Белая чума

24

Джозеф Херити стоял перед длинным столом, свободно опустив руки вдоль тела и глядя вдаль сквозь троих важных людей, которые сидели лицом к нему по другую сторону. Было слишком раннее утро, почти рассвет, а Кевин О'Доннел, человек, сидевший в центре, прямо напротив Херити, пользовался уже подтвердившейся здесь репутацией страшного болтуна.

Внимательно слушая, Херити пытался понять, отчего же у него пошли мурашки по коже, когда он вошел в эту комнату. В воздухе здесь витал страх. Для Херити это было как запах свежей крови для хищника. Кто же здесь вызывает страх, и кого же он боится? Может быть, все трое? Казалось, они слегка нервничают.

Кроме стола и трех стульев, другой мебели в комнате не было. Комната была небольшой, около четырех метров в длину и трех в ширину. По правую руку от Херити находилось высокое, узкое окно без штор, в котором, как в раме картины, были видны облака, окрашенные в светло-розовый цвет встающим из-за горизонта где-то сзади солнцем. Источником света служили две двухрожковые лампы за спиной сидящих. Лампы придавали желтоватый оттенок кремово-коричневым стенам.

– Мы берегли тебя именно для такого момента, как сейчас, – сказал О'Доннел. – Ты должен ценить это, Джозеф. Тонкое дело для человека с твоими талантами, о которых, кстати, мы все хорошо осведомлены.

О'Доннел взглянул влево и вправо на своих компаньонов, и Херити еще раз почувствовал ту же самую вспышку паники. Что это? Что это? Он испытующе посмотрел на компаньонов О'Доннела за столом.

Алекс Колеман, сидевший слева от О'Доннела, не был слишком известен среди своих старых коллег-газетчиков в дочумном Дублине. С тех пор как его жена и дети погибли от рук разъяренной испанской толпы, Колеман превратился в кипящий котел ярости. Его руки часто дрожали от ярости, а также от пьянства, в которое он впал подобно тому, как человек возвращается в лоно церкви, подгоняемый кнутом собственных грехов. Тонкие черты Колемана, все еще хранившие смуглость потерпевшего кораблекрушение матроса Великой Армады, приобрели испытующее, едкое выражение, он приобрел вид человека, что-то высматривающего украдкой, как у хищника, выслеживающего добычу. Наиболее резким изменением в его внешности было исчезновение волос с его головы. Густые и черные когда-то, лежавшие плавной волной на макушке, теперь они были сбриты до тонкой щетины.

«В Колемане есть ярость и, может быть, что-то еще», – думал Херити, перенеся взгляд на человека, находящегося по другую сторону О'Доннела. Теперь он сосредоточился, потому что это был самый важный член тройки – Финтан Крейг Доэни. Никто из них троих не сознался бы в этой важности, Колеман, – так как ему было все равно, О'Доннел – из гордости, а Доэни потому, что не в его привычках было высовываться.

Херити специально постарался узнать что-нибудь о Доэни, когда этот человек был назначен секретарем по исследованию чумы в новом Всеирландском правительстве. Доэни родился в атлонской семье, которая произвела на свет много священников и медицинских сестер, но совсем не дала врачей, «пока не появился Фин». В данный момент он выглядел, как безбородый, но тем не менее веселый Дед Мороз в штатском. Его лицо, круглое и добродушное, было обрамлено веющимся пухом светлых волос. Широко посаженные голубые глаза смотрели на мир, как бы находя его забавным.

«Это маска», – решил Херити. У Доэни были плоские губы с морщинками от улыбки в уголках и короткий узкий нос с раздувающимися ноздрями, выражение которого два поколения студентов-медиков и медсестер в Дублинском колледже научились безошибочно угадывать для собственного выживания. Несмотря на вид добряка, Фин Доэни пользовался репутацией человека, беспощадного к лентяям, и раздувание его ноздрей было безошибочным сигналом бешенства, близкого к взрыву.

«Страх исходит от него», – понял Херити. А также от О'Доннела. Что же это?

Эти трое составляли Региональный комитет Юго-Восточного побережья, созданный ad hoc[1] из временной рабочей группы, которая впоследствии была формально признана, так как обладала силой и знала, как ее применить. Кевин О'Доннел занял пост председателя на ранней стадии их работы, с учетом того, что он имел «вооруженную силу» – и это соответствовало действительности, так как силу нового правительства составляли «Пляжные Мальчики» и регулярная армия. Херити знал, что это положение устраивало Доэни. Оно позволяло ему держаться в тени и «переставлять фигуры».

Алексу Колеману было все равно, кто возглавляет комитет, пока предпринимаются акции, которые в перспективе могут уничтожить убийц его семьи. Находились такие, кто утверждал, что Колеман может попытаться выбраться из Ирландии и «уничтожить всех без исключения проклятых выродков, все еще живущих в Испании».

«Все трое чего-то боятся», – почувствовал Херити, но было ли это тем же, чего и он боялся?

Кевин О'Доннел, оглядев своих компаньонов в поисках согласия со своими словами и считая их молчание знаком согласия, созерцал Херити с покровительственной улыбкой хищника, держащего в когтях жертву и получающего от этого садистское удовольствие.

Херити узнал этот взгляд, так как уже страдал от него в предыдущих случаях. С тех пор как он взорвал бомбу на углу Графтон-стрит, Херити вел кроличье существование, обвиняемый теми, кто знал об его участии в этом деле, за то, что он «вызывал Божий гнев на головы всех нас». С начала эпидемии он жил в постоянном страхе из-за того, что его роль может стать общеизвестной.

С теми, кому он доверял, Херити протестовал: «Откуда я мог знать?» О'Доннел, который был территориальным командиром группы Херити, отказался принять его оправдания. Избрав Херити специальной мишенью, О'Доннел использовал любую возможность для терзания своей жертвы. Херити подозревал, что сейчас наступит нечто похуже, чем предыдущие наказания. Он попытался замкнуться в себе, сохраняя энергию для удобного для бегства случая. Это придавало ему более твердый, более собранный вид. Херити был одним из тех, кого называли «ладно скроенным», хотя Бог, сшивая субстанцию Херити, явно пользовался парой длинных игл наподобие ремесленника.

Неправильно поняв позу Херити, Кевин О'Доннел думал: «Этот Херити! Он держится так, как будто ему принадлежит любое место, где бы он ни находился».

– Мы собрались здесь не для того, чтобы отмечать канун пасхальной недели! – сказал Кевин О'Доннел. Взглядом, полным презрения, он смерил Херити с головы до ног и снова взглянул ему в лицо.

– Некоторые из нас пройдут через это, – сказал Алекс Колеман, как будто он вел внутри себя какую-то частную беседу и только теперь почувствовал, что эта часть ее должна быть объявлена во всеуслышание.

Кевин О'Доннел взглянул на Колемана.

– Что ты говоришь, Алекс?

– Если хотя бы один из нас проберется, – сказал Колеман, – он сможет распространить чуму среди них, даст им почувствовать вкус этой Белой Смерти! – Он плюнул на пол рядом и осмотрелся, надеясь найти поблизости бутылку, чтобы утолить свою неожиданную жажду.

– Ах да, – сказал Кевин О'Доннел, думая, что иногда Колеман разговаривает как слегка чокнутый. Снова обращаясь к Херити, О'Доннел сказал: – Я все еще озабочен твоими прошлыми ошибками, Джозеф. – И тихим и печальным голосом О'Доннел добавил: – Они должны быть смыты, полностью забыты, как будто их и не было.

– У нас нет прошлого, ни у кого из нас, – сказал Колеман.

– Алекс говорит правду, – сказал Кевин О'Доннел. – Нас здесь только четверо, и мы пока еще ирландцы.

Фин Доэни прочистил горло.

– Бог знает, куда этот человек уже мог добраться, Кевин.

Херити весь обратился во внимание. Да, здесь-таки есть страх. Он как-то связан со всем этим материалом о Джоне Рое О'Нейле, который они заставили его заучить перед этой встречей – эта биография из Америки, история, а потом рапорт Финна Садала о ком-то по имени Джон Гарреч О'Доннел.

– Джозеф, ты изучил все те материалы, которые мы дали тебе? – спросил Кевин О'Доннел.

«Вот здесь страх, именно теперь!» – подумал Херити. Что-то в этом деле вызывает у них ужас.

Херити кивнул.

– Этот американец, который называет себя О'Доннелом, уже провел на нашей земле много дней, с тех пор как мы пропустили его через Кинсейл, – сказал Кевин О'Доннел. – Пока мы уверены в нем, с ним ничего не может случиться.

Раздувая ноздри, но сохраняя спокойный голос, Доэни наклонился вперед.

– Ты видел его описание. Оно наводит на определенные мысли в свете американских данных об О'Нейле.

– Досадно, что ты не поделился этим описанием с Финном Садалом, – сказал Кевин О'Доннел, и в его тоне была горькая злоба.

– Мы просили тебя особо следить за любым человеком, который назовется молекулярным биологом, – сказал Доэни. В его голосе послышались резкие нотки, которые узнал бы любой из его студентов.

– Мы думали, что этот янки только хвастается, – сказал Кевин О'Доннел.

– Он прибыл в Ирландию из добрых побуждений!

– И где он сейчас? – задал вопрос Колеман.

– Бродит по холмам над Югалом, – сказал Кевин О'Доннел. – Я думал, что если он О'Доннел, как и я, то должен иметь свой шанс. Его нетрудно найти.

– Но он жив? – спросил Колеман.

– Что касается этого, то может быть Джозеф сможет выяснить.

– Но ты утверждаешь, что его видели, – сказал Доэни.

Херити, поняв причину страха членов комитета, сказал:

– Вы действительно думаете, что этот Джон О'Доннел…

– Не твое дело спрашивать, что мы думаем! – отрезал Кевин О'Доннел. – Ты здесь для того, чтобы выполнять приказы!

– Так же, как я выполнял твои приказы в прошлом, – сказал Херити.

– А также переходя их границы при случае! – в тоне голоса Кевина О'Доннела слышалось, что он не собирается разделять ответственность за бомбовое фиаско на Графтон-стрит.

– Однако ты полагаешь, что этот янки может оказаться Безумцем, – настаивал Херити.

– И при этом он бродит где-то, где его могут убить, – сказал Доэни.

– Это не из-за меня, – возразил Херити. Теперь он ясно увидел: страх… да, паника. Безумец здесь, в Ирландии. И что он здесь делает? Принес ли он с собой еще более ужасную чуму, чтобы истребить оставшихся в живых? Джозефу Херити им это не надо растолковывать! Если этот блуждающий американец – Безумец, он мог замыслить что-нибудь еще более опустошительное, чем его чума.

– Я не пропустил его, как праздного туриста, – сказал Херити.

– Придержи свой штатский язык! – вспыхнул Кевин О'Доннел. – Ты всего лишь солдат! – Волчья улыбка появилась на его лице.

Херити хмуро поглядел на улыбающегося О'Донелла, потом перевел взгляд в окно на покрытое облаками небо: уже совсем рассвело. Собирался дождь. Эта грязная сволочь, Кевин О'Доннел! Все О'Доннелы сволочи!

Доэни нарушил напряженное молчание тихим, успокаивающим голосом.

– Джозеф, мы хотим, чтобы ты отправился туда и нашел его. Проследи, чтобы с этим человеком ничего не случилось. Ты должен не дать ему догадаться о наших подозрениях. Только следи за ним и докладывай. Является ли он О'Нейлом?

– И как я узнаю это? – Херити смотрел на полный страха огонек в глазах Доэни.

– Заставь его раскрыться.

– Очень жаль, что его нельзя допросить, – сказал Колеман. Он дрожал и глядел в сторону, раздумывая, будут ли они возражать, если он покинет их на минутку, чтобы найти выпивку.

– Бог знает, какие еще неприятности он может иметь в рюкзаке, – сказал Доэни.

– У него нет никакого рюкзака, – сказал Кевин О'Доннел. – Мы раздели его догола.

– И выбросили его бумаги! – сказал Доэни, раздувая ноздри.

– Мы что, должны хранить каждый клочок бумаги, который приносят с собой эти люди с плавучих гробов? – спросил Кевин О'Доннел.

– Ты разделил его еду и оставил себе его деньги, я в этом уверен, – сказал Доэни. – Нам дьявольски повезло, что ты не разнес среди нас еще одну чуму.

– Держу пари, что это просто еще один бродяга-американец, – сказал О'Доннел, однако теперь в его голосе слышались нотки страха и оправдывающийся тон.

– Фуу! – Доэни взмахнул рукой, как будто разгоняя дым в воздухе. – Если это О'Нейл, то в его духе будет установить предохранитель на всякий случай. У такого всегда есть штучка на случай смерти. Как только мы разозлим его, штучка замкнется, и готово, мы в кипящем масле.

– Имей это в виду, Джозеф, – сказал Кевин О'Доннел. – Это самый опасный человек. Мы посылаем тебя пасти кобру.

Доэни помотал головой.

– Однако если это О'Нейл, то он – самый ценный человек в нашем мире, просто из-за того, что у него в голове.

– А что, если он не Безумец? – спросил Херити.

Кевин О'Доннел пожал плечами.

– Тогда ты просто совершишь прогулку по холмам и долинам нашей прекрасной земли. И вдруг случатся вечера с откровенной беседой у костра. Ты должен подружиться с ним, понимаешь?

– И как долго я должен продолжать это маленькое путешествие?

– Всю зиму, если это будет нужно, – сказал Кевин О'Доннел. – На самых высших уровнях приняли решение не переворачивать эту тележку с яблоками.

– Может быть, американцы могут достать нам зубоврачебную карточку О'Нейла или его отпечатки пальцев, – сказал Доэни. – Но ты должен держать его там, и живым, пока мы не установим его личность наверняка.

– То есть мы не смеем выпустить его из рук и не смеем пустить его сюда, пока не будем уверены, – сказал Херити. – Но будет ли разумно давать знать американцам, что О'Нейл может быть здесь, у нас? Что они могут сделать, если это узнают?

– Мы думаем, что они боятся О'Нейла больше, чем мы, – сказал Доэни.

– Тем более, что он, может быть, поставил ловушку у себя в стране, – сказал Кевин О'Доннел. – Еще одну чуму, которая будет косить всех: и мужчин, и женщин.

Алекс Колеман мрачно смотрел на Херити.

– И не делай больше ошибок, понятно?

– Ты должен присосаться к нему, как пиявка, – сказал Кевин О'Доннел. – Ни одно слово, которое он скажет, ни одно дерьмо, которое он наложит, не должно пройти незамеченным тобой. И все это должно вернуться к нам.

– Мы устроили так, что тебя будут встречать по дороге, – сказал Доэни.

– Курьеры и письменные рапорты.

Херити скривился. В этой компании не было секретов. Все они знали, что он установил бомбу на Графтон-стрит.

– Вы повесили на меня этот грязный мешок из-за той бомбы, – сказал он.

– Ты тот, кто взорвал жену и wains О'Нейла, – сказал Кевин О'Доннел. – В этом есть определенная поэзия, в том, что именно ты идешь выяснять, он ли это. У тебя есть особый интерес.

– Мне сообщили, что ты знаешь эти края над Югалом, – сказал Доэни.

– Там опасно, – сказал Херити. – В вашем рапорте написано, что сумасшедший монах чуть не пырнул его ножом.

Кевин О'Доннел улыбнулся.

– Двое из моих ребят ночевали в развалинах через дорогу. Они видели, как американец выскочил оттуда. Им это показалось забавным.

– От одной только мысли об этом меня бросает в дрожь, – сказал Доэни.

– Может быть, это и не Безумец, – сказал Кевин О'Доннел. – Бродят и другие подозрительные типы. Англичане очень внимательно следят за двумя такими. Язычники в Ливии ничего не сообщают, но это вряд ли подходящее место, чтобы прятаться. Этот Джон Гарреч О'Доннел может оказаться находкой.

Алекс Колеман взглянул на Херити с тревогой.

– Будь осторожен с ним, Херити! Если О'Нейл окажется мертвым, и эти, по ту сторону, узнают об этом, то они могут нам устроить просто быструю дозу атомной стерилизации. – Колеман состроил гримасу, скривив губы.

У Херити во рту неожиданно пересохло.

– Возможные варианты обсуждались уже некоторое время, Джозеф, – сказал Кевин О'Доннел. – Полагают, что определенные силы вне нашей страны, найдя лекарство от этой чертовой чумы, могут сохранить это в секрете. Потом, узнав местонахождение Безумца, они дадут нам понюхать атомную бомбу, убивая всех птичек одним ударом, как Алекс нам любезно напомнил.

Херити мог только моргать при мысли о проблеме, которую они взвалили на него.

– Кого там мы подозреваем? – спросил Херити. – Будут это янки или русские, если смогут?

Доэни помотал головой. «Не все ли равно муравью, чья нога его раздавит?»