Белая пума

Глава 7

Поначалу белый кугуар не ощущал отсутствия матери и сестры, но через некоторое время он затосковал. Он обнюхивал землю, пытаясь обнаружить их следы, а иногда забирался на какую-нибудь вершину и обозревал лежавшие внизу долины. Он чувствовал себя одиноким и потерянным. Из-за снедавшего его беспокойства у молодого кугуара притупился охотничий инстинкт и постоянным спутником в его тщетных поисках семьи стал голод. Однако по истечении нескольких недель белый кугуар свыкся с одиночеством, навязанным ему, как и некогда его матери, жестоко и преждевременно. Он прекрасно адаптировался в северном краю и с той поры с равнодушным смирением вел обособленное существование взрослого самца.

Не тревожимый людьми, он охотился за бобрами, зайцами и сурками, оттачивая технику выслеживания и нападения до тех пор, пока однажды не рискнул завалить большого чернохвостого оленя После всю зиму он уже удовлетворял свой аппетит только крупной добычей.

Как-то весной ему удалось убить годовалого лося, а на следующий день — койота, пришедшего полакомиться зарытыми остатками мяса. С каждой новой победой крепла его уверенность в собственных возможностях. Приближаясь к порогу зрелости, белый кугуар уже чувствовал себя полноправным хозяином своих владений.

В сентябре, однако, его покой нарушил незваный гость — шестилетний самец, покинувший свою территорию из-за недостатка пиши. Чужак быстро обнаружил пахучие вехи, которыми белый кугуар обозначил свои угодья, но, уверенный в собственной силе, вознамерился изгнать из местности, богатой пропитанием, ее нынешнего обитателя. Он смело пошел вперед, часто останавливаясь и заливая своей мочой стволы деревьев и камни, уже опрысканные белой пумой. С ходу не получив отпора, наглый пришелец утратил бдительность. Он беспечно продвигался по долине, а учуяв свежее мясо, бесшумно помчался на запах. В своем стремлении поскорее отыскать добычу он даже не заметил, что на каменном выступе, под которым он пробегает его поджидает соперник.

Когда чужак поравнялся с карнизом, белый кугуар прыгнул на него. Пумы, сцепившись в когтистых объятиях, с яростным рычанием повалились на землю, через минуту-две отскочили друг от друга и, помедлив мгновение, вновь одновременно бросились в атаку.

Самозванец был крупный зверь, но в силе уступал белому кугуару. Пумы боролись отчаянно, оглашая округу воплями и рычанием. Схватка длилась пять минут — довольно затяжной раунд для столь хорошо вооруженных противников. Пришелец наконец понял, что хозяина ему не одолеть, и уступил. Обливаясь кровью, хлеставшей из глубоких рваных ран, он помчался прочь из долины, преследуемый возбужденным победителем.

Пробежав за наглецом метров сто, белый кугуар остановился; его грудь тяжело вздымалась. Он грозно зарычал и забил ногами по земле, вздымая в воздух лесной мусор. Потом, удовлетворенный демонстрацией собственной силы, поворотил назад.

В конце ноября белым кугуаром овладело необъяснимое беспокойство. Ему уже шел третий год. Он весил сто пятнадцать килограммов и в длину достигал двух метров восьмидесяти сантиметров. Сформировавшийся взрослый самец, он являл собой восхитительный образчик силы и красоты. Белоснежная шуба и угольные отметины на морде, кончиках ушей и хвоста лишь подчеркивали грациозность его гибкого мускулистого туловища. До последнего времени он был вполне доволен своим одиноким существованием в найденном им сытном краю, но с каждым днем становился все неуравновешеннее, неосознанно реагируя на пробудившуюся в нем потребность к спариванию.

Наконец в декабре он уступил зову природы и однажды утром покинул родную территорию. Всю ночь сыпал снег. Белый кугуар отправился от верховьев реки Насс тем же маршрутом, которым когда-то добирался туда. Он шел по низинам, избегая крутых перевалов.

Двигаясь строго на юг, через несколько дней он достиг берега реки Китсегуэкла и, следуя вдоль ее русла, вскоре оказался у Скалистого хребта, почти в том самом месте, где они с матерью начали восхождение, спасаясь от охотников.

При воспоминании о преследовании, подробности которого уже забылись, он возбудился, испытывая одновременно гнев и страх — чувства, вынудившие его перейти с шага на бег. Этот темп он сохранял, пока не оказался в густом ельнике, окружавшем долину Китсегуэкла.

Тяжело дыша, белый кугуар двинулся к лугу, посреди которого плескалось озеро Китсегуэкла. На опушке леса он остановился, оглядывая открытую местность, затем направился к воде, напился и, утомленный долгим путешествием, затрусил к пещере, где когда-то укрывался с матерью и сестрой.

На камнях все еще сохранялись едва уловимые запахи его несчастных родичей и его собственный. Кугуар сразу почувствовал себя в родной стихии и, игнорируя позывы пустого желудка, спустя несколько мгновений лег и заснул.

Пробудился он затемно. Долина купалась в желтом сиянии ночного светила, температура упала до минус десяти. На морозе снег скрипел от малейшего прикосновения, но белый кугуар пересек открытое пространство беззвучно, словно призрак.

С беспредельным терпением, присущим особям его породы, он обошел озеро, но свежих следов не обнаружил и отправился на охоту в лес. На рассвете, когда порозовели восточные пики, он завалил оленя.

Кугуар начал есть и вдруг вскочил, возбужденно виляя хвостом. Он повернулся мордой на юг и остановил взгляд на кустах, откуда мгновение назад до него донеслось крадущееся движение. Он хотел уже бросить добычу и поспешить в укрытие, но тут тишину леса потряс громкий протяжный крик.

Кугуар заволновался. Он инстинктивно узнал клич самки, разыскивающей партнера. Взбудораженный, с ощетиненными усами, он двинулся на зов кошки, порыкивая в ответ.

Услышав рык кугуара, самка побежала ему навстречу. Ей было семь лет. Она выкормила шестерых детей, и из них только одному удалось уберечься от пуль Таггарта и Казинса. Накануне пума учуяла белого кугуара и теперь шла к нему.

Кошки встретились на небольшой поляне посреди леса. Белый кугуар, разгоряченный и дерзкий, подступил к будущей супруге. К его удивлению и недоумению, соблазнительница вскинула переднюю лапу и шлепнула его по морде.

Кугуар отскочил, мотая головой, и вновь двинулся к ней, в знак покорности припадая к земле и выскуливая умоляющие трели, но опять получил отпор. Правда, на этот раз ему удалось увернуться от когтистой лапы. С безопасного расстояния он пристально разглядывал строптивую пуму. Та, отогнав самца, жеманно заурчала, томно выгибая спину.

Пытаясь понять поведение самки, белый кугуар лег на некотором расстоянии от нее. Неосознанно он принял верное решение, ибо, как только пуме показалось, будто он потерял к ней интерес, она сама подошла к нему и с громким урчанием принялась облизывать его крупную голову.

Удивленный и обрадованный, кугуар тоже заурчал. Вскоре кошки спарились. Этот акт они повторяли на протяжении следующих трех недель, которые они провели вместе.

На двадцать второй день самка ушла. Белый кугуар в это время доедал оленя, которого они убили сообща, и даже взглядом ее не проводил. Как и его партнерша, он утратил потребность в спаривании.

Самка, энергичной поступью удалявшаяся в южном направлении, была беременна. Теперь она стремилась найти надежное убежище, чтобы в апреле произвести на свет детенышей.

Остаток зимы белый кугуар перебивался, чем мог. Оленей и лосей, в избытке водившихся в долине в его бытность котенком, почти не осталось. Их перестреляли клиенты Белла, а вне сезона — Таггарт и Казинс.

Кугуар рыскал по округе, охотясь и на птиц, и на мелких зверушек, лишь бы не умереть с голоду. К весне, обессилевший и исхудавший, он побрел к равнинам, которые лежали к востоку от Хейзелтонских гор, и был там в первых числах апреля.

Белый кугуар принялся исследовать речную долину, но за два часа не учуял ни одного оленя. И вдруг, перебираясь через ручей уловил лошадиный дух, который он хорошо помнил. Этот запах у него мгновенно связался с человеком.

Кугуар замахал хвостом и, обнажив клыки, зарычал. Сначала он порывался убежать, но, по мере того как дразнящий запах усиливался, кугуар перешел на крадущуюся поступь и, прижимаясь к земле, двинулся вперед. Услышав ржание лошадей, зверь остановился и стал внюхиваться в воздух. Людей он не учуял.

У подножия паслось четырнадцать коней. Проведшие полгода на грубых кормах, лошади все без исключения страдали от недоедания.

Глядя на животных с голодным блеском в глазах, белый кугуар выбрал в жертву тощего двухлетнего жеребца, ощипывавшего пожухлую траву на некотором удалении от стада, и начал подбираться к лошадям с подветренной стороны. Он спустился в долину, прокрался через низкие заросли можжевельника, затем взвился, словно призрак, и с размаху переломил жертве шею. Остальные лошади поскакали прочь.

Кугуар перетащил добычу в ложбину и обнюхал тушу, поначалу не решаясь попробовать на вкус незнакомое мясо. Но голод взял свое.

Три дня и три ночи кугуар держался возле добычи, ел, когда пробуждался аппетит, а после отдыхал. Утром четвертого дня, утолив голод, он не стал прятать объедки, решив отправиться на поиски новой территории.

То утро выдалось неспокойным. Из-за гудения ветра в деревьях белый кугуар не слышал приближения Казинса и узнал о его появлении уже тогда, когда тот въехал в долину.

На рассвете, оставив напарника в охотничьем домике на озере Макдонелл, Казинс поехал проверить лошадей, зимовавших возле озера. Его конь сразу учуял на лугу пуму и, захрапев, встал на дыбы от страха. Белый кугуар, заметив пришельцев, бросился к укрытию, но Казинс уже выхватил ружье из футляра, притороченного к седлу. При виде белоснежного горного льва он на мгновение опешил и выстрелил с заминкой на долю секунды. Пуля с мягким наконечником ударилась о камень возле кугуара, осыпав гранитными осколками его правое бедро. От жгучей боли тот отпрыгнул аж на девять метров и приземлился между валунами. Прячась за камнями, он во всю прыть помчался вверх по восточному склону пика Хаусон, покрытой ледниками возвышенности в цепи Хейзелтонских гор.

На трехсотметровой высоте кугуар остановился и лег под деревьями, изнуренный стремительным восхождением. Вытянувшись во всю длину на левом боку, он хватал пастью воздух. Доселе дремавшая в нем ненависть к человеку разгорелась в полную силу.

На лугу Казинс тщетно высматривал белую пуму. Он понимал, что упустил свой шанс. Охотник принялся вслух проклинать себя за промах:

— Ч-черт побери. Белая кошка!.. Стоит целое состояние… Уолт ушам своим не поверит.

Он погнал коня к тому месту, где последний раз видел белую пуму. Его лошадь проскакала несколько метров и вдруг шарахнулась влево. Сосредоточившись на неожиданно взбесившемся коне, Казинс поначалу не заметил останков добычи кугуара, а когда увидел, вновь выругался.

Он вытащил рацию, намереваясь сообщить о задранной лошади и необычном звере, но потом сообразил, что, объявляя в эфире о белой кошке, он привлечет охотников со всей страны. И он просто доложил об инциденте, не упоминая окраса пумы. На базе к рации немедленно подозвали Белла.

— Что с лошадью? — осведомился Белл.

— Здесь появился горный лев. Дня четыре назад. Огромный. Я его видел. Выстрелил и, кажется, задел. Он скрылся в горах.

— Остальные лошади на месте?

— Пока не знаю. Если недосчитаюсь и других, сообщу.

Через десять минут Казинс нашел табун. Лошади мирно щипали сухую траву на дальнем краю большого луга. Торопясь поделиться потрясающей новостью с напарником, он поскакал назад к озеру.

На полпути ему встретился Таггарт. Тот, явно чем-то взволнованный, галопом гнал своего черного мерина. Увидев Казинса, он натянул поводья.

— Я слышал твое сообщение по рации. Что случилось? Когда Казинс объяснил, Таггарт пришел в ярость:

— Идиот! Как тебя угораздило промазать? Казинс пожал плечами:

— Ты на моем месте тоже бы промазал, Уолт. Говорю тебе, та кошка просто в шок повергает: Белая, как молоко Только на морде и хвосте отметины. И огромная.

Таггарт был доволен.

— Пожалуй, нам лучше вернуться. Поедешь в Смитерс и оттуда позвонишь Джо. Скажешь, что он получит белую кошку за пять тысяч. Я отправляюсь на Муэскин за псами. Скажу Беллу, что ты ушел за кошкой, потому что решил, будто она ранена. Дня два он тебя не хватится.

Два дня спустя Казинс вернулся на базу с обещанием Джо заплатить им пять тысяч долларов за шкуру и голову редкой пумы. Уже было поздно, и потому, сообщив Таггарту о результатах своей поездки, он сразу лег спать.

На следующее утро Казинс, сопровождаемый напарником, явился к Беллу и доложил, будто теперь он абсолютно уверен в том, что промахнулся. Крови он нигде не заметил, объяснил охотник, хотя прошел более полутора километров по следу пумы, и в конце концов след затерялся в скалах.

В присутствии проводников Белл связался со службой регулирования поголовья хищных животных Департамента охотничьего хозяйства в Принс-Джордже. Он сообщил, что кугуар загрыз лошадь, и попросил разрешения на охоту за пумой-вредительницей вне охотничьего сезона.

Получив согласие властей, Белл приказал Таггарту с Казинсом в тот же день отправляться на поиски пумы.

— К началу рыболовного сезона вы должны быть здесь, — добавил он. — В вашем распоряжении десять дней.

— Да мы за два дня управимся, босс, — пообещал однорукий охотник, следом за напарником покидая кабинет Белла.

Браконьеры молча дошли до хижины Таггарта. Там тучный охотник повернулся к Казинсу:

— Значит, так. Кошку мы убьем, а Беллу скажем, что не смогли ее выследить. Незачем делиться с ним бабками.

Белый кугуар отдыхал на мшистом пятачке возле логова, в котором они с матерью и сестрами жили, покинув пещеру у водопада. С этого места он видел всю широкую аллювиальную долину и сливающиеся в единое русло реки Ред-Каньон-Крик и Зимец. Накануне ближе к вечеру на северном берегу Ред-Каньон-Крик он убил оленя, которого затем приволок на склон под сень деревьев. Утолив голод, он крепко заснул.

На рассвете кугуар вернулся к своей добыче, опять поел и едва успел закопать остатки мяса, как вдруг услышал лай собак. Гончие Мчались в его сторону.

Кугуар повернулся на лай и, свирепо сверкая глазами, оскалился в беззвучном рыке. Он внюхивался в воздух. Слабый ветерок принес едва уловимые запахи людей, лошадей и собак. Махая хвостом, белый кугуар ринулся вниз в долину.

Около реки он перешел на шаг. Дойдя до излучины, где течением нанесло песчаный островок, он прыгнул. Его грациозное туловище белоснежной аркой взмыло над ледяной водой. Он коснулся лапами отмели посреди реки и опять взвился в воздух, приземлившись на противоположном берегу, потом поднялся на склон, ища укрытия в осиннике.

Лай собак звучал громче. Впереди в просвете между молодыми лиственницами кугуар увидел нависающую гранитную скалу. Он запрыгнул на карниз и затаился за желтовато-зеленой хвоей, готовый напасть из засады.

Спустя несколько минут он услышал плеск воды: гончие перебирались через реку. Кугуар ждал, пытаясь различить запахи людей и коней, но воняло только псиной. Захлебываясь лаем, собаки продирались сквозь подлесок к месту засады.

Возглавлял погоню Блу, лучший охотничий пес Таггарта. За ним по следу пумы неслись еще четыре гончие. Выбросив вперед передние лапы, белый кугуар прыгнул из засады. Из его раскрытой пасти вырывался яростный рык.

Застигнутые врасплох гончие попытались остановиться, но было уже поздно. Кугуар вонзил когти в грудь вожака. Тот испустил дух за считанные секунды. Остальные собаки бросились наутек. Белая пума настигла одну из них и ударила правой передней лапой. Несчастного пса подбросило в воздух, с жалобным визгом он приземлился в двух метрах от коварного налетчика. Двум собакам удалось убежать невредимыми.

Громко рыча, зверь гневно смотрел вслед удалявшимся собакам, затем повернулся, взял мертвую гончую в зубы и поволок на гору. Оставшаяся раненая собака продолжала скулить. Когти пумы оставили глубокие раны в ее левом плече, а при падении она сломала правую переднюю ногу.

Таггарт и Казинс находились на другом берегу реки Зимец, когда увидели двух возвращавшихся собак.

— Что за… — пробормотал Таггарт.

Казинс спешился, подозвал гончих и взял их на привязь.

— Псы напуганы, Уолт. Что-то здесь не так.

— Еще как не так! По коням. Они приведут нас к остальным. Может, они просто разделились с Блу и Турком.

Двадцать минут спустя проводники нашли раненого Турка. Пока Таггарт осматривал пострадавшую собаку, Казинс внимательно изучал поле битвы. Он обнаружил свежие следы пумы и отметины, свидетельствовавшие о том, что огромная кошка волокла тело вожаки споры по земле.

Таггарт повернулся к напарнику:

— Эта чертова кошка исполосовала Турку все плечо. И сломала ногу. А где же Блу?

— Блу погиб, Уолт. Его утащила кошка. — Он показал на склон, где высились нагромождения камней и бурелома. — Нам туда не забраться. Пошли назад.

Таггарт разразился проклятиями:

— Черта с два! Пойдем по следу. Собак поведем на поводке. Еще не все потеряно. Поймаем эту гадину.

— А как быть с Турком?

— Как быть? Пристрелить! Какой теперь от него толк? И что это за гончая, если подпустила к себе кошку?

Казинс, глядя на напарника, понимал, что его разум затуманил гнев: Таггарт любил своих собак.

— Держи себя в руках. Уолт! Турк — хороший пес, он старался как мог. Я не позволю его пристрелить. Преследуй один, если хочешь. А я отвезу Турка домой.

Таггарта не нужно было долго уговаривать. Слушая Казинса, он неосознанно гладил раненого пса по голове.

— Ладно, так и быть. Может, ты и прав.

Белый кугуар отдыхал на километровой высоте над речной долиной. Он уже полакомился гончей Таггарта и бросил объедки, даже не потрудившись завалить их чем-нибудь. Кугуар торопился покинуть эту территорию.

Спустя час после заката кугуар поднялся и продолжил путь на юг. В полночь под усыпанным звездами безоблачным небом он достиг Медвежьей реки. Здесь он остановился, чтобы утолить жажду, и вновь тронулся в путь.

Вдоль русла реки он дошел до перевала Телкуа и, спускаясь по противоположному склону, учуял оленя. Запах привел его к Молочной реке, одному из многочисленных притоков, питающих реку Телкуа. День клонился к вечеру. Кугуар завалил олениху, поел и лег спать, не догадываясь, что всего лишь в двадцати пяти километрах к юго-западу в хижине однорукого охотника Таггарт и Казинс обсуждают планы дальнейших действий.

Вернувшись на базу на Муэскин-Джонни, Казинс занялся лечением Турка, а его напарник отправился с докладом к Беллу. Казинсу не потребовалось много времени, чтобы наложить шину на сломанную лапу собаки и обработать ее рваные раны.

Спустя два дня проводники вновь собрались на охоту за белой пумой. Прихватив с собой двух уцелевших гончих Таггарта, еще затемно они тронулись в путь по узкой тернистой тропинке, которая вела к озеру Макдоннелл.

После полудня они прибыли к тому месту, где пума убила Блу. Охотники спешились, стреножили коней и стали подниматься на гору. Впереди шел Казинс, ведя на поводке гончих.

Собаки всем своим поведением показывали, что они идут по остывшему следу, но двумя часами позже внезапно оживились. Заметив это, Казинс крикнул напарнику:

— Псы напали на свежий след, Уолт. Я пошел вперед.

— Черт побери, Стив. Подожди меня, — отозвался Таггарт, тяжело отдуваясь. Его лицо побагровело от напряжения.

Гончие рванулись вперед, к зарослям можжевельника. За низкими кустами валялись останки мертвого пса. Глянув на обглоданный труп, Казинс поспешил назад, стремясь оградить Таггарта от отвратительного зрелища.

Узнав, какая участь постигла его гончую, Таггарт громко выругался.

— Говорю тебе, Стив, я пристрелю эту кошку, — поклялся он. — И буду смотреть, как она подыхает!

— Держу, пари, кошка перебралась к реке Телкуа, — предположил Казинс. — В снегах нечего жрать.

Заночевали охотники на озере Макдонелл, но на рассвете покинули лагерь и к восьми часам утра прибыли к месту слияния рек Молочной и Телкуа.

В пятнадцати километрах от них, в пещере, спал белый кугуар. Он заснул на рассвете, но через четыре часа пробудился, потревоженный лаем собак. Услышав отдаленные звуки, он с рычанием вскочил на ноги и бросился вверх по склону, направляясь на север, назад к перевалу Телкуа. Он намеревался держаться высокогорной местности, вне досягаемости людей и их собак, которые в погоне за ним вынуждены будут добираться до перевала более легким, но долгим путем.

После полудня кугуар нашел надежное пристанище на высоте шестисот метров над Лимонитной рекой. Из своего укрытия он мог контролировать западный подступ к перевалу, где спустя три часа появились всадники с собаками. Они обнаружили пещеру, в которой до их появления спал кугуар, но с тех пор не наткнулись ни на один свежий след.

Кугуар сидя наблюдал за преследователями. В нем воспламенилась ненависть — чувство, несвойственное животным. Обычно агрессивным он становился только тогда, когда голод гнал его на поиски добычи или возникала необходимость защитить свою территорию. Но люди, за которыми он наблюдал, лишили его семьи. Они раздражали его. Раздражали их псы и лошади. Это были его враги. ()ни научили его ненависти. И нажили себе опасного противника — сильного, гибкого, наделенного совершенными орудиями убийства.

Когда охотники прошли, белый кугуар двинулся за ними. Позже он проследил, где они разбили лагерь.