Беседы о Сталине

+ + +

Корр.: Чем были вызваны ваши встречи и беседы с П.К. Пономаренко?

А.С.: В октябре 1944 года я был назначен командиром артиллерийской бригады, которая заканчивала формирование в Колодищах под Минском. В 1941 году мне пришлось некоторое время командовать партизанским отрядом на территории Белоруссии и в этой связи встречаться в тылу врага с Алексеем Канигиевичем Флегонтовым, который ещё в 18-20-х годах был одним из руководителей партизанского движения на Дальнем Востоке в Приморье. Летом 1941 года он был направлен в тыл врага сначала в Смоленскую область, а потом в Белоруссию поднимать и организовывать партизанское движение. У меня был зафиксирован каждый день нашей партизанской деятельности, в том числе работы с Флегонтовым, который принял мой отряд и назвал его оперативно-разведывательной группой.

Я представил все это в виде доклада и передал его в октябре 1944 года лично в руки находившемуся тогда в Минске Пантелеймону Кондратьевичу Пономаренко как начальнику центрального штаба партизанского движения.

Пономаренко поручил перепечатать этот доклад своему помощнику подполковнику Абрасимову Петру Андреевичу и дал мне 5-й машинописный экземпляр, который у меня до сих пор хранится.

После войны, узнав, что Пономаренко, находившийся тогда уже на пенсии, пишет книгу о партизанском движении и собирает материалы о партизанской работе армейцев, я встретился с ним на его даче в Переделкино, показал ему свой тогдашний доклад, на котором он собственноручно сделал надпись «Начало партизанских дел Алексея Канигиевича Флегонтова». И подписал «Пономаренко». Поставил дату. После этой встречи мы с ним в дальнейшем неоднократно встречались и беседовали. Он много рассказывал о довоенных и военных делах в Белоруссии, о делах в нашей партии, о непорядочности, мстительности, злобности Хрущева, об очень большом вреде, который Хрущев нанес партии, Советскому Союзу, делу социализма и всему коммунистическому и рабочему движению в мире.

Приходя домой, я по памяти записывал наши беседы, а однажды сказал: «Пантелеймон Кондратьевич, разрешите я выну блокнот, чтобы записать то, что вы говорите». Он ответил: «Давай». И я по ходу наших разговоров делал заметки. Надо сказать, что это был очень умный, многоопытный, стойкий, бескомпромиссный, никогда не шатавшийся, не менявший своих убеждений большевик, человек, верный своим принципам, долгу, сделавший для людей много хорошего. Думаю, неслучайно Сталин в сложном 1938 году послал его, работника не самого руководящего работника ЦК, для избрания первым секретарем ЦК Белоруссии. Он его сделал руководителем республики. Он доверял ему и видел в нем человека, который будет правильно руководить после всех тех сложностей, что были. И это доверие, высокая оценка Сталина, данная самим этим назначением, надо полагать, полностью оправдались.

У меня многое связано с Белоруссией, к народу которой, к нынешнему руководителю страны Александру Григорьевичу Лукашенко питаю очень большое уважение.

Моя мама Елизавета Львовна Сергеева детство и юность провела в Гродно, там, буквально ещё в детстве, вошла в революционное движение, вступила в коммунистическую партию (тогда РСДРП). Предки моей жены Елены Юрьевны родом из Уваровичей. В Уваровичах ее дедушка был земским врачом, а бабушка – акушеркой. С 3 по 9-й класс я учился в Московской школе № 32 имени Пантелеймона Николаевича Лепешинского, которую он, старый большевик, организовал в 1917 году в Литвиновичах.

1-2 июля 1941 года я участвовал в жесточайшем оборонительном бою за город Борисов и переправу через реку Березина. Артиллерийская батарея, которой я командовал, понесла тяжёлые потери и перестала существовать. Я стал командовать стрелковой ротой, которая прикрывала отход полка. Рота несла тяжёлые потери, а 13 июля немцы по шоссе Минск- Москва и параллельным дорогам прорвались восточнее нас и замкнули кольцо в районе города Горки. Мы оказались в окружении. Начали пробиваться на восток к своим войскам, действуя уже партизанскими методами.

19 июля в деревне Кривцы, что в 10-12 километрах от города Горки, меня неожиданно, именно неожиданно схватили немцы. Ночь провёл в наспех созданном полевом концлагере около города Горки. Затем был в тюрьме города Орша. 23 июля я сумел бежать. Эти дни были для меня тяжелейшим испытанием и неповторимой школой, которую я получил на белорусской земле. После побега я собрал небольшой отряд из офицеров и сержантов, оказавшихся в окружении. Мы начали действовать как партизанский отряд. А, встретившись с Алексеем Канигиевичем Флегонтовым, стали его оперативно-разведывательным отрядом. В сентябре я был ранен.

После участия в Сталинградской битве и боёв на северо-западном фронте с конца 1943 года снова воевал в Белоруссии, командовал артиллерийским полком. Участвовал в форсировании реки Днепр, а далее в операции «Багратион» дошел до Слуцка. Наш 554 артиллерийский полк участвовал в освобождении города Рогачёв, был награждён Орденом Красного знамени и получил наименование «Рогачёвский», а я через годы был удостоен звания «Почетный гражданин города Рогачёв», с которым до сих пор не теряю связи. Это всё глубоко связало меня с Белоруссией

Корр.: О чем были ваши беседы?

А.С.: Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко мне рассказывал о своей работе в Белоруссии. В частности, говорил, почему Сталин его послал туда. Это было в 1938 году. Иосиф Виссарионович дал ему четкие указания: прекратить репрессии. Сталин сказал: «Чего они добиваются? Что им нужно? Там так много людей пострадало – и до сих пор репрессии продолжаются. Уже был пленум ЦК партии по этому вопросу (пленум проходил в январе 1938 года). А они не унимаются. Поезжайте, наведите порядок – остановите репрессии».

Пономаренко спросил: «А как это сделать?» Сталин посоветовал: «Идите в тюрьму. Берите дела, знакомьтесь с ними, вызывайте осужденного, выслушайте его, и если считаете, что он осужден незаслуженно, то открывайте двери – и пусть идет домой».

Пономаренко ответил: «Но, товарищ Сталин, там местные органы и разные ведомства могут быть недовольны моими действиями и воспротивиться».

Сталин подтвердил, что, конечно, не для того они сажали, чтобы кто-то пришел и выпустил. Но ведомств много, а первый секретарь ЦК один. И если не поймут, поясните им это. От того, как вы себя поставите, будет зависеть ваш авторитет и успешность работы.

Пантелеймон Кондратьевич по прибытии на место, как и посоветовал Сталин, пошел в тюрьму, запросил дела. И стал осужденных вызывать к себе по одному. Ну, вот такие, например, были заключенные. В деле одного говорится: «Неоднократно нелегально переходил государственную границу». Да, формально – действительно. Поскольку, когда в 20-м году произошел передел границ, белорусское местечко оказалось разделенным на польскую и нашу части. Семьи некоторые даже оказались разделены. Этот в то время осужденный гражданин гнал хороший самогон. А на польской стороне – сухой закон. За самогоном к нему приходят с польской стороны, в том числе известные люди, среди которых полковник Бек (потом он стал министром иностранных дел Польши), Рыдз Смиглы, маршал. И если хорошо наугощаются, то и ночевать оставались. А иногда он сам несет им самогон, пересекая, таким образом, государственную границу.

Пономаренко, выслушав, ему говорит: «Иди домой. Прямо из кабинета – свободен». А мужик отказывается: «Как это иди? До дома далеко, мне надо сначала свою пайку получить. А это будет завтра утром. Что я, до деревни голодным должен добираться? Нет, я подожду пайку».

Ушел, когда получил свою пайку.

Ещё один сиделец. Поэт. Написал поэму «Сталин». Начинается первая строка со слова на букву «В», вторая – на «О», третья – на «Ш». В результате – акростих, получается, «Сталин – вош». Пономаренко отпускает его и говорит посадившим: «Вы – неграмотные люди. «Вошь» пишется с мягким знаком».

В итоге почти всех отпустил. Конечно, в местных органах и ведомствах были недовольные – это была их работа. Но Пантелеймон Кондратьевич сказал: «Решайте, по какую сторону тюремной стены вам больше нравится». Недовольные, видимо, быстро поняли, что это – не острословие, а предупреждение, и все пошло, как надо.

Когда Пономаренко докладывал об этом на Политбюро, Сталин сказал: «Передайте товарищам наше сочувствие, а поэту скажите, пусть и о тараканах не забывает. Дураков у нас ещё много».

Особенно усердствовавший в репрессиях Хрущев принял это, видимо, на свой счёт. И, встав во главе государства, мстил. В том числе за то, что дела у Пономаренко шли лучше, чем у Хрущева. И Пономаренко раньше Хрущева был назначен секретарем ЦК ВКПб. Что, конечно, очень сильно ударило по самолюбию самовлюбленного Хрущева. За что он и отомстил.

Это один из многих эпизодов работы Пономаренко в Белоруссии. До конца жизни он сохранил к Сталину самое высокое уважение. Очень его ценил, считал великим деятелем истории.

И.В. Сталин. Портрет работы Петра Толкачева.