Белое, красное, чёрное

Глава 13

Огромное овальное зеркало в раме из красного дерева, стоящее на полу, отражало немолодую обнаженную женщину, пытливо разглядывающую себя. Она то приближалась к зеркалу, то отодвигалась, смотрела прищурившись, как бы оценивая, чего стоит та, в зеркале. Если бы кто-нибудь мог следить за ней в эти нескромные минуты, то был бы удивлен жесткостью ее взгляда. Наконец женщина вздохнула, отвернулась, подняла с низкой софы небрежно брошенный шелковый халат, и туго затягивая пояс на все еще осиной талии, снова вернулась к зеркалу. Теперь она понравилась себе больше. Алый шелк шел к ее лицу. В молодости она носила пунцовую бархатную току с страусовыми перьями. Говорили, да и она сама это прекрасно видела, что она необычайно хороша в ней. Она присела на софу и странное состояние, не свойственное ее холодному сердцу, овладело ею. Вдруг перед ней пронеслись картины ее молодости. Отчего, спросила она себя. И сама себе ответила — оттого, что на пороге своего шестидесятилетия она выходит замуж. Она, Каролина Собаньска, прожившая такую жизнь, которую хватило бы на добрый десяток других женских жизней. Да, она и ее сестра Эвелина, были необыкновенными женщинами! А все кровь, кровь, польский гонор! Да и как им было уродиться другими, если они приходились правнучками Марии Лещинской, королевы Франции, супруги Людовика XV? А стало быть и родственницами французских королей, Людовика XVI, несчастного дофина Луи-Шарля, Людовика XVII, жертвы французской революции, Людовика XVIII и Карла Х.

Ну, не только, не только. Батюшка, граф Адам Ржевусский, тоже имел огненный темперамент, иначе не женился бы на пленной красавице-гречанке.

Она вспомнила свою тетку, графиню Розалию Ржевусскую, дочь той самой княгини Любомирской, приятельницы герцогини Дюбарри, фаворитки Людовика XV. Почему вдруг всплыли в памяти рассказы о ней? О, историю красавицы княгини Любомирской она с сестрами знали наизусть. И как она была схвачена и посажена в бывшую резиденцию герцогов Форс, ставшую тюрьмой в дни революции, в отделение для публичных женщин. И как она объявила себя беременной, чтобы спастись от гильотины. И о молодом красавце аббате, тоже узнике этой тюрьмы, который, благодаря не очень строгим нравам этого заведения, искренне предлагал ей свои услуги, чтобы хотя бы на девять месяцев спасти ее от палачей. И об ужасном дне казни, когда она была обезглавлена вместе с королевой Франции. Таковы превратности судьбы. Сама же графиня Розалия помнила всю жизнь как семилетним ребенком она была приведена в тюрьму к матери. Как рыдала и хваталась за ее юбки. Она была оставлена в тюрьме рядом с матерью. И после ее казни оставалась на попечении тюремщика. Он обращался с ней, как было предписано обращаться с детьми аристократов, пинал, отказывал даже в куске черного хлеба, составлявшем ее единственную пищу. Князь Любомирский был на французской службе, но в это время находился вне Франции и не знал о судьбе своей дочери. Сложными путями, через посредников, ему удалось вызволить ее.

Уроки жизни, преподанные своей теткой, Каролина усвоила твердо. В отличие от своей сестры Эвелины. Но авантюристками они были обе, думала Каролина. Ну что, не авантюрой ли была вся эта история с Бальзаком под носом у добродушного Ганского? И это странное пятимесячное супружество после смерти Ганского? И потом пылкие романы — с молодым писателем Шанфлери, которого не было в Париже, когда умирал Бальзак и который пришел выразить свое соболезнование вдове и тут же пал в ее объятия? Шанфлери был на двадцать лет моложе Эвелины… Но она была так чудовищно властна, так неистова пылка, что он попросту сбежал. А потом этот художник, как его, Жигу. Нет, явно Эвелине уроки тетушки пришлись невпрок. Хотя как сказать, как сказать…

Каролина еще раз подошла к зеркалу. Да. Этот дурачок Лакруа совершенно сошел с ума. Свадьба сегодня. Конечно, невесть что, но, как говорится, что Бог дал. И на том спасибо. Все. Надо одеваться.

Но вместо того, чтобы позвать служанку с платьем, она снова села на софу. Теперь перед ее мысленным взором проносились бесконечные череды мужчин — и любовников, и воздыхателей. Что ж, у Эвелины был Бальзак, но и она может кое-чем похвастаться. Пушкин и Мицкевич. Оба были у ее ног, оба посвящали ей сонеты… Бедные дурачки! В ответ на их пылкие посвящения она по ночам строчила за Витта доносы Бенкендорфу. Витт… Этот негодяй был настоящим мужчиной. Ее первым и последним мужчиной. Ну, не считать же первым мужчиной графа Иеронима Собаньского, ее мужа, который был старше нее на тридцать три года.

Как много у нее с Виттом было общего! И происхождение — мать гречанка и у нее, и у него. Витт рассказывал, что в Стамбуле, в польском посольстве, его мать появилась в возрасте 17 лет. Польский посол Кароль Лясопольский купил ее за 1500 пиастров у нищенствовавших родственников, пленившись красотой девушки. А потом с ней сбежал сын коменданта крепости в Каменец-Подольске, польский офицер, майор Юзеф Витт. А потом Софья Клавона, так звали девушку, попала на глаза самому Потемкину, большому любителю и ценителю женской красоты. И пошло, и поехало… Мужа сделали графом и русским генералом, а его жену Потемкин представил императрице. Ну, тут, конечно интрига. Потемкин отправил Софью в Варшаву, пленять претендента на престол Станислава Потоцкого, бывшего фаворитом императрицы. Поручение было выполнено. Потоцкий был у ног Софьи. Сказочно богатый магнат заплатил отступные мужу Софьи, два миллиона злотых. А она вскоре увлеклась его сыном. Потоцкий к старости впал в мистицизм и умер. Она осталась безумно богатой вдовой.

Единственный сын Софьи, Ян, был прирожденным авантюристом. Вначале карьера как у всех: записан сразу же после рождения в полк, в десять лет — корнет, в двадцать — полковник Кавалергардского полка. Потом ссора с Багратионом и Витгенштейном, бегство к Наполеону. Потом снова на русской службе.

Бешеный роман с Виттом кончился только связью. Но она не могла уйти. Тут даже польский гонор не помог. Он сам ее бросил.

«Негодяй!» — прошептала, улыбаясь, Каролина.

В это время раздался негромкий стук в дверь.

— Мадам! — окликнула ее служанка из-за двери, — к вам пришли!

— Я же просила меня не беспокоить! — гневно ответила Каролина. — У меня сегодня свадьба!

— Мадам, этот человек очень настойчив, он передал вам свою визитную карточку! — и служанка, чуть приоткрыв дверь, протянула маленький серебряный поднос с одинокой визитной карточкой. Нахмурив брови, с недовольным видом Каролина взяла карточку. Но прочтя ее, она бросила служанке:

— Немедленно проводи гостя в мой кабинет!

Сама же, быстро приведя себя в порядок, как всегда с гордо поднятой головой, направилась в кабинет.

Ее кабинет представлял собой нечто среднее между рабочим кабинетом и дамским салоном. Все оттенки зеленого и коричневого собрались в этой комнате. Шелковые шторы оливкового цвета прекрасно гармонировали с пышными коричнево-багровыми коврами. Диваны и кресла были обиты густо-зеленым штофом. Мебель вся была исключительно орехового дерева. И пунцовые розы, стоявшие на низком восточном столе возле диванов, придавали комнате законченный вид.

Войдя в кабинет с визитной карточкой в руках, Каролина увидела стоявшего на середине комнаты пожилого человека, одетого в темносерый длинный сюртук. На звук открывающейся двери он оглянулся и Каролина, увидев его лицо, сделала шаг назад.

— Как! Это вы?! — воскликнула она — Как вы посмели воспользоваться чужой визитной карточкой!

— Мадам, — смиренно склонив голову отвечал этот человек. — Неужели вы могли предположить, что я посмел бы явиться к вам, не будучи послан. И визитная карточка тому доказательство. Я приехал по поручению… — и он выжидательно замолчал.

— Что от меня надо? Кажется, всем известно, что я давно отошла от всех дел, — резко бросила она, усаживаясь в кресло и не предлагая сесть этому непрошенному гостю..

— Мадам, нужен автограф поэта…

Каролина удивленно воззрилась на говорившего.

— Что за чушь! Какого поэта, кого вы имеете в виду? И что за автограф?

— Мадам, нужен тот автограф, вернее, то стихотворение, которое в виде импровизации было записано поэтом в ваш оливковый альбом в Санкт-Петербурге в 1829 году.

— Но почему?

— Мадам, это высочайшее поручение.

— А если я откажусь?

— О, мадам, на этот случай у меня есть инструкции, я должен буду вручить вашему жениху то письмо, которое вы послали Бенкендорфу из Варшавы…

— Негодяй! — воскликнула Каролина, гневно вскочив с кресла.

— Простите, мадам, я вас не понял, — с едва заметной издевкой произнес человек.

— Хорошо, вы получите автограф, я нисколько им не дорожу, но вам, вам-то, вернее им, на что он нужен?

— Мадам, только из личного расположения к вам я могу сказать, что это как-то связано с графом-бастардом. Но это, как вы понимаете, государственная тайна. — и неприятный посетитель склонил с голову, демонстрируя свою полное незнание дела. — Простите, мадам, я только скромно выполняю поручение.

— Чье поручение? Его? — и Каролина потрясла визитной карточкой.

Посетитель молча потупил глаза, говоря всей своей подобострастной фигурой:

«А чье же еще, мадам?»

Каролина медленно поднялась с кресла и величественно прошлась к своему изящному, на гнутых ножках, письменному столу. Там, в среднем ящике стола лежал небольшой альбом в светлозеленой коже с бронзовыми накладками и бронзовой же застежкой на обрезе. Стоя спиной к посетителю, она стала перелистывать страницы альбома. «Мицкевич, Мицкевич, еще Мицкевич, Дельвиг, несколько неуклюжих строчек, это Мормон, да, а вот и оно. Alexandre Pouchkine».

Она еще раз внимательно перечла стихотворение. «На холмах Грузии лежит ночная мгла, Шумит Арагва предо мною, Мне грустно и легко...».

«Положительно, — думала она, — зачем оно им понадобилось? Ничего же в нем нет! Ну да бог с ними, пусть забирают».

Она достала из того же ящика разрезальный нож для бумаги и осторожно, чтобы не повредить другие страницы, вырезала этот лист из своего альбома.

— Извольте, — сказала она, не поворачиваясь к посетителю.

Тот как-то бочком подскочил к ней, взял осторожно альбомный лист и, нагловато наклонившись к столу, прихватил и визитную карточку.

Кланяясь спине Каролины, он быстро выскочил в дверь.

Если бы Каролина могла бы проследить за этим человеком, она бы увидела, как он, бережно упрятав лист из альбома во внутренний карман сюртука, разорвал на мелкие кусочки визитную карточку и разбросал эти кусочки в разных концах улицы д» Анжу Сент-Оноре. И догадалась бы, что визитная карточка была фальшивой.