Белый дракон

Глава 3

Джексом с такой силой стукнул кулаком по тяжелому деревянному столу, что подпрыгнула посуда.

— Хватит, — произнес он посреди ошеломленной тишины и, поднявшись, расправил широкие, но худые плечи. — Хватит, я вам сказал!

Как Джексом с удовольствием вспоминал позже, он не унизился до крика, но голос его, усиленный долго сдерживаемым гневом, гулко прокатился под сводами зала. Служанка, появившаяся в дверях с кувшином горячего кла, в изумлении застыла на месте.

— Я — лорд этого холда, — продолжал Джексом, смерив взглядом своего молочного брата Дорса. — И еще я — всадник Рута, а он, как известно, дракон, — Джексом перевел взгляд на Бранда, старшего дворецкого, у которого от неожиданности даже челюсть отвисла. — Рут, — взгляд юноши скользнул по озадаченному лицу Лайтола, — с самого Рождения неизменно пребывает в добром здравии, — Джексом оглянулся на четверых воспитанников, но они слишком недавно прибыли в Руат, чтобы иметь собственное мнение. — Так что сегодня, — сказал он, в упор глядя на свою кормилицу Дилану, от чего у бедняжки мелко задрожала нижняя губа, — я отправляюсь в мастерскую кузнецов, где, как вам всем прекрасно известно, мне будут обеспечены питание и уход, отвечающие моим потребностям и званию. А потому, — он обвел взглядом всех собравшихся за столом, — прошу в моем присутствии больше не поднимать вопрос, возникший во время нашей сегодняшней беседы. Надеюсь, я выразился достаточно ясно?

Не дожидаясь ответа, он вышел из зала. В душе его боролись ликование (наконец-то он сказал свое слово!) и недовольство собой (все-таки дал волю гневу). Джексом услышал голос Лайтола — тот просил его вернуться, — но сегодня призыв опекуна впервые не возымел действия.

На этот раз Джексом не вздумает приносить извинения. Обид накопилось слишком много, и до сих пор он мужественно сносил все издевательства или старался их не замечать — на что были свои причины. Но сегодня его терпению пришел конец! Сейчас Джексом хотел только одного: расстаться наконец со своим унизительным положением, со своим слишком разумным и ревностным опекуном и всей этой несносной публикой, злоупотребляющей тем, что он вынужден постоянно находиться в их кругу.

Уловив недовольство своего всадника, Рут стремительно появился на пороге старой конюшни, служившей ему вейром. Расправляя просвечивающие на солнце крылья, белый дракон бросился к другу, готовый утешить и ободрить.

Со вздохом, в котором звучало сдавленное рыдание, Джексом взобрался ему на шею и велел взлетать. Как раз в этот миг в массивных дверях холда появился Лайтол, и подросток поскорее отвернулся. Теперь, не особенно погрешив против истины, он может сказать, что не видел опекуна.

Сильными взмахами крыльев Рут стремительно набирал высоту. Более легкий, чем большие драконы, он взлетал гораздо быстрее их.

— Ты — лучший из драконов, Рут! Слышишь? Самый лучший! Ты опережаешь их во всем!

Крамольные мысли захлестывали Джексома, и, отвечая его настроению, Рут дерзко затрубил.

С огненных высот ему ворчливо ответил потревоженный сторожевой дракон, и сразу же вокруг Рута невесть откуда возникли все руатанские файры. Кружась и кувыркаясь в воздухе, они взволнованно чирикали, приветствуя своего любимца.

Поднявшись над руатанскими скалами, Рут нырнул в Промежуток, безошибочно держа курс на горное озеро, их тайное прибежище.

Пронизывающий холод Промежутка, каким бы коротким он ни был, остудил пыл Джексома. Юноша поежился — на нем была только легкая куртка без рукавов, — но Рут уже плавно снижался к берегу.

— Полнейшая и совершеннейшая несправедливость! — воскликнул Джексом и с такой силой стукнул кулаком себя по бедру, что даже Рут почувствовал удар и фыркнул.

«Да что с тобой сегодня?» — спросил дракон, приземляясь у самой воды.

— Все! Нет, ничего!

«В смысле?» — рассудительный Рут хотел знать подробности. Он повернул голову, разглядывая всадника.

Джексом соскользнул с бархатистой белой спины и, обняв дракона за шею, притянул к себе его клиновидную голову, ища у друга утешения.

«Почему ты позволил им вывести себя из терпения?» — спросил Рут, глаза его вращались, сияя любовью и преданностью.

— Хороший вопрос, — ответил Джексом, немного поразмыслив. — Они, знаешь ли, большие мастера в таких делах, — он засмеялся. — Пожалуй, у меня должна была проявиться объективность, о которой любит говорить Робинтон, но она почему-то не работает!

«Главного арфиста все уважают — он такой мудрый…» Ощутив неуверенность в тоне Рута, Джексом рассмеялся.

Ему всю жизнь твердили, что драконы не способны усваивать абстрактные понятия и прослеживать сложные взаимосвязи событий. Однако Рут так часто ставил его в тупик своими замечаниями, что Джексом начал сомневаться в правоте своих учителей. Было очевидно, что драконы, особенно Рут — к своему другу Джексом относился пристрастно, — понимали гораздо больше, чем принято было думать. Всадники заблуждались — даже такие, как Ф’лар и Лесса, вожди Вейра, и даже такие, как Н’тон… Вспомнив о нем, Джексом решил, что теперь у него есть особый повод навестить Фандарела, мастера-кузнеца. Там будет Н’тон — он никогда не пропускал докладов мастера Вансора. И Джексом чувствовал, что из всех всадников только предводитель Форта может помочь ему.

— Клянусь Скорлупой! — Джексом яростно пнул камешек; подняв волны, тот скользнул по водной глади и исчез в глубине.

Робинтон часто использовал этот пример — волны на воде, — чтобы показать, как самое ничтожное действие порождает множество разнообразных последствий. Джексом фыркнул — интересно, сильное ли волнение поднялось сегодня утром после того, как он умчался из холда? Шторм, буря или даже тайфун? Но почему он так разошелся на этот раз? День начинался как обычно — с порядком надоевших шуточек Дорса по поводу файров-переростков, с традиционных расспросов Лайтола о здоровье Рута — как будто за ночь оно могло катастрофически ухудшиться — и с нелепых россказней Диланы — мол, в Телгаре, в мастерской кузнецов, гостей морят голодом.

Докучливая опека кормилицы стала с недавних пор раздражать Джексома, особенно когда эта добрая душа изливала на него свои заботы на глазах у родного сына, Дорса, которого это неизменно злило. Словом, вполне обычная, набившая оскомину тягомотина, с которой начиналось в Руате каждое утро. Почему же сегодня все это заставило его в ярости выскочить из-за стола, покинуть холд, которым он по праву владел, бежать от людей, находившихся — теоретически — в полной его власти?

Рут здесь был ни при чем, совершенно ни при чем.

«Со мной все в порядке, — заявил Рут и, помолчав, печально добавил: — Только вот поплавать я не успел».

Снисходительно улыбнувшись, Джексом погладил мягкие надбровья.

— Извини, тебе я тоже испортил утро.

«Вовсе нет — я искупаюсь в озере. Здесь гораздо спокойнее, — дракончик подтолкнул Джексома носом. — И тебе здесь будет лучше».

— Будем надеяться, — Джексом не был гневлив, и теперь он досадовал на себя за столь бурное проявление чувств — как и на тех, кто довел его до взрыва. — Давай лучше поплаваем. Ты же знаешь, нам надо успеть в мастерскую кузнецов.

Не успел Рут расправить крылья, как в воздухе над его головой возник целый выводок огненных ящериц. Файры оглушительно чирикали, их простенькие мысли выдавали самодовольную радость: вот, мол, какие они находчивые, так быстро обнаружили беглецов! Одна из ящерок сразу же исчезла, и Джексом снова ощутил прилив негодования. Значит, за ними следят! Так… Он уже знал, каким будет его следующий приказ, когда они вернутся в холд. За кого они его принимают — за несмышленого младенца или за одного из Древних?

И тут же юноша виновато вздохнул. Конечно, они там волнуются — ведь он выскочил из зала, как бешеный. Как будто он мог улететь еще куда-нибудь, кроме этого озера! Как будто с ним или с Рутом может что-то случиться! Как будто хоть где-то на Перне можно скрыться от файров!

В нем снова заговорил гнев, на этот раз — из-за глупых файров. Почему из всех драконов именно Рута они избрали мишенью для своего неутолимого любопытства? Куда бы они ни направились, каждая ящерица в округе тут же заявляется поглазеть на белого дракона. Обычно их настырность забавляла Джексома — файры показывали Руту самые невероятные изображения вещей и событий, которые они помнили, и наиболее интересное дракон передавал своему всаднику. Но сегодня их проделки отнюдь не забавляли Джексома; он чувствовал только раздражение.

«Рассуждай логически, — любил наставлять его Лайтол, — и будь объективен. Нельзя повелевать другими, пока не научишься владеть собой, пока не сможешь мыслить широко, перспективно».

Юноша дважды глубоко вздохнул. Лайтол советовал делать так перед любым публичным выступлением — чтобы лучше сформулировать то, что собираешься сказать.

Рут парил над голубой гладью озерца, огненные ящерицы повторяли его изящные пируэты. Неожиданно белый сложил крылья и нырнул. Джексом поежился — что за удовольствие плескаться в обжигающей, студеной воде, которую подпитывали снеговые вершины Плоскогорья? Джексом и сам был не прочь освежиться в удушливую летнюю жару, но теперь, когда едва минула зима… Он снова поежился. С другой стороны, если драконы не ощущают куда более свирепого холода Промежутка, купанье в ледяной воде озера Руту явно не повредит.

Его белый вынырнул на поверхность — по озеру заходили волны, разбиваясь у ног Джексома. Юноша лениво обрывал с ветки толстые иглы, бросая их одну за другой в набегающие волны.

Вот, значит, одна из волн, последовавших за его утренней выходкой, — файрам отдали приказ их разыскать.

А вот и другая — невероятное изумление, застывшее на лице Дорса. Ведь Джексом в первый раз обрезал молочного брата. Лишь мысль о том, что Лайтол будет недоволен, заставляла его терпеть так долго. Во имя Первого Яйца! Сколько лет Дорс с наслаждением, без устали дразнил Джексома тем, что Рут — такой маленький! Причем он неизменно скрывал свои злобные выпады под маской дружеского подтрунивания, отлично зная, что Джексом не сможет ответить как подобает, не получив от Лайтола взбучки за то, что ведет себя недостойно своего титула и положения. А Дилана, мать Дорса… Джексом давным-давно вырос и не нуждался в ее хлопотливой опеке, но по доброте душевной и из благодарности к ней никак не решался попросить Лайтола, чтобы тот удалил кормилицу.

Почему же именно сегодня он так взвился?

Голова Рута снова показалась из воды, его фасетчатые глаза сверкали на солнце зеленью и сияющей голубизной. Огненные ящерицы набросились на спину дракона, шершавыми языками и острыми коготками они выскребали мельчайшие комочки грязи, а взмахами крыльев поливали белого водой; их кожа быстро намокла и потемнела.

Вот зеленый файр, обернувшись, подтолкнул носом одного из пары синих, потом шлепнул крылом коричневого, чтобы тот не отлынивал от работы. Джексом невольно рассмеялся. Зеленая ящерка принадлежала Дилане и поведением так напоминала его кормилицу, что Джексому припомнилась распространенная в Вейре поговорка: каков всадник, таков и дракон.

Кстати, в этом смысле Лайтол Джексому никогда не мешал. Рут — лучший дракон на всем Перне. Если только — ему, наконец, открылась истинная причина утреннего мятежа, — если Руту когда-нибудь позволят стать драконом. И сразу же Джексома вновь охватил беспомощный гнев, разрушив все его старания мыслить беспристрастно, все то немногое, чего он добился на берегу мирного озерца. Ведь ни ему, Джексому, лорду Руатанскому, ни Руту, белому дракончику из выводка Рамоты, до сих пор не позволяли быть теми, кем они, по сути своей, являлись.

Джексом только назывался лордом, на самом деле Руатом управлял Лайтол; он принимал все решения и выступал в Конклаве от имени холда. Джексому еще только предстояло войти в права властителя Руата, если его назначение утвердят другие лорды. Конечно, это всего лишь дань обычаю — ведь на Перне больше не было наследников руатанского рода. К тому же Лесса, единственная чистокровная руатанка, уступила Джексому свое право на холд в день появления мальчика на свет.

Джексом знал: ему не бывать всадником, потому что он должен стать лордом Руата. Но ведь не может же он подойти к Лайтолу и сказать: «Я уже вырос и способен вести дела сам. Спасибо тебе за все и счастливого пути!» Слишком долго и самоотверженно трудился Лайтол на благо Руата, чтобы по первому требованию неопытного юнца передать холд в его руки. Для него Руат — вся жизнь. Ведь он так много потерял: сначала дракона, потом близких, ставших жертвой алчности Фэкса. Теперь все его помыслы сосредоточены на Руате, на его нивах и садах, на стадах, угодьях и мастерских…

Нет, если уж быть справедливым до конца, придется подождать, пока Лайтол, обладающий отменным здоровьем, закончит свой век, и только тогда вступить в свои законные права.

Но если пока он не претендует на власть над Руатом, продолжал размышлять Джексом, почему бы им с Рутом не пройти обучение, необходимое всаднику и дракону? Ведь теперь, когда Нити падают с Алой Звезды в неурочное время, каждый боевой дракон на счету! Зачем же таскаться по полям с неуклюжим огнеметом, когда можно биться с Нитями куда более эффективно — пусть только Руту позволят жевать огненный камень! Хотя Рут вдвое меньше остальных драконов, это вовсе не значит, что он уступает им в других отношениях!

«Конечно же, нет», — ответил с озера Рут.

Джексом поморщился — он не хотел, чтобы его горькие размышления расстроили и дракончика.

«Я услышал твои чувства, а не мысли, — спокойно заметил Рут. — Ты огорчен и раздосадован, — он приподнялся над водой, отряхивая крылья, и поплыл к берегу. — Ведь я — дракон. А ты — мой всадник. И с этим никто не может ничего поделать. Оставайся самим собой. А я — и так я!»

— Легко сказать! — воскликнул Джексом. — Они не разрешают нам быть теми, кто мы есть на самом деле! Они не допустят, чтобы я стал всадником! Кем угодно — только не всадником!

«Но ты — всадник. У тебя есть дракон. А еще, — Рут говорил медленно, словно сам старался во всем разобраться, — ты владыка холда. Ты — ученик мастера-кузнеца и мастера-арфиста. Ты — друг Менолли, Миррим, Ф’лессана и Н’тона. Рамота знает твое имя. И Мнемент тоже. И меня они тоже знают. Тебе приходится быть сразу многими людьми. Это трудно».

Джексом смотрел на Рута, а тот, в последний раз взмахнув крыльями, аккуратно сложил их на спине.

«Теперь я чистый. Мне хорошо», — заявил дракон таким тоном, как будто это должно было разрешить все снедавшие Джексома сомнения.

— Что бы я делал без тебя, Рут?

«Не знаю. Тебя хочет видеть Н’тон. Он был в Руате и отправился в Телгар. Коричневый малыш, который только что прилетал сюда, принадлежит Н’тону».

У Джексома перехватило дыхание. Уж Рут-то лучше всех знает, какой файр — чей. Сам он решил, что коричневый принадлежит кому-то из обитателей Руата.

— Что же ты мне раньше не сказал? — Джексом торопливо взгромоздился на шею Рута. Н’тон уже в Телгаре! Как раз сейчас, когда он так хотел поговорить с ним! Неудобно получилось, он заставляет ждать предводителя Вейра… У Н’тона наверняка не слишком много свободного времени.

«Мне хотелось поплавать, — ответил Рут. — А в Телгар мы не опоздаем, — едва Джексом уселся, белый сразу же взмыл ввысь. — Мы не заставим Н’тона ждать».

Джексом раскрыл рот, собираясь напомнить Руту, что им еще не разрешается путешествовать во временном Промежутке, — но они уже висели в мрачной бездонной пустоте.

— Послушай, Рут, а вдруг Н’тон поймет, что мы сделали скачок во времени? — стуча зубами, спросил Джексом в тот миг, когда они вынырнули из Промежутка прямо в жаркий телгарский полдень и повисли над массивными зданиями кузнечной мастерской.

«Он не спросит».

«До чего же самоуверен! — подумал Джексом. — Конечно, ведь не ему Н’тон устроит головомойку! Каждый всадник знает, как опасны такие путешествия…»

«А я всегда знаю, в какое время отправляюсь, — без малейшего смущения ответил Рут. — Мало кто из драконов обладает моим чутьем».

Не успели они сделать круг над владениями Фандарела, как огромный бронзовый Лиот возник из воздуха прямо над ними.

— Вот это точность! — восхитился Джексом. — Как ты ухитрился так рассчитать время?

«Совсем просто, — с нарочитой небрежностью заявил Рут. — Я узнал, когда коричневый файр вернулся к Н’тону, и полетел прямо в это когда».

Джексома уверяли, что драконы не умеют смеяться, но исходившие от Рута эмоции невозможно было истолковать по-другому. Белый веселился — словно мальчишка, стянувший самый спелый плод с кухонного стола.

Лиот парил в воздухе рядом с Джексомом, и юный лорд мог рассмотреть выражение лица бронзового всадника — Н’тон улыбался во весь рот. Странно… Кажется, Рут говорил, что предводитель Форта сначала завернул в Руат. Тут Н’тон поднял руку и тряхнул чем-то темным. Джексом покраснел — несомненно, это была его собственная полетная куртка. Кто же постарался? Дилана или сам Лайтол?

Спускаясь, Джексом заметил, что они прибыли далеко не первыми. Он насчитал пять драконов; среди них были бронзовый Голант Ф’лессана и зеленая Пат Миррим (она приветливо закурлыкала). Рут легко опустился на лужайку перед главной мастерской, и в следующий миг рядом сел Лиот. Пока Н’тон слезал со своего бронзового, Трис, его коричневый файр, ринулся прямо к Руту, уселся ему на гребень и самодовольно зачирикал.

— Дилана сказала, что ты забыл вот это, — сказал Н’тон, бросив куртку Джексому. — Надеюсь, тебя не так морозит в Промежутке, как мои старые кости. А может, ты тренируешься перед полетом в Пустынные Земли?

— И ты туда же, Н’тон!

— Что значит «туда же», молодой человек?

— Сам знаешь…

— Да нет, не знаю, — Н’тон в упор посмотрел на Джексома. — Неужели сегодня обычные причитания Диланы означали нечто большее?

— Разве ты не видел Лайтола?

— Нет, я просто спросил первого попавшегося, где ты. А Дилана обливалась слезами, потому что ты улетел без куртки, — подражая кормилице, Н’тон смешно оттопырил нижнюю губу. — Не выношу вида плачущих женщин — во всяком случае, женщин столь почтенного возраста… Пришлось мне поклясться скорлупой Лиота, что я собственноручно натяну эту шкуру на твои нежные плечи. Я послал Триса разведать, где Рут, — и вот мы встретились. Скажи-ка, что же приключилось сегодня утром? Рут выглядит великолепно.

Джексом в замешательстве отвернулся и, стараясь не встречаться с вопросительным взглядом предводителя Форта, стал нарочито медленно застегивать пуговицы.

— Рут ни при чем. Просто я сегодня послал всех в холде куда подальше.

— Я говорил Лайтолу, что это скоро случится.

— Как?! — Джексом был потрясен.

— Ну и что же переполнило чашу терпения? Неужели хныканье Диланы?

— Если бы… Скажи, ведь Рут — дракон?

— Само собой! — с таким жаром ответил Н’тон, что Лиот удивленно повернул голову. — А что, разве кто-то сомневается?

— Да все они! Весь Руат! Они считают, что он просто файр-переросток! Да ты и сам знаешь…

Лиот зашипел. Трис испуганно вспорхнул, но Рут просвистел что-то успокаивающее, и файр снова уселся ему на спину.

— Знаю, слышал, — ответил Н’тон, обнимая Джексома за плечи. — Но я уверен, любой всадник найдет, что возразить шутникам — и не только словом.

— Но если ты считаешь его драконом, почему же он не может вести себя, как дракон?

— Неужели он разучился летать? — Н’тон с испугом посмотрел на Рута, словно белый дракончик у него на глазах должен был превратиться в бескрылого мясного бычка из руатанских стад.

— Я хотел сказать: чем он отличается от боевого дракона?

— Ах, вот оно что, — поморщился Н’тон. — Послушай, малыш…

— Это все Лайтол, да? Это он настоял, чтобы ты не разрешал нам с Рутом сражаться с Нитями?

— Дело не в этом, Джексом…

— Тогда в чем же? Нет такого места на Перне, куда бы мы с ним не попали в единый миг, с первого раза. Да, Рут маленький, но зато он быстрее всех, проворнее поворачивается, гораздо легче…

— Дело не в его способностях, Джексом, — сказал Н’тон, слегка повысив голос, — а в том, что благоразумно, а что нет.

— Снова отговорки!

— Нет! — резкий ответ Н’тона заставил Джексома на миг забыть обиду. — Друг мой, боевые вылеты и отражение атак Нитей — чрезвычайно опасное занятие. Я вовсе не сомневаюсь в твоей храбрости, однако пойми: несмотря на весь твой задор, на всю быстроту и хитрость Рута, в бою вы станете обузой для крыла. Ведь вы не обучены, а уж насчет дисциплины…

— Если все дело только в дисциплине…

Н’тон сжал плечи Джексома, чтобы прервать поток возражений.

— Не только, — всадник глубоко вздохнул. — Я ведь уже сказал: дело не в ваших с Рутом способностях — дело в благоразумии. Перн не может рисковать ни тобой, молодым лордом Руата, ни Рутом, единственным в своем роде драконом.

— Никакой я не лорд Руата — во всяком случае, пока. Холдом управляет Лайтол. Он принимает все решения… а я только слушаю да киваю головой, как разомлевший на солнце страж порога, — Джексом запнулся, сообразив, что осмеливается критиковать Лайтола. — Я хочу сказать, что отлично понимаю: Лайтол должен управлять Руатом, пока меня не утвердят в Конклаве… И потом, я вовсе не хочу, чтобы Лайтол покинул Руат навсегда. Стань я всадником, дело до этого никогда и не дойдет, понимаешь?

Встретив взгляд Н’тона, Джексом обреченно понурился.

— Да, понимаешь. И все равно не позволишь! Это привело бы к лишним сложностям… слишком большим, да? Значит, я должен всю жизнь сидеть меж двух стульев? Ни лорд, ни всадник — никто, сплошная обуза. Обуза для всех!

«Только не для меня», — отчетливо и уверенно промолвил Рут, ласково подтолкнув своего всадника носом.

— Вовсе ты не обуза, Джексом, — сочувственно проговорил Н’тон, — не стоит так кипятиться. Сам-то я думаю, что тебе пошло бы только на пользу полетать с крылом и научить Рута жевать огненный камень. Это сразу поставило бы тебя на голову выше любого лорда.

На какой-то мимолетный миг Джексом подумал было, что Н’тон предлагает ему столь долгожданный шанс; сердце его замерло.

— Но решать, как ты знаешь, не мне, — Н’тон пожал плечами, помедлил, вглядываясь в лицо юноши. — Однако этот вопрос стоило бы обсудить. Ты уже достаточно взрослый, чтобы вступить в права лорда или, во всяком случае, заняться чем-нибудь полезным. Я поговорю с Лайтолом, да и с Ф’ларом тоже.

— Лайтол скажет, что я уже и так правлю холдом, а Ф’лар — что Рут маловат для полетов с боевым крылом…

— Если ты будешь вести себя, словно капризный ребенок, я им вообще ничего не стану говорить.

С небес грянул рев. Еще два дракона кружили в вышине, явно собираясь приземлиться. Н’тон, поспешив уступить им место, зашагал вместе с Джексомом по направлению к главной мастерской. На пороге он обернулся и тронул юношу за локоть.

— Я не забуду о своем обещании… Но и ты, Джексом, поклянись Первым Яйцом, что ни одна живая душа не увидит, как ты даешь Руту огненный камень. А когда полетишь, будь осторожен, очень осторожен!

Не веря своим ушам, Джексом уставился вслед предводителю Форта; тот, войдя в дом, уже окликал приятеля. Настроение Джексома резко подскочило.

Перешагнув порог, он слегка замешкался, пока глаза, привыкшие к яркому весеннему солнцу, приспосабливались к более мягкому освещению. С головой погрузившись в собственные горести, Джексом забыл, какое важное событие ожидается сегодня. За длинным верстаком, освобожденным по такому случаю от всякого хлама, уже сидел мастер-арфист Робинтон, рядом с ним — Ф’лар, предводитель Бендена. Поодаль Джексом увидел еще троих предводителей Вейров и Бриарета, нового мастера-скотовода. Там были и другие лорды, добрая половина крыла бронзовых всадников, наиболее уважаемые мастера кузнечного цеха и шумная компания арфистов — их было больше, чем представителей других цехов, насколько Джексом мог судить по цвету одежд собравшихся в зале слушателей.

Кто-то громким шепотом настойчиво звал его по имени. Взглянув налево, Джексом увидел Ф’лессана и молодых учеников, робко жавшихся у дальнего окна. Парни стояли, девушки ерзали на табуретках.

— Здесь собралась половина Перна, — с довольным видом заметил Ф’лессан, освобождая Джексому место у стены.

Джексом кивнул молодым людям, которые с любопытством глазели на каждого из вновь прибывших.

— Вот уж не думал, что столько народа заинтересуется Вансоровыми звездами и формулами, — тихо сказал он Ф’лессану.

— Неужели кто-нибудь упустит случай прокатиться на драконе? — добродушно съязвил тот. — Я сам привез четверых.

— Очень многие помогали Вансору в работе, — как всегда, назидательным тоном произнес Бенелек. — Конечно, им хочется услышать, к чему привели их усилия и затраченное время.

— Понятно, что они тут не ради местного угощения, — давясь от смеха, проговорил Ф’лессан.

«Интересно, почему его шуточки совсем меня не раздражают?» — подумал Джексом.

— Глупости, Ф’лессан, — ответил Бенелек, который был слишком прямодушен, чтобы понимать шутки. — Здесь очень хорошо кормят. Ты и сам здесь часто ешь.

— Я — вроде Фандарела, — сказал Ф’лессан. — Не глядя, уничтожаю все съестное, — он ухмыльнулся и махнул в сторону двери: — Тише, он идет! Клянусь Скорлупой! Неужели никто не мог заставить его переодеться?

— Для такого человека, как Вансор, одежда не имеет значения! — как ни старался Бенелек приглушить голос, пренебрежение к словам Ф’лессана угадывалось безошибочно.

— И все же сегодня Вансор мог бы выглядеть поопрятнее, — возразил Джексом. — Ф’лессан хотел сказать только это.

Бенелек что-то проворчал себе под нос, но спорить не стал. Ф’лессан подмигнул приятелю и толкнул его в бок.

Перешагнув порог, Вансор неожиданно для себя обнаружил, что зал набит битком. Он застыл на месте, робко озираясь по сторонам. Потом, завидев кого-то из знакомых, кивнул и неуверенно улыбнулся. Со всех сторон его встречали ободряющие улыбки и приглушенные приветствия. Собравшиеся жестами приглашали его пройти на середину.

— Ну и ну! И это все из-за моих звезд? Из-за звездочек? Надо же! — он выглядел так забавно, что по залу прокатился смешок. — Польщен, весьма польщен… Кто бы мог подумать… О, Робинтон, и ты здесь!

— А где же мне еще быть? — Лицо мастера-арфиста сохраняло полнейшую серьезность, но Джексому показалось, что он заметил, как подрагивают губы Робинтона от усилий спрятать улыбку. Арфист поднялся с места и, подталкивая Вансора в спину, подвел его к возвышению в дальнем конце зала.

— Давай, Вансор, начинай, — громыхающим басом произнес Фандарел.

— Да-да, прошу прощения. Мне очень жаль, что я заставил вас всех ждать. А, вот и лорд Асгенар! Я очень польщен, что ты пришел, мой господин… А Н’тон — он тоже здесь? — Вансор стал обходить зрителей. Он был близорук и потому заглядывал людям в лицо, стараясь обнаружить Н’тона. — Он ведь должен быть…

— Я здесь, Вансор, — Н’тон поднял руку.

— А, вон ты где! — нахмуренное круглое лицо «звездных дел мастера» — как едко, но точно прозвала его Менолли — сразу разгладилось. — Н’тон, дорогой, ты должен сидеть впереди. Ты помог мне больше всех — вел наблюдения в самые глухие ночные часы. Иди же скорее сюда…

— Вансор, — рявкнул Фандарел, приподнявшись, чтобы его было лучше слышно, — не можешь же ты всех посадить в первый ряд — а ведь тебе помогало немало людей! Потому-то они здесь и собрались — узнать, что дали все их наблюдения. А теперь залезай сюда и приступай-ка к делу. Не трать время попусту.

Бормоча возражения и извинения, Вансор стал пробираться к столу. «И правда, — подумал Джексом, — вид у него такой, как будто он даже спит в одежде. Судя по тому, как засалился камзол на спине, он не снимал его с последнего Падения Нитей».

Но в звездных картах, которые Вансор развесил на стене, не было и следа неряшливости. И где он только взял такую огненную красную краску для Алой Звезды? Казалось, она так и пылает. Джексом слушал глуховатый голос ученого и постепенно приходил к выводу, что ничего сногсшибательного в докладе нет. Все это он слышал уже не раз, и, хотя старался не отвлекаться — из уважения к Вансору, — мысли его неуклонно возвращались к прощальному напутствию Н’тона: постарайся, чтобы ни одна живая душа не увидела, как ты даешь Руту огненный камень!

Что он, дурак, что ли? Но тут Джексом призадумался. Теоретически он знал, как надо обучать дракона жевать огненный камень, однако не сомневался, что между теорией и практикой случаются большие расхождения. Возможно, стоит попросить помощи у Ф’лессана?

Он взглянул на друга детства, который два года назад запечатлил бронзового дракона. В глубине души Джексом полагал, что Ф’лессан так и остался мальчишкой, относящимся к своим обязанностям бронзового всадника не слишком серьезно. Однако он был благодарен приятелю, который ни словом не обмолвился о его проступке — там, на площадке Рождений, где он потрогал скорлупу Рутова яйца. В Вейре эту историю могли бы раздуть до небес… И все же Ф’лессан — слишком молодой и слишком легкомысленный, чтобы считать его достойным доверия наставником.

Миррим? Джексом перевел взгляд на девушку. Лучи утреннего солнца, лаская ее каштановые волосы, отбрасывали золотистые блики. Юноша никогда не замечал их раньше. Казалось, она забыла обо всем на свете, кроме Вансоровых формул. Скорее всего Миррим посоветует Джексому не отягощать Вейр новыми заботами, а потом напустит на него своих файров — пусть следят, чтобы он себя не подпалил. Что касается Т’рана, еще одного юного всадника из Исты, то в глубине души Джексом был уверен, что тот считает Рута просто файром-переростком. От него толку не больше, чем от Ф’лессана.

О Бенелеке и думать нечего. Он был так же равнодушен к драконам и огненным ящерицам, как и они к нему. Но попадись Бенелеку какой-нибудь чертеж, или прибор, или отдельные части старинного механизма, обнаруженного в одном из древних холдов, — и он будет сидеть дни и ночи напролет, стараясь отгадать, что это было и как работало. Обычно он ухитрялся починить любой прибор, даже если приходилось разобрать его до последнего винтика, чтобы найти поломку. Бенелек с Фандарелом понимали друг друга с полуслова.

Менолли? Пожалуй, Менолли — как раз тот человек, который ему нужен, несмотря на ее несносную привычку перекладывать все услышанное на музыку. Но именно эти способности помогли ей стать прекрасной арфисткой — по сути дела, первой девушкой в цехе арфистов за всю историю Перна. Джексом украдкой посмотрел на нее — губы Менолли едва заметно подрагивали. «Уж не решила ли она положить на музыку формулы Вансора?» — подумалось ему.

— Звезды в небесах Перна отсчитывают для нас время, помогая отличать один Оборот от другого, — говорил в это время Вансор, и Джексом, виновато опустив взгляд, заставил себя вновь сосредоточиться на выступлении ученого. — Звезды вели за собой Лессу, когда она устремилась в прошлое, чтобы привести к нам Древних, — Вансор слегка поперхнулся, неосторожно упомянув событие, разделившее всадников на два лагеря. — И в будущем звезды всегда останутся нашими проводниками. Моря, материки, люди — все может изменяться, и только звезды, постоянно следующие своими путями, вселяют надежду и уверенность.

Джексому припомнился некогда услышанный разговор о попытке изменить путь Алой Звезды, отвести ее в сторону от Перна. Неужели Вансор доказал, что это возможно?

Тем временем ученый заговорил о том, что, однажды установив орбиту и скорость любой звезды, можно в любое время рассчитать ее положение в небе, вычислив предварительно силы, которые влияют на нее со стороны прочих светил в момент сближения.

— Итак, не сомневаюсь, что мы сможем точно предсказывать время атак Нитей, наблюдая Алую Звезду в момент ее сближения с соседними звездами. И я уверен: как только яркая голубая звезда избавится от влияния желтой, что видна на небе весной, и появится высоко на востоке, Нити снова будут падать по графику, впервые составленному Ф’ларом.

— Используя это уравнение, — Вансор стал стремительно набрасывать на доске цифры, и Джексом снова отметил, что записи этого неряшливого человека отличаются удивительной четкостью, — мы можем рассчитать все последующие сближения, которые будут влиять на падение Нитей до самого конца этого цикла. Мы также сумеем предсказать, где каждая из звезд находилась в любой момент прошлого и где она окажется в будущем.

Он стал с невероятной скоростью покрывать доску математическими значками, объясняя, как они соотносятся с каждой из звезд. Потом повернулся к зрителям; его круглое лицо светилось торжеством.

— Зная все это, мы даже можем точно предсказать начало следующего Прохождения! Конечно, до него еще столько Оборотов, что волноваться рано. Но, по-моему, о неприятностях лучше знать заблаговременно.

По залу прокатился смех; Вансор заморгал и неуверенно улыбнулся, с опозданием сообразив, что, сам того не желая, развеселил слушателей.

— К тому же мы должны быть уверены, что за время долгого Интервала никто об этом не забудет, — провозгласил Фандарел. После дребезжащего тенорка Вансора его зычный бас прогремел столь оглушительно, что все вздрогнули. — Вот почему мы собрали вас тут, — добавил кузнец, обводя рукой зал.

Несколько Оборотов назад, когда мало кто сомневался, что Рут не жилец на этом свете, Джексому казалось, что его приглашают на подобные собрания с определенной целью: наверно, для того, чтобы после скорой смерти Рута у него, Джексома, остался хоть какой-то интерес в жизни. Однако сегодняшнее сборище затеяли явно не ради него. Он даже фыркнул, припомнив свои детские фантазии. Теперь он понимал, к чему стремятся Ф’лар и Фандарел. Чем больше людей в каждом Вейре и холде будут знать, что происходит в цехах, над какими проблемами трудятся главные мастера и их ближайшие помощники, тем меньше опасность, что планы защиты Перна от нашествия Нитей снова канут в забвение.

И главное — чтобы молодые не забывали об этом! За последние Обороты уже сложилось ядро постоянно действующей школы при цехах кузнецов и арфистов, которое составили Джексом, Ф’лессан, Бенелек, Миррим, Менолли, Т’ран, Пьемур и другие молодые люди, будущие наследники лордов и подмастерья. Каждый учился ценить дело, которым занимались другие.

«Вам надо общаться, — любил повторять Робинтон. — Вы должны обмениваться знаниями, учиться выражать свои мысли, усваивать новые идеи, обдумывать их, анализировать. Пусть ум ваш устремится в будущее!»

Оглядывая зал, Джексом размышлял: кто же из собравшихся способен воспринять идеи Вансора? Конечно, эти люди хорошо подготовлены — многие из них сами наблюдали за звездами и видели, как светила изо дня в день, из месяца в месяц меняют свое положение. Бессонные ночи, которые они провели у треножника дальновидящего прибора, позволили Вансору отразить движение звезд в хитроумных схемах и формулах. И они собрались здесь именно потому, что жаждали услышать новые идеи, испить из источника знания. Но те, кому эта живительная влага была бы полезней всего, Древние всадники, и поныне оставались в изгнании на Южном материке. И они не услышали ничего.

Джексом не без оснований подозревал, что за всем происходящим на втором материке ведется негласный надзор. Как-то Н’тон ненароком обмолвился о своих полетах над Южным холдом. В цехе кузнецов Джексом видел очень подробную карту его окрестностей; он с удивлением понял, что материк гораздо обширнее, чем предполагали всего пять Оборотов назад. Однажды Робинтон в беседе с Лайтолом случайно обронил неосторожное слово, и навострившему уши Джексому стало ясно, что мастер-арфист недавно вернулся из длительного и опасного путешествия. Он терялся в догадках — знают ли сами Древние, что творится на Перне? Ведь за последнее время произошло столько перемен, что только слепой мог бы их не заметить. Чего стоят одни только леса, появившиеся на Перне, — теперь деревьями покрыто огромное пространство. Древние так не хотели брать лес под защиту! Теперь эти земли охраняют личинки — те самые, которых фермеры беспощадно изводили раньше, считая смертельным врагом… А ведь эти белые червячки воистину спасали Перн!

Грянули аплодисменты, и Джексом свалился с небес на землю. Он захлопал в ладоши, лихорадочно соображая, не упустил ли чего-нибудь по-настоящему важного. Нужно будет потом спросить у Менолли — она-то наверняка запомнила все от слова до слова.

Восхищенный гул не стихал так долго, что Вансор порозовел от смущения. Наконец поднялся Фандарел и, воздев к потолку могучие руки, потребовал тишины. Но ему не дали сказать ни слова. Внезапно вскочил один из наблюдателей из Исты и потребовал, чтобы Вансор объяснил странное поведение трех звезд, известных как Рассветные Сестры. Ученый приготовился было ответить, но тут кто-то из зала крикнул, что только глупцы ищут загадки там, где их нет. Парень из Исты тоже оказался остер на язык, и через минуту в зале бушевал яростный спор.

— Интересно, нельзя ли с помощью Вансоровых закорючек перенестись в будущее? — задумчиво проговорил Ф’лессан.

— Ты что, бредишь? Разве можно очутиться во временах, которые еще не наступили? — язвительно затрещала Миррим, опередив остальных. — Откуда тебе знать, что там случится? Вот напорешься на какой-нибудь утес или угодишь прямиком в стадо быков… Или — еще хуже — окажешься посреди Нитей! Путешествовать в прошлое тоже опасно, но тут мы хотя бы можем узнать, что происходило в нужный момент… И все равно легко влипнуть в какую-нибудь историю! Так что, милый Ф’лессан, забудь про свои фантазии.

— Сегодня у нас нет никаких разумных причин, чтобы отправиться в будущее, — как всегда назидательно, произнес Бенелек.

— Зато как было бы здорово туда попасть! — не сдавался Ф’лессан. — Мы бы разведали, что замышляют Древние. Ф’лар уверен, они что-то готовят. Слишком уж подозрительно тихо на Южном…

— Закрой рот, Ф’лессан! — набросилась на него Миррим. — Это не твоего ума дело!

Девушка тревожно оглянулась — не услышал ли болтуна кто-нибудь из взрослых.

— А еще говорят: общайтесь и делитесь мыслями! — припомнил Ф’лессан излюбленную сентенцию Робинтона.

— Есть же разница между общением и пустой болтовней, — заметил Джексом.

Ф’лессан смерил друга детства долгим взглядом.

— Знаешь, раньше я думал, что эта идея, которую Робинтон вдолбил нам, и вправду хороша. А теперь вижу: из-за нее все мы превратились в никчемных болтунов. И в бесплодных мыслителей, — он возмущенно поднял глаза к небу. — Мы все болтаем и болтаем, все думаем и думаем — ну просто до посинения… И ничего не делаем! Хвала Яйцу, что во время сражения с Нитями мне приходится сначала делать, а уж потом — думать! — он повернулся на каблуках и, неожиданно повеселев, объявил: — Ура! Кушать подано!

Хлопнув себя по животу, Ф’лессан начал резво пробираться через толпу к огромному столу посреди зала. Служанки уже тащили туда подносы, заставленные мисками и кувшинами.

Джексом покачал головой… Совсем мальчишка! Мог бы уже и поумнеть!

— Ох уж этот Ф’лессан, — шепнула ему Менолли, — все старается поддержать славу рода. Лесса посетила прошлое, а ему подавай будущее. Но уж слишком он… безрассудный, — в лазурных глазах девушки запрыгали смешинки, — чтобы попасть в герои Баллады, — закончила она. Неожиданно арфистка вздохнула. — Да, совершенно не подходит — думает только о себе. Правда, сердце у него все-таки доброе. Ну, пошли, а то нам ничего не достанется!

На этот раз кухни Фандарела достойно подготовились к наплыву гостей. Кроме сочных пирожков с мясом, к столу подали жареную рыбу, хлеб с несколькими сортами острых сыров и огромные кувшины с горячим кла. Джексом подхватил блюдо с пирожками, сунул один в рот и принялся обносить старших гостей. Лорды и мастера сердечно приветствовали его, расспрашивая о здоровье Лайтола и Рута. Казалось, они горят желанием обменяться с ним любезностями, начисто забыв про все теории Вансора. «Может, дело в том, — насмешливо подумал Джексом, — что они просто ничего не поняли и теперь стесняются показать мне, юнцу, свое невежество? Конечно, легче болтать о здоровье, чем о путях небесных светил…» Джексом вздохнул. Неужели наступит время, когда они будут видеть в нем равного?

— Да брось ты тарелку, Джексом! — схватил его за рукав Ф’лессан. — Пойдем, я тебе что-то покажу!

Сочтя свой долг выполненным, Джексом поставил блюдо на стол и поспешил вслед за приятелем. Они вышли наружу, и Ф’лессан, ухмыляясь, показал рукой на крышу мастерской кузнецов. Главная мастерская размещалась в просторном здании с крутой двускатной кровлей из серых шиферных пластин; сейчас вся она словно переливалась разноцветными волнами — файры покрывали ее сплошным ковром — от края и до края. Свистя и чирикая, огненные ящерицы обменивались новостями — уморительная пародия на бурные споры, что происходили внутри. Джексом расхохотался.

— Не могу поверить, что все эти файры принадлежат тем, кто прибыл сюда, — он повернулся к только что подошедшей Менолли. — Или ты раздобыла еще пару выводков?

— У меня их всего десять, — смахивая выступившие от смеха слезы, пробормотала девушка, — да и то они обычно где-то пропадают. Целыми днями не показываются на глаза. Пожалуй, моих здесь только два. Да еще Красотка, моя королева. Она не отстает от меня ни на шаг. А знаешь, — теперь арфистка говорила вполне серьезно, — скоро с ними сладу не будет. Я не говорю о моих — они-то как раз умеют себя вести. А вот эти… — она махнула рукой в сторону кишевшей ящерками крыши. — Ведь они такие болтушки! Держу пари, они слетелись сюда поглазеть на драконов, особенно — на твоего Рута.

— Стоит нам с Рутом где-нибудь появиться, сразу начинается такой же кавардак, — пожаловался Джексом.

Менолли поглядела вдаль, туда, где на залитом солнцем речном песке в обществе трех больших драконов и стайки вездесущих файров возлежал Рут.

— Неужели Рута это не раздражает?

— Да нет, — снисходительно усмехнулся Джексом, — по-моему, ему даже нравится. Файры его развлекают, когда мне приходится отлучаться по делам холда. Он говорит, что они показывают ему удивительные и даже невероятные образы. Обычно Рут любит их смотреть… Но иногда сердится и утверждает, что они выдумывают.

— Разве файры умеют выдумывать? — недоверчиво спросила Менолли. — Ведь они начисто лишены воображения и передают лишь то, что видели собственными глазами.

— Или думают, что видели.

Менолли задумалась.

— Обычно то, что они показывают, вполне достоверно. Я знаю… — тут она смущенно запнулась и замолчала.

— Можешь не продолжать, — сказал Джексом. — Лишь болван не сообразит, что вы, арфисты, что-то затеваете на юге.

Он обернулся, чтобы подозвать Ф’лессана, но приятель куда-то исчез.

— Послушай, Джексом, — Менолли понизила голос, — на юге действительно что-то происходит. Мои файры просто в панике. Они все время показывают мне какое-то яйцо, только лежит оно вовсе не в вейре. Я сначала подумала, что Красотка спрятала новую кладку — с ней такое случалось и раньше. Но потом мне стало казаться, что все это происходило очень давно. А Красотка не старше твоего Рута… Спрашивается, откуда же ей помнить, что случилось раньше, чем пять Оборотов назад?

Джексом расхохотался.

— У огненных ящериц галлюцинации! Они воображают, что обнаружили Первое Яйцо?

— А вот мне почему-то не смешно. Они действительно знают много странного. Помнишь, как Ф’норова Гралл перепугалась, когда он попробовал отправить ее на Алую Звезду? И, если хочешь знать, все файры как один ужасно боятся Алой Звезды!

— Мы тоже, Менолли.

— Но ведь они знали, Джексом! Знали еще до того, как у людей возникли хоть какие-то соображения на этот счет!

Они оба, не сговариваясь, взглянули на юго-восток, где таилось грозное светило.

— Значит? — таинственно произнесла Менолли.

— Что? Что — значит?

— Значит, у файров есть память, вот что!

— Брось, Менолли! Ты хочешь, чтобы я поверил, будто файры помнят то, чего не помнят люди?

— У тебя есть другой ответ? — наступала на него юная арфистка.

— Нет, конечно. Но не надо думать, что его вообще не существует, — усмехнулся Джексом. Вдруг улыбка сползла с его лица. — А вдруг кто-то из маленьких негодников заявился с юга? И теперь шпионит за нами?

— Что из того? Во-первых, в зале никого из них не было, а во-вторых, они могут передавать только то, что понимают, — Менолли насмешливо фыркнула, и Джексом решил, что эта привычка выгодно отличает ее от глупо хихикающих девчонок из холда. — Можешь себе представить, какой сумбур возникнет в голове у Т’кула от Вансоровых уравнений в передаче файров!

Сам Джексом плохо помнил прежнего предводителя Плоскогорья, но от Лайтола и Н’тона он достаточно слышал о нем и понимал, что этот человек слеп и глух ко всему новому. Хотя — как знать. Может, за шесть Оборотов изгнания его взгляды изменились…

— И знаешь, — продолжала Менолли, — не одну меня это тревожит. Миррим — тоже. А ведь никто не понимает огненных ящериц лучше, чем Миррим!

— У тебя тоже неплохо получается — для простой арфистки.

— Благодарю за любезность, владетельный лорд! — девушка присела в шутливом реверансе. — Слушай, а ты не мог бы узнать, что файры рассказывают твоему Руту?

— А разве с зеленой Мирримовой Пат они не болтают? — Джексому не хотелось без особой надобности связываться с файрами.

— Ты же знаешь, драконы не умеют запоминать. Но твой Рут — другой, я это давно заметила.

— Совсем другой.

От арфистки не ускользнуло раздражение, прозвучавшее в его ответе.

— Да что с тобой сегодня? Неужели к Лайтолу заявился лорд Грох?

— Лорд Грох? Это еще зачем?

В глазах Менолли запрыгали искорки, и она поманила его ближе, словно опасалась, что их кто-нибудь подслушает.

— Сдается мне, лорд Грох задумал сосватать за тебя свою третью дочурку — знаешь, ту, грудастую…

У Джексома вырвался стон ужаса.

— Да не пугайся ты так! Робинтон зарубил его идею на корню. Не мог же он сидеть и ждать, когда тебя вконец повяжут… — борясь с одолевавшим ее смехом, девушка искоса взглянула на приятеля. — Так что, если у тебя есть на примете другая, сейчас самое время признаться.

Джексом был вне себя; конечно, виною тому была не Менолли, а новость, которую она сообщила. Но кто же не знает, как трудно порой отделить весть от вестника!

— Только жены мне и не хватало!

— Неужели ты не хочешь, чтобы тебя окружили заботой и лаской?

— Менолли!

— Полно прикидываться простачком! Мы, арфисты, прекрасно понимаем, как слаба человеческая плоть. А ведь ты, Джексом, высокий, красивый парень. Неужто Лайтол не дал тебе наставлений и по этой части?

— Менолли!

— Джексом! — она безошибочно передразнила его интонацию. — Неужели Лайтол никогда не отпускает тебя на вольный выпас? Или ты еще только подумываешь об этом? Если хочешь начистоту, Джексом, — голос Менолли прозвучал неожиданно резко, и она в упор взглянула на него, — мне кажется, что Робинтон, Лесса с Ф’ларом и Фандарел в придачу скоро окончательно превратят тебя в свое бледное подобие. А где же ты сам, Джексом?

Он так и не успел придумать достойный ответ на эту колкость. Прищурившись, девушка смерила его насмешливым взглядом и продолжила:

— Не зря ведь говорят — каков всадник, таков и дракон. Может быть, не случайно Рут так не похож на других? — выпалив эту загадочную тираду, она повернулась и пошла к зданию мастерской.

Джексома охватило искушение кликнуть Рута и покинуть место, где не дождешься ничего, кроме насмешек и оскорблений, но тут ему вспомнились слова Н’тона. Что сказал предводитель Форта? «Словно капризный ребенок»? Вздохнув, Джексом уселся на траву. Нет, не станет он во второй раз за день бежать куда глаза глядят, отяготив душу гневом и обидой; не поступит сгоряча, как мальчишка. Не доставит Менолли такого удовольствия — пусть не воображает, что ее дерзости его хоть чуть-чуть задели.

Джексом поискал взглядом Рута, который забавлялся на берегу реки, и подумал: «Почему же Рут не такой, как все? Может, и вправду — каков всадник, таков и дракон?»

Если так, здесь есть и его вина. Ведь его появление на свет было столь же необычным, как и Рождение Рута. Джексома извлекли из тела мертвой матери; Рут же вылупился из яйца, которое не смог разбить самостоятельно… Рут — дракон, но вырос не в Вейре… Джексом — властелин холда, но никакой власти не имеет…

Стало быть, победа одного их них станет победой другого — и пусть все эти проклятые отличия сожгут Нити!

«Постарайся, чтобы ни одна живая душа не увидела, как ты даешь Руту огненный камень», — сказал Н’тон.

Отлично, этим он и займется в первую очередь!