Бешеные коровы

Отнятие от груди

Послеродовые депрессии. На самом деле таких состояний не существует, но некоторые женщины, склонные к психическим заболеваниям, могут стать эмоционально неустойчивыми. Беременность, роды, послеродовой период и осознание ответственности за новорожденного ребенка могут ввести их в состояние неадекватного напряжения, что, в свою очередь, может привести к пресловутому психическому заболеванию. В самой беременности или родах нет никаких факторов, способных привести к такому результату. В человеке, предрасположенном к нему, любой пережитый стресс, волнение или эмоциональное переживание сходной силы может с тем же успехом привести к аналогичному психозу.

Гордон Бурн. Беременность.

19. Общество голубых теней для век

Мэдди далеко не сразу узнала женщину, открывшую ей дверь дома номер шесть по Чепингстоу-Кресент в Милтон-Кейнс. Ей сразу вспомнились фотографии в женских журналах серии «до» и «после». Этот человек больше соответствовал состоянию «до».

— Что? — спросила Джиллиан, заметив вытянувшееся лицо Мэдди, и посмотрела на свои флюоресцирующие штаны в обтяжку и пастельного цвета махровую кофту. — Мне расценивать это как неодобрение моего наряда?

— Можно и так сказать. «Харви Николз»[3] приспускает свои флаги. — Даже садовые гномы, собравшиеся в группку на соседней лужайке, вытаращили глаза на Джиллиан.

— Где Джек? — крикнула Мэдди, отталкивая ее и влетая в дом.

— Ты намекаешь на то, что я стала жертвой моды?

— Скорее, пала смертью храбрых.

— Ах так, — принялась защищаться Джиллиан, потрусив следом за подругой. — Просто было бы непрактично надевать платье от Шанель, когда печешь пирожные одной рукой и шьешь лоскутное покрывало другой.

— Ты печешь пирожные? — Похоже, Джиллиан сменила свою старую личность на новую с легкостью хамелеона. Не может быть, чтобы такие слова произносила женщина, которая могла бы брать уроки по кулинарии разве что у Марии Антуанетты. — Ты в своем уме?

— Я, дорогуша, Имельда Маркос в пирожных, — сострила она. — Не желаешь чаю?

Скептицизм Мэдди превратился в чувство глубочайшего потрясения, когда она прошла за старой подругой в уютную, безукоризненную кухню в цветочек, декорированную в стиле Брэди Банч. Ламинированная столешница была уставлена пластиковыми контейнерами, в которые Джиллиан ложкой накладывала небольшое количество пюре, которое, судя по цвету, было овощным. Женщина, которая раньше интересовалась только мужчинами и деньгами, теперь сама готовила домашнее детское питание. Продукты в кладовой были сложены по срокам годности, белье, развешенное на сушилке, было поделено на цвета, чтобы не полиняло при стирке. Возле раковины стояла тарелка с персикового цвета кусочками мыла в форме ракушки. Деревянный расписной ананас хранил в себе рецепты, вырезанные из женских журналов, на импровизированной информационной доске висело приглашение в террариум на вечеринку с сюрпризом. Даже газета в подстилке клетки хомяка была сложена так, чтобы там образовывались удобные кармашки.

— Джил, эээ, а помнишь, как мы охотились на мужчин на «мерседесах»? — задав этот вопрос, Мэдди задумалась, правильно ли она сделала. Она безоружна, а у Джил в руках была весомая лопатка для сковородки.

— Ты меня с кем-то путаешь. Единственные колеса, которыми я владею, прикреплены к детской коляске «Макларен».

На кухонном подоконнике над раковиной стояла фарфоровая тележка с подводой — деталь интерьера, которая автоматически вычитает двадцать очков из уровня интеллектуального развития хозяина дома. Маленький зеленый отпечаток ладошки в рамке украшал холодильник. Мэдди поняла, что это рука Джека.

— Где он? — умоляюще спросила она.

— В кроватке.

Мэдди взяла крошечный наряд для коктейля, который Джиллиан шила для тряпичной куклы Джека.

— Что с тобой случилось? Ты стала самой настоящей… — Мэдди запнулась, и ее рот был не в силах произнести это слово: — домохозяйкой!

— Разумеется, нет.

— Нет? Тогда как ты сама это называешь?

— Я домашний инженер, если тебе угодно. — Она протянула Мэдди чашку чаю, украшенную эйфористическими изображениями солнечных лучей и радуги. — Высококвалифицированный оператор интерфейса кулинарии, жизнеобеспечения и домашней педагогики. И сейчас прошу меня извинить, я должна смыть плесень со шторы для душа, пока малыш не проснулся. — Без тени испуга перед ущербом для своего внешнего вида, она натянула полиэтиленовый передник для барбекю, украшенный миленькой аппликацией на тему любви, мяса, мужчин и огурцов.

— Эй, домашний инженер! — насмешливо окликнула ее Мэдди, проходя следом за ней в гостиную. — Смотри, как бы нимб не сполз ниже и не задушил тебя насмерть!

Ее желание острить отпало, когда в гостиной она увидела детские прыгунки, позволяющие малышу часами парить по комнате в любом направлении. Детское переносное сиденье и вовсе лишило ее дара речи. Она пошатнулась и запуталась в каком-то кармане из синего полотна, свисавшего с потолочной балки с надписью «Веселый попрыгун». Упругая упряжь вытолкнула ее наверх с той же силой и скоростью, с которой она упала.

Джиллиан, не заметив импровизированных балетных па своей подруги, уже была на лестнице со шваброй с автоматическим отжимом в руках.

— Мне понадобилось целых шесть недель, чтобы найти тебя, Джил, а ты, похоже, совсем не рада меня видеть, — произнесла Мэдди, указав на домашний скипетр в руках подруг и.

— Что? Ох, извини. — Джиллиан спустилась вниз, таща за собой швабру, как якорь. — Все этот дом. Раньше мы жили в квартирах, сама знаешь. Можно было устраивать кемпинг с кострами в каждой комнате, — пожала она плечами. — А теперь я сжила со свету парочку тринидадских семей, кое-кого убила, но здесь все равно еще столько работы!

Мэдди с изумлением смотрела на свою подругу.

— Я рада, что сейчас узнала, какой ты стала занудой, а не во время пешего путешествия по Лейк-дистрикт. Но, Джиллиан, я тебя умоляю. Милтон-Кейнс?

Милтон-Кейнс, так назывался новый городок, выросший посреди объездных дорог, спиралью сбегающих с магистральных шоссе во владения складов с игрушками, оптовых магазинов и всевозможных королей: «Король гамбургеров», «Король кебаб», «Король цыпленок-гриль». На похожих друг на друга улочках стояли представительские резиденции и кирпичные бунгало — «сбывшаяся мечта в кирпиче».

— Ты помнишь моего бухгалтера? Ну, человека, которому я платила кучу денег за то, что он мне говорил, что у меня их совсем нет? Это его дом.

Я занимаюсь его украшением в счет ренты. Маленькому нужно было приличное жилье, и я…

— Он в порядке? — Мэдди почувствовала волну тоски и желания его увидеть, и ее колени подкосились.

— В порядке? Нет, дорогая, он не в порядке. — Мэдди напряглась, услышав эти слова, пытаясь проглотить комок в горле. — Он настоящий гений! И такой красавец! Я записала его на Конкурс лучшей фотографии на обложку «Тотлера», детской версии «Тэтчера», — объяснила Джиллиан, закатив глаза. — А как, кстати, тебе удалось?..

— Что удалось?

— Меня найти.

Мэдди наконец догадалась, что Джиллиан не слишком обрадовалась тому, что ее разыскали.

— С помощью службы поиска пропавших людей. Я отдала им твое фото, и они нашли тебя в какой-то местной газетенке. Ты консультант по имиджу и цветовой гамме? Что это за работа такая?

— Я всего лишь консультирую людей о том, какая у них «гамма». — Ее голос стал неискренне приторным: — Вы, мадам, «холодная весна»! — Джиллиан пожала плечами. — И за это мне платят по пятьдесят фунтов.

Грудь Мэдди налилась остатками молока, и соски стали гореть так, будто их жгло огнем.

— Я должна его разбудить. Я просто не могу больше ждать.

— Это невозможно. У него есть еще полчаса, — отрезала Джиллиан, но Мэдди уже неслась вверх по лестнице.

— Эй! — запротестовала Джил позади нее.

Чистенькая детская была выдержана в фисташковом и розовом тонах. Кроватка стояла возле стены, разрисованной домашними животными. У Мэдди перехватило дыхание, когда она заглянула за деревянные перильца. Там был Джек. Он лежал на животе, выставив попу кверху, как вершину пирамиды, и разбросав во сне руки. Она почувствовала, как ее захлестывает волна любви.

— Теперь он всегда так спит! — задохнулась от восторга Джиллиан.

Джек открыл один глаз и посмотрел прямо на свою мать. Только в этом взгляде не было эйфористического счастья, которого она ждала. Его брови изогнулись, придав лицу недовольное выражение, что-то вроде: «Я хочу видеть начальника!»

Мэдди почувствовала неловкость и внезапную слабость. Она взяла его на руки, которые вдруг стали ватными. Но Джек не просто желал видеть «начальника», он собирался подать жалобу, что и сделал, громко и внятно. В отчаянии Мэдди метнула взгляд на Джиллиан.

— Может, поменять подгузник? — предложила она.

Мэдди положила малыша на пеленальный столик.

— Так вот что тебя расстроило. — Она чувствовала себя очень неловко, будто старалась подружиться с незнакомцем в лифте. — У тебя сыпь от подгузника.

— Аммиачный дерматит, — поправила ее Джиллиан и вручила Мэдди тюбик розового крема.

Пальцы Мэдди не слушались. Процедура прошла так же неловко, как парковка задним ходом на глазах у инструктора.

— Боже ты мой! Он же смотрит на меня, будто я — Лорена Боббит! И что мне теперь делать? — Полностью деморализованная, она прижала к себе хныкающее воплощение вазы эпохи Минг.

— Очевидно, покормить, — не выдержала Джиллиан.

Мэдди высвободила из одежды грудь, но Джек с недовольным выражением лица, как у министра-баптиста, все время от нее отворачивался.

— Может, твердую пищу, — предложила Джиллиан.

Зажатый подушками на высоком кресле Джек продолжал безобразничать, размазывая пальцами еду по подносу в стиле Джексона Поллока.

— Представляешь, какая художественно одаренная натура! — восхищалась Джиллиан. — Это же невероятный талант для четырехмесячного ребенка!

Перевернув свою тарелку, Джек перешел к разбрасыванию еды по комнате, украшая ее в стиле рок-звезды. Мэдди металась из стороны в сторону с тряпкой.

— Ку-ку! — куковала Джиллиан. Глаза Джека засветились, когда он стал наблюдать за тем, как она скакала по комнате. — И такой смешной! Он лучше Хосе Каррераса в «Ковент-Гардене», несмотря на то, кто его ОТЕЦ.

— Джиллиан, он еще МАЛЕНЬКИЙ и еще не понимает речи.

— Мы уже занимаемся с картинками на карточках. Подготовительные школы Фидер не принимают детей, набравших меньше ста двадцати пяти очков по тесту интеллектуального развития, сама понимаешь.

— Джил, эээ, ты продолжаешь так об этом говорить, но заниматься этим буду… я.

Мэдди на плите разогревала молоко в соуснице. Джиллиан демонстративным жестом выключила переднюю горелку, одновременно включив дальнюю. Она переставила соусницу на дальнюю конфорку, наградив Мэдди укоризненным взглядом.

Мэдди в смущении сделала большой глоток чаю.

— Этого тоже нельзя-нельзя, — сказала Джил, конфискуя у Мэдди чашку.

— Что?

— Никаких горячих жидкостей рядом с ребенком.

Мэдди отвлеклась и не заметила, как убежало молоко.

— Черт! — Она стала искать глазами губку для плиты.

Джиллиан поджала губы и отперла шкафчик под раковиной.

— Хлорка, порошки, моющие средства и едкий натр заперты на ключ.

Мэдди вспомнились времена, когда единственным качеством Джил, которому подходило описание «едкий», был ее ум.

— Лекарства, — в демонстративном изнеможении Джиллиан распахнула верхний шкафчик. — На каждой бутылочке есть этикетка, и все убрано подальше от малыша.

Теперь Мэдди подумала о том, что вся комната выглядела так, что в ней все было убрано подальше. Казалось, что здесь все вещи были убраны в ожидании прилива.

— Джиллиан, он еще даже не ползает.

— Джексон у нас мальчик любознательный. Да, сладенький?

— Джексон?

— Это имя ему больше пойдет, когда он станет знаменитым. Тебе так не кажется?

— Я думаю, что так начинали серийные убийцы.

— Быстрее! — Джил постучала тонким ногтем по циферблату часов. — Пора собираться. Время Тайни-Тотс!

«Кроха», «Крепыш», «Лягушатник» с уроками плавания, «Крещендо» с уроками слушания музыки и французского, чайная церемония — у Джека была такая светская жизнь, о которой Мэдди могла только мечтать. Всю первую неделю она следовала за Джеком и Джиллиан от одного занятия к другому. Она с облегчением заметила, что Джил изменилась, но не до полной неузнаваемости. Для экскурсий по городу она наряжала Джека в роскошные блузы и вельветовые с позолотой брючки и брала с собой хрустальную детскую бутылочку от Уотерфорд.

— Это биологическая мать Джека, — так представляла Джил Мэдди другим мамашам Милтон-Кейнс, похожим друг на друга женщинам в вельветовых или бархатных костюмах всех оттенков пастели. Они все обсуждали сказку «Красная Шапочка». — У нее проблемы с привязанностью.

Единственной помехой на пути развития привязанности Мэдди и Джека была Джиллиан, Домохозяйка На Воздушной Подушке.

— Неужели тебе нечем заняться? — умоляла ее Мэдди спустя две недели совместных поездок по городу.

— Моя светская жизнь умерла, дорогуша! — радостно объявила Джиллиан, записывая на видео еще одно свидетельство о цвете стула Джека. — Джексон добрался до моего ежедневника и съел весь август!

— Но это же пригород! Разве тебе не пора заниматься зажигательным послеполуденным сексом в соседских азалиях?

— В эти дни ко мне проявляет интерес только мой банковский счет, дорогуша, — вздохнула Джиллиан, вычищая Джеку уши и перхоть. Она называла этот ритуал «обезьянничанием». Мэдди никогда не была так близка к тому, чтобы поверить в теорию Дарвина. — И этот малыш.

Правда, пару раз Джиллиан все-таки выходила из дома на свои консультации по цветовой палитре, оставляя Мэдди целый список телефонов для экстренной связи и всовывая прямо в руки то, что она сама называла аптечкой для оказания первой помощи. На самом деле там у нее хранился небольшой передвижной госпиталь. Здесь были средства против перхоти и поноса, запора и судорог, бородавок и коклюша. Все, что может понадобиться ипохондрику.

— Что мне всегда в тебе нравилось, Джиллиан, — умилилась Мэдди, — так это твой низкий уровень тревожности.

К середине августа Мэдди была готова грызть мебель от бессилия. Дело было даже не в том, что она не могла побыть наедине со своим ребенком, просто Джиллиан завела привычку обсуждать характер стула Джека даже после того, когда интерес Мэдди к этому уже остыл. К тому же она превратилась в Сесилию Б. де Миль из Милтон-Кейнс, записывая на видео каждую секунду детской жизни для архивов и демонстрируя отснятый материал сразу же после съемок.

— Правда, навевает воспоминания? — подкалывала ее Мэдди, впрочем, без всякого эффекта.

Ночами Джек превращался в человеческий блинчик. Джиллиан постоянно подскакивала, переворачивая его на спину, чтобы он не задохнулся в кроватке и не умер.

— Я уже целый месяц каждый день твержу тебе, — с трудом сдерживаясь, сказала Мэдди, в очередной раз столкнувшись в детской с Джиллиан, прибежавшей на звук отходящих у ребенка газов. — Тебе незачем к нему вставать по ночам.

— Я всегда была совой, дорогуша. Джексон тоже живет по таким же биологическим часам. Правда, маленький гулена? — Она потрепала его по щеке.

Мэдди выхватила у нее Джека и устроилась в кресле-качалке, смешно пытаясь его накормить. Но ее соски растрескались, и молока стало мало. Джек завыл от возмущения. Когда Джиллиан предложила ей вездесущую бутылочку с молоком, он пронзительно взвизгнул от радости. Спустя пару минут его припухшие от сосания, как у Мика Джагера, губы сложились в благодарную улыбку, адресованную Джиллиан.

Тогда она положила его в кроватку на живот и стала ритмично постукивать по попе.

— Я заметила, что ты сегодня надела ему одноразовые подгузники. Ему больше нравятся махровые, так мягче, удобнее и гораздо суше.

Мэдди с недоверием посмотрела на свою подругу.

— Ты говоришь, будто цитируешь брошюру. Ты это понимаешь? — грубо прошептала она.

— Ну что ж, тогда прочитай и то, что написано мелким шрифтом, — не осталась та в долгу, метнув на Мэдди такой же осуждающий взгляд. — А еще лучше — прислушайся, — потребовала она.

Мэдди скорчилась на полу рядом с ней:

— К чему?

— Ты слышишь этот звук?

— Какой звук?

— Тиканье. Это идут мои биологические часы.

Мэдди пожала плечами:

— Переходи на электронные.

Лицо Джиллиан осунулось.

— Мэдди, я старею.

— А кто с возрастом молодеет? Помнишь, раньше мы использовали слово «жесткий» в описании веселой ночки с рок-звездой в татуировках? Теперь мы так говорим, когда нам попадается целый лист чертового салата.

— Косметику теперь приходится накладывать мастерком.

— Джиллиан, тебе всего лишь тридцать шесть.

— Да, это в пересчете на человеческие годы. А на часах одинокой, бездетной женщины это уже равносильно восьмидесяти шести! Скоро я буду слишком старой, чтобы носить джинсы! Может быть, я уже слишком стара, чтобы их носить. Возможно, люди уже провожают меня на улице словами: «Как нелепо!»

— Ты только не думай, что роды дают право на ношение джинсов. Каждый раз, когда я застегиваю молнию, моя шея становится толще.

— У меня никогда не будет ребенка, — поделилась она с грустным лицом. — Одиночество — состояние динамичное, Мэдлин. Пока я делаю вид оптимистического присутствия, мне приходится признать, что моя жизнь не удалась. Все одинокие мужчины, с которыми я знакома, голубые. Я собираюсь назвать свои мемуары «Танцы с королевами».

— Мемуары? Ха! Это теперь, когда ты вступила в ряды «общества голубых теней для век». Эй, не унывай. Может быть, ты сможешь забеременеть с помощью искусственного оплодотворения?

— Там очередь на пять лет, — с чувством сказала Джиллиан, массируя живот Джеку. — Ах, дорогая, к тому времени на мне будет столько морщин и рубчиков, сколько на, черт его побери, вельвете!

— Суррогатное материнство? — сострила Мэдди.

— Ты — моя единственная способная к зачатию подружка.

— Китайский сиротка? — Она по-прежнему отказывалась серьезно воспринимать слова своей подруги.

— Слишком дорого. Кроме того, мне не нужен какой-нибудь ребенок. — Ее глаза заметались по комнате. — Мне нужен Джек.

Улыбка застыла на лице Мэдди.

— Он самый лучший спутник из всех, кто у меня был, — продолжала искренний рассказ Джиллиан. — А это не шутка в устах женщины, когда-то встречавшейся с Брайаном Фери.

Джек отозвался на ее сантименты громким звуком отошедших газов. Джиллиан удовлетворенно улыбнулась.

— Я и не знала, что могу влюбиться. А теперь, совершенно неожиданно, любовь просто изливается из меня.

Мэдди с трудом шевелила губами:

— Я его мать. Ты не можешь любить его больше, чем я!

Джиллиан спокойно посмотрела на Мэдди:

— Когда он простыл, я отсасывала ему сопли ртом.

У Мэдди глаза чуть не вылезли из орбит.

— Тебе нужен не ребенок, Джиллиан. Тебе пора обратиться к психиатру.

— Поэтому я считаю, что ты должна позволить мне его усыновить.

— Ни за что!..

— Я записала его во все лучшие школы. Школы, которые отличают зерна от плевел.

— Ты к чему клонишь? К тому, что он станет ботаником?

— Нет. Я хочу сказать, что в этих школах не только ученики, но и учителя подвергаются тщательному отбору.

— Он мой ребенок!

— Да, но я — лучшая мать, — не уступала она.

— Почему? Потому что таскаешь его во всякие идиотские детские группы с самодовольными родителями, чьи дети спокойно спят всю ночь напролет?

— А ты покупаешь огнестойкие пижамы? Готовишь домашние сухарики? От тех, что рекламируют по телевизору, отламываются довольно большие куски…

— Эти группы являются примером издевательства над детьми.

— Когда ты набираешь в ванную воду, ты включаешь холодную в последнюю очередь, чтобы он случайно не обжегся?

Да, в последнее время она сама довольно часто сталкивается со случайными ожогами. Мэдди было нечего терять, кроме самообладания. Она вскочила на ноги.

— Так кто же я, по-твоему? Кокон?

— Ты занимаешься развитием его координации? Ориентации в пространстве? Развитием мелкой и крупной моторики?

— Какая к черту моторика? — Мэдди вырвала Джека из рук подруги.

Тот ответил диким воплем и протянул пухлые розовые ручонки назад, к Джиллиан.

— Какие сказки на ночь ты ему читала? Про злобную биологическую мать?

Она яростно копалась в его мягких игрушках, которых, казалось, за ночь стало еще больше.

— Какого черта он хочет? — Мэдди отбросила медвежонка, который был с негодованием отвергнут.

— Он хочет мишку с отжеванным ухом, это совершенно очевидно, — снисходительно перевела Джиллиан. — И, конечно, меня. Иди и скорей поцелуй тетю Джил, моя конфетка, мой сладенький. Он не засыпает без поцелуя, как Сара Бернар. — Как только лицо Джиллиан наклонилось к Джеку, он сразу перестал плакать. На ее лице появилась торжествующая улыбка. — Смирись. Ему нужна я.

— Ему нужен здоровый сон, — язвительно ответила Мэдди и, прижав тельце Джека к себе, бросилась в гостиную.

Джиллиан вытерла нос тыльной стороной руки.

— Он любит, когда ему дуют на веки, чтобы заставить его закрыть глаза, — с пренебрежением бросила Джил в спину Мэдди. — А еще ему нравится детский массаж и плавание в ванной. А еще — сидеть на стиральной машинке, но только когда она отжимает, — продолжала кричать им она.

— Да пошла ты! — блеснула эрудицией Мэдди.

Джек был ее сыном. Она лучше всех знает, как его успокоить.

Через час Мэдди опустилась до взяток.

— Скажи, что тебе нужно, чтобы ты уснул? Деньги? Поездка в Диснейленд? Подписка о передаче тебе одного из моих органов, если ты когда-нибудь попадешь в аварию?

Скорчившись на линолеуме в прачечной и наблюдая за тем, как одежда Джиллиан плавает по кругу, Мэдди чувствовала себя такой ненормально обходительной, что с трудом терпела саму себя. Можно подумать, ей не было достаточно тюрьмы Холлоуэй, Эдвины Хелпс, сержанта Безбородого Индюка и всех сил городской полиции, которые устроили за ней настоящую охоту. Теперь ей придется бороться еще с бывшим любовником и педиатрически подкованной воровкой детей.

Для Алекса и Джиллиан это была настоящая война… Почему у нее такой плохой вкус на врагов?

Мэдди подумала, не сделать ли Джека самым молодым пациентом в истории пластической хирургии. Они бы оба сделали себе скулы Иваны Трамп и носы Майкла Джексона. Или им придется поселиться где-нибудь на равнинах у папуасов. Она попыталась убедить себя в том, что темнее всего ночь перед рассветом, но ее собственный опыт говорил, что для нее темнота — всегда признак задвигающегося полного затмения.

К тому времени, когда машина закончила отжимать, а Джек крепко уснул, она твердо решила одно: ей снова придется удариться в бега. Но куда? Она знала только один островок безопасности в темном и опасном мире: сто тридцать килограммов живого веса с варикозным расширением вен и одышкой. Но где она могла ее найти? Придется действовать наугад.

20. Трам-тара-рам

— Чем ты, черт тебя возьми, занималась? — Мэдди ответила бы на этот вопрос, если бы не погрузилась с головой в потенциально опасные для позвоночника объятия Мамаши Джой. — А я тут занималась этим, — она изобразила человека, пьющего пиво, — этим, — она воспроизвела боксерский удар, — и вот этим, — Мамаша Джой задвигала своими массивными бедрами вперед-назад.

Они сидели в заросшей паутиной квартире в высотном жилом доме на севере Лондона. Стены, покрашенные неровными мазками краской цвета аквамарин, фуксии и красно-коричневых яблок, были покрыты пузырями от сырости и переливчатыми пятнами плесени. По телевизору транслировали отрывок из старинного фильма «Папа лучше знает». Правда, в этом районе отцы давно не блещут и не делятся своими знаниями.

Начав поиски Мамаши Джой, Мэдди думала, что ей предстоит тяжелый труд боснийского каменщика, но, как оказалось, она недооценила ее известность. Мамаша Джой была фигурой мирового значения, во всяком случае в Хакни. Она сумела разгромить свое обвинение после того, как работник охраны магазина не явился в суд. К тому же она успела разработать новую идею для аферы.

— Мамаша Джой, говорю, я — Мамаша Джой. — Бриллиант хитро поблескивал на ее переднем зубе, когда она покачивала Джека на своем колене. — Что-то с тобой не так, девочка. Тебя слишком легко поймать. — Она поморщилась, рассматривая свою левую грудь, которая свесилась ей под мышку и мешала. Водрузив ее на место, она заодно поправила шарфик на шее. — Я тут занимаюсь магазинами.

Она рассказала, что ее новая схема заключалась в том, что она надрывала какую-нибудь из вещей в примерочной кабинке, а потом обращалась к работникам магазина с историей, будто купила эту вещь, но потеряла чек, и требованием заменить ее на целую.

— Представляешь, потом я отправляюсь в следующий магазин и с каждым разом одеваюсь все лучше и лучше.

С трепетом дебютантки перед первым балом, она разложила перед Мэдди карту Англии, рассказав о ближайших планах заняться покупками на территории от Мерилбоун-роуд до Мерсисайд. У этой женщины был настоящий талант.

Как приятно было видеть знакомое лицо, испещренное морщинками от смеха, слышать забавный ритм ее голоса, который пробивался даже сквозь вибрирующий пульс рэпа, слышный из соседней квартиры. Мэдди не удивилась бы, если бы узнала, что эта группа называется как-нибудь вроде «Дреды Дохлого Яка».

— Это торговцы наркотиками. Конечно, не самые лучшие соседи. Не любят они тихой жизни и сидят наготове двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

«А, ждут визита полицейских», — догадалась Мэдди.

Сквозь дыру в стене в квартиру Мамаши Джой пролезла молодая женщина, представившаяся невразумительным сочетанием согласных: «Челси Гор-Планкет-Флаф». Она пришла, чтобы подогреть смесь для ребенка. Двойные имена, когда-то бывшие прерогативой только высших слоев общества, прижились у этих обитателей нибелунгова района, претерпев умопомрачительные фонетические изменения. Роскошные благодетели, с политическими целями посещающие в сопровождении полицейского эскорта публичные места, внезапно обнаруживали себя ассимилировавшими с пролетариатом.

У Челси были бледные голые ноги, обувь на пластиковых шпильках и длинные сережки, свисавшие ниже ее микро-мини-юбки, лицо, иссушенное беспокойством, и обесцвеченные волосы, сквозь которые проглядывали отросшие корни. Казалось, здесь все должны были демонстрировать корни. В таком случае Мэдди придется перекраситься в черный цвет.

— Чертова газовая компания снова меня отключила! — пожаловалась женщина.

— Может, адвокат чем-нибудь поможет? — спросила Мэдди.

— Да не будут они помогать! Как только я им сказала, что мне нужна плита, чтобы готовить еду для ребенка, они предложили мне покупать уже готовые продукты в магазине.

Она оказалась знатоком местной жизни.

— Тут, если увидишь кошку, у которой оба уха на месте, можешь быть уверена, что она не местная, — философствовала она. — Зачем ты собралась сюда переезжать?

— А по-моему, мне здесь понравится. — Мэдди выглянула в грязное окно, чтобы посмотреть на застоявшийся летний воздух, подернутый дымкой городского смога. — Если бы я только могла это видеть!

Пока Мамаша Джой занималась своим «магазинным делом», Мэдди оставалось лишь затаиться в ее квартире до тех пор, пока не улягутся страсти. Так у старой негритянки будет достаточно времени, чтобы организовать Мэдди и Джеку поддельные паспорта и договориться, чтобы их посадили в грузовой отсек самолета, составлявшего не только гордость, но и весь воздушный флот государства, названия которого Мэдди не могла произнести с первой попытки. Вот уж действительно приключение.

Только сопровождая Мамашу Джой к офису мини-такси, поскольку в их район рисковали заезжать только бронированные машины, она получила относительно полное представление о том месте, которое стало для нее новым домом. В этом районе было пять кварталов высотных, двенадцатиэтажных, домов, между которыми стояли низкие, заколоченные и с выгоревшими фасадами строения. Спутниковые тарелки, как архитектурная сыпь, портили вид. На этом пятачке антенн было больше, чем в Центре космических исследований имени Кеннеди. Улицы, названные с искрометным юмором Луговая улица или Лютиковый проезд, были пустынны. Там был только странный парнишка на мотоцикле с учебными номерами, собака с грустными глазами и запаршивевшей шкурой, да пятна граффити с надписями, сделанными кровью: «ВИЧ-положительный». Британские городишки, где недвижимость принадлежит государству, способны убедить любого, что мир построен за шесть дней.

— А как насчет мальчиков в голубом?[4] — нервно спросила Мэдди, когда они подошли к Майл-Янд-роуд.

— Это же Вавилон! Ха! — Контрастируя с окружающим запустением и деградацией, Мамаша Джой светилась насыщенным темным светом. На ее лице расцвела заговорщицкая улыбка. — Они как-то пришли навестить меня в моей квартире. Когда они вышли, оказалось, что детишки поснимали колеса с их полицейской машины!

Когда Мамаша Джой направилась в офис мини-такси, чтобы поторговаться о цене, Мэдди стала в отчаянии рассматривать наркоманов, кучковавшихся на пропитанных мочой лестницах. Временами ее взгляд натыкался на ребятишек, нюхавших клей и всякую химическую дрянь, — живое воплощение картин Иеронимуса Босха.

Исполнение музыкального фрагмента из «Ла Кукарача» на автомобильном гудке возвестило о появлении в облаке выхлопных газов молодого человека, который представился как Финн. Он был такой толстый, что походил на доску для серфинга, только еще глупее. На его лице маменькиного сыночка были следы от порошка, и он сидел за рулем «ниссана» никотинового цвета, задние сиденья и полка которого были завалены всяческими талисманами из чучел животных. С антенны свисал пушистый хвост енота в камуфляжной цветовой гамме. Мэдди ни секунды не сомневалась, что этот представитель мужского пола предпочитает фильмы, в названии которых были слова «свинья», «смерть» и цифра «И».

— Новенькая, да? — В окно автомобиля высунулся его безволосый локоть. — Без определенных занятий?

— Что, простите? — Прижав к себе Джека, она отступила на тротуар.

— Не оплачиваемый труд? Экономическая изоляция? Добровольный затянувшийся досуг? — Этот словарный запас абсолютно не вязался с невнятными гласными говора Ист-Энда. Этот истязающий ухо акцент можно было принять за проявление серьезного заболевания горла.

— Вы хотите сказать, что я нищая? Да, это так. — Она хотела было спросить, где именно получал образование Финн, не в «специальной школе», случаем, но потом передумала. Неразумно называть идиотом человека, который может на это разозлиться.

Финн распахнул дверь и выбрался из машины. На нем были мешковатые шорты цвета хаки и зеркальные очки. Мэдди в очередной раз поразилась тому, как Британии удалось колонизировать мир, стоя на таких бледных поросячьих ножках.

— Десять процентов в неделю, — щедро предложил он. — На моих условиях. Иначе придется использовать твои кишки в качестве подвязок.

Мэдди наконец догадалась, что Финн был акулой-процентщиком. С презрительным хмыканьем она проскочила мимо него в офис.

— Ты уверена, что с тобой будет все в порядке, девочка? — Гамаки баклажановой плоти рук Мамаши Джой взвились в воздух, когда та заключила Мэдди в крепкие объятия.

— Знаешь, как долго я ждала возможности оказаться наедине со своим ребенком? — пробормотала Мэдди, с трудом отрывая лицо от необъятной груди Мамаши Джой. — Четыре месяца! Это будет рай!

— Так вот почему ты улыбаешься, как кот на сметану!

Мэдди проводила взглядом такси, быстро уносившее Мамашу Джой. Оно задело стоящую машину, снеся боковое зеркало и широкую полосу краски с пассажирской двери. Под номером такси был прикреплен стикер со словами «Бог — мой пилот!».

«ТРАМ-ТАРАРАМ-ТРАМ-ТАРАРАМ! ТРАМ-ТАРА-РAM-ТАРАМ-ТАРАРАМ!» Мэдди посмотрела на часы. Шесть утра! Боже мой, она подумала, что уже день на дворе! «ТАРА-ТАРА-ТАРА-РАМ!»

Она посадила свое невыспавшееся чадо в ходунки, что Джек тут же воспринял как сигнал начать игру в хоккей, забивая голы головой. Мэдди сметала керамические осколки разбившейся вазы и думала, хорошо, что в этом доме нет дорогих вещей.

— Жизнь с тобой под одной крышей, — сказала она Джеку, — то же самое, что существование рядом с целым отрядом разрушителей. Ты об этом знаешь? Эй, брось! Не надо плакать. Мама не хотела тебя ругать… — Мэдди подхватила его на руки.

«ТРАМ-ТАРАРАМ-ТРАМ-ТАРАРАМ! ТРАМ-ТАРА-РАМ-ТАРАМ-ТАРАРАМ!»

Она снова посмотрела на часы. Было пять минут седьмого.

— Черт! — сказала она вслух. — Я думала, что уже день на дворе!

За завтраком Джек отверг рисовые хлопья.

— Ну представь, что это — покрытые слизью брюшки жуков. Хорошо? — К этому времени она уже хорошо знала, что дети едят только ту пищу, которая была предварительно уронена на пол, потоптана, полизана как можно большим количеством собак, загнана в угол и покрыта пылью. — Ох как приятно маме-ламе видеть свою детку-конфетку! Никто не любит тебя сильнее меня. Только подумай, сколько замечательных вещей мы сможем делать с тобой вместе! Например… — Мэдди снова посмотрела на часы. — Сколько там времени?

В обед Мэдди усадила его на высокий стульчик. Джек приступил к переворачиванию всех тарелок и выбрасыванию их содержимого. Обед был похож на аудиенцию с Генрихом VIII. «Черт бы побрал все эти книги о сбалансированном питании», — подумала Мэдди. В данном случае сбалансированным питанием было то, чему удалось удержаться на ложке Джека по пути к его рту.

— Я пою под дождем, просто пою под дождем!

Единственным способом заставить его посидеть спокойно, чтобы она могла запихать ему в рот что-нибудь съедобное, оказалась чечетка в ее исполнении. Она изображала великолепного Басби Беркли со знаменитым зонтом.

— Что за чудное чувство, я просто…

Что ее в принципе не смущало, пока она не заметила, что вся компания соседей-наркоторговцев наблюдала за ней через дырку в стене. Стоило ей прекратить петь, как Джек снова начинал плакать.

— Я пою под дождем…

Черт возьми! Этот ребенок был более требователен, чем Фрэнк Рич.

К концу обеда по кухне было разбросано столько яйца, что его было проще выжечь, чем отмыть. Единственное лакомство, которое интересовало его в качестве пищи, он доставал из своего носа и предлагал Мэдди как лучшее угощение вечера.

Послеполуденное время было посвящено поискам пропавшей золотой рыбки. Мэдди заметила, как Джек облизывал пальцы, и лишь надеялась, что он не пристрастится к суши. Потом в один момент он узнал, что какашки можно использовать в декоративных целях. Довольно скоро квартира Мамаши Джой стала напоминать тюремный лабиринт.

Дамочка с телеэкрана жаловалась на то, что время с ребенком протекает так быстро. Быстро? С точки зрения Мэдди, оно не двигалось вообще!

— «Укачай малышку на верхушке дерева, где ветра поют… — К часу ночи Мэдди умоляла Джека уснуть. Она была готова возить его вокруг квартала… если бы у нее только была машина! Она бы почитала ему сказку, если бы только смогла найти свои очки. — …и качают колыбельку…» Слушай, ты ведь не Маргарет Тэтчер? — спросила она его в два ночи. — Ты не должен сидеть всю ночь и заниматься делами государства… «…на толстом суку…». Если я похожу еще немного, то прощай Джулия Эндрюс и здравствуй Мира Хиндли. Ты меня понял? — сказала она ему еще через час. — Слушай, я не люблю играть в прятки в четыре часа ночи!

На ночную смену она взяла его с собой в кровать Мамаши Джой, которую он тут же колонизировал и стал играть в футбол почками Мэдди, заставляя ее цепляться за край матраса так, будто от этого зависела ее жизнь. Именно тогда она нашла свои очки, которые все это время были у нее на голове! Обернувшись посмотреть на Джека, она, к своему изумлению, обнаружила, что он наконец отключился.

— Спасибо тебе, Господи! — прошептала она. — Нет, минуточку, — оборвала она себя. — Он правда спит? Я не слышу его дыхания. Черт побери! Да он не дышит, будь оно все неладно! О боже! О боже! Джек? Джек? ДЖЕК! Все в порядке, дорогой. Не плачь…

«ТРАМ-ТАРАРАМ-ТРАМ-ТАРАРАМ! ТРАМ-ТАРА-РАМ-ТАРАМ-ТАРАРАМ!»

— Смотри, как мама бегает! Послушай, как мама разговаривает сама с собой! Посмотри, как она принимает транквилизаторы! Видишь, как мама не может справиться со специальной крышечкой с защитой от детей на пузырьке с таблетками?

Некоторые женщины рождаются матерями, к другим материнство приходит, а на иных оно обрушивается. Прошло две недели совместной жизни Мэдди и Джека, и она была вынуждена отнести себя к третьей категории.

Она по-прежнему волновалась, беспокоилась и бегала на цыпочках. Если коляска подскакивала на камне, она уже думала, что у Джека могло парализовать ноги. Стоило ему отрыгнуть молоко, она уже подозревала нарушение мозговых функций. Кашель вызывал у нее мысли о пожизненном искусственном легком, а если он писал два раза в час, Мэдди уже воображала, что Джеку не обойтись без искусственной почки.

В этом районе множество мест, куда было «нельзя», а там, куща при желании было бы «можно», наверняка полно полицейских с ее фотографией. Поэтому Мэдди стала домашней тюремной смотрительницей, патрулирующей периметр кухни в непрерывных поисках тараканов, иголок и наполовину отвернутых шурупов. Еще одна такая неделя, и у нее начнутся проблемы с шурупами между ушей. В отчаянии она сделала загородку для игр, в которой вскоре оказалась в одиночестве, в то время как Джек ползал где-то в другом месте.

Понимание того, что у Джека резались зубы, не спасало. Он был капризен до невыносимости, он постоянно был на ее руках как приклеенный. Мэдди научилась делать все одной рукой, как калека, — от замены лампочки до смены тампона. А еще у него текли слюни. Мэдди казалось, что на таком количестве слюны, которое исторгал рот ее ребенка, можно было сплавлять лес.

К тому же он кусал ее сосок. Это был действительно ни с чем не сравнимый опыт по установлению связи.

Хуже всего была неизбывная скука и однообразие. Мэдди было так скучно, что она могла видеть, как происходит фотосинтез у домашних растений. От постоянной ходьбы у нее началась молочница. Самым захватывающим моментом дня, помимо осмотра собственной груди, было растирание мозолей. Она даже старалась растягивать это удовольствие.

Она настолько истосковалась по компании, что заглянувший к ней проверяющий показания газового счетчика показался самым искрометным и остроумным человеком, которого она когда-либо встречала. Когда он ушел, Мэдди стала делать вид, что собирается заказать ковры, потолочный свет, кухонные безделушки, только ради того, чтобы заманить к себе представителей фирм для проведения расчетов.

Очень скоро Мэдди поняла, что крайне недовольна тем, что условия жизни здесь были хуже, чем в тюрьме. Она и не подозревала, что общество приговаривало матерей к такой немыслимо монотонной жизни без всякой надежды на досрочное освобождение.

Усталость, пропитавшая все ее существо до мозга костей, лишь усложняла картину. Челси одолжила ей книжку «Как решить проблемы со сном вашего ребенка», но Мэдди не хватало сил на то, чтобы ее прочитать.

Мэдди всегда гордилась своей памятью. Она помнила, в какой позиции занималась сексом во время трансляции венчания принца Чарльза и леди Ди, на какой диете сидела, когда убили Джона Леннона, и каждый кусочек аппетитного тела Алекса, которое на вкус напоминало жареный миндаль. Тем не менее утром дня осеннего равноденствия она вышла в магазин в одном бюстгальтере.

Когда Мэдди это осознала, она согнулась пополам, бросилась вверх по ступеням и, замерев в засаде, сканировала глазами горизонт, как коммандос в поисках засевшего снайпера. Подобное выставление себя напоказ, скорее всего, не соответствовало совету Мамаши Джой «сидеть тише воды, ниже травы».

Она пыталась сидеть дома и смотреть черно-белый телевизор, но бесконечные приходы мужей домой к готовым обедам с задушевными беседами довели ее почти до суицидального настроения. Мэдди знала, что с ее везением, если она сунет голову в духовку, ей непременно отключат газ. Она была уже готова принять упаковку таблеток только для того, чтобы положить конец своему «овощному» стилю жизни. Она была вынуждена признать, что живет именно так.

Обстановку усугубил, однажды прорвавшись сквозь дневные медоточивые истории про добрых муженьков, сочный рот Александра Дрейка, начавший разглагольствования о любви к детям. Сердце Мэдди забилось в бешеном ритме.

— Скажите, — рискнула телеведущая, — правда ли, что ваша жена подала на развод, обвинив вас в супружеской измене?

Алекс изобразил смущенную, потрясающе искреннюю улыбку.

— Как и всем мужчинам, Миранда, мне нужна совершенная жена, чтобы понять, почему я далек от совершенства.

Ведущая с трудом оторвала свой взгляд от промежности Алекса и, часто заморгав глазами, похвалила его за порядочность.

— Порядочный? — взвизгнула Мэдди в телевизор. — О да, конечно! Сначала он такой порядочный, что потом он просто изменяется до неузнаваемости! Просто становится гунном Атиллой! — Мэдди чуть не размозжила дистанционный пульт, пытаясь понять, как могла любить такого подонка. Она даже поклялась больше никогда не западать на то, что ей так нравилось в мужчинах. Ну если только обладатель этих качеств не окажется очень, очень сексуально озабоченным.

Мэдди сложила в стопку монетки и отправилась к единственному в районе неразгромленному телефонному аппарату. Спустя час ей удалось отыскать неприлично общительную Мамашу Джой в доме маникюрши-кузины-парикмахера-зятя-массажиста-приемной-дочери в Бирмингеме.

— Есть новости о паспортах?

— Мы ничего не будем знать около месяца. Может, шесть недель, может, больше.

— Шесть недель? Хорошо, я продержусь.

— У тебя там все в порядке, девочка?

— О да, все нормально. Только он не перестает плакать, он меня ненавидит, а я — безнадежная мамаша.

— Ты, главное, не забывай одну вещь, — утешила Мамаша Джой. — Если будешь слишком сильно трясти ребенка, он может повредиться мозгами.

Мэдди засмеялась, всхлипнула и сильнее прижала к себе Джека.

— Я знаю, что сама говорила тебе сидеть тише воды, ниже травы, но тебе пора выбираться из этой квартиры. Правда пора. Эта моя квартирка может запросто уморить кого хочешь. Слышишь меня?

Связь оборвалась. Мэдди открыла свой бумажник. Там оказалось кладбище моли.

— Придет день, сынок, и все это станет твоим, — сказала она Джеку с сарказмом.

С деньгами или без денег, Мэдди было некуда пойти на поиски развлечений. Она могла бы понаблюдать за ловцом крыс и за тем, как крысы от него убегают. Или же она может понаблюдать за охотой акул-процентщиков на стайку обнищавших родителей-одиночек.

Когда Мэдди облокотилась на «ниссан» Финна с просьбой одолжить ей денег до возвращения Мамаши Джой, он с неохотой полез в свой пакет от Теско, достал оттуда пачку пятидесятифунтовых банкнот и аккуратно отсчитал восемь штук.

— Не забывай, — Мэдди пришлось напрячься, чтобы услышать его сквозь грохот магнитофона, включенного на полную мощность, — я знаю, где ты живешь.

— А, ну да! Тогда заходи на огонек.

— Тебе дурь нужна? — Поскольку Мэдди не увидела в себе никаких пулевых отверстий, она решила, что он не расслышал ее. — Травки, говорю, хочешь? — прокричал он.

Джек с огромным любопытством смотрел на Финна, горя желанием познакомиться поближе. Мэдди вспомнила дни, когда она ловила кайф от самой жизни. В последнее время у нее с жизнью сложились прохладные отношения. Где эта Джиллиан, когда она так нужна? Мужчины появлялись и уходили, и только ее подружки сохраняли ей верность. После разрыва с мужчиной вокруг тебя хлопотали и утешали, читали стихи Дороти Паркер и угощали экзотическими коктейлями с зонтиками. Подружки тут же прибегали с видеокассетами из проката вроде «Девушка в танке». Стоило ей поссориться с подругой — никому не стало до нее дела. Черт возьми! Как ее угораздило обзавестись двумя такими замечательными близкими врагами?

Когда Мэдди выхватила деньги из грязных пальцев Финна, ей не понравилось, как повернулись кубики костей на его зеркале заднего вида. Теперь у них появились наличные.

21. Яйца Бенедикта

Джиллиан, выпускница пансиона благородных девиц, не имела ни малейшего представления о том, как правильно искать живого донора спермы. Она думала об искусственном осеменении, но связанная с этим анонимность ее беспокоила. Что, если у донора плохие зубы или растущие внутрь ногти? Вдруг он любит музыку в стиле тяжелый рок? Возникал и другой вопрос: как соблазнить мужчину, от которого ты хочешь родить ребенка? Реклама духов изобиловала обещаниями создания романтического притяжения. «Обсешн» выражали призыв: «Я люблю развлекаться!», «Аллюр»: «Сначала угости меня дорогим ужином!». Джиллиан же был нужен аромат, который бы говорил за нее-. «Изумительная Богиня Секса желает, чтобы ты стал отцом ее ребенка. У меня сегодня овуляция!»

Ее яйцеклетки начали обратный отсчет перед ежемесячным сбросом, и она решила прибегнуть к помощи электронной службы знакомств. Она выбрала себе идеального партнера, Бенедикта, рост сто восемьдесят пять сантиметров, возраст тридцать два года, читает лекции в Открытом университете, обладатель светло-карих глаз и склонности к путешествиям. Джиллиан решила, что он НПДМК — Не Плох Для Милтон-Кейнс. Но получилось так, что она потеряла интерес к нему еще до того, как они начали ужин.

— За что я люблю китайских женщин, — авторитетно заявил Бен, втягивая в себя оливку с маленькой шпажки, — так это за маленькое влагалище. Оно делает «Чмок!».

«Интересно, какой звук он сможет извлечь из меня, — мрачно подумала Джиллиан. — Эхо в тоннеле?»

— Да, это действительно интересно, — нанесла она удар ниже пояса, — но только для мужчины с хилым пенисом. Лично я предпочитаю мужчин, способных коснуться всего влагалища, — продолжила она, поднимаясь на высоких каблуках. — Как любое живое существо, я не выношу вакуума.

Он оказался не НПДМК, а АУДЛМ — Абсолютно Ужасный Для Любого Места.

Тем временем ее биологические часы не замедляли хода.

22. Материнская мафия

Маленькая девочка в красном комбинезоне допрашивала свою няню о том, почему именно корове вздумалось прыгать через луну. Трехлетняя веснушчатая исследовательница методично засовывала себе в нос разноцветный шоколадный горошек, объясняя пластиковому Пауэр-Рейнджеру, что «должна сделать это ради муравьеда». Еще один четырехлетний человек требовал ответа на вопрос, существует ли Бог на самом деле.

— Какая разница? — встряла Мэдди, подмигнув женщине, которую истязал вопросами ребенок. — Мы с мамой слишком заняты сейчас мыслями о том, сможем ли мы за пять минут отыскать для вас няньку. Правда?

Молодая женщина в обтягивающих брюках и футболке холодно посмотрела на Мэдди.

— Вы мать, правильно? А мы — няньки. Мамаши, — она произнесла это слово, будто оно само по себе было канцерогеном, — все вон там.

— Хорошо. — Мэдди перебросила на другое плечо детскую сумку с подгузниками, взяла Джека на руки и пошла в другой конец церкви, чтобы присоединиться к группе родителей, сидящих на скамейках под богато украшенными органными трубами. Матери, несмотря на поспешно наложенную губную помаду и щедрые порции бальзамов красоты от Эсте Лаудер, не смогли скрыть следов истощения. Общительные, ухоженные няньки, облаченные в костюмы от Адидас, больше походили на личных фитнесс-тренеров.

— Вы мамаша «Крохи» или мамаша «Крещендо»? — обратилась к ней светящаяся радостью женщина лет тридцати с небольшим. На ней была надета блуза из марли такой густоты, что через нее можно было бы легко сцеживать тофу.

— Э…

— Просто я не видела вас в этой группе раньше. Я мама Горошка в Носу, а это, — она указала на женщину, сидевшую слева от нее, — мама Раздавленного Банана в Волосах.

— Э… Я Мэдлин, а это — Джек.

— Летиция! — Горошки в Носу обняли Марлевую Блузку.

— Офелия! — Банан в Волосах уткнулся в свою маму. Он оказался мальчиком.

— Ваши дети называют вас по именам? Вот это демократия! — пошутила Мэдди. — Я хочу сказать, вы же совсем недавно знакомы!

Матери посмотрели на Мэдди с недоверием.

Летиция указала на нянек, сидящих в другой стороне комнаты, кивком блестящей, зачесанной на одну сторону головы.

— Вы ведь одна из нас? — подозрительно спросила она.

— Вы имеете в виду мама? Да, я… из этого района. — Слово «район» преобразило беспорядочное скопление высотных домов-точек и полуразрушенных многоквартирных сооружений. Гитлеровские бомбардировки оставили на территории Лондона беспорядочные ямы и выбоины. После Второй мировой расцвело жилищное строительство, обильно подпитываемое послевоенным социалистическим идеализмом, и теперь здания тех лет постройки стыдливо смешивались с неприлично модными богатыми домами со сплошной индивидуальной планировкой. Недоверие Летиции смягчилось и перешло в волну неискренней заинтересованности.

— Ах, Себастьян, пожалуйста, познакомься с новым членом нашего общества… — внезапно она запылала непонятным энтузиазмом, как ведущая детской телевизионной программы. — Это Мэдлин. Из нашего района. Себастьян — наш постоянный Новый Мужчина.

Мэдди усомнилась в существовании подобного вида. В ее понимании слабо развитая мускулатура и сильный запах масла пачули плохо вязались с образом мужчины.

— Себастьян пишет книгу о своем опыте отцовства…

— И в ней есть я! — похвасталась Офелия.

— И я тоже! — собственнически поправила ее Летиция.

Себастьян, державший на руках свернутого до состояния кокона спящего младенца, апатично поднял глаза от своего блокнота. Он окинул Мэдди взглядом поверх очков в стиле Джона Леннона и сказал: «Привет!» Одинокий мужчина в группе одиноких женщин. Ему было необязательно делать какие-либо усилия для того, чтобы показаться интересным. Лишь взглянув на его хрустящие, чуть ли не накрахмаленные джинсы и безукоризненной чистоты свитер, наверняка связанный перуанскими лесбиянками, Мэдди сделала вывод, что Себастьян — Отец Полка. То есть человек, ушивающийся каждой возможностью получить удовольствие от роли отцовства… но не подпускающий собственных детей ближе расстояния вытянутой руки.

— Как тебе нравится, Себастьян? — светилась неземным светом Офелия, протягивая ему костюм Питера Пена, над которым трудилась до этого момента.

— Себ! Себ! — подошел к нему его малыш. — Какашки!

Глаза Себастьяна беспомощно заметались вокруг.

— Я чуть не стала работать одним из персонажей Уолта Диснея, — произнесла, кокетливо улыбаясь, Летиция, которой удалось победить Офелию в нелегкой борьбе за право переодеть малолетку Себастьяна. — Но потом я напомнила себе, что должна быть оригинальной. — Улыбка Офелии угасала со скоростью сдуваемого шарика. — А еще я вышила костюм маленькой божьей коровки, — добавила Летиция с демонстративной скромностью.

— А ты? — спросил Себастьян у Мэдди, посасывая кончик перьевой ручки «Мон-Блан». — Как ты развиваешь творчество своего ребенка?

— Ну, он насобирал столько ушной серы, что из нее можно ваять скульптуры. Это считается?

Мэдди почувствовала, как три члена Евангелистов Творческого Развития поставили жирный крест напротив имени Мэдди и определения ее в качестве хорошей матери.

— Я обнаружила, что карточки с картинками дают хороший толчок развитию творчества, — сообщила Офелия. — Таркин начал разговаривать в шесть месяцев.

— Мой Винсом не мог дождаться момента, когда сможет разговаривать, — прошипела Летиция. — К тому же он даже не утруждал себя ползанием. Просто встал и пошел!

— Я вовсе не хочу сказать, что Таркин слабо развит физически! В нашей семье все физически крепки. Моей бабушке девяносто два года.

— Правда? — подзадоривала ее Летиция. — А моей сто!

— Именно поэтому я так быстро вернулась в одежду которую носила до беременности! — Офелия жестом показала на свои тесные джинсы от Версачи, заставившие Летицию в ее марлевой блузке натянуть на лицо кривую улыбку.

«Генные снобы», — подумала Мэдди. Парочка таких мамаш с «соревновательным духом», и дети просто будут обязаны вырасти в садистов-надсмотрщиков с толстыми лодыжками и чирьями на задницах.

— Ходил на горшок уже практически к пятимесячному возрасту…

— Гулил в четыре…

— А Джек, — радостно возвестила Мэдди, — родился, уже умея играть на концертном фортепьяно, управлять CD-ромом со встроенным модемом в роддоме и понимать санскрит.

Мэдди поняла, что теперь на ней стоят сразу два креста.

— Как жаль, что Порция спит так много и я не могу долго с ней играть, — посетовал Себастьян, похлопывая по свертку.

Материнская мафия растаяла, посмотрев в его сторону.

Мэдди, к тому моменту не спавшая по ночам уже целых шесть недель, сурово посмотрела на Себастьяна. Это выглядело так, если бы Твигги жаловался Лиз Тейлор, что худеет независимо от того, что ест.

— Неужели вам не хватает четырех-пяти раз, когда вы встаете ночью, чтобы с ней пообщаться?

— Винсом так замечательно спит! — похвасталась Летиция. — Все зависит от воспитания, знаете ли.

— Я так хочу еще одного ребенка, — поделилась Офелия, заглядывая в глаза Себастьяну. — Первого я рожала кесаревым, так что чувствую себя, как бы это сказать, обманутой. Будто бы я не обрела в себе богиню плодородия…

Мэдди вытаращила глаза на Офелию.

— Звучит очень похоже на Терри Уайта, если бы он стал жаловаться, что его выпустили, так и не пропустив электрический ток через его яйца.

Себастьян вздрогнул. Можно подумать, что она нанесла ему личное оскорбление.

— Хотя это позволило сохранить мое влагалище в целости и невредимости. А у тебя, Летиция, были сложные роды, насколько я знаю…

В глазах Летиции загорелся огонек ненависти.

— Да, но нормальные, настоящие роды… позволили мне ощутить себя Настоящей Женщиной.

Офелия натянуто улыбнулась в ответ:

— Я достигла того же результата, съев собственную плаценту после заморозки.

— Заморозки? — не отставала Летиция. — Я свою съела сырой!

Дети, оставленные без присмотра, ползали по полу церкви, а бригада Сторонников Натурализма в воспитании детей изо всех сил делала вид, что не старается заигрывать с единственным отцом, поучая Мэдди в том, как стать хорошей матерью.

— Ты не даешь ему фторид? Ну что ж, не волнуйся. У него же будут потом постоянные зубы, и, может быть, недостаток фторида на них не скажется, — сказала женщина, чей ребенок появился на свет под музыку Моцарта с помощью медиума — последователя Лебоера, в подогретые воды бассейна, да еще и в полнолуние.

— Если он не спит, то, возможно, чувствует себя неуверенно. Может, вы проводите с ним не достаточно времени? — предположила женщина, которая проводила свое свободное время за вязанием и плетением органических материалов.

— А может, вы проводите с ним слишком много времени? — высказалась сторонница Лебоера. — Ребенку необходима независимость.

— Вы позволяете ему смотреть телевизор? Тобиасу позволяется смотреть только один короткий мультфильм в неделю. Восточноевропейские самые лучшие из того, что можно найти. Иначе он не сможет заниматься гештальттерапией и уроками Судзуки, — сказала женщина, предложившая себя в качестве подопытной для медицинских экспериментов, чтобы избавить крыс и обезьян от неудобств, связанных с развитием медицины и науки.

У Себастьяна тоже хватало советов о том, как стать хорошей матерью.

— Начинать сексуальное образование, включая описание орального секса, лучше всего, когда ребенку четыре или пять лет, — говорил он. Мэдди еще подумала, что за такого рода образование можно получить четыре или пять лет, как минимум. — Мои дети будут знать все эротические детали своего зачатия, и благодаря этому мы станем ближе друг другу. — В ответ на эти слова члены материнской мафии громко завздыхали, не в силах сопротивляться его мужскому магнетизму. — Я укладываю своих детей на пол и обвожу их силуэты на бумаге. Потом прошу их приклеить на получившиеся фигуры пенисы и вагины, и мы о них разговариваем.

— А что думает об этом ваша жена? — спросила изумленная Мэдди.

Себастьян живо поправил ее, пояснив, что предпочитает этому избитому термину слово «товарищ».

— Это двуполая, неженофобная замена слову «супруга», — сказал он.

Это означало, что он спал со всеми подряд, поняла Мэдди.

Излучая во все стороны Христианскую Добродетель, опытные матери продолжили обсуждение того, что ватные шарики лучше увлажненных детских салфеток, ортопедическая обувь — самодельных пинеток и домашняя пища — детских консервов. Подумав, Мэдди пришла к выводу, что есть на свете вещи хуже, чем непослушный, неспящий и некушающий ребенок. Это авторитетное мнение о том, почему ваш ребенок всего этого не делает.

— Единственный совет, которым я могу с вами поделиться, — предложила Мэдди, решившая быть общительной до конца, — это как найти потерявшуюся деталь конструктора «Лего». Выключите свет и пройдитесь по комнате босиком. Один неверный шаг — и вы ее нашли! Да, и еще, все можно валить на прорезывание зубов. Включая отказ от кормления грудью.

— Ой, вы не должны прекращать кормить! Младенцы, которых вскормили грудью, обладают лучшим потенциалом для интеллектуального развития, — тут же встрял Себастьян, зацепившись взглядом за выдающийся бюст Офелии.

— Да что ты можешь знать об этом? Во-первых, у тебя нет груди, а во-вторых, даже когда ты не приходишь сюда в уморительных попытках войти в ряды молодых мамаш и в каждую из них в отдельности, за твоими детьми присматривает целое племя аборигенов из Развивающегося Мира, живущего в моем районе.

Мэдди поздно поймала себя за язык. Она пришла сюда не для того, чтобы поругаться с членами Новой Партии Ислингтонских Лейбористов, а чтобы подружиться с людьми, поговорить на темы, не касающиеся слюнотечения или стула. Ей хотелось посмотреть на людей, у которых движения речевого аппарата синхронизировались с мыслительной деятельностью. Какая жалость, что здесь все мысли были сплошным самообманом! «Пассажиры до станции „Самообман“, мы подъезжаем к конечному пункту вашего путешествия!»

— Простите… просто… я не знаю, — попыталась исправить положение Мэдди. — Каждый раз, когда я пытаюсь заглянуть в справочники по воспитанию, там появляются новые инструкции. По-моему, матери важно помнить самое главное, — она тепло улыбнулась, пытаясь завоевать симпатию. — Если трясти ребенка слишком сильно, он может повредиться мозгами!

Вид замерших вокруг нее лиц с выражением, напоминавшим рыбье, подсказал Мэдди, что шутка Мамаши Джой вызвала не совсем ту реакцию, на которую она рассчитывала.

— Это шутка… Честно! — замялась она. — Это мой способ самозащиты.

Степфордские мамаши отошли от нее в сторону.

— Нельзя бить своих детей, — заворчала Офелия.

— Скажите, — попросила Летиция, запихивая ручки своей девочки в недошитый костюм божьей коровки. — Вы никогда не думали о психотерапии?

«Боже мой! — подумала Мэдди. — Дай ребенку калпол, и они арестуют тебя за членство в колумбийской наркомафии».

— Дайте-ка мне ваш адрес, — настаивал мужчина, любивший вырезать с детьми пенисы. — Как, вы сказали, ваша фамилия?

— У Себастьяна есть связи в социальных службах, — заботливо пояснила Летиция, открывая для него перьевую ручку. — Там вам помогут.

Бдительные граждане с хорошими связями с властями. Как раз то, что ей надо.

— Эй, Летиция, — произнесла Мэдди, забирая Джека из цепких лапок Горошка в Носу и Банана в Волосах. — А ты знаешь, что в жизни божьих коровок есть неприглядная сторона? Нет? Так вот, они распутные каннибалы. На самом деле самки спариваются с самцами и питаются ими в то же время. Не веришь, посмотри это в видеозаписи. — Об этом ей рассказывал Алекс.

Вылетев в розовый садик возле церкви, Мэдди притормозила, увидев плачущую молодую мамашу. «Ну наконец родная душа!» — подумала она.

— Это все мой четырехлетний сын! — всхлипывая, ответила молодая женщина на вопрос Мэдди.

— Я понимаю… я так вас понимаю, — посочувствовала ей Мэдди, готовая предложить ей салфетки, виски и упаковку шоколадок «Марс».

— Ему не дается французский!

Почти весь обратный путь Мэдди проделала бегом. Она отказывалась верить в то, что оказалась единственной матерью, которая не справляется со своей ролью. Хорошо, эти дамочки, может, и выглядят как Идеальные Матери с иллюстраций страховых полюсов, но, с точки зрения Мэдди, они либо лгали… либо принимали много наркотиков.

23. Гоголь-моголь

Джиллиан допускала, что в жизни всегда есть и будут вещи, с которыми ничего нельзя поделать: неверные мужья, медленно продвигающаяся очередь, в которой ты стоишь, сумасшедшие астероиды… но простой орган репродукции к ним не относился.

— Тот «идеальный мужчина», которого вы так любезно для меня подобрали, — говорила Джиллиан, ткнув пальчиком в полистироловую грудь эксперта службы знакомств в Милтон-Кейнс. — Он уже износился. Есть ли у вас что-нибудь еще?

Эксперт, сидя за столом с пластиковой табличкой «Марина», живо пробежала пальчиками по компьютерной клавиатуре.

— Ах! — Она с улыбкой посмотрела на Джил. — Вот этот парнишка просто прелесть. Только что снова освободился. Он лучший в нашей базе данных.

— Звучит, как фраза «Рафсаньяни — хороший мусульманин». — Джиллиан выхватила у нее распечатку. — Он все равно остается фундаменталистом, дорогуша.

— Суда по всему, — Марина заговорщицки наклонилась к Джиллиан, — у него штык как у жеребца и увеличивается вдвое, как телескопическая антенна.

Джиллиан не была разочарована. Сначала. Пока во второй половине их любовного свидания он не проинформировал ее о своей операции. Вернее, она не проинформировала ее об операции по перемене пола.

— Что? — задохнулась от ужаса Джиллиан, когда до нее дошла неприглядная правда. — Так ты кончаешь в меня яйцеклетками?

Дальше все продолжалось в том же духе. В следующем месяце Джиллиан поклялась быть более разборчивой в связях. В октябре, перед тем как встретиться с мужчиной, она пообещала себе обязательно спросить будущего избранника: свой ли у него пенис?

24. Болезнь бешеной коровы

Если бы материнство рекламировали в качестве работы по найму, то объявление выглядело бы следующим образом:

Часы работы — круглосуточно, время окончания работы — нет. Питание и формы развлечения обеспечиваются вами. Сверхурочные не засчитываются, больничные не оплачиваются, выходных и праздников нет. Никаких пенсий. Требования: хорошая физическая форма, умение чинить и ремонтировать вещи домашнего обихода, делать пюре интересным и привлекательным и находить вторую перчатку. Дополнительных льгот — никаких.

«Вот это — настоящий рывок в карьерном росте», — думала Мэдди. А вы согласились бы на такую работу? Сомневаюсь.

К октябрю самооценка Мэдди опустилась до уровня жука Кафки. Став монотонной и банальной, ее жизнь теперь напоминала дешевые обои. Мэдди не могла поверить, что так поступила с собой по собственной воле.

Черт с этим! Но как она может быть ответственной за жизнь друг ого человека, если сама не может найти чистой накладки на грудь?

Безразличный к переживаниям матери Джек, которому было уже шесть с половиной месяцев, продолжал свои упражнения по раскачиванию, закончив с которыми он непременно должен был поползти. Он делал это так ритмично, будто где-то у него в голове был встроен маленький магнитофон «Сони». Мэдди наблюдала за тем, как он учился вставать, держась за край кровати. «Дальше будут стероиды и спортивные бандажи», — подумалось ей. Никто раньше не говорил ей, что ребенок может быть похож на самого эгоистичного и требовательного любовника в твоей жизни. Будучи постоянно голодным, он никогда не станет есть то, что ты ему приготовила. Не уснет, даже когда очень устал. Разбрасывает вещи по всему дому, но никогда не убирает их сам. Закатывает истерики, но никогда не извиняется. А какой собственник! Джек ревновал, даже когда кто-то просто подходил к ней. Он ненавидел, когда она разговаривала по телефону, и даже не отпускал ее одну в туалет! Днями напролет он просто сидел и ждал, что его будут развлекать.

Правда, развлекать его было тоже непросто. Куда бы Мэдди ни направлялась в своем районе, ее не покидало ощущение, что за ними следят. По ее коже пробегали мурашки, а волоски на шее вставали дыбом так, будто она смазывала их гелем. Ей казалось, что за ней следила полиция, но единственной формой жизни, с которой она столкнулась во время прогулок, оказался Финн. В списке людей, с которыми Мэдди меньше всего хотела бы столкнуться в лифте, он числился под номером пять. После Двины, Перегрина, Слайна и тритона Джинриха.

— Знаешь, именно такие одинокие мамаши, как ты, и обеспечивают мне основной доход. Передавай мне права получать пособие на ребенка каждые две недели, и какое-то время я не буду тебя трогать. — Он поймал ее возле плаката с надписью: «Самое безопасное и счастливое место для жизни!», который рекламировал успех местной системы «присмотра за соседями». — Иначе… не рассчитывай, что тот факт, что ты женщина, позволит тебе выйти из положения, не вернув долга. Я не побрезгую тем, чтобы немного тебя отшлепать. Обычно я прошу об этом другую девушку, но если это не помогает… Ну, ты же слышала, что бывает, если клиент плохо относится к своим обязательствам?

— Что, простите?

— Бывают летальные исходы.

Финн размозжил банку из-под пива о собственный лоб и запустил сплющенную жестянку в проходящего мимо пешехода. Этим он лишь подтвердил подозрения Мэдди о том, что этот парень не нуждался в мозге как таковом. Ему хватало одного позвоночного столба.

Забаррикадировавшись в полуразрушенной квартире, она поняла, что ей не нравится жить в высотном здании. Слишком высоко прыгать. Мэдди сидела, приклеившись к радио, поскольку от телевизора она впадала в тоску. Там было слишком много семей, рядом с которыми даже Уолтоны выглядели подавленными. Так было до тех пор, пока из динамика не полились масляные нотки голоса Алекса, делившегося сокровенным с Сью Лоули из программы «Беседы на Необитаемом Острове».

— Дело в том, Сью… вы не против, если я буду называть вас Сью? — Даже переложенный на радиоволны, его голос источал смертельно опасные сексуальные флюиды. Его надо было зарегистрировать в полицейской базе данных как смертоносное оружие. — Я не разрушал нашего брака. Да у меня этого даже в мыслях не было! Я люблю своих детей. — Он любит своих детей? — Детям нужен отец.

— Ах ты поросячья задница! Да ты нужен Джеку не больше, чем императору новый шкаф для одежды! — неистовствовала Мэдди. Она недоумевала, почему все мужчины в ее жизни оказались такими уродами. Она никогда больше не станет встречаться с мужчинами. Во всяком случае, без специального уродометра. Только так она может отыскать парня, который бы не принадлежал к обществу Фигового Листа с девизом: «Черт возьми, как я хорош!».

Она стала яростно крутить ручку настройки только для того, чтобы услышать негодующее шамканье представителя партии тори об одиноких матерях. Он назвал их «бешеными коровами». Она осмотрела свою маленькую квартирку и подумала о своем скором превращении в порошок по заказу любезного Финна.

— Да, именно поэтому я и стала матерью-одиночкой, — всхлипывала она, повернувшись мокрым от слез лицом к хилому азиатскому ландышу. — Не могла противостоять всей прелести и очарованию этого призвания.

25. Слишком легкие яйца

Начало для разговора может быть удачным и неудачным. Например, фраза «Никак ты поправилась?» не относится к тем, которые сразу располагают к себе собеседника. Как и другая: «Не подскажете, как зовут вашего пластического хирурга?» Но даже эти два высказывания были бы предпочтительнее тех диалогов, которые разворачивались между Джиллиан и мужчинами, с которыми она знакомилась через колонку «Одинокие сердца» в центральных британских газетах.

Когда один из несбывшихся Лотарио поведал ей, что покупает сексуальные игрушки в магазине принадлежностей для хирургии, их разговор подошел к бесславному завершению.

Следующий избранник оказался не лучше, пригласив Джиллиан к себе в гости, чтобы она посмотрела его коллекцию газетных вырезок: исключительно редкое собрание статей об американских почтальонах-убийцах.

Ее третьему потенциальному партнеру все же удалось обменяться с ней парой ничего не значащих любезностей о своем любимом способе проведения праздников. А потом он признался, что она — его первая партнерша, подверженная разложению микроорганизмами.

К концу октября Джиллиан уже готова была отказаться от идеи найти донора спермы по частным объявлениям. Она поняла, что глупо совокупляться за пределами своего видового круга. Эта печальная мысль получила подтверждение на ее четвертой и последней встрече с возможным Ромео. Поделившись с ней своей склонностью к зоофилии, он спросил Джиллиан, что ей больше всего нравится в постели.

— Завтрак, — неожиданно для себя ответила она с нескрываемой грустью.

26. Служба поиска пропавших людей

В ноябре Мэдди серьезно раздумывала, не пойти ли ей в службу поиска пропавших людей.

«Кого будем искать?» — спросили бы у нее.

«Меня. Такой, какой я была до родов», — ответила бы она.

У нее было странное ощущение она ни доли секунды не была одна, тем не менее была очень одинока. Женщина, катящая перед собой коляску, будто бы попадает под укрытие бинтов Человека-Невидимки. Общество вынесло ей свой приговор. Она стала человеком второго сорта.

Какое уж там «развеселое прошлое»! Мэдди отчаянно хотелось развеселого настоящего. Неожиданно она поняла, что ей не хватает человека, который был бы ей близок. Кто мог бы сказать ей, что ее зад не выглядит толстым в спортивных брюках или что ей пора готовить детское пюре. Черт возьми! Хорошо, что у нее не было денег на обеды в ресторанах, иначе вид воркующих парочек мог бы оказаться для нее слишком тяжелым испытанием. Их вообще следовало бы отсаживать в дальние уголки ресторанов: она скорее предпочтет травить себя сигаретным дымом, чем наблюдением за их нежностями.

Даже если бы у Мэдди и была какая-нибудь светская жизнь, будь она неладна, она все равно стала бы одной из женщин, всегда садящихся в конец стола на званых вечеринках. А кому придет в голову винить в этом хозяев? Она стала матерью, и теперь ее больше волновала сыпь от прорезающихся зубов, чем Тегеран, застой молока, чем события в Белфасте. Правительство может быть поглощено новым скандалом, но Мэдди будет просыпаться ночью от беспокойства о том, выключился ли свет в холодильнике, после того как она закрыла дверцу.

Она целую вечность просидела в ванной в окружении заводных черепашек, резиновых китов и губок, по форме напоминающих почтальона Пата, включая и выключая кран пальцами ног. Мысли ее были заняты мечтами о том времени, когда она сможет прогрызть дырку в упаковке с сухим завтраком и не сломать коронку о недобро усмехающуюся пластмассовую фигурку героя диснеевского мультфильма.

Первым признаком приближающегося безумия был момент, когда она поймала себя на том, что лепит что-то из пластилина, в то время как ребенка нет рядом. Она хотела начать принимать антидепрессанты, чтобы заглушить чувство собственной неполноценности и тяжелой утраты, но они заставили бы ее отказаться от кормления грудью. Восьмимесячный Джек, круговыми движениями разъезжающий на попе по квартире, уже был похож на сбившийся с орбиты спутник. Материнство оказалось медленным и тихим средством саморазрушения. Тихим по сравнению с самоубийственной идеей разнести квартиру Пет и Лекса с помощью небольшого огнемета.

Мэдди всем сердцем любила своего сына, но чувствовала себя обманутой Мифом о Материнстве. Так чувствует себя женщина, когда косметолог уговаривает ее на сеанс со швейцарским очищающим кремом-регидрантом стоимостью в сто фунтов, которых у нее нет.

Тем не менее женские журналы, которые она читала в прачечной, пестрели пошлыми статьями о том, как расширить словарный запас своего ребенка, одновременно делая минет своему любовнику, чистя рыбу и помешивая жарящееся чудо тайской кухни. Паузы можно было делать только для того, чтобы проглотить. Книг на эти темы было больше, чем статей. «Честно, решительно и весело! Воспитай в себе Идеальную Мать!», «Воспитывать, а не удушать», которую можно было бы назвать еще так: «Дети, или Куда будут теперь уходить все ваши силы».

Все эти публикации привели к формированию у Мэдди представления, будто материнство больше похоже на приобретение золотой рыбки. Это теперь она знала, что такие книги могут обманывать. Почему ее раньше не насторожило непопулярное утверждение Шейлы Кицинжер о том, что роды — это последний оргазм. И привет!

Вторым признаком того, что у нее не все в порядке с головой, был ее общий настрой. Если бы ей кто-либо предложил выбрать между ночью безумных, сейсмических оргазмов и восемью часами беспробудного сна, она бы выбрала второе. Трагично, но факт.

В тот момент самой актуальной проблемой был Финн. Его интерес к тому, что он сам называл «мелкими клиентами», внезапно вырос до ста сорока процентов. Он предложил Мэдди отработать свой долг в качестве наркокурьера либо в качестве рабочих рук, в буквальном смысле, в массажном салоне его брата.

— Скажи, как давно ты уже знаешь о своей третьей хромосоме? — Мэдди показалось, что этот ответ достаточно остроумен для женщины, переживающей нервный срыв.

Широкое лицо Финна, обычно имеющее бело-серый цвет, с разбрызганными по нему веснушками приобрело красно-коричневый оттенок.

— Ты хочешь лишиться места жительства, да?

— Что?

— Давай назовем это лишением крыши. — Он поставил ногу на ее порог, как это делали конкистадоры.

— Повтори! — Мэдди поплотнее запахнулась в объемный наряд Мамаши Джой.

— Верни мне деньги, или я сожгу твою гребаную квартиру.

Такое объяснение даже Мэдди смогла понять.

Как и всем матерям, Мэдди хотелось, чтобы Джек мог согреть руки теплом огня жизни, но мысль о том, чтобы ради этого поджечь квартиру Мамаши Джой, ей показалась слишком авангардной.

Мэдди как раз освежала в памяти все непристойные названия мужских половых органов, вплетая их в милую беседу с Финном, когда тот неожиданно сунул ей в нос вырезку из газеты. Со страницы на нее смотрела ее собственная фотография, снабженная надписью: «Бежавшая из мест заключения». Это было цветное приложение к статье о беглых преступниках, наводнивших улицы Британии.

С того момента, куда бы Мэдди ни выходила из квартиры, ей казалось, что на ней надеты джинсы из отбивного мяса, а она отправляется в загон с дикими собаками. Она усилием воли заставляла себя не оглядываться, чтобы не видеть, как за ней следят. В супермаркете, когда выбранные ею продукты подъехали на ленте к кассиру, та смерила Мэдди взглядом умеренного любопытства. Так ученые рассматривают микробов. Мэдди купила вязаную шапочку. Это был настоящий прорыв в изменении образа. Особенно хорошо она смотрелась, когда Мэдди носила ее в помещении. Хорошо еще, что люди не понимали, что означает беспокойство на ее лице.

Мало того что Англия представляет собой остров, так теперь она еще оказалась окружена очень горячими водами. Без паспортов ей с Джеком никогда не добраться до Австралии, как бы ей ни хотелось. Она даже была готова сесть на судно, которому суждено потерпеть крушение у берегов этого малонаселенного материка.

— Возьмите меня обратно на корабль, — умоляла Мэдди. — Моя миссия на земле окончена.

27. Яичница-болтунья

Шли месяцы, и поиски Искусственного Осеменителя приобрели более напряженный характер. Во время ноябрьской овуляции Джиллиан пустилась во все тяжкие. Сначала был футболист из английской команды, который оказался не совсем готовым к сотрудничеству. Для того чтобы вступить в связь с этим конкретным видом, нужно было ехать на Ибицу.

Такое положение дел убедило ее отдать предпочтение интеллекту, а не мышечной массе. Но она утратила интерес к владельцу газеты после того, как во время предварительных ласк он стал привязывать ее к стулу с помощью галстука от униформы Итонского университета.

— Но, дорогой, — язвительно заметила она. — Я читала «Кто есть кто». Там сказано, что ты окончил Уэльскую школу для мальчиков.

Она отсеивала вариант за вариантом. Все-таки претенциозный снобизм тоже можно было унаследовать генетически.

Несмотря на свои успехи в квалификационных турах в парной игре на Уимблдонском турнире, местная теннисная звезда ее тоже разочаровала. После соития он сказал: «Это было просто великолепно! Честно! Мне было уже так невтерпеж, что я готов был отыметь и дохлую собаку!» Очень отрезвляюще.

В порыве отчаяния и по старой памяти Джиллиан даже наведалась в постель к своему бывшему любовнику. Сначала ей показалось, что Король Наращиваемых Волос пристрастился кушать тосты в кровати и поэтому к его спине приклеились хлебные крошки. Когда она поняла, что они почему-то не желают стряхиваться, то включила свет, сдернула с партнера одеяло и увидела, что вся его спина покрыта прыщами. Это зрелище оказалось весьма действенным контрацептивом.

Популярный писатель-романист показался ей неплохим биологическим кандидатом. Но он настаивал на презервативах размером от горла до колен и противозачаточных колпачках, способных сойти за тент для проведения небольшого званого ужина на свежем воздухе. Ей бы следовало также догадаться и о его анальных проблемах, когда он пришел к ней, принеся с собой одноразовое сиденье для туалета.

Еще был славный морской капитан с какого-то круизного судна, принадлежавшего одному из газетных магнатов. Это было нечто особенное. О таких мужчинах можно было писать домой, родителям, уважающим бокал виски и самокрутку с французским табаком по вечерам. Правда, Мэдди и Компьютерный Гений, с которым она была знакома, предупреждали ее об опасности связей с австралийцами. Мэдди рассказывала, что у мужчин с этого материка сексуальные предпочтения несколько отличаются от привычных.

Член правительства от партии тори какое-то время казался Джиллиан лучшей из ее находок. Он был целеустремлен, полон жизни, умен, судя по категориям клуба «Менса», и обладал славной попкой. Пожалуй, лучшей из тех, что Джиллиан видела в этом сезоне… Но он выходил из нее, перед тем как кончить, чтобы доставить себе удовольствие.

— Женщины как-то не умеют этого правильно делать, — жаловался он.

А потом пришли месячные. Итак, в конце ноября можно было признать крах всех планов на отбор производителя с родословной.

Джиллиан мрачно думала о том, что на каждом шагу встречаются мужчины, способные к деторождению, но они почему-то ее не видят. Кто бы мог подумать, что поиск сперматозоида, стремящегося проникнуть в яйцеклетку, может оказаться такой сложной задачей!

Она поняла, что пришла пора менять планы. Эти перемены нельзя было назвать радостными. Она предвкушала их примерно так же, как индейка предвкушает приближение Рождества.

28. Остановите мир! Я хочу вернуться!

К декабрю Мэдди не могла больше видеть увлажненные салфетки. Она размышляла о том, что где-то должны существовать специальные хранилища, куда сдавались бы первые дети. Те самые, на которых все делают ошибки и учатся. Вспомните, старикам Филиппа Ларкина так и не выпало возможности ответить на его знаменитое высказывание. Мэдди думала, что если бы они смогли это сделать, то обязательно доказали миру, что это он их сильно подвел. Он так хотел, и он так сделал.

Будто бы читая мысли Мэдди, Джек, которому уже было восемь с половиной месяцев и который уже умел подтягиваться и вставать рядом с мебелью, одарил ее одним из своих выразительных взглядов, говорящих: «Я отдал тебе лучший год своей жизни!»

Мэдди старалась забыть, что у нее сегодня был день рождения. Она печально рассматривала кухню, где валялся торс от черепашки-ниндзя и кусок какого-то фрукта. «Как я могу заботиться о ком-то, когда хочу, чтобы кто-то заботился обо мне? — билась ее мысль. — Вот сейчас, например, были бы очень кстати яйца-пашот и задушевные разговоры на тему „Ну зачем я родилась такой красивой!“».

Мэдди выкатила Джека под мелкий дождь и вдохнула то, что осталось от воздуха. Дожди шли уже несколько недель. Лондонцы скоро эволюционируют и обзаведутся перепонками на ногах. Силуэты домов высились в темноте как могильные камни. На них можно было написать такую эпитафию: «Безработный, изгнанный и ничтожный». Вокруг царила напряженная, сдавленная атмосфера, будто сами здания терзались нестерпимыми муками.

Выходя из пятна ядовито-желтого света, исходившего от лестничной клетки, в густой туман, которому только не хватало Шерлока Холмса, она почувствовала, как на ее шее смыкаются две огрубелых руки. От пальцев пахло собакой и гамбургерами. Ей попытались заткнуть рот.

— Слушай, Финн, ты же знаешь, что я не в твоем вкусе, — сказала она хозяину рук, укусив один из пальцев и вырвавшись на свободу. — Прими к сведению, у меня еще есть пульс.

— Что еще ты мне скажешь?

Мэдди замолчала, сделав вид, что думает.

— Э… кто передвинул этот камень?

Эх, если бы теорию дарвинизма переписали в контексте принципа «Выживает самый остроумный»!

— Да я больше жду чего-нибудь вроде того: «Спасибо, Финн, старик, вот тебе твои деньги!»

— Все было просто здорово. Честное слово! — проговорила Мэдди, держась за его руку. — Но мне бы сейчас подышать!

— Как поживает та жирная черная корова, в квартире которой ты живешь? Все занимается нетрадиционным шопингом? Представь, как полицейские ищейки заинтересуются ее новыми покупками, сделанными альтернативным методом! Я уже не говорю о ее квартирантке. Они ведь по-прежнему держат за тобой теплое местечко в Холлоуэй? Все за деньги порядочных налогоплательщиков, ведь так? Значица так, деньги мне отдашь завтра, в это же время. Иначе… — Он перевел свои холодные глаза рептилии на Джека.

— Что ты хочешь сказать? — Мэдди отскочила назад, в оазис ядовито-желтого цвета.

Финн схватил маленького мягкого Винни-Пуха Джека и оторвал ему голову зубами. Он явно не был обременен родительскими инстинктами. У Мэдди оборвалось сердце.

Над ними показался полицейский вертолет, шарящий прожектором по улицам. В теле Мэдди появилась неожиданная сила и пластика. По позвоночнику побежали нервные разряды страха. С атлетизмом ленивца Финн удалился в ближайшую тупиковую улочку своего нищего королевства.

Мэдди попыталась убедить себя в том, что полиция ищет не ее.

— Ты, очевидно, страдаешь паранойей. Тебе подтвердит это любой из сумасшедшей хищной стаи твоих преследователей, — сказала она себе.

На подгибающихся ногах она пошла в сторону рынка. На углу двое мужчин предложили ей наркотик в обмен на секс. Было уже так поздно, что даже проститутки отказывались выходить на улицы района. Пресса нейтрально констатировала, что здесь происходит малая городская гражданская война и этот район нуждается в усилении полицейского надзора.

На рынке она купила Джеку свежих овощей, записав их на счет, который не собиралась оплачивать. Дети были не необходимостью, а предметом непозволительной роскоши. Что, если Джек заболеет? Что она тогда будет делать? Мэдди знала, что в таких районах, как этот, дети умирали в два раза чаще, чем в местах, где жили люди со средним достатком. Они хуже питались, были ниже ростом и мало весили. Неудивительно, что Джек скрипел своим единственным зубом. Бедный мальчуган был очень напряжен. Недавно он стал впадать в истерику всякий раз, когда Мэдди оказывалась рядом с ним. Она тогда решила, что он боится плюшевых шлепанцев, которые она позаимствовала у Мамаши Джой, думая, что они его растерзают. Может быть, он тоже переживал нервный срыв?

Дело было в том, что Алекс и Джиллиан были правы. Она не стоила и кусочка пеликаньего дерьма. Сначала Мэдди пыталась игнорировать чувство вины, но оно отравляло все ее мысли. Поднимаясь из глубин ее существа, оно твердило: «Ты плохая мать!» Мэдди казалось, что даже Медея рядом с ней покажется положительной родительской фигу рой. Джеку не нужно было пособие на недееспособных детей. Ему нужно было специальное пособие на недееспособных матерей. Он должен был одним из первых получить право на развод со своими родителями. В любом суде это было бы верным делом. Унижение было невыносимым. Почему бы ей не перебороть себя и не покончить с этим прямо сейчас? Двина была права. В мире было множество потенциально хороших матерей, не способных зачать и отчаянно мечтающих о ребенке. Ведь существует же дефицит младенцев? Мэдди лежала ночами и придумывала рекламное объявление: «Отдам ребенка в хорошие руки. Девять месяцев, один предыдущий владелец. Выгодное приобретение. Привезу для предварительного ознакомления».

Мэдди бросилась обратно в дождь и остановилась, наткнувшись на изображение божественно прекрасного лица Алекса, выплывшего на нее на боку двухэтажного автобуса. Она замерла как вкопанная, и скоро ее лицо поравнялось с его улыбкой Чеширского кота с дразнящим розовым кончиком языка. Алекс рекламировал свои новые серии на Би-би-си. Она ощутила неожиданный прилив сильных эмоций. Это была невостребованная любовь, что Мэдди была вынуждена принять. Ну что ж, это все-таки был самый безопасный секс. Она должна позвонить Лексу и Пет, чтобы сказать им, как счастлива за них. Это можно сделать, скажем, часа в три ночи.

Мэдди все еще стояла на месте, когда из-за угла вывернула патрульная машина, которой пришлось сделать резкий поворот, чтобы не задеть женщину с ребенком, и наскочить на размещенного рядом метровой ширины лежачего полицейского. Тот сыграл роль трамплина, послав полицейскую «панду» вверх, но направлению к чистым слоям атмосферы. Мэдди приняла решение, логичное для человека, находящегося в розыске, — она побежала. Метнувшись мимо окон, она великолепным движением развернула коляску в боковую улочку, лишь после этого осознав, что там был тупик Единственный выход лежал через подземный паркинг, но туда только что проскользнул Финн, как паук в свою нору Черт побери! Вот что значит настоящее везение: Блюстители Порядка позади и Палач Винни-Пуха впереди. У нее было впечатление, что ее просили сделать выбор между смертельной инъекцией и электрическим стулом.

Скованная ужасом, она развернулась и увидела, что к ней спешат четыре пары больших лакированных ботинок. Теперь она узнала, что такое настоящий, неподдельный ужас. Ей казалось, что она пытается открыть дверь машины, в которой она внезапно оказалась, под водой. До смерти оставалось всего несколько секунд.

— Еде пожар? — потребовал ответа первый полицейский со свистящим дыханием, схватив Мэдди за руку.

— По-моему, нам надо поговорить, — убеждающе произнес второй.

Мэдди решила, что такой фразой теперь полицейские заменяют формулу: «Попалась, идиотка!»

— Вы имеете в виду тихую, милую беседу, когда мне будут зачитывать мои права? Или когда я буду вас предупреждать, что мой папочка — полицейский комиссар? — несмело блефовала Мэдди.

— Я обыщу твои карманы. — До лица Мэдди донеслось дыхание с запахом хвои, пока очередная пара ботинок исследовала ее коллекцию использованных носовых платков, обгрызенных кусков моркови и пользованных сосок.

Третий полицейский наклонил голову набок и внимательно рассматривал Мэдди. На нем были очки, оптически увеличивавшие глаза.

— Как ваше имя?

Побледнев, Мэдди повернулась к нему на свинцовых ногах. Всегда нужно говорить правду, даже если для этого тебе нужно солгать, — этому ее научила жизнь с Алексом.

Полицейский почесал свой череп, похожий на купол собора Святого Павла.

— Нам придется забрать вас в участок.

Господи всемогущий! Какой ужасно знакомый диалог!

— Петронелла, — легко ответила она. — Петронелла де Уинтер.

— Я должен буду проверить по базе данных. «Дельта Танго», вызывает «493». Проверка личности. Прием. — Первый полицейский поглаживал свою бородку одной рукой и баюкал рацию второй. — Район Хакни, Райский проезд. Выборочный обыск, — ритмично выдавал он. — Де Винтер. Петронелла. Белая. Прием.

Вот и все. Она стояла в эпицентре бури ужаса. Когда Джек будет подавать на развод с матерью, этот случай будет первым, упомянутым в процедуре. Мэдди прижала его к себе, в то время как на ногах у нее вставали Гималайские горные гряды из гусиной кожи, а судьба складывала свои очередные сюрпризы в большой кулак, готовясь нанести ей очередной удар.

Тут ожила рация.

— Никаких упоминаний.

— Тогда свободна. Проваливай! — Восемь огромных полированных ботинок, как огромные лимузины, развернулись и удалились прочь. — Катись, пока я не передумал!

«Черт возьми!» — пронеслось в голове у Мэдди.

Страстно поцеловав коврик у двери Мамаши Джой, Мэдди воткнула свою праздничную свечку в котлету, напоминавшую формой теннисный мяч, и произвела оценку того, что у нее осталось от жизни. Психопатичная психологиня с комплексом неполноценности, полицейский дефектив, Большая Белая акула-процентщица, Любвеобильный Отец Алекс, Джиллиан с ее биологической часовой бомбой и четыре полицейских, которым она только что соврала и которые, вернувшись в участок, обязательно увидят плакат с ее фотографией и надписью «Разыскивается». Список ее преследователей постепенно становился длиннее, чем добрачное соглашение Трамп-Мэйплс. Неудивительно, что у нее состояние духа, как у «Титаника».

Мэдди попыталась посмотреть телевизор, но там показывали только фильмы «Три лица Евы», «Выбор Софии» и «Ребенок Розмари».

— С днем чертового рождения! — сказала она себе, содрогнувшись от неестественного вкуса мяса, подвергшегося обработке. Джек, нарезавший круги вокруг мебели, повернулся к ней и произнес свое первое слово.

Он сказал «папа».

Именно тогда Мэдди решила, что материнство не должно быть игрой для одного родителя. Пора было вводить в нее всю семью.

29. Девичник

— Это шок! Это ужас! Необъяснимое явление! — Соня, «тепла весна» с пережженной химией, которая из насыщенного коричневого цвета перешла в серый, а потом снова в коричневый, хлопнулась в одно из обитых бархатом кресел Джиллиан.

— Этот старик, как его там, сегодня открыто проявил интерес к тому, как у нас включается посудомойка. — Проигнорировав предложенный Джиллиан бокал, она выхватила бутылку с вином и отпила прямо из горлышка. — И это произошло всего после каких-то десяти ничтожных лет семейной жизни.

Марион, «холодное лето», появилась на лестничном пролете.

— Уснул. Наконец-то, — произнесла она и включила детское переговорное устройство.

— А как твой муж? — спросила ее Джиллиан, протягивая бокал вина Марион. — Он помогает тебе по дому?

Та тоже забралась в кресло.

— Радость моя, да он сам всем занимается. Вот, вчера получила от него очередную записку: «Дорогая Марион. Я ушел со своим Персональным Тренером. Карбюратор прочистил, в посудомойку соль положил. Новое видео стоит в магнитофоне».

— Не может быть! — Это сказала появившаяся Гейл, «теплая осень», поправляя на ходу бюстгальтер для кормления грудью. Она тоже включила детское переговорное устройство. Теперь вся гостиная была уставлена пластиковыми коробочками с мигающими огоньками. — А ты что сделала?

— Посмотрела, что за фильм он взял напрокат. Оказалось, «Четыре свадьбы и одни похороны».

— Неужели ты не расстроилась? — осторожно спросила Джиллиан, не сумев скрыть свою заинтригованность.

— Расстроилась. Я уже его смотрела. — Марион затолкала кусок сыра в накрашенный рот. В прошлый раз была другая девица, да и эта скоро его выгонит. Точно, она это сделает, если ценит чистоту своей окружающей среды. У моего благоверного очень активный пищеварительный тракт. Из-за последствий сытного ужина я часто вынуждена ложиться спать в противогазе.

— А когда я выходила замуж, — заговорила Гейл, которая со сосредоточенностью ученого перебирала пальчиками с накрашенными ногтями орехи в миске, выбирая все кешью, — то мечтала о большой счастливой семье. Чтобы было не меньше шести детей. Через два года у меня появилось полтора ребенка, — она похлопала себя по выдающемуся животику, — и я уже готова вывесить белый флаг.

— Если тебя сейчас пугает эта мысль, — захихикала Соня, мать десяти-, восьми- и четырехлетки, по праву занимающая главенствующее положение в их матриархате, — то подожди, пока они научатся пользоваться звукозаписывающими устройствами!

Из одной из раций послышалось негромкое хныканье. Все три матери замерли в своих креслах и обменялись недовольными взглядами.

— Это не мой! — авторитетно заявила Гейл.

Марион сделала хороший глоток вина:

— Ну уж точно не мой.

— И не мой! — с неменьшей уверенностью заявила Соня.

— Вот бы и мой козел тоже завел интрижку, — с этими словами Гейл подложила под поясницу подушку. — Поверьте, девочки, брак — это основная причина возникновения неполных семей.

— Твой муж, наверное, тоже не помогает тебе по дому? — предположила Джиллиан, подливая вино в бокалы.

Соня хихикнула.

— Ты не заметила, что мужья почему-то все время простужаются именно по субботам? — Она взяла зубочистку в свои наманикюренные пальцы. — У моего старика такой обмен веществ, который просто требует, чтобы он проводил выходные в кровати с газетой.

— А если мой огнедышащий муженек и выведет куда-нибудь детей, — добавила Марион, — то у него обязательно проявится хроническая заложенность носовых пазух, из-за которой он не сможет понять, когда надо было сменить подгузник. И еще у него бывают приступы избирательной глухоты. «Ой, прости, дорогая, а что, разве ребенок плакал?» — передразнила она.

— Не говоря уже об избирательной амнезии, — Гейл занесла руку над своим бокалом, указывая на свой животик. — Он уже забыл, как ревновал к нашему первенцу. Я как-то сказала новорожденному: «Кто мамин самый любимый мальчик?», а мой муж недовольно ответил: «Вообще-то я!»

Из приемников снова раздался детский плач.

— Это твой, — заявила Соня, указывая накрашенным ногтем в сторону Марион.

— Нет, не мой. Это ее, — Марион кивнула выкрашенной хной головой в сторону Гейл.

— Это кошка, — парировала Гейл.

— В книгах сказано, что после рождения ребенка мужчины могут почувствовать, что их лишили привилегий, — быстро нашлась Джиллиан. — Там еще сказано, что таких мужчин надо…

— Немедленно кастрировать, — Марион откусила кусок сосиски, иллюстрируя свою точку зрения.

Гейл заерзала, стараясь устроить поудобнее свой живот.

— Мой красавчик со смрадным дыханием страшно хотел второго. Набросился на меня и сразу зарядил. У меня тогда даже еще швы не были сняты.

— А я думала, что дети сами по себе являются контрацептивами, — высказалась Джиллиан. — Мне казалось, что всякий раз когда муж с женой идут заниматься любовью, то обязательно заплачет младенец или в спальню зайдет малыш.

— Смажь вазелином дверные ручки, — посоветовала Гейл.

— Я пробовала, радость моя, — отозвалась Марион. — Все равно больно.

Один из радиопередатчиков икнул и ожил, тут же прекратив женское веселье. Все сначала напряглись, затем снова уселись на свои места.

— Подождем минутку, — зевнула Гейл, внимательно рассматривая свою кожу.

— Лучше пять минут, — лениво добавила Марион, целиком запихивая канапе себе в рот, чтобы не стереть помаду.

— Простите, — обратилась Соня к ближайшему приемнику, — но вызываемая вами мать сейчас находится вне зоны действия сети. Повторите вызов позже.

Матери за едой, смехом и разговорами не заметили, как закончились угощения, и стали бросать голодные взгляды на полупустые тарелки с овощами.

— Прошлый раз жизненно важный процесс для поддержания деятельности яичек произошел так «ловко», что он сместил диск позвоночника, — поделилась переживаниями Марион, задумчиво двигая челюстями. — Когда он ко мне подходит, я точно знаю, что через полчаса будут жертвы.

— Вот везучая бестия, — засмеялась Соня. — Мой драгоценный проявляет ловкость, только почесывая свою экзему. На прошлой неделе я надела нижнее белье от Джанет Реджер с латексными отстегивающимися вставками, накапала меду себе на живот и покрыла сахаром соски. Мой старик все это время продолжал читать «Телеграф». «Что ты сказала, дорогая? — передразнила она своего мужа. — Говоришь, я больше не обращаю на тебя внимания?»

— Я даже не заговариваю о внимании, когда он набрасывается на меня со словами: «Скорее, а то у меня там ванная переполнится!», — пожаловалась Марион.

— Или вместо завершающих ласк появляется с двумя чашками кофе… — добавила Гейл.

Женщины засмеялись со смешанным чувством удовольствия и горечи. Очнувшись, Соня обратила внимание на Джиллиан.

— А ты что скажешь? — поинтересовалась она.

— Хороший вопрос, — произнесла Джиллиан, открывая еще одну бутылку калифорнийского «Шардоне» и щедро разливая его по бокалам. — Я, ваша незамужняя подруга, отчаянно стремлюсь к тому, что вы все ненавидите.

— Ты называешь себя подругой? — засмеялась Соня с милой язвительностью. — Ты никогда не рассказывала мне того, что тебе рассказывали другие женщины под грифом «Совершенно секретно»!

— Ты хочешь детей? — спросила потрясенная Гейл. — Я всегда считала тебя карьеристкой, со всеми твоими цветовыми гаммами…

— В общем-то, именно поэтому я вас сюда и пригласила, — произнесла Джиллиан с одной из своих самых ослепительных улыбок. Пришла пора добывать пенис. — Мне тридцать семь лет, моя кожа теряет упругость, у меня седеют волосы и отвисают ягодицы. Добавьте к этому тот факт, что в Англии неженатых мужчин в три раза меньше, чем незамужних женщин, и вы без труда поймете, что мои шансы завести ребенка крайне малы. Я бы даже сказала ничтожны. Даже если я найду партнера, имитирующие эстрогены полютанты резко понижают количество активных сперматозоидов.

— «Эстро» — что? — озадаченно переспросила Гейл.

— Я могу потратить не один месяц на такого мужчину и только потом узнать, что нам нужно пройти курс лечения, чтобы забеременеть, но будет уже поздно, потому что нижним временным пределом для такого рода курсов является возраст тридцати пяти лет. Конечно, можно воспользоваться донорской спермой, но, девочки, все прекрасно знают, что к донорам спермы относятся не с той избирательностью, с которой следовало бы. Кроме того, в таких случаях возможны осложнения. Например, родители донора спермы могут подать в суд, чтобы получить право на посещение внуков, и так далее. Вы представляете? Именно поэтому, — Джиллиан сделала глубокий вздох и зигзагом преодолела расстояние между двумя полупустыми бокалами, — я подумала, что вы сможете одолжить мне своих мужей.

Все три гостьи Джиллиан вытаращили на нее глаза.

Соня резко сжала челюсти, и из ее канапе выстрелила струя майонеза.

— Одолжить тебе Рея? — задыхаясь, переспросила она.

— Моего Эндрю? — вторила ей Марион.

— Ты хочешь от Джастина ребенка?! — вздрогнула Гейл, жадно глотая «Шардоне», от которого раньше отказывалась.

Мужья, которых до этого момента называли не иначе как «козел», «старик» и «огнедышащий», внезапно обрели имена, положительные качества и даже нимбы.

— Ну да. Поэтому из всех своих клиенток я выбрала именно вас троих. Пока я вас слушала, у меня сложилось впечатление, что ваши супружеские отношения претерпевают распад. Конечно, я могу за это заплатить.

— И кого именно ты имела в виду? — спросила Марион ужасающим шепотом.

— Всех троих, — спокойно ответила Джиллиан. — Это увеличит мои шансы, вам так не кажется?

Самая молодая женщина посмотрела на Соню в поисках намека на то, как ей реагировать на это предложение. Похоже, назревала вспышка гражданской морали и сознательности.

— Это неслыханно! — взорвалась Соня. — Как ты могла о таком попросить?

— Каким чудовищем ты считаешь моего Джастина? — негодовала Гейл, отползая подальше от Джиллиан.

— Мы с Эндрю серьезно относимся к браку! — разорялась Марион заодно и от лица своего генитально невоздержанного мужа.

Дружеские отношения в стиле Роберта Максвелла рушились на глазах. В ледяной тишине из одного из динамиков донеслось детское хныканье.

— Это мой! — вскочила беременная Гейл.

— Это мой! — провозгласила Марион, преодолевая две ступеньки разом.

— Это мой! — вторила ей Соня, не отставая.

Джиллиан упала на низкую тахту. «Ну что ж, разговор удался», — подумала она. Как прыжки с шестом Марлону Брандо. Переживая упадок сил, она с трудом различила звонок в дверь.

На ступенях стояла растрепанная тень, которая сунула в руки Джиллиан какой-то сверток и сама проскользнула в дом без приглашения.

— Как ты думаешь, еще не поздно сложить с себя обязательства? — спросила тень.

— Мэдлин! — в растерянности пролепетала Джиллиан и неожиданно для себя начала задыхаться. — Должно быть, это чертов лобковый волос, — с трудом произнесла она.

— Чем ты занималась? — подколола ее Мэдди уже на полпути к гостиной. — Неужели йогой?

— Ха-ха, два раза, — отозвалась Джиллиан, закрывая дверь. — Это то, что я не доела с прошлого вечера.

— А, типичный ужин в стиле Милтон-Кейнс.

— Как ты должна понимать, я пытаюсь забеременеть.

Теперь пришел черед Мэдди задыхаться. Джек, который до этого момента спал, проснулся и вздрогнул. Теперь он лежал без движения, смотря вокруг во все глаза.

— Дорогуша, последние четыре месяца, с тех пор как ты… — Джиллиан пронзила Мэдди уничтожающим взглядом в наказание за неслыханное предательство, — меня покинула, я занимаюсь поисками ИО.

— ИО? — Мэдди положила Джека и стала стряхивать плащ.

— Искусственного Осеменителя.

— Что? — переспросила Мэдди, приканчивая оставшиеся после гостей закуски. — Как? Просто подходишь к мужику и говоришь: «Привет! Не сделаете ли вы мне ребеночка?» Расскажи все подробно. Не упускай ни одной генитальной дел али.

— Ну сначала были всякие службы знакомств, потом объявления. — Джиллиан раскрыла Джека и заквохтала над ним, умиляясь произошедшим переменам. — Я применила все известные женские хитрости. Меня можно было соединять прямой линией с Доктором Рут.

— Ты же знаешь, что никогда не сможешь забеременеть, если будешь к этому стремиться, — сказала Мэдди в перерывах между бутербродами. — Я скажу тебе, что ты должна делать. Запланируй себе отпуск на месяц, оплати его заранее, включая погружения под воду. Купи крошечный купальник от Ива Сен-Лорана. Поступи на работу, о которой всегда мечтала, например лаборантом в рентгенографический кабинет. Пройди программу подготовки космонавтов, и я тебе гарантирую, — Мэдди поудобнее устроила свои длинные конечности на диване, — ты обязательно забеременеешь.

Джиллиан прижимала Джека к груди, восторженно фыркала и ворковала над ним.

— Что это мы все о тебе да о тебе, — надулась Мэдди. — Давай поговорим обо мне.

— Прости, дорогуша, — Джиллиан посадила Джека на колено и стала его покачивать со счастливым видом. — Так как у тебя дела?

— Замечательно. Я и мой камень как раз собираемся предпринять автобусную поездку к Темзе.

— Почему? Что случилось? — Джиллиан одной рукой умело налила Мэдди вина.

— Я сбежала из дома, — тихо сказала Мэдди. — Ты была права, Джил. Я… мне не справиться.

— Ты со всем справишься, дорогая. К этому прост о надо привыкнуть. За то время, которое я провела с Джеком… знаешь, наверное, просто материнство делает тебя более сбалансированным человеком.

— Да, в совершенно неуравновешенном мире. Ты не присмотришь за ним, пока я поговорю с Алексом?

— Боже мой, дорогуша! Отчаянное желание матери поговорить с кем-нибудь, у кого не течет нос, понятно и трагично.

— Я собираюсь отдать ему ребенка, Джил.

Искусно выщипанные брови Джиллиан поползли вверх.

— Что ты собираешься сделать?

— Понимаешь, Алекс богат и стабилен, у него хорошие связи. Джек будет расти счастливым и подготовленным к жизни…

— Он вырастет и напишет чудесную книгу о Папе.

— Его жизнь будет гораздо легче, если он будет жить со своим отцом.

— Мэдди, — настойчиво перебила ее Джиллиан. — Я понимаю, что вела себя неслыханно собственнически, но сейчас это уже позади. Я рожу собственного ребенка, и мы вырастим их вместе…

— Как? На какие деньги? Сколько у тебя осталось времени жить в этом доме? Пока хозяин не выгонит? Мне придется продавать себя бездомным с Кингз-Кросс, только они вряд ли на меня польстятся из-за моих растяжек на коже. Нам придется есть жуков, шашлыки из крыс и собачьи консервы. Мы будем жить в картонной коробке под железнодорожным мостом, и Джек вырастет чахлым и больным пневмонией и будет меня ненавидеть.

— Мэдди, как ты можешь вот так взять и отдать своего ребенка? Что ты ему скажешь? Что у тебя «переходный возраст»? Что в твоей жизни просто настала «такая фаза»?

— Джиллиан, я уже все решила. Нам пора прекращать думать о себе и быть эгоистами. Так будет лучше. Для Джека. Ты сама поставь себя на его место. Где бы ты захотела жить? — Убеждая Джиллиан, Мэдди надеялась убедить себя.

Женщины в мрачном молчании посмотрели сначала друг на друга, потом на Джека, который со счастливым видом мусолил деснами картонный подстаканник.

Неожиданно тело Джиллиан начало трястись от сдерживаемого смеха. Правда, такому типу смеха больше подходила обитая чем-то мягким комната и смирительная рубашка.

— В чем дело? — мрачно спросила Мэдди.

— Так, ничего. Я просто подумала, что это — настоящий женский парадокс. Все женщины, имеющие детей, которых я знаю, ходят в гости к своим подружкам и рыдают о том, что, если бы у них не было потомства, они могли бы оставаться настоящими женщинами. А все женщины, у которых детей нет, рыдают о том, что для того, чтобы стать настоящими женщинами, им необходим ребенок.

— Ну да. Это только кажется, что на газоне другой женщины трава зеленее. На самом деле она накрыла его пластмассовым ковриком с «травкой».

Они слегка улыбнулись друг другу, неловко чувствуя себя из-за пикантности обстоятельств своего воссоединения.

— Я скучала по тебе, старушка, — призналась Джиллиан.

— Да, я тоже.

Момент, потенциально опасный объятиями, был нарушен цокотом каблучков по ступеням. Шквал разноцветных шарфиков и плащей, переносных кроваток и детских сумочек ворвался в гостиную. Плотная группка с высокомерием схватила свои переносные детские рации и удалилась в коридор, неся с собой спящих закутанных младенцев.

— Извращенка! — прошипела на прощанье Соня.

Джиллиан подняла Джека в воздух:

— Зато какой результат! Дорогуши!

30. Отметина времени

Жизнь полна унизительными событиями. Например, вы писаете в туалете в поезде и дверь внезапно открывает мужчина, отправляя вас в бреющий полет. Весы, которые говорят ваш вес вслух. Вы спрашиваете подругу, когда она ожидает появления ребенка, а она отвечает, что не беременна. Устраняя растяжки в смешанной группе по аэробике, вы обнаруживаете, что у ваших трико на промежности дырка. Все эти переживания вызывают прилив крови к лицу, но ни одно из них не сравнится с тем уровнем унижения и позора, которое вы переживаете, признавшись своему врагу в том, что были не правы.

Мэдди позвонила Алексу на Би-би-си. Его новая секретарша, сбитая с толку настойчивостью Мэдди, открыла тайну местонахождения частной клиники. Мэдди была удивлена волной сочувствия, поднявшейся в ней к Алексу, когда узнала о том, что тот госпитализирован. С каждым шагом она неслась по Харли-стрит все быстрее. Ее проводили в обитую плюшем комнату, украшенную нежно-розовым цветом на манер кондитерской. Там, в белом больничном одеянии на кровати восседал отец ее ребенка, прикрыв лицо номером «Таймс».

— Только не заставляй меня проглотить собственные слова, ладно? — с ходу начала она. — Только подумай, сколько там калорий!

— Что та… Ох, нет. — Газета упала на его колени. — Только не это.

— Что случилось с твоими волосами? — По его черепу зигзагом шла линия желтых проплешин.

— А, это. — Его рука инстинктивно взметнулась к голове. — Маленькая катастрофа. Неудавшаяся попытка осветлить волосы, чтобы не бросалась в глаза седина. Это идея Пет. — Тут он замялся, подыскивая правильное слово. — Теперь мне потребуется реабилитационная процедура, которая называется, кажется, «обратное выметывание».

Мэдди попыталась скрыть свое веселье, но оно прорвалось взрывом сдавленного смеха.

— Похоже на пробежку голышом по футбольному полю, причем спиной вперед.

— Тебе-то хорошо, — обиделся Алекс, тут же принявшись себя жалеть. — Тебя еще не тронуло время. На самом деле сейчас, когда ты стала матерью, все время в твоих руках. Я так тебе завидую, что ты сидишь дома и не обязана ходить на работу! Работа очень старит, знаешь ли…

Мэдди подумала о часах, проведенных на кухне за протиранием пюре и приготовлением котлеток, и глубоко вздохнула. Люди всегда спрашивают новоиспеченных мамаш о том, когда они планируют снова выйти на работу. Выйти? С точки зрения Мэдди, суть материнства заключалась в том, чтобы спокойно ждать, пока работа до тебя доберется сама.

— Так какие «слова» ты собиралась переваривать, Мэдлин? Может быть, проделаешь эту процедуру по ускоренному сценарию, «навынос»?

Мэдди смотрела на лежащего перед ней Алекса, с гибкими загорелыми руками и ногами поверх белых простыней. Она почувствовала, как ее тело пронзило острое желание. Ее больше не удивляла ее любовь к нему Алекс, без сомнения, был очень сексуальным мужчиной. Проблема состояла лишь в том, что он об этом знал и не стеснялся этим пользоваться. Мэдди измученно вздохнула.

— Я пришла, чтобы сказать тебе… — это предложение оказалось самым сложным из всего, что ей приходилось произносить за свою жизнь, — что ты можешь забрать Джека.

Тот факт, что она внезапно услышала, как мужчина в соседней комнате подстригал волосы в носу, навел Мэдди на мысль, что она оказалась в атмосфере, которая была ей известна под названием «неловкое молчание».

— Ну? — спросила она и тронула его за руку.

Там, где их кожа соприкоснулась, ее охватил жар.

— Я… я не могу.

— Все дело в операции? — деликатно спросила она.

Мэдди никогда не могла находиться рядом с ним без того, чтобы каждая молекула ее крови не начинала вибрировать и накаляться от страсти. Сердце учащенно забилось. Еще немного — и их придется размачивать, чтобы разъединить.

— Да-да. Все дело именно в этом.

— Что с тобой? — прошептала она, тая от внезапного прилива нежности.

— Это очень серьезно, Мэдди. Смертельно опасно. Я не хочу вдаваться в детали. Я должен быть сильным! — Он смело улыбнулся ей.

В распахнувшуюся дверь вошла медсестра, катя перед собой тележку с лекарствами.

— Дрейк, Александр, — механическим голосом прочитала она из блокнота. — Лицевая и абдоминальная липосакция, минимальная замена волос и подтяжка век. Доктор Бреннан, все правильно?

Алекс лениво кивнул опустившейся головой. Мэдди обожгла его злобным взглядом.

— Ах, — произнесла она с демонстративным сочувствием, — это действительно очень серьезно. И очень опасно для жизни.

— Ладно-ладно. Дело в том, Мэдлин… — Алекс замолчал, пока медсестра намыливала ему живот, задрав его пижаму. — Мне он не нужен.

— Что?

— Ты и так уже выпила много моей крови. Знаешь, как Петронелла тебя называет? Наследницей Дракулы! А теперь ты пришла за добавкой гемоглобинового коктейля!

— Но ты же сам сказал, что будешь для него лучшим родителем! Что ты лучше меня сможешь поставить его на ноги!

— Я просто хотел тебя наказать. Боже мой! — вскричал он, когда увидел, что медсестра наклонилась над его животом с лезвием в руках. — Это что, так необходимо?

— За что?

— За то, что ты меня отвергла.

— Это было почти год назад. Александр, ты можешь быть на пятьдесят лет старше своего сына, но ума у тебя не больше, чем у него. Лицевая липосакция?

— Подбородок, шея и веки. Исключительно по профессиональным мотивам. Нельзя недооценивать влияние вида молодого лица при личном контакте с электоратом.

— Овчинка косит под богатый мех.

— Он делает это ради меня, — прозвучал такой слащавый голос, что его можно было бы подавать в кондитерской. Мэдди обернулась и увидела, как сквозь раскрытые двери своей танцующей походкой входит Петронелла. — Правда, дорогой? — Она сначала бросила торжествующий взгляд на Мэдди и лишь потом с заботой посмотрела на Алекса. — Чтобы хорошо выглядеть в день нашей свадьбы.

На стене гостиной Джиллиан висела цветовая палитра, разделенная на четыре сектора с отдельными названиями.

— Теперь давайте посмотрим, какой у вас природный цвет, — объявила Джиллиан официальным, но дружелюбным голосом экскурсовода. Стерев с лица женщины невыразительную косметику, Джил усадила ее перед хорошо освещенным зеркалом и стала пристально вглядываться в ее лицо. Мысленно она отнесла свою клиентку к богатому полю деятельности, для которого будет мало коррекции какого-то одного конкретного недостатка. Нет ничего более жестокого по отношению к женщине, чем яркий свет и внимательный взгляд, но процедура разрушения самоуверенности клиента была ключевым моментом в работе консультанта по цветам.

Издавая множество звуков вроде «гммм» и «ага!», с помощью которых Джиллиан создавала себе образ знающего и опытного специалиста, она обернула клиентку в белую простыню и продолжила прикладывать к ее болезненному, желтоватого цвета лицу таблички с различными оттенками.

— Теплая зима, — наконец объявила Джил, авторитетно чеканя согласные. Она открыла свой «восстанавливающий красоту бальзам» и начала срочную реанимацию кожи лица клиентки. — Обратите внимание на разницу.

Женщины обычно так радуются возвращению своего нормального облика, что с готовностью верят в волшебство косметолога-консультанта, чудом вернувшего им их красоту. Тот факт, что Джиллиан просто нанесла на их кожу полкило крема, обычно остается незамеченным.

— Мне нужна одежда, на которой не видно грязи, — проявила инициативу клиентка с чуть преувеличенной любезностью. — Чтобы возиться с ребенком, и все такое.

— Ах, у вас есть ребенок? — спросила Джиллиан, окутав жертву бирюзовым цветом. Сделав шаг назад, она ахнула, прижав руку ко рту, будто обнаружила восьмое чудо света. — Как много говорит этот цвет!

— О да. Он мне идет. А вы? — спросила клиентка, проявляя умеренный интерес.

— Никакого терракотового, — заявила Джиллиан, — красно-коричневого или кирпичного. Никогда, ни при каких обстоятельствах! Я — крестная мать. Крестник спит наверху.

Она поднесла к лицу клиентки кусок ткани яркого, режущего глаз аквамаринового цвета и радостно закивала.

— Ползает?

— В основном, задом наперед. А пастельные цвета для вас — яд.

— Где он? Я бы хотела его увидеть. Вы не будете против? — настаивала клиентка.

Джиллиан засветилась от гордости.

— Дорогая, разве За За Габор станет отвергать предложения руки и сердца! Нет ничего, что бы мне хотелось больше этого… разве что хороших продаж…

В улыбке женщины появилось облегчение, даже нежность.

— Мой ребенок так смешно ерзает на попе…

— Похоже, он просто умеет нащупывать почву любыми доступными способами! — поддержала беседу Джиллиан. Она вошла в детскую, вынула Джека из кроватки, не ведая о том, что жизнь скоро сыграет с ним ту же самую шутку.

— Можно я подержу его? — просила Холодное Лето густым, масляным голосом.

— Конечно, — согласилась Джиллиан, уже прикидывая в уме, на что потратит заработанные пятьдесят фунтов.

Ребенок радостно играл с кошачьим бантом, фривольно свисавшим с шеи женщины.

— Ради бога, Алекс! — в ужасе взмолилась Мэдди. — Девушка Из Прогноза?

— А что в этом, типа, плохого? — ощетинившись, потребовала ответа Петронелла.

— Да так, ничего. Просто уж лучше жениться на тележке из супермаркета. Она хотя бы знает, кто ее хозяин.

— Мы торопим события, — Петронелла запечатлела собственнический поцелуй на вспотевшем лбу Алекса. — Из-за ребенка.

Она с тем же успехом могла вытолкнуть Мэдди из самолета с чугунным парашютом.

— Что?

— Мы, ну вы понимаете, беременны… — И она похлопала себя по впалому животу.

— Сестра, — с деланным спокойствием обратилась Мэдди к медсестре. — Когда начнется операция по имплантации волос мистеру Дрейку, пожалуйста, выложите импланты в форме слова «ублюдок». А что же будет с Джеком? — взмолилась она.

Алекс посмотрел на Петронеллу, потом беспомощно взмахнул руками. Мэдди повернулась к Девушке Из Прогноза.

— Правда, странно? Мужчин среднего возраста внезапно одолевает неудержимая тяга к размножению! Он бросил свою жену ради меня. Бросил меня ради тебя. Готова поспорить, что через год ты уже будешь проверять его расческу в поисках волос, которые ему не принадлежат, и носить его вещи в химчистку, чтобы без свидетелей проверить содержимое его карманов, и читать его декларации, чтобы найти там такую формулировку трат, как «ужин на двоих».

— Я воспитан с представлениями о том, что брак — это священные узы, — возмутился Алекс, вытягивая губы, чтобы не испачкать их пеной для бритья. — Моя связь с тобой была помрачением рассудка. Взаимным помрачением рассудка. — Он задумался, подбирая правильные слова. — Лебединая песнь сексу.

— Да, а Джек стал нашим птенцом, — подхватила Мэдди.

Медсестра посмотрела на часы. Распахнула дверь и покатила кровать в сторону холла.

Мэдди схватилась за другой край кровати.

— Зачем ты это делаешь, Алекс?

— Чтобы остаться молодым, — сказал он с убежденностью политика.

Мэдди поняла, что он действительно мог стать хорошим политиком, потому что обладал неограниченной способностью к самообману.

Петронелла с раздражением рванула кровать вперед.

— Алекс, это кризис среднего возраста. Женщины в таком возрасте воруют в магазинах и испытывают приливы, — Мэдди снова дернула кровать на себя, скрипя подошвами обуви по линолеуму. — У мужчин другие симптомы: вступление в брак с нимфеткой, покупка «порше»…

— Ах, нимфетка! — Лицо Петронеллы исказил приступ ярости, как облачность на карте, которую она показывала в своих прогнозах. — Кто-нибудь, типа, вызовите охрану!

— Они так и рекламируют «порше», — продолжала Мэдди. — Мол, создан для того, чтобы провезти вас через кризис среднего возраста. Как новенького… и еще пластическая хирургия.

Алекс внезапно показался ей таким опустошенным и маленьким… Выражение его лица не отличалось от рыбьего, то есть головы того карпа, который лежал на куске льда в гастрономическом отделе универмага «Харродз». Гнев Мэдди превратился в какую-то абстрактную жалость. Она испытывала сентиментальную нежность к Алексу, похожую на чувства к Англии, запечатленной на почтовых открытках, ради которой она приехала сюда, чтобы убедиться в том, что ее такой больше не существует.

Кровать подъезжала к объявлению, которое Мэдди в ее состоянии показалось смешным. «Только для медицинского персонала. Дверь снабжена тревожной сигнализацией». Мэдди подумала: «Я тоже». Она схватила Алекса так крепко, что сквозь накрахмаленную ткань ощутила проступившие позвонки.

— Алекс! — умоляла она. — Не делай этого!

— Охрана! — разнесся крик по коридору.

— Алекс, ты мне нужен, — лились слова изо рта, напоминавшего раскрытую рану. — Пожалуйста, помоги мне.

Петронелла оттолкнула медсестру прочь и покатила Алекса навстречу его злой и неминуемой судьбе.

— Я прошу тебя только об одном: сделай ему обрезание, — сказал Алекс печальным, смиренным голосом. — В конце концов, я же был обрезан.

— Да, — мрачно согласилась Мэдди, — только после операции они выбросили не ту часть.

Она внезапно с прискорбием поняла, что Алекс оказался пустышкой. Но ее непреодолимо тянуло к нему, как астронавта затягивает в черную дыру.

Возле лифтов раздался шум. Мэдди сначала не узнала фигуру, вторгшуюся на территорию больницы, потому что она бежала. Единственное в этой жизни, за чем когда-либо бегала Джиллиан, — это репутация.

— Джек! — задыхаясь, кричала она, налетев на кровать Алекса, которая врезалась в тележку с лекарствами и обдала Петронеллу взрывом разноцветного конфетти из таблеток.

Внутри у Мэдди все сжалось и задрожало, когда она увидела пепельно-бледное лицо Джиллиан.

— Она забрала Джека!

Мэдди судорожно вдохнула, чувствуя, как в ее легкие входит пустота.

— Что? — она схватила Джиллиан за худенькие плечи. — Кто?

— Эдвина Хелпс.