Что б и когда о нас ни говорили,
Но мы, подспудно, двигаем прогресс,
И мир цивилизаций породили
Таинственной вибрацией сердец.
Как ни пытались нас подмять мужчины,
Используя, но задвигая в тень,
Мы храбро все осилили вершины,
Выстраивая каждый новый день.
И хоть совместно этот мир мы строим,
Суть женщины – волна, буран, огонь!
Я верю: и коня мы остановим!
Вот только пусть крылатым будет конь,
Чтобы, отбросив длинные сомненья,
Приняв с улыбкой правила игры,
Летели с ним на крыльях вдохновенья,
В чарующие новые миры!
Мы жаждем и любви, и приключений!
Нам несомненно нужен наш кумир!
Тепло прекрасных соприкосновений!
Природы буйство! И конечно – мир!
Он рассказывал долго мне сказки,
Мол с таких и ваяют скульптуру,
Про мои изумрудные глазки,
Блеск волос, форму носа, фигуру…
Но уже наступала развязка,
Мой автобус вдали показался.
Так внезапно закончилась сказка,
Я уехала, а он остался.
Вот, поймала, словно птичку,
Я читаемого суть.
«Мама, ну ещё страничку,
Две минуточки, чуть-чуть…»
Странно тянется интрига…
Только мамы уже нет.
И передо мной не книга,
Многоглавый интернет.
Голова давно седая,
Спать себя гоню сама я.
Трубы все дырявые.
Воды в кранах ржавые.
По такому поводу
И идём мы по воду.
Я ль у мужа в поводу?!
Или я его веду,
Взяв рюкзак на плечи?!
Вместе вдвое легче,
И не только по воду,
А по любому поводу.
Сегодня не пойду я в магазин,
Устрою однодневный карантин.
Пол словно лёд. На улице плюс двадцать.
Так холодно сидеть по кнопкам клацать.
Открытое окно не помогает.
Климат контроль себя лишь согревает.
Ему тепло под самым потолком,
А здесь внизу лишь холод пауком.
Уж лучше я в постель, под одеяло.
Но ни чуть-чуть теплее мне не стало.
И раз не получается согреться,
То надо просто-напросто одеться,
И чем-нибудь полезным да заняться,
А не в постели, как дурак, валяться.
Лежу и мерзну, мыслью дозревая,
И тихо, незаметно, засыпая.
Огромная бескрайняя равнина,
Повсюду горы, значит полонина,
Покрыта, с ледяною коркой, снегом,
Сливаясь кое-где с бездонным небом.
Скользит. Хрустит. До крови режет ноги.
Но уже солнце золотит отроги
И облако, словно весенний сад,
Безудержно притягивает взгляд.
Взлетаю, чуть рукой его касаюсь,
И падаю. И вздрогнув, просыпаюсь.
Подъём тяжёл был, долог, очень крут.
Смешно. Сон длился ровно пять минут.
И раз не получается согреться,
То надо просто-напросто одеться,
И чем-нибудь полезным да заняться,
А не в постели, как дурак, валяться.
Лежу и мерзну, мыслью дозревая,
И тихо, незаметно, засыпая.
Тоскливая бескрайняя равнина,
Ни деревца, огромна и пустынна,
Бреду за солнцем, ноги в кровь сбивая,
А по пятам крадётся волчья стая.
Один догнал. Зияет ямой пасть.
Подпрыгнула, чтобы в неё упасть,
От страха ожиданья избавляясь…
И, падаю, дрожа и просыпаясь.
Был долог и нелёгок мой маршрут…
Смешно. Сон длился ровно пять минут.
И раз не получается согреться,
То надо просто-напросто одеться,
И чем-нибудь полезным да заняться,
А не в постели, как дурак, валяться.
Лежу и мерзну, мыслью дозревая,
И тихо, незаметно, засыпая.
Огромная бескрайняя равнина,
В оттенках изумруда и кармина,
Стоят тюльпаны плотными рядами,
Я их не рву, но гибнут под ногами,
Хочу взлететь, но силы нет подняться…
И тихо начинаю просыпаться.
Глаза открыты, а картинка длится.
Вот это никуда уж не годится.
За волосы тащу себя с кровати.
И оказалось очень даже кстати,
Ведь если б дальше веки сон смежал,
То кто бы вам всё это рассказал?!
Мне мастер волосы равняла,
Всё где-то выбивался строй,
Смотрела, снова подстригала,
Покачивая головой,
Ещё вот здесь, – мне говорила,
Когда ж виски хотела брить,
Я голову рукой прикрыла,
Чтоб сей процесс остановить.
Шикарна моя стрижка новая,
Не стричься можно целый год.
Вот лишь хожу «шароголовая»,
Но это тоже ведь пройдёт.
Он вытащил её со стула,
Отмыл, купил ей все одежды…
Не оправдав его надежды,
Она опять туда нырнула,
Ему оставив, как сюрприз,
Фонтан неароматных брызг.
Говорил: Дерьма не пью, мне по нраву классика,
С рюмкой Хеннеси люблю посидеть пол часика.
Сделал маленький глоток, а за ним большой,
Не прошло и трёх минут как бокал пустой.
Тридцать грамм – есть тридцать грамм, как ни назови,
Может Хейнекен возьмём? – вторил визави.
Что-то градусы не те, что ни говорить,
Надо Хеннеси опять видно повторить.
Сделал маленький глоток, а за ним большой,
Не прошло и трёх минут как бокал пустой.
Тридцать грамм – есть тридцать грамм, как ни назови,
Может Хейнекен возьмём? – вторил визави.
Как устроили дебош?! Что была за драка?!
Голова – пустой котёл, хоть болит, однако.
Штраф, тюрьма – не долог суд, дело то простое:
Хеннесси и Хейнекен вместе пить не стоит.
Может если однократно – не было б вреда,
«Повторенье – мать ученья» видно не всегда.
«С волками жить – по волчьи выть»,
С козлами – в землю бить рогами,
Котом блохастым – меж котами…
И, по секрету, между нами,
Всё в человеке совместить!
Вот разница, что для кого-то
Имеет главное значение:
Евреи молятся в субботу,
А христиане в воскресение,
По пятницам ислам взывает…
Так многих это раздражает.
Внесу альтернативу я:
Чтобы не кукситься, не злиться,
Всем вместе радостно молиться
Не один день, а все три дня.
«Голь на выдумки хитра»,
А не голь – тем паче.
Ждут туристов бункера,
Каждый час назначен.
Как конвейер, ресторан,
Группа вслед за группой,
Платят люди разных стран
Кругленькой валютой.
С тех же бочек пиво пьют
И в меню банальность,
Здесь берут не за уют,
За оригинальность.
Впрочем, жаловаться грех,
Кухня неплохая…
И летит под своды смех
В камне замирая.
Он дом покинул рано, на рассвете,
Спеша за семенами на газон.
А тот, кто растоптал, и не заметил,
В свои дела всецело погружён.
И хоть произошедшее печально,
Но некого и не за что судить.
Мы часто ищем – в чём сокрыта тайна,
А всё гораздо проще может быть.[8]
Он не дошёл, лежал, раскинув ноги,
Соломинка вдавилась в стебелёк,
Что он успел увидеть у дороги?
Мужчину? Силуэт? Иль тень от ног?
Трудился он так долго и натужно,
Из все присущих муравьиных сил…
Так будем жить и весело и дружно,
Пока на нас никто не наступил.
Мам, где моя крестовая отвёртка?
Здесь от неё осталась лишь обвёртка!
Вот игр в карты – результат, сынок,
Ещё спроси: где твой бубновый молоток.
Я преданной подругою была.
И ты меня, с улыбкой, предала.
В невзгоды час ты вновь ко мне взываешь
И преданной подругой называешь.
Не протестую. Объяснять?! Зачем?!
Да! Предана! Но не «кому?», а «кем?».
Что изменилось?! – Так, падеж простой:
Была – тебе, а вот теперь – тобой.
Как скучно жить, когда жена итожит,
День в день всё повторять одно и тоже,
По дому делать разную работу,
Скрывать у телевизора зевоту…
Прокуренной и пьяной биомассой,
Лежащей под забором, как под кассой,
Июньским васильком слегка синея,
Конечно же, намного веселее.
Ишь ты, с девайсами старухи,
Весь интернет, как будто мухи,
Обсели, серостью пыля,
Сидели б у домов по лавкам,
Так нет, теперь давай им лайфхак,
И кучи тестов опосля.
Что им неможется, неймётся,
Что им на кухне не живётся,
Нет, все таланты, клуб идей,
Всё тащатся вослед за нами,
И скоро уже будут сами
Учить нас грамоте сетей.
Так в сайтах плакалась школота.
И это правда, что скрывать:
Кому сидеть тишком охота,
Коль есть общенья благодать!
– Мадам, Вы, право, просто чудо,
Поведайте же мне откуда
Вы в наши прибыли края,
Откройте космоса секреты,
Наверное – с другой планеты,
Таких не родит ведь Земля!
– Ах, полно. Ваши дифирамбы
Конечно ублажают слух,
Но верить в них, с чего бы вдруг?!
Вот …надцать лет назад их нам бы.
Ох, как бы верили тогда!
А нынче уж не те года.
– Да ты гляжу я просто дура!
Иди гуляй, карикатура!
Ишь ты, не те у ней года,
Чего ж расселась здесь тогда?!
Люди смотрят как-то странно
На наполненность стакана:
Полу-полный и …-пустой.
А ответ совсем простой
И младенчески невинный:
Он налит до середины.
Прочитала в интернете:
Это любят даже дети!
Быстро, вкусно и красиво,
Не рагу, а просто диво:
Чуть обжариваем мясо,
И картофель, и морковь,
Чтоб вкуснее было яство,
Кориандр, перец, соль,
А в томат муки добавить
И водою чуть разбавить,
Лук, петрушка и чеснок,
Перца острого чуток,
Лист лавровый и укроп,
Тмин, кусочек маргарина…
Тут мой мозг воскликнул: «Стоп!
Это что за мешанина?!»
Я такое вот рагу
Не желаю и врагу!
Плюс с минусом сошлись в нуле,
Так став единым целым.
Слились все краски на Земле
И всё предстало белым.
Мир отразился от себя…
Ребёнок, пальцы теребя,
Учителю внимая,
Стоял, как тень немая.
Алел, как мак, лица овал,
Он ничего не понимал.
Вот точно так, подчас, и мы,
Другие опыт и умы.
Когда, желая вышибить слезу,
Героя автор делает убогим,
Не видящим бревна в своём глазу,
Он сам тогда рискует очень многим.
Невесту выдворил лирический герой,
Жизнь уравнял свою с психушкой и тюрьмой.
Уже понятно, где он будет завтра.
От этого в депрессии сам автор.
Героя он убил. А что же дальше?!
А дальше надо было думать раньше.
Нет времени, ведь надо сочинять,
Подыскивая строчки, рифмы, ритмы,
В чужих стихах слова и смысл менять,
Знакомые оставив алгоритмы.
Неважно, что бессмыслица и ложь…
Но мёртв герой. Другого где возьмёшь?!
И в ход идут политика и маты,
Их примут на ура в любые сайты.
В среде, определённой, популярен,
Он безусловно мастер, спору нет,
И в матах может даже гениален,
Раз носит имя гордое «поэт».
Он Ньютона законы, как видно, плохо знал
И руки со всей силой знакомым пожимал,
От их гримасы боли доволен был собой,
Пока не оказался со сломанной рукой.
Обидно, сам же начал. Что ж, хвастовство – беда…
На силу ещё сила отыщется всегда!
В лесу родилось ёлочка… Ой, что же я несу?!
Конечно же не ёлочка, и точно не в лесу.
Древнейшие создания, из глубины веков,
Росли араукарии ещё до ледников.
Как ели, пихты, сосны… они из хвойных тоже,
А если нарядить ещё, то будет так похоже.
Завёл за угол я соседку,
Что завела себе наседку.
Сосед, увидев это дело,
Тот час завёлся оголтело,
Мол завела себе порядки
Гулять, хоть в бурьянах все грядки.
Мне слушать было неохота,
Завёл я джип, с пол оборота.
Как заведённые, за садом,
Тот час залаяли все псы…
Как здорово, что нам не надо
Хотя бы заводить часы.
Всем удачи в эту ночь!
И в другие ночи!
Новый год прийти не прочь
К тем, кто очень хочет
Встретить праздник, за столом,
С милыми друзьями!
А кого пускать в свой дом
Вы решайте сами,
Разослав по адресам
Тексты-приглашения…
А Новый год придёт и сам,
И без разрешения!
Дверь запрёте, он в окно,
Или вот часами,
Просочится всё равно
Будничными днями.
Я не играю, не пою,
От шума очень устаю…
Но где же мне шумовку взять,
Чтоб пену с наших жизней снять?!
Температурит?! Знать больной….
А может грипп?! К тому ж свиной?!
Нужны, конечно, витамины:
Морковь, помело, апельсины…
Они, как маленькие солнца,
Сквозь серость туч пробьют оконца.
И, щурясь в ясный небосвод,
Болезнь, скукожившись, уйдёт
Туда, где от тоски и скуки,
Сдались и опустили руки.
В Израиле бродячих кошек кучи.
Они живут собратьев диких круче,
Хоть жизнь собачья здесь порой у них:
Едят и пьют с больших собачьих чашек.
И псы балдеют от таких замашек,
Кошачья наглость ставит их в тупик.
Они на кошек не ворчат, не лают,
Проходят, словно и не замечают,
Коты ж на них насмешливо шипят.
Красавцы, всех мастей и всех расцветок,
Они орут с заката до рассвета.
И каждый год плодят полно котят.
Небо голубое. Капельный полив.
Блещет тротуаром ценных вод залив,
Тихою речушкой, бурною рекой,
Только на газоне влаги никакой.
Льёт на остановку, лавки заливая…
Вот так экономия! Странная такая!
Памяти ветви вянут, как роза.
Часто, про что-то, в течении дня,
Я забываю из-за склероза.
Ты забываешь всё из-за меня.
Даже когда я не рядом с тобою,
Или молчу, погружаясь в явь снов,
Ты говоришь: «Ощущаю спиною
Реки твоих недосказанных слов».
То не гляжу, то не так поглядела,
Что положу, то уже не найти…
Из-за меня забываешь, что делал,
Или куда собирался пойти.
Ах, как легко мне жилось бы и пелось,
Если б со мною вот также, всерьёз.
Мне бы действительно очень хотелось
Лучше бы это был ты, не склероз.
Муж разговаривал с котом.
Кот фыркал на него потом:
Зачем со мной ты говорил,
Если совсем не покормил?!
Нехорошо так поступать,
Зазря надежду подавать.
Цветущей травой зарастают дорожки,
На веточках дуба повисли серёжки,
Герань золотые цветы распустила,
И стало понятно – весна наступила.