Лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным. Кто станет возражать? Дураков, отказывающихся от здоровья и богатства, становится все меньше, как мне кажется, не по причине всеобщей грамотности населения, а потому что к нам пришел капитализм все с тем же коммунистическим лицом, и люди поняли: жить бедным и больным стыдно. Суровые большевики, которые твердили нам семь десятилетий, что строем с песнями ходить пустые щи хлебать есть идеал всей жизни человека, сегодня ездят в “мерседесах”, имеют в иностранных банках счета и демонстрируют на своем примере, как должен жить достойно человек.
А нам что в лоб, что по лбу, мы как были нищие, так и остались. Но помечтать никогда не поздно…
Итак, копая землю под картошку здесь, у себя в деревне, в огороде, я вдруг услышал, как мой заступ глухо звякнул, ударившись о что-то твердое. Наверное, камень. Раскапываю глубже, а там стоит горшок чугунный в сопревшей старенькой рогоже, а внутри присыпанные землей монеты: золотые царские червонцы.
Сердце стучит в грудную клетку, как в барабан, а ноги деревянные, не гнутся. Я притащил сокровище домой, запер двери и, опустивши занавески, пересчитал: ровно сто штук.
Сижу, глазам своим не веря, прикрываю веки: исчезли, открываю — вот они, блестят.
Ну что с таким богатством делать? Мне всю жизнь не хватало денег, чтобы дотянуть от одной зарплаты до другой. И вдруг — такая куча денег.
Надо как следует подумать.
Пересчитываю: опять сто, ничего не изменилось, выходит, что не сон, а явь.
Как их разделить, чтобы на всех хватило, и никто в обиде не остался?
Половину я сразу откладываю дочери и знаю, что не прикоснусь, а то рука отсохнет — это святое.
Еще десять штук я собираю в столбик для первой жены: она — мать моей дочери, ей сам Бог велел.
Следующий десяток — для второй жены: баба осталась без мужика, то есть без меня. Она пока что на плаву, но со здоровьем слабовато.
Еще десяток — для Бори Цветова, он мой друг и бедствует так же, как и я.
И двадцать штук моих — так будет справедливо.
Лежу, курю, гляжу на кучки и думаю: а справедливо ли я разделил? Нет, что-то здесь не так…
Двум бывшим женам вышло поровну, а ведь у первой заслуг побольше — это бабушка моего внука Жени-Чмокина. Это раз. Второе: у нее муж серьезно заболел, а лекарства сейчас безумно дорогие, у них может денег не хватить на лечение: стало быть, им нужно добавлять.
Откуда взять, из какой кучки?
Ни у второй жены, ни у Бори я забрать не в силах, поскольку это деньги не мои, они уже лежат в сторонке и трогать их нельзя, ибо я их отложил.
Скрепя сердце, отсчитываю от своих монет еще десяток и добавляю Чмокиной бабушке.
Вот теперь порядок, так будет хорошо.
Опять курю и думаю; а правильно ли я поступил? Ошибку допустить нельзя, иначе будет смертельная обида. Возьмем к примеру Борю Цветова: ему нужна машина и предпочтительно “жигули”, он любит быстро ездить. Но дело в том, что свою он продал, а деньги снес Мавроди. Я сам, дурак, две пенсии ему отдал… Уж больно хороша была реклама по государственному телевидению: он обещал удвоить наши капиталы в рекордно короткий срок.
У нас в России народ очень доверчив, достаточно написать в газете или сказать по радио любую ахинею, все тут же согласно кивают головами. Чтобы остановить любой затянувшийся спор, есть самый лучший аргумент, нужно бросить фразу: “А вот по радио сказали то-то и то-то”. Дискуссия моментально прекращается, против рожна не попрешь…
В России средства массовой информации есть главный авторитет.
Поэтому, когда прошла реклама по телевидению, весь наш народ, послушно собрав свои последние гроши и продав с себя все, что можно, отнес последнее, что было, и отдал. Ну как же не поверить? Ведь по телевидению сказали, даже не по радио.
Когда народ отнес, что у него было, то заказчики рекламы выставили у своих офисов охрану с оружием и денежки назад не отдают.
Суды никаких дел к производству не принимают, а если принимают, то не рассматривают, поскольку пострадавших миллионы, и судьи все куда-то разбежались…
Милиция сама себя не может защитить от бандитов, отстреливаться не успевают.
Правительство говорит, вы, мол, сами дураки, будет вам наука, зачем отдали деньги неизвестным людям, их нужно было нам отдать.
Правительству отдать последние гроши — это все равно, что их потерять навеки, проверено за много лет.
Короче, получается, что мы никому не нужны, наша жизненная цель — отдавать налоги, а те, кто эти налоги поедает, куда-то подевались: судов нету, милиция занимает круговую оборону, правительство занимается каким-то хозяйством, устраивает приемы и “разборки” с депутатами.
А мы ходим по России, как неприкаянные.
Выходит, что Боре надо покупать машину, иначе нам в деревню не на чем добраться, а у него, как назло, нету денег.
Я забираю пять монет из своей кучки и докладываю Боре.
Отлично получилось, все будут счастливы, всем хватило, и мне пять штук осталось.
Сижу довольный, курю и размышляю. А почему, собственно, Боре захотелось “жигули”, дорога отвратительная, вся разбита, на ней такую машину вмиг угробишь. Нет, надо, что-нибудь покрепче, уж если покупать, то джип “чероки” или “вояджер”. Вот это “тачка”, то, что нужно, как раз под русское бездорожье.
Скупой платит дважды, думаю я, если уж брать, то вещь, которой сносу нет.
Я перекладываю последние пять монет из своей кучки в Борину и успокаиваюсь: вышел идеальный расклад.
Мне лично деньги не нужны, с ними одна морока, лучше, когда их нет. По существу я и так богатый человек, ибо мне ничего не нужно, я довольствуюсь тем, что у меня есть.
А на кусок хлеба, табак и две бутылки водки в месяц мне подает правительство, ведь совесть все-таки должна быть: я тридцать лет на них работал почти что за бесплатно.
У меня интересная и насыщенная духовная жизнь, есть много интересных книг, у Бори неплохая библиотека. Я живу в Вечности, беседую с кем хочу: с Сократом, Иисусом, Сутином и Сахаровым.
Здоровье у меня, слава Богу, пока что есть, грех жаловаться.
А, как известно, лучше быть здоровым и богатым, чем бедным и больным.