Белая гвардия Михаила Булгакова

Служба в Белой Армии

После неудавшейся службы в войсках Украинской Народной Республики Михаил Афанасьевич надолго отошел от жизненных проблем. Красные, занявшие в феврале 1919 года город, мало интересовались бывшими офицерами и военными чиновниками, уделяя внимание лишь "буржуям" и вообще всем тем, кто владел хоть каким-то движимым или недвижимым имуществом. Михаил Булгаков продолжал свою медицинскую практику врача-венеролога. Его услугами пользовались и красные.

В июле 1919 года в киевских газетах красное командование объявило о мобилизации врачей и военных чиновников. В списках тех, кто был обязан явиться на сборные пункты, значился и Михаил Булгаков. Опираясь на этот факт, некоторые "исследователи" сделали вывод, что Булгакову пришлось некоторое время служить даже у красных. Но это не отвечает действительности. Михаил Афанасьевич укрылся от мобилизации на даче Булгаковых под Киевом. Леонид Карум впоследствии в своих воспоминаниях оставил упоминания о жизни Михаила Булгакова при красных: "Работа венерического врача шла успешно. Только в последний месяц, когда в июле 1919 года большевики объявили поголовную мобилизацию, Булгаков проживал где-то "в нетях" на даче под Киевом. Этим он избежал мобилизации".

31 (18) августа 1919 года части Добровольческой армии генерала Деникина вступили в Киев. В городе сразу же было оповещено о регистрации всех офицеров, военных чиновников, юнкеров и вольноопределяющихся. Под регистрацию подпадал и Михаил Афанасьевич Булгаков, в то время продолжавший заниматься медицинской практикой. 6 сентября (24 августа) в Киев приехал капитан белой армии Леонид Карум, муж Варвары Булгаковой, который помог Булгакову пройти нудную и утомительную регистрацию. Способствовал этому и оказавшийся белым разведчиком Юрий Гладыревский. В результате, Булгаковым удалось избежать ряда унизительных проверок деникинской контрразведки на предмет службы у красных. Михаил Афанасьевич получил назначение на должность военного врача во Владикавказский военный госпиталь, где ощущался острый недостаток в профессиональных медиках. Вместе с Карумом и сестрой Варварой 12 сентября (30 августа) 1919 года Михаил Афанасьевич Булгаков покинул родной город.

Вот что вспоминал по этому поводу Леонид Сергеевич Карум: "С появлением добровольцев он (Михаил Булгаков — прим. Т.Я.) опять появился в квартире, но объявил, что оставаться в Киеве больше не намерен, а поедет на Кавказ, где поступит на военную службу. И булгаковская коммуна распалась. Миша хотел ехать со мной.

Я пробыл в Киеве 5 дней. На шестой я отыскал вагон, куда мы погрузились с Варенькой, Мишей и Тасей. Вагон прицепили к поезду, который шел в Таганрог, и 30 августа 1919 года (ст. ст. — прим. Т.Я.) мы двинулись в путь".

В приведенном отрывке есть две неточности: Булгаков был назначен на Кавказ, а не отправлялся туда добровольцем. Тася, супруга будущего писателя Татьяна Лаппа, с ним не поехала. На Кавказ она приехала чуть позже.

В середине сентября Михаил Афанасьевич поступил на службу во Владикавказский военный госпиталь, откуда и вызвал телеграммой жену приехать к нему. Во Владикавказе Татьяна Николаевна осталась на долгое время, а Михаил Булгаков в начале октября был назначен полковым врачом в 5-й Александрийский гусарский полк Добровольческой армии, расположенный в Грозном. С этим полком тесно были связаны судьбы многих людей, так или иначе повлиявших на творчество будущего писателя. Именно этим полком когда-то командовал граф Федор Артурович Келлер, погибший в Киеве во время гетманских событий и выведенный в романе "Белая гвардия" в образе полковника Най-Турса. В этом полку во время 1-й Мировой войны служил в чине корнета выдающийся русский поэт Николай Гумилев. Сам полк был одним из самых славных в прежней российской армии, его военнослужащие имели прозвище "черных гусаров" — "гусаров смерти".

Александрийский полк был окончательно восстановлен лишь накануне приезда в Грозный Михаила Булгакова. Еще весной 1919 года александрийцы насчитывали не более 50 человек, теперь же это был полнокровный кавалерийский полк, имевший в своих рядах до 600 превосходных всадников. Главной задачей александрийцев было обеспечение тылов Вооруженных Сил Юга России на Кавказе, пресечение попыток горцев нарушать важные военные коммуникации. Местом дислокации полка было Графское предместье Грозного, куда и прибыл Михаил Афанасьевич. Он сразу же был принят дружной полковой офицерской семьей. Кавказ того времени, а особенно всегда неспокойная Чечня, были кипящим котлом, серьезно угрожающим белым. На Кавказе против белогвардейцев ополчились горские фанатики-мусульмане, недобитые местные большевики-интернационалисты, православные грузинские националисты.

Решить больную Кавказскую проблему добровольческое командование пыталось еще в 1918 году. В начале 1919 года на Северный Кавказ были введены белые войска генерала Эрдели. Северокавказской Вандеей того времени вновь стала Чечня, защищали которую объединившиеся большевики и чеченцы. На протяжении января-февраля 1919 года белые части генералов Шкуро и Покровского подчинили себе Дагестан, Ингушетию, Осетию, равнинную Чечню. 5 февраля (23 января) пал Грозный. Чеченские части и разбитые большевики были изгнаны в горы, где и заперты на долгое время. Генерал Деникин, устроив карантинную линию на Северном Кавказе, вновь бросил все силы против Красной армии. Чеченский национальный вождь имам Узун-Хаджи в горной Чечне собирал силы. На помощь ему Грузинское национальное правительство прислало офицеров-инструкторов и оружие. В начале октября 1919 года чеченцы вновь перешли к активным действиям. Чеченские отряды перерезали железную дорогу Петровск-порт — Дербент, которая тянулась вдоль побережья Каспийского моря. Главной базой Узун-Хаджи стал Чечен-аул, который чеченцы сильно укрепили. Чтобы вновь восстановить порядок, против Узун-Хаджи генерал Эрдели приказал выслать усиленную экспедицию, главной силой которой должен был стать 5-й Александрийский гусарский полк.

Вечером 24 (11) октября 1919 года усиленный отряд во главе с известным белым генералом Драценко выступил в горную Чечню. Вместе с полком из Грозного уходил Михаил Афанасьевич Булгаков. Эта экспедиция длилась более двух месяцев и закончилась 9 января 1920 года (27 декабря 1919 года). Практически все самые интересные события этой экспедиции нашли отображение в "Необыкновенных приключениях доктора", написанных Михаилом Афанасьевичем сразу же после окончания гражданской войны. Сохранились и некоторые другие свидетельства однополчан М. Булгакова об этом походе, которые, как нам кажется, будет интересно привести здесь.

Александрийскому гусарскому полку в качестве охранения и поддержки были приданы части 1 — го Кизляро-гребенского и 3-го Терского казачьих полков, принадлежавших 3-й и 4-й Терским дивизиям. Эти полки несколько раз упоминаются Булгаковым в его произведении. В поход так же выступил 81-й Апшеронский пехотный полк, сформированный из крестьян Кубанского края, которых Михаил Афанасьевич в своих "Необыкновенных приключениях" ошибочно называет кубанцами (т. е. — казаками). Войскам было придано несколько конно- артиллерийских казачьих батарей. Полковник Глебов ускоренным ночным маршем вел свои войска на Чечен-аул. Вот что вспоминал об этом один из офицеров- александрийцев, поручик Николай Станюкович:

"Полк выступил ночью, следуя за казачьим авангардом. В непроглядной тьме только местные жители были способны инстинктивно следовать нужному направлению. Мы шли напрямик, пересекая сельские дороги, спускаясь в долины и поднимаясь на взгорья. Рассвет начинал только едва-едва брезжить, когда эскадроны втянулись в необозримое поле кукурузы, скрывавшее коня вместе с всадником. Здесь-то и сосредоточились, по сведениям разведки, вражеские отряды, подготовляя налет на железную дорогу. Полк развернулся лавой, но все же не мог покрыть всю ширину кукурузной посадки. Фланги оставались в руках противника. Это скоро и подтвердилось: по нашему расположению справа и слева открылась частая ружейная стрельба. К характерному треску винтовок примешались выстрелы охотничьих ружей, и даже уханье длинных шомпольных пищалей — как пришлось убедиться, оружия самого губительного, наносящего разрывные раны… Положение создалось незавидное: видимости никакой, трудное продвижение шагом и полная невозможность передачи приказаний по цепи. Наша конно-горная батарея, продавившая род коридора в лесу кукурузы, оказалась впереди нашей лавы и палила вслепую, а наши фланги обтекались противником, отлично знакомым с местностью. С боковыми казачьими разъездами была потеряна всякая связь.

Однако полк упорно продвигался вперед, имея задачей "прочесать" местность и вытеснить противника в предгорья, смутно обозначившиеся впереди.

Произошли уже и первые схватки холодным оружием. Пешие горцы оказались разбросанными небольшими группами. Сидя спиной друг к другу, они стреляли во всех направлениях и, окруженные, не сдавались. Тут мы понесли много потерь: рубить с коня заслоненных стволами исполинской кукурузы сидящих "тавлинцев" было весьма трудно. Прирожденные воины, они парировали удар шашки своими длинными шомполками и умирали с оружием в руках.

Дело принимало скверный оборот. Ружейный огонь противника нарастал, и наша неосторожно выдвинувшаяся вперед артиллерия, казалось, попала в окружение, орудийные залпы редели, да и в гусарской цепи чувствовалось неблагополучие. По звукам боя, крикам "Алла!" можно было заключить, что соседние эскадроны отходят. Светлело, но видимость оставалась ограниченной. Наступал переломный момент. В лесу кукурузы далеко не увидишь. И тут, проламываясь на ошалелом, с окровавленной головой коне сквозь чащу, на наш "боевой" эскадрон налетел спереди конно-артиллерист.

Снаряды истощились! Офицеры отстреливаются из наганов, кольцо горцев сжимается. Спасайте пушки!… - кричал он, задыхаясь.

Старший офицер эскадрона, поэт и храбрец — барон Бодэ взмахнул шашкой.

Наше неистовое "ура!" чудом передалось по невидимой линии полка. Пушки были отбиты, и горцы на всем фронте обратились в бегство".

Не смотря на бешенную ночную атаку по громадному кукурузному полю, российские части так и не смогли взять аул. Полковнику Глебову пришлось еще несколько раз пытаться взять штурмом главную базу чеченцев. Стоит вспомнить, что "Необыкновенные приключения доктора" блестяще дополняют нами уже процитированные строки из рассказа однополчанина будущего писателя о взятии этого важного стратегического пункта:

"Узун-ханжи в Чечен-ауле. Аул растянулся на плоскости на фоне синеватой дымки гор. В плоском Ханкальском ущелье пылят по дорогам арбы, двуколки. Кизлярогребенские казаки стали на левом фланге, гусары на правом. На вытоптанных кукурузных полях батареи. Бьют шрапнелью по Узуну. Чеченцы как черти дерутся с "белыми чертями". У речонки, на берегу которой валяется разбухший труп лошади, на двуколке треплется краснокрестный флаг. Сюда волокут ко мне окровавленных казаков, и они умирают у меня на руках.

Грозовая туча ушла за горы. Льет жгучее солнце, и я жадно глотаю смрадную воду из манерки. Мечутся две сестры, поднимают бессильно свесившиеся головы на соломе двуколок, перевязывают белыми бинтами, поят водой.

Пулеметы гремят дружно целой стаей.

Чеченцы шпарят из аула. Бьются отчаянно. Но ничего не выйдет. Возьмут аул и зажгут. Где ж им с двумя паршивыми трехдюймовками устоять против грех батарей кубанской пехоты…

С гортанными воплями понесся их лихой конный полк вытоптанными, зыжженными кукурузными пространствами. Ударил с фланга в терских казачков.

Те чуть тёку не дали. Но подсыпали кубанцы, опять застрочили пулеметы л загнали наездников за кукурузные поля на плато, где видны в бинокль обреченные сакли. (…)

Готово дело. С сакли поднялись клубы черного дыма. Терцы поскакали за кукурузные пространства. Опять взвыл пулемет, но очень скоро перестал.

Взяли Чечен-аул…

И вот мы на плато. Огненные столбы взлетают к небу. Пылают белые домики, заборы, трещат деревья. По кривым уличкам метет пламенная вьюга, отдельные дымки свиваются в одну тучу, и ее тихо относит на задний план к декорации оперы "Демон".

В результате двухдневных боев Чечен-аул пал. Остатки войск Узун-Ханжи, онимые гусарами и казаками, вынуждены были вновь укрыться в горах. Этот выигранный бой, в котором в качестве военного врача участвовал Михаил Афанасьевич Булгаков, стал главным результатом всей экспедиции. В юследующем чеченцы почти без сопротивления переходили на сторону белых. Зскоре из них была даже сформирована целая дивизия, которая воевала с красными на Украине и в Крыму. О самом интересном замирении чеченского селения поведал нам поручик Станюкович. Интересно то, что с чеченцами именно из этого селения встретился отставший с медицинской двуколкой Михаил Афанасьевич, о чем он так же рассказал в "Необыкновенных приключениях доктора". Вот что повествует в своих воспоминаниях Н. Станюкович:

"И вот луч солнца прорвался в расщелину гор и упал прямо на холм, увенчанный аулом — целью нашей экспедиции. Аул, как чалмой, прикрывает темя холма. Дворы верхнего кольца строений, окружающие мечеть с минаретом, являются крышами-потолками для следующего ряда, ниспадая ярус за ярусом. Надменно смотрела эта крепость Ислама на приближение "гяуров", но за дальностью расстояния и неровностью почвы аул казался безжизненным.

Однако, сверху нас заметили. Еще две, три петли дороги, и перед полком, заслоняя свой дом, рассыпавшись цепью, красовался конный отряд значительной численности. Я сказал "красовался" и не оговорился: под зеленым знаменем Пророка стояли всадники на бесподобных легких конях арабских кровей. Горцы вышли в бой, нарядившись в праздничные черкески, увешенные холодным оружием. Кинжалы и гнутые шашки "клынчи" дамасской закалки, в серебряных и золотых ножнах, усыпанных самоцветами. Большинство было вооружено старинными пищалями, но встречались и винтовки турецкого образца. Их возглавляли величественные белобородые старики под зелеными чалмами паломников Мекки. Горцы стояли в полной неподвижности, как бы позируя для потомства. Да, в сущности, оно так и было… (…)

Но вот мы вышли на ровное поле. Полковник Г-бов своим знаменитым командным голосом взревел:

Полк в атаку — марш, марш!!! — и тысяча всадников, обнажив шашки, с места перешла в галоп с таким сокрушающим "Ура!", которое, казалось, вырвалось из одной исполинской груди.

Раздалось ответное — Алла! — и две конные массы понеслись друг другу на встречу.

Но что это? Горцы, несмотря на поощрения стариков, начинают сдавать, осаживать и вдруг, с такой же стремительностью, поворачивают своих скакунов и уносятся вдоль стен оставляемого аула в надежное ущелье… (…)

Не прошло и двух часов, как на соседнем холме показался наш противник. Белый флаг теперь соседствовал с зеленым, но это нисколько не мешало ни красоте, ни величественности зрелища.

Полковник Г-бов один выехал вперед, жестом предлагая старейшинам приблизиться.

Спустившись в пологую долину, около полусотни горцев, возглавляемых своими патриархами, поднялись к нам и остановились в ожидании. Полковник, сопровождаемый одним "толмачем"-переводчиком, двинулся навстречу. Выехал вперед и глава аула. Он неторопливо отстегнул свой драгоценный клынч, поцеловал его и с глубоким достоинством поклонился, говоря на прекрасном русском языке:

Полковник, дарю тебе мое оружие. Я ошибся — признаю. И пусть наш путь будет впредь общим.

— Верю, — последовал ответ. — Война окончена. Между нами дружба".

В тот же самый день, спустя всего несколько часов после заключения мира между белым отрядом и чеченцами, по той же дороге проследовал и Михаил Афанасьевич Булгаков со своими спутниками. Естественно, о мире он знать не мог, а потому, увидев чеченцев, приготовился к близкой смерти: "Готово! Налетели. Вот они, горы, в двух шагах. Вон ущелье. А из ущелья катят. Кони-то, кони! Шашки в серебре… Интересно, кому достанется моя записная книжка? Так никто и не прочтет! У Шугаева лицо цвета зеленоватого. Вероятно, и у меня такое же. Машинально пошевелил браунинг в кармане. Глупости. Что он поможет! Шугаев дернулся. Хотел погнать лошадей и замер.

Глупости. Кони у них — смотреть приятно. Куда ускачешь на двух обозных? Да и шагу не сделаешь. Вскинет любой винтовку, приложится, и кончен бал.

Э-хе-хе, — только и произнес Шугаев.

Заметили. Подняли пыль. Летят к нам. Доскакали. Зубы белые сверкают, серебро сверкает. Глянул на солнышко. До свиданья, солнышко…

… И чудеса в решете!.. Наскакали, лошади кругом танцуют. Не хватают, галдят: Та-ла-га-га!

Черт их знает, что они хотят. Впился рукой в кармане в ручку браунинга, предохранитель на огонь перевел. Схватят — суну в рот. Так оно лучше. Так научили.

А те галдят, в грудь себя бьют, зубы скалят, указывают вдаль (…)

Мирные! Мирные, господин доктор. Замирили их. Говорят, что наши через Болгатоэ на Шали-аул пошли. Проводить хотят! Да вот и наши!. С места не сойти, наши! (…) Горит аул. Узуна гонят. Ночь холодная. Жмемся к костру. Пламя играет на рукоятках. Они сидят поджавши ноги и загадочно смотрят на красный крест на моем рукаве. Это замиренные, покорившиеся. Наши союзники. Шугаев пальцами и языком рассказывает, что я самый главный и важный доктор. Те кивают головами, на лицах почтение, в глазах блеск. Но ежели бы версты две подальше…"

В конце декабря Михаил Афанасьевич Булгаков вместе с ранеными александрийцами вернулся в Грозный, откуда вскоре поездом выехал в Пятигорск. Вполне возможно, что по дороге из Грозного в Пятигорск произошло крушение воинского эшелона, описание которого мы так же встречаем в "необыкновенных приключениях доктора". В начале января 1920 года Михаил Булгаков окончательно вернулся во Владикавказский военный госпиталь, где работал до прихода красных. В это же время во владикавказских газетах появились литературные очерки Михаила Афанасьевича. Уже в феврале 1920 года Булгаков полностью переключился на журналистскую работу. Во время вступления в город Красных частей Михаил Афанасьевич заболел возвратным тифом, а потому даже не подвергался проверке ЧК. Таким образом, Михаил Булгаков избежал репрессий со стороны красных за службу в Кавказской белогвардейской армии.

Для Михаила Афанасьевича начался новый этап в жизни — путь советского журналиста и выдающегося писателя. Медицина, Андреевский спуск, офицерские погоны канули в лету и остались лишь на страницах произведений Михаила Булгакова. Уже 1920 году на сцене 1 — го советского Владикавказского театра была поставлена пьеса Булгакова "Братья Турбины (Пробил час)", ставшая самым ранним вариантом "Дней Турбиных". Для Михаила Афанасьевича Булгакова гражданская война закончилась.