— Тони!
Ноа рванул дверь на себя. Тело его друга в неестественной позе повалилось на стол. Ни единого звука. Ни одного движения. Только ужасная, смертельная тишина.
— О, Боже, нет! — Ноа бросился к Тони. В неровном свете свечи он смотрел, как кровь, стекая с края полированного письменного стола красного дерева, образовывала лужицу на толстом аксминстерском ковре под его ногами. Ноа поднял Тони и застонал при виде изуродованной плоти и обнажившихся костей черепа. Это всё, что осталось от лица его друга.
Позади него на китайских шёлковых обоях, богатых парчовых шторах, зеркале над камином — везде была кровь. На столе стоял полированный деревянный ящик. А на полу лежал, вывалившийся из безвольной руки пистолет, который Тони направил против себя.
Ноа услышал быстро приближающиеся шаги. Горничная и дворецкий Уэстман были первыми, кто вошёл в комнату. Девушка закричала при виде развернувшейся сцены. Уэстман оцепенел.
— Пошлите за врачом, — резко бросил Ноа рыдающей девушке, хотя и понимал, что врач его другу уже не поможет. Тем не менее он чувствовал себя обязанным что-нибудь предпринять. Ноа продолжал прижимать к себе безжизненное тело, ошеломлённый жуткой действительностью, и осознанием того, что его лучший друг только что покончил с собой.
Горничная уставилась на него огромными от страха глазами:
— Но, милорд…
— Проклятие, женщина, иди!
Она бросилась из комнаты, спеша выполнить его приказ.
Ноа закрыл глаза, борясь с ужасом происходящего и покачивая друга в своих объятьях. «О, Боже, Тони, почему? Зачем ты сделал это?»
— Милорд?
Подняв вгляд, Ноа увидел всё ещё стоявшего в дверном проёме Уэстмана. Лицо дворецкого стало такого же пепельно-белого цвета, как и его парик. Ноа знал, что Уэстман ждал от него своего рода указаний, приказ, который тот мог бы выполнить. Но Ноа был не в состоянии что-либо делать, он сам едва дышал.
Наконец Уэстман заговорил:
— Возможно, будет лучше, если вы положите лорда Килли на пол, милорд.
Уэстман был прав, а его слова помогли выйти Ноа из охватившего его оцепенения. Он кивнул и начал медленно опускать мёртвое тело на пол. Руки Тони безвольно скользнули вдоль тела, тяжело осешего на ковёр. Ноа изо всех сил старался не смотреть на изуродованное лицо друга. Он хотел, должен был помнить Тони таким, каким тот был раньше: весёлый, беззаботный друг его юности, а не эта трагическая маска, не имевшая ничего общего с человеком, которым он когда-то был.
К счастью, Уэстман быстро накрыл тело тяжёлым покрывалом с кровати, пока Ноа медленно поднимался на ноги. Он рассеянно смотрел на импровизированный саван. Иденхоллу казалось, что его рубашка, руки, каждый дюйм тела были покрыты кровью. Кровью Тони.
Осознание оглушило его, как удар. Тони совершил самоубийство. Это было караемое законом преступление, исключающее возможность похорон в освящённой земле. Тони должен быть похоронен на перекрестке, без надгробного камня. Дальнейшим унижением станет кол, который забьют ему в сердце, в архаичной и глупой попытке не дать бродить неприкаянной душе грешника. Род Килли будет обесчещен, а Тони запомнится как виновник этого. И Сара, милая, невинная Сара, останется ни с чем: без семьи, без средств, и, вероятнее всего, без собственности, так как согласно закону, всё, что принадлежало самоубийце, будет конфисковано.
Ноа понимал, что он никогда не позволит этому случиться.
— Уэстман, — сказал он, тихим, но твёрдым голосом, — приведите кабинет внизу в порядок и возвращайтесь сюда. Вы будете мне нужны как свидетель.
— Да, милорд, — ответил Уэстман. Опыт лет, которые он прослужил дворецким, научил его не задавать вопросы даже относительно странных приказов.
Когда Уэстман удалился, Ноа медленно обошёл тело Тони и направился к письменному столу. Открыв, стоявший на столе ящик с пистолетами, он достал и разложил всё, что в нём было, затем взял рожок с порохом и высыпал какую-то часть содержимого на поверхность стола. Сердце Ноа неистово билось, а руки дрожали, пока он продолжал создавать картину, вызванную скрыть случившееся.
Когда Ноа отступил, чтобы оценить плоды своих усилий, он почувствовал, что его начало трясти. Его руки, ноги, каждую частичку тела било крупной дрожью, как если бы он стоял раздетым на улице в самую холодную зимнюю ночь. Он мог думать только об одном: Тони мёртв. Тони покончил с собой. А он, Ноа, не был рядом, чтобы предотвратить это. Они так долго шли по жизни вместе, что ему казалось, будто какая-то жизненно-важная часть его самого внезапно исчезла. И Ноа понимал, что уже ничто в его жизни никогда не будет таким же как прежде.
Ноа опустил взгляд к полу и увидел что-то белое на тёмном фоне ковра, почти скрытое под столом. Листок бумаги. Он поднял его и быстро пробежал глазами по строкам:
«Милорд, виконт Килли,
я пишу, чтобы сообщить Вам, что не приду на назначенную на этот вечер встречу. Ни сегодня и никогда в будущем. Я пришла к выводу, что поддерживать нашу связь более не в моих интересах, и поэтому разрываю её. Любая Ваша попытка связаться со мной, письменно или же посредством личной встречи, будет бесполезной и приведёт лишь к тому, что Вы и Ваше имя будут публично опозорены. Примите к сведению, что я настроена очень решительно, и расценивайте это письмо как немедленный разрыв наших отношений. Любой ответ на это письмо не желателен».
Она не подписала письмо, а проставила только одну начальную букву «А». Но кто был автором письма, не вызывало сомнений.
Ангел.
Идеал.
Мерзавка.
Ноа задышал медленнее и глубже, пытаясь подавить поднимающуюся в нём волну безумного гнева, когда он ещё раз перечитал так бездумно написанные ненавистные слова. Любая попытка будет бесполезной. Позор. Ответ не желателен. Ясно, доходчиво, смысл написанного нельзя было посчитать непонятным или спорным. Она играла с Тони, использовала его, а теперь, когда он ей стал больше не нужен, покончила с ним. Тони был для неё ничем иным как временным развлечением. Мысли и чувства путались, быстро сменяя друг друга в голове Ноа. Он сложил письмо и решительно засунул его в карман своей куртки.
Уставившись на безжизненное тело друга, Ноа отчётливо увидел перед своим мысленным взором, как тот, прочитав письмо, встал из-за стола, листок выскользнул у него из пальцев, а Тони направился прямиком к шкафу, в котором хранился ящик с пистолетами. Он видел, как Тони достал и зарядил пистолет, а затем аккуратно сложил порох и остальные вещи обратно в ящик. Затем поднял пистолет, направил себе в рот и…
Если бы он поднялся наверх на несколько минут раньше, возможно он ещё успел бы предотвратить случившееся. Желудок Ноа перевернулся, и ему показалось, что его сейчас вырвет.
Отвернувшись, он попытался отогнать от себя образ изуродованного Тони. Ноа шагнул к окну и уставился в тёмную пустоту ночи. Его душили подступившие к горлу слёзы.
Он ударил кулаком по подоконнику. Почему? Почему Тони совершил такую неслыханную глупость? Конечно не из-за неё, этой ведьмы, ни одна женщина не стоила того, чтобы пожертвовать ради неё своей жизнью. И уж тем более женщина, которая так заносчива и безразлична к другим. Что в ней такого особенного, чтобы предпочесть её потере смерть? Эта женщина из плоти и крови, как и все, с одним лишь исключением: у неё отсутствовал даже намёк на сердце.
И это делало её самой опасной из всех женщин.
Ноа не знал, сколько прошло времени, когда наконец приехал врач. Вошёл Уэстман, и объявил о его прибытии, но Ноа забыл имя эскулапа в тот же момент, как оно было произнесено. Молча кивнув в сторону лежащего на полу трупа, не сводя глаз с тела Тони, он ждал, пока врач приблизится. Несмотря на свой опыт, тот испугано задержал дыхание, когда откинул покрывало. Мрачно поджав губы, врач поднялся и повернулся к Ноа:
— Я полагаю, вы вызвали меня, чтобы засвидетельствовать факт смерти? — Ноа продолжал молчать, и врач добавил, предварительно глубоко вздохнув: — Было бы уместней послать за коронёром. И, разумеется, власти должны быть поставлены в известность, для проведения расследования…
Иденхолл в упор посмотрел на мужчину. Было очевидно, что несмотря на усилия Ноа скрыть правду, врач не сомневался в том, что Тони совершил самоубийство. Ноа решил придерживаться своего плана, и постарался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее:
— Я надеюсь, сэр, что таким образом вы не намекаете на то, что лорд Килли, покончил с собой.
— Милорд, я думаю, и вы видите, что по всей вероятности именно самоубийство явилось причиной смерти.
— Не торопитесь с выводами, сэр. Думаю, взглянув на предметы на столе, вы поймёте, что лорд Килли чистил свой пистолет, когда произошёл этот ужасный несчастный случай.
Следующая минута прошла в тишине. Мужчины изучающе смотрели друг на друга, а затем Ноа повернулся и обратился к Уэстману, который стоял немного в стороне и молча слушал их разговор:
— Не так ли, Уэстман?
Ни один мускул не дрогнул на лице дворецкого.
— Да, милорд. Лорд Килли действительно собирался почистить свой пистолет. Он послал меня принести ткань для полировки оружия, я был на лестнице, когда услышал выстрел.
— То есть вы были первым, кто обнаружил его мёртвым? — спросил доктор.
Уэстман посмотрел на Ноа.
— Я…
— Нет, — вмешался Ноа. — Я оказался в комнате первым. Мы с лордом Килли пили внизу в кабинете бренди и говорили об оружии. И виконт предложил показать мне пистолет, который перешёл ему от отца. Он поднялся сюда за ним, и когда прошло какое-то время, а он всё ещё не вернулся, я решил последовать наверх и посмотреть, что его задержало. Я был в коридоре, почти у двери, когда раздался выстрел. Уэстман появился непосредственно за мной.
Врач смотрел на Ноа, и в его взгляде мелькнула неуверенность. Он обернулся к двери, где стояла вызвавшая его горничная, её широко распахнутые глаза выдавали все её мысли. Врач ещё раз посмотрел на тело Тони, прежде чем вновь встретить взгляд Ноа. Мужчины молча пришли к взаимопониманию.
— По моим наблюдениям, — сказал врач, — внешний вид комнаты, а также присутствие на столе предметов, необходимых для чистки оружия, свидетельствуют о том, что с его светлостью произошёл несчастный случай в процессе чистки его пистолета. О чём я и сообщу властям.
Ноа холодно кивнул:
— Благодарю вас, сэр.
Врач смотрел на него с выражением на лице, которое ясно выражало его мысли — и его подозрения. Он по-прежнему был убеждён, что Тони совершил самоубийство, но без свидетелей, подтверждающих его подозрения, ему будет слишком трудно доказать свою правоту.
— Доброй ночи, милорд. Рад, что оказался вам полезным. Я позабочусь о том, чтобы коронёр как можно быстрее приехал за телом. Мои соболезнования.
С этими словами врач коснулся края своей шляпы и вышел из комнаты.