Беатрис

11

Центр Карлстада сильно изменился с тех пор, как Чарли приезжала сюда в последний раз. Тогда ей было тринадцать, и она поехала в кино с одноклассницей и ее добросердечной мамой. В тот раз город показался ей огромным, но сейчас, на фоне Стокгольма, он как будто уменьшился.

– Ты часто здесь бывала? – спросил Андерс, когда она упомянула об этом. – В смысле – это ведь недалеко от Гюльспонга.

– Это еще как посмотреть, – пожала плечами Чарли. – У нас особо не было денег, чтобы ездить куда бы то ни было.

– Понимаю, – кивнул Андерс. – Вернее, – поправился он, – пожалуй, до конца все же не понимаю. Каждый раз забываю, откуда ты родом.

«Если бы я сама могла об этом забыть», – подумала Чарли.

По главной улице сновало множество народу. Чарли показалось, что в глазах у людей тревога. Новость о пропавшем младенце никого не оставила равнодушным.

– Мне надо подняться в номер и переодеться, прежде чем мы поедем в участок, – сказал Андерс, когда они зарегистрировались в отеле. – Давай встретимся в холле через десять минут.

– Мне нужно отлучиться по делу, – сказала Чарли.

– По делу?

– Да, по делу.

– И сумку в номер не закинешь?

– Оставлю пока у администратора. Увидимся там, снаружи.

Как только Андерс скрылся в лифте, Чарли спросила администратора за стойкой, где ближайшая аптека. Она располагалась в торговом центре всего в квартале от отеля.

Справа от входа в небольшой торговый комплекс на стене висели в ряд куртки. На стене над крючками красовалась надпись: «Стена доброты», ниже приписка:

Перед Чарли в очереди в кассу стояла пожилая пара. Они говорили о пропавшей девочке.

– Кто станет таким заниматься? – вопрошал мужчина. – Кто мог похитить маленького ребенка?

– Сумасшедший, – отвечала женщина. – Психопат. Ни один нормальный человек такого бы не сделал.

Чарли подумала, что женщина совершенно права – ни один нормальный человек не станет похищать ребенка. Если только… если только у него нет весьма веских причин так поступить. Но вот каковы эти причины?

Мысли унеслись прочь, так что она и не заметила, как подошла ее очередь. Мужчина за кассой кашлянул и спросил, чем может ей помочь. Когда она сказала, что ей нужна экстренная контрацепция, он принес упаковку и с важным видом спросил, пользовалась ли она этим средством ранее.

– Почему вы спрашиваете? – удивилась Чарли.

– Я просто хотел убедиться, что вы знаете, как этим пользоваться.

– Но ведь в инструкции, наверное, написано?

Мужчина кивнул и принял оплату.

– Ее не следует применять в качестве противозачаточного средства, – сказал он, протягивая ей чек.

– Спасибо, буду знать, – ответила Чарли.

Выйдя на улицу, она достала таблетку из упаковки, вытащила бутылку с водой и запила несколькими большим глотками.

По крайней мере, теперь на одну проблему меньше.

Они сели в машину и поехали в полицейский участок, расположенный чуть на отшибе, по другую сторону трассы Е18, в красном кирпичном здании в окружении каких-то бараков. Само собой, сюда уже добралась пресса – два десятка журналистов блокировали вход.

– Никаких комментариев! – заявил Андерс, прежде чем они успели задать хоть один вопрос. – В нынешней ситуации нам известно не больше, чем вам, и мы должны делать свою работу.

Толпа расступилась, и они прошли к входу, где их встретили высокая женщина лет пятидесяти и несколько запыхавшийся пожилой мужчина.

– Стина Рюд, глава предварительного следствия, – представилась женщина. – А это Карл Антонссон, – продолжала она, кивнув на мужчину. – Он руководит поисковой командой и теми нашими коллегами, которые опрашивают соседей на месте.

«Он что, немой?» – успела подумать Чарли, но тут мужчина кратко поприветствовал их и сказал, что вынужден уйти.

– Пойдемте со мной, обсудим самое важное, – сказала Стина.

Вслед за ней они миновали окошко приема со стеклом и автоматом для фотографирования на паспорт. Чарли понравилось, что Стина не тратит время на пустые разговоры, идет быстро и не улыбается.

– Нас сейчас только трое, – сказала Стина. – Остальные опрашивают соседей. Как вы понимаете, мы сосредоточены на непосредственных поисках – активно ищем следы на местности. Разумеется, мы вышли в СМИ с описанием Беатрис, комбинезона, в который она была одета, медвежонка, с которым спала, и коляски. Коляска черная, марки «Бугабу» – дорогая, но весьма распространенная модель. Нам в первую очередь потребуется помощь в оперативной работе – допросах и сборе информации, которая могла бы помочь нам понять, что произошло и кто похитил девочку.

Она провела их в комнату, где за овальным столом сидели двое ее коллег.

– Это Себастиан Сандстрём и Рой Эльмер.

Стина кивнула двум полицейским лет сорока. Оба поздоровались, не вставая.

– Кофе? – спросила Стина.

Они сказали «да» и вскоре получили по видавшей виды чашке с черным кофе. Чарли ожидала, что Андерс спросит, есть ли у них соевое молоко или что-нибудь другое без лактозы, но он промолчал.

Стина повернулась к большой белой доске на стене. Там висели фотографии супругов Пальмгрен, а над ними – портрет главного действующего лица в этой истории, самой Беатрис. На голове у нее красовалась розовая шапочка, похожая на тюрбан, ручка тянулась вперед, словно она пыталась ухватить камеру, широкая улыбка обнажала два крошечных зубика на нижней челюсти.

– Ну вот, – проговорила Стина. – Я исхожу из того, что в целом вы в курсе произошедшего. К сожалению, дальше мы пока не продвинулись.

Она села и начала еще раз – чуть более подробно – пересказывать события. Даже забавный акцент не мог смягчить серьезность ее слов.

Фрида находилась одна дома, когда все произошло. Она выставила коляску с Беатрис на веранду восемь часов назад. Затем вошла в дом и стала прибираться в кухне, расположенной в другом конце дома. Беатрис обычно спала не меньше часа, поэтому только в половине десятого Фрида пошла взглянуть на нее – и тут обнаружила, что коляска пропала.

Чарли покосилась на Андерса – лицо коллеги выражало страдание, пока Стина рассказывала, что они успели сделать до сих пор: обследовать местность вокруг дома, опросить ближайших соседей, попытаться поговорить с родителями, пребывающими в состоянии шока.

Обнаружив, что Беатрис пропала вместе с коляской, Фрида немедленно позвонила мужу, Густаву Пальмгрену, который вызвал службу спасения. Стина отпила глоток кофе и добавила, что тот единственный след, который взяли собаки, необязательно принадлежал злоумышленнику.

– Какие вы видите вероятные сценарии? – спросила Чарли. – Каковы мотивы? Я думаю, например, о родителях – каково ваше мнение о них?

– Пока у нас нет на них ничего, что могло бы вызвать подозрения, – проговорила Стина. – Помимо… помимо того, что говорит статистика.

– Они богаты, – проговорил Рой. – Густав Пальмгрен очень успешный предприниматель.

– Мы знаем, – перебила его Чарли.

– Дайте мне договорить, – сказал Рой.

– Простите, – сказала Чарли. – Продолжайте, пожалуйста.

Внутри она ощутила раздражение, подумав, что куда более невежливо вот так осадить коллегу, чем прервать случайной репликой.

– В городе все знают, кто такой Густав Пальмгрен, – сказала Стина, поскольку Рой предпочел промолчать. – О нем много писали в местных газетах, да и в национальных тоже. Его лицо всем знакомо и – да, о семье много чего говорят.

– Что именно? – спросила Чарли.

– В основном просто сплетни. Густав и его компаньон получили за свою компанию фантастическую сумму, так что… да, о таких вещах люди любят посудачить. Ты, наверное, знаешь больше? – спросила Стина, глядя на Роя. – Он с ними знаком, – пояснила она.

– Нет, это не так. Просто я когда-то вращался в тех же кругах, что и Фрида, но это было много лет назад.

– Что она за человек? – спросил Андерс.

– Она была очень популярна, – ответил Рой. – И умна, и красива, – продолжал он с сомнением в голосе, словно это уравнение в его голове как-то не сходилось. – В детстве-то ей пришлось тяжеловато, но это не бросалось в глаза. Хотя мы встречались чаще всего где-нибудь в баре, а там все веселее, чем обычно.

– В каком смысле ей пришлось тяжеловато? – спросила Чарли.

– Родители были алкаши. Оба совершенно опустившиеся. Так что сейчас она действительно живет совсем по-другому.

– Кстати, о богатстве, – сказал Андерс. – Если речь идет о похищении, то скоро должны последовать условия выкупа.

– Да, – кивнула Стина. – И там находятся наши специалисты, которые помогут им в этом случае.

– А семьи? – спросила Чарли. – Родители? Братья-сестры?

– Густав – единственный ребенок в семье, – пояснила Стина. – Его отец умер, а мать живет в доме престарелых, страдает деменцией. У Фриды родители умерли, но у нее есть брат, который…

– Который что?

– Он находится на реабилитации. Зависимый. Ранее засветился в полиции.

– В связи с чем?

– Все как обычно – кражи, хранение наркотиков, управление транспортным средством в нетрезвом виде.

– А какие у него отношения с Фридой?

– Насколько я понимаю, не самые лучшие. Он, как уже говорилось, зависимый, а это в большинстве случаев сильно портит отношения. Но сейчас он на лечении.

– Но ведь его там, наверное, не держат под замком? – спросила Чарли.

– Насколько я поняла, он вот именно что сидит под замком, – ответила Стина. – Мы пока не проверяли его столь подробно. Нам показалось, что это не самый горячий след.

– Трудно сказать, какой след самый горячий, когда нет никаких следов, – заметила Чарли.

– Хотите, чтобы я проверил, не сбежал ли он? – спросил Рой.

– Да, конечно, – ответила Чарли и подумала, что это следовало давно сделать. – Вы взяли образцы ДНК Беатрис?

Стина ответила, что они отослали на экспертизу две соски и бутылочку, из которой девочка пила утром овсяную смесь.

– А родители? – спросила Чарли. – У них взяли пробы?

Стина кивнула.

– Мы хотели бы встретиться с ними как можно скорее, – сказала Чарли. – Мы с Андерсом отправимся туда немедленно. Тем временем пусть продолжают опрашивать соседей. Кроме того, нужно изучить прошлое родителей. И выделить отдельный номер для звонков общественности.

– Это уже сделано, – сказал Рой.

– Вскоре нам придется устроить пресс-конференцию, – сказала Стина. – Журналисты нас буквально преследуют.

– Ну и пусть, – ответила Чарли. – Сейчас мы не можем терять время на вопросы и ответы, к тому же нам почти ничего не известно.

Она рада нас приветствовать на сеансе групповой терапии, сказала Марианна, устроившись на стуле рядом с Эмили посреди сидящих в кругу девчонок. Пикколо вертелась у наших ног. Марианна сказала – для тех, кто не заметил, – что появилась новая девочка. Да, может быть, я сама представлюсь?

Опустив глаза в блокнот с ручкой, лежавший у меня на коленях, я ответила, что меня зовут Сара и мне пятнадцать лет.

– Почему ты здесь? – спросила тощая девчонка, сидящая напротив меня.

– Вопросы предоставьте мне, – сказала Марианна.

Не могла ли бы я рассказать что-нибудь о себе? Может быть, о том, что у меня хорошо получается? Этот вопрос она задает всем новым девочкам, потому что считает важным, чтобы мы сосредоточились на наших сильных сторонах, а не только на слабостях.

Я долго сидела молча, потому что никогда раньше об этом не задумывалась. Перед глазами встала вышивка крестиком, которую делала бабушка Юнаса и не успела закончить перед смертью и которую я почти успела доделать перед тем, как попасть в «Чудное мгновение»: «Жизнь – не те дни, что прошли, а те, что запомнились». Но у меня стежки получились неаккуратные и торчали во все стороны, так что я не могла сказать, что умею вышивать.

– Может быть, что-нибудь такое, что характерно только для тебя? – спросила Марианна, когда я не ответила.

В голове было по-прежнему пусто. Единственное, что я вспомнила – что у меня, кажется, отсутствует рвотный рефлекс. Но это наверняка будет воспринято плохо, так что я сказала, что умею ездить верхом.

– Как мило, – сказала Марианна. – У нас тут есть еще наездницы, – и кивнула в сторону девушки, которую я раньше не заметила.

– Я не наездница, – буркнула девушка. – Я просто так сказала.

Марианна не стала продолжать тему и сказала, что мы начнем, как обычно – писать в наших блокнотах в свободной форме обо всем, что придет в голову.

Когда вокруг меня все зашуршали ручками по бумаге, я вдруг почувствовала себя, как в школе – то ужасное чувство, когда не знаешь ответа, просто стараешься досидеть до конца урока, остро ощущая свое одиночество. Я взяла ручку и медленно написала. «Эта страница раньше была пустая. А теперь уже нет». И затем, поскольку все остальные продолжали что-то строчить, записала те же предложения снова, на этот раз еще медленнее: «Эта страница раньше была пустая. А теперь уже нет».

Я покосилась на Лу, сидящую рядом. Ее ручка так и летала по бумаге, словно бы жила какой-то своей жизнью. Что она пишет? Я пыталась заглянуть в ее лист, но она держала блокнот под таким углом, что ничего не было видно.

Когда письменная работа закончилась, Марианна заговорила о надежде. Важно не терять надежду, сказала она. Мы должны думать позитивно и не ставить самим себе подножку уже на старте.

– Наверное, не мы сами себе подножку поставили, – сказала Лу.

– Позвольте мне рассказать вам об одной девочке, – продолжала Марианна, не обращая внимания на комментарий Лу.

И Марианна начала рассказывать о девочке, которая жила когда-то в «Чудном мгновении». Я слушала вполуха длинную историю обо всем том, что у нее пошло не так, но потом выправилось. Сейчас у нее есть работа, и она замужем за бухгалтером.

– Кошмарный сон!

– Ты что-то сказала? – Марианна посмотрела на Лу.

– Просто сон, – сказала Лу. – Звучит как прекрасный сон.

– По-настоящему счастливая история, – сказала наконец Марианна, а потом посмотрела на каждую из нас и сказала, что мы тоже сможем стать такими – мы сможем стать, кем только захотим, надо просто очень сильно захотеть.

– Как ее звали? – спросила Лу. – Как звали ту счастливицу?

– Ее имя не имеет значения.

– Очень даже имеет, – воскликнула Лу. – Имя имеет огромное значение.

В ту ночь я лежала без сна и думала о череде событий, которые привели меня в «Чудное мгновение»: мама ушла, папа спился и умер, Рита не захотела взять меня к себе. Я подумала про вечеринки в магазе, про игры, от которых у меня останутся шрамы на всю жизнь. Стоило мне закрыть глаза, и я видела перед собой комнатку под крышей, старый покрытый пятнами матрас и траченные молью одеяла, развевающиеся на ветру занавески. Я ощущала все эти руки, хватающие мое тело, и думала о том, что мне пятнадцать лет, а я уже так от всего устала.