Когда подходит к концу длительный эпизод колонизации, наиболее распространенный метод очистки отходов на планете — контролируемая переработка. Там, где природные тектонические циклы предоставляют естественную втягивающую силу, собственные процессы конвекции могут расплавить и перемешать элементы, превращенные в орудия и другие результаты цивилизации. Материалы, которые в противном случае могли бы оказаться ядовитыми для вновь возвышающихся видов или воспрепятствовать им, таком образом устраняются из невозделанной среды, когда мир погружается в необходимую фазу сна.
Что происходит с этими переработанными материалами после того, как их втянуло в глубину, зависит от процессов, происходящих в мантии каждой планеты. Некоторые конвекционные системы превращают расплавленную субстанцию в руду с высокой степенью чистоты. Некоторые смачивают просочившейся водой, тем самым стимулируются большие разливы жидкой магмы. Еще одним результатом может стать внезапный выброс вулканической пыли; эта пыль на короткое время окутывает всю планету, и впоследствии ее можно найти в осадочных слоях.
Любой из этих результатов может привести к большим изменениям в местной биосфере, а иногда и к полному ее исчезновению. Однако возникающее в результате таких процессов плодородие обычно оказывается благотворным, компенсирует урон и способствует развитию новых предразумных видов.
Суэсси испытывает ностальгию по человеческой жизни. Время от времени он даже хочет снова стать человеком.
Он, конечно, благодарен Древним за то, что они дали ему в том странном месте, которое называется Фрактальной системой, где чуждые существа превратили его постаревшее, отказывающееся функционировать тело в нечто гораздо более прочное. Без этого дара он давно был бы мертв, как камень, и так же холоден, как гигантские трупы, окружающие его в темном склепе кораблей.
Древние суда кажутся мирными, они с достоинством отдыхают. Соблазнительно думать об отдыхе, позволить эпохам проходить мимо, ни о чем не заботясь, не вступая в борьбу.
Но Суэсси слишком занят, у него нет времени, чтобы быть мертвым.
«Ханнес. — Голос раздается непосредственно в его слуховом нерве. — Две минуты, Ханнес. Я думаю, что тогда мы будем готовы возобновить резку».
Столб ослепительного света прорезает водяную черноту, отбрасывая яркий овал на изогнутый корпус земного корабля «Стремительный». Луч прожектора пересекают искаженные силуэты — длинные извивающиеся тени рабочих, одетых в герметические костюмы. Движения их медленны и осторожны.
Это гораздо более опасное царство, чем жесткий вакуум.
У Суэсси больше нет ни гортани, ни легких, чтобы выдувать через эту гортань, если бы она у него была, воздух. Но голос у него сохранился.
— Я готов, Каркаеттт, — передает он и прислушивается к тому, как нормально пульсирует его голос. — Не нарушайте расположение. Не отклоняйтесь.
Одна из теней поворачивается к нему. В жестком герметическом скафандре дельфиний хвост умудряется изогнуться в движении языка жестов.
Доверься мне или у тебя есть другой выбор?
Суэсси рассмеялся — его титановая грудная клетка задрожала, это новый способ смеха, сменивший прежние синкопированные выдохи. Не очень удовлетворительно, но Древние не видели особой пользы в смехе.
Каркаеттт со своей командой делал последние приготовления, а Суэсси руководил ими. В отличие от других групп экипажа «Стремительного» инженерная команда с каждым годом становилась все более закаленной и уверенной. Со временем им может уже не понадобиться присмотр — этот вспомогательный костыль — со стороны расы патронов. И когда этот день наступит, Ханнес удовлетворенно умрет.
Я слишком много видел. Потерял слишком много друзей. Когда-нибудь одна из преследующих фракций ити нас все же схватит. Или мы получим возможность обратиться к одному из великих Институтов и там узнаем, что во время нашего бегства по всей вселенной Земля погибла. В любом случае я не хочу этого видеть.
Древние могут забрать себе Ифни — проклятое бессмертие.
Суэсси восхищается тем, как работает его отлично натренированная команда, осторожно, но настойчиво приводя в движение специально созданный станок для разрезания. Его слух улавливает низкие звуки — песни кининк, которые помогают мозгу китообразных сосредоточиться на мыслях, для которых он не был предназначен. Инженерные мысли — те самые, которые дельфиньи философы называют самой болезненной расплатой за возвышение.
Окружение не помогает — это гигантское кладбище давно мертвых космических кораблей, призрачная мешанина, погребенная в океанской пропасти, которую дельфины традиционно ассоциируют со своими наиболее загадочными культами и мистериями. Плотная вода словно усиливает каждый звук инструментов. Каждое движение механической руки своеобразно резонирует в плотном жидком окружении.
Возможно, англик и язык инженеров, но дельфины в моменты решений и действий предпочитают тринари. Каркаеттт произносит китовую хайку, в его голосе звучит уверенность:
В полной тьме,
Когда вращение циклоида становится ближе.
Берегись поспешности!
Режущий инструмент испускает язык пламени и касается корабля, который был их домом и убежищем и пронес их через невообразимые ужасы. Корпус «Стремительного», купленный Террагентским Советом у третьеразрядного дилера и переделанный для разведочного полета, был гордостью землян. Первый корабль с преимущественно дельфиньим экипажем и капитаном-дельфином, который должен был проверить истинность утверждений миллиарднолетней Великой Библиотеки цивилизаций Пяти Галактик.
Теперь капитан погиб вместе с четвертью экипажа. Их миссия превратилась в несчастье и для клана землян, и для Пяти Галактик. А что касается корпуса «Стремительного», некогда такого блестящего, несмотря на возраст, — теперь он покрыт мантией из такого темного материала, что по сравнению с ним воды пропасти кажутся светлыми. Эта материя поглощает протоны и придавливает корабль.
О, каким испытаниям мы тебя подвергли, дорогой.
Это всего лишь последнее испытание их бедного корабля.
Некогда необычные поля гладили этот корпус в галактическом течении, которое называется Мелким Скоплением. Здесь они наткнулись на огромный брошенный флот, таивший в себе загадку, не тронутую тысячами эпох. Иными словами, именно тогда все пошло вкось.
Свирепые лучи качнули корабль в следующем пункте Морграна, где в смертоносной засаде корабль и его экипаж едва не были захвачены.
Починив корабль на ядовитом Китрупе, они едва сумели уйти от множества боевых судов. Ушли, поместив «Стремительный» в корпус теннанинского крейсера и добравшись до следующего пункта перехода ценой гибели многих друзей.
После этого Оакка, зеленая планета, показалась идеальным убежищем. Это сектор, отведенный Институту Навигации. Кто имеет лучшую квалификацию, чтобы оценить и сохранить их данные? Как объясняла тогда Джиллиан Баскин, их долг как граждан галактики передать проблему великим институтам, этим древним почтенным учреждениям, где беспристрастные хозяева снимут груз ответственности с усталого экипажа «Стремительного». Это казалось вполне логичным — и едва не погубило их. Предательство агентов этого «нейтрального» учреждения показало, как низко пала цивилизация в распространившемся смятении. Догадка Джиллиан спасла землян — и еще смелый рейд Эмерсона Д'Аните, захватившего базу заговорщиков с тыла.
И снова «Стремительный» вышел из испытания очищенным, но изношенным.
Они немного передохнули в Фрактальной системе, в том обширном лабиринте, где им предоставили убежище древние существа. Но со временем это привело лишь к новому предательству, к новым потерям друзей и к бегству, которое увело их еще дальше от дома.
Наконец, когда дальнейшее бегство казалось уже невозможным, Джиллиан нашла в ячейке Библиотеки, которую они заполучили на Китрупе, нечто вроде выхода. Там описывался синдром «Тропы сунеров». Следуя этому намеку, Джиллиан проложила опасный курс, который мог привести к безопасности, хотя при этом приходилось пройти через лижущие языки пламени гигантской звезды, большей, чем орбита Земли, чья сажа покрыла «Стремительный» слоями настолько плотными, что корабль становился слишком тяжелым для подъема.
Но этот курс привел корабль на Джиджо.
С орбиты планета выглядела прекрасной. Плохо, что у нас был только этот беглый взгляд, прежде чем мы погрузились в пропасть и попали на кладбище кораблей.
Техники дельфины ориентировались на сонары, и под их руководством импровизированный резак начал работу над корпусом «Стремительного». Вода так яростно закипала, превращаясь в пар, что пещеру внутри металлической горы заполнило гулкое эхо. Было опасно высвобождать столько энергии в замкнутом пространстве. Некоторые газы могут, соединившись, превратиться во взрывчатую смесь. Или их убежище можно будет обнаружить из космоса. Некоторые считали, что риск слишком велик, что лучше покинуть «Стремительный» и попытаться вернуть к жизни один из окружающих их древних корпусов.
И сейчас одна команда проверяет такую возможность. Но Джиллиан и Тш'т решили все же попробовать и это и попросили руководить группой восстановителей.
Этот выбор обрадовал Ханнеса. Слишком много он вложил в «Стремительный», чтобы сейчас сдаться. «В корабле больше от меня, чем в этом теле киборга».
Отвернув сенсоры от ядовитого пламени резака, он задумчиво посмотрел на груды кораблей, окружающих импровизированную пещеру. Они словно говорили с ним — пусть даже только в воображении.
У нас тоже есть свои истории, говорили они. Каждый из нас выпускался с гордостью, полный надежды, много раз искусно восстанавливался, почитаемый теми, кого мы защищали от ледяной космической пустоты, — задолго до того, как твоя раса начала мечтать о звездах.
Суэсси улыбнулся. Когда-то все это могло произвести на него впечатление — мысль о кораблях, которым миллионы лет. Но теперь он знал нечто об этих древних корпусах.
«Вы хотите древности? — подумал он. — Я видел древность. Я видел корабли, по сравнению с которыми большинство звезд кажутся молодыми».
Резак производил огромное количество пузырей. Он вопил, направляя ионизированные залпы на черные слои всего в нескольких сантиметрах от себя. Но когда его наконец выключили, результат получился разочаровывающим.
— И это все, что мы удалили? — недоверчиво спросил Каркаеттт, глядя на небольшой участок, с которого был срезан углерод. — Да при таких темпах нам потребуются годы, чтобы снять все!
Помощник инженера Чачки, такая массивная, что скафандр на ней едва не лопался, заметила на тринари:
Загадочное скопление,
Прячущееся в тени Ифни, —
Куда уходит вся энергия?
Суэсси пожалел, что у него нет головы, чтобы покачать, или плеч, чтобы пожать ими. Вместо этого он издал в воде булькающий звук, подобно выброшенному на берег передовому киту:
Человеку нелегко делать вид, что он чужак.
Особенно если этот чужак — теннанинец.
Полотнища обманчивого света окутывали Джиллиан, окружая эрзац-плотью, придав ей кожистую шкуру и приземистую фигуру. На голове ее поддельный гребень каждый раз, как она кивала, изгибался и подергивался. Всякий стоящий более чем в двух метрах от нее увидел бы сильного самца-воина с бронированной кожей и медальонами сотен звездных кампаний, а не стройную светловолосую женщину с усталыми глазами, врача, силой обстоятельств вынужденного командовать маленьким кораблем на войне.
Сейчас маскировка было очень хороша. Иначе и не могло быть. Она уже целый год совершенствует ее.
— Гр-фмф плите, — сказала Джиллиан.
Когда она впервые начала разгадывать эти шарады, машина Нисс обычно переводила ее вопросы с англика на теннанинский. Но сейчас Джиллиан полагала, что владеет теннанинским лучше любого из людей. Наверное, даже лучше, чем Том.
Впрочем, он все равно звучит дико. Словно для развлечения пукает ребенок, едва научившийся ходить.
Временами самое трудное было не расхохотаться. Конечно, этого нельзя делать. Теннанинцы не славятся своим чувством юмора.
Она продолжила ритуальное приветствие.
— Фишмишингул парффул, мф!
В тусклом помещении очень холодно, холод исходит от углубления, в котором сидит приземистый куб цвета беж, создавая собственное слабое освещение. Джиллиан не могла не подумать о нем как о волшебной шкатулке — это приемник, сложенный во многих измерениях и содержащий больше, чем способен вместить весь корабль такого размера.
Она стояла на балконе без перил, замаскированная под внешность прежних владельцев ящика, и ждала ответа. Спиральный символ на поверхности ящика казался скользким на взгляд: эмблема словно искоса смотрела на нее, смотрела из глубины души, гораздо более древней, чем ее собственная.
— Тофторф-ф парффул. Фишфинпумпи парфффул.
Голос звучал гулко. Если бы она была настоящим теннанинцем, эти обертоны гладили бы ее гребень, вызывая уважительное внимание. Дома, земная ветвь библиотеки разговаривала как добрая бабушка, бесконечно терпеливая, опытная и мудрая.
— Я готов слушать, — прозвучал из кнопки в ее ухе перевод с теннанинского на англик. — А потом буду готов дать консультацию.
Это их постоянная торговля. Джиллиан не могла просто потребовать информацию у архива. Нужно было сначала что-то сообщить.
В обычных условиях это не представляло бы трудностей. Любая ячейка Библиотеки, установленная в большом космическом корабле, снабжена расположенными в контрольной рубке и в других помещениях камерами, которые собирают информацию для потомства. В обмен ячейка предоставляет быстрый доступ к мудрости, охватывающей два миллиарда лет цивилизации и сосредоточенной в Институте Библиотеки цивилизации Пяти Галактик, в его огромных, больше планеты размерами, архивах.
Но только не у нас, подумала Джиллиан.
«Стремительный» никак нельзя назвать «большим космическим кораблем». Его собственная ячейка Библиотеки дешевая и маломощная, единственная, какую смогла себе позволить нищая Земля. Тот куб, что перед Джиллиан, гораздо большее сокровище, найденное на Китрупе в могучем военном крейсере, принадлежавшем богатому звездному клану.
Джиллиан хотела, чтобы куб считал, будто он по-прежнему находится на звездном крейсере и служит теннанинскому адмиралу. Отсюда и маскировка.
— Твои прямые наблюдательные устройства по-прежнему отсоединены, — объяснила она на том же языке. — Однако я принес недавние записи, сделанные портативными записывающими устройствами. Пожалуйста, прими и запиши эти данные.
Она сделала знак машине Нисс, своему умному помощнику-роботу в соседнем помещении. И немедленно рядом с кубом появилась серия ярких изображений. Картин подводной впадины, которую местные жители Джиджо называют «Помойкой». Картины были тщательно отредактированы, чтобы убрать кое-что.
Мы играем в опасную игру, подумала Джиллиан, пока мерцающие голограммы показывали огромные груды древних остатков, разрушенных городов и покинутых кораблей. Идея заключалась в том, чтобы делать вид, будто теннанинский дредноут «Пламя Крондора» по тактическим причинам прячется в этом царстве мертвых машин, причем делать это нужно было так, чтобы не показывать стройный корпус «Стремительного» или дельфинов и даже не раскрывать название и расположение планеты.
Если мы доберемся домой или до нейтральной институтской базы, по закону мы должны будем сдать эту ячейку. В случае анонимной передачи будет даже безопасней, чтобы ячейка знала о нас как можно меньше.
Впрочем, Библиотека может не так уж охотно пойти на сотрудничество с какими-то землянами. Лучше пусть считает, что имеет дело со своими официальными владельцами.
С катастрофы на Оакке Джиллиан сделала это своим главным личным проектом, пускаясь на разные уловки, чтобы вытянуть информацию у своей добычи. Во многих отношениях куб Библиотеки ценнее тех реликтов, которые они вывезли из Мелкого Скопления.
На самом деле маскировка подействовала даже лучше, чем она ожидала. Некоторая добытая информация может оказаться жизненно важной для Террагентского Совета.
Конечно, если мы сможем вернуться домой.
С самого Китрупа, на котором «Стремительный» потерял лучшую часть своего экипажа, самых умных его членов, такое предположение казалось в лучшем случае сомнительным.
В одной частной области технологии люди двадцать второго столетия почти сравнялись с галактами, даже еще до контакта.
Голографические изображения.
Волшебники, мастера спецэффектов из Голливуда, Луанды и Аристарха первыми уверенно углубились в чуждое искусство. Такая мелочь, как отставание на миллиард лет, их не смущала. Через несколько десятилетий земляне могли утверждать, что овладели одной узкой сферой не хуже могущественных звездных кланов.
Умением виртуозно лгать с помощью картинок.
Тысячи лет, когда не нужно было бороться за еду, мы рассказывали друг другу сказки. Лгали. Пропагандировали. Порождали иллюзии. Снимали кино.
Не владея наукой, наши предки пользовались магией.
Умением убедительно говорить неправду.
Тем не менее Джиллиан казалось чудом, что ее маскировка под теннанинца сработала так хорошо. Ведь «разум» этого куба чудовищно велик, но это совсем другой тип разума, со своими ограничениями.
Или, может быть, ему просто все равно.
По опыту Джиллиан знала, что куб воспримет почти все вводимое, если только картинки представляют собой правдоподобные сцены, которых он никогда не видел раньше. И вот перед кубом развернулась подводная панорама. На этот раз изображение передавалось по кабелю из западного моря. Его посылала исследовательская группа Каа, работавшая вблизи места, которое туземцы называют Склоном. Под яркими лучами прожектора мелькали древние здания, затонувшие, безглазые, лишенные окон. Эта обширная площадь была даже больше той, где скрывается «Стремительный». Собрание артефактов, накопленных культурой планеты за миллион лет.
Наконец каскад изображений прекратился.
Последовала краткая пауза, Джиллиан нервно ждала. Затем ящик заметил:
— Поток событий не связан с предыдущими. Происшествия не соответствуют причинно-темпоральному порядку, соотнесенному с инерциальными движениями этого корабля. Это результат упоминавшихся выше повреждений, полученных в бою?
В ответ она, как всегда, выдала все ту же историю:
— Верно. До завершения полного ремонта наказания за несоответствия могут быть занесены в отчет о полете «Пламени Крондора». А сейчас подготовься к консультации.
На этот раз задержки не было.
— Задавай вопросы.
С помощью зажатого в левой руке передатчика Джиллиан связалась с машиной Нисс, ждавшей в соседнем помещении. Шпион тимбрими немедленно начал посылать запросы — потоком мерцающих огоньков, за которыми не могло бы уследить ни одно органическое существо. Вскоре обмен пошел в обоих направлениях — поток такой мощности, что Джиллиан пришлось отвернуться. Возможно, в этом потоке есть данные, которые будут полезны экипажу «Стремительного», увеличат его шансы на выживание.
Сердце Джиллиан забилось быстрей. В этом моменте есть собственные опасности. Если поблизости сканирует пространство какой-нибудь корабль — возможно, один из преследователей «Стремительного», — детекторы на его борту зафиксируют повышенный уровень цифровой активности в этом районе.
Но океан Джиджо создает хорошую защиту, как и окружающие горы брошенных космических кораблей. И стоит рискнуть.
Если бы только большая часть информации, передаваемой кубом, не была такой непонятной! Она явно предназначалась для космических путешественников, гораздо более опытных и знающих, чем экипаж «Стремительного».
И что еще хуже, у нас кончается то любопытное, что мы можем показать Библиотеке. Без свежих данных она может отказаться отвечать. Откажется вообще сотрудничать.
Именно по этой причине она вчера решила привести четверых туземных подростков в это туманное помещение и представить архиву. Поскольку Олвин и его друзья не знают, что они на борту земного корабля, вряд ли они смогут что-то выдать, а их воздействие на Библиотеку может оказаться полезным.
И верно, куб заинтересовался уникальным зрелищем ура и хуна, дружелюбно стоящих рядом. А одного существования живого г'кека было вполне достаточно, чтобы удовлетворить пассивное любопытство архива. Вслед за этим он охотно выдал поток требуемой информации о различных типах судов, окружающих «Стремительный» на этой подводной свалке, включая параметры, на которые рассчитаны древние буйурские приборы.
Это очень полезно. Но нам нужно больше. Гораздо больше.
Вероятно, очень скоро я буду вынуждена платить настоящими секретами.
У Джиллиан есть несколько очень неплохих тайн, если она осмелится ими воспользоваться. В ее кабинете, всего в нескольких дверях отсюда, лежит мумифицированный труп возрастом свыше миллиарда лет.
Херби.
Чтобы захватить этот реликт — и узнать координаты того места, где его нашли, — «Стремительный» после Китрупа преследует большинство фанатичных псевдорелигиозных кланов Пяти Галактик.
Размышляя о холодном кубе цвета беж, Джиллиан подумала:
«Бьюсь об заклад: если бы я позволила тебе бросить хоть один взгляд на Херби, тебя хватил бы припадок и ты выдал бы все данные, которые запас внутри».
Забавно, ничто во всей вселенной не сделало бы меня счастливей, чем если бы никогда не видели эту проклятую штуку.
Девочкой Джиллиан мечтала о межзвездных полетах, о том, что будет совершать смелые, запоминающиеся поступки. Вместе с Томом они планировали свои карьеры — и брак — с единственной целью. Встать на самый край между Землей и загадками опасного космоса.
Вспомнив эти наивные мечты и то, как экстравагантно они оказались осуществлены, Джиллиан едва не рассмеялась вслух. Но, сжав губы, умудрилась сдержать горькую иронию, не издав ни звука.
Сейчас она должна сохранять внешность достойного теннанинского адмирала.
Теннанинцы не ценят иронию. И никогда не смеются.
Вам пора уже привыкнуть к этому, Мои кольца.
То пронизывающее ощущение, которое вы испытываете, это Мои волоконца контроля, спускающиеся по нашей общей сердцевине, обходя медленные, старомодные восковые следы, пронизывая ваши многочисленные торы, привязывая их друг к другу, приводя их в новый порядок.
Начнем урок. Я научу вас быть покорными слугами чего-то большего, чем вы сами. Больше вы не груда плохо скрепленных компонентов, вечно спорящих, парализованных нерешительностью. Больше никаких бесконечных голосований в надежде сохранить единство этого хрупкого, эфемерного «я».
Именно так жили наши примитивные груды-предки, медлительно и свободно размышляли в богатых запахами болотах планеты Джофекка. Звездные кланы не обращали на нас внимания, считая неподходящим материалом для возвышения. Но великие, подобные слизнякам поа увидели потенциал наших меланхоличных предков и начали возвышать эти непривлекательные груды.
Увы, спустя миллионы лет наш медлительный, вялый характер начал раздражать поа.
И они наняли изобретательных оайлие, чтобы создать нам новые кольца. Кольца, которые будут подгонять, руководить и заставлять стремиться вперед. Генетическое мастерство оайлие так велико, что они никогда не терпели поражений.
И КАКИМ ЖЕ БЫЛ ИХ ПРЕОБРАЗУЮЩИЙ ДАР?
Новые амбициозные кольца.
Кольца власти.
ПОДОБНЫЕ МНЕ.
Это проба. Я испытываю совершенно новый способ описания.
Если это можно назвать «письмом»: я говорю вслух и наблюдаю, как в воздухе над маленькой коробочкой, которую мне дали, появляются предложения. О, это великолепно. Вчера вечером Гек с помощью своего автоматического писца заполнила комнату словами и глифами на галтри, галвосемь и на всех других известных ей языках, заставляла делать перевод с одного языка на другой и обратно, пока не оказалась со всех сторон окруженной сверкающими символами.
Хозяева дали эти машины, чтобы облегчить нам рассказ о нашей жизни и особенно о жизни Шести Рас на Склоне. В обмен быстрый голос пообещал нам награду. Позже мы сможем задать свои вопросы большому холодному ящику.
Гек с ума сошла из-за этого предложения. Свободный доступ к ячейке Великой Библиотеки Пяти Галактик! Да это все равно что сказать Кортесу, что ему дадут карту утраченных городов золота. Или легендарному хунскому герою Юк-воурфмину сообщить пароль, контролирующий фабрики роботов на Куртуне. Мой тезка, тот, в честь кого я получил прозвище, не мог испытывать большего волнения, даже когда перед ним во всем блеске раскрылись тайны Вэйнамонда и Безумного Мозга.
Однако в отличие от Гек я смотрел на такую перспективу с опаской. Подобно детективу из старинных земных рассказов, я спрашивал себя: а в чем же подвох?
Нарушат ли они обещание, как только мы расскажем все, что знаем?
Может, дадут нам лживые ответы. (Откуда нам знать?)
Или позволят кубу рассказать нам все, что мы захотим, потому что знают: это не принесет нам ничего хорошего, так как мы никогда не вернемся домой.
С другой стороны, допустим, все искренне и честно. Допустим, у нас действительно появится шанс расспросить ячейку Библиотеки, эту сокровищницу знаний, собранных миллиарднолетней цивилизацией.
О чем, во имя Джиджо, можем мы спросить?
Я только что провел в экспериментах мидур. Диктовал текст. Просматривал его и переписывал заново. Работать с автописцом гораздо удобней, чем с карандашом и комком смолы гуарру в качестве резинки! Достаточно движения руки, чтобы, словно физический объект, изменить или переместить текст. Мне даже не нужно говорить вслух, просто пожелать, чтобы появилось слово. Словно говоришь про себя, так, чтобы никто не услышал. Я знаю, что это не настоящее чтение мыслей: должно быть, машина фиксирует мышечные изменения в горле или что-то в этом роде. Я читал о таких устройствах в «Эре блекджека» и в «Лунном городе Хобо». Тем не менее это очень волнует.
Например, я попросил у маленькой машины ее словарь синонимов англика. Я всегда считал, что у меня большой словарь. Ведь я наизусть выучил городской экземпляр «Тезауруса» Роже. Но оказалось, в этой книге опущено большинство хинди и арабских родственных слов, употребляющихся в англо-евроазиатском варианте. В маленьком ящике достаточно слов, чтобы заставить меня и Гек почувствовать свое ничтожество, меня-то уж точно.
Мои приятели в соседнем помещении диктуют собственные воспоминания. Думаю, Гек надиктует что-то достаточно быстрое, яркое и беззаботное, чтобы удовлетворить наших хозяев. Ур-ронн будет педантичной и сухой, а Клешня все время будет отвлекаться и рассказывать о подводных чудовищах. Я их опережаю, потому что в моем дневнике уже рассказана большая часть нашей личной истории — как мы, четверо любителей приключений, оказались в этом месте со странно изгибающимися коридорами, глубоко под морской поверхностью.
Поэтому у меня есть время, чтобы встревожиться: почему фувнтусы хотят все о нас знать?
Возможно, это простое любопытство. С другой стороны, что, если что-нибудь из того, что мы расскажем, причинит вред нашим родичам на Склоне? Не могу представить себе, каким образом. То есть я хочу сказать, что никаких военных тайн мы не знаем — кроме того, что кузнец Уриэль послала нас на поиски подводного тайника. Но быстрый голос уже знает об этом.
Иногда, в лучшие моменты, я представляю себе, как фувнтусы позволяют нам прихватить с собой сокровища, возвращают в своем металлическом ките домой, в Вуфон, и мы воскресаем из мертвых, подобно легендарному экипажу «Хукуфтау», к удивлению Уриэль, Урдоннел и наших родителей, которые, должно быть, считают нас мертвыми.
Оптимистические фантазии чередуются с другими картинами, которые я никак не могу прогнать. Я все время вспоминаю, что произошло сразу после того, как подводная лодка-кит выхватила «Мечту Вуфона» из пасти смерти. Паукообразные существа с выпуклыми глазами входят в обломки нашей лодки, издавая бессмысленные звуки, и в смертельном ужасе отшатываются при виде Зиза, нашего безвредного треки, данного нам алхимиком Тигом.
Огненные лучи разрезают бедного Зиза на части.
Поневоле задумаешься о том, что бы это значило.
Нужно приниматься за работу.
Как начать рассказ?
Зовите меня Олвин.
Нет. Слишком подражательно. А как такое начало?
«Олвин Хф-уэйуо, проснувшись однажды утром, обнаружил, что находится в гигантской…»
Ух— хм. Слишком близко к правде.
Может, построить рассказ по образцу «Двадцати тысяч лье под водой»? Мы пленники в комфортабельной подводной тюрьме. Хотя Гек и самка, она будет настаивать, что именно она и есть герой Нед Ленд. Ур-ронн, разумеется, профессор Аронакс, так что комическим персонажем Конселем остается быть Клешне или мне.
И когда же мы наконец встретимся с Немо?
Хм— м-м. Вот недостаток такого способа письма — без усилий и с возможностью легкого исправления написанного. Он побуждает много болтать, а вот когда перед тобой добрый старый карандаш и лист бумаги, нужно сначала подумать, что ты собираешься сказать.
Минутку. Что это?
Вот опять. Слабый, но гулкий звук, на этот раз он громче. Ближе.
Мне это не нравится. Совсем не нравится.
Ифни! На этот раз дрожит пол.
Этот гул напоминает мне вулкан Гуэнн, рыгающий и кашляющий, заставляющий всех подумать, а не пришел ли Большой В…
Джики мешочная гниль! На этот раз серьезно.
Это взрывы, и они быстро приближаются!
Новый звук, словно зукир чешет голову, потому что сел на ящерицу квилл.
Что означает этот звук сирены? Я всегда гадал.
Гиштуфвау! Потускнели огни. Пол подпрыгивает.
Что, во имя Ифни, происходит?!
Вид с вершины дюны не внушал оптимизма.
Разведывательный корабль даников по крайней мере в пяти или шести лигах от берега в море — крошечная точка, едва различимая там, где вода меняет цвет от светлого зеленовато синего на почти черный. Летающая машина движется взад и вперед, как будто ищет что-то потерянное. Лишь изредка, когда ветер меняет направление, они улавливают слабый гул его двигателей. Но примерно каждые сорок дуров Двер видит, как из брюха блестящей лодки выпадает какая-то точка и падает в море, сверкая в лучах утреннего солнца. После этого проходит еще десять дуров — и поверхность океана вздымается холмом, увенчанным пеной, как будто внизу бьется в спазмах какое-то чудовище.
— Что делает Кунн? — спросил Двер. Он повернулся к Рети, которая, заслонив глаза, наблюдала за далеким флаером. — Ты понимаешь?
Девушка начала пожимать плечами, но в это время йии, крошечный самец ур, высунул голову и нацелил все три глаза на юг. Робот нетерпеливо покачнулся, подскакивая и опускаясь, как будто пытался своим корпусом посигналить далекому флаеру.
— Не знаю, Двер, — ответила Рети. — Наверно, это имеет какое-то отношение к птице.
— К птице, — повторил он.
— Ты знаешь. К моей металлической птице. Той, что мы спасли от мульк-паука.
— К этой птице? — Двер кивнул. — Мы должны были показать ее мудрецам. Но как она попала в руки чужаков?
Рети прервала его.
— Даники хотели знать, откуда она прилетела. Поэтому Кунн попросил меня провести его в холмы, чтобы найти Джесса, потому что это он видел, как птица прилетела на берег. Я не думала, что он оставит меня в деревне. — Она прикусила губу. — Джесс должен был отвести Кунна сюда. Кунн что-то говорил о «вспугнутой добыче». Наверно, хотел раздобыть больше птиц.
— Или найти тех, кто сделал эту птицу и послал ее на берег.
— Или это. — Она кивнула, явно чувствуя себя неуверенно. Двер решил не уточнять подробности ее договора с звездными людьми.
По мере того как они продвигались на юг, количество болотистых ручьев увеличивалось, и Дверу пришлось еще несколько раз «переносить» на себе робота, прежде чем перед сумерками он сказал, что нужно остановиться. Боевая машина попыталась заставить его продолжить движение. Но божественное оружие пострадало в засаде у лагеря сунеров, и Двер бестрепетно смотрел на щелкающие клешни робота. Ему помогала странная отчужденность: он словно стал старше, побывав в силовом поле машины и выдержав это испытание. Может, это и иллюзия, но она придала ему сил.
Неохотно, почти как живое существо, робот сдался. Двер развел небольшой костер и разделил с Рети остатки вяленого ослиного мяса. После недолгого колебания Рети внесла свою долю — два маленьких ромба, укутанных в скользкий материал. Она показала Дверу, как их разворачивать, и смеялась, глядя на его лицо, когда он ощутил во рту странный вкус. Он тоже рассмеялся, едва не подавившись даникским лакомством. Роскошная сладость пополнила его Список Того, Чему Я Рад, Что Испытал Это До Смерти.
Потом, лежа рядом с Рети на накрытых остывающих углях, Двер видел во сне фантастические картины, гораздо более яркие, чем обычно. Возможно, сказывалось воздействие силового поля, которое он испытал, «перенося» робота. Вместо давящей тяжести он испытывал легкость, словно его тело свободно плывет. Под закрытыми веками мелькали невообразимые панорамы: предметы, выступающие на темном фоне, или газообразные фигуры, испускающие собственное свечение. Однажды он ощутил странное узнавание, безвременное впечатление любящей знакомости.
Яйцо, подсказало спящее подсознание. Но священный камень выглядел странно — не просто как огромный булыжник, сидящий на горном склоне, а как гигантское темное солнце, чья чернота затмевает блеск обычных звезд.
Путешествие возобновилось еще до рассвета, и до моря пришлось пересечь еще две водные преграды. Затем робот подобрал их и полетел вдоль берега на восток, пока не достиг этого поля дюн — высокой точки, с которой можно осмотреть необычно синие воды Трещины.
Во всяком случае, Двер принял это за Трещину — глубокую расселину, рассекающую континент. Хотел бы я иметь свой телескоп, подумал он. С его помощью можно было бы понять, чего добивается пилот корабля-разведчика.
Вспугнутая добыча, сказала Рети.
Если такова цель звездного воина даника, Кунну стоит овладеть некоторыми приемами охоты. Двер вспомнил урок, преподанный ему много лет назад Фаллоном.
Каким бы мощным ни было твое оружие, какой бы ни была добыча, которую ты преследуешь, никогда нельзя объединять в одном лице загонщика и стрелка. И если ты только один, не гони добычу.
Одинокий охотник должен быть терпелив и молча изучать привычки добычи.
У такого подхода есть один недостаток. Он требует эмпатии. И чем лучше ты умеешь чувствовать добычу, тем больше шанс, что ты вообще перестанешь называть ее добычей.
— Что ж, одно ясно, — заметила Рети, наблюдая за тем, как дико подскакивает робот в самой высокой точке дюны, как маленький мальчик, который машет родителям, ушедшим далеко и не слышащим его. — Ты, должно быть, серьезно повредил его коммуникатор. Он не работает даже на таком коротком расстоянии, на линии прямой видимости.
Двер был поражен. Рети немало узнала с того времени, как ее приняли чужаки.
— Думаешь, пилот сможет нас увидеть, когда полетит назад в деревню, чтобы прихватить тебя? — спросил он.
— Может быть, если он вообще намерен это сделать. Найдя то, что ищет, он может вообще забыть обо мне. И просто полетит с докладом на запад, к станции ротенов.
Двер знал, что Рети уже отчасти утратила расположение звездных людей. В голосе ее звучала горечь, потому что на борту далекой летящей точки Джесс, так мучивший ее, когда она росла в варварском племени. Она собиралась отомстить этому злодею. А теперь Джесс стоит рядом с пилотом и пользуется его расположением, а она, Рети, застряла здесь.
Ясно было, что ее тревожит. Неужели враг всей ее жизни получит награду, за которую она так боролась? Ее билет к звездам?
— Хмм. Что ж, тогда нужно позаботиться, чтобы он не пропустил нас, когда будет возвращаться.
Самому Дверу не очень хотелось встречаться со звездным пилотом, который так безжалостно сжег сверху бедных сунеров уров. И он не питал иллюзий насчет гостеприимного приема со стороны Кунна. Но для Рети разведочная лодка означает жизнь и надежду. И, может быть, вызвав интерес Кунна, он помешает тому быстро вернуться в Серые Холмы. В короткой схватке с роботом Дэйнел Озава был убит, но Двер может выиграть время для Лены Стронг и предводительницы уров, чтобы они успели договориться с племенем Рети и уйти в какое-нибудь убежище, где звездные боги никогда их не найдут. Отвлекающий маневр может быть последней полезной услугой Двера.
— Давай разожжем костер, — предложила девушка, указывая на берег, усеянный кусками дерева, выброшенными недавней бурей.
— Я собирался это предложить, — ответил Двер.
Она засмеялась.
— Ну конечно!
Вначале древний туннель казался страшным и мрачным. Сара воображала, как оживает пыльный буйурский экипаж, разгневанный призрак устремляется к фургону с запряженными лошадьми, собираясь наказать глупцов, которые посмели вторгнуться в его угрюмое царство. Какое-то время ей было очень страшно, дышала она быстро и часто, сердце колотилось.
Но у страха есть враг, еще более мощный, чем храбрость или уверенность.
Этот враг — скука.
Саре надоело долгие мидуры сидеть на жесткой скамье. Вздохнув, она выпрыгнула из фургона и пошла рядом — вначале просто чтобы размяться, но потом стала делать быстрым равномерным шагом долгие переходы.
Немного погодя ей даже начало это нравиться.
Думаю, я начинаю приспосабливаться к новым временам. В будущем мире может не найтись места для интеллектуалов.
Эмерсон, улыбаясь, присоединился к ней и пошел длинными шагами. Туннель постепенно терял свою власть и над остальными. Погонщики, Кефа и Нули из загадочного племени иллий, на глазах успокаивались и с каждой лигой приближения к дому становились все менее напряженными.
Но где их дом?
Сара представила себе карту Склона и провела широкую дугу примерно на юг от Гентта. Это никак не помогло ей догадаться, где мог все эти годы скрываться клан всадниц.
Как насчет какой-нибудь гигантской пещеры в магме под вулканом?
Какая прекрасная мысль! Волшебное убежище, травянистые поля, недоступные гневному взгляду с неба. Подземный мир, словно в приключенческом романе эры до контакта, в котором изображались вечные пещеры, мистические источники освещения и нелепые чудовища.
Конечно, по законам природы такое место не может существовать.
Но может, буйуры — или даже предшествующие разумные обитатели Джиджо — с помощью тех же сил, что вырыли этот туннель, создали тайное убежище? Место, где можно сохранить сокровища, когда поверхность очищается от созданных разумными существами предметов?
Сара усмехнулась такой мысли. Но не совсем ее отбросила.
Немного погодя она обратилась к Курту.
— Ну, с меня хватит. Объясни, почему так важно, чтобы Эмерсон и я сопровождали тебя в этом пути.
Но взрывник только покачал головой, отказываясь говорить в присутствии Дединджера.
А что собирается делать еретик? — подумала Сара. Разорвать узы и бежать назад, чтобы рассказать миру?
Казалось, пустынный пророк пленен надежно. Но все же тревожно было видеть уверенное выражение на лице Дединджера — как будто нынешние обстоятельства лишь подтверждают его правоту.
В такие времена появляется множество еретиков — они, словно осы тайны, собираются, чтобы посплетничать. Не удивлюсь, если начнется расцвет фанатиков.
Священные Свитки указывают нелегальным колонистам Джиджо две возможности искупить прирожденный грех — сохраняя планету и следуя Тропой Избавления. Со дней Дрейка и Ур-Чоун мудрецы учат, что оба эти пути совместимы с торговлей и удобствами повседневной жизни. Но некоторые пуристы с ними не соглашались, настаивая, что Шесть Рас должны сделать выбор.
Мы не должны здесь находиться, провозглашала фракция Ларка. Мы, сунеры, должны использовать контроль за рождаемостью, чтобы выполнить галактический закон и оставить эту невозделанную планету в мире. Только тогда наш грех будет искуплен.
Другие полагали, что на первом месте стоит Тропа Избавления.
Каждый клан должен последовать примеру глейверов, учил культ Дединджера и Урунтая. Спасение и обновление придут к тем, кто устранит умственные препятствия и заново постигнет свою истинную природу.
И первое препятствие, которое следует устранить, якорь, что тянет вниз наши души, — это знания.
Обе группы называют нынешних высоких мудрецов еретиками, потворствующими массам своими жалкими усовершенствованиями. Когда появились страшные космические корабли, у фанатиков обнаружилось множество новых сторонников. Они проповедовали свои простые истины и сильнодействующие средства в тяжелые времена.
Сара знала, что ее собственная ересь не привлечет последователей. Она казалась неподходящей для Джиджо — планеты фанатиков, которая так или иначе погрузится в забвение. И все же…
Все зависит от точки зрения.
Так учат мудрецы треки.
Мы/я/вы часто обманываемся очевидным.
Из леса высокого качающегося бу появился курьер ур.
Может, это и есть мой ответ?
Всего несколько мидуров назад Ларк отправил солдата милиции с сообщением к Лестеру Кембелу в тайное убежище высоких мудрецов.
Но нет. Курьер с растрепанной гривой прискакал издалека, с Поляны Праздников. В спешке самка не стала даже ждать, пока ей предложат в знак гостеприимства чашу теплой крови симлы. На глазах у изумленных людей она опустила морду в ведро с неразведенной водой и начала пить, морщась от горечи.
В промежутках между глотками она сообщала ужасные новости.
Как мы уже слышали, второй космический корабль был титаном, он опустился, как гора, перегородив реку, так что вскоре вокруг захваченного корабля ротенов образовалось болото, вдвойне пленив товарищей Линг. Пораженные свидетели утверждают, что видели в освещенном изнутри люке корабля знакомые очертания. Заостренные кверху конусы. Роскошно сверкающие груды колец.
Лишь немногие сведущие в древних легендах наблюдатели знали, что это недобрый знак, но у них не было времени предупредить, прежде чем ночь разрезали ужасные лучи и скосили все в пределах дюжины полетов стрелы.
На рассвете самые смелые зрители выглянули из-за ближайших высот и увидели обожженную землю, усеянную маслянистыми следами и кровавыми останками тел. Пораженные наблюдатели предположили, что включен защитный периметр, хотя для всемогущих звездных богов такая предосторожность казалась чрезмерной.
— Какие потери? — спросила Джени Шен, сержант из приданного Ларку отряда милиции, низкорослая мускулистая женщина и друг его брата Двера. Они все видели на удалении мерцающие огни и слышали похожий на гром звук, но не представляли себе тех ужасов, о которых рассказала посыльная.
Самка ур говорила о сотнях погибших — и среди них высокий мудрец Общины. Возле группы любопытных зрителей и смущенных поклонников чужаков стоял Аскс, собираясь вести переговоры. После того как пыль опала, а огонь погас, треки нигде не было видно.
Врач г'кек, лечивший Утена, выразил общее горе, закатив все четыре глаза на стебельках и колотя по земле толчковыми ногами. Это персонифицировало ужас. Аскс был очень популярным мудрецом, готовым размышлять над любой проблемой, представленной Шестью Расами, начиная от брачных советов и кончая разделом имущества рассеченного улья квуэнов. Аскс мог «размышлять» днями, неделями или годами, прежде чем дать ответ — или несколько ответов, предлагая целый спектр возможностей.
Прежде чем курьер отправился дальше, Ларк, пользуясь своим статусом мудреца, просмотрел содержимое сумки. Там были рисунки. Ларк показал Линг изображение массивного овального космического корабля, намного превосходящего по размерам тот, что принес ее на эту планету. Лицо ее затуманилось. Могучий корабль был незнакомым и пугающим.
Собственный посыльный Ларка — двуногий, человек — на рассвете исчез за рядами бу; он нес просьбу к Лестеру Кембелу прислать личную ячейку Библиотеки, принадлежавшую Линг, чтобы она могла прочесть стержни памяти, которые они с Утеном отыскали в развалинах станции.
Ее предложение, высказанное накануне вечером, сводилось к поиску информации о болезнях, особенно той, что поразила поселки квуэнов.
— Если Ро-кенн на самом деле готовил средство геноцида, по нашим законам он преступник.
— Даже повелитель ротен? — скептически спросил Ларк.
— Да, даже он. С моей стороны не будет неверностью попытаться доказать, что он этого не делал. Однако, — добавила она, — не жди, что я буду помогать вам в войне против моих товарищей по экипажу и наших патронов. Да вы и не можете ничего сделать — теперь, когда они настороже. Вы один раз захватили нас врасплох подкопом и порохом, уничтожили маленькую исследовательскую базу. Но вы поймете, что причинить вред космическому кораблю — задача, непосильная даже для ваших лучше всего снабженных фанатиков.
Этот разговор происходил до того, как они узнали о втором корабле. До того, как пришло сообщение о том, что могучий ротенский корабль превратился в захваченную игрушку рядом с подлинным колоссом из космоса.
В ожидании ответа Кембела Ларк разослал своих солдат прочесывать берега озера, собирая золотые консервирующие бусины. Галактическая технология уже много миллионов лет стандартизована. Так что среди этого сорочьего собрания предметов может найтись и работающее устройство для чтения. Во всяком случае попробовать стоило.
Разбирая груду янтарных коконов, они с Линг возобновили прерванную игру вопросов и уклонений. Обстоятельства изменились: Ларк больше не чувствовал себя в ее присутствии глупым, но все равно это был все тот же старый танец.
Начала Линг. Она расспрашивала о Великой Печати — событии, которое преобразило непрерывно ссорящееся собрание рас сунеров даже больше, чем появление Святого Яйца. Ларк отвечал правдиво, но ни разу не упомянул об архиве Библоса. Вместо этого он описал гильдии печатников, фотокопировальщиков и особенно изготовителей бумаги, с их гулкими молотами, превращающими дерево в пульпу, и сушильными экранами, переворачивающими тонкие страницы под бдительным взглядом его отца, знаменитого Нело.
— Постоянный, со случайным доступом, аналог ячеек памяти, совершенно неуловимый из космоса. Никакого электрического или цифрового сознания, которое можно было бы зафиксировать с орбиты. — Линг удивилась. — Даже видя книги, мы решили, что это рукописные копии, единичные экземпляры, не способные ускорить культурный процесс. Только подумать: технология волчат оказалась такой эффективной в особых обстоятельствах.
Вопреки этому признанию, Ларк сомневался в истинном отношении женщины даника. Казалось, она слишком легко отвергает достижения своих собственных человеческих предков — если это достижение нельзя объяснить вмешательством ротенов.
Настала очередь Ларка задавать вопрос, и он решил свернуть на другую тропу.
— Ты казалась так же удивлена, как все остальные, когда маскирующее существо сползло с лица Ро-пол.
Он имел в виду события непосредственно перед Битвой на Поляне, когда с ротена спала его харизматическая маска-симбионт. Глаза Ро-пол, раньше казавшиеся теплыми и выразительными, стали выпуклыми и безжизненными, и смотрели они с резко скошенного, почти хищного лица, явно не гуманоидного.
Линг никогда не видела повелителя таким раскрытым. На вопрос Ларка она отвечала осторожно.
— Я не принадлежу к Внутреннему Кругу.
— А что это?
Линг глубоко вдохнула.
— Ранн и Кунн имеют доступ к знаниям о ротенах, которые неизвестны большинству даников. Ранн даже был в одном из тайных городов ротенов. Большинство из нас никогда не были так благословенны. Когда мы не участвуем в полетах, то живем с семьями в одном из укромных каньонов аванпоста Пория, там с нами всего сто или около этого патронов. И даже на Пории две расы в обычной жизни не смешиваются.
— Но все же не знать таких фундаментальных сведений о тех, кто утверждает, что…
— О, до меня доходили слухи. Иногда у ротенов лицо приобретает странное выражение, как будто часть его, ну, надета неверно. Может, мы и сами участвуем в этом обмане, где-то в глубине души решив ничего не замечать. Но дело не в этом.
— А в чем же?
— Ты намекаешь, что меня должно привести в ужас открытие, что ротены носят симбионтов, чтобы выглядеть гуманоидными. Казаться в наших глазах прекраснее. Но почему бы ротенам не воспользоваться искусственным средством, если оно помогает им быть лучшими проводниками, которые ведут нашу расу к совершенству?
Ларк ответил:
— А как насчет такой незначительной штуки, как честность?
— А вы все говорите своим шимпанзе или зукирам? Разве иногда родители не лгут детям ради их же блага? А как же любовники, которые стремятся быть лучше в глазах друг друга? Они тоже нечестны?
Подумай, Ларк. Каковы шансы того, что иная раса будет казаться глазу человека такой же великолепной и прекрасной, какими кажутся наши патроны? О, часть этой привлекательности, несомненно, восходит к ранним этапам возвышения, на Старой Земле, когда они возвысили наших обезьяньих предков почти до полного разума, еще до начала Великого Испытания. Возможно, это закреплено на генетическом уровне, как выбраковывают собак, чтобы они трепетали при прикосновении человека.
Но мы все еще незавершенные существа. Все еще излишне и примитивно эмоциональны. Позволь спросить тебя, Ларк. Если бы твоей задачей было возвышение вздорных, капризных, неуживчивых существ и ты бы обнаружил, что косметический симбионт облегчает твою роль учителя, ты бы им не воспользовался?
И прежде чем Ларк успел энергично сказать «нет», она торопливо продолжала:
— Разве члены ваших Шести Рас не используют с той же целью реуки? Этих симбионтов, которые пленкой покрывают вам глаза и берут немного крови в обмен на передачу эмоций? Разве реуки не являются жизненно важной частью взаимоотношений в вашей Общине?
— Хр-рм. — Ларк издал звук, который издают горловым мешком хуны. — Реук не помогает лгать. И сам не является ложью.
Линг кивнула:
— Но перед вами никогда не было такой трудной задачи, как перед ротенами — возвысить существа, такие умные и в то же время такие неуживчивые, как люди. Раса, потенциал которой к будущему делает нас капризными и опасными, склонными к ложным поворотам и смертельным ошибкам.
Ларк подавил порыв возразить. Она может только зайти еще дальше, загнать себя в угол и отказаться выйти из него. Сейчас она по крайней мере согласилась, что один из ротенов может быть способен на дурные поступки, что действия Ро-кенна могут быть преступными.
Кто знает? Возможно, в этом все и дело. Замысел преступного индивида. Может быть, раса в целом так прекрасна и удивительна, как она говорит. Ведь как хорошо было бы, если бы у человечества были такие замечательные патроны и за следующим тысячелетием нас ждало бы величие.
Линг кажется искренней, когда говорит, что капитан корабля ротенов разберется и выяснит истину.
— Очень важно убедить ваших мудрецов освободить заложников и передать тело Ро-пол вместе с «фотографиями», которые снял ваш портретист. С ротенами шантаж не пройдет — вы должны это понять. Не в их характере поддаваться угрозам. Но в перспективе «улики», которые вы собрали, могут причинить им вред.
Это было до того, как пришла поразительная новость — что корабль ротенов пленен, заключен в темницу из света.
Ларк разглядывал одно из золотых яиц мульк-паука, а Линг продолжала говорить о трудной, но славной судьбе, которую патроны уготовили импульсивному и умному человечеству.
— Знаешь, — заметил Ларк, — в логике всей этой ситуации есть что-то искаженное.
— О чем это ты?
Ларк пожевал губу, как ур в нерешительности. Потом решил: пора все открыть.
— Я хочу сказать: давай на время оставим этот дополнительный элемент в виде нового корабля. У ротенов могут быть счеты, о которых вы не знаете. Или это прилетела другая группа генных грабителей, чтобы поживиться в биосфере Джиджо. Насколько нам известно, чиновники Галактического Института Миграции могли принести на Джиджо Судный День, предсказанный в Свитках.
Но сейчас давай займемся Битвой на Поляне — той самой, которая сделала тебя моей пленницей. Она началась, когда Блур сфотографировал мертвого ротена без маски. Ро-кенн вышел из себя и приказал роботам перебить всех, кто это видел.
Но разве ты не заверяла меня, что нет необходимости уничтожать туземных свидетелей посещения вашей команды? Что ваши хозяева справятся, даже если устные или письменные улики сохранятся сотни и тысячи лет и в них будет описано посещение генных грабителей — людей и ротенов?
— Да, заверяла.
— Но ты признаешь, что генный грабеж противоречит галактическому закону! Я знаю, ты считаешь, что ротены выше подобных соображений. Но они все же не хотят, чтобы их поймали на месте преступления.
Предположим, какие-нибудь достоверные свидетельства, даже фотографии, в конце концов дойдут до инспекторов Института Миграции, когда они в следующий раз посетят Джиджо. Свидетельства о тебе, и Ранне, и Кунне. О генных грабителях людях. Даже я знаю, что принцип «наказания всей расы» господствует в Пяти Галактиках. Ро-кенн объяснял, как ротены собираются предотвратить санкции против Земли?
Лицо Линг стало мрачно.
— Ты утверждаешь, что он использовал нас, как глупцов. Позволил мне распространить среди туземцев лживые уверения, а сам планировал похитить гены и уничтожить всех свидетелей.
Очевидно, ей нелегко было говорить это.
Линг казалась удивленной, когда Ларк отрицательно покачал головой.
— Так я думал вначале, когда заболели квуэны. Но теперь я представляю себе нечто еще худшее.
Это привлекло ее внимание.
— Но что может быть хуже массового убийства? Если обвинение будет доказано, Ро-кенна выведут из его дома в цепях! Он будет наказан так, как ни одного ротена не наказывали веками.
Ларк пожал плечами..
— Может быть. Но остановись и подумай.
Прежде всего Ро-кенн рассчитывает не только на эпидемию, которая одна должна выполнить работу.
О, у него, вероятно, целая библиотека микробов — болезнетворных агентов, которые использовались в галактических войнах. Несомненно, звездные квуэны давно разработали противоядие от тех бактерий, которые поразили лимфатические сосуды Утена. Я уверен, зараза Ро-кенна убьет еще очень многих из нас.
Линг начала возражать, но Ларк продолжал:
— Тем не менее я кое-что знаю о том, как действуют эпидемии в естественных экосистемах. Даже набор болезней не в состоянии полностью уничтожить все Шесть Рас. Редкие случаи природного иммунитета поставят в тупик даже самых совершенных возбудителей болезни. Далее, чем реже население, тем труднее добраться до выживших.
Нет, Ро-кенну нужно было нечто большее. Гибель Общины в тотальной войне! Войне, которую можно раздувать, доводить до крайних пределов. Войне такой жестокой, что каждая раса будет преследовать противников в самых далеких уголках Джиджо, с готовностью распространять новых паразитов, лишь бы покончить с врагами.
Он видел, что Линг пытается найти пробел в логике его рассуждений. Но она присутствовала, когда проигрывались псизаписи Ро-кенна — болезненные сны, которые должны были вызвать смертельную вражду между шестью расами. Присутствующие не были обмануты, потому что оказались предупреждены, но что, если бы передачи шли, как было запланировано, усиленные, превратившиеся под воздействием Святого Яйца во всепоглощающую волну?
— Я расскажу об этом дома, — слабым голосом поклялась она. — Он будет наказан.
— Это обнадеживает, — продолжал Ларк. — Но я не кончил. Понимаешь, даже совместное действие эпидемий и войны не гарантировало Ро-кенну полное уничтожение Шести Рас и ликвидацию даже ничтожной вероятности того, что улики могут передаваться из поколения в поколение — возможно, их спрячут в какой-нибудь пещере, — и в конечном счете дойти до следователей Институтов. С другой стороны, он мог решать, какая раса или секта окажется последней, а какая погибнет первой. В особенности есть одна, которой он очень хорошо умеет манипулировать. Это Homo sapiens.
Как я это понимаю, план Ро-кенна состоял из нескольких частей. Во-первых, ему нужно было добиться, чтобы землян ненавидели. Во-вторых, он должен был ослабить остальные пять рас, распространив болезни, в которых можно будет обвинить людей. Но главной задачей было обеспечить полное уничтожение на Джиджо людей. Ему было все равно, если кто-нибудь из уцелевших представителей остальных рас начнет рассказывать.
Линг удивилась.
— А зачем ему это? Ты сам сказал, что свидетельства могут дойти.
— Да, но когда земляне на Джиджо превратятся в историю, рассказывать будут только, что некогда корабль, полный людей, прилетел на Джиджо, крал гены и пытался всех перебить. Никто не подумает подчеркивать, какие именно люди это делали. В будущем, возможно, всего через несколько столетий, когда последует анонимный донос, прилетят галактические судьи и услышат, что люди с Земли делали эти ужасные вещи. Земля будет жестоко наказана, а ротены окажутся ни при чем.
Линг долго молчала, обдумывая его слова. Наконец с широкой улыбкой подняла голову.
— Ты заставил меня на какое-то время встревожиться, но я нашла ошибку в твоих рассуждениях!
Ларк наклонил голову.
— Расскажи.
— Твой дьявольский сценарий имеет смысл, но в нем есть два промаха.
Во— первых, ротены — патроны всего человечества. Земля и ее колонии, сейчас управляемые глупцами дарвинистами из Террагентского Совета, тем не менее представляют главный генетический бассейн нашего вида. Ротены никогда не допустили бы вреда нашей планете. Даже в современных галактических кризисах они действуют за кулисами, чтобы обеспечить безопасность Земли от осаждающих ее врагов.
Вот оно опять — упоминание об ужасных событиях, происходящих в мегапарсеках отсюда. Ларку хотелось развивать именно эту нить, но Линг продолжала излагать свои аргументы.
— Во-вторых, допустим, Ро-кенн хотел возложить всю вину на людей. Тогда зачем он и Ро-пол вышли из станции и показались всем? Расхаживая повсюду, позволяя художникам зарисовать себя, а писцам — записать каждое их слово, разве они не подвергали всех ротенов той же опасности, которая могла угрожать Земле?
Линг, казалось, готова была признать, что ее непосредственный руководитель оказался преступником или безумцем, но с помощью логики защищала расу патронов. Ларку очень не хотелось развеивать ее веру. У него тоже есть свои ереси.
— Прости, Линг, но мой сценарий сохраняется.
Твои четыре пункта верны только в том случае, если ротены действительно наши патроны. Я знаю: это твоя главная посылка, ты выросла с верой в нее, но вера не доказательство. Ты признаешь, что твой народ, даники, малочислен, живет на изолированном аванпосте и видит очень немногих ротенов. Отбросив мистические сказки о древних пришельцах и египетских пирамидах, все, что есть в твоем распоряжении, это их утверждения относительно предполагаемых взаимоотношений с нашей расой. Но это может быть ложью.
Что касается твоего второго пункта, то вспомни, как разворачивались события. Ро-кенн определенно знал, что его рисуют, когда появился в тот вечер, действуя своей харизмой на толпу и сея семена разногласий. Прожив так долго вместе, все шесть рас подвержены воздействию друг друга в своих стандартах красоты, и ротены были поистине прекрасны!
Возможно, Ро-кенн даже знал, что мы можем создавать долговременные изображения. Позже, увидев фотографии Блура, он даже глазом не моргнул. О, он сделал вид, что торгуется с мудрецами, но мы с тобой видели, что он не боится «доказательств», с помощью которых его пытались шантажировать. Он только выигрывал время до возвращения корабля. И у него могло получиться — если бы Блур не обнаружил и не сфотографировал труп Ро-пол — без маскировки, обнаженный. Именно это привело Ро-кенна в истерику и заставило отдать приказ о массовом убийстве!
— Знаю. — Линг покачала головой. — Это было безумие. Но ты должен понять. Беспокойство, причиняемое мертвым, — это очень серьезно. Должно быть, это вывело его из себя.
— Вывело из себя, клянусь своим левым копытом! Он точно знал, что делает. Подумай, Линг. Допустим, когда-нибудь наблюдатели из Институтов увидят фотографии людей и группу человекоподобных существ, о которых никто никогда не слышал, совершающих преступление на Джиджо. Могут ли эти грубые изображения вызвать подозрения относительно ротенов?
— О чем ты говоришь? Все даники вырастают, видя ротенов такими, какими они кажутся со своими симбионтами. Очевидно, будут люди, которые знают…
Голос ее смолк. Она не мигая смотрела на Ларка.
— Неужели ты серьезно…
— А почему бы и нет? После длительного знакомства с вами, я уверен, они знают нужные средства. Когда люди больше не будут нужны как прикрытие для их планов, ваши «патроны» просто используют широкий спектр искусственных вирусов, чтобы уничтожить всех даников, точно так же как они планировали погубить людей на Джиджо.
Кстати, испытав его на обоих группах людей, они смогут продать это оружие врагам Земли. И после того как наша раса исчезнет, кто будет доказывать ее невиновность? Кто станет искать других подозреваемых в целой серии преступлений, которые были совершены по всем Пяти Галактикам группой двуногих, похожих на…
— Хватит! — закричала Линг, неожиданно вскакивая и просыпая с колен золотые коконы. Она попятилась, тяжело дыша.
Ларк безжалостно последовал за ней.
— С тех пор как мы покинули Поляну, я немного поразмышлял. И все это имеет смысл. Даже то, что ротены не позволяли вам использовать невральные имплантанты.
— Я тебе уже говорила. Это запрещено, потому что имплантанты могут свести нас с ума!
— Правда? Тогда почему они есть у самих ротенов? Потому что они зашли дальше в своей эволюции? — Ларк фыркнул. — Я слышал, что в наши дни люди успешно ими пользуются.
— Откуда ты знаешь, что делают люди в других местах.
Ларк торопливо прервал ее:
— Правда заключается в том, что ротены не хотят рисковать: однажды кто-то из вас, даников, мог бы установить прямой контакт, минуя синтезированные консоли ваших компьютеров, непосредственно подсоединиться к Великой Библиотеке и понять, что вы использовались как пешки.
Линг попятилась еще дальше.
— Пожалуйста, Ларк. Я не хочу больше это слушать.
Он почувствовал желание остановиться, пожалеть ее, но подавил его. В конце концов это должно выйти наружу.
— Признаю, это хитроумное мошенничество: использовать людей как подложных преступников, виновных в генных грабежах и других преступлениях. Даже двести лет назад, когда вылетела «Обитель», наша раса пользовалась дурной репутацией как один из низших кланов Пяти Галактик. Так называемые волчата, за которыми не стоит никакой древний могучий клан. Если кто-то будет пойман, мы прекрасно подходим на роль простофиль. План ротенов очень хитер. Но вопрос в том, позволят ли люди, чтобы их так использовали?
История дает ответ на этот вопрос, Линг. Согласно нашим текстам, во времена контакта люди испытали сильный шок в виде комплекса неполноценности, когда наши примитивные космические каноэ столкнулись с величественными цивилизациями звездных богов. Твои и мои предки избрали разные пути обращения с этим комплексом, но каждый цеплялся за соломинку, искал любой предлог для надежды.
Колонисты с «Обители» мечтали убежать от бюрократов и могучих галактических кланов, найти место, где могли бы свободно растить детей и осуществить древнюю романтическую мечту о колонизации на фронтире. Напротив, ваши предки даники поторопились поверить в искусную ложь, которую рассказали им красноречивые ораторы. Льстивый рассказ, который пролил бальзам на их ущемленную гордость, обещая великую судьбу для немногих избранных людей и их потомков, если только они будут точно выполнять то, что им приказывают. Даже если это означало растить детей, которые станут подставными лицами и искусными ворами на службе у галактических гангстеров.
Линг дрожала, она протянула руку ладонью вперед, словно пыталась физически сдержать поток слов.
— Я просила тебя остановиться, — повторила она. Казалось, она с трудом дышит. Лицо ее исказилось от боли.
Теперь Ларк замолчал. Он зашел слишком далеко, даже во имя правды. Пытаясь сохранить остатки достоинства, Линг повернулась и пошла к берегу ядовитого озера, которое лежало за каменными развалинами буйуров.
«Кому понравится, когда его взгляд на мир переворачивают наизнанку? — думал Ларк, глядя, как Линг бросает камни в едкие воды. — Большинство из нас отвергнет все доказательства в космосе, прежде чем согласится, что неверными могут быть наши собственные представления».
Но ученый в ней не позволит ей так легко отбросить очевидное. Ей придется посмотреть в лицо фактам, даже если они ей не нравятся.
К правде трудно привыкнуть, и это сомнительное благо. Оно не оставляет убежища, когда приходит новая правда и причиняет боль.
Ларк знал, что его собственные чувства не способствуют ясности мысли. В нем смешивался гнев со стыдом за то, что он не смог придерживаться чистоты своих убеждений. Было и детское удовлетворение от того, что ему удалось лишить Линг ее прежнего высокомерного превосходства и раздражение на этот найденный в себе мотив. Ларку нравилось быть правым, хотя на этот раз лучше бы он ошибался.
Именно тогда, когда она начала относиться ко мне как к равному, я, может быть, даже начал ей нравиться, мне пришлось растоптать ее жизнь, разбить идолов, которым она привыкла поклоняться, показать ей окровавленные руки ее богов.
Ты можешь выиграть спор, парень. Можешь даже убедить ее. Но простит ли она тебя за то, что ты сделал?
Он покачал головой: слишком многое он сейчас отбросил ради удовлетворения своей жестокой ереси.
Не бойтесь, Мои меньшие части.
То, что вы ощущаете, может показаться принудительной болью, но со временем вы полюбите эти ощущения. Я теперь часть вас, Я един с вами. И Я никогда не сделаю ничего, что причинит нам вред, пока этот союз выполняет свои функции.
Давайте, гладьте воск, если хотите, потому что старая память еще может использоваться в незначительных делах (пока служит Моим целям). Проигрывайте недавние изображения, чтобы мы вместе могли вспомнить события, приведшие к нашему новому союзу. Воссоздайте сцены, воспринимавшиеся Асксом, который в благоговении смотрел, как огромный джофурский боевой корабль «Полкджи» спускается с неба, захватывает пиратов и садится в измученной долине. Бедный, слабо соединенный, слабоумный Аскс — разве вы/мы не дрожали от страха?
Да, Я могу погладить и другие восхитительные мотивации. Те самые, что поддерживали ваше удивительное единство, вопреки поднимающемуся ужасу. Это липкое, склеивающее чувство долга. Долга перед не-единством, перед сообществом полусуществ, которое вы называете Общиной.
Как Аскс, ваша груда собиралась говорить от имени Общины. Аскс ожидал встретиться с путешествующими меж звезд людьми и созданиями, известными вам как ротены. Но тут через наш входной портал стали видны джофуры!
Разве после некоторого колебания вы не повернули и не попытались убежать?
Какой медлительной была эта груда до перемены! Когда могучий корабль выпустил языки пламени, как вы реагировали на этот водоворот уничтожения? На смертоносные лучи, которые разрезали дерево, камень и плоть, но щадили престарелую груду колец? Будь у вас замечательные беговые ноги, которыми мы обладаем сейчас, вы могли бы броситься в эту ревущую катастрофу. Но Аскс был медлителен, слишком медлителен даже для того, чтобы защитить своим корпусом треки соседей.
Все погибли, кроме этой груды.
РАЗВЕ ВЫ НЕ ГОРДЫ?
Следующий луч подхватил многополосный конус, пронес жирные кольца сквозь ночь и через ожидающие их двери.
О, как хорошо, вопреки смятению, заговорил тогда Аскс! С удивительной для не имеющей господина груды, оставляя жирные восковые следы красноречия, Аскс умолял, уговаривал и спорил с загадочными существами, которые смотрели на него из-за ослепительных огней.
Наконец эти существа продвинулись вперед. И трюм звездного корабля заполнился испарениями Аскса, выражающими крайний ужас.
Как едины вы были, Мои кольца! Свидетельства воска очевидны. В тот момент вы были едины, как никогда раньше.
Едины в общем отчаянии от зрелища торов-родичей, от которых много циклов назад бежали ваши предки.
От нас, джофуров, могучих и завершенных.
Робот помог собрать выброшенную на берег древесину и сложить ее на стороне дюны, выходящей на Трещину. Без отдыха, без перерывов он бросал одну груду и тут же устремлялся снова в том направлении, которое указывала вытянутой рукой Рети. Машина даников, казалось, снова ей повинуется — пока ее приказы направлены на соединение с Кунном.
Такая целеустремленная преданность хозяину напомнила Дверу рассказы о земных собаках — рассказы, которые в детстве читала ему мать. Ему показалось странным, что колонисты привезли на «Обители» лошадей, ослов и шимпанзе, но не прихватили собак.
Ларк или Сара могут знать почему.
Такова была привычная мысль Двера, когда он чего-нибудь не понимал. Только теперь она вызвала боль: ведь он знал, что может никогда не увидеть брата и сестру.
Может, Кунн не убьет меня сразу. Он может привезти меня домой в цепях, до того как ротены уничтожат все Шесть Рас, чтобы замести следы.
Именно такую судьбу для разумных обитателей Джиджо предвидели мудрецы, и Двер полагал, что им виднее. Он вспомнил, как Лена Стронг рассуждала о том, какими средствами воспользуются чужаки для осуществления геноцида. С каким-то ужасающим наслаждением она весь долгий путь к востоку от хребта Риммер гадала, зальют ли преступные звездные боги весь Склон пламенем, испепелят все от ледников до моря. Или растопят ледяные шапки и потопят всех? Для Двера, который вел двух крепких женщин и младшего мудреца тысячи лиг по ядовитой траве до самых Серых Холмов в надежде сохранить фрагмент человеческой цивилизации на Джиджо, ее размышления стали словно пятым спутником.
Последний раз Двер видел Дженин, Лену и Дэйнела во время короткой схватки у хижин родного племени Рети. Этот самый робот смертоносным лучом сразил Дэйнела за мгновение до того, как было уничтожено его оружие.
Конечно, робот-разведчик не пес, которого можно приручить и с которым можно подружиться. И он не проявлял никакой благодарности за то, что Двер много раз помогал ему перебраться через реки, своим телом осуществляя связь силового поля с землей.
Ненамного лучшим товарищем был и Грязнолапый. Маленькому нуру быстро наскучило собирать дерево, и он отправился исследовать береговую линию, яростно раскапывая песок в тех местах, где пузыри выдавали присутствие песчаных моллюсков. Дверу хотелось поджарить их, но он увидел, что Грязнолапый раскалывает все раковины и поедает их содержимое, ничего не оставляя для людей.
Полезен, как нур, подумал Двер, подавляя приступ голода, и, углубляясь мокасинами в мокрый песок, потащил очередную груду дров.
Двер пытался сохранить оптимизм.
«Может, Кунн накормит меня, прежде чем подсоединить к машине для пыток».
…йии гордо стоял на верху растущей груды дров. Маленький урский самец писклявым голосом отдавал указания, как будто люди без присмотра со стороны ура не в состоянии развести приличный костер. Видя незначительный вклад Двера, «муж» Рети разочарованно зашипел — как будто рана, голод и половина Джиджо, преодоленная в клешнях робота, это не оправдание. Двер, не обращая внимания на выговоры йии, сбросил свою вязанку и снова пошел на берег, заслоняя глаза в поисках разведочного корабля Кунна.
Он увидел его вдалеке — серебристую бусинку, движущуюся взад и вперед над темно-синими водами Трещины. Через равные промежутки из стройного космического корабля выпадало что-то маленькое и блестящее. Взрывчатка, предположил Двер, потому что примерно спустя двадцать дуров после того, как точка касалась воды, море внезапно взбухало и покрывалось белой пеной. Иногда до берега доносился резкий, почти музыкальный звук.
По словам Рети, Кунн старается выгнать что-то или кого-то из убежища.
Надеюсь, ты промахнешься, думал Двер, хотя звездный пилот может лучше отнестись к пленникам, если его охота завершится успехом.
— Интересно, что все это время рассказывает Кунну Джесс, — вслух выразила свою тревогу Рети, присоединяясь к Дверу на вершине дюны. — Что, если они подружатся?
Двер подождал, пока робот не сбросит очередной груз дерева и не уйдет. Потом ответил:
— Ты передумала? Мы можем попробовать сбежать. Захватим робота. Будем избегать Кунна. Пойдем своим путем.
Рети улыбнулась с удивительной теплотой.
— Что это, Двер? Предложение? И что же мы будем делать? Начнем собственный маленький сунерский клан здесь, на голом берегу? Знаешь, у меня уже есть один муж, и нужно его разрешение, чтобы добавить второго.
На самом деле он хотел уговорить ее вернуться в Серые Холмы, где Лене и Дженин определенно нужна помощь. Или, если путь окажется слишком трудным или Рети не захочет возвращаться в свое ненавистное племя, они смогут повернуть на запад и спустя месяц добраться до Долины — если в пути будет добыча.
Рети более резко продолжала:
— К тому же мне по-прежнему хочется пожить в квартире на аванпосте Пориа. Такой, какую показывали мне Беш и Линг, с бал-ко-ном и с постелью из облаков. Думаю, там мне будет немного удобней, чем здесь, среди дикарей.
Двер пожал плечами. Он не ожидал, что она согласится. Но как у «дикаря», у него были свои причины устраивать костер, чтобы привлечь внимание Кунна.
— Ну, все равно, думаю, робота вторично застичь врасплох не удастся.
— Хорошо, что ты уцелел и сейчас можешь это делать.
Дверу понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что она только что сказала ему комплимент. И оценил его уникальность, зная, что второго может никогда не услышать.
Мгновение непривычной теплоты кончилось: что-то массивное неожиданно пронеслось мимо, сбив людей с ног воздушной волной. Тренированный взгляд охотника позволил Дверу проследить направление полета этого неясного предмета до вершины соседней дюны, которая неожиданно взорвалась фонтаном песка.
Он понял, что это еще один робот, который стремительно закапывается в песок. За несколько ударов сердца он выкопал большую яму и скрылся в ней, направив свои линзы на юг и запад.
— Пошли! — крикнул Двер, хватая лук и стрелы. Рети задержалась только для того, чтобы подхватить завывающего, шипящего йии. Они вместе бегом спустились со склона, и Двер принялся копать обеими руками.
Давным-давно его научил этому Фаллон: «Если не понимаешь, что происходит во время кризиса, подражай тому, кто понимает». Если робот считает необходимым спрятаться, Двер решил, что разумно последовать его примеру.
— Ифни! — прошептала Рети. — Какого дьявола он делает?
Она все еще стояла и смотрела на Трещину. Двер стащил ее в яму рядом с собой. И только когда песок почти закрыл их тела, он позволил себе высунуть голову и посмотреть.
Пилот даник, по-видимому, почувствовал, что что-то неладно. Маленький корабль, снижаясь, устремился к берегу. Ищет укрытия, подумал Двер. Может, умеет закапываться, как робот.
Он начал поворачиваться, чтобы увидеть, что испугало Канна, но тут лодка неожиданно резко повернула. Из ее хвоста вылетели яркие огненные шары, как искры от горящего полена. Они ярко вспыхивали, вода начинала странно колебаться, затуманивая очертания улетающего корабля.
Из— за Двера над его головой к убегающей лодке понеслись огненные полосы. Большинство, проходя через искажающие участки, отклонялись от курса, но одна миновала сверкающие шары и попала в цель.
В последнее мгновение Кунн развернул свой корабль и выстрелил в нападавших. Ответный залп совпал с попаданием не свернувшего с пути снаряда.
Двер пригнул голову Рети и сам закрыл глаза.
Детонация оказалась менее сильной, чем он ожидал. Серия гулких сотрясений, почти разрядка напряжения.
Подняв залепленные песком лица, они увидели и победителя, и побежденного в этой краткой схватке божественных колесниц. Лодка Кунна рухнула вблизи поля дюн и погрузилась в болото. Над местом ее падения поднялся столб дыма.
Кружа вверху, победитель наблюдал за жертвой, блестя тем серебристым оттенком, который кажется скорее не металлическим, а хрустальным. Вновь прибывший был больше и выглядел гораздо мощнее разведчика даников.
У Кунна не было ни одного шанса.
Рети едва слышно сказала:
— Она говорила, что должен быть кто-то сильней.
Двер покачал головой.
— Кто говорил?
— Эта вонючая старая самка ур! Предводитель четвероногих сунеров в загоне у деревни. Говорила, что ротены боятся кого-то сильнее их. Значит, она была права.
— Уры вонючие? — возразил йии. — Как ты можешь так говорить, жена?
Рети погладила маленького самца, тот вытянул шею и довольно вздохнул.
Новый взрыв покачнул упавший корабль, в его борту осветился треугольник. Эта секция отпала, и за ней в болото выпали две двуногие фигуры, преследуемыми клубами дыма из внутренностей корабля. Пробираясь по мутной воде и держась друг за друга, люди добрались до островка и в изнеможении упали.
Второй корабль описал широкий круг, осторожно снижаясь. Когда он поворачивал, Двер увидел, что из разреза в его боку исходит бледный дым. И двигатель работает все напряженней и неровней. Вскоре второй корабль опустился рядом с первым.
Похоже, Кунн тоже попал.
Двер подумал: «Почему меня это радует?»
Сотрясающие до костей взрывы становились с каждым дуром все более ужасными, колотили по нашей подводной тюрьме-убежищу, иногда ненадолго стихали, потом возвращались с новой силой, и бедному хуну трудно было удержаться на подскакивающем полу.
Костыли и корсет не очень помогали, не помогал и маленький автописец, заполнивший помещение моими собственными спроецированными словами. Пробираясь сквозь них, я искал какую-нибудь прочную опору, за которую можно было бы ухватиться, а писец продолжал увеличивать словесную толчею, отражая мои лихорадочные проклятия на англике и галсемь. Найдя стенную стойку, я ухватился за нее изо всех сил. Грохот взрывов походил на шаги гиганта, который подходит все ближе и ближе.
И тут, когда я начал опасаться, что сейчас в щель хлынут тяжелые воды Помойки, все неожиданно стихло.
Тишина была почти такой же ошеломляющей, как джики ужасный шум. Мой горловой мешок бесцельно раздувался, а впавшая в истерику Хуфу вцепилась в плечи, разрезая когтями чешуйки.
К счастью, хунам не свойственно впадать в панику. Возможно, у нас слишком медленные реакции, а может, дело в отсутствии воображения.
Пока я собирался с мыслями, дверь раскрылась, вошла одна из маленьких амфибий и быстро произнесла несколько фраз на упрощенном галдва.
Вызов. Нас приглашали на еще одну церемонию жертвоприношения.
— Пожалуй, нам стоит обменяться информацией, — услышали мы, когда собрались все четверо (плюс Хуфу).
Гек и Клешня, способные смотреть одновременно во все стороны, обменялись со мной и Ур-ронн многозначительными взглядами. Недавняя бомбежка нас потрясла. Даже если растешь рядом с вулканом, к такому подготовиться невозможно!
Голос как будто приходил из пространства, где абстрактные линии свивались в плотный клубок, но я знал, что это иллюзия. И линии, и звуки — проекции, посланные существом, чье настоящее тело находится где-то за стеной. Я все время ждал, что Хуфу разорвет какой-нибудь занавес, за которым мы увидим маленького человечка в изумрудном карнавальном костюме.
Они принимают нас за дураков, если думают, что мы купимся на такой трюк?
— Информацией? — фыркнула Гек, отводя назад, словно змей, три глазных стебелька. — Вы хотите, чтобы мы вам что-то рассказали? Тогда сами объясните, что происходит! Я решила, что это место сейчас расколется. Это было землетрясение? Или нас втягивает в Помойку?
— Уверяю вас, этого не происходит, — послышался спокойный ответ на галшесть. — Причина нашей общей тревоги не внизу, а вверху.
— Взрывы, — сказала Ур-ронн, раздувая края гривы и топая задней ногой. — Это не землетрясение, подводные взрывы. Сильные и очень близкие. Я сказала вы, что кто-то очень не лювит вас, парни.
Клешня резко зашипел, а я удивленно посмотрел на нашу Урскую подругу, но вращающийся голос подтвердил:
— Очень проницательная догадка.
Не могу сказать, что прозвучало в этом голосе: уважение или сарказм.
— И поскольку наша местная гильдия взрывников вряд ли спосовна на такой подвиг, это означает, что у вас есть могущественные враги, гораздо волее грозные, чем мы, ведные Шесть.
— И это разумное предположение. Какая умная молодая леди.
— Хр-рм, — добавил я, чтобы не остаться в стороне от этой сардонической оценки. — Нас учили, что первой следует рассматривать самую простую гипотезу. Позвольте предположить: вас преследуют те самые, что недавно высадились на Поляне Праздников. Те генные грабители, о которых получила сообщение Уриэль перед нашим погружением. Верно?
— Хорошее предположение и, возможно, даже верное, хотя это может быть и кто-нибудь другой.
— Кто-нибудь другой? О чем вы говорите-рите? — спросил Клешня, поднимая три ноги и опасно покачиваясь на оставшихся двух. Его хитиновый панцирь приобрел тревожную алую окраску. — Что эти ити-ти на Поляне могут быть не единственными? Что у вас много врагов?
Наступила тишина, абстрактные линии собрались в плотный клубок. Маленькая Хуфу, которую с самого начала покорил голос, вцепилась когтями мне в плечо, пораженная застывшей спиралью.
Гек спокойней спросила:
— А сколько у вас недругов?
Когда голос прозвучал снова, в нем не было сарказма, но звучал он очень устало.
— Ах, дорогие дети. Похоже, половина звездной вселенной тратит годы на преследование нас.
Клешня застучал когтями, а Гек печально и негромко вздохнула. Мое собственное отчаянное ворчание-размышление вывело Хуфу из транса, и она нервно зачирикала.
Ур-ронн просто хмыкнула, как будто ожидала такого ответа, подтверждая свой врожденный урский цинизм. В конце концов, когда кажется, что хуже быть не может, разве обычно не становится хуже? У Ифни плодовитое, хотя и отвратительное воображение. Богиня судьбы постоянно показывает новые стороны своей вращающейся кости. — Что ж, полагаю, это означает, хрр-мм, можно отказаться от мысли, что это фувнтусы — древние обитатели Джиджо или местные глубоководные жители.
— Или оставленные буйурами машины, — продолжала Гек. — Или морские чудовища.
— Да, — согласился Клешня. В его голосе звучало разочарование. — Еще одна свора безумных галактов-лактов.
Вертящееся изображение казалось удивленным.
— Вы предпочли бы морских чудовищ?
— Забудьте об этом, — сказала Гек. — Вы все равно не поймете.
Изображение качалось и изгибалось.
— Боюсь, в этом вы правы. Ваша маленькая группа нас глубоко удивляет. Настолько, что у некоторых даже появилась мысль о шпионаже: будто вас нарочно поместили среди нас, чтобы вызвать смятение.
— Как это?
— Ваши ценности, верования и очевидная взаимная привязанность подрывают предположения, которые мы считали непреложно свойственными природе реальности.
Имейте в виду, что смятение, о котором я говорю, не неприятно. Один из моих основных мотивов, как у разумного существа, может быть назван стремлением к удивлению. И те, с кем я работаю, столь же сильно изумлены непредвиденным чудом вашей дружбы.
— Рада, что мы вас забавляем, — заметила Гек сухим саркастическим тоном, какой раньше был у голоса. — Значит, вы, парни, прилетели сюда, чтобы спрятаться, как наши предки?
— Да, такая параллель существует. Но мы не собирались оставаться. Только сделать ремонт, пополнить припасы и подождать в укрытии благоприятного окна в ближайшем пункте перехода.
— Значит, Уриель и мудрецы, возможно, ошибаются насчет корабля на Поляне? Банда генных грабителей — это только предлог. А реальная причина наших неприятностей — вы?
— Неприятности — это синоним существования метаболизирующего существа. Иначе почему вы, молодые искатели приключений, так энергично искали нас?
Но ваши жалобы справедливы. Нам казалось, что мы ушли от преследователей. Посадка корабля в горах может быть случайной или следствием совпадения многих неблагоприятных факторов. В любом случае, знай мы о вашем существовании, мы бы поискали убежище за пределами этой планеты, может быть, в одном из мертвых городов на ваших лунах, хотя такие места не так удобны для ремонта.
Мне трудно было в это поверить. Я всего лишь невежественный дикарь, но вырос на классических приключенческих романах и мог представить себя в каком-нибудь лунном призрачном городе, подобно своему тезке, пробуждающим могучие машины, спавшие веками. Какие звездные существа находят тесноту и соленую воду более удобными, чем чистый вакуум?
Мы замолчали, не в силах сердиться на существ, которые с такой готовностью принимают ответственность. И разве они тоже не беженцы от галактических преследований?
Или от справедливого наказания, пришла новая тревожная мысль.
— А вы можете сказать, почему все на вас рассердились? — спросил я.
Вертящаяся фигура превратилась в узкий волнующийся язык, один конец которого казался далеким и маленьким.
— Подобно вам, мы углубились в неизведанные места, воображая себя смелыми исследователями, — печально объяснил бестелесный голос. — Но нам не повезло: мы нашли именно то, что искали. Неожиданные чудеса, превосходящие всякое воображение.
Мы не нарушили закон, мы собирались поделиться найденным. Но те, кто нас преследует, отбросили всякие претензии на законность. Словно гиганты, пытающиеся завладеть собственностью карлика, они безжалостно сражаются друг с другом за право захватить нас! Увы, тот, кто захватит наше сокровище, несомненно, использует его против остальных.
И снова мы уставились на вертящийся столб. А Клешня испустил из всех щелей одновременно возбужденный и благоговейный шепот:
— С-с-сокро-ви-ви-щ-щ-ще?…
Гек подъехала ближе к вертящемуся столбу.
— Вы можете доказать то, что только что сказали?
— Не сейчас. Это означало бы поставить вас в еще более опасное положение, чем то, в котором вы оказались.
Помню, я удивился: что может быть опасней геноцида, о котором говорила Уриэль, геноцида, который скорее всего будет результатом нашего контакта с генными грабителями.
— Тем не менее, — продолжал голос, — нам, возможно, удастся повысить уровень взаимопонимания. Или даже оказать друг другу существенную помощь.
Допустим, два самых внимательных наблюдателя в мире присутствуют при одном и том же событии. Они никогда не придут к совершенно аналогичному выводу о происходившем. И они не могут вернуться в прошлое и проверить свои наблюдения. События можно записать, но прошлое не восстановить.
А будущее еще более туманно — территория, о которой мы рассказываем вымышленные истории, разрабатываем стратегии, которые никогда не осуществляются, как было запланировано.
Любимые уравнения Сары, которые она находила в научных трудах землян, созданных еще до контакта, описывают время как измерение, родственное нескольким космическим осям. Галактические эксперты высмеивали это представление, называя релятивистскую модель Эйнштейна и других исследователей «наивной». Но Сара знала, что в этих уравнениях содержится истина. Так должно было быть. Слишком они прекрасны, чтобы не быть частью плана вселенной.
Это противоречие заставило ее перейти от математики к проблемам лингвистики: как язык ограничивает мозг, почему одни идеи формулируются легко, а другие невозможно даже выразить. Земные языки: англик, россик и ниханик — казались особенно пригодными для парадоксов, тавтологий и «доказательств», которые звучат убедительно, но противоречат реальному миру.
Но хаос проник также и в галактические диалекты, которыми пользовались расы изгнанников на Джиджо еще до появления землян. Для некоторых лингвистов из Библоса это было доказательством регресса, звездная усложненность уступает место варварству, а постепенно — предразумным выкрикам. Но в прошлом году Саре пришло в голову другое объяснение, основанное на предконтактной теории информации. Эта идея была настолько захватывающей, что она покинула Библос, чтобы поработать над ней.
Или я просто искала предлога, чтобы уйти оттуда подальше?
После того как Джошуа умер во время эпидемии, а ее мать от удара, исследования в такой далекой области казались прекрасным убежищем. Возможно, в древесном доме, в обществе Прити и своих книг, Саре казалось, что она защищена от вторжения мира.
Но вселенная умеет проходить сквозь стены.
Сара посмотрела на блестящую смуглую кожу Эмерсона, на его оживленную улыбку, и ее охватило теплое ощущение привязанности и удовлетворения. Если не считать немоты, звездный человек поразительно отличался от калеки, которого она нашла в мульк-болоте вблизи Доло и вырвала из объятий смерти, вернув к жизни.
Может, мне следует отказаться от интеллектуальных претензий и заняться тем, что у меня хорошо получается. Если Шесть Рас начнут воевать друг с другом, медсестры будут гораздо нужней теоретиков.
Ее мысли хаотично нанизывались на тонкую светящуюся линию в центре туннеля. Они продолжали движение, и линия ни разу не прерывалась. Эта неизменность упрекала Сару в ее личной ереси, странной, святотатственной вере, которая была, возможно, только у нее одной из всех обитателей Джиджо.
В совершенно необычном представлении о возможности прогресса.
Задыхаясь от очередной пробежки, Сара снова забралась в фургон и увидела, что Прити нервно ерзает. Сара протянула руку, чтобы проверить состояние раны маленького шимпанзе, но Прити высвободилась, забралась на переднее сиденье и зашипела сквозь зубы, вглядываясь вдаль.
Возчики тоже были в смятении. Кефа и Нули тревожно, с шумом, выдыхали. Сара тоже глубоко вдохнула и обнаружила, что ее охватывают противоречивые ощущения. Буколический запах лугов смешивался с острым металлическим привкусом чего-то совершенно чуждого. Она встала, упираясь коленями о сиденье.
Там, где впереди исчезает светящаяся полоса, как будто стало светлей.
Вскоре стало отчетливо видно бледное свечение. Эмерсон надел на глаза свой реук, потом снова снял.
— Дядя, проснись! — Джома потряс Курта за плечо. — Думаю, мы приехали!
Но свечение еще очень долго оставалось неопределенным. Дединджер нетерпеливо бормотал что-то, и на этот раз Сара была с ним согласна. Ожидание близкого конца пути делало дальнейшее движение по туннелю почти непереносимым.
Лошади без понуканий ускорили ход, а Кефа и Нули порылись под сиденьем и раздали всем темные очки. Только Эмерсон их не взял, потому что его реук делал искусственную защиту излишней. Сара вертела в руках изготовленные урами очки.
Вероятно, после того как мы вынырнем из этой дыры, какое-то время дневной свет будет нам казаться невыносимо ярким. Но это неудобство будет кратким, и зрение вскоре адаптируется к верхнему миру. Предосторожность казалась излишней.
По крайней мере мы узнаем, где все это время могли прятаться лошади. Нетерпение смешивалось с печалью: никакая реальность, даже божественные чудеса галактов, не сравнятся с причудливыми вымыслами предконтактных сказок.
Мистический вход в какую-то параллельную реальность? Царство, плавающее в облаках?
Она вздохнула. Вероятно, просто долина с одним выходом, в которой жители так выродились в результате инбридинга и так невежественны, что не различают ослов и лошадей.
Древний проход начал подниматься. Вдоль стен, подобно жидкости из какого-то резервуара далеко впереди, разливалось сияние, и центральная светящаяся полоска поблекла. Вскоре туннель приобрел более реальные очертания. Сара различала какие-то предметы, рваные линии.
Отчаянно мигая, она поняла, что они устремляются прямо в тройные челюсти, словно у какого-то ура отросли такие гигантские зубы, что могут целиком поглотить фургон.
Сара посмотрела на иллий и слегка успокоилась. Кефа и Нули не боялись зубчатого отверстия. Но даже увидев, что зубы металлические, изъеденные по краям ржавчиной, Сара не могла убедить себя, что это только мертвая машина.
Огромная машина буйуров.
Ничего подобного она никогда не видела. Почти все большие здания и механизмы аккуратных буйуров были сброшены в море в последние годы их жизни на планете, когда уничтожались целые города, а остальное разъедали мульк-пауки.
Но почему не была разрушена и эта машина?
За массивными челюстями располагались диски, усаженные сверкающими камнями. Сара поняла, что это алмазы размером с ее голову.
Фургон затрясло: Кефа проводила лошадей по извилистой дороге через глотку гигантской машины, обходя огромные диски.
И тут Сара поняла.
Это и есть разрушитель! Он должен был разрушить туннель, но сломался.
Интересно, почему никто не позаботился починить его или убрать.
И тут Сара увидела причину.
Лава.
Сквозь трещины просовывались языки окаменевшего базальта, застывшие полмиллиона лет назад. Это место было захвачено землетрясением.
Много лет спустя отряды шахтеров какой-то из Шести Рас, должно быть, поработали здесь, расчищая проход в брюхе гигантской машины, вырубая полоску лавы, отделявшую туннель от выхода. Сара видела следы примитивных киркомотыг. Должно быть, использовалась и взрывчатка. Это могло объяснить, откуда гильдии взрывников известно об этом месте.
Сара хотела понаблюдать за реакцией Курта, но тут свет усилился, лошади сделали последний поворот и поднялись по крутой рампе к водовороту сияния.
Сара схватилась за очки: мир словно взорвался цветами.
Эти мешающиеся цвета причиняли боль.
Цвета напевали такие мощные мелодии, что закладывало уши. От этих цветов дергался нос, по коже ползли мурашки, ощущение было очень сходно с болью. Пассажиры в голос ахнули: вагон перевалил через возвышение, и открылся вид, более чуждый, чем пейзаж сна.
Даже в темных очках холмы и долины были раскрашены такими цветами, для которых Сара не могла бы подобрать название.
Но даже ошеломленная, она сортировала свои впечатления. С одной стороны, гигантский разрушитель, рев искалеченного металла, утонувший в застывшей лаве. А с другой — до далекого горизонта уходят отблески — слой за слоем радужного камня.
И здесь Сара поняла, каков ответ на ее вопрос.
Где на Склоне тайну можно хранить столетие и даже больше?
Даже Дединджер, пророк пустыни Режущего Песка, застонал: догадка так очевидна.
Они в месте, где в самую последнюю очередь можно искать жителей.
В самом центре Спектрального Потока.