— Значит, все трудности, связанные с непоседливостью животных, позади? Хитроумные методики помогли экологам разобраться в тайнах территориализма?
— Да, только не до конца, конечно. Как и среди людей, у диких животных есть и сидни, и вечные бродяги.
Представление о том, что у многих диких животных есть собственные «владения», часто складывается еще в детстве. Возникает оно без всяких книг, просто из общения с природой и хорошо знающими ее людьми. Помню, как старый деревенский рыбак, с ранней весны до глубокой осени дневавший и ночевавший на реке, предупреждал нас, восьми-девятилетних мальчишек: «Осторожнее купайтесь в Большой Луке (одно из заветных мест на речке моего детства), не заплывайте далеко. В омуте живет здоровенный сомище. На днях опять молодого гуся утащил. Потянул его снизу за лапу, тот га-га-га… и исчез под водой, точно его и не было. Не ровен час, и из вас кого-нибудь помельче за ногу схватит. Не утащит, так настращает до полусмерти…»
Мы слушались рыбака, плескались только на песчаной отмели, за которой находился тот самый страшный омут, пугались, когда в пронизанной солнечными лучами воде появлялись какие-то непонятные тени. И много лет говорили о Большой Луке, как о месте, в котором живет огромный сом. Именно живет. Хозяин омута — старый сом-гусеед…
Ребятишки, особенно деревенские, запоминают жилые лисьи норы и барсучьи городки с их постоянными обитателями. Слышат рассказы пастухов о волках, обосновавшихся в глухом болотистом урочище и совершающих оттуда набеги на стада скота из соседних сел; «из своего» села скот не трогают, знают: около логова нельзя, опасно для волчат! Постепенно с годами эти мимолетные впечатления перерастают в твердое убеждение: не бездомны они, наши четвероногие и пернатые соседи, не бродят где и как попало сомы, щуки, лещи, окуни и прочие обитатели водоемов…
Для экологии эта истина давно уже не нова. Ученые стараются поглубже изучить особенности территориализма (так называются пространственные взаимосвязи животных и отношение их к используемым ими биотопам) каждого вида животных, выявить особенности территориальной структуры популяций тех или иных видов. И конечно же, экологи знают, что единого ответа на вопрос, оседлы ли дикие животные, дать нельзя. Смотря какие животные, смотря в каких условиях. Несомненно, привязанность к определенному месту, «чувство дома» имеется у большинства из них, по крайней мере, высших, относящихся к «аристократии» царства животных. Но развиты они по-разному…
Мне пришлось около десяти лет вести исследования по экологии бобров. Уже на второй или на третий год появились хорошие «знакомцы» из бобрового мирка. Достаточно было выбрать удобное место на берегу ручья, заселенного этими зверями, потихоньку расположиться здесь незадолго перед заходом солнца. Еще до наступления темноты бобры появлялись на поверхности, осматривались и приступали к своим обычным занятиям.
Подежурив несколько недель в бобровых поселениях Каверинского ручья на территории Воронежского заповедника, я узнавал их хозяев «в лицо». Лучшее место, укромное ольхово-ивовое болотце, занимали два больших угольно-черных и довольно старых зверя. Спутать их с другими членами семейства — а в иные годы оно разрасталось до десятка голов — было невозможно.
Выше по течению обосновались их дети, отселившиеся от основной семьи несколько лет назад. Они также были черными, но не такими матерыми. Кроме того, на хвосте самца ясно различался шрам, оставшийся после сражения с другим бобром.
Пара, располагавшаяся ниже по течению, состояла из разномастных зверей, бурого и черного. И дети у них бывали «разноцветными» — часть бурыми, а часть черными.
Прошло несколько лет, а хозяева бобровых поселений на Каверинском ручье оставались прежними. Несколько раз зверей отлавливали, осматривали, взвешивали и выпускали обратно. Некоторые пойманные годовики и двухлетки отправлялись в дальние путешествия по стране для расселения в новых водоемах. И вот что важно: число поселений на ручье не менялось, все пригодные для бобров квартиры были постоянно заняты. А подросший молодняк, если его не успевали выловить? Родители «теснились» и давали ему место в своих поселениях? Или — того альтруистичнее — предоставляли деткам свои комфортабельные обжитые домики, плотины, каналы, кормовые участки и уходили в поисках других водоемов? Мы, мол, как-нибудь, а вы живите просторно и привольно…
Ничего подобного! Эти «антипедагогические» поступки у природы не часты. Подросли — плывите, дерзайте, открывайте новые бобровые Эльдорадо. А мы потихонечку доживем свой век на старом месте. Тем более что братьев и сестер ваших младших в люди еще вывести надо…
Жестоко? Нет, это понятие здесь неуместно. Бобры живут лет 25–30 и до 18–20 лет приносят потомство. Звери-производители, будущие предки многих бобровых поколений, заняв хороший водоем, имеют полное право остаться в нем. Так нужно с точки зрения «высших» интересов, интересов вида. Если не выселять потомство, то за несколько лет разросшаяся семья уничтожит корма, и идти по миру придется всем. Да и молодежи полезно поискать счастье на стороне.
Путешествия опасны. В пору регулярных весенних миграций — именно тогда, перед появлением нового потомства, мамаши-бобрихи выпроваживают своих двухгодовалых сынков и дочек — расселяющихся бобров можно найти далеко от речек, во временных водоемах, прудах, канавах и даже на сухом месте. Много зверей гибнет от хищников, голода, безводья.
Как говорят экологи, у бобров ярко выражен территориальный консерватизм. Крепко привязаны эти звери к родным водоемам, яростно защищают их от вторжения чужаков. Чтобы у сородичей не было сомнений в принадлежности угодий, хозяева насыпают по их границам холмики земли и метят их «бобровой струей», обладающей очень стойким запахом.
Кстати, драки между бобрами — одна из основных причин гибели этих зверей в природе. Сражения возникают из-за пограничных конфликтов. Иначе и нельзя: емкость речных пойм для бобров ограничена, переуплотнение для этих зверей очень опасно и грозит длительной бескормицей. Вот и дерутся бобры.
Почти так же ведут себя ондатры, нутрии и некоторые другие околоводные млекопитающие.
Ну а как обстоят квартирные дела у животных, населяющих открытые пространства или обширные лесные массивы? Им-то что делить?
Вспомним о сайгаках. Большая популяция этих антилоп имеется в полупустынях Прикаспия. В течение года они совершают несколько перекочевок. В теплое время кормятся на пастбищах недалеко от Каспийского моря, осенью перебираются южнее, на зимние пастбища. Весной большинство сайгаков концентрируется у так называемых «родильных домов», где имеются хорошие условия для того, чтобы вывести потомство. Сейчас эти места находятся южнее Сарпинской низменности.
«Дом» сайгаков — это вся территория, требующаяся им за целый год. Маршруты животных не беспорядочны, они соединяют сезонные места обитания. Лишь катастрофа может заставить их отклониться от проторенных троп. Никакой вражды за участки обитания у сайгаков нет. Степь широка: встретились, раскланялись и разошлись в разные стороны, если не захотели остаться вместе.
Суслики часто занимают те же биотопы, что и сайгаки. Но отношения у них совершенно иные: и строго определенные семейные участки, и пограничные баталии, недружелюбие к пришельцам. Маленькие коротконогие зверьки не в состоянии преодолевать десятки или сотни километров в поисках свободных мест. Поэтому и опасна для них перенаселенность: съешь всю траву — и голодай.
В лесу копытные звери, пожалуй, крепче привязаны к местам обитания, чем в степи или полупустыне. У каждого табунка лосей или оленей, например, есть свои участки обитания. Правда, явной борьбы за них мы опять-таки не видим, бои между самцами турнирного характера возникают лишь во время гона. Обычно эти звери ограничиваются «демонстрационным поведением». Появился бродяга на чужом участке, встретил хозяина, увидел его весьма недвусмысленно выраженное неудовольствие и удалился восвояси.
Мы с вами летом выезжаем на дачи, в деревни, отправляемся в туристические маршруты. Перемена обстановки, хотя бы на короткое время, наверное, просто необходима всему живущему. Многие дикие животные также меняют квартиры по сезонам. В отличие от человека весной и летом они занимают главные местообитания. А вот во второй половине осени возникает проблема: где обосноваться на зиму? Группа лосей, которых мы с вами видели во время снегомерных наблюдений, из чернолесья перекочевала в сосняки. Об особенностях территориализма сайгаков мы только что узнали. Морские котики в теплое время года являются околоводными животными. На зиму же они превращаются в истинно морских зверей. В эту пору их дом — воды океана.
…Прислушайтесь в мае к пению зябликов в пригородном лесу. Самцы поют на постоянных местах неподалеку от своих гнезд. Другой особи этого же пола и вида доступ сюда строго-настрого запрещен. Появится — встретится с неприятностями. И ежедневное пение самцов, как говорят орнитологи, кроме всего прочего, означает предупреждение: участок занят, вход воспрещен.
Заканчивается гнездовой период, взрослеют и вылетают из гнезд птенцы, замолкает птичье пение. И вот уже бывшие недруги стайками перепархивают из одного перелеска в другой. Сезон размножения позади, теперь можно свободно перемещаться по территории, в лесу корма хватит на всех.
Кстати, это одна из интереснейших сторон поведения диких животных в природе — охрана своих участков обитания. Удивительно, что у себя дома даже более мелкий и слабый хозяин почти всегда справляется с пришельцем. В таких условиях не только стены помогают. Чужак чувствует себя неуверенно и редко дерется с хозяином всерьез.
Кировский ученый-охотовед С. Маратов рассказал мне об опытах с ондатрами, которые он проводил в Прибалхашье. Зверьков отлавливали и сажали в вольеры. Через некоторое время в эти вольеры пускали новых зверьков. Между хозяевами и вселенцами возникали жестокие драки. Во всех случаях победителями оказывались помещенные в вольеру раньше. Они чувствовали себя более уверенно и действовали гораздо решительнее. Однажды небольшая самка за ночь лишила жизни двух подсаженных к ней взрослых самцов. Невероятно, но факт. И он вполне объясним с точки зрения биологической целесообразности. Если территориализм полезен и необходим для сохранения вида — а мы убедились в том, что это именно так, — то природа должна была позаботиться и о поддерживающих его механизмах. Один из них — важнейший неписаный закон: хозяин дома всегда прав; вступая с ним в конфликт, ты идешь против интересов вида. Разумеется, это правило относится лишь к животным одного вида. Волк не спрашивает у зайца разрешения на прогулку по его семейным владениям, а косой предоволен, оставшись в живых после такого визита.
Для того, чтобы предупредить возникновение хаоса в размещении животных по поверхности земли, существует могущественнейший инстинкт дома. Почтовые голуби (птицы неперелетные) возвращаются в родные места за тысячи километров. Кошка, унесенная из дома в завязанном мешке, способна преодолеть в стремлении к нему многие километры. Не отсюда ли, не от отдельных ли предков наших и человеческая тоска по дому?