Белая гвардия Михаила Булгакова

«Петлюриада» военного доктора

Многие читатели часто задаются вопросом: а было ли продолжение у романа Михаила Булгакова "Белая гвардия"? Как известно, еще в 1924–1925 годах писатель намеревался возобновить работу над окончанием произведения. Доказательством тому служат и обнаруженные варианты заключительных 19-й и 20-й глав романа, ранняя обработка которых автором явно предусматривала логическое завершение романа лишь в последующем. Ряд рассказов Михаила Афанасиевича: "В ночь на 3-е число", "Алый мах", "Я убил", являются ни чем иным, как раздерганной 20-й главой "Белой гвардии", урезанной до минимума в последней ее редакции. В виде нескольких страничек бессвязного текста известна 20-я глава и современному читателю, знающему "Белую гвардию" лишь по изданиям последних лет. Именно о 20-й главе и пойдет разговор.

Итак, как помнит читатель, роман фактически не имеет окончания. События "Белой гвардии" обрываются в утро 3-го февраля 1919 года. Ситуация на Украине в начале 1919 года была сложной и запутанной. Украинская Директория, торжественно введенная в Киев крестьянскими массами, этими же массами, тяжело больными синдромом большевизма, изгонялась из города. Советский Народный Комиссариат начал вооруженную борьбу с Директорией в день вступления войск УНР в столицу Украины -14 декабря 1918 года. Именно в этот день на границе между Украиной и Россией, в Нейтральной зоне, начались отчаянные бои за мелкий городок Харьковщины — Купянск. Полковник Болбочан (в романе — Болботун), командовавший украинскими частями на Левобережной Украине, мог только защищаться — переходить в наступление Директория запрещала, пустившись в долгие и никому не нужные переговоры с Совнаркомом. Болбочан дозащищался до того, что из России подошли свежие советские части, которые совместно с украинскими красными формированиями на протяжении января 1919 года очистили большую часть Левобережной Украины от войск Директории. Мобилизованные в украинскую армию крестьяне под воздействием большевистской агитации разбегались, а старые сплоченные национальные части были измождены приграничными боями. Уже 12 января красные были в Чернигове, 22 — в Нежине.

Именно в этот самый момент на территории Украинской Народной Республики была объявлена тотальная мобилизация. В армию брали всех подряд, не считаясь даже с национальностью и убеждениями мобилизованного. За неявку расстреливали. Чтобы понять, насколько серьезной была ситуация, стоит сказать, что в чисто националистические по характеру части направляли даже только- только одетых в военную форму евреев (в основном — врачей и мелких чиновников). Естественно, попадал под общую мобилизацию и Михаил Булгаков. Об этом, собственно, он узнал из газет.

Как повествует начальный вариант 19-й главы "Белой гвардии", военный врач Алексей Турбин прочитал в газете следующее: "…врачам и фельдшерам явиться на регистрацию… под угрозой тягчайшей ответственности…". Это был приказ по Главному Управлению войск УНР № 46 от 15 января 1919 года. Подписал этот приказ никто иной, как бывший сокурсник Михаила Булгакова по медицинскому факультету Киевского университета, а теперь начальник

Главного военно-санитарного управления доктор Дмитрий Одрина (в романе — доктор Курицкий). Алексей Турбин отнесся к приказу со вниманием, но без особого энтузиазма:

"— Начальник санитарного управления у этого босяка Петлюры доктор Курицкий…

— Ты смотри, Алексей, лучше зарегистрируйся, — насторожился Мышлаевский, — а то влипнешь как пить дать. Ты на комиссию подай.

— Покорнейше благодарю, — Турбин указал на плечо, — а они меня разденут и спросят, кто вам это украшение посадил? Дырки-то свежие. И влипнешь еще хуже. Вот что придется сделать. Ты, Никол, снеси за меня эту идиотскую анкету, сообщишь, что я немного нездоров. А там видно будет.

— А они тебя катанут в полк, — сказал Мышлаевский, — раз ты здоровым себя покажешь.

Турбин сложил кукиш и показал его туда, где можно было предполагать мифического и безликого Петлюру.

— В ту же минуту на нелегальное положение и буду сидеть, пока этого проходимца не вышибут из города".

Как нам представляется, Николай, только не Турбин, а Булгаков, действительно отнес за старшего брата соответствующую регистрационную карточку в Главное военно-санитарное управление. Что из этого вышло? Об этом можно судить по одному из самых больших в жизни испугов Михаила Булгакова, описавшего его в четырех произведениях.

В конце января 1919 года все самые надежные части киевского гарнизона — подразделения 1-й Сечевой дивизии, были брошены на фронт против фасных. Но эти части вводились в бой хаотично, и сражение под Броварами украинскими войсками было проиграно. Уже 30 января с фронта началось повальное бегство, и 1 февраля толпы дезертиров появились в предместьях Киева. В самом городе оставались мизерные части — распропагандированный большевиками 2- й Сечевой полк человек в 600, а также еще не закончившие формирования 3- й Сечевой и 1 — й Синежупанный полки (в первом около 500, а во втором — более 600 бойцов). 3-й Сечевой полк был отправлен на охрану улиц города и поимку лиц, уклоняющихся от призыва, а 1-й Синежупанный 1-го февраля был выдвинут на Левый берег Днепра, в Никольскую Слободку, с категорическим приказом останавливать, разоружать, а при надобности — и расстреливать, всех тех, кто беспорядочно бежал с фронта, пытался проникнуть в город или же казался просто подозрительным.

С раннего утра 2-го февраля патрули 3-го Сечевого полка стали ходить по квартирам военнообязанных. Брали в первую очередь офицеров, медиков, военных чиновников. Естественно, что подобная участь должна была постигнуть и Михаила Булгакова. К тем из военнообязанных, которые оказывали сопротивление, применялась сила. Были случаи расстрелов. Так, по некоторым данным, в ночь со 2-го на 3-е февраля в Киеве было расстреляно по подозрению в большевизме 16 бывших матросов. По сообщениям коммунистической прессы, всего за эти дни поплатились своей жизнью около 100 человек. В основном это были паникеры, провокаторы, дезертиры, а также случайные прохожие. Время было военное, и без расстрелов ни одна власть не обходилась.

Естественно, об этом великолепно знал и Михаил Афанасьевич Булгаков. События, которые пришлось пережить будущему писателю в февральские дни 1919 года, впоследствии нашли отображение в романе "Белая гвардия" и образе Алексея Турбина, в рассказе "Я убил" и докторе Яшвине, в романе "Алый мах" и "будущем приват-доценте" Бакалейникове. То, что и Яшвин, и Бакалейников, и Турбин на самом деле является одной фигурой, думаем, не вызывает никаких сомнений. И фигура эта — Михаил Афанасьевич Булгаков.

Как видно из романа "Белая гвардия", доктор Турбин проигнорировал извещение Главного военно-санитарного управления УНР. Что из этого вышло? 2-го февраля 1919 года к Турбиным нагрянули нежданные гости.

"Двое вооруженных в сером толклись в передней, не спуская глаз с доктора Турбина… Турбин, щурясь и стараясь не волноваться в присутствии хлопцев, глядел в бумагу. В ней по-украински было написано:

С одержанием сего пропонується вам негайно…

Одним словом: явиться в 1-й полк синей дивизии в распоряжение командира полка для назначения на должность врача. А за неявку на мобилизацию согласно объявления третьего дня, подлежите военному суду….

Турбин еще раз перечел подпись — "Начальник Санитарного Управления лекарь Курицький". Именно так повествует один из первых вариантов 20-й главы о том, как Алексей Турбин попал в украинскую армию.

Более живо и захватывающе этот эпизод описан в рассказе "Я убил" доктором Яшвиным: "И тотчас, кашляя, шагнули в переднюю две фигуры с коротенькими кавалерийскими карабинами за плечами.

Один был в шпорах, другой без шпор, оба в папахах с синими шлыками, лихо свешивающимися на щеки.

У меня сердце стукнуло.

— Вы ликарь Яшвин? — спросил первый кавалерист.

— Да, я, — ответил я глухо.

— С нами поедете, — сказал первый.

— Что это значит? — спросил я, несколько оправившись.

— Саботаж, вот що, — ответил громыхающий шпорами и поглядел на меня весело и лукаво, — ликаря не хочуг мобилизоваться, за що и будут отвечать по закону.

Угасла передняя, щелкнула дверь, лестница… улица…

— Куда же вы меня ведете? — спросил я и в кармане брюк тронул нежно прохладную рубчатую ручку.

— В первый конный полк, — ответил тот, со шпорами.

— Зачем?

— Як зачем? — удивился второй. — Назначаетесь к нам ликарем".

Этот эпизод, встречающийся в различных произведениях писателя несколько раз, дает нам основание считать, что именно при таких обстоятельствах Михаил Афанасьевич попал в украинскую армию. Первая супруга Булгакова Татьяна Лаппа оставила свидетельства о службе писателя в войсках Директории, у синежупанников, чем подтвердила историчность и автобиографичность литературных текстов.

Итак, Михаил Булгаков очутился в армии Украинской Народной Респуб- пики. В какую именно часть он попал? В раннем варианте 20-й главы "Белой гвардии" и романе "Алый мах" речь идет о "1 — м полку Синей дивизии" (он же — 1-й Синежупанный полк), а в рассказе "Я убил" — о 1-м конном полку. Мы убеждены в том, что писатель был мобилизован именно в 1-й Синежупанный полк. Почему?

Во-первых, потому что в то время в Киеве не было ни одной украинской конной части.

Во-вторых, единственным полком, охранявшим от дезертиров Цепной мост (куда попали и Турбин, и Яшвин, и Бакалейников) был 1-й Синежупанный.

В-третьих, в начале 1919 года только одна часть армии УНР имела шлыки синего цвета -1 — й Синежупанный полк. Именно о таких шлыках рассказывает доктор Яшвин.

В-четвертых, командир 1-го Синежупанного полка имел фамилию, очень похожую на Мащенко (в "Белой гвардии" и "Алом махе") и Лещенко (в рассказе "Я убил"). Его фамилия была Пащенко. Остальные же командиры украинских частей имели фамилии, очень далекие от выше приведенных.

В-пятых, во всех произведениях Булгаковым были описаны униформа, быт и нравы синежупанников.

Таким образом, Михаил Булгаков попал в 1-й Синежупанный полк 1-й Синежупанной (Синей) дивизии. Эту воинскую часть писатель помнил давно, поскольку существовала она еще при Центральной Раде, и весной 1918 года находилась в Киеве.

Чтобы понять настроения, царившие в среде синежупанников, стоит обратиться к истории их создания. С началом Первой мировой войны в Австро- Венгрии галицкой интеллигенцией и политическими эмигрантами с Надднепрянщины был создан Союз Освобождения Украины, ставивший своей целью отторжение от Российской империи Восточной Украины, и создание под протекцией австро-венгерской монархии единого коронного Украинского края. Осуществить эти планы Союз намеревался не только с помощью австрийских и немецких штыков. Планировалось создать и чисто украинские национальные соединения. Первая национальная часть, полк Украинских Сечевых Стрельцов, сформированная в составе австро-венгерской армии из галицких украинцев, уже в 1914-м году выступила на фронт. Но галицкие части, созданные из австро- венгерских поданных это одно, а надцнепрянские формирования, из бывших подданных Российской империи, в составе армий Четвертого союза — это совершенно другое. Естественно, что подобные формирования были нужны Союзу. Из кого же их создавать? Ответ был найден быстро — из пленных- украинцев российской армии.

Уже в 1915-м году в Германии возникли три солдатских лагеря, предназначенные исключительно для военнопленных-украинцев. В 1917-м году возник лагерь для офицеров-украинцев. Лагеря находились под опекой Союза Освобождения Украины, который присылал литературу и инструкторов. Такой же процесс выделения украинцев из среды военнопленных шел и в Австро-Венгрии.

После заключения 9 февраля 1918 года между Центральной Радой и государствами Четверного союза Брестского мира, в лагерях военнопленных- украинцев стали спешно создаваться украинские части. Эти части должны были быть направлены на помощь Центральной Раде в ее борьбе с большевиками. В Германии из украинцев создавались две дивизии, в Австро-Венгрии — одна.

Несмотря на продовольственный кризис, и немцы, и австрийцы истратили множество денег на то, чтобы хорошо одеть и вооружить бывших военнопленных. Для дивизий, созданных в Германии, была изготовлена особая форма: синие жупаны традиционного украинского покроя, синие шаровары, серые смушковые шапки с синими шлыками. По своей форме, дивизии стали называться "Синежупанными", или — просто "Синими".

В середине марта 1918 года части 1-й Синежупанной дивизии стали прибывать в Киев, и именно тогда их мог впервые увидеть Михаил Булгаков. Однако, просуществовали синежупанники недолго. Немцы, испугавшись того, что создали грозную силу, способную выгнать их с Украины, в ночь с 26 на 27 апреля 1918 года, перед Гетманским переворотом, разоружили и расформировали Синежупанные дивизии. Большая часть бывших синежупанников подалась в повстанческие отряды, боровшиеся против немцев и гетмана Скоропадского. С началом же Антигетманского восстания на Украине в ноябре 1918 года многие синежупанники выехали на помощь Директории. Из них, по личному желанию С. Петлюры, уже в начале декабря 1918 года был сформирован курень (батальон), а в середине декабря -1 — й Синежупанный полк. Планировалось восстановить всю 1 — ю Синежупанную дивизию, а потому уже имеющийся полк именовался "1 — м полком Синей дивизии". Собственно, это наименование упоминал и Михаил Булгаков.

Вновь увидеть 1 — й Синежупанный полк писатель мог на параде, проходившем на Софийской площади 19 декабря 1918 года по случаю въезда в Киев Директории. Именно этот парад во всех подробностях был описан в "Белой гвардии". Вот что, в частности, Михаил Афанасьевич писал непосредственно о синежупанниках на параде, среди которых ему пришлось некоторое время

служить: "Первой, взорвав мороз ревом труб, ударив блестящими тарелками, разрезав черную реку народа, пошла густыми рядами синяя дивизия.

В синих жупанах, в смушковых, лихо заломленных шапках с синими верхами, шли галичане. Два двухцветных прапора, наклоненных меж обнаженными шашками, плыли следом за густым трубным оркестром, а за прапорами, мерно давя хрустальный снег, молодецки гремели ряды, одетые в добротное, хоть немецкое сукно. За первым батальоном валили черные в длинных халатах, опоясанных ремнями, и в тазах на головах, и коричневая заросль штыков колючей тучей лезла на парад".

В одном писатель ошибся — галичан среди синежупанников не было. Зато уловил один очень интересный и специфический факт. В полк в то время входило всего два куреня (батальона). Первый курень состоял исключительно из бывших синежупанников, одетых в свою старую синюю форму и смушковые шапки со шлыками немецкого пошива. Второй курень полка был сформирован в городе Бахмуте Екатеринославской губернии из местных повстанцев, с синежупанниками времен Центральной Рады ничего общего не имевших. Командовал бахмугскими повстанцами бывший офицер-синежупанник, который и привел их в Киев на соединение с уже имеющимся Синежупанным куренем. Поскольку бахмугские повстанцы соответствующей синей формы не имели, вместо таковой им были выданы темно-синие суконные медицинские халаты, которые должны были играть роль жупанов. Вместо шапок второй курень получил французские каски своеобразной формы. Дополняла обмундирование бахмутцев немецкая амуниция. По поводу "униформы" второго куреня — "тазов с халатами", писатель иронизировал во многих своих произведений. Таковым был 1-й Синежупанный полк, в который попал вечером 2-го февраля 1919-го года доктор Булгаков, а с ним и литературные персонажи Турбин, Яшвин, Бакалейников.

Как уже упоминалось, в соответствии с приказом командующего Осадным корпусом полковника Коновальца (в романе — Торопца), еще 1 февраля 1919 года 1-й Синежупанный полк занял район Никольской Слободки на Левом берегу Днепра под Киевом. Именно сюда в ночь со 2-го на 3-е февраля был доставлен новый полковой доктор — Михаил Булгаков. На этой позиции синежупанники находились до вечера 5 февраля, ночью они перешли через мост на Правый берег, где простояли без контакта с врагом до 19 часов 6 февраля. Лишь вечером того дня почти без потерь 1 — й Синежупанный полк последним отступил из Киева. Первые красные патрули на улицах города появились около 22 часов 6 февраля. Почему мы на этом акцентируем внимание?

Во всех произведениях М. Булгаков приводит точную дату мобилизации — вечер 2-го февраля 1919 года. Сложнее с датой бегства из части. И в рассказе "Я убил", и в одном из первых вариантов 20-й главы, и в повести "Алый мах" все описываемые писателем события укладываются в одну ночь. То есть, если исходить из логики произведений, то бегство из 1-го Синежупанного полка состоялось утром 3-го февраля 1919-го года. Но не стоит забывать, что ориентироваться в датах по событиям булгаковских произведений бесполезно и не нужно. Стоит вспомнить, что даже события, реально происходившие с 21 ноября по 14 декабря 1918 года (осада Киева войсками Директории, описанная в "Белой гвардии") писатель уместил в романе всего в три дня. Сколько же всего дней Михаил Булгаков пробыл в 1 — м Синежупанном полку?

На этот вопрос ответить достаточно легко. По Булгакову, и доктор Бакалейников из "Алого маха", и Алексей Турбин (по первому варианту 20-й главы) бежали из полка во время его движения по улицам Киева. А это — вечер 6-го февраля. Доктор Яшвин в рассказе "Я убил" по дороге домой встретил красный патруль, а Бакалейников и Турбин ожидали возможности его встретить, что опять таки указывает на 6-е февраля. Наконец, если свести вместе события, описываемые в "Алом махе" и рассказе "Я убил", то их с лихвой хватит уже на два вечера. Таким образом, доктор Булгаков на самом деле пробыл в 1-м Синежупанном полку не один вечер, а четверо суток — с вечера 2-го февраля по вечер 6-го февраля.

"— Кто командует полком?

— Полковник Лещенко, — с некоторой гордостью ответил первый, и шпоры его ритмически звякали с левой стороны у меня". Именно так доктор Яшвин впервые услышал о командире синежупанников. Подобный вопрос задавал и Алексей Турбин, правда, ему сказали о полковнике Мащенко. С полковником Мащенко пришлось встретиться и доктору Бакалейникову. Кем же действительно был командир 1 — го Синежупанного полка? А был он полковником Пащенко, если полностью — Марком Ефимовичем Волчком-Пащенко (приставка "Волчок" была псевдонимом Пащенко). Как видим, в "Белой гвардии" и "Алом махе" Михаил Булгаков изменил всего одну начальную букву фамилии полковника, а в рассказе "Я убил" — две.

По словам писателя, полковник Пащенко был явно неприглядной личностью. Антисемит, садист, погромщик, человек мало образованный, "обезьяна"… именно такой неутешительный портрет предстает перед читателями Булгакова. В рассказе "Я убил" мы встречаем описание полковника: "Он был в великолепной шинели и сапогах со шпорами. Был туго перетянут кавказским поясом с серебряными бляшками, и кавказская же шашка горела огоньками в блеске электричества на его бедре. Он был в барашковой шапочке с малиновым верхом, перекрещенным золотистым галуном. Раскосые глаза смотрели с лица недобро, болезненно, странно, словно прыгали в них черные маячки. Лицо его было усеяно рябинами, а черные подстриженные усы дергались нервно".

Марк Ефимович Волчок-Пащенко на самом деле был достаточно интересной личностью. Имел высшее образование — в свое время закончил историко- филологический факультет. До Первой мировой войны был очень неплохим журналистом, известным под псевдонимом "Волчок", достаточно успешно пробовал себя на писательском поприще. Основным родом его занятий было преподавание в школе, поэтому он принадлежал к когорте народных учителей, справедливо считавшихся в то время сельской интеллигенцией.

С началом Первой мировой войны Пащенко был мобилизован в армию, стал военным чиновником, а в 1915-м году попал в плен к немцам. Уже в плену он связался с Союзом Освобождения Украины и стал одним из активных его членов. В 1917-м году Марк Ефимович активно выступал за создание лагеря для военнопленных офицеров-украинцев, а с возникновением такого в Ганноверском Мюндене был одним из его руководителей. Вот что вспоминал об этом один из офицеров-синежупанников (перевод с украинского): "Сначала руководство у нас держали паны Сиротенко (тогда подпоручик) и Волчок-Пащенко (военный чиновник). Первый — по специальности адвокат, второй — народный учитель. Оба хорошие ораторы, убежденные украинцы, оба с организаторскими способностями. Только пан Волчок (это псевдоним, а настоящая фамилия его была Пащенко) был более разносторонний в работе и в речах своих более сочный. Очень хорошо знал украинский язык и его нам преподавал. В своем старании привить нам правильное понимание слов и выражений он пускался в область истории происхождения слова от его корня и так интересно и захватывающе преподавал эти места, что время на его лекциях протекало абсолютно незаметно".

В лагере кроме преподавательской деятельности Марк Пащенко взял на себя всю культурную работу. Его стараниями были организованы театр, хор, оркестр духовых инструментов, фотомастерская, изостудия. Когда была создана 1-я Синежупанная дивизия, Волчок-Пащенко возглавил ее культурно-просветительский отдел. Казаки дивизии очень любили Марка Ефимовича, который уделял им много внимания. По политическим убеждениям он был украинским эсером (социалистом-революционером), близко знал Симона Петлюру, и после расформирования дивизии работал вместе с ним.

Во время Антигетманского восстания именно Пащенко предложил возродить Синежупанные части. Поэтому нет ничего удивительного, что именно его Петлюра назначил командиром формирующегося 1 — го Синежупанного полка, сделав, таким образом, полковником.

Как видим, реальный полковник Пащенко достаточно далек от описываемого Михаилом Булгаковым, хоть у нас нет уверенности, что Пащенко не изменился после возвращения на Украину и начала Антигетманского восстания. Наверняка обозлился, стал более жестким к людям.

Многие офицеры-синежупанники не одобряли назначения Пащенко командиром полка. Ведь он не имел даже элементарного военного образования. Как писал его помощник и будущий командир полка (перевод с украинского) "одной из наших болячек того времени было назначение на ответственные командные должности в армии людей, которые военное дело мало понимали. Почему-то считалось, что хороший культ-просвещенец может с успехом заменить хорошего профессионала-офицера".

Вечером 2-го февраля 1919 года Михаил Булгаков под конвоем был доставлен в штаб 1 — го Синежупанного полка, который еще находился в Киеве — в Генерал-губернаторском дворце. Незадолго до того во дворце жил глава украинской Директории Владимир Винниченко, а теперь здесь были синежупанники. Во дворце при весьма неблагоприятных обстоятельствах и состоялось знакомство Булгакова и полковника Пащенко. В описании этого знакомства в рассказе "Я убил" утверждалось, что сопровождалось оно избиением полковником дезертира (хотя, в общем-то, а что собственно с дезертирами в военное время еще делать?).

В тот же вечер штаб переехал за своим полком на Никольскую Слободку, где литературному доктору Яшвину пришлось целую ночь помогать солдатам с тяжело обмороженными конечностями.

К сожалению, полностью восстановить хронику пребывания Михаила Булгакова в 1-м Синежупанном полку мы не в силах. Хотя, отдельные эпизоды проведенню; среди синежупанников четырех суток упомянуть можем.

В частности, на Никольской Слободке синежупанниками действительно была обнаружена достаточно сильная коммунистическая организация. Дело в том, что здесь в основном жили рабочие завода "Арсенал" — самого революционного завода в Киеве. Именно они принимали наиболее активное участие в боях с войсками штаба Киевского военного округа в октябре 1917 года и Центральной Рады в январе-феврале 1918 года. Естественно, что некоторые арсенальцы с нетерпением ожидали прихода Красной армии, и в начале февраля 1919 года стали открыто выражать свои взгляды, разоружать дезертиров, нападать на отдельных украинских военнослужащих. Собственно, именно за это они и поплатились. К сожалению, подробности этого дела нам не известны. Тем не менее, мы считаем, что события, касающиеся допросов коммунистов полковником Пащенко, описанные Михаилом Булгаковым в рассказе "Я убил", вполне могут отвечать исторической действительности. К тому же, Пащенко мог быть действительно ранен перочинным ножом, и его должен был перевязывать Михаил Булгаков.

Основной задачей 1-го Синежупанного полка было разоружение и арест дезертиров, с чем он вполне справился. Свидетелями этого были и доктор Бакалейников из "Алого маха" и Алексей Турбин из "Белой гвардии". Вероятно, что и купание в ледяной воде также пришлось испытать Михаилу Булгакову.

Ключевым эпизодом, запомнившимся писателю на всю жизнь, было убийство "паном куренным" неизвестного. "Первое убийство в своей жизни доктор Турбин увидел секунда в секунду на переломе ночи со 2-го на 3-е число. В полночь у входа на проклятый мост. Человека в разорванном черном пальто, с пицом синим и черным в потеках крови, волокли по снегу два хлопца, а пан куренный бежал рядом и бил его шомполом по спине. Голова моталась при каждом ударе, но окровавленный уже не вскрикивал, а только ухал…"

К сожалению, нам очень сложно установить, кто из имеющихся в то время в 1 — м Синежупанном полку пяти куренных был именно тем, кого отчетливо помнил Михаил Булгаков. Не известны нам и мотивы этого убийства…

В ночь с 5-го на 6-е февраля 1919 года полк перешел через ярко эсвещенный Цепной мост на Правый берег Днепра, где в ожидании красных занял эборонную позицию. На синежупанников была возложена задача прикрывать этступление украинских войск из Киева, действовать в их арьергарде. Простояв до 19 часов вечера возле моста, части полка, в соответствии с приказом, двинулись в город.

Центральный участок и Демиевка уже были заняты отрядами местных коммунистов, а потому 1 — й Синежупанный полк вынужден был отступать через Подол и Лукьяновку к Брест-Литовскому шоссе. Выйдя с Никольской на Александровскую улицу, синежупанники стали спускаться на Подол. Именно в этот моменту М. Булгакова созрело непреодолимое желание бежать. Он понимал, нто под давлением красных украинские войска надолго оставляют город. Уже на Подоле, возле церкви Рождества Богородицы (теперь не существующей), эулгакову удалось осуществить свой побег, описанный и в раннем варианте Ъелой гвардии", и в "Алом махе", и в "Необыкновенных приключениях докто- эа": "Ночью пятнадцать градусов ниже нуля (по Реомюру) с ветром. В пролетах свистело всю ночь. Город горел огнями на том берегу. Слободка на этом. Мы эыли посредине. Потом все побежали в город. Я никогда не видел такой давки. Конные. Пешие. И пушки ехали, и кухни. На кухне сестра милосердия. Мне сказали, что меня заберут в Галицию. Только тогда я догадался бежать. Все ставни были закрыты, все подъезды были заколочены. Я бежал у церкви с пухлыми белыми колоннами. Мне стреляли вслед. Но не попали. Я спрятался во дворе под навесом и просидел там два часа. Когда луна скрылась, вышел. По мертвым улицам бежал домой. Ни одного человека не встретил".

Так для Михаила Булгакова закончилась короткая служба в армии Украинской Народной Республики. Правда, во всей этой истории осталась для нас и одна неразгаданная тайна…

Вспомним доктора Яшвина из рассказа "Я убил". Не лишена интереса версия о том, что "Яшвин" расшифровывается как: "я ж вин", по-русски: "я ж он". Вся первая половина рассказа, как мы убедились, является правдой. А вот вторая, описывающая убийство полковника Лещенко доктором Яшвиным, остается неразгаданной.

После того, как Михаил Булгаков дезертировал, 1-й Синежупанный полк отступил к Василькову, где участвовал в ряде боев с красными частями. Полковник Пащенко в боевых условиях не смог справиться с руководством полка, за что уже 3-го марта был отрешен от командования и отправлен под следствие. Лишь старые партийные связи помешали осудить М. Пащенко, и в скором времени он вышел на свободу. Разжалованный полковник был обижен на всех и вся, а посему решил вернуться к преподаванию в школе. Но не тут-то было…

В один весенний день в село, где преподавал Волчок-Пащенко, пришли красные. Кто-то им рассказал, что местный сельский учитель всего несколько месяцев назад у Петлюры командовал полком. Естественно, что в тот же день бывший командир 1-го Синежупанного полка Марк Ефимович Волчок-Пащенко был расстрелян.

При чем же здесь Булгаков? — справедливо спросите вы. В общем-то, сложно что-нибудь утверждать, но определенную гипотезу высказать можно.

Попробуем провести небольшую хирургическую операцию и объединить отрывки, взятые из первого варианта 20-й главы "Белой гвардии" (это же место без изменений есть и в "Алом махе"), и рассказа "Я убил":

"Турбин сладострастно зашипел, представив себе матросов в черных бушлатах. Они влетают как ураган, и больничные халаты бегут врассыпную. Остается пан куренный и эта гнусная обезьяна в алой шапке — полковник Мащенко. Оба они, конечно, падают на колени.

— Змилуйтесь, добродию, — вопят они.

Но тут доктор Турбин выступает вперед и говорит:

— Нет, товарищи, нет. Я — монар…

Нет, это лишнее… Атак: я против смертной казни. Да, против. Карла Маркса я, признаться, не читал и даже не совсем понимаю, при чем он здесь, но этих двух надо убить как бешеных собак. Это — негодяи. Гнусные погромщики и грабители.

— А-а… так… — зловеще отвечают матросы.

— Д-да, т-товарищи. Я сам застрелю их.

В руках у доктора револьвер. Он целится. В голову. Одному. В голову. Другому".

"Одну из пуль я, по-видимому, вогнал ему в рот, потому что помню, что он качался на табурете и кровь у него бежала изо рта, потом сразу выросли потеки на груди и животе, потом его глаза угасли и стали молочными из черных, затем он рухнул на пол". ("Я убил").

Вы скажете, что выше приведенные отрывки являются писательским вымыслом. Более того, первый отрывок в тексте изображен, как фантазии Гурбина и Бакалейникова, а второй — хронологически не может подходить под зерсию смерти Волчка-Пащенко.

Конечно, возможно, что описание смерти Мащенко и Лещенко является зымыслом Булгакова. Но, может быть, именно потому писатель изобразил: мерть Мащенко в фантазии Алексея Турбина, чтобы не накладывать события эазных времен одно на другое? Никакой конкретной привязки смерти Лещенка со времени нет и в рассказе "Я убил". Ведь не случайно писатель описание убийства полковника выделил в тексте многоточием.

Тем не менее, высказанное нами предположение относительно реальной смерти полковника Пащенко остается гипотезой. Смущает только одно — концовка рассказа "Я убил": "После молчания я спросил у Яшвина:

— Он умер? Убили вы его или только ранили?

Яшвин ответил, улыбаясь своей странненькой улыбкой:

— О, будьте покойны. Я убил. Поверьте моему хирургическому опыту".

Остается загадкой: не "хирургический" ли "опыт" подсказал Михаилу Булгакову, что бывший командир синежупанников полковник Марк Пащенко был расстрелян красными в 1919 году?