но неумолимая мысль снова представлялась ея воображенію, и она чувствовала, что эта жертва будетъ для нея слишкомъ велика. Пусть онъ любитъ ея безпредѣльно, и съ такимъ постоянствомъ, которому еще не было примѣровъ, но Амелія ничего не можетъ для него сдѣлать. Благодѣянія его сыпались на нее щедрою рукою, было время, когда мистриссъ Эмми исключительно существовала щедротами этого джентльмена, но что значатъ благодѣянія и постоянство на вѣсахъ житейскаго базара? Эмми, въ этомъ отношеніи, не составляла ни малѣйшаго исключенія между мильйонами особъ женскаго пола. Ей ужь, признаться, маскучили эти благодѣянія, и вотъ почему, собственно говоря, маленькая женщина съ жадностію воспользовалась малѣшимъ предлогомъ, чтобы разорвать всякія сношенія съ этимъ человѣкомъ. Теперь она будетъ свободна.

Майора приняли уже вечеромъ въ тотъ день, часа за два передъ обѣдомъ. Вмѣсто искренняго и радушнаго привѣтствія, къ которому онъ былъ пріученъ впродолженіе многихъ лѣтъ, Амелія сдѣлала весьма холодный реверансъ, и протянула свою крошечнуютперчатку, до которой едва позволила дотронуться майору.

Въ гостиной была и мистриссъ Кроли. Она подошла къ прибывшему гостю съ улыбкой, и также протянула ему руку. Доббинъ въ смущепіи отступилъ назадъ.

— Прошу извинить, сударыня, сказалъ онъ, я принужденъ объявить, что пришелъ сюда не въ качествѣ вашего друга. Совсѣмъ напротивъ.,

— Ахъ, пожалуйста, майоръ, увольте насъ отъ всякихъ исторій! перебилъ взволнованный Джой, нелюбившій никакихъ сценъ въ домашнемъ кругу.

— Желала бы я знать, что такое майоръ Доббинъ намѣренъ говорить противъ Ребекки? сказала Амелія чистымъ, звучнымъ и яснымъ голосомъ, устремивъ на бѣднаго Вилльяма грозный взглядъ.

— Я не терплю въ своемъ домѣ никакихъ исторій, перебилъ опять мистеръ Джой. Вы сдѣлаете мнѣ великое одолженіе, майоръ Доббинъ, если, на этотъ разъ, уволите насъ отъ своего визита. Покорнѣйше прошу васъ объ этомъ, сэръ.

И раскраснѣвшись какъ жареный ракъ, Джой, дрожавшій всѣми членами, сдѣлалъ шагъ къ дверямъ.

— Великодушный другъ мой! сказала Ребекка съ дѣтскою наивностью, выслушайте, прошу васъ, что намѣренъ сказать противъ меня майоръ Доббинъ.

— Ничего не хочу слушать, ничего, ничего! заревѣлъ Джой во весь голосъ.

И затѣмъ, подобравъ полы своего комнатнаго сюртука, онъ исчезъ.

— Теперь мы остались только съ Ребеккой, сказала Амелія, вы можете, милостивый государь, смѣло говорить въ присутствій двухъ женщинъ.

— Такое обращеніе со мною едва-ли сообразно съ вашимъ характеромъ, отвѣчалъ майоръ съ большимъ достоинствомъ, и вы, Амелія, напрасно вздумали подвергать меня своему гнѣву. Я пришелъ исполнить свои долгъ и могу увѣрить, что эта обязанность не доставляетъ мнѣ никакого удовольствія.

— Исполняйте скорѣе вашу обязанность, майоръ Доббинъ, сказала Амелія, уже пачинавшая чувствовать сильнѣйшую досаду въ своей маленькой груди.

Можно вообразить, какъ вытянулось честное лицо Вилльяма при этой повелительной рѣчи.

— Я пришелъ сказать… и, такъ-какъ вы остались здѣсь, мистриссъ Кроли, то я принужденъ сказать въ вашемъ присутствіи, что, помоему убѣжденію, вы не можете и не должны, ни въ какомъ случаѣ и ни по какому побужденію, принадлежать къ членамъ семейства моихъ друзей. Леди, оставившая своего мужа, путешествующая подъ чужимъ именемъ, леди, которая сидитъ въ публичномъ мѣстѣ за игорными столами…

— Это было однажды, когда я собиралась на балъ, вскричала Бекки.

–..такая леди, говорю я, не можетъ быть приличной собесѣдницей для мистриссъ Осборнъ и ея сына, продолжалъ майоръ Доббинъ. Къ этому остается мнѣ прибавить, что есть въ этомъ городѣ особы, вполнѣ знакомыя съ вашимъ поведеніемъ, и онѣ сообщаютъ о васъ такія подробности, о которыхъ я не желаю и не смѣю говорить… въ присутствіи мистриссъ Осборнъ.

— Вотъ это, по крайней мѣрѣ, очень скромный и совершенно удобный способъ клеветать на беззащитную женщину, отвѣчала Ребекка. Вы подвергаете меня обвиненіямъ, таинственнымъ и загадочнымъ, которыхъ и не высказываете; это дѣлаетъ вамъ честь, майоръ Доббинъ. Въ чемъ же, спрашивается, обвиняютъ меня? Въ невѣрности къ мужу? Я презираю эту клевету и открыто вызываю всѣхъ и каждаго доказать ее;— вызываю васъ самихъ, милостивый государь. Честь моя неприкосновенна — была, есть и будетъ, несмотря на ожесточенныя преслѣдованія моихъ враговъ. Въ томъ ли еще вы обвиняете меня, что я бѣдна, несчастна, безпріютна, отвержена всѣми своими родственниками? Такъ точно, я виновата во всѣхъ этихъ проступкахъ, и судьба караетъ меня за нихъ каждый день. Караете и вы, майоръ Доббинъ. пусти меня, Эмми, и я уйду, куда глаза глядятъ. Стоитъ только предположить, что я не встрѣчалась съ тобою, и колесо злосчастной моей жизни снова завертится своимъ обычнымъ чередомъ. Пройдетъ ночь, и я опять булу скитаться по всему свѣту, какъ странница, для которой нѣтъ безопаснаго пріюта подъ человѣческою кровлей. Помнишь-ли, Амелія, какую пѣсню ялюбила пѣть въ свои былые, молодые годы? и тогда я скиталась точно такъ же, какъ теперь; и тогда презирали меня, какъ жалкую, безпріютную тварь; и тогда обижали меня, и безнаказанно издѣвались надо мною, потому-что некому было вступиться за бѣдную дѣвушку на этомъ свѣтѣ. Пусти меня, Эмми, мое пребываніе въ твоемъ домѣ противорѣчитъ планамъ этого господина.

— Ваша правда, сударыня; сказалъ майоръ, — и если въ этомъ домѣ я имѣю какую-нибудь власть.

— Власть! Власть!!?? Никакой власти вы не имѣете здѣсь и не будете имѣть, майоръ Доббинъ, закричала Амелія, сверкая своими гнѣвными глазами. Ребекка, ты останешься со мной. Я не оставлю тебя, потому-что есть на свѣтѣ изверги, которымъ пріятно преслѣдовать беззащитную женщину; и не буду я обижать тебя, Ребекка, изъ-за того только, что это могло бы доставить удовольствіе майору Доббину. Уйдемъ отсюда, моя милая.

И обѣ женщины быстрыми шагами пошли къ дверямъ.

Но Вилльямъ заслонилъ собою этотъ выходъ. Онъ взялъ Амелію за руку и сказалъ:

— Я непремѣнно долженъ объясниться съ вами, Амелія, угодно ли вамъ остаться на минуту въ этой комнатѣ?

— Онъ желаетъ говорить съ тобою безъ меня, сказала Бекки, принимая страдальческій видъ.

Въ отвѣтъ на это, Амелія схватила ея руку.

— Увѣряю васъ честью, сударыня, что не о васъ теперь я намѣренъ говорить съ мистриссъ Осборнъ. Воротитесь, Амелія… на одну только минуту.

Амелія посмотрѣла на свою подругу нерѣшительными глазами, и отступила на середину комнаты. Ребекка ушла; и Доббинъ заперъ за нею дверь. Мистриссъ Эмми облокотилась на туалетъ, и безмолвно смотрѣла на Вилльяма, губы ея дрожали, лицо было блѣдно.

— Я былъ въ замѣшательствѣ, сказалъ майоръ послѣ кратковременной паузы, — и начиная говорить съ вами, я имѣлъ неосторожность употребить слово «власть».

— Да, вы употребили, сказала Амелія

И зубы ея заскрежстали при этихъ словахъ.

— По крайней мѣрѣ, Амелія, я имѣю здѣсь нѣкоторое право быть выслушаннымъ, продолжалъ Доббингь.

— То-есть, вы разумѣете свои одолженія, оказанныя мнѣ? Очень великодушно съ вашей стороны напоминать мнѣ объ этомъ, майоръ Доббинъ, отвѣчала Эмми.

— Права, о которыхъ говорю, предоставлены мнѣ отцомъ вашего Джорджа, сказалъ Вилльямъ.

— Вы оскорбили его память, милостивый государь, да, вчера вы оскорбили. Вникните хорошенько, что вы сдѣлали. Я никогда васъ не прощу, никогда, никогда! сказала Амелія.

И выстрѣливая этими маленькими сентенціями, она вся трепетала отъ гнѣва и душевнаго волненія.

— Серьёзно ли вы говорите это, Амелія? сказалъ Вилльямъ грустнымъ тономъ. Неужели одно неосторожное слово, произнесенное въ минуту запальчивости, затмитъ окончательно въ вашихъ глазахъ глубокую преданность всей моей жизни? Я надѣюсь и увѣренъ, что поступки мои никогда не оскорбляли памяти капитана Осборна, и вдова моего друга не имѣла до сихъ поръ ни малѣйшихъ причинъ дѣлать мнѣ какіе бы то ни было упреки. Подумайте объ этомъ когда-нибудь на досугѣ, и совѣсть ваша, безъ всякаго сомнѣнія, докажетъ вамъ всю неосновательность этого обвиненія. Вы начинаете это чувствовать теперь.

Амелія продолжала стоять безмолвно, склонивъ голову и опустивъ глаза въ землю.

— Нѣтъ, Амелія, нѣтъ, продолжалъ Вилльямъ, — не вчерашняя рѣчь вооружила васъ противъ меня. Или я напрасно изучалъ и любилъ васъ впродолженіе всѣхъ этихъ пятнадцати лѣтъ, пди, вчерашнія слова послужили для васъ только предлогомъ для выраженія мыслей, уже давно затаенныхъ въ вашемъ сердцѣ. Но я знаю васъ, Амелія. Я давно привыкъ читать всѣ ваши мысли, и слѣдить за всѣми движеніями вашего сердца. Я знаю, къ чему вы способны, мистриссъ Эмми, вы можете привязаться къ воспоминаніямъ, лелѣять въ своихъ мысляхъ мечту и любить фантастическій призракъ, но сердце ваше не можетъ отвѣчать на глубокую привязанность, которую могла бы цѣнить женщина, великодушнѣе васъ. Я, въ свою очередь, гонялся за фантастическимъ призракомъ все это время. Выслушайте теперь, что я скажу вамъ однажды навсегда, мистриссъ Джорджъ. Вы недостойны любви, которую я питалъ къ вамъ до сихъ поръ… И я зналъ, что этотъ призъ, котораго хотѣлъ я добиться цѣною жизни, не стоитъ выигрыша. Я былъ глупецъ, мечтатель, безумно желавшій промѣнять весь запасъ своихъ чувствъ на слабую искру любви, которая могла, по крайнеи мѣрѣ, на нѣкоторое время вспыхнуть въ вашемъ сердцѣ. теперь — конецъ моимъ стремленіямъ, конецъ безумнымъ надеждамъ, и я отказываюсь отъ безплодной борьбы… Я не виню васъ, Амелія. Вы очень добры, и во всѣхъ этихъ случаяхъ поступали по крайнему своему разумѣні, но вы не могли, вы неспособны были возвыситься до той высоты нравственной привязанности, на которой я стоялъ въ отношеніи къ вамъ; надобно имѣть душу, гораздо возвышеннѣе вашей, чтобъ измѣрить всю глубину этого чувства. Прощайте, Амелія! Я уже давно слѣдилъ за вашей борьбой. Время положить этому конецъ. Мы оба утомились, и надоѣли другъ другу.

Страхъ и трепетъ объяли мистриссъ Эмми, когда Вилльямъ собственными руками разорвалъ, наконецъ, цѣпь, привязывавшую его къ ней, и когда онъ объявилъ свою независимость и превосходство. Такъ давно этотъ человѣкъ привыкъ лежать у ея ногъ, и такъ давно эта бѣдная женщина съ миньятюрною головкой привыкла попирать его своими башмачками. Амелія вовсе не хотѣла выйдти за него, но все же ей пріятно было держать при своей особѣ эту ньюфаундлендскую собаку. Ей хотѣлось, не давая ничего, получить отъ него все. Такіе договоры, говорятъ, нерѣдко заключаются въ дѣлахъ любви.

Съ минуту они оба стояли молча съ поникшими головами. Амелія продолжала смотрѣть въ землю.

— Должна ли я понимать, что… что… вы хотите насъ оставить… Вилльямъ? сказала она.

Доббинъ бросилъ на нее грустную улыбку.

— Мнѣ уже не въ первый разъ оставлять васъ, Амелія, сказалъ онъ. Однажды я уѣхалъ отъ васъ, и воротился опять къ вамъ черезъ двѣнадцать лѣтъ. Мы были тогда молоды, Амелія. Прощайте. Слишкомъ много жизни я израсходовалъ на эту борьбу.

Впродолженіе этой интересной бесѣды, дверь въ комнату мистриссъ Осборнъ была немного пріотворена, и мистриссъ Бекки, устремивъ свои зеленый глазокъ въ это маленькое отверстіе, имѣла случай слѣдить за всѣми движеніями разговаривающихъ особъ, и не проронила ни одного слова, исходившаго изъ ихъ устъ.

«Что за благородное сердце у этого человѣка, думала мистриссъ Бекки, — и какъ позорно играетъ имъ эта глупая женщина!»

Ребекка удивлялась майору, и въ сердцѣ ея не было ни малѣйшаго негодованія противъ той жестокой роли, которую онъ принялъ въ отношеніи къ ней самой. То была съ его стороны открытая, честная игра, и онъ далъ ей полную возможность отыграться.

«Ахъ, еслибъ у меня былъ такой мужъ!» подумала мистриссъ Бекки;— я бы не посмотрѣла на его неуклюжія ноги! Великодушный мужчина съ умомъ и сердцемъ превосходная находка для умной женщины.»

И затѣмъ, вбѣжавъ въ свою комнату, Ребекка оторвала клочокъ бумажки и написала записку, упрашивая майора остаться въ Пумперниккелѣ на нѣсколько дней, и вызываясь сослужить ему службу при особѣ мистриссъ Эмми.

Такимъ-образомъ окончательная разлука совершилась. Еще разъ бѣдный Вилльямъ подошелъ къ дверямъ и ушелъ. Маленькая вдова, затѣявшая всю эту исторію, осталась побѣдительницею на полѣ битвы, и приготовилась, вѣроятно, наслаждаться своей побѣдой. Многія леди позавидуютъ, конечно, этому тріумфу.

Къ обѣденному часу явился Джорджинька, и опять, съ великимъ изумленіенъ, замѣтилъ отсутствіе стараго «Доба». За столомъ господствовало глубокое молчаніе; Джой кушалъ одинъ за всѣхъ, но сестра его не прикоснулась ни къ одному блюду.

Послѣ обѣда, Джорджинька, по обыкновенію, развалился на подушкахъ въ амбразурѣ стараго окна, откуда открывался видъ и на Слона, и на майорскую квартиру. Джорджинька любилъ производить наблюденія съ этого пункта, какъ нѣкогда безсмертный мистеръ Пикквикъ слѣдилъ за феноменами человѣческой натуры, изъ форточки своей квартиры на Гозъуэльской улицѣ. Предметомъ, обратившимъ на этотъ разъ вниманіе маленькаго Джорджа, были признаки сильнаго движенія, происходившаго въ майорской квартирѣ по другую сторону улицы.

— Ба! сказалъ онъ, — «ловушку» Доббина вывозятъ со двора. Что бы это значило.

Ловушкой называлась довольно неуклюжая колымага, купленная майоромъ за шесть фунтовъ стерлинговъ. Джорджинька любилъ подтруиивать надъ этимъ экипажемъ.

Эмми вздрогнула, но не сказала ничего.

— Это что еще? продолжалъ Джорджинька. Францискъ укладываетъ чемоданы съ разнымъ хламомъ, а Кувдъ, кривой ямщикъ, ведетъ подъ уздцы трехъ лошадей. Прескверныя клячи. Какъ онъ забавенъ въ этой желтой курткѣ!.. Прошу покорно, онъ впрягаетъ лошадей въ майорскую колымагу. Развѣ Доббинъ уѣзжаетъ, мамаша?

— Да, сказала Амелія, онъ уѣзжаетъ.

— Куда? Зачѣмъ?… Когда онъ воротится?

— Онъ… онъ не воротится, отвѣчала Эмми.

— Не воротится? вскричалъ Джорджъ, и опрометью соскочилъ съ окна.

— Останьтесь здѣсь, сэръ! проревѣлъ Джой.

— Останься, Джорджинька, сказала его мать съ грустнымъ лицомъ.

Мальчикъ принялся бѣгать по комнатѣ взадъ и впередъ, и безпрестанно вспрыгивалъ на окно, обнаруживая всѣ признаки нетерпѣливаго безпокойства и любопытства.

Между-тѣмъ въ колымагу майора заложили лошадей. Багажъ продолжали укладывать. Францискъ вынесъ изъ воротъ шпагу своего господина, его трость и зонтикъ, связалъ все это вмѣстѣ, и положилъ въ кузовъ экипажа. Затѣмъ были вынесены бритвенный приборъ и старый жестянный ящикъ съ треугольной шляпой майора. Наконецъ явилась старая, грубая шинель, на красной камлотовой подкладкѣ, защищавшая майора отъ всякихъ бурь и непогодъ впродолженіе пятнадцати лѣтъ, и которая «manchen Sturm erlebt» какъ гласила современная нѣмецкая пѣсня. Она помнила ватерлооскую битву, и прикрывала обоихъ друзей, Джорджа и Вилльяма, въ ночъ передъ побѣдой.

Затѣмъ вышелъ старый Буркъ, квартирный хозяинъ, за нимъ опять Францискъ съ послѣдними господскими узлами, и за нимъ, наконецъ, самъ майоръ Доббинъ.

Буркъ принялся цаловать своего жильца съ большимъ усердіемъ. Майора всѣ любили, и ему трудно было высвободиться теперь отъ этихъ энергическихъ доказательствъ сердечной привязанности.

— Нѣтъ, ужь какъ хотите, я побѣгу, ей-Богу! закричалъ мистеръ Джорджъ.

— Отдай ему эту вещицу, сказала Бекки, доложивъ свою записку въ руку мальчика.

Джорджъ пустился бѣжать изъ всей мочи, и черезъ минуту былъ уже на противоположной сторонѣ улщы. Рыжій ямщикъ похлопывалъ бичомъ.

Вилльямъ, освободившійся наконецъ отъ объятій хозяина, сѣлъ въ свою колымагу. Въ одно мгяовеніе Джорджинька вспрыгнулъ на передокъ экипажа, и, обвивъ руками шею майора, припялся цаловать его съ большимъ жаромъ, и засыпалъ его множествомъ разнообразныхъ вопросовъ. Затѣмъ онъ, опустивъ руки въ карманъ своего жилета, подалъ ему записку. Вилльямъ схватилъ ее съ нетерпѣніемъ, и открылъ дрожащею рукою, но вдругъ физіономія его измѣнилась, онъ изорвалъ бумагу на нѣсколько клочковъ и выбросилъ изъ экипажа. Онъ поцаловалъ Джорджиньку въ голову, и мальчикъ, приставивъ кулаки къ своимъ глазамъ, вышелъ наконецъ изъ колымаги при содѣйствіи Францнека, но вмѣсто того, чтобъ пдти домой, онъ остановился на панели.

— Fort, Schwager!

Францискъ вспрыгнулъ на козлы, рыжій ямщикъ хлопнулъ бичомъ, лошади поскакали, Доббинъ опустилъ свою голову на грудь. Онъ не оглянулся на «Телячью Голову», и не замѣтилъ наблюденій, дѣлаемыхъ изъ окна этой гостинницы.

Оставшись одинъ среди улицы, Джорджинька залился горькими слезами, и сдѣлался интерсснымъ предметомъ наблюденій для праздныхъ зѣвакъ. Онъ плакалъ навзрыдъ даже ночью, и горничная Эмми, для утѣшенія мальчика, принесла ему абрикосоваго варенья, но чтобъ оказать еще болѣе дѣйствительную помощь, миссъ Поймъ завторила Джорджинькѣ самыми горькими слезами. Всѣ бѣдные и честные люди, всѣ, кто только зналъ майора, любили искренно этого великодушнаго и простосердечнаго джентльмена.

Что жь касается до мистриссъ Эмми… Но вѣдь мы знаемъ, что она была спокойна. Въ утѣшеніе ея остается надъ коммодомъ портретъ капитана Осборна въ золотой рамкѣ.