Белорусские поэты (XIX - начала XX века)

Не ради славы иль расчета

Предпринимаем мы «Листок».

Святая истина — забота

И цель его печатных строк:

Служить стране глухой, забитой,

Где мрак невежества царит,

В лачуге где, соломой крытой,

Мужик печально дни влачит,

Где деревянною сохою

Он заменил железный плуг,

Где почва скудная порою

Родит едва-едва сам-друг,

Где до весны еще с овина

На корм солому оберут,

А для еды себе с мякиной

Крестьяне хлеба напекут,

Где нет ни спроса, нет ни сбыта,—

Всегда у всех пустой карман,

И вместо честного кредита

Один подлог, гешефт, обман,

Где не найдете вы торговли,

Хотя повсюду у ворот

Поставлен фактор ради ловли

Того, кто честно жизнь ведет.

Пускай же слово вместе с делом

Послужит в пользу всей страны;

Пускай в селеньи запустелом

Луч засияет новизны!

А может быть, найдется семя,

На почву эту упадет

И облегчит нам наше бремя,

И плод обильный принесет.

Тот, кому дорог край наш бедный,

Тот будет брат наш и друг,

Кто же не ценит в грош его медный,

К нуждам нашим кто глух,

Скажем тому мы тогда — не ищите

В «Листке» ответа на спрос или клич,

Там вы найдете, уже не взыщите,

Едкой сатиры лишь бич!

Спасибо вам, братья, друзья благородные,

За ваши хватские песни народные,

За деревенское слово толковое,

За правду светлую, за правду новую!

Давно не слыхали мы братского голоса,

И наша нива, колос по колосу,

Ветром развеяна, градом побитая,

Встала бездольная, богом забытая…

Иль то над Неманом, иль то над Шчарою

Иль над Днепровской заводью старою —

Всюду похожие, всюду знакомые

Сказки и песни, ветром несомые.

Встретят повсюду хлебом и солью,

Словом сердечным встретят, слезами

Песню святую, что писана болью,

Всюду охотно пойдут за вами.

Братцы, сестрицы! Правдой не сыты

Отчие земли! Ой, не забыта

Слова родного святая сила!..

С нами повсюду она до могилы!

Ее ведь слышит наша сторонка!

Пойте же, братцы, смело и звонко:

Не сгинут песня и Украина!

Будьте здоровы!

Янка Лучина.

Прошло сто лет, как гордый гений

На божий появился свет.

С тех пор средь наших поколений

Таких умов, ни песен нет.

Всю горечь жизни, тяжкой доли

Он в век недолгий испытал.

И в песнях жгучей, страшной боли

Его явился идеал.

Те песни знают все народы

От севера, где среди льдин

Полярные бушуют воды,

До стран, где зреет апельсин.

Вторило звукам тем на лире,

Огонь поэзии брало в ней

Поэтов много лучших в мире,

Их песнь звучит до наших дней.

Всего ты света достоянье,

Разочарованный певец!

Всемирны песни и страданье

И с терньем лавровый венец.

За горы солнце садится,

В лесу потянулись тени;

Уже вдали золотится

Стреха на старом строеньи.

Вот ветер теплый от речки

Доносит запах живицы,

Цветов полевых и гречки,

И бормотанье криницы.

Как тихо! Порой у потока

Кулик свистит на полянке;

Только далёко, далёко

Слышу я шум гулянки.

Знать, рады забавам, пенью,

Знать, веселятся богато,

Толкуют старцы селенья,

Танцуют хлопцы, девчата.

Так что ж по лесу, по полю,

Как волк, брожу одиноко

И тихо кляну я долю,

Печалью полон глубокой?

Или не схож я со всеми?..

Людей отчего дичусь я?

Ой, жаль, тоскую всё время

По милой зорьке — Ганусе!

Старик богат — достается

Ему Гануся-отрада,

Я нищ — мне стыд остается,

Людского бегу я взгляда!

Только меж елей березы

Бегут по лесу, как сваты.

Мой голос грустный и слезы:

Гануся, зорька моя ты!

Не я пою — народ божий

Придал песне лад пригожий.

Со своей землей родною

Цепью скован я одною.

Скован с ней по доброй воле,

Будь то в доле иль в недоле.

Если же случится горе,

Плачет сердце, братьям вторя.

Слышу ль радостные вести —

Рад и я с народом вместе.

Шлет мне весть любая хата,

Говорит мне сердце брата.

Радость, счастье, грусть людскую

Глубоко в груди ношу я,—

Пусть взойдут весною ранней,

Точно травка на кургане!

С песенками, читатели, несмело пред вами

Предстаю с открытым сердцем… Шутками, слезами

Складывалось то, что после от слова до слова

На бумагу в час раздумья легло бестолково.

Может, сколь-нибудь забавы с этих песен будет?

Пускай судят добры люди, да по-братски судят.

Средь лесов, по сенокосам сумел насбирать я

Вязаночку небольшую вам в подарок, братья!

Насбирал не для корысти и не ради славы,

Попросту — как в день Купалы собираем травы,

Никому не помешает минутка веселья.

Я не брал, остерегался поганого зелья,—

Удалось ли остеречься? То ли зелье знаю?

Годен ли подарок малый родимому краю?

Думки эти мучают душу у вашего брата.

Если виноват — простите!..

Чем хата богата!..

«Панок дорогой, не суди меня строго,

Дай пороху старому Гришке немного!..

Беда налетела на нашу сторонку,

И нашего лучшего жеребенка

Медведь-стерва… волки б скорей его съели!..

В лесу задушил да кинул возле ели!..

Ах, боже! Вот конь был бы через два года,

А что же теперь? — только горе-невзгода!

Дай пороху».

Так, чуть живой, нездоровый,

Просил пана старый охотник дворовый.

«Зачем?»

— «Чтоб от вора не осталось и духа,

Его угощу я из ружья да в ухо!»

— «Что ты, Гришка, с ума сошел?»

— «Нет, слава богу!»

— «Как же на медведя ты?.. Еле тянешь ногу,

Словно в лихорадке, дрожат твои руки».

— «И сам я не знаю… Если ж плачут внуки,

Если криком, шумом полна наша хата…

Где еще такие найдутся жеребята?

Широкий и рослый и с крепкою шеей,

Такой нам в хозяйстве всего бы нужнее!

Не прощу!.. И гаду повытяну жилы!

Чтоб не знал я покоя и во тьме могилы,

Коль не накажу я это семя вражье!!

Или он сдерет мне шкуру, иль сам, шельма, ляжет!»

— «Ведь с ружьем давно уж не имел ты дела?»

— «Лет пятнадцать, как старость мою душу съела!»

— «Что ж теперь ты вздумал? Ты ведь старше хрена,

Не попасть тебе, стреляя, и в копну сена».

— «Не попасть мне?.. Ну, откуда, пан, ты знаешь это?

Я ж уверен, что злодея я сживу со света.

Не гляди пан, что горбом мне согнуло спину,—

Угощу его я в ухо иль в лоб, в середину!»

— «Да ты, может, нынче белены объелся?..

И куда, ответь, твой разум прежний делся?

Мы иную с тем медведем учиним расправу,

На него устроим мы скоро облаву!..»

— «А, избави бог! Не надо, не надо, паночек!

Убежит он от облавы! Спать не буду ночек,

Есть не стану, покуда не сдохнет ворюга,

Пока кровь не выпущу черную из брюха,

Пока шкуру в нашей не развешу хате:

Вот! — вам, детки, это в память о нашей утрате.

Как пить дать, он из облавы может в чаще скрыться;

К жеребенку в третью ночку должен возвратиться,

Ну, а я подкараулю!..»

— «Жаль старого Гришку!..

Чтоб твои не плакали больше ребятишки,

Дарю тебе жеребенка от сивой кобылы!..

Бери его, успокойся!»

— «До самой могилы

За вас буду, ясный пане, благодарить бога!

Чтобы вам и вашим деткам дал богатства много!

А за добрую заботу обо всех, кто беден,

Подарю я пану шкуру с этого медведя».

— «Как же шкуру? Какую?»

— «Да с него, холеры,

Злое горе навалилось на меня без меры,

Извести душой поклялся я ворюгу злого,

И я должен перед богом сдержать это слово…»

— «Есть ли у тебя ружье-то?»

— «Есть ружьишко в клети,

Я вчера его поправил, испортили дети.

Но выстрелит, я надеюсь, я старуху знаю,

Еще разок мне послужит! Гада доконаю!»

— «Лучше — на! — вот этот штуцер, возьми

непременно!»

— «Нет, паночек, не надо!.. Скажу откровенно —

Из чужого не умею… Ведь не даст осечки

И мое ружье, — я хлопну, как по ясной свечке!»

— «Вот козел! Вы все такие и другие тоже!..

Возьми порох!.. Да и пусть сам бог тебе поможет!»

Поутру, еще из леса не глянуло солнце,

Пан проснулся, поднялся, поглядел в оконце:

Глядь! — а Гришка на крылечке с ружьем поджидает.

«Посылай-ка за медведем!» — пана окликает.

Сивер — северный ветер, не нужен ты нам,

С юга, юга знойного ты не приносишь тепла!

Хоть бы раз без тебя расцвести бы полям,

Хоть однажды бы в срок свой зима отошла.

Встрепенулся бы дух в человечьей груди,

И забылось бы море и грусти и слез,

Стихни, сивер, хоть раз, по лесам не гуди,

На седой океан убеги ты, мороз!..

Вот и праздник, вот коляды.

Скрип полозьев раздается.

Всюду праздник, все-то рады,

Всем-то весело поется.

Пляшут парни и девчата,

Водки выпито немало.

Словом, празднуют как надо.

Но, кобыла, что ж ты стала?

Что же ты стала? Скажешь — тяжко?

Правда, будь бы ты хоть сытой…

Ну, а мне легко? Сермяжка

Ветерком, гляди, подбита.

Как назло, мороз сильнее,

Вон звезда уж засверкала.

Хоть бы в хату поскорее…

Но, кобыла, что ж ты стала?

Нарасхват дрова зимою,

И цена за них сердита.

Не помрем теперь с семьею,

Как продам — куплю я жита.

Вот и тащим поневоле

Воз тяжелый, коль прижала

Крепко горькая недоля…

Но, кобыла, что ж ты стала?

Эх, в корчму бы я забрался,

Всё от чарки потеплее,

Да должок за мной остался, —

Ну, как даст корчмарь по шее?

Ой ты, лихо! В эту пору

Ты насквозь меня пробрало.

Но, кобыла, ну же в гору…

Чтоб ты сдохла, что ж ты стала?

Ты пораскинулась лесом, болотами,

Серым песчаником, почвой бесплодною,

Матка-землица, и умолотами

Хлеба не дашь ты нам мерку добротную.

Сын твой, прикрывшись худою сермягою,

В лапти обутый, из лыка сплетенные,

Тихо шагает за колымагою,

За исхудалою клячею сонною…

Родина бедная. Пахарь оглянется,

Горько заплачет от доли безрадостной.

Но никогда он с тобой не расстанется,

Землю взрыхляя с надеждою сладостной.

С детства одетые в старые свитки, мы

Любим, как наше родное и кровное,

Хаты невзрачные вместе с пожитками,

Выгоны тощие, поле неровное…

Даст бог с кровавым потом оратаю

Пашню вспахать и засеять помалости,—

Жить бы хоть сытому, пусть небогатому,

В праздники чарочку выпить с усталости.

Верится, солнце сквозь тучи тяжелые

Ярко заблещет над нашею нивою,

Жить будут детки, потомки веселые,

С доброю долею — с долей счастливою!..

Люди молвят: «Весна». Пишет так календарь.

Разве это весна, коли двор побелел?

Зря готовишь соху в эту слякоть и хмарь.

Да и аист, как насмех, сюда прилетел.

Журавли уж летят с криком звонким своим,

Юг покинул кулик, чайка где-то кричит.

Только ветер всё бьет по полянам пустым.

«Еще лету не быть!» — стон повсюду стоит.

Ой ты, доля моя! Ты — как эта весна,

Не приходишь ко мне, хоть давно бы пора.

Чарку горя как пил, так и пью я до дна,

И заря не горит, только брезжит с утра.

Где же ты? Отзовись! За тобой я пойду,

На край света пойду. У какой ты межи?

Отзовись соловейкой в зеленом саду,

Ясной звездочкой глянь. Где ты, доля, скажи?!

Пора новогодняя скоро наступит,

Пускай календарь этот каждый купит!

Вид у него хоть не очень пригожий,

Но в доме он может быть надобен всё же.

Правда, не в ярком он переплете,

Но будни и праздники в нем найдете,

Узнаете, ярмаркам где открываться,

Где Янки да Савки будут встречаться.

Если родная вам мила сторонка,

И мужик бедный, его детки, женка,

Если наш обычай вам знаком немножко,

Малые про всё тут вы найдете крошки.

Хорошо всё сделать хотим, пусть немного,

Вы нас похвалите, не судите строго,

Мы только — бедны: почва суховата,

Какие ж там всходы?!

Чем хата богата.