Глава 10

Адам заглянул в ее глаза. Она слегка разомкнула розовые губы… Устоять невозможно! Один-единственный поцелуй — это он может себе позволить. После того как она была так близко, когда они вместе растворились в музыке, — едва ли поцелуй будет слишком большой наградой.

— Знаешь, Адам… Сейчас я не отступлю.

Поцелуй — это одно; но Оливии явно нужно большее… Ура!

Каким-то чудом ему удалось справиться с собой, хотя очень хотелось схватить ее на руки, бегом вернуться в отель и уложить в постель. До того, как она передумает.

— Проклятье… — хрипло прошептал он.

Уже два раза их вот так уносило, и оба раза Оливия первая приходила в себя. Для такого поведения наверняка есть причины.

Если она готова сдаться сейчас, для нее происходящее очень важно. Но осложнения ни к чему ни ему, ни ей. Оливия очень уязвима и потому недоступна. Собрав всю свою силу воли, он мягко отстранился и расцепил ее руки:

— Оливия, это невозможно.

— Почему? — Она облизнула губы кончиком языка, ненадолго отвела взгляд в сторону, но потом снова посмотрела ему в лицо. — Я ведь вижу, ты хочешь того же самого.

— Не спорю. — При мысли о том, что его возбуждение снова ни к чему не приведет, ему стало не по себе. — Но мы договорились. Не будет взрыва — не придется собирать осколки. Ей-богу, сейчас мне больше всего хочется уложить тебя в постель. Но это неудачная мысль. Для нас обоих.

Он не имеет права поддерживать ее безумный порыв. С Оливией нельзя ограничиться страстным сексом, ужинами в дорогих ресторанах и украшениями. А большего он не хочет, потому что больше ничего не может ей предложить. Оливия прикусила губу, в ее глазах мелькнула боль. Потом она тряхнула головой и вырвалась.

— Дурацкое положение, — сказала она наконец, делано усмехнувшись.

— Вовсе не дурацкое, — возразил он. — Тебе нечего стыдиться, клянусь! Ну, пошли. Мы с тобой заслужили пиво, а после твоего блестящего исполнения многие завсегдатаи захотят нас угостить. Ну же, Оливия! Давай развлекаться.

На мгновение она замялась, а потом едва заметно кивнула. Они спустились со сцены и вернулись за столик; их уже ждали запотевшие бокалы с холодным пивом. Адам надеялся, что они сумеют остыть. Все его тело негодовало; он чувствовал себя обманутым.

— Твое здоровье. — Он поднял бокал. — За твое первое выступление на публике!

Они чокнулись.

— Скорее всего, и последнее.

— Почему?

— Как-то не представляю, что буду играть на барабанах, когда вернусь домой, — почти с сожалением ответила Оливия, хмурясь и отпивая еще глоток. — Хотя… наверное, я куплю диск. Как называется то, что сейчас звучит? На регги не похоже.

— Калипсо, — ответил Адам. — Афрокарибский стиль, голос народа. В прошлом тексты калипсо носили политический и злободневный характер. — Ему стало не по себе. Он говорил так высокопарно, как будто читал лекцию. Он вздохнул с облегчением, увидев, что к ним приближается Сару и несет еще пива.

— Вот, пожалуйста. За счет заведения. Оливия, ты замечательно выступила.

— Спасибо, Сару. Мне самой ужасно понравилось.

— На здоровье. Сейчас принесу вам еду. Карри с говядиной. Очень вкусно.

Как только он ушел, за их столиком повисло молчание. Адам ломал голову, подыскивая удобную тему для разговора, и барабанил пальцами по столешнице, а Оливия притопывала ногой по деревянному полу.

Осушив первый бокал, она придвинула к себе второй.

— Я кое-что придумала! Просто, чтобы заполнить пустоту в разговоре.

— Выкладывай!

— Давай сыграем в двадцать вопросов.

Ну и ну! Неужели до этого дошло? С девушками ему больше нравились игры в спальне. «Да, но Оливия — не твоя девушка. К тому же на спальню ты сам наложил запрет. Вот идиот!»

— Давай.

— Хорошо. Я первая! — Оливия задумалась, наморщив нос. — Какой твой любимый цвет?

Адам хмыкнул. «Смелее! Ничего сложного здесь нет, и не обязательно отвечать правду».

— Синий.

— Точно?

— Угу.

— Какой оттенок синего? Темно-синий? Ярко-синий? Бирюзовый? Цвет морской волны? Голубой?

— Хватит, хватит, я понял. Кстати, это уже дополнительный вопрос. Темно-синий.

Оливия покачала головой:

— Скучно, Мастерсон. Ты просто зануда!

Адам не припоминал случая, чтобы женщина называла его занудой.

— Твоя очередь, — сказала она.

— Где ты живешь?

Трудно поверить, что он этого не знает, но он не знал.

— В Бате. Мне там нравится. Переехала туда несколько лет назад; замечательный город. У него славное прошлое, а еще там роскошные магазины.

— А раньше где ты жила?

— То здесь, то там. Мы часто переезжали. Вот почему мне так хотелось где-нибудь обосноваться. Наверное, именно поэтому я так люблю свою квартиру. Она маленькая; я там не только живу, но и работаю. И потом, она моя, — оживилась Оливия. — Хочешь, покажу? — предложила она.

Адам кивнул:

— Буду рад.

Она передвинула стул и подсела к нему; Адам приготовился противостоять тому, что уже назвал про себя «эффектом Оливии».

— Вот здесь — что было. — Она положила на стол между ними планшет. — Когда я купила квартиру, там очень многое пришлось поменять.

Она не преувеличивала. Адам увидел обветшалые комнаты с плесенью на стенах. Сквозь протертый ковролин просвечивали голые доски; обои клочьями свисали со стен.

— А теперь посмотри, что стало! Здесь у меня рабочая зона.

Адам присвистнул, увидев, как преобразилась комната с эркером. Задуманная гостиной, она превратилась в полноценное офисное пространство. Белые стены украшали постеры с изображением исторических костюмов и сказочно красивые репродукции с видами Бата. Удобные и уютные мягкие кресла, диван с яркой обивкой окружали стол, на котором лежали журналы мод. Деревянный пол блестел; пестрые коврики радовали глаз. Во всем обнаруживался хороший вкус.

— Нравится? — просияла Оливия. — А это кухня.

Квартира по сравнению с его жилищем выглядела крошечной, зато она была гораздо уютнее. На полочке стояли кулинарные книги — кухни всех стран мира. Рядом красовались яркие расписные кружки и керамические банки с надписями «Чай», «Кофе», «Сахар».

— Готов поспорить, в твоем холодильнике все разложено по полочкам.

— Сейчас открою тебе тайну… — Она наклонилась так близко, что он заметил россыпь веснушек у нее на носу. — Я храню специи в алфавитном порядке.

— А у меня вообще нет специй, — ответил он, закрывая тему.

— Так нельзя! — слегка запинаясь, воскликнула она, отпивая очередной глоток. Прядь ее рыжеватых волос защекотала ему щеку.

— Эй! То, что у меня нет специй, — еще не преступление.

— Отныне преступление. Так повелела Снежная королева. — Она снова тряхнула головой, и Адам положил ладони на стол — от греха подальше.

— Серьезно, Адам, нельзя жить в номере отеля!

— Не просто в номере, а в пентхаусе, — напомнил он.

— Все равно, — отмахнулась она. — Главное, тебе никогда не приходится ничего делать по-настоящему.

— Например?

— Например, готовить. Убирать. Вытирать пыль.

Адам вскинул руки вверх:

— И это плохо, потому что?..

— Но ведь мы, обычные люди, должны заниматься такими делами каждый день. По-моему, тебе полезно было бы иногда вставать на четвереньки и драить пол в ванной.

Он не сдержался:

— Я сумею придумать, чем заняться, стоя на четвереньках… А ты?

Она вспыхнула, открыла было рот, и Адам неожиданно для себя расплылся в улыбке.

— Просто не верится, что ты это сказал. — Оливия усмехнулась и посмотрела в свой бокал. — Надо же… Пусто. Как это случилось?

— По-моему, ты все выпила. — Адам поднял голову. — А, вот и наш ужин!

— И еще пиво, — заметила Оливия и икнула. — Молодец Сару! — Она просияла, когда Сару поставил перед ними две дымящиеся тарелки. — Выглядит просто невероятно!

Сару широко улыбнулся:

— Спасибо, Оливия. Все свежее. Сегодня я сам ходил на рынок.

Склонившись над тарелкой, Оливия потянула носом:

— И пахнет так же восхитительно, как выглядит. Что там? Ты не против, если я з-запишу рецепт? — Она потянулась за салфеткой.

Адам прищурился, он не мог оторвать от нее взгляда. Она была такой оживленной, когда записывала рецепт.

— Лайм, кокосовое молоко, пальмовый сахар…

Еще кое-что впервые. Адам не помнил, чтобы девушка, с которой он встречался, просила у официанта рецепт блюда.

— Что не так? — обернулась она к нему, когда Сару ушел. — Вряд ли у меня соус на носу, ведь я еще не начинала есть.

— Ничего, — ответил Адам, качая головой. Он с трудом удержался, чтобы не сказать ей, что она прелесть. — Обвяжись салфеткой.

— Ничего не имею против.

Адам еще не видел, чтобы девушка уничтожала целую тарелку еды с таким аппетитом и вместе с тем так изящно. Через несколько минут ее тарелка была совершенно чистой.

— Восхитительно! — воскликнула Оливия, придвигая к себе бокал. — Ну, на чем мы остановились с нашими вопросами? Какое у тебя хобби?

К удивлению Адама, в следующий раз, когда он огляделся по сторонам, бар опустел, музыку выключили, а они с Оливией успели многое друг другу рассказать. Они узнали, кто какие фильмы любит. Ее любимый фильм — «Завтрак у Тиффани», у него — «Большой побег». Любимая книга у нее — их слишком много, и не сосчитаешь, среди них «Властелин колец» и все романы Джейн Остин; у него — «Властелин колец» и какой-нибудь детектив.

— По-моему, нам пора, пока Сару не вышвырнул нас отсюда, — с сожалением заметил Адам.

Оливия кивнула, наморщила нос, положила ладони на стол и с трудом встала.

— Похоже, я немного… навеселе, — объявила она. — Я не нап-пилась, понимаешь? П-просто слегка п-перебрала. В следующий раз поиграем в «блошки»…

— В следующий раз, — кивнул Адам.

— Д-договорились. — Оливия опустила голову и снова села. — Нельзя нам уходить.

— Почему?

— Я п-потеряла… ну, знаешь, эту штуку. На которой записала рецепт.

— Салфетку?

— Ага. — Оливия скрестила руки на столе. — Б-без нее никуда не пойду. Она как сувенир… понимаешь?

— Сейчас поищу.

— Ты просто п-прелесть.

Через пятнадцать минут, после тщательных поисков, мятая исписанная салфетка нашлась. Оливия очень бережно сложила ее и сунула в футляр от планшета.

— Пошли, — сказала она, направляясь к двери.

Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться этой странной девушке. Пришлось обвить рукой ее стройную талию, чтобы она не упала на залитый лунным светом песок. Когда она прижалась к нему, его тело отреагировало вполне предсказуемо. Она тихонько вздохнула.

— Вот так… Осторожно, Оливия!

— Называй меня Лив.

— Почту за честь.

Она посмотрела в небо:

— Как красиво! Все черное и переливается, и… и звездный свет. Как твои глаза.

— Спасибо. — Адам с трудом удержался от улыбки. Завтра Оливия… нет, Лив… об этом пожалеет.

— Адам…

— Что?

— Можно задать тебе еще один вопрос?

— Двадцать первый? Да, конечно.

— Что ты думаешь о любви?

Ага! Под конец она наносит ему решающий удар. Он посмотрел на нее, но тут же отбросил мысль о том, что она хочет его подловить.

— Я верю в любовь для других, но знаю, что для меня ее не существует. — Он ссутулился, когда она склонила голову набок и прижалась к его груди.

— А я не верю в любовь. Потому что… — Она споткнулась, и он крепче обхватил ее талию. — Потому что любовь — это иллюзия.

Если бы! Если бы его тело не так бурно реагировало на ее близость… Адам приказал себе сосредоточиться на разговоре. Хотя на самом деле неважно, о чем они говорили; вряд ли завтра Оливия что-нибудь вспомнит.

— Почему ты так говоришь?

Оливия остановилась и развернулась к нему лицом; она очутилась в его объятиях и посмотрела на него в упор.

— Потому что так и есть. Мужчины изменяют, потому что их привлекают красотки или… или запретный плод. Они выскакивают из супружеской постели во мгновение ока. Или говорят, что любят, только чтобы залезть под юбку. Романтизировать секс — заблуждение.

— Не все мужчины такие. Вспомни, сколько пар живут счастливо.

— Ерунда! — Она презрительно отмахнулась. — Еще одна иллюзия… мираж. Почти все семейные пары идут на компромисс. Не расходятся в силу привычки или из-за ребенка. А если назначить нужную цену, все охотно предадут друг друга. — Она тяжело вздохнула. — Ужасно печально.

— А ты пошла бы на компромисс?

— Ни за что! — Она расправила плечи. — Никогда не сдаваться! Никогда не уступать! Я не из тех, что идут на компромисс. И я знаю правду. И ты запомни, Адам. Любовь — это иллюзия.

— Я запомню, Лив. А сейчас нам пора. Мы почти пришли.


Через несколько минут Адам оглядел спальню и вздохнул. Наверное, Гэн решил, что они спят в одной комнате — точнее, в одной кровати.

— Велю дать нам еще одну комнату.

— Нет, все в порядке. В самом деле. Мы преодолели влечение, помнишь? Со всем покончено.

Оливия явно страдала провалами в памяти — и заблуждалась.

Она оглядела кровать:

— Но на всякий случай давай построим баррикаду.

Она склонилась над матрасом, и сердце у Адама екнуло при виде ее пышных ягодиц. Оливия старательно выложила на середине кровати ряд из подушек.

— Фокус-покус… Вот так. Спокойной ночи, Адам!

Спокойной ночи? Какая там спокойная ночь!

Что ж, придется еще кое-что пережить впервые. Спать на баррикаде… Наверное, он теряет хватку.


Оливия открыла глаза и тут же закрыла их. Ярко светит солнце, жужжит кондиционер… Где она? Она не в своей уютной постели, сейчас не зима, и она не в Бате. Потом она почувствовала веяние теплого ветерка, напоенного цветочным ароматом. Она в Таиланде!

Воспоминания начали всплывать на поверхность. Бар на пляже. Золотой песок, скрипящий под ногами. Фантастический закат. Барабаны… Исписанная салфетка… И пиво. Много пива… И потом — Адам.

— Лив, доброе утро!

— Ничего себе — «доброе»! И кто тебе позволил называть меня Лив?

— Ты. — В его низком голосе звучали веселые нотки. — Так что… доброе утро, Лив! Пора вставать.

Оливия снова открыла глаза, но, повернув голову, прищурилась:

— О том, чтобы вставать, не может быть и речи.

— Я принес тебе чай. — Он поставил на прикроватный столик кружку, от которой шел пар.

При виде этого столика нахлынула следующая волна воспоминаний.

Оливия оперлась руками о матрас и осторожно села, поерзав и прислонившись к изголовью кровати. Потянулась за спасительным чаем; она искренне верила в то, что чашка хорошо заваренного чая исцеляет любые недуги.

— Спасибо. — Язык у нее слегка заплетался, но крепкий чай оживил ее и порадовал пересохшее горло. — Ну и… — Ухватившись за складки одеяла, она заставила себя поднять на него глаза. — Давай выкладывай. Что я натворила?

— А ты как думаешь?

Она напивалась редко, а если и позволяла себе выпить лишнего, то только с кем-то вроде Сьюзи, которой она безоговорочно доверяла. Известно, что алкоголь отключает сдерживающие центры и ведет к потере контроля. О чем она только думала?

Только бы ничего серьезного! Как будет ужасно, если она переспала с Адамом и совершенно забыла обо всем! Нет. Это невозможно. В таком случае каждая клеточка ее тела запомнила бы все, что она испытала.

— Рассказывай. Что я вытворяла?

— Ничего такого ужасного. Честно. Мне даже понравилось спать с баррикадой посреди кровати. — Глаза у него сверкнули; как ни странно, веселые огоньки успокаивали. Адам ее дразнит; он не повел бы себя так, если бы она наделала глупостей — например, перелезла через баррикаду и набросилась на него.

Тревога вернулась, и Оливия облизнула внезапно пересохшие губы, когда она оглядела постель.

— Помогло?

— Да, помогло. — Его лицо вдруг стало непроницаемым.

Какая она идиотка. Как же, баррикада помогла; да в ней не было необходимости. Она выпила столько пива, что можно было вырубить целую футбольную команду! Этого хватило, чтобы избавиться от любого влечения. А теперь он еще и видит ее во всей красе. Она украдкой оглядела себя и поняла, что проспала всю ночь в чем была — в серой тунике и брюках. Костюм так помялся, что восстановлению не подлежал. Хорошо, что крепкий чай смыл отвратительный привкус во рту. Смотреться в зеркало не хотелось — вид у нее еще тот. Остатки вчерашнего макияжа; прическа «воронье гнездо»… Так что одно ясно: если Адам и испытывал к ней влечение, теперь все в прошлом. И это хорошо.

— Отлично. А теперь, если ты ненадолго меня оставишь, я попробую сделать из себя человека.

— Ладно, — кивнул он. — Через полчаса жду тебя в фойе.


Через полчаса она посмотрелась в зеркало. Хладнокровная, спокойная, уравновешенная. Никто не поверит, что женщина, чье отражение она видит в зеркале, способна на безумные пьяные выходки. Темно-синее платье без рукавов она выбирала, чтобы понравиться Зебу, но теперь платье напомнит Адаму, что Оливия — современный человек, у которого есть ипотека и свое дело. А вовсе не пьяная идиотка.

Она стянула вымытые волосы в высокий конский хвост, сунула ноги в темно-синие сандалии на низком каблуке, вышла из спальни и зашагала к фойе. Замедлив шаг, она попыталась подготовиться к тому, что сейчас увидит Адама. Похмелье прошло, и она невольно восхитилась им. Темные волосы влажно поблескивали после душа; темно-зеленая футболка восхитительно обтягивала мускулистую грудь. И бежевые шорты тоже удивительно шли ему… Как тут устоять? Оливия велела себе крепиться.

— Привет!

— Привет, — ответил он.

Темно-карие глаза оглядели ее с ног до головы; губы дернулись — ей показалось, в презрительной усмешке. Как будто он точно знал, что значит ее внешний вид, и решил, что это полная ерунда.

— Какие планы на сегодня?

— Я хочу кое-что тебе показать, — сказал Адам, по-мальчишески улыбнувшись, и сердце у Оливии неожиданно екнуло. — Но сначала я попросил повара приготовить тебе особый завтрак. — Он протянул ей пластиковый стакан, до краев наполненный густой красной жижей. — Смузи из питайи и арбуза. В нем столько витамина С, что твое похмелье сразу пройдет.

— Ах… — На долю секунды в глазах у нее показались слезы, но потом здравый смысл возобладал. Какой Адам чуткий, заботливый! Но он — не мать Тереза. — Спасибо.

— Всегда пожалуйста. А теперь пошли!

Следом за ним Оливия вышла на улицу и прищурилась от яркого света. Он не спеша зашагал к машине.

Оливия устроилась сзади. Она мелкими глотками пила смузи и глазела по сторонам, любуясь видами.

Через десять минут они остановились у уединенной виллы, стоящей в стороне от дороги, в небольшой рощице. Адам первым спрыгнул на землю и обошел машину, чтобы подать ей руку, которую он так и не выпустил, пока вел девушку к вилле.

Деревянный дом стоял на сваях; изогнутая крыша оканчивалась широкими навесами.

— Приехали, — сказал он. — Наш дом на неделю.

— Ты серьезно?

— Совершенно серьезно. Готовка, уборка, пыль… Делай все, что хочешь. Я в твоем распоряжении.

«Все, что хочешь?!» С трудом взяв себя в руки, она смотрела на него в упор, угадывая, что для Адама это не просто прогулка, а нечто более серьезное.

— Зачем ты снял дом? Сам ведь говорил, что постоянное жилье тебе ни к чему.

— Ну да, верно. А ты очень хотела подниматься на сцену и играть на барабанах?

— Да нет, не очень…

— Так что — любезность за любезность. И потом, ты бросила мне вызов, а настоящие мужчины отвечают на вызов.

— Тогда веди меня, Мастерсон, и покажи мне дом.

Следом за ним она переступила порог виллы, вдохнув земляной запах джунглей, запах густой, пышной листвы.

— Дом принадлежит тетке Гэна, — объяснил Адам. — И сдает она его только тем, кого порекомендует Гэн, потому что хочет, чтобы дом сохранил свою карму.

Оливия прекрасно поняла, что имел в виду Адам. Вилла не походила на обычные дома, которые хозяева сдают туристам на время отпусков. Все комнаты оказались чистыми и светлыми, мраморные полы приятно холодили босые ступни. Разномастная мебель из тика и красного дерева; повсюду тайские статуэтки и гобелены. Пройдя анфиладу комнат, они вышли на широкую веранду с видом на море, от которого у Оливии перехватило дыхание. На веранде она увидела…

— Гамак! Адам, я всю жизнь мечтала о гамаке! — Она развернулась к нему и спросила: — Ты сам выбрал дом или тебе рассказал о нем Гэн?

— Я, — признался он. — Осмотрел еще несколько домов; в других обстановка была роскошнее, зато этот… в общем, я решил, что он тебе понравится.

— Он мне нравится. — Но как, интересно, у него хватило на все времени? Оливия посмотрела на него, потом на часы. — Во сколько ты сегодня встал?

— Рано. С петухами, как говорится. — С непроницаемым видом он подошел к раздвижной двери. Оливия покачала головой. Не может быть! Наверное, во сне она храпела. Последний штрих к образу пьяной дуры. Ничего удивительного, что Адам поспешил встать и отправиться искать другое жилье.

— Ну, дело того стоило. Здесь чудесно! — Она вскинула руки вверх. — Кто знает? Может быть, мысль о постоянном жилье тебе понравится.

— Понравится… после дождичка в четверг. — Он улыбнулся, но на сей раз деланой, заученной улыбкой. — Начинаем отдыхать!

Загрузка...