Наблюдайте за своим ребенком. Пусть он смотрит в ваши глаза и ничто из окружающего мира не сможет отвлечь вас друг от друга. Никогда не бросайте его в незнакомых ситуациях.
Пенелопа Лич. Снаряжение для ребенка.
Джиллиан несвойственным для нее папским жестом бросилась наземь и поцеловала мостовую рядом с аллеей в Сохо.
— Кто-нибудь, ущипните меня! Какое же это блаженство — вырваться из пригорода!
— Джиллиан, ради бога! — зашипела на нее Мэдди, натянутая как струна. Как только она потеряла Джека, все ее материнские инстинкты вернулись к ней с сокрушающей силой.
— Мэдди говорила, что ты любишь это место. — Пока Мэдди и Джиллиан играли в игру «найди полицейского», Мамаша Джой просовывала проволочную вешалку вдоль стекла с пассажирской стороны старой немощной машины Руперта Перегрина.
— Продавщица из магазина в Милтон-Кейнс спросила меня, не собираюсь ли я у них поселиться. А я ей говорю: «У вас манго бывает круглый год?» А она мне: «Манго?» А я ей: «Именно!»
Свет в офисе Перегрина на втором этаже погас как раз в тот момент, когда Мамаше Джой удалось подцепить замок на двери.
— Джиллиан! Садись!
Мэдди и Джиллиан скользнули в липкую темноту на тошнотворно грязные темные сиденья и замерли в ожидании звука поворачиваемого ключа в замке зажигания. Сарафанное радио разнесло последнюю новость о том, что одна из пожизненных заключенных в Холлоуэй забеременела и главным подозреваемым был Перегрин.
Когда адвокат втиснул в пространство между рулем и сиденьем свой живот, который можно было измерить только циклопическими величинами, машина резко осела налево. Копируя действие, так часто показываемое в бесконечных полицейских сериалах, Мэдди взяла в руки предмет, который адвокату должен был по ощущениям показаться пистолетом, а на самом деле был детской чашкой с носиком, и прижала его к основанию покрытого перхотью черепа Перегрина. Джиллиан наклонилась и выдернула ключи из замка зажигания.
— Двина забрала Джека! — От горя голос Мэдди отказывался ей повиноваться и звучал так низко и скорбно, что она сама его не узнавала.
— Так, так, так, — произнес Перегрин с отвратительным высокомерием. — Как богата жизнь сложными ситуациями!
Мэдди сильнее воткнула носик чашки Джека в синеватые складки его шеи.
— Если ты мне не поможешь, я дам против тебя показания. «Ах да! Совместная работа под его началом, вернее, под его концам была так приятна, Ваша Честь! Он очень углубленно относится к своей работе!»
— Неужели? А я думал, что бегство из старой доброй женской тюрьмы вряд ли придаст достоверности подобному свидетельству… Ах, ну что же я могу об этом знать. Я ведь всего лишь адвокат, — пожал плечами Перегрин, нисколько не утратив своего скабрезного настроения.
— Слушай ты, косоглазый пьяница-импотент…
— Я вижу, ты так и не научилась пользоваться родной речью. Такого явления, как мужчина-импотент, в природе не существует, — язвительно заметил он. — Есть только ущербные женщины.
Здесь уже требовалось подкрепление. Мэдди кивнула, и Мамаша Джой молнией метнулась из тени и ювелирно точно разместила свое тело на сиденье рядом с язвительным адвокатом. С презрительным безразличием Перегрин попытался открыть свою дверь.
— О-о, по-моему, ты чуток торопишься, — колыхнулись веселой волной подбородки Мамаши Джой.
— Это ты зря, тем более что у нее в кармане сидит одна знакомая кошечка, — добавила Мэдди с торжеством.
Мясистое лицо Перегрина осунулось.
— Вы захватили Трюфеля? — медленно спросил он.
Мамаша Джой вытащила на свет раскормленный пушистый комок, держа его вне досягаемости Перегрина. Кот душераздирающе мяукал. Его хозяин вспотел и задергался.
— Ну? — спросила она, растягивая кошачью шею так, будто собиралась ее свернуть.
— Я не хотел! — проблеял он.
— Чего не хотел? — потребовала Мэдди.
— Это заложено на генетическом уровне. Примитивный инстинкт самосохранения…
Мамаша Джой плотнее сжала горло кошки.
— Но некоторые психологические обстоятельства стали складываться неудачно… и у меня появилось неожиданное желание сменить род занятий, — лепетал он, с трудом переводя смрадное дыхание. — И место работы, где-нибудь во влажном климате, с коктейлями с зонтиками в пастельных тонах… А мисс Хелпс помогает мне, финансируя мой… досрочный уход на пенсию. Мне всего лишь пришлось составить пару фальшивых бумаг на усыновление.
Из груди Мэдди исторгся мучительный крик. На ее лицо опустилась тень, как жалюзи на окно.
— Для кого? — Ее голос дребезжал и рвал горло. Ей было больно произносить эти слова. — Когда? Где?
— Ее племянница встречает их сегодня вечером. Новозеландская девица совершает традиционное турне по Европе. Передача, по-моему, состоится завтра. Шкурный интерес, замаскированный под великодушие.
— Это у тебя сложности с родным языком! — взвыла Мэдди.
— Говори-ка попонятнее, чтобы я могла разобрать, что к чему! — Яркие кошачьи глаза недобро уставились на Мамашу Джой, когда та еще сильнее сжала пальцы.
— Эта услуга, кажется, стоила десять тысяч фунтов.
Все три женщины не смогли сдержать возгласов изумления.
— Приятная пара. Муж занимается рекламой.
Мэдди изо всех сил старалась подавить слезы и слабость.
— И что нам с тобой сделать? — спросила его Мамаша Джой, потрепав за дряблую щеку. — Может, мне тебя изнасиловать?
— Нет! — взвизгнул Перегрин.
— Это ты говоришь «нет», — пренебрежительно отозвалась Джиллиан. — А что имеешь в виду на самом деле?
— Пожалуйста, не сомневайтесь, наш разговор останется исключительно между нами, — запел он в стиле «Юрай Хип». — Мы с Трюфелем как раз через неделю-другую собирались удалиться на свою гасиенду, но мы можем отправиться туда и пораньше. Может, даже сегодня. Зачем становиться рабом самообладания?
Мэдди заревела. И действительно, зачем? Ее кулак опустился на голову Перегрина еще до того, как она поняла, что он был занесен.
Их наскоро придуманный план был очень простым. Он был выношен и высижен за горячим шоколадом в зловонной гостиной Мамаши Джой. Джиллиан сопротивлялась. Она считала, что взламывать чужое жилище и проникать туда было гораздо страшнее, чем сидеть дома в тот момент, когда к тебе проникают. Человеку, в дом которого вломились, нужно было лишь беспокоиться о том, как бы вор не пропустил семейные драгоценности, которые уже стали ненавистны и слишком дороги с точки зрения оплаты страховки. Вору же, с другой стороны, надо было попытаться не наколоться на острые шипы ограды, не зажариться на электрическом токе, не попасться на зуб ротвейлеру и на глаза скрытой камере наблюдения. И при всем этом не иметь возможности поправить прическу. Джиллиан называла такое состояние души и волос «Мочалка» или «Прощай, прическа». И потом, представьте глубину внутренних переживаний, если в этот момент вор обнаружит стрелку на колготках, надетых на его голову!
Джиллиан была спасена от суровых жизненных испытаний появлением Спутника. Когда Мамаша Джой пригласила ее в гостиную, Мэдди была удивлена кротким выражением глаз их гостьи и смиренно ссутулившимися плечами. Вырванная из тюремного окружения, она напоминала летучую мышь на дневном свете. Ее лицо, раньше носившее хищное выражение, теперь было пугающе покорным. Ее волосы из воинственно фиолетовых превратились в длинные плети невыразительного цвета. Браслет вокруг тощей лодыжки делал ее и вовсе похожей на ощипанную курицу.
— Какого черта она тут делает? — взвизгнула Мэдди. С каждой уходящей минутой она заводилась круче тайваньских часов.
— Она разожжет для нас огонь. — У Мамаши Джой возникло горячее желание выкурить Двину из ее дома с помощью поджога в ее офисе. Мэдди, пользуясь фальшивыми документами, добытыми с помощью рецепта блюд из кошачьего мяса авторства Мамаши Джой, которые оказали незабываемое воздействие на Перегрина, выкрадет своего ребенка у новозеландцев.
— Почему ты собираешься это сделать? — подозрительно спросила Мэдди. — Разрази вас всех гром! Ты что, снова пытаешься залезть ко мне в трусы?
— Чево? Да я просто хотела, чтобы ты все для меня записала, больше ничего…
— По-моему, ты неправильно ставишь ударение.
— Да нет, на бумаге. Историю моей жизни, — произнесла Спутник, полностью выходя за рамки своего стереотипа. — Понимаешь, я не умею писать.
— Погоди. Ты хотела, чтобы я записала твои мемуары?
— Эта корова, Тоня Хардинг, потом Эмми Фишер и Джои Боттафоуко. Эти Менендез Бруверз, ну те, что убили своих родителей. По рассказам этих умников сняли фильмы. Кто сказал, что за преступления не платят? Поэтому я подложила тебе шоколадку, чтобы было чем тебя зацепить.
«Раньше заключенные мечтали о свободе, — подумалось Мэдди. — Теперь они мечтали о фильмах и авторских правах на книги об их жизнях. „Как убить друзей и повлиять на идиотов“. Замечательно!»
— Ты хочешь сказать, что не собиралась заниматься со мной сексом?
— Черт, нет! С такой тощей задницей, как ты?
— А зачем тогда хочешь помочь сейчас? — Мэдди продолжала допрос с враждебностью, которой больше не испытывала.
Спутник ковыряла носком своего кеда дырку на линолеуме.
— Если все плохо кончится, ты снова угодишь за решетку.
Мэдди смотрела, как Спутник царапала прыщи, которые были и без того ободраны, так что у нее быстро пошла кровь. Ее тусклые глаза метались из стороны в сторону.
— На зоне все меня знают, — тихо сказала она. — Там я величина. А тут — пустое место.
В комнате повисла грустная тишина, пока женщины впитывали в себя эту горькую истину. Она могла выжить только в атмосфере детских домов и исправительных центров.
— Господи милосердный, девочка! — Мамаша Джой хлопнула себя по колонноподобным бедрам. — Позволь ей сделать это.
Приняв молчание Мэдди за согласие, Спутник неожиданно переполнилась и зафонтанировала энергией, как девушка из рекламы тампонов. Подобно бойцу, готовящемуся к битве, первым делом она побрила голову.
Наблюдая за энергичными приготовлениями Спутника, Мэдди заставляла себя сохранять спокойствие. Она должна будет попасть в дом Эдвины Хелпс, быть убедительной и внушающей доверие, как настоящая Носительница Шарфа, и спасти Джека. Она не должна громить жилище Двины с помощью бензопилы. Как не должна дожидаться ее в засаде, чтобы изрешетить из автомата. Она может налить жидкость для депиляции в шампунь своей врагини, но только если у нее останется для этого время. И ничего больше.
— Что случилось с твоим зубом? — Когда Мэдди спустя пару часов встретилась с Мамашей Джой в парковой зоне района, в ее улыбке не хватало знакомого блеска.
— Ничего, девочка. Когда все наладится, я вставлю себе новый. — Широкий взмах руки продемонстрировал результат продажи бриллианта — ярко-желтый «фольксваген-жук», припаркованный рядом с фонарным столбом, покрытым граффити. Машина была настолько дряхлая, что ее не стал бы страховать ни один агент. В лучшем случае они дали бы ее хозяину «Набор для выживания». На наклейках на заднем стекле было написано: «Мой второй муж — племенной жеребец. Мы живем вместе ради кошек. Улыбайся — это второе и лучшее применение для твоих губ!»
Мэдди показалось, что наклейки — это единственная сила, удерживающая машину в собранном состоянии.
— Настоящая машина для бегства, — ухмыльнулась Мамаша Джой.
— Скажи, обязательно было покупать транспортное средство, у которого из-под капота пышет пламя? — спросила подавленная Мэдди. У нее было отвратительное настроение. Мало ей было сажи и копоти, плотным слоем покрывавших квартиру Мамаши Джой («Это не пыль, — как-то сказала она, проведя пальцем по шкафу, — это пахотный слой!»), так теперь Мэдди предстояло забраться в машину с надписями на наклейках, с которыми она была решительно не согласна. — Ты же понимаешь, что я погублю остатки своей репутации.
— Репутация все равно что девственность — просто еще одна ноша, которую ты тащишь на своем горбу. У нас в первый раз будут пульсирующие щетки, — восторгалась Мамаша Джой. — О да! Я посмотрю мир!
Мамаша Джой села за руль, а Джил стала навигатором, пользовавшимся уникальной техникой чтения карт, которой до нее пользовались миллионы выпускниц пансиона благородных девиц.
— Один ноготь прямо, до красной точки, потом свернуть налево.
Они высадили Спутника, светящуюся, как безумный херувим, недалеко от офиса Двины. Мэдди вышла рядом с домом в Хайгейт, адрес которого дал им Перегрин.
Морозный воздух ударил ее как кулак Было холодно, как на беломедвежьем полюсе. Мэдди не могла поверить в то, какой готический оттенок приобретают все события. Лучшей точкой наблюдения за Двиной было заросшее кустарником кладбище Хайгейт. Мэдди, маневрируя между замерзшим собачьим дерьмом, добралась до кривого могильного камня и спряталась за ним. Ей показалось, что она сидит в сыром рту человека, страдающего каким-то стоматологическим заболеванием, и до боли в глазах пытается что-то разглядеть в густом тумане. Ветви над ней царапали воздух. Тусклый свет зари тронул розовым свинцовые облака. Внизу, в серовато-синем свете перед ее глазами раскинулся унылый и пустынный Лондон. Что-то коснулось ее в темноте. Сердце тут же скакнуло к горлу. Она еще не успела закричать, как тень замурлыкала. Мэдди посмотрела вниз и увидела оголодавшую кошку, вытанцовывавшую менуэт возле ее ног.
На рассвете, как и было задумано, Мэдди, пытавшаяся унять дробный стук, который ее зубы отбивали на манер кастаньет, увидела пятно света в доме Двины. Прошла целая вечность перед тем, как открылась дверь на удлиненную террасу. С порога на пол упал лучик света. Двина, с засунутыми в карманы пальто руками, вышла из тускло освещенного холла и заторопилась к своему красно-коричневому «монтего».
Сначала машина не заводилась. Мэдди с сильнейшей нервной дрожью наблюдала за тем, как Двина пыталась включить зажигание. Страдающий эмфиземой мотор кряхтел и натужно кашлял. Мэдди задержала дыхание. Наконец ярко-желтые фонари отразились на мокром асфальте и исчезли в дожде. Она уехала.
Закутанная в пальто и кофты Мэдди, Женщина От Мишелин, спустилась со своего зловещего наблюдательного пункта, сжала в руках фальшивые документы, перелетела через опустевшую дорогу и нажала на кнопку звонка. Она была настолько напряжена, что, когда дверь наконец открылась и перед ее глазами предстала молодая женщина с приспособлением для завивания ресниц, свисавшим с одного глаза, и порхающей рукой с кисточкой туши рядом со вторым, от обыденности и беззаботности этой ситуации у Мэдди захватило дух.
— Да?
Мэдди протянула вперед свои документы.
— Социальная служба.
Все оказалось проще, чем Мэдди могла себе представить. Джек сидел на диване в гостиной перед телевизором с диснеевскими мультиками и разбрасывал еду в своей слегка обновленной манере имитации блендера без крышки. Он радостно взвизгнул, поднял руки и, к ее огромному изумлению, пошел к ней, широко расставляя ноги.
Сердце Мэдди забилось еще сильнее.
— Он пошел! — В радостном ошеломлении она стала покрывать всего его громкими поцелуями. Даже пухлые, сонные веки.
Племянница выбирала с ресниц комки туши.
— Ну и что? — пожала она плечами и внимательно взглянула на Мэдди. — А вы тут лучше подождите, пока приедет тетя. Я здесь просто за ребенком присматриваю.
Мэдди взглянула на свое босоногое сокровище с пухлыми розовыми губками, пускающими пузыри, и блестящими от радости глазами и попыталась унять свой восторг.
— Нет времени. Все законно, — произнесла она и метнулась к двери.
— Эй, в чем дело?
На вопрос племянницы ответил мертвяще ужасный голос Эдвины Хелпс. Мэдди не слышала скрежетания ключа в замочной скважине и только увидела, как в дверь входит враг в пестром платье из материала, странно напоминающего ткань на шторах в гостиной, и перекрывает ей путь к отступлению.
— Здравствуй, Мэдлин, — сказала Двина с приветливостью поздравительной открытки. — Как поживаешь? В этом хаосе я забыла ключи от офиса.
«О, спасибо тебе, добрая фея!» — заругалась про себя Мэдди. Это были проделки той же самой феи, которую подарила ей мать, хорошо знавшая, чем отличается майоран от марихуаны. И та же самая фея послала ее в «Харродз» за пакетом чернослива.
— Это моя пациентка, — объяснила Двина своей племяннице неизъяснимо спокойным голосом. — Я ее психотерапевт.
— С основным ударением на «психо», — Мэдди еще сильнее прижала к себе Джека. — Скажем так, социальный работник днем и Норманн Бейтс ночью.
— Ты снова проецируешься, Мэдди. Теперь отдай мне ребенка.
— Нет! Ты украла его и теперь собираешься продать первому встречному, кто даст тебе больше денег!
Племянница как ни в чем не бывало занималась своим прыщиком.
— Ох уж эти женщины. Придумают все что угодно, — голос Двины был ровен и легок, будто бы она обсуждала расписание движения автобуса. — Можно подумать, я способна на такие поступки. Я обожаю детей!
— Да, конечно. Держу пари, что свою любовь ты тоже включаешь в счет!
— Ну хватит уже, дорогуша. Отдай мне ребенка. — Она сделала движение, направляясь к Мэдди.
— Зачем? — Мэдди одной рукой оттолкнула ее назад, в кресло. — Какого черта ты это делаешь со мной?
— Хорошо! Дай выход своим чувствам! Давай! Выпусти их!
— Что мы с Джеком тебе сделали?
— Она думает, что все младенцы принадлежат ей, — тихо пояснила Двина. Она была исключительно логична и благообразна. — Беда в том, что она так и не нашла своего внутреннего ребенка.
— Нет, но ты, очевидно, уже нашла свою внутреннюю сучность! Если она не лжет, — обратилась Мэдди к девочке, — то почему не вызывает полицейских?
Племянница, держа в руках приспособление для завивания ресниц как пистолет, повернулась к Мэдди.
— А ты ведь обещала отвезти меня во вращающийся ресторан на мой двадцать первый день рождения, тетя Дви, — произнесла она с искренним негодованием. — А вместо этого подарила какую-то сушилку для салата. Ненавижу салат!
— Дорогуша, — сказала Двина, положив руки на обтянутые колготками колени. — Почему бы тебе не поехать на работу на моей машине? Ты все время об этом просишь, а мне она сегодня не понадобится, — пели гласные, сладкие, как взбитые сливки. — Разве что, — тут она подняла вверх указательный палец и покачала им, — чтобы отвезти тебя в один ресторан на ужин.
Нахальное лицо племянницы засветилось радостью.
— Идет!
В мановение кисточки с тушью она исчезла.
Сто шестьдесят сантиметров тела Двины метнулись вперед быстрее молнии. Подхватив Джека под левую руку, Мэдди стала отбиваться от нее правой. Она чувствовала себя Кинг-Конгом, крушащим самолеты одной рукой и удерживающимся на Эмпайр стейт билдинг с помощью другой. Двина схватила Джека за руку. Он взвизгнул. Мэдди в ответ ухватилась за волосы Двины. Двина лишь сильнее вцепилась в Джека. Тот зашелся криком от боли.
— Хватит! — взмолилась Мэдди. — Ты сломаешь ему руку!
— Тогда отпусти его! — рявкнула Двина, прожигая ее убийственным взглядом.
Мэдди, с кровоточащим носом, расцарапанным лицом и бешено колотящимся сердцем, сделала единственно правильный выбор — отпустила свое сокровище.
— Только шевельнись, и я сделаю ему больно. — На лице Эдвины расцвела широкая улыбка. — У таких женщин, как ты, не должно быть детей, — сказала она с холодным удовлетворением. — Вас должны обязать носить противозачаточные колпачки с требованием проверить коэффициент умственного развития перед тем, как их снять. Таких, как ты, следует стерилизовать.
Мэдди стояла неподвижно, скованная ужасом. Она старалась не позволить себе учащенно дышать. Она говорила себе, что все это не по-настоящему, что на самом деле этого не может быть. Она уговаривала себя, что жизнь — это просто странный эксперимент, проводимый на маленькой планете.
— Все сводится к простому уравнению. Слишком много матерей-одиночек высасывают все соки из системы соцобеспечения, в то время как супружеские пары с элитарным образованием и уровнем интеллекта не могут зачать ребенка. — Двина бросила на Мэдди взгляд, который заставил ту задрожать. — Мы просто берем у бедных и отдаем богатым.
Джек рыдал. Его ангельское личико было все в грязных разводах от слез. Руки Мэдди сами по себе потянулись к нему.
— А тебе по ходу дела удается отхватить солидный куш.
— Арест гражданского лица. — Двина выхватила ключ из скважины двери большого шкафа и жестом велела Мэдди забираться внутрь. — Я передам тебя сержанту Слайну, как только закончу с передачей моей маленькой посылочки.
У Мэдди застыла кровь в жилах.
— Нет!
Двина сильно ущипнула Джека, чтобы тот взвизгнул.
— Ну что?
Отчаянный плач Мэдди потонул в воплях малыша. Парализованная страхом, Мэдди как раз забиралась в пыльное нутро шкафа, когда в комнату слаженным тандемом влетели Мамаша Джой и Спутник.
— А вот Кегни и, мать ее, Лейси! — радостно объявила Спутник.
Когда Мэдди боролась с Двиной, ее истощение, плохое питание и лактация дали о себе знать. Для того чтобы повергнуть врага, Мамаше Джой достаточно было всего лишь качнуть своим роскошным телом в сторону работницы социальной сферы и сесть на нее сверху. «О, благодарю тебя, добрая фея! Все прощено!» — молилась Мэдди, снова подхватывая Джека на руки и прижимая его к сердцу.
— Я тут подумываю сделать себе еще одну татуировку — феникса, восстающего из пепла, — заявила Спутник, связывая руки психотерапевту поясом от платья. Двина металась и вертелась как уж на сковородке.
— Боже всемилостивый! Девочка, да на твоих руках это скорее будет выглядеть как волнистый попугайчик над бунзеновской горелкой! Давай-ка шевелись!
Устроившись на заднем сиденье ярко-желтого «фольксвагена», Мэдди не могла налюбоваться на Джека. Она вдыхала его тихий выдох с запахом корицы и прижимала к себе. Когда Мамаша Джой попыталась завести мотор, эйфористическая улыбка Мэдди угасла. По улице навстречу им двигалась голубая «астра» с антенной посередине крыши: несомненный признак полицейской «штатской» машины. За рулем сидел сержант Слайн.
— Ладно-ладно. Не будем паниковать, — предупредила Спутник.
— Господи Иисусе! — заполошилась Мэдди. Очень сложно не делать того, что у тебя хорошо получается. — Надо его протаранить!
— Боже всемилостивый! И испортить мои замечательные белые колеса?
Спутник метнулась в сторону и завладела рулем. Желтый «жук» бросился вправо и вытолкнул полицейскую машину с дороги, отправляя ее прямо на красный почтовый ящик. На лице Спутника появилась нахальная улыбка. Слайн медленно выбрался из своей машины, и оказалось, что его жесткие волосы на затылке стояли на манер прически ирокеза. Мамаша Джой царственным жестом велела ему отойти в сторону и всем весом своей слоновьей ноги вдавила педаль газа в хлипкий пол. Слайн решил вести преследование. Его машина с одной горящей фарой развернулась в серой мороси и понеслась вперед, освещая дорогу циклопическим пучком света.
Когда машина завернула за угол, ее пришлось остановить по требованию Спутника, которая громогласно заявляла о том, что «эти слабоумные сучки и так уже ей надоели» и напоминала, чтобы, навещая ее, они не забывали приносить «наркоты». Она катапультировалась наружу и выкатилась на дорогу перед полицейской машиной. Последнее воспоминание Мэдди о Спутнике было связано с ее ликующим воплем, когда машина Слайн а, дымя покрышками и скрежеща металлом, ушла в вынужденный занос.
Когда Мэдди оглянулась, то за спиной Спутника увидела, как к террасе дома Двины спокойно подъехал «сааб». Почувствовав противный холодок в желудке, она поняла, что в той машине были приемные родители Джека. Ее маленький мальчик вскинул пухлые ручонки и обнял ее за шею с нежностью Рэта Баттлера. Его пальцы сцепились с ее пальцами так, что Мэдди никак не могла их распутать. Ее сердце парило в груди. Она улыбалась так широко, что на ее зубах вполне можно было разместить банан. В горизонтальном положении.
Место встречи, адрес которого Мамаше Джой дала Джиллиан, оказалось частной клиникой в классической форме полумесяца, врастающей в лес святого Джонса.
— Не плюй против ветра, — напутствовала Мамаша Джой на прощанье, заключив Мэдди и Джека в удушающие объятия.
Мэдди искренне любила свою подругу, но вид удаляющейся по направлению к ближайшему крупному магазину фигуры не вызвал у нее особенной грусти. Девиз стиля вождения Мамаши Джой можно было бы вкратце передать такими словами: «Так много пешеходов… и так мало времени».
Мгновение спустя на улице появилась Джиллиан, едва заметная между двумя необъятными и тяжелыми чемоданами, тремя растениями в горшках, шестью картонными коробками и аквариумом.
— Подумай о Тельме. Подумай о Луизе, — ворчала Мэдди, помогая затолкать вещи Джиллиан в и без того горбатого «жука». — Мы в бегах, если ты об этом забыла. И что это за место такое?
— Ну, положим, в подвале, глядя на экраны с мягким порно, мастурбирует постоянно пополняющаяся группа мужчин. Для некоторых идиотов зачитываются отрывки из Мелвина Брэгга. Наверху у женщин под наркозом берут яйцеклетки.
— Да что с вами, люди? Вы разучились говорить по-английски? — Мэдди сняла Джека с бедра и осторожно водрузила его на водительское сиденье.
— Я увидела в крупной уважаемой газете объявление. Ну хорошо, это была «Телеграф». Там было сказано: «Требуются донорские яйцеклетки». Судя по всему, они пополняют национальные банки. Реклама была напечатана в разделе «Брокеры по яйцам» вместе со стоимостью услуг донора в четыре тысячи фунтов. Я не могла проигнорировать это предложение.
Мэдди качнулась назад на прямых ногах.
— Ты продала свои яйцеклетки?
— Зачатие в пробирке гораздо менее мучительно, дорогая.
— Почему?
Джиллиан немного побледнела, но сумела сдержать эмоции.
— Моя дорогая Мэдлин, ты сейчас смотришь на ходячее отклонение от нормы. Выращенная для безбедной, даже роскошной жизни, я получила от отца единственное наследство: предрасположенность к геморроям. Воспитанная, чтобы стать женой богатого человека, я не обладаю особенной красотой. В результате эпидермического саботажа, который ты милостиво называешь «характерными чертами», я могу получить сладкого папочку только за деньги. После крушения Ллойда мои шансы выйти замуж становятся, скажем так, минимальными. А что касается рождения ребенка… — Она вздохнула, постепенно возвращая себе знаменитую напускную браваду. — Знаешь, чем больше мужчин, тем больше причин не спать с ними. — Джиллиан улыбнулась. — Вот я и подумала: зачем класть все свои яйца в одну корзину? Или доверять их одному-единственному недоумку, если бы я скатилась до такой глупости. А так по миру разбегутся тысячи маленьких Джиллиан. Правда, роскошно?
У Мэдди не закрывался рот. Одной Джиллиан оказалось почти достаточно для того, чтобы вывести вселенную из равновесия. Нет, она действительно считала, что весь мир вращался вокруг нее.
— Так что я смогу нарожать детей и заработать денег. — И она протянула Мэдди толстую пачку банкнот. — Аванс, дорогая. Остальное позже, когда я закончу трехмесячную программу.
— Ты сделала это ради меня? — залилась краской Мэдди. Последнее время ей с трудом давались разговоры.
— Не совсем, — солгала Джиллиан. — Мной движет еще странное желание не сковывать себя семейными узами. Представь себе дом, например, в котором нет спортивного канала. Так, — она подвинула Джека, скользнула за руль и стала водить темно-красным ногтем по карте, — по-моему, навигационную систему, в которой один дюйм обозначает сто километров, мог создать только представитель мужского пола.
Мэдди с восхищением подумала, что Джиллиан была одной из тех женщин, что могли бы танцевать на вечере в честь битвы за Ватерлоо.
— Куда мы едем? — потребовала объяснений Мэдди, когда Джиллиан свернула на дорогу М3. — Это же автострада. Та, что колеблется в своем решении, не просто потеряется, а окажется в десяти милях от следующего поворота!
Нервы Мэдди были не просто на пределе. Они стали напоминать прическу ямайцев, последователей растафари.
— Доверься мне, дорогая! — посоветовала Джиллиан, выставив локоть в окно.
Почему-то такой ответ не показался Мэдди ни исчерпывающим, ни утешительным.
Пока они пробирались на юг, Мэдди пребывала в постоянном ожидании встречи с полицией. Она пристально смотрела вперед, стараясь заранее обнаружить дорожные посты, и посматривала на свинцовые небеса в поисках вертолетов. Джиллиан больше волновал вопрос, не выплескала ли она воду из аквариума, зажатого между ее ногами. Ехать быстро она тоже отказывалась, чтобы не опрокинуть растения в горшках, которые стояли на заднем сиденье.
— Джиллиан, мы в бегах. Мы должны бежать, двигаться быстро!
— Я вырастила этот рододендрон из семечка, — протестовала Джиллиан. — Его утрата будет невосполнимой, дорогая.
Мэдди нерешительно осмотрела барахло, забившее машину до самой крыши.
— Ну конечно. Как и стеклянная колба со снежным штормом на фоне Кувейта и бумажные выкройки веселых колпаков для вечеринки с Винни-Пухом и Пятачком?
Пока Мэдди нервничала из-за того, как им удастся выбраться из страны без документов, Джиллиан тоже призналась, что ее мучает вопрос, выключила ли она отопление.
— Предупредила ли я молочника и проверяющего показания счетчика? — бормотала она.
— Джиллиан, повторяй за мной: «Моя велюровая жизнь осталась в прошлом». Смотри на дорогу и не отвлекайся, договорились?
Техника вождения Джиллиан в основном сводилась к постоянному поправлению зеркала заднего вида так, чтобы видны были ее губы. Когда Мэдди в панике предложила ей остановиться и спокойно нанести косметику, чтобы наконец добиться эффекта неоимпрессионизма, Джиллиан отказалась.
— Мы будем останавливаться только для жизненно необходимых вещей.
— А, ты имеешь в виду солярий и использование приспособления для завивания ресниц? А как насчет питания? — спросила Мэдди, глядя в окно на то, как стремительно уменьшается количество асфальтированных артерий, ведущих обратно в Лондон. — Это жизненно необходимый процесс, даже для такого сухарика, как ты.
— Нас могут узнать.
— А что ты тогда предлагаешь нам делать, черт возьми? Поймать какого-нибудь зверя и съесть его?
— В общем, да, дорогая. Почему бы нет?
— Да? И чем, по-твоему, мы должны его ловить? Молнией от твоих джинсов? Давай хотя бы остановимся на чашку кофе! — умоляла Мэдди спустя еще один час путешествия.
— Это слишком опасно, — не сдавалась Джиллиан. — Там может быть полиция.
— В чем они могут тебя обвинить? В вождении машины под действием кофеина?
— Я взяла с собой чай, — защищаясь, сказала Джиллиан, жестом указывая куда-то за свое плечо. — Он должен быть где-то там.
— Ну конечно! Английский пенициллин.
— Ну хорошо. Может быть, мы остановимся и разведем костер.
— Как?
— Ты же австралийка. Ты должна знать, как делать подобные вещи. У тебя же должна быть изобретательность островитянина. Например, потри друг о друга две палочки.
— Хорошо, — согласилась Мэдди. — Если только одна из них будет спичкой. Джил, ну куда мы едем? — заныла Мэдди еще спустя два часа.
— Тебе обязательно задавать такие сложные вопросы, когда мы на скорости едем по автостраде? Скоро ты обо всем узнаешь, дорогая, — таинственно заявила она.
У Мэдди появилось неприятное чувство. Слепое бегство, управляемое Джиллиан Касселс, внушало столько же доверия, сколько, предположим, перинеотомия в исполнении Хелен Келлер.
Джиллиан потребовалось сделать три круга по покрытой туманом стоянке для машин и десять заходов, от которых волосы на голове участников процесса поднимались дыбом, чтобы наконец поставить горбатую ядовито-желтую машинку на стоянку для инвалидов.
— Почему они не размечают специальные места для парковки нормальных граждан? — спросила она, выключая мотор. — Вот что действительно интересно.
Мэдди выглянула из окна на странное маленькое созвездие. Оно двигалось. Ее подозрение о том, что в контуре этих светящихся точек угадываются очертания лодки, подтвердилось треском и постукиванием алюминиевых мачт, подрагивающих на ветру.
— Джиллиан, где мы?
— В Пуле, — таинственно ответила она.
Над головами тоскливо кричали чайки. Мэдди прекрасно понимала, что они чувствовали.
— Ээ… а что мы тут делаем?
— Ты отправляешься в небольшое путешествие, — заявила Джиллиан. — Это прекрасное судно. Сорокачетырехметровый «Бенетти». Принадлежит магнату средств массовой информации. Очень влиятельный человек. Капитан перегоняет его на Карибское море. Отправление сегодня вечером. Вы с Джеком плывете вместе с ним. — Джиллиан быстро шла к причалу.
Брови Мэдди чуть не вылетели за пределы лба. Казалось, это была единственная живая часть ее лица.
— Э, Джил, не знаю, в курсе ли ты, но… — Мэдди торопливо застегнула молнию на зимнем комбинезоне Джека и бросилась ее догонять. — Но Атлантический океан известен отсутствием более или менее крупных участков суши, на которые можно было бы высадиться в случае приступа морской болезни.
— Это единственный способ избежать таможни. Сделай вид, что ребенок родился в открытом море или что-нибудь в этом роде, и подай документы на получение нового паспорта где-нибудь на Гренадских островах. Или просто купи его у какого-нибудь продажного чиновника в Антигуа.
— Джил, — задыхалась Мэдди, с трудом догнав подругу. — Помнишь, ты как-то думала, что слишком стара для джинсов? Знаешь что? Ты действительно слишком для них стара. То, что ты предлагаешь, — старческий бред.
— Скип говорит, что оттуда ты сможешь сесть на любую «переправу», так, кажется, ее называют аборигены, и отправиться домой.
— Какой Скип?
— Он один из моих бывших. Кстати, самый любимый. Мой швейцарский солдат. Ловок и умел во всем, дорогая. Может чинить проводку, менять колеса на машине, открывать бутылки своими зубами и много чего другого!
Мэдди смотрела на подругу, откровенно разинув рот.
— Ты передаешь меня в руки своего любовника на одну ночь? О, это очень утешает!
— Он многому меня научил, кстати. И многое показал в этой жизни.
— Что, например? Свою коллекцию оружия?
— Австралийские мужчины не так уж и противны, как ты утверждаешь. — Джиллиан подошла к корме длинного темного судна, высоко стоящего на чернильно-черной воде. Оно было ровное и гладкое, похожее на акулу, чем отличалось от остальных суденышек. — Помнится, тогда мне очень хотелось родить маленькую девочку, — произнесла Джиллиан, легко ступив на мостки. — И мне на глаза попалась статья о том, что моряки с судов дальнего плавания чаще становятся отцами девочек, а не мальчиков.
— Держу пари, что он оказался холостым выстрелом! — негодовала Мэдди. — Ребятки вроде него считают, что Камасутра — это такая индийская еда.
— Декомпрессионные камеры, ну, знаешь, такие камеры, которые используют для подводников после всплытия…
— Да знаю я, что это такое! — Мэдди раздраженно передала Джека на руки Джиллиан, стоявшей на палубе.
— Так вот, они значительно понижают уровень тестостерона у мужчин. Исследования, проведенные в Австралии среди пловцов, ныряющих за морским ушком, и аквалангистов в Швеции, показали, что у этих людей рождаются мальчики реже, чем у всех остальных.
— И что, это был его вариант предварительных ласк? Он что, кончал на бутерброд своей партнерши просто ради смеха? — глумилась Мэдди. План Джиллиан казался ей рекордным по абсурдности. — Он из тех, кто любил подсыпать слабительное в коктейль жениху? Тебе нужен был переводчик, чтобы разобрать его хрюканье?
— Это точно про меня, — раздался медлительный голос сверху. — Абсолютно нечленораздельная речь. Общаюсь посредством вибрации своих яичек.
Перед глазами Мэдди появилась пара мускулистых, сухих ног. Она посмотрела вверх и увидела обветренное лицо мужчины лет сорока, которому необычайно шла его сдвинутая чуть набок кепка яхтсмена. Такая же загорелая рука протянулась вниз, чтобы рывком помочь ей подняться.
— Это он? — спросила Мэдди.
— Эх, если бы я знал, что так заживусь, то стал бы пользоваться увлажняющим кремом, — ответил он и предложил Мэдди свою визитку. Там было написано: «Скип, специалист».
— В чем? — спросила Мэдди, стараясь скрыть свое смущение. — В подслушивании?
— Ну, например, в парковке автомобиля, — смеясь, сказал он.
— За рулем была не я, а она, — среагировала Мэдди, занервничав. — А тебе-то что?
— Проходите, — пригласил он, провожая их на камбуз, где сам уселся на обитую кожей скамейку и жестом предложил женщинам последовать его примеру.
— Я все выяснил насчет таможни. Мы отплываем через час. Ребята, Бристоу, кудесник камбуза, изготовитель имбирного пива и инженер по совместительству, и два матроса, представители низшей формы морской жизни, конечно, особой радости по этому поводу не проявляют. Понимаете, женщина на борту — плохая примета. Сексуальная рулетка. Мы проводим около трех месяцев на суше, а остальное время года — в море. Скажем так, Блоуку приходится очки надевать на яйца, понятно? Поверьте мне, со вторым ударом склянок по приходу в порт вы услышите грохот закрывшейся за ними двери. Переспишь с одним из них — остальные начнут нервничать. Но поскольку я тут смотритель, — женщины озадаченно переглянулись, — ну, навигатор. — Они по-прежнему его не понимали. — Ну, капитан, — наконец расшифровал он. — Беда с вами. В общем, тут есть свои правила. Никаких уловок. Все по койкам к десяти ноль-ноль. И никаких красных торпед. Тампонов в туалете, — милостиво перевел он.
— А какой тебе в этом интерес? — с подозрением спросила Мэдди, запомнив слова про яйца в очках. — Сексуальный бартер?
Капитан подмигнул ей.
— С тебя бутылка виски в конце путешествия.
— Не знаю даже, зачем мы об этом говорим. Я уже сказала тебе, Джиллиан, ты спятила. Это явные признаки старческого маразма. Ни за что в жизни я не поеду морем. Ясно?
— Дорогая, если у меня поседел волос на лобке, я могу его выдернуть. А если ты дура, то это навсегда.
— У меня ребенок! Детей нельзя брать в открытое море. Может, этот факт как-то ускользнул от твоего внимания, Джиллиан, но моряки и дети практически не имеют ничего общего.
Джек поднял вверх свою бутылочку, как тромбонист-триумфатор. Потом отбросил ее в сторону, славно рыгнул и бесцеремонно погрузился в сон.
Капитан усмехнулся.
— Вот это парень!
Мэдди попыталась сменить тему для разговора.
— Но я не хочу уезжать из Англии. Я люблю Англию.
Капитан в недоумении наморщил лоб.
— Что-что?
— Правда! Красивые здания, зеленые площади, Диккенс и Доктор Джонсон, странные малюсенькие магазинчики, где продают зонтики, маленькие декорированные театры и…
— Именно из-за Англии Господь придумал парниковый эффект, — философствовал Скип. — Чтобы утопить без потопа.
— Устать от Лондона, — не могла остановиться Мэдди, — значит, устать от…
— Автомобильных пробок, собачьего дерьма, обрызганных из лужи брюк, развязки на Хаммерсмит и снобистского образа жизни, в котором детям нет места, — высказалась Джиллиан. — Благодаря «Люфтваффе» Лондон, о котором вы, жители колоний, бредите, творение архитектурных гениев Рена и Нэша, превратился в безвкусную мешанину кирпичных многоэтажек, населенных яркими персонажами документальных фильмов о вреде курения. — Она передернула плечами.
— Ладно, — уступила Мэдди, — но Гитлер не сделал ничего англичанам. Это твой черный юмор, да еще в качестве протеста.
— Ну надо же, как мало у англичан joie de vivre[5], — блеснул интеллектом их галантный хозяин. — В английском языке для этого явления даже нет слова.
— А тебя кто спрашивал? — набросилась на него Мэдди. — Я не знала, что твои яйца могут вибрировать по-французски! Боже!
— А по-моему, у тебя нет выбора. — Капитан сцепил свои загорелые руки за головой и откинулся назад на импровизированную подушку. — Либо кучка вероломных австралийцев, иммигрировавших в Англию, либо…
— Либо такая дубина, как ты, — язвительно договорила Мэдди.
Вероломных? Похоже, это были самые начитанные яйца, с которыми ей приходилось встречаться.
— В общем, решай. — Скип встал на ноги. — Мы скоро отдаем швартовые.
Мэдди тоже встала и даже поднялась на палубу. На верхней ступени, когда холодный воздух коснулся Джека, его тельце напряглось и он заплакал. Этот звук брал за душу, как гитарное соло Сида Вишеса.
— Видишь? Ты можешь представить себе, что так будет несколько недель? — оправдывалась Мэдди, адресуя речи куда-то назад.
Скип пожал плечами:
— Ты бы тоже плакала, если бы доходила ростом взрослым до пуза, должна была днями напролет заглядывать им в ноздри, не могла овладеть их наречием и была полностью финансово зависима от матери-идиотки, которая не понимает, что ей в кои-то веки в жизни выпал шанс.
Джиллиан схватилась за штанину джинсов Мэдди.
— Могу предложить тебе последний аргумент, — просто сказала она. — Представь себе Джека и Эдвину Хелпс в одежде одинаковых цветов а-ля «мать и дитя».
Мысли Мэдди прояснились в одно мгновение. Прошло всего лишь три недели с памятных событий. В Карибском море она действительно могла пересесть на любой другой корабль и поплыть на юг, к Галапагосским островам, на Таити, потом домой через Самоа, Фиджи и Новую Гвинею. Неплохо было бы расширить врагам сферу поиска. Роды, крушение надежд и нервный срыв не оставили ей сил сопротивляться течению событий. Она вернулась на камбуз.
— А ты? — Мэдди схватила Джиллиан за руку. — Ты поедешь с нами?
Джиллиан съежилась и освободилась от ее руки.
— Туда, обратно, и так всю ночь.
— Что? — переспросила Мэдди.
— Море. Перетекает туда и обратно, и с ним больше ничего не происходит, дорогая. Когда я встретилась со Скипом, мы прогулялись до клифа. Помнишь, милый? В конце концов мы достигли дурацкой договоренности. Ничего не получилось. Туда и обратно, туда и обратно. Ох!
— Но, Джил, Австралия — это… — Мэдди изо всех сил старалась избежать клише в таком щекотливом вопросе, но у нее не оставалось выбора. — В общем, очень молодая страна. Ты можешь там начать жизнь сначала.
— Ни к чему, дорогая. Недавно я обнаружила секрет вечной молодости.
— Какой? Маски из спермы?
— Никому не говорить, сколько тебе лет на самом деле.
Мэдди оставила Джека сосать палец своей ноги на койке, что Джиллиан считала вполне ожидаемым проявлением, поскольку он обладал тем же набором генов, что и Мэдди, и они вдвоем вернулись к переполненной машине Джиллиан.
— Не забывай заниматься с ним с карточками, — взволнованно тараторила она, едва поспевая за Мэдди. — И смотри, не проткни ему барабанные перепонки ватными палочками.
— Прекрати! В том, что касается материнства, я уже отсекла свои прошлые комплексы. Ясно? — С изумлением она стала собирать закупленные Джиллиан жизненно важные вещи для путешествия: бутылочки, подгузники, погремушки, сухарики, сухое молоко в количестве, достаточном, чтобы затопить боевое судно… Правда, Мэдди предпочла поскорее избавиться от этого сравнения.
— Да? Ну, ты не очень торопись с радикальным отсечением. Тебе предстоит рискованное путешествие, — еще больше забеспокоилась Джиллиан. — Накручивай себя постепенно, по одному неврозу. Договорились, дорогая?
Они стояли лицом друг к другу возле «Баретти». Между старыми подругами повисло неловкое молчание.
— Слушай, это я просто так сказала. Насчет джинсов.
— А я не считаю тебя дурой или плохой матерью.
— Ну да, в том смысле, что Маугли тоже выжил?
— Именно, дорогая. Азария, воспитанница динго, тоже сейчас где-нибудь бродит.
Этот поцелуй был больше похож на столкновение.
— Ты уверена? — спросила Мэдди, стоя одной ногой на сходнях.
— Дорогая, — Джиллиан похлопала себя по животу. — У меня тут целая ферма! — Несмотря на активное размахивание руками, Джиллиан поторопилась закрыть глаза стильными солнцезащитными очками. Правда, этот аксессуар не очень подходил для середины английской зимы и температуры минус десять градусов.
Мэдди поднялась на борт судна. Она не оглядывалась. Идя по палубе, она очень напоминала утку.
На случай внезапного приступа профессионального рвения у офицера таможни до выхода из порта капитан спрятал Мэдди и Джека в моторном отделении. Там пахло солью, рыбой и дизельным топливом, которое пульсировало в двигателе, как кровь в виске. Убаюканный ритмичным постукиванием мотора, Джек спокойно сосал грудь. Мэдди свернулась вокруг него, как кошка-мать. Так они и спали, вымазанные молоком, пока не пришел Скип с известием о том, что все позади.
Они молча сидели на капитанском мостике, наблюдая за огоньками прощающейся с ними Англии. Скип вытащил ломоть хлеба, намазал его маслом и клубничным джемом, обмакнул хрустящую корку в дымящийся горячий чай и протянул Мэдди. Она с острым приступом голода поняла, что ничего не ела последние двадцать четыре часа, и с удовольствием впилась зубами в предложенное угощение. Импровизируя, Скип налил немного виски в фиолетовый колпачок от бутылочки Джека.
— Ах! — воскликнул он, сделав глоток. — Будто ангелы пописали на гланды! Давай! — сказал он Мэдди, протягивая ей пластиковый «стаканчик». — На Карибском море можно устроиться на работу, — предложил он. — Или сесть на судно, идущее на юг. У меня приятель ходит по Микронезии.
— Может, я сначала немного поработаю. — У нее перехватило дыхание, когда она заметила, как на милом детском личике отразилось плутоватое, бессовестное выражение лица Алекса.
— Так ты у нас карьеристка и не приемлешь семейных ценностей, да?
Мэдди снова посмотрела на Джека, но от того выражения не осталось и следа.
— Да уж. Разбрасываюсь мужьями направо и налево.
Скип пожал плечами.
— Дети неплохо растут и в неполных семьях. Правда, если ты скучаешь по этому мерзавцу…
— Скучаю по нему?! — взвилась Мэдди. — Меня мучает по нему такая же ностальгия, как по швам в моей промежности. Я влюбилась в человека с высоким уровнем интеллектуального развития и полным отсутствием мозгов, — неожиданно для себя сказала она.
Скип повозился с какими-то инструментами и схемами и потом предложил ей еще виски.
— Джиллиан не особенно много рассказывала мне о тебе, да и я не совал носа в чужие дела. Но судя по тому, что тебе пришлось пережить, — ты очень мужественный человек.
Мэдди казалось, что она может стечь на пол от усталости. Она откинулась назад вместе со спящим у нее на руках Джеком. Кожаная подушка под ней вздохнула.
— Не очень.
— Не представляю себе, как я бы со всем этим справился. Я тут собирался проколоть ухо, да сбежал.
— Почему?
— Так больно же! Я к стоматологу-то не ходил уже двадцать лет!
— Фу. Напомни мне, чтобы я не целовалась с тобой.
— Ладно, но если ты передумаешь, проверь мой левый моляр. Договорились?
Мэдди ласково улыбнулась. Четыре пряди волос на голове Джека были зачесаны в манере любителей старины, и он строил ей смешные рожицы. Так смотрел его отец, когда на Мэдди было слишком много губной помады. Только Джек был вне всякой конкуренции. Предметом единственной страсти, которая теперь владела сердцем Мэдди, был Джек. Она с восхищением коснулась его маленького ангельского личика. Она снова и снова целовала его теплую головку, а он что-то лопотал ей в ответ. Она не знала, что именно он говорил, но эта речь была определенно построена на одних восклицаниях, перемежающихся со звоном серебристого смеха. Мэдди почувствовала, как в нее вливается живительная, неизмеримая радость. Она поняла, что эта любовная связь станет лучшим романом ее жизни. На всю ее жизнь. Без всяких условий… Правда, потом спохватилась она, некоторые условия все же будут: никаких стерильных детских стишков, ясель и никогда больше какашки не будут использоваться в качестве декоративного материала!
Паруса проходящих мимо яхт надувались ветром. Вода ластилась к бортам их судна как кошка. «Вторая часть приключения преступницы», — подумала Мэдди. Как ее предки за двести лет до нее, она позорно спасалась водным бегством со своей Родины. Англия манила, как любовное письмо, написанное такими авторами, как Джейн Остин и Вита Саквил-Уэст, Джон Донн и Александр Дрейк. А Джек был драгоценным постскриптумом. Он стал для нее Родиной. Плохо было лишь то, что она верила в освященный, стерилизованный миф об Идеальной Матери. Она с трудом забралась, даже запрыгнула на этот пьедестал, но там оказалось, что настоящая жизнь проходит мимо, постепенно растворяясь в прошлом, оставляя ее в одиночестве, беззащитной перед взорами, ветрами и птичьим пометом. Так всегда бывает с теми, кто на пьедесталах.
Англия стонала под тяжелыми статуями заплесневевших адмиралов и давно забытых премьер-министров. Единственный памятник, который Мэдди хотела бы видеть, мог бы называться так: Мемориал Неизвестному Солдату, Матери Пятерых Детей. Или там могло быть такое посвящение: Сумевшей вырастить ребенка и сделать карьеру.
Церковные служители и министры снова и снова затевали бессмысленные обсуждения Традиционных Семейных Ценностей. Мэдди ни разу не встречала ни одну из них в жизни. Их не было в нищих кварталах и среди стэнфордских мамаш. Их не было в жизнях выпускниц пансиона благородных девиц и зависящих от гувернанток представителей среднего класса. Правда заключалась в том, что «традиционные семьи» были всего лишь психологической игрой, в которую время от времени играли политики и гуру от педагогики, но никогда не воспринимали ее всерьез. «Черт возьми, — пронеслось в голове у Мэдди. — Это же почти мудрость!»
Мудрость. Ха! Она отпила свой виски. Мудрость — это бикини, которым судьба прикрыла вашу наготу, когда вы после родов покрылись растяжками, целлюлитом и обзавелись лишним жирком на бедрах.
Над горизонтом висела двурогая луна. Садилось солнце. Отблески света пронизывали мрачные облака и падали на палубу. Брызги от движения их судна рассеивались в воздухе, превращая его в радужные сгустки света.
Там, на одно мгновение, пока она смотрела на светящуюся воду, ей показалось, что счастье существует. Она поцеловала полуприкрытые веки Джека, который боролся со сном. Во всяком случае, сейчас у нее хватало мудрости воспринимать концовку истории в формулировке «и они жили долго и счастливо» не с точки зрения вечности, а в простой повседневной жизни.