Берег бесконечности

МАКАМИ

В обширном влажном классном помещении были два типа учеников.

Одна группа излучала надежду, другая — отчаяние.

Одна была незаконной — другая несчастной.

Первый тип — невинные и жаждущие знаний.

Второй тип — те, кто и так уже видел и слышал слишком много.

Доктор Макани на борту «Стремительного» никогда не использовала первичный дельфиний язык. Тем более тогда, когда мастер кининка Крайдайки своим постоянным примером поддерживал равновесие в экипаже.

Увы, сегодня постоянно слышатся обрывки старой речи — простые, эмоциональные писки, какими пользовались неизмененные турсиопы в древних земных морях. Как корабельный врач, Макани сама иногда обнаруживала, что когда со всех сторон окружают огорчения и испытания, она бросает фразу на этом языке, когда ее никто не слышит.

Макани посмотрела вдоль просторного помещения, наполовину заполненного водой, а ученики в это время толпились у большого бака с вращающимся концом, торопясь получить пищу. Здесь почти тридцать неодельфинов плюс дюжина шестируких, обезьяноподобных фигур, карабкающихся по полкам на стенах или ныряющих и быстро гребущих руками с перепонками между пальцами. Из той группы кикви, которую торопливо забрали на Китрупе, уцелела только половина, но оставшиеся в живых кажутся здоровыми и любят поиграть со своими друзьями-дельфинами.

Я по— прежнему не уверена, что мы поступили правильно, когда взяли их с собой. Неодельфины слишком молоды, чтобы принимать на себя ответственность патронов.

Два учителя старались привести толпу в порядок. Макани видела, как более молодой инструктор — ее бывшая старшая сестра Пипое — с помощью механической руки выхватывает из вращающегося бака живую пищу и бросает ждущей толпе учеников. Тот, что произнес слова на первичном языке — средних лет дельфин с лишенными блеска глазами, — поймал в зубы извивающееся существо со щупальцами, совсем не похожее на рыбу. Тем не менее, жуя, дельфин счастливо напевал:

Макани была знакома с бедным Джекаджекой до того, как «Стремительный» улетел с Земли. Бывший астрофотограф любил свои камеры и сверкающую черноту пространства. Теперь Джекаджека — еще одна жертва долгого бегства «Стремительного», все дальше уходящего от теплых океанов, которые они называют домом.

Полет должен был продолжаться шесть месяцев, а не два с половиной года, причем конца ему не видно. Молодая раса клиентов не должна почти в одиночку встречаться с такими препятствиями.

Если посмотреть в таком аспекте, казалось чудом, что только четверть экипажа поддалась психозу регресса.

Подожди, Макани. Ты можешь еще сама пойти по этой дороге.

— Да, они вкусные, Джекаджека, — пропела Пипое, превращая всплеск регрессировавшего дельфина в урок. — Ты можешь сказать мне на англике, откуда пришла эта новая разновидность рыбы?

Послышались радостные писки и хмыканья — это более умная половина учеников, та, у которой есть будущее. Но Пипое поглаживала старшего дельфина сонарным подбадриванием, и вскоре остекленевший взгляд Джекаджеки слегка прояснился. Чтобы доставить ей удовольствие, он сосредоточился.

— С с-сс-наружи. Хорошее с-с-солнце, хорошая в-в-вода.

Остальные ученики радостными возгласами приветствовали краткое возвращение к тому, кем он был когда-то. Но подъем очень скользкий. И здесь врач ничего не может сделать. Причина не в органическом заболевании.

Регресс — последнее убежище от тревоги.

Макани одобряла решение лейтенанта Тш'т и Джиллиан Баскин не сообщать всему экипажу содержание дневника хуна Олвина.

Если и есть что-то, что сейчас не нужно экипажу, так это известие о религии, которая провозглашает святость регресса.

Пипое закончила кормить регрессировавших взрослых, а ее партнер занимался детьми и кикви. Заметив Макани, Пипое двумя мощными ударами плавников проплыла все помещение и вынырнула в пене и брызгах.

— Да, доктор? Вы хотели меня видеть?

Кто не хотел бы увидеть Пипое? Ее кожа сверкает юношеским блеском, хорошее настроение не покинуло ее, даже когда корабль бежал с Китрупа, оставив так много друзей.

— Нам для экспедиции нужна квалифицированная медицинская сестра. Боюсь, что экспедиция предстоит длительная.

Пипое задумалась, издавая резкие щелчки.

— Аванпост Каа. Кто-нибудь ранен?

— Не знаю. Возможно, это пищевое отравление или лихорадка кингри.

Озабоченное выражение Пипое слегка смягчилось.

— В таком случае не сможет ли Каа сам о себе позаботиться? У меня здесь есть обязанности.

— Пока ты отсутствуешь, тебя заменит Олачан.

Пипое покачала головой. Этот человеческий жест стал так привычен, что его использовали даже регрессировавшие дельфины.

— Должно быть два учителя. Нельзя смешивать детей и кикви с несчастными взрослыми.

До сих пор на корабле родилось только пять дельфиньих младенцев, несмотря на все большее количество подписей под «Петицией о размножении». Но эти пятеро заслуживали тщательного руководства. И то же самое вдвойне относится к кикви. Ведь они готовы к возвышению тем галактическим кланом, который получит право их принять. И это накладывало на экипаж «Стремительного» серьезные моральные обязательства.

— Я сама присмотрю за кикви и мы по очереди будем освобождать родителей малышей от обязанностей, чтобы они помогали учителю. Это все, что я могу сделать, Пипое.

Пипое согласилась, но недовольно сказала:

— Предстоит дикая охота за тунцом. Я знаю Каа: он, вероятно, забыл прочистить водяные фильтры.

Все знали, что пилот давно стремится к Пипое. Дельфины могут сонаром просвечивать внутренности друг друга, и от них невозможно скрыть постоянную устойчивую страсть.

Бедный Каа. Неудивительно, что он потерял свое прозвище.

— Есть и вторая причина, почему тебе следует пойти, — негромко сказала Макани.

— Я так и думала. Имеет ли это отношение к гравитационным следам и глубинным бомбам?

— Это убежище стало опасно, — подтвердила Макани. — Джиллиан и Тш'т собираются вскоре переместить «Стремительный».

— Вы хотите, чтобы я помогла найти другое убежище? Просканировать по пути эти гигантские груды мусора? — Пипое с силой выдохнула. — А что еще? Может, мне сочинить симфонию, изобрести звездный двигатель и заключить договор с туземцами?

Макани фыркнула.

— По всем отчетам, освещенное солнцем море наверху очень приятное, мы такого не встречали с отлета с Галафии. Все будут тебе завидовать.

И когда Пипое с сомнением фыркнула, Макани добавила на тринари:

На этот раз Пипое восхищенно рассмеялась. Именно так мог бы сказать капитан Крайдайки, будь он по-прежнему с ними.

Вернувшись в лазарет, Макани закончила работу с последним пациентом и закрыла кабинет. Было несколько неизбежных психосоматических заболеваний, неизбежные несчастные случаи во время работы в тяжелых бронированных скафандрах: ведь приходилось резать и сгибать металл грандиозной горы брошенных кораблей. По крайней мере с тех пор как специальная команда с сетями принялась ловить местную рыбу, жалоб на пищеварение стало меньше. Верхние слои моря Джиджо кишели жизнью, и большинство организмов пригодны в пищу, если сделать правильные добавки. Тш'т готова была уже разрешить выход наверх для отдыха, когда сенсоры зафиксировали сигналы кораблей на орбите.

Преследование ли это? Новые разгневанные флоты, пытающиеся захватить «Стремительный» из-за его тайн? Никто не мог бы проследить за кораблем на проложенном Джиллиан тайном маршруте мимо соседнего сверхгиганта, чьи космические ветры вывели из строя сторожевых роботов Института Миграции.

Но мысль оказалась не такой оригинальной, как мы надеялись. Ранее тем же путем проходили другие, включая группу землян. Думаю, не стоит удивляться, что и нашим преследователям это пришло в голову.

Хронометр Макани запищал — это напоминание. Предстоит корабельный совет: два дельфина, два человека и безумный компьютер снова собираются, чтобы подумать, как обмануть неумолимую вселенную.

На совете молча присутствовал и шестой член, на каждом повороте предлагая новую неожиданную комбинацию возможностей и катастроф. Без вмешательства этого члена «Стремительный» давно погиб бы или был захвачен.

Или без нее мы были бы в безопасности дома.

В любом случае избежать ее участия невозможно.

Участия Ифни, капризной богини случая.

ХАННЕС

Трудно что-нибудь делать. Доктор Баскин продолжает сокращать инженерную команду, поручая ее членам другие задания.

Он недовольно проворчал:

— Еще рано отказываться от «Стремительного», говорю вам!

— Я пока не собираюсь отказываться, — ответила Джиллиан. — Но с этим толстым слоем углерода, который тянет его вниз…

— Мы наконец сумели проанализировать это вещество. Похоже, звездный ветер от Измунути состоит не только из атомного или молекулярного углерода, но и из трубок, завитков, шаров и тому подобного.

Джиллиан кивнула, как будто ожидала этого.

— Как яйца самца. Или на галдва… — Поджав губы, она издала резкий звук, означающий «контейнер для индивидуальных атомов». — Я провела небольшое исследование в захваченной ячейке памяти Библиотеки. Похоже, сложное переплетение таких микроформ может приобрести свойства сверхпроводника и поглощать огромное количество тепла. С теми инструментами, которые у нас есть, от него избавиться не так легко.

— Но такой материал должен иметь и свои преимущества.

— Библиотека говорит, что лишь несколько кланов сумели синтезировать подобный материал. Но что он нам даст, если делает корпус слишком тяжелым и закрывает орудийные порты, так что мы не можем сражаться.

Суэсси возразил, что предлагаемая ею альтернатива ничем не лучше. Конечно, их окружает огромное количество древних кораблей, и они сумели активировать в некоторых из них двигатели. Но это очень далеко от подходящей замены разведывательного корабля класса «Акула», который так хорошо до сих пор служил экипажу.

Это корабли, которые буйуры считали ненужными и не взяли с собой, когда покидали планету.

И прежде всего — как дельфины собираются управлять кораблем, который был построен еще до того, как люди научились делать кремневые орудия? «Стремительный» был чудом остроумных компромиссов, перестроенный таким образом, чтобы существа без ног и рук могли в нем передвигаться и выполнять свою работу. Они либо шагали в шестиногих ходячих скафандрах, либо плавали в широких затопленных помещениях.

Дельфины — первоклассные пилоты и специалисты. Когда-нибудь их будут нанимать галактические кланы и предлагать хорошие условия как отличным профессионалам. Но мало кто пожелает иметь дело со «Стремительным», со всеми связанными с ним неприятностями.

Джиллиан настаивала на своем.

— Мы приспособились и раньше. И конечно, у некоторых из этих кораблей конструкция, которую мы могли бы использовать.

Прежде чем совет кончился, Суэсси высказал последнее возражение.

— Ты знаешь, что возня с этими машинами, да и нашими тоже, может быть уловлена даже сквозь толщу воды.

— Знаю, Ханнес. — У нее был мрачный взгляд. — Но сейчас важна быстрота. Преследователи и так приблизительно знают, где мы. Возможно, они сейчас заняты, но скоро все равно придут. Мы должны подготовиться к перемещению «Стремительного» в другое место или даже вообще к оставлению корабля.

И поэтому Суэсси подчинился, пересмотрел обязанности членов своей команды, прекратил работы на корпусе и отправил свою уменьшившуюся группу на разведку чуждых кораблей — задание одновременно опасное и захватывающее. Многие из этих брошенных кораблей казались более ценными, чем те, что могла купить обедневшая Земля у продавцов использованных судов. В других обстоятельствах эта Помойка могла бы быть грандиозным открытием.

— В других обстоятельствах, — пробормотал он, — мы бы здесь никогда не оказались.

ЭМЕРСОН

Какое удивительное место!

С самого великолепного заката он поет серенады звездам и светящемуся вулкану, а потом и полумесяцу сверкающих отражений на большем спутнике. Мертвые города, покинутые много веков назад.

Теперь Эмерсон поворачивается на восток, к новому дню. Погруженный в теплую усталость, стоя на высоком утесе над узкими долинами Кси, он смотрит на кричащее вторжение рассвета.

В одиночестве.

Даже женщины всадницы днем стараются не выходить из убежищ. На рассвете лучи разбухшего солнца смешивают все краски ночи, гоня их перед собой, как могучий прилив. Волна пятнистого света. Резкая и горькая, как осколки разбитого стекла.

Прежний Эмерсон, тот логичный и рассудительный инженер, который всегда знал, что такое реальность и как ее классифицировать, счел бы эти впечатления слишком болезненными. Умный Эмерсон, который умел починить любой сломанный механизм. Тот Эмерсон дрогнул бы перед этим приступом. Перед ошеломляющим ураганом болезненных лучей.

Но сейчас это кажется ерундой по сравнению с болью, которую он испытал после падения на эту планету. По сравнению с тем, что у него вырвали часть мозга, бурю света вряд ли можно даже считать мелкой досадой. Скорее похоже на то, как пятьдесят мяукающих котят царапают его мозолистую кожу, и она зудит от бесчисленных крошечных царапин.

Эмерсон широко разводит руки, раскрываясь перед зачарованной землей, чьи цвета пробивают блокировку его сознания, сжигают преграды, высвобождают из немого заключения спазмы накопившихся образов.

Узкие каньоны слой за слоем заполняются странными образами. Взрывы в космосе. Полузатонувшие планеты, на которых пузыри-острова блестят, как металлические грибы. Дом из льда, который тянется во всех направлениях от тусклой красной звезды, превращая блеск этой звезды в прирученное пламя очага.

Перед ним проходят эти и бесчисленные другие картины. И каждая требует внимания, делает вид, что именно она реальна. Но он знает, что все эти картины иллюзорны.

Ряды бронированных женщин размахивают хлыстами из раздвоенных молний, сидя верхом на огнедышащих драконах. Кровь из ран драконов радугой опускается на поверхность пустыни. Эмерсон заинтересован, но с помощью реука преобразует картины, отбрасывая все фантастическое и не имеющее реальной основы.

Что же остается?

Похоже, остается многое.

На ближайшем лавовом поле хрустальные частицы отражают резкие солнечные всплески, которые глаз воспринимает как далекие мощные взрывы. Всякое представление о масштабах исчезает, когда перед ним в битве гибнут могучие корабли. Эскадры судов уничтожают друг друга. Измученное пространство поглощает целые флоты.

Это правда!

Он знает, что это подлинное воспоминание. Незабываемое. Слишком ужасное, чтобы отпустить его по эту сторону смерти.

Так почему оно утратилось?

Эмерсон пытается подобрать слова, пользуясь этой редкой возможностью вернуть воспоминания туда, где им место.

Я видел, как это происходило.

Я был там.

Он пытается добиться большего. В том направлении, посреди поля, усеянного обычными камнями, лежит галактическая спираль, вид сверху на галактическое колесо. Вид из мелкого пространства, куда редко дотягиваются пространственные потоки, В этом месте множество тайн, которые не тревожат волны времени.

Пока не прилетели те, у кого больше любопытства, чем благоразумия, и не потревожили могильное спокойствие.

Кто это?…

Он подбирает подходящее слово.

Мы.

Нет, еще более подходящее.

«Стремительный»!

Легкий поворот, и он видит корабль на каменных слоях соседней плоской вершины. Стройный цилиндр, усаженный острыми выступами, которые призваны удержать корабль в этой вселенной, враждебной всему, что олицетворяет «Стремительный». Он с тоской смотрит на корабль. Обожженный и заплатанный — многие заплаты сделаны его руками, он прекрасен в глазах тех, кто его любит.

…его любит.

Слова обладают силой, способной пробудить мозг. Эмерсон осматривает горизонт — на этот раз в поисках человеческого лица. Лица, которым он восхищался, но мог в ответ надеяться лишь на дружбу. Однако ее лицо он не может найти в этом ошеломляющем ландшафте.

Эмерсон вздыхает. Пока достаточно открытий того, что он когда-то знал. Одно соотношение оказывается особенно полезным. Если болит, это истинное воспоминание.

Что бы означал этот факт?

Вопрос сам по себе заставляет его череп словно раскалываться от боли! Может, в этом цель боли? Помешать ему вспоминать?

Его одолевают болезненные ощущения. Дело гораздо хуже! — вопросы даже нельзя задавать!

Эмерсон сжимает голову: понимание приходит к нему с сокрушительными ударами.

Никогда, никогда, никогда.

Раскачиваясь, он испускает вопль. Воет, как раненое животное, его вопли проносятся над скальными выступами. Звук летит, как вспугнутая птица, и сдерживается перед самым столкновением.

Резко, круто поворачивает и возвращается как смех!

Эмерсон ревет.

В реве он выражает свое презрение.

Он ржет воинственной радостью.

По щекам его льются слезы, но он задает вопрос и наслаждается ответом, поняв наконец, что он не трус. Его амнезия — это не истерический уход от действительности. Не бегство от травм прошлого.

То, что произошло с его мозгом, не случайность. Горячий свинец словно течет по его спине — это запрограммированные запреты пытаются его сдержать. Сердце Эмерсона разбухает, грозит разорвать грудную клетку. Но он почти не замечает этого, с жестоким оживлением разглядывая скрытую истину.

Кто— то это сделал.

И прямо перед ним, с плоской вершины холма, на него смотрят холодные глаза. Светлые и молочные. Загадочные, Древние, обманчивые. Они могут внушать ужас — тому, кому есть что терять.

Кто— то это сделал со мной!

Сжимая кулаки, с мокрыми щеками, Эмерсон видит, как сливаются цвета. Его глаза заполняются жидкой болью. Но это больше не имеет значения.

Теперь он видит.

Видит только то, что знает.

Незнакомец кричит, и крик его летит над вечными холмами.

Крик вызова.

ЭВАСКС

Они проявляют мужество.

В этом отношении вы оказались правы, Мои кольца.

Мы, джофуры, не ожидали, что они придут так скоро после того, как «Полкджи» выжег все на двадцать коречей вокруг места нашей посадки. Но вот эта делегация, размахивающая белым знаменем.

Вначале значение этого символа было непонятно груде коммуникации нашего «Полкджи». Но ассоциативное кольцо этой груды выдало сведения о соответствующей человеческой традиции — белый флаг означает мир.

Мы сообщили об этом капитану-лидеру. Эта возвышенная груда кажется довольной нашей службой. Мои кольца, вы поистине хорошо информированы относительно этих паразитов! Эти кажущиеся бесполезными торы, оставшиеся от прежнего Аскса, содержат в своем воске сведения о людях, которые могут оказаться полезными союзу Обейер, если в Пять Галактик действительно пришло предсказанное время перемен.

В Великой Библиотеке раздражающе мало информации о маленьком земном клане. Какая ирония, что обильные сведения мы находим на такой примитивной, отсталой планете, как Джиджо. Сведения, которые могут помочь нам в нашей цели — полном уничтожении всех волчат.

Что? Вы содрогаетесь от такой перспективы?

В радостном предчувствии службы? В предвидении, что еще один враг нашего клана будет уничтожен?

Нет. Вы содрогаетесь, наполняя наш сердечник мятежными испарениями!

Мои бедные отравленные кольца. Неужели вы так заражены чуждыми представлениями, что вам жалко этих несносных двуногих? И паразитов г'кеков, которых мы поклялись уничтожить?

Возможно, яд настолько силен, что делает вас непригодными к службе, вопреки всем вашим знаниям.

Оайлие были правы. Без мастер-кольца все груды могут превратиться в сентиментальных треки.

ЛАРК

Высокий звездный повелитель в куртке и брюках из домотканого материала производил не менее сильное впечатление, чем в своем прежнем черно-серебристом мундире. Массивные руки Ранна и его клинообразный торс заставляли воображать невозможные картины, например, спортивную схватку между ним и взрослым хуном.

«Это может немного сбить с него спесь, — думал Ларк. — Ничего высшего в этом парне нет. За физической силой и самодовольством Ранна та же технология, которая придала Линг внешность богини. Я мог бы стать таким же сильным — и жить триста лет, — если бы не родился в этой далекой глуши».

Ранн говорил на англике с заметным даникским акцентом, с горячими обертонами, как и его ротенские повелители.

— Услуга, о которой ты просишь, одновременно рискованна и нагла. Можешь ли назвать хоть одну причину, по которой я должен с вами сотрудничать?

Охраняемый милицейскими стражниками, звездный лорд скрестив ноги сидел в одной из пещер горы Дуден, где замаскированные рампы сливались с окружающим лесом под навесами из блеклых тканей. Далекие хребты за поселком г'кеков словно рябили, когда деревья бу сгибали под ветром свои гигантские стволы. Из соседних гротов поднимались геотермальные пары, скрывая пленника от галактических инструментов — так по крайней мере надеялись мудрецы.

Перед Ранном лежала груда ромбов с символом Галактической Библиотеки, те самые коричневые плитки, которые Ларк и Утен нашли в разрушенной станции даников.

— Я могу назвать несколько причин, — ответил Ларк. — Половина знакомых мне квуэнов больны или умирают от грязного вируса, которого выпустили вы, ублюдки.

Ранн пренебрежительно отмахнулся.

— Это ваше предположение. Я его отвергаю.

У Ларка дыхание перехватило от гнева. Вопреки всем неопровержимым доказательствам Ранн упрямо отвергал возможность распространения ротенами смертельных микроорганизмов. То, что вы предполагаете, совершенно нелепо, сказал он раньше. Это противоречит природной доброте наших повелителей.

Первой реакцией Ларка было изумление. Природная доброта? Разве Ранн не был участником той сцены, когда Блур, несчастный портретист, сфотографировал лицо ротена без маски, а Ро-кенн реагировал на это приказом перебить всех свидетелей?

Ларку не принесло никакой пользы перечисление, пункт за пунктом, всех доказательств, которые он излагал Линг. Рослый звездный человек слишком презирал все джиджоанское, чтобы прислушаться к доводам логики.

Или он с самого начала в этом участвовал и теперь считает отказ своей лучшей защитой.

Линг с несчастным видом сидела на обломке сталагмита, не способная посмотреть в глаза своему бывшему руководителю. Они обратились к Ранну за помощью после того, как она с помощью своего информационного диска не смогла проникнуть в найденный архив.

— Хорошо, — сказал Ларк. — Если на тебя не действуют милосердие и справедливость, то, может, подействуют угрозы.

Рослый мужчина хрипло рассмеялся.

— А сколькими заложниками вы можете пожертвовать, молодой варвар? Чтобы предотвратить огонь с неба, у вас только трое нас. Твоим угрозам не хватает убедительности.

Ларк чувствовал себя, как пустынный лемминг при встрече с лиггером. Тем не менее он придвинулся.

— Положение изменилось, Ранн. Раньше мы надеялись добиться уступок, передав вас на корабль ротенов. Теперь и корабль, и все члены его экипажа заключены в пузыре. А мы будем вести переговоры с джофурами. Подозреваю, что им все равно, как ты будешь выглядеть и в чем будешь одет, когда мы передадим тебя им.

Лицо Ранна стало бесстрастным. Ларк находил это ободряющим.

Но тут вмешалась Линг.

— Пожалуйста. Такой подход бесцелен. — Она встала и подошла к своему коллеге данику. — Ранн, возможно, нам придется всю оставшуюся жизнь провести с этими людьми или разделить судьбу, какую уготовили им джофуры. Излечение может улучшить отношения с Шестью Расами. Их мудрецы пообещали простить нас, если мы найдем средство быстро.

Молчаливая гримаса Ранна не требовала истолкования с помощью реука. Ему не нравилось оправдание со стороны дикарей.

— И еще эти фотографии, — продолжала Линг. — Ты принадлежишь к Внутреннему Кругу и, должно быть, видел лица ротенов и раньше. Но меня это шокировало. Конечно, эти фотографические изображения — оружие в руках туземцев Джиджо. Сохраняя верность нашим повелителям ротенам, ты должен подумать и об этом.

— И кому они покажут эти картинки? — усмехнулся Ранн. Потом посмотрел на Ларка, и выражение его лица изменилось. — Вы ведь на самом деле не можете…

— Передать их джофурам? А зачем нам беспокоиться? Джофуры в любое время, когда только захотят, могут раздавить ваш звездный корабль и разделить ваших хозяев на составляющие нуклеиновые кислоты. Посмотри в лицо фактам, Ранн: маскировка больше ничего не дает. Джофуры уже могли плотно обернуть свои кольца мульчи вокруг ваших повелителей.

— Вокруг возлюбленных патронов человечества?

Ларк пожал плечами.

— Правда это или нет, но это ничего не меняет. Если джофуры захотят, ротенов предадут анафеме во всех Пяти Галактиках. Наказание может быть очень суровым.

— А как же ваши Шесть Рас? — горячо возразил Ранн. — Вы все тоже преступники. Всем вам грозит наказание — и не только людям и остальным живущим здесь, но целиком всем расам повсюду в космосе!

— Ага. — Ларк кивнул. — Но мы это всегда знали. Мы вырастали, рассуждая о вероятности такого мрачного исхода. Сознание вины всегда окрашивало наше представление о жизни. — Он сардонически улыбнулся. — Но сомневаюсь, чтобы такое оптимистическое существо, как ты, считающее себя частью грандиозного замысла, могло бы смириться с утратой всего, что любит и ценит.

Лицо даника наконец помрачнело.

— Ранн, — настойчиво заговорила Линг. — Надо действовать совместно.

Он сердито посмотрел на нее.

— Без одобрения Ро-кенна?

— Его увезли далеко отсюда. Даже Ларк не знает, где он. И теперь я убеждена, что мы должны думать о благе человечества, о благе Земли независимо от ротенов.

— Одно без другого невозможно.

Она пожала плечами.

— Тогда будем прагматиками. Если мы поможем этим людям, может быть, они то же самое сделают для нас.

Рослый мужчина скептически фыркнул. Но спустя несколько дуров коснулся ногой груды информационных ромбов.

— Ну, мне любопытно. Они не из Библиотеки станции. Я узнаю цветные глифы. Ты уже пыталась получить доступ?

Линг кивнула.

— Тогда, может, у меня получится лучше.

Он снова посмотрел на Ларка.

— Ты знаешь, каков риск, если я включу свой ридер?

Ларк кивнул. Лестер Кембел уже объяснил ему. Вероятно, цифровое сознание, осуществляемое крошечными информационными устройствами, будет скрыто гейзерами и микроземлетрясениями, которые постоянно происходят под Риммером.

Однако для большей уверенности все основатели колонии, от г'кеков и глейверов до уров и людей, отправили свои крадущиеся корабли в Помойку. Не осталось ни одного компьютера. Наши предки, должно быть, считали опасность весьма реальной.

— Не нужно читать сунерам лекции о риске, — ответил Ларк рослому человеку со звезд. — Вся наша жизнь поставлена на кость Ифни. Мы знаем, что это не вопрос выигрыша. Наша цель — как можно дольше оттягивать проигрыш.

Джими, один из благословенных, живших поблизости, в святилище избавившихся, добродушный молодой человек, почти такой же рослый, как Ранн, но гораздо более мягкий, принес еду. А также записку от Лестера Кембела. Посольство к джофурам прибыло на Поляну Праздника, надеясь вступить в контакт с последними пришельцами.

На листочке вручную было написано: «Каков прогресс?»

Ларк поморщился. Он не знал, что в данном случае означает «прогресс», хотя сомневался, что достиг хоть какого-то.

Линг помогала вкладывать бежевые пластинки в информационный диск Ранна. Даники вместе удивленно разглядывали непонятные сверкающие символы.

Книги периода до «Обители» описывали, что такое цифровой мир — царство бесконечных измерений, возможностей и корреляций, где любая имитация приобретает свойства ощутимой реальности. Конечно, описания не заменяют непосредственный опыт. Но я не таков, как легендарные островитяне, которых ставили в тупик ружье и компас капитана Кука. Я имею некоторое представление о возможном, немного знаю математику.

Во всяком случае он на это надеялся.

Но потом встревожился. Может, даники притворяются? Делают вид, что столкнулись с трудностями, тогда как просто тянут время?

Времени осталось немного. Скоро умрет Утен, а за ним и другие хитиновые друзья. Но что еще хуже, дошли слухи о целых хунских селениях, все жители которых чихают и кашляют. Их горловые мешки поражены неведомой болезнью.

«Давайте! — молча торопил он. — Что сложного в простом компьютерном индексе?»

Ранн отбросил ромб, издав гортанное проклятие на чуждом арго.

— Зашифровано!

— Я так и думала, — сказала Линг. — Но мне казалось, что ты как член Внутреннего…

— Даже нам, из круга, говорят не все. Но я знаю основы кодов ротенов. Этот совсем другой. — Он нахмурился. — Однако он кажется мне знакомым.

— Ты можешь его сломать? — спросила Линг, вглядываясь в лабиринт плывущих символов.

— Не с таким примитивным ридером. Нужно что-то побольше. Настоящий компьютер.

Линг распрямилась, понимающе глядя на Ларка. Но решение предоставила ему.

Ларк выдул воздух из щек.

— Хр-рм. Я думаю, это можно организовать.

Смешанный отряд милиции тренировался под соседними деревьями, выглядя мужественно в пятнистой боевой раскраске. Ларк видел только несколько мощных квуэнов, хотя именно пятиногие бронированные существа составляют основу милиции на Джиджо.

Как один из немногих живых джиджоанцев, побывавших на борту чуждого корабля и своими глазами видевших их оружие, Ларк представлял себе, каким неожиданным и случайным оказался исход Битвы на Поляне: копья, арбалеты и ружья против звездных богов. Такая случайность больше не повторится. Но нет причин прекращать тренировки. Они держат добровольцев занятыми и помогают предотвратить воскрешение древних распрей. Что бы ни случилось: подчинимся ли мы со склоненными головами окончательному решению или умрем сражаясь, — мы не можем позволить себе разногласий.

В палатке у ручья их ждал Лестер Кембел.

— Мы рискуем, делая это, — сказал пожилой мудрец.

— А есть ли у нас другой выбор?

Во взгляде Лестера Ларк прочел ответ.

Мы можем позволить Утену и бесчисленным квуэнам умереть, если такова цена жизни остальных.

Ларк ненавидел свое положение мудреца. Его приводил в отвращение способ мысли, который от него ожидают — сопоставление плюсов и минусов, заключение сделок, которые, как бы ни обернулись, делают тебя проклятым.

Кембел вздохнул.

— Можно сделать попытку. Сомневаюсь, чтобы артефакт вообще включился.

За грубым деревянным столом несколько людей и уров — помощники Кембела — сопоставляли блестящие предметы с древними иллюстрациями. Ранн с изумлением смотрел на предметы, которые доставили сюда с берегов далекого кислотного озера.

— Но мне казалось, вы уничтожили свои цифровые…

— Да, уничтожили. Это сделали наши предки. А это — остатки. Реликты буйуров.

— Это невозможно. Ведь буйуры улетели полмиллиона лет назад!

Ларк рассказал сокращенный вариант истории сумасшедшего мульк-паука с коллекционерским фетишем. Существа, созданного для уничтожения, но проведшего тысячелетия в запечатывании своих сокровищ в коконы остановленного времени.

Работая днем и ночью, алхимики-треки сумели создать формулу состава, растворяющего золотую пленку, и предметы вернулись в реальный мир. К счастью для нас, эти специалисты оказались поблизости, подумал Ларк. Усталые треки стояли снаружи, испуская желтоватые пары из своих химосинтезирующих колец.

Ранн погладил черный трапециевидный предмет, очевидно, больший родич его портативного информационного диска.

— Силовой кристалл негентропический и выглядит неповрежденным. Вы не знаете, работает ли он?

Ларк пожал плечами.

— Вы знакомы с этим типом?

— Галактическая технология очень стандартизована, хотя, когда сделали это, люди как таковые еще не существовали. Это более высокий уровень технологии, чем тот, которым я пользуюсь, но… — Человек с неба сел перед древним артефактом и нажал один из выступов.

Приспособление неожиданно испустило поток ярких лучей, которые достигли навеса. Высокий мудрец и его помощники отпрянули. Урские кузнецы фыркали, извивая длинные шеи, а техники-люди украдкой делали жесты, отвращающие зло.

Даже среди личных помощников Кембела, воспитанных на книгах, наша умудренность так поверхностна, что ее можно соскрести ногтем.

— Буйуры преимущественно пользовались галактическим три, — сказал Ранн. — Но галдва близок к универсальному, поэтому сначала попробуем его.

Он перешел на код, издавая щелчки, свисты и стоны так быстро, что Ларк не в состоянии был следить за языком компьютерных команд. Руки звездного повелителя тоже двигались, мелькали среди плывущих изображений. Линг присоединилась к нему, протягивала руки к эрзац-объектам, которые не имели для Ларка никакого смысла, отбрасывала то, что считала не относящимся к делу, создавая Ранну рабочее пространство.

Вскоре пространство расчистилось, осталось только несколько плывущих додекаэдров, на каждой из двенадцати сторон которых пробегали символы.

— Буйуры были хорошими программистами, — заметил Ранн, переходя на галшесть. — Хотя самая большая их страсть — биологические изобретения, они не утратили и цифрового искусства.

Ларк оглянулся на Лестера, который отошел к дальнему концу стола. Там, подобно горке сияющих опалов, лежала груда сенсорных камней. Нервно притопывая ногой, мудрец внимательно следил, не вспыхнет ли предупреждающий огонь.

Повернувшись еще дальше, Ларк заметил, что горный склон опустел. Отряд милиции ушел.

Никто, обладающий здравым смыслом, не будет здесь задерживаться, пока происходит такое.

Ранн пробормотал проклятие.

— Я надеялся, машина распознает шрифт, если это тип, широко употребляемый в Пяти Галактиках. А может, здесь особенности, характерные для отдельных рас или союзов.

Но увы — компьютер говорит, что не узнает криптографический подход, использованный в пластинах памяти. Он называет технику кодирования новаторской.

Ларк знал, что среди старших звездных кланов это слово считается оскорбительным.

— Может, это способ, разработанный после отлета буйуров с Джиджо?

Ранн кивнул.

— Полмиллиона лет — немало даже по галактическим стандартам.

Линг энергично подхватила:

— Так, может, он земной.

Рослый мужчина посмотрел на нее, потом кивнул и перешел на англик.

— Это может объяснить впечатление смутной знакомости. Но зачем ротенам использовать земной код? Ты знаешь, что они думают о технологии волчат. Особенно о том, что создано этими неверующими землянами.

— Ранн, — прервала его Линг негромко. — Эти плиты могли не принадлежать Ро-кенну или Ро-пол.

— Тогда кому? Ты говоришь, что раньше их не видела. Я тоже. Остается…

Он замигал, потом тяжело ударил кулаком по деревянному столу.

— Нужно расколоть эту штуку. Линг, мы потратим всю оставшуюся энергию на то, чтобы найти ключ.

Ларк сделал шаг вперед.

— Разумно ли это?

— Тебе нужно лекарство для твоих друзей дикарей? Что ж, корабль джофуров сидит на развалинах нашей станции, а наш корабль в плену. Возможно, это единственный шанс.

Очевидно, у Ранна была и другая причина для неожиданного пыла. Но как будто бы все они хотят одного и того же — пока.

Лестер выглядел встревоженным, но кивком дал разрешение и снова вернулся к разглядыванию сенсорных камней.

«Мы делаем это для тебя, Утен», — подумал Ларк.

Несколько мгновений спустя ему пришлось отступить на несколько шагов: пространство над доисторическим компьютером заполнилось. Бесчисленные глифы и знаки извивались, как снежные змеи в арктической буре. Машина буйуров прилагала все усилия своего цифрового интеллекта, чтобы разгадать сложную головоломку.

Ранн работал, руки его мелькали, а лицо становилось все более сердитым. Такое негодование можно испытать только по одной причине.

Из— за предательства.

Прошел мидур, прежде чем древний компьютер объявил о получении предварительных результатов. К этому времени Лестер Кембел уже совершенно измучился. Рубашка его потемнела от пота, а дыхание вырывалось с трудом. Но Лестер никому не доверял наблюдение за сенсорными камнями.

— Нужна длительная подготовка, чтобы заметить предупреждающее свечение, — объяснил он. — Сейчас, если я расслаблюсь и направлю взор в нужном направлении, то едва вижу мягкое свечение в промежутке между двумя нижними камнями.

Длительная подготовка? Ларк удивился. Он всматривался в хрупкую пирамиду и разглядел слабое свечение, напоминающее приглушенный огонь, который лижет края сосуда с мульчей, когда жирные кольца треки возвращают мертвеца в цикл Джиджо.

Кембел продолжал описывать, как будто Ларк ничего не видит.

— Когда-нибудь, если будет время, мы научим тебя воспринимать пассивный резонанс, Ларк. В данном случае его пробудил боевой корабль джофуров. Его гигантские двигатели, в сорока лигах от нас, сейчас не работают. К сожалению, даже сейчас они создают такой фоновый шум, который способен замаскировать появление нового возмущения.

— Какого, например?

— Такого, как другой набор гравитационных репульсоров, приближающийся к нам.

Ларк мрачно кивнул. Подобно богатой самке ура с двумя мужьями в сумках, большие боевые корабли несут в себе меньшие суда, быстрые и незаметные, которые способны выполнять смертоносные поручения. Это прежде всего и тревожило Лестера.

Ларк подумал, стоит ли вернуться и понаблюдать за работой двух даников, которые в поиске математических ключей вызывали все новых программных демонов. Но какой смысл смотреть на необъяснимое? Вместо этого он внимательней всмотрелся в камни. Каждая их вспышка — эхо титанических сил, подобных тем, что таятся в солнце.

Первое время он ощущал только мягкое синеватое пламя. Но потом Ларк начал замечать другой ритм, совпадающий с биением приглушенного пламени. Источник этого ритма вблизи его грудной клетки, над бьющимся сердцем.

Он сунул руку под одежду и сжал амулет — осколок Святого Яйца, висящий на кожаном ремешке. С каждым дуром биение все усиливалось, начало передаваться рукам.

Что общего у Яйца с двигателями галактического крейсера? Только одно: они оба намерены тревожить меня до самой смерти.

Он слышал, как гневно вскрикнул Ранн. Рослый даник ударил кулаком по столу, едва не опрокинув хрупкие камни.

Кембел пошел узнавать, что установил Ранн. Но Ларк не мог последовать за ним. Его остановило оцепенение, распространившееся от сжатого кулака. Прокатилось по груди и спустилось к ногам.

— Ух хухнн…

Он пытался заговорить, но слова не шли. Какой-то паралич лишил его возможности двигаться.

Год за годом пытался он достичь того, что к другим пилигримам приходило легко, когда члены Шести Рас стремились достичь единства с даром Джиджо — Яйцом, этим загадочным чудом. Некоторым оно давало благословение — образы руководства, глубокие и трогательные. Утешения в трудностях изгнания.

Но Ларку — никогда. Грешнику — никогда.

До этого момента.

Но вместо того чтобы ощутить мир и безмятежность, Ларк испытывал горечь, словно расплавленный металл во рту. В ушах скрежетало, как будто массивный камень протаскивают через слишком узкий проход. В смятении промежутки между сенсорными камнями казались пропастями между планетами. Камни — это луны, касающиеся друг друга с громоздким изяществом.

Перед ошеломленным взором серебристое пламя вздувалось, как новый росток куста роз. Новая выпуклость двигалась, отделилась от родителя, поползла по поверхности одного камня, пересекла пропасть и стала постепенно подниматься.

Почти неощутимое пламя. Не будь повышенной в приступе чувствительности, Ларк не заметил бы его.

Что— то приближается.

Но он мог реагировать только каталептическим бульканьем.

За Ларком послышались звуки ярости — это Ранн что-то швырял в гневе от своего открытия. Вокруг разгневанного чужака двигались фигуры Лестер и милицейские стражники. Никто не обращал на Ларка внимания.

В отчаянии он попытался отыскать место, откуда исходят волевые акты. Центр воли. Тот участок, который приказывает ноге сделать шаг, глазу передвинуться, голосу — издавать слова. Но душа его казалась пленницей бесцветного комка огня, продолжавшего неторопливо перемещаться.

Но зачем привлекать его внимание, если огонь не разрешает ему двигаться?

«Таково твое намерение? — спросил он у Яйца в полумольбе-полуосуждении. — Ты делаешь меня чувствительным к опасности и не позволяешь предупреждать других?»

Прошел ли один дур — или десять — пока огонь двигался по следующему камню? С мягким шипением он пересек очередной промежуток. Сколько еще ему предстоит преодолеть, прежде чем он достигнет вершины? И какая небесная тень пронесется над головой, когда это произойдет?

Неожиданно в поле зрения Ларка действительно возник огромный силуэт. Гигантская шарообразная фигура, обширная и размытая, на его неподвижный, но несфокусированный взгляд.

Вторгшийся объект заговорил с ним.

— Ухм… Мудрец Кулхан? С вами все в порядке, сэр?

Ларк жестом — он по-прежнему не владел речью — пригласил подойти ближе. Сюда, Джими. Еще немного левее.

С благодатной внезапностью пламя исчезло, закрытое круглым лицом Джими Блаженного, Джими Простака. С обеспокоенным выражением Джими коснулся влажного лба Ларка.

— Принести вам чего-нибудь, мудрец? Может, немного воды?

Освободившись из гипнотической ловушки, Ларк наконец обрел волю: она была на том же месте, где всегда.

— Ухххх.

Задыхаясь, выдыхая отработанный воздух, он перевел дыхание. В теле взорвалась боль, но он подавил ее, вложил всю волю в два простых слова:

— Все наружу!

ЭВАСКС

Они быстро выполняют обещания, не правда ли, Мои кольца?

Видите, как быстро туземцы соглашаются на наши требования?

Вы удивлены тем, что они так быстро решили умиротворить нас, но Я ожидал этого. Какое другое решение возможно теперь, когда так называемые мудрецы поняли, каково истинное положение?

Подобно вам, меньшие кольца, самое главное назначение других рас — повиноваться.

Как это произошло? — спрашиваете вы.

Да, у вас есть Мое разрешение гладить старомодные восковые натеки, прослеживая недавние воспоминания. Но Я перескажу их также более эффективным способом оайлие, чтобы мы смогли сообща насладиться совместно исполненным удачным завершением.

Начнем с прибытия послов — по одному от каждого дикарского племени. Они вступили в раздавленную долину на ногах и колесах, спотыкаясь, как животные, на обломках, окружающих наш гордый «Полкджи».

Храбро остановившись под нависающим блестящим корпусом, они по очереди кричали в ближайший открытый люк, произносили высокие речи от имени своей примитивной Общины. С поразительным красноречием они цитировали от носящиеся к делу разделы галактических законов, от имени предков принимая на себя всю ответственность за пребывание на этой планете и вежливо требуя, чтобы мы объяснили причину своего появления здесь.

Являемся ли мы официальными инспекторами и судьями Института Миграции, спрашивали они. А если нет, то по какой причине нарушаем мир на этой планете?

Какая наглость! Из членов нашего экипажа наиболее взволнованная груда — младший священник. Ведь кажется, что теперь мы должны оправдываться перед варварами!

«Почему Бы Нам Просто Не Поджарить Это Посольство, Как мы Поступили Раньше?»

На это наш великолепный капитан-лидер ответил:

«Нам Ничего Не Стоит Направить Информативный Пар В Общем Направлении Этих Полуразвившихся Существ. И Не Забывайте, Что Есть Информация, Которая Нам Необходима! Помните, что Эти Мошенники, Которых Называют Ротенами, Предложили Продать Нам Ценные Знания До Того, Как Мы Справедливо Обманули Их. Может, Те Же Самые Знания Можно Получить От Местных Жителей За Гораздо Меньшую Цену. Это Сбережет Нам Время И Усилия В Поиске.»

Разве груда-младший священник не приводит новые аргументы?

«Посмотрите На Эти Ужасы! Какое Отвратительное Зрелище! Они Пришли В Тень Нашего Великого Корабля — Уры Рядом С Хунами! Бедные Обманутые Родичи Треки Стоят Рядом С Волчатами Людьми! И Среди Них Хуже Всего Г'Кеки! Что Можно Получить От Такого Смешения Рас? Сжечь Их На Месте!»

Да, Мои кольца, разве не проще бы все обстояло для нас/ Меня, если бы капитан-лидер уступил и прислушался к совету младшего священника? Но вместо этого наш возвышенный командир склонился к старшему священнику для дальнейших консультаций.

Это величественное существо, башня из пятидесяти великолепных торов, вытянулось вверх и провозгласило:

«Я/Мы Согласен, Что Это Унизительная Задача. Но Нам Не Причинит Вреда Наблюдение За Соответствующими Формами И Ритуалами.

Поэтому Предоставим Работу Эвасксу. Пусть Груда Эваскс Разговаривает С Этими Регрессировавшими Дикарями. Пусть Эваскс Разузнает, Что Им Известно О Двух Видах Добычи, Которую Мы Преследуем.»

Так и было решено. Работу поручили этой временной гибридной груде. Поручение, достойное самого младшего агента. Вести переговоры с животными. Таким образом Я/мы узнал, как низко ценят нас другие джофуры.

Но сейчас это не важно. Помните ли вы, с какой решимостью и уверенностью взялись мы за порученное дело? На антигравитационной платформе мы опустились в поваленный лес, где ждали шесть послов. Наше кольцо ассоциаций узнало двух из них: Фвхун-дау, поглаживающего белую хунскую бороду, и Вуббена, мудрейшего из г'кеков. Вначале эта пара радостно удивилась, считая, что видит утраченного друга — Аскса.

Затем, поняв свою ошибку, все шестеро дрогнули, издавая различные звуки отчаяния. Особенно находившийся среди них треки — сменивший нас/вас среди высоких мудрецов? — которого трансформация как будто особенно расстроила. О, как дрожала эта туземная груда торов, постигнув суть нашей джофурикации! Распадется ли это сегментированное единство на месте? Станут ли кольца-компоненты, без мастер-кольца, способного связать их и руководить ими, станут ли эти кольца рвать соединяющие мембраны и расползаться в разные стороны, возвратившись к звериным привычкам наших предков?

Постепенно все шесть представителей настолько пришли в себя, что были в состоянии слушать. В простых словах Я объяснил причину появления «Полкджи» в этой далекой системе.

Мы не представители Института Миграции, сказал Я/мы им, хотя мы применили параграф галактического закона, беря на себя полномочия, чтобы арестовать генных грабителей ротенов. И если мы справедливо накажем их или преступных колонистов, со стороны равнодушного космоса не будет никаких вопросов.

К кому будут апеллировать мудрецы?

Но наша цель не такова.

Это Я добавил, успокаивая. Есть гораздо большие преступники, достойные преследования, чем несчастная горстка изгнанников, застрявших на запретном рифе и ищущих избавления собственными средствами.

Наша главная цель — поиски исчезнувшего корабля с экипажем из земных дельфинов. Корабля, который разыскивают десять тысяч флотов по всем Пяти Галактикам. Корабля, несущего в себе тайну и, может быть, ключ к новой эре.

Я сказал послам, что мы заплатим за сведения, если туземцы помогут нам сократить поиск.

(Да, Мои кольца, капитан-лидер тоже пообещал заплатить этим негодяям ротенам, когда их корабль связался с нашим в пространстве прыжка и предложил важные сведения. Но эти нетерпеливые глупцы в своей жадности выдали слишком многое. Мы дали неопределенные обещания, выуживая у них дополнительные доказательства, затем тайно последовали за ними еще до окончательного заключения сделки! А когда они привели нас к этой планете, то стали нам не нужны. И вместо того, чтобы платить, мы захватили их корабль.

Конечно, они могли бы продать еще некоторые клочки информации. Но если корабль дельфинов действительно в этой системе, рано или поздно мы его найдем.)

(Да, Мои кольца, в нашем сердечнике памяти нет никаких восковых отпечатков дельфиньего корабля. Но другие на Джиджо могут что-то знать. Возможно, эти данные утаили от мудреца треки. Да и разве можно доверять воспоминаниям, унаследованным от Аскса? Ведь он коварно расплавил множество натеков сердечника.

Поэтому мы должны расспросить послов джиджоанцев, используя угрозы и обещания.)

Пока послы размышляли над проблемой дельфиньего корабля, Я перешел к нашему второму требованию. Наша цель — надолго отложенное справедливое возмездие!

ВАМ ЭТО ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ ТРЕБОВАНИЕ МОЖЕТ ПОКАЗАТЬСЯ НЕПРИЯТНЫМ ИЛИ ПРЕДАТЕЛЬСКИМ. НО У ВАС НЕТ ВЫБОРА. ВЫ ДОЛЖНЫ ПОДЧИНИТЬСЯ НАШЕЙ НЕПРЕКЛОННОЙ ВОЛЕ. ЖЕРТВА, КОТОРУЮ МЫ ТРЕБУЕМ, СОВЕРШЕННО НЕОБХОДИМА. И НЕ ДУМАЙТЕ УВИЛИВАТЬ!

Мудрец хун испустил глубокое ворчание, раздувая свой горловой мешок.

— Мы не совсем поняли смысл сказанного. Чем мы должны пожертвовать?

На эту явную попытку увильнуть Я насмешливо ответил, добавив подчеркнутую рябь на наших верхних кольцах:

ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ДОЛЖНЫ ОТДАТЬ НАМ. МЫ ОЖИДАЕМ СИМВОЛИЧЕСКОГО ПОДНОШЕНИЯ. ЗАДАТКА, КОТОРЫЙ ПОКАЗАЛ БЫ, ЧТО ВЫ НАС ПОНИМАЕТЕ.

И с этими словами Я приказал нашему кольцу-манипулятору нацелить все щупальца на престарелого г'кека.

На Вуббена.

На этот раз их реакция свидетельствовала о понимании. Некоторые прежние кольца Аскса разделили их отвращение, но Я железной рукой навел дисциплину.

Устрашенные варвары удалились, унося с собой слово с небес.

Мы не думали получить от пришедших в ужас сунеров ответ в течение одного-двух дней. Тем временем капитан-лидер решил послать наш второй корвет, чтобы помочь первому, чье самовосстановление шло слишком медленно. Этот корабль застрял вблизи глубоководной впадины. (Возможное место укрытия исчезнувшего корабля землян!)

Вначале мы опасались, что наш корабль сбили дельфины и что туда следует лететь самому «Полкджи». Но наша груда-тактик рассчитала, что скорее всего в наш корабль случайно попал разведчик ротенов. И поэтому безопасно отправить меньшее судно.

И вот в тот момент, когда наша ремонтная группа уже готовилась к высадке, мы уловили сигнал с этих самых гор. Что это могло быть, как не ответ джиджоанских послов на Мои/ наши требования?

Корвет был перенаправлен на север, к месту новой передачи.

И вот! Только что пришел его доклад. Поселок г'кеков — маленький город на демонских колесах, спрятанный в лесу!

О, мы бы все равно его нашли. Наши картографы только еще начали работу.

Тем не менее этот жест внушает оптимизм. Он показывает, что Шесть (которых скоро будет пять) обладают достаточным разумом, чтобы рассчитывать шансы, предвидеть неизбежное и минимизировать потери.

Что, Мои кольца? Вы удивлены? Вы ожидали большей солидарности в вашей хваленой Общине? Большей верности?

Тогда живите и учитесь, мои восковые красавицы. Это только начало.

ЛАРК

Престарелый мудрец-человек бежал по лесу, и щеки его были мокры от слез.

— Это моя вина, — задыхаясь, причитал он. — Я виноват во всем. Мне не следовало разрешать это так близко от бедных г'кеков.

Ларк слышал жалобы Кембела, когда они присоединились к толпе беглецов, бегущих по узким проходам между колоссальными стволами бу. Ларк увидел рослого хунского милиционера с большим мечом на спине. Могучий воин подхватил Лестера на руки и осторожно понес потрясенного мудреца к безопасности.

Для бегущих под бу это слово — «безопасность» — больше никогда не будет иметь прежний смысл. В течение двух тысяч лет укрепления горы Дуден предоставляли убежище старейшей и самой слабой разумной расе на Джиджо. Но никакая защита не устоит против небесного крейсера, который пролетел над укромной долиной сразу вслед за тем, как Ларк выкрикнул свое предупреждение. Те беглецы, у кого хватило мужества оглянуться, навсегда запомнят этот страшный корабль, нависший, как хищник, над изящными рампами, домами и мастерскими.

Должно быть, его привлек буйурский компьютер — своим «цифровым резонансом».

Пролетая над горой, чужаки не могли не увидеть внизу поселок г'кеков.

…мы были слишком близки к бедным г'кекам.

В стремлении получить ответы — и подгоняемый нестерпимым любопытством ко всему галактическому, — Кембел разрешил Линг и Ранну включить машину на полную мощность, чтобы расшифровать загадочные записи. Это все равно что поместить в этой части Риммера приманку, призывая злой ветер.

Некоторые бегущие по лесу казались не такими испуганными. Джени Шен, с яростным взглядом, поддерживала дисциплину в отряде милиции, и у Линг не было ни одной возможности отбежать вправо или влево, раствориться в лесу бу. Как будто даникам было куда идти. На их лицах было такое же отчаяние, как и у всех остальных.

Глаза Ларка все еще жгло от нестерпимо ярких лучей, которыми корабль разрывал маскировочную сеть, выставив крепость Дуден под безжалостные лучи палящего солнца. Много численные фигуры на колесах тщетно метались, словно личинки в рухнувшем улье.

Лучи погасли, из плывущего над головами неумолимого рока полилось нечто еще более страшное.

Золотистая дымка. Поток жидкого света.

В этот момент нервы у Ларка сдали, и он тоже побежал по лесу бу. Убегал от катастрофы, которую сам помог вызвать.

Ты не один, Лестер. В аду у тебя есть компаньон.

ДВЕР

Грязнолапый казался еще безумней, чем обычно.

Вглядываясь сквозь тучу жужжащих мошек, Двер следил за тем, как спятивший нур склонялся к какому-то беспомощному животному, которое поймал на берегу и теперь держал передними лапами. В то же время он угрожающе скалился, отгоняя других животных, которые могли оказаться поблизости. Грязнолапый не проявлял никакого интереса к двум поврежденным космическим кораблям, которые лежали сразу за дюной.

«Да и зачем ему интересоваться? — думал Двер. — Всякий галакт при его виде просто отмахнется от еще одного обитателя Джиджо. Наслаждайся едой, Грязнолапый. Ты можешь не корчиться в укрытии под горячим песком!»

Убежище самого Двера оказалось страшно неудобным. Ноги затекли, песок легко набивался в каждую складку тела. Рубашка, удерживаемая двумя стрелами и присыпанная песком, частично защищала его. Но это узкое убежище пришлось разделить с Рети — очень нелегкий подвиг, мягко выражаясь. Но что еще хуже, комары, размером с точку, находили человеческую плоть неудержимо привлекательной. Один за другим инсектоиды спускались в импровизированное убежище: ведь Дверу и Рети все равно приходилось открывать лица, чтобы вдохнуть. Мошки окружали их рот и неизбежно попадали внутрь. Рети закашлялась, плюнула и выругалась на диалекте Серых Холмов, не обращая внимания на призывы Двера к тишине.

Она не привыкла к такому, думал он, призывая себя к терпению. Когда он был учеником, мастер Фаллон оставлял его на несколько дней в охотничьей западне, а потом незаметно возвращался и наблюдал. И за каждый звук, который издавал Двер, Фаллон добавлял еще один мидур, пока Двер не научился ценить тишину.

— Лучше бы он перестал играть со своей едой, — прошептала Рети, глядя вниз по склону на Грязнолапого. — Или принес бы нам немного.

В животе у Двера согласно заурчало. Но он ответил:

— Не думай об этом. Попытайся уснуть. Ночью попробуем отсюда выбраться.

На этот раз она готова была прислушаться к его совету. Иногда, в самом тяжелом положении, Рети становилась гораздо лучше.

При таких темпах она станет святой еще до того, как все это кончится.

Он посмотрел влево, в сторону болота. Оба корабля застряли в трясине на морском берегу всего в двух полетах стрелы. Если они с Рети пошевелятся, то станут легкой добычей. И у него не было никакой гарантии, что ночью положение изменится.

Я слышал, что у звездных богов есть линзы, которые видят движения теплого тела в темноте. Есть у них и средства обнаружения металла и инструментов.

Уйти отсюда совсем нелегко. Или даже невозможно.

И никаких альтернатив нет. Одно дело — сдаться Кунну. Рети, которую даники приняли, могла уговорить пилота со звезд сохранить Дверу жизнь. Возможно.

Но эти вновь прибывшие, которые сбили маленького разведчика Кунна… Видя конические груды сверкающих пончиков, в сопровождении роботов осматривающие поврежденный корабль, Двер чувствовал, как у него волосы встают дыбом.

Откуда такой страх? Они очень похожи на треки, а треки совершенно безвредны, верно?

Нет, если они прилетают из космоса и мечут молнии.

Двер пожалел, что в детстве ерзал и невнимательно слушал святые службы, когда читались отрывки из Священных Свитков. Некоторые тексты были введены существами-кольцами, когда прилетел их крадущийся корабль. И это были тексты-предупреждения. Кажется, не все груды жирных колец дружелюбны и настроены миролюбиво. Каким названием они пользовались? Двер попытался вспомнить слово, обозначавшее тех треки, которые не являются треки, но не смог.

Иногда ему хотелось больше походить на брата и сестру — быть способным порождать глубокие мысли, читать множество ученых книг. Сара и Ларк лучше использовали бы время вынужденного бездействия. Они взвешивали бы альтернативы, перечисляли возможности, формулировали планы.

А я могу лишь дремать и мечтать о еде. Еще хотелось бы почесаться.

Он еще не в таком отчаянии, чтобы с поднятыми руками отправиться к серебристому кораблю. К тому же чужаки и их помощники по-прежнему толпятся у корпуса, занятые ремонтом.

Кивая в сонном оцепенении, он в особенности пытался подавить одно щекотливое ощущение в голове. Это ощущение впервые возникло, когда он «перевез» на себе робота даников через реку, используя свое тело как якорь, с помощью которого поле соединялось с землей. И каждый раз он падал в изнеможении на берег, а приходил в себя с таким чувством, словно выбрался из глубокой ямы. И с каждым пересечением реки этот эффект становился все сильней.

Ну, по крайней мере больше мне этого делать не придется. Робот укрывается за соседней дюной. С тех пор как корабль Кунна упал, а его хозяин был захвачен, робот стал бесполезен и бессилен.

Спал Двер тревожно. Вначале его беспокоило жалующееся тело, а потом кошмары.

Ему всегда снились сны. Ребенком Двер просыпался по ночам и кричал так, что будил всех обитателей дома: от Нело и Мелины до последних слуг и шимпов. И все они собирались, пытаясь успокоить его. Он не помнил отчетливо, что его так пугало во сне, но у него по-прежнему бывают поразительно яркие и отчетливые сны.

Однако эти сны не заставляют кричать.

Если не считать Одного-В-Своем-Роде.

Он вспомнил старого мульк-паука у кислотного горного озера, который однажды, во время его первого самостоятельного путешествия по Риммеру, заговорил с ним, вкладывая слова непосредственно ему в сознание;

— безумного паука, непохожего на всех остальных, который использовал любые соблазны и обманы, чтобы заманить Двера в свою паутину и присоединить к «коллекции»;

— того паука, который едва не поймал Двера в ту ужасную ночь, когда в его ядовитых щупальцах оказались Рети и ее «птица», прежде чем вся паутина вспыхнула и превратилась в огненный ад.

Он видел живые нити, видел тело самого паука, пробирающееся сквозь запутанный лабиринт, подползающее все ближе, закрывая ловушку, из которой невозможно вырваться. Из каждой извивающейся нити капали тяжелые ядовитые испарения или жидкости, при прикосновении которых кожа немела.

Песчаная дюна вокруг казалась Дверу спиралью из множества петель. Эти петли все теснее сжимают его в своем любящем, по-своему сладком и липком объятии.

— Никто не оценит тебя так, как я, слышался терпеливый призыв Одного-В-Своем-Роде. У нас общая судьба, моя драгоценность, мое сокровище.

Двер чувствовал себя в ловушке — скорее не из-за окутывающего его песка, а из-за прилипчивого сна. Он пробормотал:

— Ты только мое воображение.

Проникновенный, подобный сну, смех и медоточивый голос радостно:

— Так ты всегда говорил, хотя тем не менее старательно избегал моих объятий. До той ночи, когда я едва не завладел тобой.

— Той ночи, когда ты умер! — ответил Двер. Слова потонули в его возбужденном дыхании.

— Верно. Но неужели ты на самом деле думаешь, что это конец?

Мой род очень древен. Я сам прожил полмиллиона лет, медленно разъедая и выщелачивая жесткие останки буйуров. За эти долгие века, думая свои длинные мысли, разве не мог я все узнать о смертности?

Двер понимал — все это время, когда он переносил робота через реки, контактируя с его полем, что-то в нем самом изменилось. Сделало более чувствительным. Или свело с ума. В любом случае это объясняло ужасный сон.

Стараясь проснуться, он приоткрыл глаза, но усталость навалилась на него тяжелым саваном, и он сумел только через сплетенные ресницы взглянуть на болото внизу.

До сих пор он смотрел только на корабли чужаков: больший, в форме серебристой сигары, и меньший, похожий на бронзовый наконечник стрелы. Но теперь Двер разглядел и окружение. Он увидел само болото, а не сверкающих захватчиков.

— Они всего лишь мусор, моя драгоценность. Не обращай внимания на эти мимолетные куски «сделанного», краткие фантазии эфемерных существ. Планета поглотит их — с терпеливой помощью моих сородичей.

Занятый кораблями, он не заметил красноречивых следов. Поблизости квадратное возвышение, симметричность которого почти скрыта под растительностью. Ряд углублений, почти канав, заполненных пеной и водорослями, на одинаковом расстоянии друг от друга. Эти углубления, одно за другим, уходят вдаль.

Конечно, это древний город буйуров. Возможно, порт или морской курорт, давно покинутый, а ветер и дождь должны были уничтожить остатки.

— И помощь друзей раненой планеты, — послышался внутренний голос, полный новой гордости.

— Мы, которые помогаем зарастать шрамам.

Мы, которые ускоряем трение времени.

Вон там. Всматриваясь между собственными ресницами, Двер разглядел среди болотной растительности тонкие нити, словно натянутые между стволами и листьями, пробирающиеся через грязные отмели. Длинные трубообразные линии, движения которых медлительны, как движения ледника. Но если набраться терпения, можно уловить перемены.

— О, какому терпению ты мог бы научиться, если бы только присоединился ко мне! Сейчас мы были бы едины со Временем, мой любимец, моя редкость.

Не только растущее раздражение назойливым голосом из сна — ведь Двер знал, что голос все же воображаемый. Растущее осознание в конце концов заставило Двера стряхнуть сон. Он так сильно сжал веки, что вызвал слезы и преодолел оцепенение. Чувствуя себя бодрее, он снова открыл глаза и снова посмотрел на слабые извилистые очертания в воде. Они реальны.

— Мульк-болото, — прошептал Двер. — И паук все еще жив.

Рети пошевелилась и ядовито заметила:

— Ну и что? Только еще один повод побыстрее убраться отсюда.

Но Двер улыбнулся. Вынырнув из раздражительного сна, он понял, что мысли его устремились в другом направлении. Больше он не испытывал предчувствий жертвы.

На удалении по-прежнему слышались лай и ворчание нура, который продолжал играть с добычей. Это привилегия хищника по закону природы. Раньше поведение Грязнолапого раздражало Двера. Но теперь он принял его за предзнаменование.

Все его неудачи, все раны, не говоря уже о здравом смысле, требовали, чтобы он бежал из этого смертоносного места, уполз на животе. Увел за собой Рети в убежище, какое только можно найти в этом опасном мире.

Но сейчас у него кристаллизовалась новая идея, ясная, как соседние воды Трещины.

«Я не убегу отсюда, — решил он. — Я не знаю, как это сделать».

Охотник — вот кем он рожден, вот чему он учился.

ОЛВИН

Ну хорошо, вот мы четверо здесь, смотрим далекие картины через волшебный прибор фувнтусов. Но вот камера неожиданно дернулась, и мы увидели перед собой улыбающуюся пасть гигантского нура! Во много раз увеличенного. Таким его могла бы увидеть болотная мышь, и это был ее последний взгляд, перед тем как стать обедом.

Хуфу среагировала резким шипением. Ее когти впились мне в плечи.

Вращающийся голос, наш хозяин, казался удивленным не меньше нас. Эта вращающаяся голограмма изогнулась, как шея смущенного ура, и закивала, словно советовалась с кем-то, нам не видным. Я услышал отрывки разговора, возможно, на англике или на галсемь.

Когда голос снова заговорил громко, мы слышали слова дважды, второй раз они приходили через приемник далекого робота. Голос говорил на галшесть с акцентом, и обращался он к необычному нуру. Три слова, произнесенные таким высоким тоном, что я едва их понял.

— Брат, — быстро произнес голос. — Пожалуйста, прекрати.

Но странный нур не остановился; повернув голову, он разглядывал прибор с одной стороны, потом с другой.

Конечно, мы, хуны, используем нуров на кораблях как помощников, и они знают многие слова и простые команды. Но это на Склоне, где они получают плату в виде сладостей и мелодичного ворчания. Но как нур, живущий к востоку от Риммера, может научиться галактическому шесть?

Голос попробовал снова, изменив высоту тона и тембр, так что звуки почти вышли за пределы моего восприятия.

— Брат, во имя Шутника, поговори с нами.

Мы с Гек обменялись изумленными взглядами. Чего пытается добиться голос?

В голову пришло полувоспоминание о том времени, когда наша злополучная «Мечта Вуфона» была раздавлена в пасти гигантского корабля фувнтусов. Нас с друзьями, задыхающихся, выбросило на металлическую палубу, и вскоре сквозь туман в глазах я увидел шестиногих чудовищ, которые расхаживали вокруг, топтали наши самодельные инструменты, размахивали фонарями и восклицали на трескучем языке, который я не понимал. Бронированные существа казались жестокими, когда они сожгли маленького Зиза, треки из пяти колец. Потом они едва не сошли с ума, увидев Хуфу. Я помню, как они, сгибая металлические ноги, приседали над моей любимицей, гудели и щелкали, как будто пытались заставить ее заговорить.

И вот теперь опять то же самое! Неужели голос надеется поговорить с диким нуром и убедить оставить управляемый на расстоянии прибор? Гек помахала мне двумя глазными стебельками, выражая заинтересованность и насмешку. Наши хозяева, может быть, и звездные боги, но они глупы, если ожидают сотрудничества от нура.

Поэтому мы были удивлены больше всех — больше даже Клешни и Ур-ронн, — когда фигура на экране щелкнула челюстями и сосредоточенно нахмурилась. И сквозь стиснутые зубы послышался писк — ответ на том же неформальном языке.

— Во имя Шутника, а вы кто такие?

Выздоравливающая спина ответила резкой болью: я от неожиданности распрямился и испустил изумленное ворчание. Гек вздохнула, и зрительное кольцо Клешни завертелось быстрей голограммы. Только Хуфу ничего не замечала. Она довольно облизывалась, как будто ничего не слышала.

— Что вы, джики, проклятые Ифни груды навоза, делаете! — вопила Гек. Все ее четыре глазных стебелька метались, свидетельствуя, что она скорее сердита, чем испугана. Два громоздких шестиногих фувнтуса сопровождали ее — по одному с каждой стороны, — несли, схватив за колеса.

Остальные проявляли больше сотрудничества, хотя и неохотно. Клешне приходилось наклонять свой красный хитиновый панцирь, чтобы пройти через некоторые двери. Две маленькие амфибии вели нас назад в корабль, который принес нас в подводное убежище. Ур-ронн шла за Клешней, склонив длинную шею к полу — в позе гневного протеста.

Я ковылял на костылях за Гек, держась подальше от ее толчковых ног, которые колотили стены коридора с обеих сторон.

— Вы обещали нам все объяснить! — кричала Гек. — Сказали, что мы сможем задать вопросы Библиотеке!

Ни фувнтусы, ни амфибии не отвечали, но я вспомнил, что сказал вращающийся голос перед тем, как отослать нас.

— Мы больше не можем оправдывать содержание четверых детей в условиях, которые подвергают вас всех опасности. Это место может быть снова подвергнуто бомбардировке, и с еще большей силой. К тому же вы сейчас знаете слишком много для своего блага.

— Что мы знаем? — в замешательстве спросил Клешня. — Что нуры умеют говорить-рить?

Голограмма ответила дергающимся кивком.

— И другие вещи. Мы не можем держать вас здесь или отправить домой, как собирались вначале, поскольку это может оказаться губительным для нас и для ваших семей. Поэтому мы решили перевести вас в другое место. В цель, упоминаемую в твоем дневнике. Там вам будет удобнее дожидаться необходимого времени.

— Подождите! — настаивала Гек. — Я уверена, что вы здесь не главный. Вы, вероятно, просто компьютер, предмет. Я хочу поговорить с кем-нибудь еще! Дайте мне увидеться с вашим боссом!

Клянусь, вертящееся изображение казалось одновременно удивленным и забавляющимся.

— Какая проницательная молодежь. Нам придется после встречи с вами пересмотреть множество предположений. Поскольку я так запрограммирован, что несоответствия доставляют мне удовольствие, позвольте поблагодарить вас за этот опыт и искренне пожелать вам добра.

Я заметил, что голос так и не ответил на вопрос Гек.

Типичный взрослый, подумал я. Хунские родители или компьютеры чужаков — в основе они одинаковы.

Когда мы из изогнутого коридора перешли в переходы, ведущие к кораблю-киту, Гек успокоилась. Фувнтусы опустили ее, и она покатилась рядом с нами. Моя подруга продолжала отпускать ворчливые реплики относительно физиологии, привычек и предков фувнтусов, но я кое-что заметил. Гек выглядела очень довольной.

Очевидно, она считала, что достигла чего-то хитрого и умного.

На борту корабля-кита нас отвели в другое помещение с иллюминатором. Очевидно, фувнтусы не боялись, что мы заметим ориентиры по пути. Вначале это меня встревожило.

Может быть, они собираются запереть нас в другом древнем корабле, под другой грудой мусора в каком-нибудь далеком каньоне Помойки? В таком случае кто нас освободит, если их уничтожат?

Голос сказал, что нас отправят в «безопасное» место. Назовите меня странным, но с тех пор как сошел с прочной суши на Окончательной скале, я не чувствовал себя в безопасности. А что имел в виду голос, когда говорил, что это место, куда мы сами хотели отправиться?

Корабль-кит вначале медленно двигался в туннеле — очевидно, это проход, специально проделанный в горе древних космических кораблей, укрепленный шестами и импровизированными балками. Ур-ронн сказала, что это соответствует тому, что мы уже знаем: фувнтусы прибыли на Джиджо недавно, вероятно, они сами беженцы, подобно нашим предкам, но с одним большим отличием.

Они надеются улететь.

Я завидовал им. Не опасности, которой они подвергаются, преследуемые смертельными врагами, но той возможности, которая у них есть, а у нас нет. Уйти. Улететь к звездам, даже если этот путь ведет к роковому концу. Наивен ли я, считая, что свобода оправдывает все? Но я знал, что, будь у меня возможность, поменялся бы с ними местами.

Возможно, именно эта мысль привела меня к неожиданному осознанию. К тому моменту, когда все вдруг встало на свои места. Но давайте немного подождем.

Прежде чем корабль-кит вышел из туннеля, мы заметили какие-то фигуры, движущиеся в темноте, где от перемещающихся ярких огненных точек падали длинные тени. Чередование ослепительно ярких и совершенно черных полос вначале не давало возможности что-нибудь рассмотреть. Но потом Клешня узнал эти смутные формы.

Это фувнтусы, шестиногие существа, которые казались такими неуклюжими в помещениях. Впервые мы увидели их в их стихии, они плавали, а механические конечности были убраны или использовались как гибкие рабочие руки. Теперь обрело смысл и расширение в конце туловища — большой плавник помогал им грациозно передвигаться в темной воде.

Мы уже рассуждали о том, что, вероятно, это не вполне механические существа. Ур-ронн считала, что тяжелый металлический панцирь они носят как одежду, а сами существа находятся внутри горизонтальных раковин.

Они носят панцирь в помещении, потому что у них нет ног, подумал я, зная также, что стальные корпуса скрывают их внешность. Но почему, если они прирожденные пловцы, то и за бортом продолжают носить металлический покров?

Мы видели очень яркие вспышки — это подводная резка и сварка. Ремонт, подумал я. Они были в бою, прежде чем прилететь на Джиджо? Сознание мое было полно яркими картинами из тех книг космических опер, которые так не одобрял господин Хайнц. Он считал, что дети должны улучшать свой вкус, читая Китса и Басе. Мне ужасно хотелось подойти поближе и разглядеть боевые шрамы, но тут подводная лодка вошла в узкий туннель, и корабль фувнтусов стал не виден.

Вскоре мы оказались в черноте Помойки. Сквозь стеклянный диск словно пробирался глубокий холод, и мы попятились, особенно после того как наружные прожекторы погасли и мы оказались в темном мире. Только изредка что-то посверкивало: какое-то морское создание привлекало пару.

Я лег на металлический пол, чтобы облегчить напряжение в спине, и почувствовал, как вибрируют подо мной двигатели. Как будто поет какой-то богоподобный хун, которому не нужно замолкать или переводить дыхание. Я заполнил свой горловой мешок и начал ворчать в контрапункте. Хуны лучше соображают под постоянные равномерные звуки, эти звуки служат точкой опоры для размышлений.

У меня было о чем подумать.

Очевидно, моим друзьям наскучило смотреть в пустоту снаружи. Вскоре все они собрались вокруг маленькой Хуфу, нашего живого амулета, и пытались заставить ее заговорить. Клешня сказал, чтобы я тоже принял в этом участие, и своим ворчанием уговорил Хуфу, но я отказался. Я знал Хуфу еще детенышем, и она не могла все это время притворяться. К тому же я видел отличие у того странного нура, который заговорил с вращающимся голосом на беглом галшесть. У Хуфу никогда так не блестят глаза.

Хотя, припоминая, я убеждался, что видел такой блеск и раньше. Он был у немногих нуров, слонявшихся по пирсам Вуфона или работавших на снастях приходивших в порт кораблей. Эти нуры казались необычными, чуть более отчужденными, чем остальные. Молчаливые, как и их братья, они тем не менее создавали впечатление наблюдателей. Они словно что-то оценивали. И напряженная деятельность Шести Рас их забавляла.

Я никогда раньше о них не думал: ведь озорство и проказливость в характере нура. Но теперь, кажется, я знал, что делало этих нуров особыми.

Хотя нуров часто связывают с хунами, они не прилетели с нами на Джиджо, как шимпы, лорники и зукиры с сунерами людьми, квуэнами и г'кеками. Когда мы прилетели и начали строить свои первые гордые плоты, нуры уже были здесь. Мы всегда считали их местными животными, либо туземными, либо оставленными в виде розыгрыша буйурами и приспособившимися к такой жизни. И хотя мы привыкли с ними работать, мы, хуны, никогда не считали, что они наши.

Со временем Гек отказалась от стараний, предоставив Клешне и Ур-ронн продолжать уговаривать наш скучающий амулет. Моя приятельница г'кек подкатилась ко мне и какое-то время стояла молча. Но и на кидур не обманула меня.

— Ну, говори, — сказал я. — Что ты стянула?

— А почему ты думаешь, что я что-то взяла? — Она изобразила невинность.

— Хрр-ррм. Там, в зале, у тебя был гневный припадок. Такие бывали и раньше, когда ты была поменьше и хотела чего-нибудь добиться от взрослых. А как только мы оказались в коридоре, ты успокоилась, и у тебя был такой вид, словно ты стянула драгоценные подвески из-под самого носа Ришелье.

Гек поморщилась, то есть рефлекторно свила глазные стебельки. Потом усмехнулась.

— Ну, ты меня поймал, д'Артаньян. Давай, посмотришь, что я раздобыла.

С некоторым усилием я приподнялся на руках, а Гек подкатилась еще ближе. В голосе ее звучало возбуждение.

— Я использовала толчковые ноги. Ударяла ими по стенам, пока не удалось стащить вот это.

Развернулась ее похожая на щупальце рука. И тут, старательно спрятанная между кончиками, показалась узкая прямоугольная полоска, похожая на плотную бумагу. Я коснулся ее.

— Осторожней, она липкая с одной стороны. Мне кажется, в книгах это называется липкой лентой. Немного смяла, когда срывала со стены. И еще пришлось налипшие кусочки убирать. Кажется, углубления не очень заметны, но если приглядеться внимательней.

Я всмотрелся в полоску — одну из тех, которые мы видели на стенах, всегда на одной и той же высоте, слева от дверей в изогнутом коридоре. Очевидно, полоски закрывали надписи на каком-то неведомом языке.

— Ты не смотрел, когда я срывала полоску? — спросила Гек. — Видел, что под ней?

— Хр-р. Хотел бы увидеть. Но я был слишком занят, избегая твоих пинков.

— Ну, не важно. Посмотри внимательней на этот конец. Что ты видишь?

У меня нет такого острого зрения, как у Гек, но у хунов хорошие глаза. Я увидел нечто похожее на круг с разрывом и острым выступом на одном конце.

— Это символ?

— Совершенно верно. А теперь скажи, из какого алфавита?

Я сосредоточился. В большинстве стандартных галактических кодов встречаются окружности. Но эта своеобразная форма казалась уникальной.

— Могу сообщить первое впечатление, хотя, конечно, могу и оказаться неправым.

— Давай.

— Хр-рм, мне кажется, это похоже на букву из англика. Точнее, на букву G.

Гек довольно выдохнула. Все ее четыре глазных стебелька раскачивались, словно на веселом ветерке.

— У меня такое же впечатление.

Когда корпус заскрипел и затрещал, свидетельствуя о резком изменении давления, мы собрались у иллюминатора. Вскоре мир снаружи посветлел, и мы поняли, что подводная лодка приближается к цели. За стеклом сквозь мелкую воду пробивались солнечные лучи. У нас немного кружилась голова — вероятно, от изменения атмосферного давления. Клешня, радуясь возвращению в привычный мир, где он дома (хотя, конечно, здесь нет удобств садка его родного клана), испускал радостное шипение. Скоро иллюминатор вышел из-под воды, и мы увидели свою цель.

На берегу рядами стояли наклонные обелиски и бетонные скелеты огромных зданий.

Гек мелодично выдохнула.

Развалины буйуров, понял я. Должно быть, поросшие кустарниками незаселенные места к югу от Трещины, где несколько городов оставили на волю ветра и волн.

Голос прочел мой дневник и знал, что мы хотели сюда направиться. Если нас собираются держать в карантине, то, должно быть, здесь.

Гек стремилась к древним развалинам еще до того, как мы ступили на палубу «Мечты Вуфона». И теперь подпрыгивала на ободьях, торопясь оказаться на берегу и прочесть стенные надписи, которых, как говорят, здесь очень много. Забыты жалобы на нарушенные обещания фувнтусов. Это гораздо более давняя мечта.

Появилась одна из амфибий с шестью конечностями и жестом попросила нас идти побыстрей. Несомненно, фувнтусам хотелось переправить нас на берег до того, как их заметят враги. Гек покатилась вслед за Клешней. Ур-ронн оглянулась на меня, покачивая головой и длинной шеей — урское пожатие плечами. Ей, конечно, нравится перспектива оказаться подальше от воды и влажности. Местность казалась приятно сухой.

Но ничего не выйдет.

На этот раз мятеж поднял я.

— Нет. — Я пошире расставил ноги и раздул горловой мешок. — Я не двинусь с места.

Друзья повернулись и посмотрели на меня. Должно быть, Увидели знаменитое хунское упрямство в том, как я сжимал костыли. Амфибия испустила тревожные писки.

— Забудьте об этом, — настаивал я. — Мы не выйдем.

— Олвин, все в порядке-рядке, — сказал Клешня. — Они пообещали нам много хорошей еды, и я могу охотиться на берегу.

Я покачал головой.

— Нас не выбросят на берег, как беспомощных детей, ради нашей Ифни-проклятой безопасности. Отошлют оттуда, где происходят события. Важные события!

— О чем ты говоришь? — спросила Гек, вкатываясь назад в каюту. Тем временем амфибия тщетно размахивала своими четырьмя руками. Вошла пара больших фувнтусов. Их длинное горизонтальное одетое в металл тело держалось на шести мощных стальных ногах. Но я не собирался сдаваться. Показал на ближайшего фувнтуса, с его парой огромных черных блестящих глаз, расположенных по одному с обеих сторон заостренной головы.

— Вызови вращающийся голос и скажи ему. Скажи, что мы можем помочь. Но если вы нас выкинете, высадите на берег, это вам ничего не даст. Мы не будем молчать. Мы найдем путь домой, и найдем быстро. Доберемся до Трещины и передадим сигнал друзьям по ту сторону. Расскажем им всю правду о вас!

Ур-ронн спросила:

— Какую правду, Олвин?

Я сопроводил свои слова глубоким низким ворчанием.

— Что мы знаем, кто эти парни.

САРА

В доме, где живут всадницы из клана, владеющего лошадьми, можно ожидать увидеть развешанные по стенам арканы, уздечки и седельные одеяла. Ну, может, еще одну-две гитары. Казалось странным увидеть здесь, в Кси, пианино.

Инструмент, очень похожий на тот, на котором дома, в деревне Доло, Мелина часами играла детям. Она брала книги, которые как будто никто другой не открывал, книги с хрупкими страницами, от которых исходил двухсотлетней давности запах Великой Печати. Мелина ставила на драгоценное пианино, которое подарил ей Нило как часть брачной платы, книги с записанной музыкой.

Теперь, в большом зале иллий, Сара пробежала пальцами по белым и черным клавишам, наслаждалась прикосновением к гладкой поверхности, созданной лучшими квуэнскими резчиками по дереву, представляя себе мать маленькой девочкой, выросшей в этом узком царстве лошадей и сводящих с ума иллюзий. Должно быть, для нее оставить Кси было все равно что улететь на другую планету. Чувствовала ли она облегчение, освобождаясь от клаустрофической замкнутости, направляясь буйурским туннелем к новой жизни на заснеженном севере? Или в глубине души Мелина тосковала по скрытым долинам? По возбуждающим скачкам верхом на спине лошади? По пасторальной чистоте жизни, не оскверненной присутствием мужчин?

Скучала ли она по цветам, которые проникают в каждый сон или кошмар и при дневном свете расстилаются перед тобой тайной панорамой?

Кто научил тебя играть на пианино, мама? Сидя рядом с тобой на этой самой скамье, как ты сидела со мной, стараясь скрыть разочарование от моих неловких пальцев?

На полированной крышке пианино лежала стопка листков с записями музыки. Сара пролистала их, вспоминая композиции, которые на многие часы отрывали от нее мать и заставляли ревновать к этим точкам на странице. Точкам, которые Мелина преобразовывала в великолепную гармонию.

Позже Сара поняла, какой волшебной властью могут обладать эти мелодии. Потому что они могут быть повторены. В определенном смысле записанная музыка бессмертна. Она никогда не умрет.

Типичный джиджоанский ансамбль — секстет, включающий представителей всех рас, — играет спонтанно. Композиция от одного представления к другому никогда не повторяется. Особенно это относится к синим квуэнам и хунам, которые, согласно легендам, в упорядоченном галактическом обществе не обладали свободой новаций. И были особенно изумлены, когда партнеры люди иногда предлагали записать особенно удавшиеся композиции в воске треки или на бумаге.

Зачем? — спрашивали они. Каждое мгновение заслуживает своей собственной песни.

Джиджоанский способ взгляда на мир. Сара признавала его.

Она опустила руки на клавиши и сыграла несколько гамм. И хоть не играла давно, почувствовала себя так, словно встретилась со старым другом. Неудивительно, что Эмерсон утешается мелодиями, вспоминая прежние счастливые дни.

Тем не менее она волновалась, вспоминая некоторые простые произведения. И начала с «К Элизе».

Согласно антропологическим текстам в Библосе, древнейшие культуры на Земле знали музыку импульсивную, такую, как джиджоанские секстеты. Но незадолго до того как выйти в космос, люди научились записывать музыку.

Мы искали порядка и возможности запомнить. Должно быть, это казалось убежищем от хаоса, заполнявшего нашу темную жизнь.

Конечно, это было очень давно, когда и математика на Земле вступила в эпоху великих открытий. Может, это общая особенность? Выбрала ли я математику по той же причине, по какой Мелина любила этот инструмент? Потому что она вносит предсказуемость в жизненный хаос?

На стену упала тень. Сара привстала и встретилась с взглядом карих глаз Форуни, пожилой предводительницы клана всадниц.

— Прости, что потревожила тебя, дорогая. — Седовласый матриарх жестом предложила Саре садиться. — Но, глядя на тебя, я едва не поверила, что к нам вернулась Мелина и снова играет, как раньше, с прежней увлеченностью.

— Боюсь, я не очень похожа на мать. И играю и вполовину не так хорошо.

Пожилая женщина улыбнулась.

— Хорошая мать хочет, чтобы дети превзошли ее, могли делать то, чего не может она. Но мудрая мать позволяет ребенку самому выбирать, в чем превзойти ее. Ты избрала царство глубокой мысли. Я знаю, она гордилась тобой.

Сара кивком поблагодарила за доброту, но афоризм не утешил ее. Если бы выбор действительно принадлежал мне, неужели я не выбрала бы красоту, как у Мелины? Не хотела бы стать смуглой загадочной женщиной, которая поражала окружающих множеством талантов?

Математика выбрала меня, захватила своей холодной бесконечностью и обещаниями универсальных истин. Но кого трогают мои уравнения? Кто с радостью смотрит на мое лицо и фигуру?

Мелина умерла молодой, но в окружении тех, кто любил ее. А кто заплачет надо мной, когда я умру?

Предводительница иллий, должно быть, неверно истолковала выражение лица Сары.

— Мои слова обеспокоили тебя? — спросила Форуни. — Я говорю как еретик, если надеюсь на то, что поколения можно усовершенствовать? Кажется ли тебе это странной верой племени, которое скрывается даже от цивилизации беженцев и изгнанников?

Саре трудно было ответить.

Почему дети Мелины оказались такими необычными по джиджоанским стандартам? Хотя ересь Ларка кажется противоположной моей, у нас с ним общая черта — мы отвергаем Тропу Избавления.

Книги, которые читала нам мама, часто говорили о надежде, которую вызывал какой-нибудь мятежный поступок.

Предводительнице иллий она ответила:

— Вы и ваши урские друзья спасли лошадей, когда они казались обреченными. Ваш союз превосходит союз Дрейка и Ур-Чоун. Вы сообщество преданных женщин, вы тщательно отбираете своих партнеров мужчин из того лучшего, что может предложить Джиджо. Живя в великолепной изоляции, вы видите лучшую сторону человечества и редко сталкиваетесь с его худшими сторонами.

Нет, меня не удивляет, что в глубине души иллии оптимисты.

Форуни кивнула.

— Мне говорили, что ты в своих лингвистических исследованиях пришла к аналогичным заключениям.

Сара пожала плечами.

— Я не оптимист. Не в отношении лично себя. Но какое-то время мне казалось, что я вижу определенный смысл в развитии джиджоанских диалектов и в той новой литературе, которая развивается на Склоне. Конечно, теперь, когда прилетели чужаки, это больше не имеет значения.

Пожилая женщина прервала ее.

— Ты ведь не считаешь, что нам предназначено пройти путем глейверов, обрести второй шанс через забвение?

— Вы хотите сказать, что это могло бы случиться, если бы не прилетели корабли чужаков? Я спорила об этом с Дединджером. Если бы Джиджо оставили в покое, мне кажется, была бы возможность.

Сара покачала головой и сменила тему.

— Кстати о Дединджере. Вам удалось его найти?

Форуни недовольно поморщилась.

— Прошло совсем немного времени, как он выбрался из загона, где его держали. Мы и не думали, что он окажется таким изобретательным, сумеет украсть и оседлать лошадь.

— У него было время наблюдать и учиться.

— Вижу, что мы были слишком наивны. У нас в Кси давно уже не было пленных.

К несчастью, след не ведет к туннелю, где в узком пространстве и в темноте мы могли бы схватить его. Напротив, это грязное отродье лиггера пошло прямо через Спектральный Поток.

Сара попыталась представить себе человека, одного, верхом на лошади, пересекающего пустыню из отравленного камня и безжалостного света.

— Вы думаете, он сумеет пройти?

— То есть сможем ли мы найти его раньше, чем он там умрет? — Настала очередь Форуни пожать плечами. — Фаллон сейчас не так проворен, как раньше, но с полмидура назад он уже выступил в сопровождении нескольких самых выносливых молодых всадниц. Фанатика скоро вернут, и мы будем стеречь его внимательней.

Форуни замолчала на полуслове и посмотрела на свою руку. Туда село насекомое и присосалось к вене. Сара узнала скиттера — кровососущее насекомое, распространенное по всему Склону. Скиттеры медлительны. Их легко раздавить, но Форуни почему-то воздержалась. Напротив, позволила осе-вампиру поесть. Закончив, насекомое исполнило танец из дергающихся, манящих движений.

Сара завороженно смотрела. Скиттеры, сев на руку человеку, редко доживают до этого.

Иди за мной, словно говорило насекомое каждым взмахом своего брюшка и хвоста. Идем со мной немедленно.

Сара поняла, что это, должно быть, еще одно служебное животное, оставленное буйурами. Полезный вестник, если знаешь, как его использовать.

Форуни вздохнула.

— Увы, дорогая родственница, тебе пора идти. Ты, Курт и остальные должны быстрей двигаться туда, где вы нужнее.

«Нужнее? — удивилась Сара. — В такие времена зачем может понадобиться такой человек, как я?»

Путешествие на юг возобновилось, на этот раз верхом. Вначале воспользовались древним соединительным туннелем буйуров, там, где разрушитель недоделал свое дело. Но вскоре в стенах и потолке туннеля появились большие щели и провалы, он стал напоминать сброшенную шкуру личинки молодого квуэна. И от туннеля оставалась пыльная траншея или яма, полная водой. С этого момента пришлось ехать под открытым небом, купаясь в разноцветном прибое Спектрального Потока. Иллии раздали плащи с капюшонами. И все равно казалось, лучи прощупывают непрозрачную одежду в поисках щели, чтобы ворваться внутрь.

Курт и Джома ехали впереди с Кефой, проводником. Престарелый взрывник наклонился вперед в седле, словно это помогало быстрей добраться до цели. Далее на осле, более подходящем для ее маленькой фигуры, ехала Прити.

Эмерсон казался необычно подавленным, хотя время от времени улыбался Саре. Он постоянно носил реук и все время поворачивал голову. Сара поняла, что пленочный симбионт не просто приглушает цвета. Должно быть, он их приспосабливает, переводит. Иногда звездный человек напрягался в седле, хотя Сара не могла решить, происходит это из-за боли, удивления или возбуждения.

В конце двигалась Ульгор, урская предательница. Она благоразумно не попыталась сбежать через ядовитую пустыню со своим бывшим союзником Дединджером. Охраняемая двумя урами из колонии Кси, Ульгор все более нетерпеливо поворачивала голову по мере приближения к горе Гуэнн. Ноздри ее раздувались при запахах дыма и расплавленного камня: вулкан постепенно занимал впереди все большую часть неба.

Сара чувствовала себя удивительно хорошо. Ее тело привыкло к седлу. Когда подъем становился слишком крут и всадникам приходилось спешиваться и вести лошадей, ноги Сары погружались в волны приятного тепла, и в них сохранялось достаточно сил.

Итак, отшельница — картофельное пюре все-таки может держаться. Или это эйфория, признак приближающейся горной болезни?

Они поднимались по крутому холму на склоне вулкана, когда неожиданно все три ура устремились вперед, возбужденно шипя и поднимая тучи пемзы, забыв свои роли: пленницы и стражниц. На фоне неба их длинные шеи сгибались в унисон — слева направо и назад.

Наконец, запыхавшись от подъема, Сара и Эмерсон поднялись на вершину, и перед ними была огромная кальдера — одна из многих усеивающих склоны большого вулкана, которые еще на много миль уходят вверх и на юг.

Уры как прикованные стояли у фумаролы. По неровному кругу поднимались пары. Сара осторожно сняла защитные очки. Базальт здесь более грубый, не похожий на драгоценный камень. Они вступили в другую местность.

— Здесь был первый горн, — провозгласила Ульгор благоговейным голосом. Она наклонила голову вправо, и Сара разглядела там кладку из каменных блоков, слишком неровных, чтобы быть вырубленными лазерами буйуров, и давно заброшенных. Такие поспешно сооруженные каменные убежища строили первые урские кузнецы, которые в поисках вулканического тепла посмели покинуть равнины, надеясь приручить огненную глубь Джиджо и с ее помощью обрабатывать бронзу и сталь. В те дни этому ожесточенно противились серые королевы, которые считали это святотатством — как и позже, когда люди начали Великую Печать.

Со временем, однако, святотатство стало традицией.

— Должно быть, условия на высоте оказались для них более подходящими, — заметил Джома, потому что тропа постоянно шла вверх. Урская стражница кивнула.

— С этого места ранние урские исследователи обнаружили тайный путь через Спектральный Поток. Тайну Кси.

Сара кивнула. Это объясняло, почему одна группа уров помешала другой — могучему Урунтаю — довести до конца план истребления лошадей, когда человечество еще только появилось на Джиджо. Кузнецы тех дней не интересовались властными играми высоких королев на равнинах. Им было не важно, как пахнут земляне или на каких животных они ездят. Важно только то, что они обладали сокровищем.

Книги, напечатанные землянами. В них были тайны металлургии. Мы должны их узнать или отстанем.

Так что ход не был чисто идеалистическим — тайное содержание табуна в Кси. Была назначена и цена. Люди могут быть лучшими инженерами на Джиджо, но мы не вмешиваемся в кузнечное дело, и теперь я знаю почему.

Сара выросла среди них, но до сих поражалась, какими разными могут быть уры. Варьирование личностей и мотивов поступков — от фанатиков до прагматичных кузнецов — такое же широкое, как у людей. Еще одна причина, почему стереотипы бывают не только вредными, но и глупыми.

Вскоре после того как они спешились, тропа пошла по вершине хребта, откуда открывались великолепные виды. Слева находился Спектральный Поток, сверхъестественное царство, слегка приглушенное расстоянием и защитными очками. Лабиринт пестрых каньонов уходил вдаль, сливаясь в ослепительную белизну, — это Равнина Режущего Песка. Дом Дединджера, где будущий пророк превращал грубых обитателей пустыни в своих преданных и фанатичных поклонников. И теперь пустынные жители видели себя авангардом человечества на Пути к Избавлению.

В противоположном направлении, на юго-запад, сквозь разрывы в горной цепи Сара видела другое чудо. Обширный океан, где осуществляется обещанное очищение и возрождение Джиджо. Куда после мульчирования отправился прах Мелины. И Джошу. Где планета искупает грех, поглощая и переплавляя все, что посылает ей вселенная.

Склон так мал, а Джиджо так велика. Неужели звездные боги сурово накажут нас за то, что мы спокойно и осторожно жили в уголке этого запретного мира?

Всегда оставалась надежда, что чужаки просто закончат здесь свои дела и улетят, предоставив Шести Расам продолжать путь, уготованный им судьбой.

Да, заключила Сара. Есть два варианта будущего — обширный и узкий.

Они продолжали двигаться, чаще спешивались и шли, чем ехали верхом, и по мере продвижения на восток они огибали хребет Риммер с юга и перед ними открывались все более захватывающие виды. И снова Сара заметила необычную резвость уров. Местами из земли выходил горячий пар, и лошади танцевали и фыркали. Затем Сара заметила впереди красноватое свечение, немного ниже тропы, — извивающийся язык лавы, текущий в нескольких полетах стрелы по склону внизу.

Возможно, сказалась усталость или слишком трудная и неровная местность, но когда Сара оторвала незащищенный взгляд от огненного языка и посмотрела за горы, ей показалось, что она уловила неожиданную вспышку. Пребывание в Кси сделало ее чувствительной к свету, и она поморщилась.

Что это?

Вспышка повторялась через неравные промежутки, словно далекая горная вершина обращалась к ней.

И тут Сара подметила еще одно, совершенно отличающееся от первого движение.

Должно быть, это иллюзия, подумала она. Конечно, иллюзия, но так далеко от Спектрального Потока!

Казалось, она почти готова была в этом поклясться, она видела крылья гигантской птицы или дракона… плывущие по воздуху между…

Она давно не смотрела под ноги. Неожиданно споткнулась о камень и пошатнулась. В отчаянной попытке устоять бросила весь свой вес в противоположную сторону и перестаралась, полностью утратив равновесие.

С криком Сара упала.

Усыпанная булыжниками тропа приняла на себя удар, но Сара перевалилась через край и покатилась по крутой осыпи с базальтовыми краями. И хоть была в плотной кожаной одежде, каждый толчок вызывал резкую боль. Она отчаянно пыталась уберечь лицо и голову. Ее падение сопровождал отчаянный вопль. В дымке ужаса Сара поняла, что отчаянно кричит не она, а Прити.

— Сара! — крикнул кто-то. Послышались скрежещущие звуки: кто-то пытался догнать ее.

В промежутке между толчками она что-то увидела сквозь окровавленные пальцы — быстро приближающуюся извилистую широкую реку на пересеченной местности. Поток двигался медленно и вязко и испускал жар. Он был того же цвета, что ее кровь, и быстро приближался.

НЕЛО

Обратную дорогу в лодке Ариана Фу все время рассматривала рисунки небольшого космического корабля, который принес на Джиджо Незнакомца. А Нело раздражался из-за этого непредвиденного отвлечения. Его рабочие, конечно, не смогут придерживаться расписания. Какая-нибудь мелкая задержка даст этим лентяям предлог полежать, как хуны в сиесту.

За время кризиса торговля сократилась, и древесный склад полон товара, но Нело решил продолжать производство бумаги. Чем будет деревня Доло без скрипа водяного колеса, ударов размельчающего молота или сладкого запаха, исходящего от свежих полос бумаги, которые сушатся на солнце?

Рулевой жизнерадостно ворчал, поддерживая ритм, в котором экипаж лодки толкал ее шестами. Нело поднял руку, проверяя, не идет ли дождь. Недавно немного капало, а на юге гремел гром.

Болото кончилось, и лодка вышла в объединенную реку. Вскоре молодые члены экипажа перейдут на весла и поплывут по спокойной поверхности озера Доло.

Но вот ритм ворчания рулевого изменился, замедлился и перешел во встревоженный стон. Несколько гребцов наклонились, всматриваясь в воду. Закричал мальчишка, когда шест вырвался у него из рук. Течение необычно быстрое, подумал Нело. Последние болотные растения остались позади, мимо быстро проплывали деревья.

— Все на весла! — крикнула молодая самка хуна — капитан. Ее спинные выступы, еще совсем свежие — она недавно стала взрослой — тревожно качались.

— Закрепить весла в уключинах!

Ариана вопросительно посмотрела на Нело, тот ответил пожатием плеч.

Лодка закачалась, напомнив Нело о порогах, которые находятся на много лиг ниже по течению, за городом Тареком. Ему только раз приходилось их миновать, когда он сопровождал гроб с прахом жены в море.

Но здесь нет никаких порогов! Они исчезли столетия назад, когда было создано озеро!

Лодка повернула, отбросив его на корму. Цепляясь руками, Нело с трудом сел рядом с Арианой. Бывший высокий мудрец держалась за скамью, сунув под куртку драгоценный портфель.

— Держись! — кричал молодой капитан. Нело ошеломленно вцепился в борт, и они оказались в сумасшедшем мире. В мире, которого не может быть.

Так снова и снова думал Нело, пока они стремительно неслись по узкому протоку. По обе стороны видна была нормальная береговая линия, где прекращались заросли деревьев и их место занимала водная растительность. Но лодка намного ниже этого уровня и продолжает быстро спускаться!

Планшир захлестывала пена, пассажиры и экипаж вымокли. Моряки лихорадочно гребли по приказу капитана. У капитана нет мужского резонирующего горлового мешка, но тем не менее она умеет дать понять, что ей нужно.

— Слева противотечение, налево, вы, побитые нурами оборванцы!.. Ровней!.. Теперь все вперед! Работайте, бесспинные скрипуны! Ради своей жизни — гребите!

С обеих сторон надвинулись каменные стены, угрожая раздавить лодку. Блестя маслянистыми водорослями, они возвышались, как молот и наковальня, а экипаж отчаянно удерживал лодку в узкой полоске между ними, обозначенной водяными брызгами и пеной. Что дальше, оставалось загадкой, и Нело молился, хотел дожить до того, чтобы увидеть.

Лодка коснулась утеса — скользящий удар, хуны, квуэны и люди закричали, и крики их звучали, словно дверной колокольчик у входа в ад. Но корпус выдержал и углубился в затянутый пеной туннель.

Мы сейчас уже должны быть в озере, жаловался Нело, дыша со свистом сквозь стиснутые зубы. Куда делось озеро?

Они, словно стрела из самострела, вылетели в поток, струившийся в абсолютном смятении по камням, резко сворачивая перед неожиданными препятствиями. Такой курс бросил бы вызов лучшему лоцману, но Нело некогда было наблюдать за борьбой экипажа: ведь это решало только, будет он жив или умрет. Он ошеломленно смотрел вперед, мимо окружающих покрытых грязью равнин, когда-то бывших дном озера, через которое протекала Рони. Теперь реку ничего не сдерживало, и она вернулась в русло, которое у нее было до прилета землян.

Плотина… Плотина.

Пара синих квуэнов застонала: они были из местного улья. Улья, чьи рыбные садки и загоны омаров привольно располагались за плотиной, которая стала для них процветающим домом. Остатки этих загонов и посадок водорослей пролетали мимо, когда лодка стремилась к центру водоворота.

Нело мигал, не в силах даже стоном выразить свое отчаяние.

Плотина все еще стояла почти на всю длину. Но почти — неподходящее слово для плотины. Сердце Нело едва не остановилось, когда он увидел рваную дыру в одном конце, который ближе к его любимой мельнице.

— Держись! — без необходимости кричала самка капитан, когда они устремились в это отверстие. И водопад, который все слышали, ревел впереди совсем близко.