Белое, красное, чёрное

Глава 1

Вечер, как обычно летом в Тифлисе, был тих, воздух наполнен ароматами цветущей белой акации, липы и персидской мимозы. Ник и Лили, возвращаясь от профессора Ляйстера, прошлись по Головинскому, где встретили многих из своих знакомых, фланирующих по проспекту. Наконец, они дошли до Пушкинского сквера на Эриванской площади и сели на удобную скамейку около бронзового Александра Сергеевича. Огромный вековой платан на краю сквера звенел от множества пичуг, устраивавшихся с шумом на ночлег в его густой кроне. Этот шум заглушал тихое журчание фонтана. В сквере никого не было, только неподалеку дремал на скамейке какой-то старик, совершенно не кавказского вида, обративший на себя внимание густой белоснежной гривой волос, небрежно ниспадавшей на плечи в свое время щеголеватого, но уже давно не модного, сюртука. Вдруг старик, за которым исподтишка наблюдали Ник и Лили, любуясь его живописной внешностью, открыл глаза. Лицо его изменилось и он выкрикнул:

— Le Rouge et le Noir! (Красное и Черное!)

И тут же стих и, обмякнув, снова впал в дрему.

— Какой странный! — прошептала Лили, прижимаясь плечом к Нику. — И какое выразительное лицо! Некрасивое, но одухотворенное. Я никогда его не видела в Тифлисе!

Они продолжали наблюдать за стариком, сознавая, что это невежливо, но, как завороженные, не могли оторвать от него взгляда.

В сквер, с противоположной Головинскому стороны, вошел молодой человек, своим обликом напоминавший удачливого приказчика из процветающего модного магазина. Не обращая внимания на Ника и Лили он подошел к старику, почтительно склонился перед ним и тихо, но достаточно внятно, так что был услышан и Ником, и Лили, произнес:

— Пора, господин маркиз, уже время… Вас ждут!

Старик вздрогнул, открыл глаза, и, устремив свой взор куда-то вдаль, произнес:

— Les Grand-Croix(кавалеры)…

Потом он встал, выпрямился во весь свой немалый рост, обнаружив осанку старого военного и, к изумлению Ника и Лили, обратился к бронзовому Пушкину со словами:

— Прощайте, сударь! Встреча с вами была мне приятна и полезна.

Затем он сделал легкий поклон в сторону остолбеневших от этой сцены Ника и Лили со словами:

— Сударыня! Сударь! Мое почтение!

И медленно пошел через улицу к ветхому двухэтажному дому с балкончиком. Молодой человек потрусил вслед за ним. Через несколько минут они скрылись в подъезде дома.

Несколько обескураженные происшедшей сценой, Ник и Лили молча посидели еще несколько минут, а затем, перейдя на ту же сторону, куда только что ушла странная пара, медленно пошли домой.

Уже подходя к дому, Ник шепотом спросил:

— Лили, что это за дом?

Лили сразу же поняв, о чем спрашивает Ник, покачала головой.

— Ей Богу, не знаю… Что-то совсем непримечательное… Понятия не имею…

— Хорошо, что Аполлинарий в Тифлисе, — задумчиво сказал Ник, уже поднимаясь по лестнице, — может быть, Аполлинарий знает, — продолжал он, открывая дверь своей квартиры и входя в комнату.

— Что это вы хотите спросить меня, Ник? — навстречу Нику и Лили на звук открываемой двери из гостиной с «Тифлисскими ведомостями» в руках появился худощавый молодой человек. — Я вот жду вас уже около часа, и начал беспокоиться. Гаспаронэ сказал мне, что вы шли по Головинскому в сторону дома и по всем расчетам, должны были быть уже дома.

— Вы, как всегда, кстати, Аполлинарий, — улыбаясь, сказал Ник. — Душечка, скажи Петрусу, что мы прибыли и непрочь поужинать, — обратился он к Лили.

— Петрус уже слышал, что мы дома, а так как он знает, что у нас Аполлинарий, то ужин будет подан с минуты на минуту, — отпарировала Лили. — И я ему вовсе не нужна. И нечего меня отсылать.

Ник вздохнул и стал рассказывать Аполлинарию о сегодняшней странной встрече. Тот внимательно слушал, и когда Ник кончил рассказ, сказал:

— И вправду, странно. Этот ветхий дом, о котором вы говорите, он ведь нежилой. Его вот-вот должны снести. А известен он тем, что в нем останавливался Александр Сергеевич Пушкин в бытность свою в Тифлисе. Я не помню, кто хозяин дома, но поручу завтра все узнать в Городской Управе.

— Что-то не нравится мне в этой случайной встрече. Есть в ней какая-то странность, — задумчиво сказал Ник.

Появившийся из кухни Петрус отвлек их от разговора. После ужина, поблагодарив хозяйку и Петруса, Ник и Аполлинарий спустились на первый этаж, в библиотеку. Не успела закрыться за ними дверь библиотеки, как Ник обеспокоенно сказал Аполлинарию:

— Все же мне кажется разумным еще раз прогуляться на Эриванскую. Интуиция мне подсказывает, что там что-то не так. Лили сегодня устала и сейчас отправится спать, я тихонько предупрежу Петруса и, давайте, Аполлинарий, отправимся. Не думаю, что это займет у нас много времени.

— Да, я тоже так полагаю, — отозвался Аполлинарий.

Через полчаса сыщики вышли из дома и направились наверх, по уже темным спящим улицам, к Эриванской площади.

У здания городской Управы горели два фонаря, слабо был освещен и тамамшевский караван-сарай. Светлее было только у гостиницы «Кавказъ». Возле Управы Аполлинарий подошел к дежурившему городовому, который узнав его, вытянулся и отдал честь. Аполлинарий тихонько отдал какие-то распоряжения. Тот, внимательно выслушав, еще раз почтительно поднес два пальца к козырьку фуражки.

Дойдя до гостиницы, Ник прошел немного вперед, к зданию Штаба, а Аполлинарий нырнул во внутрь. Не прошло и десяти минут, как он появился вновь, с немного растерянным видом.

— Я спросил, не останавливался ли в гостинице человек с такой внешностью, и дал ваше описание давешнего старика. Мне ответили утвердительно. Это маркиз Паулуччи, Филиппо Маркиони Паулуччи. Из Ниццы.

— Маркиз Паулуччи? Не может быть! Бывший главнокомандующий на Кавказе? Да ведь он, кажется, умер!

— Да, и я так думал! — с недоумением ответил Аполлинарий, — Ведь он был участником войны с Наполеоном!

— М-да, вот уже что-то закручивается странное!

— Так вот, Ник, я предлагаю пройти в Пушкинский сквер. Там уже темно и мы можем незамеченными последить за домом. А я договорился с городовым о маленьком спектакле.

— Ну, ну, полностью полагаюсь на вас, — усмехнулся Ник, помня все подвиги Аполлинария.

Они прошли в Пушкинский сквер. Там было темно и можно было спрятаться за стволами деревьев так, что с улицы ничего нельзя было заметить. Ник и Аполлинарий стали за стволами, скрываемые еще и кустами жасмина. Вглядываясь в ночную темноту, они видели только очертания дома с балконом. Он казался мертвым и безжизненным. Оба сыщика вглядывались с напряжением в темноту и вдруг дверь, выходящая на балкон дома, на мгновение изнутри осветилась. Вернее, узкая едва видимая полоска света мелькнула в дверях.

Аполлинарий прошептал:

— Так. Там кто-то есть. Ставни плотно закрыты и поэтому мы не видим света. Но, видно, кто-то перенес с места на место свечу или фонарь, и этим на мгновение осветил щель в ставне. А теперь, смотрите, снова темно.

— Ну, что ж, — со вздохом сказал Ник, — будем ждать.

Аполлинарий быстро ответил: «Сейчас, сейчас!», вызвав недоумение Ника. Но оно тут же прояснилось, когда Аполлинарий достал из-за пазухи полицейский свисток и дважды негромко свистнул. На это, громко бухая сапогами, со стороны Управы, непрерывно свистя, побежали вниз, по Пушкинской, двое полицейских. Навстречу им, с Солдатского базара наверх, отчаянно свистя, бежало еще подкрепление. На весь этот шум стали просыпаться жильцы близлежащих домов и с тревожными вопросами: «Что происходит? Ра хдеба?» — высовывались из окон и, кто в капотах, кто ночных колпаках, свешивались из окон и с балконов, пытаясь разглядеть, что происходит внизу.

Уже поняв, что весь этот переполох специально устроил Аполлинарий, Ник, не отрываясь, наблюдал за домом. Он увидел, что ставни приоткрылись и на балкон кто-то вышел. Видимо, услышав шум на улице, собравшиеся в доме погасили свет, потому что на фоне открытой двери силуэт вышедшего на балкон человека был едва различим. Потом этот кто-то вернулся, дверь закрылась. Но свет, видимо, зажигать не стали.

— Так, так, — зашептал Ник Аполлинарию. — Видите, свет не зажигают, остерегаются. А старик-то не боялся, он ведь обратил на себя наше внимание! Кто же еще находится в этом доме? Неужто и вправду маркиз? Что будем делать, Аполлинарий?

— Будем ждать! — ответил тот. — Посмотрим, они же не будут там вечно!

Время тянулось томительно долго. На улице давно уже никого не было. Последние посетители расположенного вниз по улице, ближе к Солдатскому базару, духана «Симпатия», вываливались из него и уходили в обнимку, оглашая окрестности задушевными песнями.

Но дом стоял тих, темен и безмолвен. «Куда же они все подевались?» — думал Ник, тревожно всматриваясь в дом и улицу.

Так прошло еще несколько часов. Ночь уже кончалась. Все было тихо.

— Ник, — зашептал Аполлинарий, — может быть, рискнем? Ведь уже начинает светать. Днем мы уже ничего не сможем предпринять.

— Резонно, — ответил Ник. — Придется. Наши смит-и-вессоны при нас. Давайте, Аполлинарий.

Они осторожно перешли дорогу. Толкнули дверь подъезда. Она была заперта.

— Пойдемте со двора, — прошептал Аполлинарий.

Ворота во двор были тоже заперты, но узкая калитка сбоку, ведущая в дворницкую, поддалась сразу. Толкнув ее, сыщики оказались в старом дворе, заброшенном и захламленном. По двору валялись рассохшиеся бочки для воды, в углу стояло деревянное корыто, цинковая лохань и прочие, давно уже никому не нужные вещи. Они осмотрелись. На второй этаж дома вела винтовая лестница. Стараясь не скрипеть, они стали подниматься по ней и оказались перед дверью на внутренний балкон. Дверь, видимо, давно уже не запиралась. Стоило чуть надавить на нее, как она с легким скрипом отворилась, повиснув при этом на одной петле. Дальше, уже с балкона, вела дверь в комнаты. Аполлинарий приложил ухо к дверям. Пожав плечами, он повернулся к Нику.

— Абсолютная тишина. Не может быть, чтобы за дверью кто-нибудь был!

Ник достал револьвер. А Аполлинарий, достав набор английских отмычек, подаренных ему в Скотленд-Ярде и провозившись не больше минуты, тихо сказал:

— Все! Можно заходить!

И тоже достал револьвер, сунув при этом отмычки в карман.

Осторожно открыв дверь, они оказались в большой просторной комнате, видимо, гостиной. В ней давно никто не жил, судя по паутине, затянувшей все углы и свисающей повсюду грязными пыльными клочьями. Двери на балкон и окна были закрыты ставнями. Тонкие лучи начинающегося дня уже проникали в комнату, выхватывая из темноты уголки этого запустения. На середине комнаты стоял квадратный стол на толстых ножках. Возле него несколько венских, довольно потрепанных, стульев. Один стул валялся около стола. На столе в простом медном старинном подсвечнике стояла наполовину сгоревшая свеча. В углу от пола до потолка тянулась изразцовая печь. И все. Больше ничего в комнате не было.

Оба сыщика стали сосредоточенно осматривать комнату. Вдруг Аполлинарий вскрикнул:

— Ник! Смотрите сюда!

Ник кинулся к Аполлинарию. На печной дверце, на ее задвижке, лежал, тускло поблескивая, золотой перстень со вставочкой какого-то желтоватого полупрозрачного камня. Боясь стереть следы, сыщики, чуть дыша, уставились на перстень.

— Аполлинарий, ведь этот перстень тут не спроста! Явно, он положен сюда недавно! Посмотрите, никаких следов пыли! — тяжело дыша от волнения, проговорил Ник.

— И значит…

— Значит, что нам дан знак!

— Кем? Тем, кто назвался маркизом Паулуччи?

— По всей вероятности, да. Теперь что вы думаете о том, что здесь происходило ночью?

— Полагаю, — начал Ник, оглядываясь по сторонам, — здесь происходила какая-то встреча, полагаю, что это была важная встреча. Иначе зачем было ехать именно сюда, в Тифлис, человеку из Ниццы. И кому-то еще. Тоже издалека. Что они должны были передать друг другу именно в Тифлисе, а не в каком-либо другом месте? То, что спрятано в Тифлисе! И это должно было быть что-то очень значительное, иначе нам не оставили бы знака в виде золотого перстня!

— Абсолютно согласен! — воскликнул Аполлинарий. — Но теперь другой вопрос — куда они все исчезли, после того, как на улице началась кутерьма!

— Во-первых, — сказал Ник, — ваша гениальная интуиция, Аполлинарий, подсказала вам этот прием с городовыми. Вы сорвали важную для кого-то встречу. И она отложена! А нам дан знак! Так, я забираю перстень и давайте-ка выбираться. Я полагаю, что мы должны пойти тем же путем, что и те, которые собирались в этой комнате. Ну, как можно отсюда выбраться, если не через двор и подъезд?

— Исходя из особенностей Тифлиса, — начал Аполлинарий, — существуют два пути — либо по крышам и чердакам…

— Нет, — запротестовал Ник, — в данном случае это отпадает. Дом ветхий, можно и провалиться. Да и с улицы слишком заметно! Да наверное и те, кто уходил отсюда, не крышами и чердаками воспользовались!

— Тогда подвал!

— Ищем подвал! Да, Аполлинарий, захватите с собой свечу! Возможно, в подвале она нам понадобится.

Они бодро спустились вниз, во двор и начали поиск подвала. Вход в него оказался как раз и загороженным старой лоханью.

Если двор был захламлен, то по сравнению с подвалом во дворе царил идеальный порядок. В это подвал стаскивалось все, что было жалко выкидывать, а жалко, по-видимому, было все! Ник и Аполлинарий с трудом находили дорогу в этих пирамидах старых корзин, поломанной мебели, связках книг. Но тропинка в этом лабиринте все же была и она уверенно вела куда-то далеко. Аполлинарий шел впереди, держа высоко в руке подсвечник с зажженной свечой.

— Посмотрите, тут свод из плоского грузинского кирпича! Явно, мы уже находимся в подвале соседнего дома!

Так они прошли еще какое-то время, пройдя по подвалам нескольких домов. Наконец, они оказались в подвале, в котором хранились винные бочки, глинянные кувшины и горшки, куски холста и грубой клеенки.

— Похоже, — сказал Ник, — мы в подвале какого-то духана! Что тут поблизости, Аполлинарий?

— Знаменитый духан «Симпатия», — отозвался тот. — Тут я немного ориентируюсь. И знаю прекрасно хозяина этого заведения, микитана Бугудара. О, это знаменитое место! Низкие своды этого духана украшены портретами великих людей работы местного мастера Карапета, по прозвищу Григор. Тут на местных пьянчужек укоризненно смотрят Шекспир, Коперник и сам Александр Сергеевич Пушкин.

Ник уже задыхался среди спертого воздуха подвала.

— Так, теперь осторожно, давайте, я выгляну первым, — и Аполлинарий отодвинул застиранную ситцевую занавеску.

Под сводами духана было тихо. Одноглазая Сона подметала каменный пол в духане. А за стойкой храпел, выводя свистящие рулады, сам хозяин заведения.

— Здравствуй, Сона, — бодро сказал Аполлинарий, зайдя со стороны ее невидящего глаза. — Не найдется ли тут у вас чем опохмелиться?

— Ва, — удивилась Сона, — ты тоже по ночам опохмеляешься?

— А почему — тоже, — притворившись обиженным сказал Аполлинарий, — разве я «тоже»? Они что, лучше были?

— Я хоть и на один глаз, вижу везде и сколько надо, — гордо сказала Сона, — но ты и он совсем другие, молодые, красивые! А те совсем старые, а тот, молодой, как глиста! Я так испугалась! Думала, что сегодня ночью на Эриванской бандитов ловили, это они! Но потом смотрю, совсем старые! Какие бандиты, какие абраги! Тьфу!

Пока Аполлинарий беседовал со служанкой, Ник огляделся. И вправду, стены духана украшали портреты знаменитостей в нарисованных же рамах. И среди них Александр Сергеевич с явно выраженными кавказскими чертами лица. Аполлинарий уже звал Ника за стол, а Сона живо накрывала, принеся глинянный кувшин с белым кахетинским вином, сыр и лаваш.

Тут только Ник почувствовал, что зверски проголодался.

Одарив Сону чарующими улыбками так, что она стала хихикать и прикрывать рот концом косынки, Ник и Аполлинарий принялись за еду.

— Значит, — тихо сказал Ник, — двух из трех мы видели. Это маркиз Паулуччи, он приехал один и остановился в гостинице «Кавказъ». Тот, кто был похож по моему впечатлению, на приказчика, а по впечатлению служанки на «глисту», служит кому-то еще, человеку тоже пожилому. Где они остановились и долго ли пробудут в Тифлисе, мы не знаем, но постараемся узнать. И нужно хорошенько рассмотреть этот найденный нами перстень. Боюсь, что нам сегодня не придется отдохнуть.

— Ник, вам надо поторопиться домой, а то Лили хватится, — сказал Аполлинарий.

Ник засмеялся.

— Ну, конечно, Лизу оставил в Лондоне, и совершенно свободен.

— Очень беспокоюсь, — вздохнув, сказал Аполлинарий. — Но знаю, что она в надежных руках.

— Все будет прекрасно, Аполлинарий! В следующий раз вы приедете уже втроем!