Бесконечная дорога

Глава 3. Инрис

Айви не нравилось то, что Соллу Аншаху предстояло отправиться с ними. Она понятия не имела, что на уме у этого мага, его взгляд казался пустым и равнодушным ко всему. О чем Антара вообще думала, связывая его с Анэко?! Хотя Анэко, вроде бы, не возражала; это было совсем на нее не похоже, и Айви окончательно запуталась. Она решила вообще не вмешиваться, предоставив этим двоим разбираться самим, без нее и Антары.

Пока же Солл держался в стороне от остальной группы, склонившейся над картами этих земель.

— Из-за Байры придется вернуться в пустыню, но это как раз не проблема, — указал Каридан. — Проблема, скорее, в том, что мы будем делать дальше. Снова направимся в форт?

— Не нужно, — покачала головой Эсме. — Капитан Ван Кирк — хороший человек, но он верен королю. Думаю, к моменту нашего возвращения он получит официальный приказ уничтожить беглецов с Ариоры, ему придется напасть на нас.

— Ну и что? — фыркнул Итерниал. — Ему же хуже!

— Я знаю — и не хочу, чтобы ему было хуже.

— Нам не придется возвращаться в форт Мигос, — вмешалась Айви. — Антара не хочет этого.

Ей до сих пор непривычно было говорить о том, чего хочет Антара — как будто ее собственного мнения вообще не существует! Хотя сейчас это было не так тяжело, как обычно, потому что Айви было все равно, куда идти, лишь бы Каридан оставался рядом с ней.

Она больше не слышала голос Антары в своей голове, она просто разделяла ее память и мысли. Она точно знала, чего хочет Антара, а та смотрела на мир глазами Айви.

— А какой выбор у нас тогда остается? — удивился Итерниал. — Снова вернуться в Синх-Атэ? Та еще помойка, да еще и предсказуемо вести себя будем, так нас легче отследить.

— Я бы тоже не хотела возвращаться в Синх-Атэ, — тихо добавила Марана.

Айви подошла ближе к карте и постучала пальцем по точке, расположенной с другой стороны пустыни.

— Нам и не нужно в Синх-Атэ, нам нужно сюда.

— А что это? — удивилась Эсме. — Город?

— Не совсем, — ответил вместо Айви Итерниал. — Я слышал об этом месте, хотя сам там никогда не был. Это Йергариан, покинутый город богов.

Айви почувствовала приятное тепло в груди, словно Антара пыталась сказать ей: да, именно туда им и нужно идти.

— Звучит жутко, — поежилась Анэко. — Если это покинутый город, нужно ли нам туда соваться?

— Все не так страшно, как ты уже успела вообразить, — фыркнул Итерниал. — Потрудись посмотреть на карту, и ты увидишь, что Йергариан находится в неприятном соседстве: тут и пустыня, насылающая жар, и безжизненные горы, взявшие его в кольцо, а до ближайших плодородных полей не меньше дня пути. В таком городе не приживутся крестьяне, да и ремесленникам там пришлось бы тяжело, у них не было бы сырья для работы. Йергариан появился и расцвел по одной причине: там были собраны храмы сразу нескольких божеств. Таково было решение короля, правившего в те времена. Если мне не изменяет память, это было вскоре после выжигания земли возле Синх-Атэ. Король пытался вернуть людей в эти земли, и какое-то время у него это получалось, потому что он сам ездил в Йергариан, воспевать славу богам. Но город начал угасать еще в годы правления отца нынешнего короля. Во-первых, крестьяне нынче верят не в великих единых богов, а в мелких, помогающих им получить побольше пшена и делающих коз тучнее. Во-вторых, новые короли перестали ездить в Йергариан. А если правители не подают пример, подданные очень быстро теряют интерес к повторению. Какая-то жизнь теплится в Йергариане до сих пор, все храмы открыты, в некоторых даже постоянно живут служители. Но, конечно, это не та слава, что была раньше.

— А зачем нам туда?

— Потому что это самый близкий город к пустыне, — пояснила Айви. — Смотрите… если мы ступим в пустыню со стороны форта, то вот здесь будет подземный храм Байры, а от него мы можем напрямую добраться до Йергариана. В пустыне нас не найдут, да и искать не будут, так что до возвращения на большие дороги можно будет не беспокоиться. А это важно — о смерти Балериано Аншаха скоро узнают, они начнут готовиться к нашему приходу.

— Пускай готовятся, — отмахнулся Итерниал. — От страха совершаются самые большие глупости. Йергариан действительно выгоден нам, оттуда легко попасть сразу в несколько городов, где живут нужные нам маги.

— Но для этого все равно придется много дней идти через пустыню, — напомнила Анэко.

— И что?

— Не все из нас бессмертны!

— Вот и узнаем, кто слабее других, — заметил Итерниал.

— Это может быть неразумно, — возразила Айви. — Путешествие через пустыню утомит всех нас. Что если люди короля смогут просчитать наши действия и устроят ловушку в Йергариане?

— Антара этого боится? — удивился Итерниал.

— Антара ничего не боится, но она допускает, что это возможно. Раз уж мы пойдем через пустыню, нужно хотя бы относиться к этому серьезно! Много дней под палящим солнцем без отдыха — опасное испытание даже для нас.

— Вообще-то, мы можем получить отдых, — напомнила о себе Эсме. — Через эту пустыню ходят караваны человеческих торговцев, а они послабее нас будут. Мне стало любопытно, как у них это получается, и я спросила об этом капитана Ван Кирка. Он сказал, что в центре пустыни есть удивительное место, может, волшебное — сад и холодная вода! Это совсем небольшое поселение, но путники могут там найти кров, еду и покой. Оно называется Приют Солнца.

Эсме обвела пальцем небольшой участок пустыни на карте. Никакого поселения там не было, но и карта им попалась не лучшая. Капитан не стал бы обманывать Эсме — Айви видела, как он относится к ней. Он ведь ее ребенком помнит!

— Капитан Ван Кирк сказал, что один раз его воины тоже воспользовались Приютом Солнца, когда заблудились в пустыне, — продолжила Эсме. — За это нужно заплатить хозяйке Приюта, но не слишком много. Он сказал, что ничего страшного там нет.

— Там могут быть шпионы короля, — отметил Каридан. — Которые наверняка знают, кто мы. Я бы обошел этот Приют Солнца стороной.

— Но если обходить его стороной, мы выдохнемся! — заявила Анэко.

— Давайте не будем загадывать так далеко наперед, — поспешила успокоить их Айви. — Мы не знаем, как пройдет встреча с Байрой и весь наш путь. Приют Солнца находится в самом сердце пустыне, до него все равно нужно добираться не один день. Думаю, к тому моменту мы будем знать, нужен ли он нам. Если нужен — отдохнем, если нет — обойдем стороной. Главное для нас — это добраться до Йергариана живыми и невредимыми.

Инрис всегда знал, что ведьмы — зло. Они могли обмануть Эсме и всех остальных, но только не его. Поэтому когда одна из высших ведьм дворца явилась в его дом, он был совсем не рад этому.

А вот его родители словно ничего и не понимали! Они сочли эту демоницу самым желанным гостем, почему-то решили, что она даст им работу, для жителей деревни это было великим счастьем. Раиле не обращала на них внимания. Она, гордая, величественная, чуждая в этой убогой хижине, смотрела только на него.

— Ты похож на щенка, которого волк загнал в угол, — сказала она.

— Вы знаете про меня и Эсме.

Он понял это сразу, когда она пришла, другой причины не могло быть, что бы там ни придумали его родители. Инрис не видел смысла притворяться, что все не так. Он сейчас думал лишь об одном: неужели Эсме тоже наказали?

— Сообразительный малыш, — кивнула Раиле. — Да, я все знаю, некоторое время я даже наблюдала за вами. Похоже, ты стал ей дорог.

— Кто такая Эсме? — удивилась его мать.

— Это не важно, любезная, продолжайте подготовку, — отмахнулась Раиле. И мать, конечно же, подчинилась ей, ведьмам все подчинялись. — Я долго думала, как поступить с этой вашей связью, Инрис. Она дарит Эсме радость, но, похоже, вредит ее будущему, создавая искаженную картину мира.

— О чем вы? Какая искаженная картина?

— Из-за тебя она считает, что в этом мире нет границ. Мужчина может общаться с женщиной, крестьянин — с магом, и все будут делать вид, что они равные. Это неправильно, мальчик мой. Эсме бесконечно ценна для нас, а ты — всего лишь пыль под ее ногами.

Его родители слышали разговор и уже обеспокоенно переглядывались. Они понятия не имели, о чем идет речь, но чувствовали, что ведьма недовольна. Инрис не сомневался, что после ухода Раиле отец изобьет его — просто на всякий случай. Ему было плевать, сейчас он думал только об Эсме, пытаясь понять, зачем она так нужна ведьмам. У них там десятки девочек живут, что в Эсме такого особенного?

— Я могла бы предложить тебе пообещать мне, что вы больше не встретитесь, — задумчиво произнесла Раиле. — Ты бы соврал мне, что так и будет, а потом снова попытался бы проникнуть во дворец, как крыса.

— Нет, — спокойно ответил Инрис.

— Что — нет? Нет, не попытался бы, выполнил бы мой приказ?

— Нет, не стал бы даже врать, что я откажусь от Эсме. Она нужна мне, она сама сказала, что хочет общаться со мной. Мы не принадлежим вам, и вы не можете решать, что мы должны или не должны делать!

Его мать побледнела и чуть в обморок не свалилась, отец, напротив, стал красным от гнева. Точно, порки не избежать.

— А ты смелый мальчик, — усмехнулась Раиле. — Но именно юностью и объясняется такая смелость, всегда. Ты ничего не знаешь о жизни, у тебя нет опыта, подсказывающего, что ложь — это благо, великое и необходимое. Впрочем, если тебе от этого станет легче, могу сказать, что сегодня ложь не помогла бы тебе. Я знаю только один способ разделить тебя и Эсме.

— Не трогайте ее!

— Ты плохо меня слушал? Я ведь сказала тебе, что Эсме очень ценна для нас, она не пострадает. Но ты… В тебе нет никакой ценности, Инрис. Ты просто крестьянское отродье, какого много на этой земле. Никто не заметит, что тебя не стало, и это точно не изменит ход истории.

Его родители все это время о чем-то тихо перешептывались, затем отец вышел вперед и обратился к ведьме:

— Величайшая госпожа, мы понимаем, что наш сын причинил неприятности сестрам Солнечного Света. Мы готовы уехать сегодня же и никогда больше не показываться в этих землях.

Инрис чуть не взвыл от стыда за них. Неужели они все еще считали, что во дворце живут сестры Солнечного Света? Добрейшие целительницы, которые любят весь мир? Да они, должно быть, ослепли! Раиле приползла в их дом, как ядовитая змея, и теперь угрожала им!

Но нет, в деревне лишь немногие были достаточно умны, чтобы понять, кто на самом деле живет во дворце. Да и те предпочитали держать рот на замке — кто из страха перед силой ведьм, а кто и за звонкую монету.

— Боюсь, что я не могу позволить этого, — покачала головой Раиле. — Понимаете ли, любезные, вы с вашим сыном разных пород. Так бывает, природа любит шутить. Вы — мирные овцы, столь милые нам всем, безобидные и очень нужные. Но ваш сын родился псом, который снова и снова будет возвращаться к своей истинной хозяйке. Посадите его на цепь — он сорвется. Заприте его в доме — он вырвется в окно. Увезите его в дальние земли — он найдет дорогу домой. Я не могу так рисковать, его влияние на Эсме слишком велико.

— Но мы же… — начала его мать, а закончить не успела.

Ведьма хлопнула в ладоши, и хозяева дома замертво упали на пол. Всего миг назад его родители были живыми — а вот они уже лежат на полу посеревшие, бездыханные, с печатью вечного удивления на лицах. Это произошло так быстро и неожиданно, что Инрис не мог поверить своим глазам. Он решил, что ведьма насылает на него обман, что это лишь игра его разума, и сейчас все закончится.

Но время шло, а его родители не понимались. Ведьма действительно убила их в разгар дня, посреди деревни, где ее считали целительницей, — на глазах у их сына.

Когда оцепенение прошло, Инрис бросился к ним, обнял, пытаясь привести в чувство. Что-то жгло глаза — слезы, которых он совсем не хотел, но остановить их не мог. Ему было плевать. Сердце разрывалось от боли, он задыхался, ему в жизни не было так страшно. Его пугала не собственная смерть, он боялся того, что родители погибли по его вине.

— Нет! — крикнул он, как будто это что-то могло изменить. — Вы не можете! Вся деревня узнает! Все узнают!

Ведьма все так же стояла на месте в центре комнаты и наблюдала за ним с холодным равнодушием, которое невозможно подделать.

— Все узнают, — кивнула она, — о том, что твоя семья собрала вещи и переехала в другую деревню. Куда и зачем — они не сказали, но, очевидно, решили, что там их ждет лучшая доля.

— Как?… Вы не можете! — повторил он, хотя и сам знал, как глупо это звучит. Конечно, она может. Она все может, ведьмам все дозволено. — Их тела найдут!

Вместо ответа Раиле прошептала что-то на неизвестном ему языке, провела рукой над телами его родителей — и они просто исчезли. Как будто и не было их! Не осталось ни пепла, ни праха, ни капли крови. Два человека были — а потом их не стало.

Он только теперь понял, насколько опасны ведьмы и как наивен он был, недооценивая их.

Инрис стер с лица слезы, зная, что это оставило пятна грязи на его щеках. Он вдруг понял, что сейчас умрет, но это вызвало не ужас, которого он ожидал, а раскаленную злость. Он не сможет сопротивляться, не сможет отомстить за родителей, а главное, он не сможет защитить или хотя бы предупредить Эсме! Она продолжит считать, что Раиле хорошая, это «мама», которая о ней заботится.

Получается, он всех подвел. И, к его удивлению, от мыслей о судьбе Эсме было даже больнее, чем от потери родителей.

— Что теперь? — зло спросил он. — Убьешь меня?

— Уберу, — уточнила Раиле. — Сначала хотела убить, но потом поняла, что ты причинил мне слишком много неприятностей для такой милости. Эсме уже стала диковатой из-за тебя! Да и теперь ты обратился ко мне без должного почтения.

— Я не понимаю… — растерялся Инрис. — Если ты не убьешь меня, то что же тогда?…

— Ты станешь тем, кем давно уже хотел стать.

Она протянула руку к нему, и снова зазвучал тот странный мелодичный язык, которого Инрис совсем не знал. Он подумал о том, что должен бежать; может, это и бесполезно, но все лучше, чем безропотно принять смерть! Однако он не смог даже подняться с пола.

На него навалилась странная слабость, сонливость, замедлявшая мысли, ослаблявшая чувства. Он просто повалился на пол и замер, не в силах шевельнуться. Он не понимал, что происходит, не чувствовал боли — да вообще ничего не чувствовал. Мир стал мутным, звуки доносились как будто издалека — так бывает, когда погружаешься под воду, а кто-то кричит на поверхности, но ты уже слишком глубоко, чтобы разобрать слова.

— Эсме… — прошептал он.

Она, девочка с алыми волосами и лазурными глазами, была последней ясной мыслью в его угасающем разуме.

Когда его сознание прояснилось, он обнаружил, что все еще лежит на полу в хижине своих родителей. Вот только его тело стало странным: Инрис просто знал, что оно есть, и не более. Он не мог им управлять, даже не чувствовал его, оно полностью онемело.

К нему подошла Раиле, и он с изумлением обнаружил что она стала просто огромной, намного больше, чем была раньше. Да и комната, если задуматься, изменилась… Слишком просторная для деревенской хижины, а темный деревянный потолок слишком далеко.

Куда он вообще попал? Он хотел спросить об этом — но голоса не было. Не только голоса, Инрис не чувствовал язык, рот, горло — ничего! Он попытался закричать, и это тоже ни к чему не привело.

Раиле усмехнулась и без особых усилий подняла его на руки. Зеркал в бедном доме его родителей не было, зато были металлические котлы, начищенные его матерью до блеска. К ним ведьма и поднесла Инриса, чтобы в их изогнутых боках он увидел свое искаженное отражение.

В руках Раиле держала не мальчика, начавшего превращаться в юношу — она не подняла бы его так легко, он лишь немногим уступал ей в росте. Нет, она подняла с пола деревянную игрушку, одну из тех дорогих вещиц, какие торговцы предлагают детям богатых купцов и знати. Деревянную куклу, которой можно управлять с помощью специальных веревочек, заставляющих ее ручки и ножки потешно дергаться.

Эта кукла была похожа на него. Он был этой куклой. Он превратился в игрушку! На Инриса волной накатило животное, сводящее с ума отчаяние. Он попытался закричать, но этот крик звенел только у него в голове, не вырываясь во внешний мир.

— Ты ведь хотел стать игрушкой этой девочки? — рассмеялась Раиле. — Теперь ты станешь ею. Ты погиб, продолжая повторять ее имя… какая любовь! Разве я могу разлучить два юных сердца? Нет, ты останешься с ней, теперь она будет уверена, что ты ее не бросишь. Конечно, тебе будет непросто. Ты охотничий пес, ты воин, ты должен сражаться, двигаться и побеждать. А вместо этого ты будешь валяться на ее кровати бесполезным грузом. Сколько ты выдержишь, Инрис? Сколько выдержит твой разум? Это заклинание сохранит в тебе жизнь на долгие годы, уж поверь мне. Но, боюсь, если я однажды решу снова сделать тебя человеком, ты вернешься в этот мир безумной оболочкой, живущей лишь прошлым и своими фантазиями.

Он не знал, права она или нет, не мог даже думать об этом. Он в панике бился о клетку, в которую превратилось его собственное тело. Ничего! Как бы он ни старался, он не мог сделать ни единого движения, не мог произнести ни звука.

— Но если тебе станет легче, долго ждать не придется, — добавила ведьма. — Я позволю вам с Эсме умереть в один день, это будет красивое завершение вашей истории. А ей осталось недолго, уж поверь мне. Возможно, я даже позволю тебе посмотреть, как я разрезаю нашу девочку на части, прежде чем ты сам умрешь.

Он думал, что хуже быть не может — до этого момента. Его участь была хуже смерти, но если он будет вынужден смотреть на страдания Эсме…

Нет, это слишком, он не мог сдаться. Инрис не собирался поддаваться ведьме, утопая в жалости к себе. Раз все сложилось именно так, у него оставался лишь один выход: делать все, чтобы сохранить здоровый разум даже среди безысходности. Тогда, если заклинание все-таки будет разрушено, он сможет снова стать воином, способным защитить Эсме.

Она снова была заперта в лесном доме, но это уже не возмущало Айви: все лучше, чем оказываться в темноте. По сути, отправляя ее сюда, Антара даже проявляла определенное уважение, она относилась к ней как к личности, а не как к своей фантазии. Вот только Айви надеялась, что сможет наблюдать за внешним миром через окна, как обычно, а не сложилось.

Свою встречу с Байрой Антара хотела оставить в тайне ото всех, даже от второй половины своей души. Поэтому все окна были закрыты непроницаемо темными ставнями, внешняя дверь — заперта, а снаружи не доносилось ни звука.

Первое время Айви еще пыталась найти упущенную лазейку, узнать, что происходит в подземном храме. Но скоро она сообразила, что это не обычный дом. Здесь все соткано из мыслей Антары, и глупо было бы предполагать, что она могла о чем-то забыть.

Поэтому Айви не рвалась на свободу, подозревая, что это не принесет ей ничего хорошего. Чтобы хоть как-то отвлечься, она осматривала дом.

Многое здесь сохранилось со времен Делиора, и это приносило в душу странную смесь тепла и горечи. Были изменения, которые она уже замечала — портреты на стенах. Но в остальном, это был обычный дом, а не логово чудовища, которого боятся сильнейшие маги королевства.

Айви была уверена, что с ее прошлого визита ничего не изменилось, и осмотр она продолжала скорее от скуки. Однако неожиданно дом сумел ее удивить.

Здесь появилась новая комната, которой не было раньше — и не было во времена Делиора. Айви осторожно попыталась повернуть ручку, и та, к ее удивлению, поддалась, впуская девушку в просторный зал.

Нет, это точно не образ из прошлого — такого огромного зала просто не могло быть в лесном доме! Он больше подходил для какого-нибудь дворца. Просторный настолько, что здесь впору было принимать балы, он был оформлен в светлых тонах: стены белые, на полу — гладкий серый камень. Светильников не было, и бледный свет лился от самых стен, как будто они были сделаны из кусочков луны.

В этом зале не было ни мебели, ни книг, ни сокровищ. Здесь стояли статуи на высоких постаментах; все они изображали людей и были удивительно точными. Они словно вырывали из мира зеркал отражение живого человека, Айви прежде не видела такого совершенства. Рост, черты лица, волосы, одежда — все было замечено и воссоздано в мерцающем белом камне.

Ей не пришлось гадать, кто это, на постаментах были надписи. Айви могла не узнать лица этих людей, но она знала их имена.

Королевские маги. Те самые, которые убили когда-то Тересию Сантойю, те, ради чьей смерти была создана Антара. Похоже, Антара много думала о них с тех пор, как узнала их имена у Мараны, разыскивала их образы в остатках памяти Тересии, чтобы знать своего врага.

Две совершенные статуи, впрочем, были сброшены с постаментов и безжалостно разбиты. От них остались лишь жалкие куски камня, не позволявшие понять, кем они были раньше. Айви видела имена тех, кто уже был уничтожен — Балериано Аншах и Халейдан Белого Льда. Антару они больше не интересовали, она рвалась вперед, как охотничья собака, почуявшая дичь.

А вот статуя Солла Аншаха была на месте, но идеальный камень треснул, сковывая образ мага черной паутиной. Похоже, Антара пока не решила, что с ним делать дальше.

Айви медленно прогуливалась по залу, вглядываясь в лица тех, кого ей предстояло убить. И не важно, что в момент нападения ее, скорее всего, снова швырнут в этот дом. Кровь ведь будет на ее руках, не так ли?

Она ожидала, что они будут хуже, маги эти, что на их лицах она увидит злобу, страх, ненависть. Но они были бесстрастны, как и полагалось статуям. Антара была хорошей охотницей, она отстранилась от любых эмоций и правильно оценивала своих врагов.

Айви не знала, чего ожидать от этого зала, поэтому осматривала его очень внимательно и лишь благодаря этому заметила дверь, скрытую в дальней стене. Дверь была не тайной, но все равно едва различимой — такой же белой и мерцающей, как и стена. Айви не знала, что за ней, но чувствовала: это связано с магами, иначе и быть не может.

Приближаясь к двери, она вдруг ощутила укол страха. Это было так странно! Она ведь не в реальном мире, она в собственной голове, здесь не может быть ничего опасного. И все равно, с каждым новым шагом к двери страх нарастал, словно предупреждая ее о чем-то.

Когда она входила в зал со статуями, такого не было. Получается, ей можно было находиться рядом с ними, но не смотреть, что дальше? Нет, такое она принять не могла.

Она уже знала, что страх — это главное препятствие на ее пути. Если она сумеет преодолеть его, она узнает, что за дверью! Но сделать это оказалось непросто: она и не думала, что ужас может обрести такую силу без причины! Айви вдруг поняла, что дрожит, у нее кружится голова, ее подташнивает, и все из-за одного желания: уйти отсюда как можно скорее.

Чтобы отвлечься, она заставила себя думать о самом важном, что есть у нее как у Айви, а у Антары не будет никогда. У нее есть Каридан — он любит ее, хочет быть с ней, и у них будет целая жизнь, если она не исчезнет. У нее есть друзья, которые ради нее согласились отречься от собственного прошлого, а Антара никому по-настоящему не нравится, кроме разве что Итерниала. И если за этой дверью есть нечто такое, что поможет остаться в этом мире именно Айви, нужно сражаться за это, а не поддаваться этому.

Под конец ей казалось, что она идет навстречу горному потоку. Это было так странно: она по-прежнему находилась в пустом зале, но чувствовала силу, направленную на нее. Айви вытянула вперед дрожащую руку; так утопающий хватается за свое последнее спасение. Собрав остатки сил, она повернула ручку и толкнула дверь.

Она даже не смотрела, куда шагает, ей хотелось как можно скорее избавиться от ледяной хватки страха. Она не прогадала: едва она попала внутрь, как ужас исчез, она преодолела его. Айви лишь теперь поняла, какой ценой это далось ей: она тяжело дышала, на лбу проступил пот, сердце колотилось так, будто хотелось разбить оковы грудной клетки и вырваться наружу.

Но она справилась, и это главное. Чуть оправившись, Айви наконец смогла посмотреть, куда она попала.

Первым, что поразило ее, был туман. Он стелился по земле, как бесконечное белое море, сиял, давая скупой свет, а над ним раскинулась темнота. В этом зале не было ни стен, ни потолка, потому что и самого зала, похоже, не было. Перед Айви будто открылась другая грань реальности.

От двери начиналась дорога, едва различимая под туманом. По обе стороны от нее возвышались каменные колонны, раскрошенные временем, надломленные, треснувшие, поднимавшиеся куда-то вверх, к пустоте. Эта странная галерея уводила далеко вперед, но Айви уже видела, к чему.

Там возвышалось нечто непонятное — то ли очень старый камень, то ли древний алтарь для жертвоприношений. На нем стоял деревянный сундук со сложным замком, один из тех, в которых самые богатые купцы или служители короля перевозили свои сокровища.

Увидев его, Айви сразу поняла: все ради него. Этот зал, туман, дорога — все служило тому, чтобы уберечь сундук, а точнее, нечто, скрытое в нем. Вряд ли это было то сокровище, за которыми гонялись люди — зачем Антаре хранить золото и камни? Нет, это наверняка было нечто более ценное для змеиной принцессы.

Каждый шаг давался Айви с трудом, она больше не испытывала необъяснимого страха, она просто боялась, что дорога развалится под ней, увлекая ее в пустоту. Но камни легко выдерживали ее вес, позволяя двигаться дальше. Она все равно не спешила; Айви не сводила глаз с сундука, пытаясь понять, что там. Она не гадала, она осторожно тянулась к той памяти, которую они с Антарой делили на двоих. Там должны быть ответы!

Она представляла себе этот сундук, пытаясь узнать, что в нем. Оружие? Нет, точно нет. Магический артефакт? Нет, Антара ими не пользуется, они ей просто не нужны. Но что тогда, что?

Неожиданно в памяти мелькнул образ: свиток. Небольшой добротный пергамент, свернутый, закрепленный печатью. На пергаменте — одно-единственное слово.

Это было воспоминание Антары, настолько опасное, что она сама себе не позволяла постоянно держать его в памяти. Она скрыла его, спрятала в этом уголке, чтобы при необходимости вернуться к нему и использовать.

Возможно, это была слабость Антары — или величайшая сила. Айви нужно было узнать это, она должна была прочесть слово! Она двинулась вперед быстрее, не зная даже, сможет ли открыть сундук, но она должна была попытаться.

Айви не прошла и половины пути, когда вдруг почувствовала, как невидимая сила тянет ее назад. Она захлестнулась вокруг талии девушки, как петля незримой веревки, и потащила к двери, к залу, к свету — подальше от тайны и слова.

Из темноты прозвучал голос Антары:

— Ты и так зашла дальше, чем следовало бы. Пора возвращаться к управлению нашим телом, живи, пока у тебя еще осталось время!

Он был слаб, почти беспомощен, испуган, но жив. Почему-то жив.

Годы, проведенные в игрушечном теле, были непрекращающейся чередой страдания. Он перестал чувствовать ход времени, лишь по изменениям в Эсме он мог наблюдать, что оно проходит. Это было отчаяние, которого он не пожелал бы и врагу — даже ведьмам, никто не заслуживает таких мук.

Нет, он не чувствовал боли — его заколдованное тело вообще не было способно чувствовать. Но если бы ему дали выбор, он бы предпочел самые жестокие пытки той безысходности, что поглощала его все эти годы.

Он знал, что вся его семья мертва, что за это никого не накажут. Знал, что ведьмы — зло, но никого не мог предупредить. Он знал, что они собираются убить Эсме! Он видел, как она плакала, как страшно ей было, слышал, что ей говорили о нем. Его душа разрывалась на части в том крохотном мирке, что оставила ему ведьма Раиле, но во внешний мир не попадало и тени его агонии.

Лишь одно утешало Инриса и давало ему сил не сломаться: Эсме не забыла его. Сколько бы ни прошло времени, она помнила его, доверяла только той игрушке, которую считала похожей на него, даже не подозревая, что разговаривает с ним. Инрис знал о ней даже больше, чем раньше, но никогда не мог ответить ей, стереть ее слезы, обнять, когда ей было страшно. Он просто думал о ней и надеялся, что она, магическое существо, хоть что-то почувствует.

Она радовала его: вместо той болезненной затравленной девочки, которую желала увидеть в ней Раиле, она выросла маленьким воином, которого всегда видел в ней Инрис. Она сама, без его помощи, догадалась, что представляют собой ведьмы на самом деле. Она не простила их — и Инрис понимал, что это не только из-за их преступлений, но и из-за его гибели тоже. Он так гордился ею — своей отважной Эсме.

Но даже когда она решила открыто выступить против ведьм, он не надеялся снова стать человеком. Он думал, что умрет! Он столько лет был куклой — не ел, не пил, не спал, не дышал воздухом, и его душу в этом мире удерживала только магия Раиле. Он не сомневался, что когда с ведьмой будет покончено, он просто погибнет. Инрис не боялся, он хотел этого — какой смысл жить, если он все равно не сможет быть с Эсме?

Но неожиданно магия обратилась вспять. Он лежал на полу в спальне Эсме, там, куда упала игрушка, когда дворец ведьм начал сотрясаться от магической атаки. Ему было больше лет, чем когда Раиле превратила его в куклу, значит, время все-таки шло для него, и это время было у него украдено. Он был изможден до предела, со стороны он наверняка смотрелся лишь скелетом, обтянутым бледной нездоровой кожей. Его мышцы будто растворились за годы бездействия, он был не в силах двинуться, он мог лишь хрипло дышать, ожидая, что с ним будет дальше. Он снова стал человеком, но пока не слишком отличался от куклы.

Он даже не удивился тому, что королевские солдаты, ворвавшиеся во дворец, приняли его за труп. Он пытался сказать им, что еще жив, но из его пересохших губ не вырвалось ни звука. Его потащили к костру, где поспешно сжигали погибших, опасаясь заточенной в их телах магии, когда капитан отряда остановил их, он лично проверить, дышит ли Инрис. Он знал, что ведьмы обычно не похищали мальчиков, и это показалось ему странным.

Он и обнаружил, что Инрис еще жив, приказал отправить его к целителям. К этому моменту ведьмы уже были уничтожены, дворцом завладели королевские войска, а заколдованные девочки просто исчезли — и Эсме вместе с ними. Инрис высматривал ее до последнего, но потом его утомленное сознание просто угасло.

Он пришел в себя лишь через много дней, в обители настоящих сестер Солнечного Света. Они выхаживали тех, над кем годами издевались ведьмы. С помощью магии и целебных трав они сумели вернуть в тело Инриса жизнь и силу. Он теперь мог говорить — и он сразу спросил об Эсме.

Однако никто в обители не знал, где она. Сестрам было известно, что многие дети, использовавшиеся ведьмами для заклинаний, погибли, спасти удалось лишь тех, кто еще не превратился в магическую форму жизни. А молодая девушка с алыми волосами сюда и вовсе не поступала — возможно, она погибла, а может, военные увезли ее куда-то еще.

Инрис понимал, что она вполне могла умереть, она ведь стала первой, кто выступил против ведьм. Но он отказывался верить в это: если судьба провела их через такие испытания, они обязаны встретиться! Он поклялся себе, что найдет ее, какую бы цену ни пришлось заплатить. У него только Эсме и осталась в этом мире…

— У тебя есть семья? — спросила сестра Солнечного Света, ухаживавшая за ним.

— Нет, — покачал головой Инрис. — Ведьмы убили всех, когда забрали меня.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже. Я ведь не могу остаться здесь, не так ли?

— В обители Солнечного Света могут жить только женщины, присягнувшие ему на верность. Но тебе не стоит беспокоиться: король мудр, он заботится о судьбе всех своих подданных. Распорядители Его Величества знают, что ты здесь, когда ты выздоровеешь, тебе помогут.

Вряд ли все было так просто, Инрис прекрасно знал, что в стране очень много сирот, которым нужна помощь. Да, его не бросят, скорее всего, его направят в какую-нибудь большую крестьянскую семью, где всегда нужна помощь по хозяйству.

Но он не мог на это пойти. Если он осядет в обычной деревне, он никогда не найдет Эсме! Он прекрасно знал, что она не человек, и даже если она пережила резню во дворце, ее ждет особая судьба. Поэтому, чтобы найти ее, он не мог остаться простым мальчишкой из семьи земледельца.

Он должен был стать воином, узнать хоть что-то о магии, получить деньги, чтобы путешествовать по стране и искать Эсме. А у сироты был только один путь к такой цели…

— Я могу кое о чем попросить? — поинтересовался Инрис. — Я имею в виду, я могу повлиять на свое будущее?

— Конечно, — убежденно заявила сестра Солнечного Света. — Ты уже пострадал от темной магии, ты заслуживаешь помощи!

— Я не хочу помощи, я хочу, чтобы мне позволили примкнуть к королевской армии. Я понимаю, что я не в том возрасте, в каком обычно набирают обучать капитанов, но я бы хотел именно этого — потому что в нужном возрасте я был похищен ведьмами. Да и потом, до того, как меня забрали, у меня уже была кое-какая подготовка, думаю, это поможет.

Сестра Солнечного Света улыбнулась ему:

— Королевские военные часто заходят к нам, а мы помогаем им с лечением. Думаю, для тебя они сделают исключение.

Инрис благодарно кивнул. Он не собирался примыкать к королевской армии — если бы ему хотелось воевать, он бы стал обычным солдатом, там и подготовки не нужно, и принимают в любом возрасте. Но его интересовало именно образование капитанов — это особые боевые навыки, основы магии, изучение всех языков, на которых говорят в королевстве, привилегии в будущем. Да, в качестве платы за обучение ему придется послужить королю хотя бы пару лет, но во время такой службы он сможет путешествовать по стране и искать Эсме.

Он должен быть воином, которого не победила бы Раиле. Только так Инрис смог бы посмотреть Эсме в глаза при встрече без стыда и сожаления — и остаться с ней навсегда.

Небо над ним горело, разрывалось белыми всполохами звездного сияния, расчерчивавшими тьму. Лион не сводил с них глаз, позволяя себе почувствовать всю бесконечность того, что находилось где-то далеко над ним, над всеми ними, того, до чего даже итерниал не мог дотянуться. Он любил моменты, когда у него получалось особенно остро почувствовать величие окружающего мира.

Лион сам себе напоминал путника, который много дней шел через пустыню и внезапно оказался у прохладного ручья. Он припал к нему, чтобы пить, пить, не зная, когда удастся напиться. Он так долго жил без чувств, без эмоций, без желаний и страстей, что до сих пор считал их малейшее проявление чудом.

Поэтому, когда его спутники решили остановиться на ночлег, он отдалился от них, как делал всегда, чтобы побыть наедине с пустыней. Лион прекрасно знал, что у любой земли есть своя красота. Это для других пустыня была зловещим местом смерти, он видел в ней просто иную форму совершенства.

Он снял рубашку и лег на песок, чтобы кожей чувствовать его уходящее тепло. Он улавливал легкий запах дыма в ветре — от далекого костра его спутников. Он смотрел на звезды, раскинувшиеся у него над головой. Мир пустыни был скупым миром, но эти звезды, близкие, яркие и бесконечные, были удивительны, они одни были лучшей платой за путешествие сюда.

Он чувствовал себя счастливым. С тех пор, как его сердце начало биться, любое чувство было для него величайшим даром, а уж счастье он считал редким удовольствием, которым нужно насладиться сполна. В душе Лиона воцарились мир и покой, он готов был провести так всю ночь, но его одиночество неожиданно было нарушено.

Он легко уловил постороннее присутствие, но поначалу даже не двинулся, надеясь, что она обойдет его стороной. Он прекрасно знал, что Айви побаивается его, обычно она старалась говорить с ним только в присутствии Каридана. С чего бы ей вдруг идти к нему ночью?

Но она действительно направлялась к нему, а остальные по-прежнему оставались у костра. Лиону не хотелось отрываться от ночного неба, но он вынужден был приподняться на локтях и посмотреть на нее, чтобы она поняла — ее заметили. Он мог бы исчезнуть, раствориться, и она бы не нашла его, но сейчас итерниалу этого не хотелось.

— Чего ты хочешь, Айви… — начал он и запнулся. Потому что перед ним была не Айви.

Ему хватило одного взгляда в темноте, чтобы понять, кто на самом деле направлялся к нему. Это другим нужны были предупреждения и объяснения, для него Антара и Айви всегда оставались двумя разными людьми. Разве могла быть у Айви такая гордая осанка, такой королевский взгляд, такая уверенность и грация? Обычно эти двое отличались и энергией, окружавшей их, но теперь Антара, похоже, намеренно замаскировала свою силу, чтобы обмануть его.

Она подошла ближе и остановилась в паре шагов от него.

— Зачем это? — тихо спросил Лион.

Он не знал, что и подумать. Обычно Антара показывалась только ради битвы или мести. Но сейчас в ее помощи не было необходимости, им ничто не угрожало! Лион на всякий случай проверил, как там остальные, и убедился, что все, кроме Эсме, спят у костра — да и Эсме просто дежурит, потому что ее очередь.

— Мне нужно было поговорить с тобой, — ответила Антара.

— Тебе не жаль тратить на это энергию?

Она говорила, что сохраняет Айви лишь потому, что так ей легче накапливать магическую энергию для последней битвы с королевскими магами. В это все верили, поэтому и Лион предпочел делать вид, что верит.

— Я не колдую, поэтому трачу не так много.

— Где Айви? — полюбопытствовал он.

— Спит. Она засыпала рядом с Кариданом, она спокойна и не знает, что я появилась. Наше тело не нуждается в таком частом отдыхе.

— Эсме наверняка видела, как ты уходишь.

— Эсме будет молчать, если Айви не спросит. А она не спросит.

Он сел на песке, понимая, что наблюдение за звездами придется отложить. Надевать рубашку он не собирался: ему нравилось чувствовать на коже теплый пустынный ветер, а рядом с Антарой можно было не соблюдать городские приличия, традиции людей не слишком волновали ее.

— Так чем я могу тебе помочь?

— Ты сразу думаешь о помощи, — усмехнулась Антара. — А почему? Разве я слабее тебя?

— Не слабее, но ты никогда не приходишь просто так.

— А сегодня пришла.

Она странно смотрела на него, будто искала в нем что-то. Лион не знал, как это понимать, но и не волновался. Зачем? Как итерниал, он почти бессмертен, а она вряд ли станет ему вредить.

— Я хочу у тебя кое-что спросить, — продолжила Антара. — Думаю, только ты можешь дать мне ответ.

— Я, по крайней мере, постараюсь.

— Сегодня, когда я встречалась с Байрой, сознание Айви было заперто в моей памяти, и у нее в этот момент были очень любопытные мысли. Они не так уж важны для меня, но раз мне больше нечего делать, почему бы не разобраться?

Никто из них не знал, как прошла встреча Антары с забытой богиней. Она спустилась в подземный храм одна, была там довольно долго, а выйдя, сразу вернула тело Айви. Вот только Айви ничего не могла им объяснить, потому что ей не позволили стать свидетельницей этого разговора. Анэко и Каридана это безумно раздражало, Эсме и Маране было тревожно, но, скорее, не от скрытности Антары, а от злости всех остальных. И только Лиону было все равно: он был готов принять любое ее решение.

— Разобраться в чем?

— Айви подумала, что у меня нет друзей, и она права, — задумчиво ответила Антара. — Все, кто сегодня помогает мне, на самом деле делают это ради нее. Они будут рады, если я исчезну и останется только она. И это правильно: я дитя королевы змей, наш народ всегда жил в одиночестве и уединении. Айви не такая, я воплотила в ней все, чем я не являюсь, поэтому ее любят. То есть, все идет так, как я и ожидала.

— В чем тогда вопрос?

— Все, кроме тебя. Ты не вписываешься в мой план, ты здесь ради меня. Почему? Во мне нет ничего такого, ради чего тебе хотелось бы быть моим другом.

— Я не хочу быть твоим другом. Я люблю тебя.

Он сказал это просто, без многозначительных взглядов и долгих пауз. Для Лиона это было так же легко, как признаться, что он дышит воздухом или видит звезды у них над головами. Любовь к ней была самым естественным чувством, которое он когда-либо испытывал. Она запустила его сердце, она сделала его живым — стоило ли ожидать, что все будет иначе?

Он любил раньше — или думал, что любил. Но тогда, в далекой юности, когда он еще был человеком, любовь означала, что ему нужно обладать. Женщина, выбранная им, должна была находиться рядом, любить его в ответ, иначе он не мог. Теперь все было иначе: любовь к Антаре была чувством в себе, началом и концом, тем, что не требует продолжения и дополнения. Он любил ее, ничего не требуя и не ожидая, он и не надеялся, что дочь королевы змей сумеет его полюбить — даже с бьющимся сердцем он оставался итерниалом и умел мыслить здраво.

Поэтому он и теперь не собирался изображать перед ней неопытного мальчишку, стесняющегося своих чувств. Лиону нечего было скрывать, да и она, скорее всего, давно уже обо всем догадалась и теперь пришла получить подтверждение. По крайней мере, удивленной Антара не выглядела.

— Так почему же? — тихо спросила она.

— Должна быть причина?

— Причина есть всегда. Ты итерниал, ты знаешь это. Каридан любит Айви, и у него хватает причин. Она красива, умна, нежна с ним, она преданна, она знает, что такое сострадание и доброта. Но я? О нет, я иной крови. У меня есть цель, ради которой я живу: убивать. Ради этой цели, если будет нужно, я отрекусь ото всех, кто помогал мне. От тебя тоже, Лион, я могу переступить через твой труп, ты знаешь это. Тебе не за что меня любить.

Он тихо рассмеялся. Антара не была унижена или оскорблена, она смотрела на него, как ребенок впервые смотрит на море, ожидая ответов.

— Знаешь, а ведь ты единственная, кто помнит, что я Лион. Этого мне было бы достаточно.

— Ты говоришь «было бы», — указала она. — Значит, это не единственная причина, и причины все же есть.

— Да, пожалуй, есть, просто я не задумывался о них, они мне не важны. Но если ты так хочешь — пожалуйста, я назову их. Только тебе они не понравятся.

— Неужели? Ты умеешь заинтриговать.

— Я вообще много что умею, — усмехнулся Лион. — Но правда в том, что я люблю тебя, потому что я знаю тебя настоящую. Даже лучше, чем ты.

— Вот как?

— Представь себе, так бывает. Потому что ты разделяешь себя и Айви, а я прекрасно понимаю, что разницы между вами нет. Мнимая душа — это часть тебя. Ты не создала бы Айви такой настоящей, есть бы действительно взяла за основу все, чем ты не являешься, что ненавидишь или хотя бы презираешь. Нет, скорее, тебе удобно разделять себя. Когда ты Антара, ты — мстительница, которую призвал Делиор Сантойя, дочь, которой королева змей могла бы гордиться. А в Айви ты объединила все, чем тебе хотелось бы стать. Ты думаешь, что не имеешь права быть такой, поэтому ты ограждаешь себя от нее, подчеркиваешь, что она не настоящая. Но ты и она — вы обе настоящие. Все, что ты только что назвала, — нежность, доброта, сострадание, — есть и в тебе. Только вместе вы образуете единое целое. Но Айви об этом не подозревает, как и все ее предполагаемые друзья, ты отказываешься признавать, и только я достаточно люблю тебя, чтобы принять правду.

Он ждал, что она скажет, ждал хоть какой-то реакции. Но Антара лишь продолжала разглядывать его змеиными глазами, не говоря ни слова.

Это не ранило Лиона. Он снова убедился, что эта странная любовь не нуждается ни в признании, ни в подпитке. Он ничего от нее не требовал, хотя он был бы счастлив, если бы она осталась с ним.

Но если ей нужно и дальше играть в двух разных людей, наблюдая за любовными играми Айви и Каридана, — пожалуйста. Годы, прожитые с мертвым сердцем, научили Лиона ожиданию.

— То есть, ты пойдешь со мной, даже если все остальные откажутся? — спросила она, наконец отводя взгляд. Теперь она смотрела на звезды, как и он до ее прихода.

— Да. Это нужно и моей природе итерниала: у нас должна быть цель, нам так проще существовать. А раз в моей жизни сейчас нет цели, я разделю твою.

— Даже если однажды я прикажу тебе убить всех, кто путешествует с нами?

— Даже так. Но ты этого не сделаешь, потому что ты относишься к ним гораздо лучше, чем я.

Она улыбнулась, и хотя она все еще смотрела на небо, Лион знал, что она улыбается ему.

Антара развернулась и направилась прочь, обратно к костру, оставляя его в пустыне. Лион не знал, получила ли она те ответы, на которые надеялась.

Пожалуй, да, потому что, уходя, она на мгновение остановилась и бросила через плечо:

— Доброй ночи, Лион. Скоро увидимся. Позаботься пока об Айви.

Когда он собрался покинуть армию, его решение не одобрил никто. Его учителя, командиры и даже его подчиненные умоляли его подумать и не делать такую глупость. Еще бы! Инрис стал самым молодым капитаном в истории, он легко управлял отрядом солдат, многие из которых были старше его, он добился большего, чем другие военные, служившие уже много лет.

А ведь когда он начал обучение, никто не верил, что у него получится — болезненный мальчишка, крестьянский сын, да еще и жертва ведьм. Сколько такому бедолаге жить осталось? Его приняли просто из жалости, но он сумел их поразить.

Ему все давалось легко. В обучении бою неожиданно вспомнились все те уроки, что они тайком получили с Эсме, наблюдая за королевской армией. Инрис был уверен, что забыл их, но оказалось, что тело, в отличие от разума, все помнит. Да и разум не подвел: он схватывал все науки, которые дозволялось узнать военным, прекрасно разбирался в стратегии, умел быть властным, когда надо, и милосердным, если требуется.

Закончив обучение, он не покинул армию сразу — просто не мог, никто бы не позволил ему. Инрис возглавил собственный отряд, чтобы отплатить королю за оказанную милость. В ту пору в стране не было военных действий, и боевые отряды выполняли другие задания: преследовали разбойников на дорогах, избавлялись от одичавших хищников, даже сражались с чудовищами — хотя это были совсем не такие чудовища, как ведьмы, пленившие Инриса.

Любое задание он выполнял быстро и безукоризненно. Инрис никогда не возражал и не спорил, он вообще никому не рассказывал, о чем думает на самом деле. Все вокруг считали, что он рожден для того, чтобы быть воином, его талант мог принести ему почет и богатство. Поэтому когда он заявил, что хочет уйти, эта новость многих поразила.

Но Инрис не собирался менять свою судьбу лишь для того, чтобы его жизнь стала понятней им. Для него ничего не изменилось ни за годы обучения, ни за годы службы: он искал Эсме. Путешествуя по стране, он расспрашивал о ней, обо всех, кто тогда выжил во дворце, но никто не мог дать ему ответов. Поэтому он и ушел из отряда без сожалений, когда у него появилась возможность.

Он знал, что уж теперь-то готов предстать перед ней. Он больше не был тощим, нескладным юношей, поступившим на обучение. За эти годы его тело изменилось, налилось силой, он был почти на голову выше своих подчиненных. Его кожа стала смуглой от солнца и ветра, он двигался с грацией, которой редко могут похвастаться люди, а чаще — животные. Никто из встретивших его уже не сказал бы, что он — крестьянский сын.

Инрис хотел, чтобы Эсме видела его таким, и оставалось лишь найти ее. А это было нелегко: годы не только помогли ему, но и увеличили расстояние между ними. Он, уже изучивший основы магии, знал, что ведьмы превратили Эсме в магическую форму жизни, а значит, он не мог спрашивать о ней открыто. Ему нужно было узнавать слухи, сплетни, внимательно следить за любыми новостями о магических формах жизни, а такие новости появлялись нечасто.

Вот поэтому он не мог остаться в королевской армии. Он уже попробовал искать Эсме во время службы, но это не принесло никакого толку. Чтобы хоть чего-то добиться, ему нужно было полностью сосредоточиться на поиске. Инрис допускал, что никогда ее не найдет, что она, возможно, уже мертва, и тогда его жизнь, посвященная вечному преследованию призрака, будет пустой и бессмысленной. Ему было все равно: он не хотел сытой судьбы, в которой нет ее.

Покинув свой отряд, он направился к тому месту, которое раньше считал домом, и в котором начался худший кошмар его жизни: он пришел в разрушенный дворец ведьм.

После той битвы люди покинули место темной магии: опустел не только дворец, но и ближайшая деревня, да и королевский гарнизон отсюда ушел. Когда людей не стало, лес и непогода быстро взяли свою дань: большая часть зданий оказалась разрушена, а дворец никто и не думал восстанавливать после сражения, его оплели лианы и окружили молодые деревца. Инрис догадывался, что совсем скоро здесь останется лишь каменный холм, покрытый зеленью.

Он шел через высокую траву и едва узнавал это место. Знаковыми были разве что остатки стены, раньше окружавшей дворец, и старые деревья, пережившие магический пожар. Все остальное было чужим, омерзительным по сути свой, пропитанным энергией ведьм. Не удивительно, что люди больше не смогли тут жить!

Инрис и сам толком не мог сказать, что ищет. Он слышал, что сразу после падения сестринства ведьм королевские маги вывезли отсюда все зелья и артефакты — такие опасные вещи не могли просто бросить здесь. Позже мародеры, безразличные ко всему и всем, вынесли из руин более-менее ценные предметы. Осталось или то, что было сломано, или то, что не имело цены даже для воровских торговцев. И среди этого разрушения бродил теперь Инрис, надеясь, что судьба хоть чем-то поможет ему. Он понятия не имел, где продолжить поиски, если здесь не будет подсказки.

Он был уверен, что никого не встретит в этих местах, и тем сильнее было его удивление, когда в одном из разрушенных залов он увидел человека.

Поначалу ему показалось, что это старик — из-за седых волос и бороды незнакомца. Но присмотревшись внимательней, Инрис обнаружил, что это пусть и не молодой, но крепкий и сильный мужчина. Он стоял уверенно, в нем чувствовалось спокойствие того, кто привык быть хозяином. Воры и бродяги двигаются не так, они сутулятся, постоянно оглядываются по сторонам, сжимаются, словно все время ждут удара. А этот мужчина не двинулся с места, даже когда заметил присутствие Инриса.

Похоже, он изучал тут свитки, оставшиеся после ведьм, — они были сложены на обломках колонны перед ним. Инрис подошел ближе, чуть склонил голову:

— Приветствую.

— Здравствуйте, капитан, — отозвался незнакомец. — Что привело вас сюда?

Когда Инрис начал обучение военному делу, у него не было ни одной своей вещи. Поэтому и путешествие он начал лишь с тем, что получил в армии. Да и потом, странствовать по миру в форме королевского капитана было очень удобно, это открывало перед ним многие двери и спасало от проблем.

— Я больше не капитан, — покачал головой Инрис. — Я покинул армию, чтобы кое-кого найти.

— Здесь? Тогда, боюсь, вы опоздали, молодой человек.

— Меня зовут Инрис.

— Делиор Сантойя, — представился мужчина. Это имя показалось Инрису знакомым, он точно слышал его где-то, но никак не мог вспомнить, где. — Это гиблое место, давно уже гиблое, здесь нет людей.

— Но вы же здесь.

— Ненадолго. Мне интересно то, что здесь происходило.

— Ничего хорошего, — усмехнулся Инрис. — Уж поверьте, я это видел.

— Вы были среди солдат, очищавших дворец?

— Я был среди детей, которых здесь чуть не убили.

— Как интересно, — Делиор окинул его задумчивым взглядом. — Я слышал, что ведьмы проводили магические исследования только на девочках.

— Все верно, я просто оказался у них на пути.

Неожиданно для себя Инрис рассказал ему все. Он даже не понял, как это получилось — он всегда внимательно относился к своему прошлому, усвоил, что о таких вещах лучше не болтать. Его учителя и подчиненные не знали всего, что услышал этот человек! Но когда Инрис начал говорить, он вдруг понял, что уже не может остановиться. Ему нужно было рассказать кому-то, объяснить, слова лились, как горный поток, который слишком долго рвался на свободу.

В непривычной для него откровенности даже была какая-то магия, но Инрис не сомневался, что ему просто чудится. Делиор ничего не говорил ему, не спрашивал даже, не делал тайных знаков. Как он мог заставить его говорить, да еще и по доброй воле? Нет, скорее, это руины дворца так повлияли на Инриса, ослабив его внутреннюю защиту.

Лишь закончив, он понял, что так и не узнал, для чего Делиор пришел сюда, но это почему-то казалось неважным.

— Печальная история, — вздохнул Делиор. — Я всегда считал, что ведьмы используют слишком жестокие способы получения знаний. Но разве им это объяснишь? Их нельзя разубедить, можно только уничтожить.

— Но магические формы жизни, которых они создали, ни в чем не виноваты!

— Магические формы жизни никогда не виноваты, не только в этом случае. Каждая из них — это дитя. Когда ребенок рождается, никто не спрашивает его, хочет он прийти в этот мир или нет, его просто приводят. Уже потом он волен решать, уйти или остаться, а сначала — нет. Так же и с магическими формами жизни: они редко дают согласие на перевоплощение, чаще всего их ни о чем не спрашивают.

— Эсме была ребенком, когда ее заколдовали, — заметил Инрис. — Она ничего не могла решать!

— А разве я ее обвиняю? Ни в коем случае. Ведьмы и созданные ими существа — не одно и то же. Если твоя юная подруга Эсме еще жива, ты и правда должен спасти ее. Только с помощью любящих людей магические формы жизни могут вернуться к обычной жизни.

— Если… жива? Вы считаете, что может быть иначе?

— Все возможно, — пожал плечами Делиор. Он смотрел на Инриса внимательно, оценивающе, словно решал, что и как ему можно сказать. — У магических форм жизни, порожденных этим замком, было три пути. Первый — смерть и забвение, так бывает чаще всего. Второй — побег и попытка скрыться в какой-нибудь дальней провинции, среди обычных людей, у некоторых это даже получается. Третий путь — это Ариора.

— Ариора? — эхом повторил Инрис.

— Это темница для магических форм жизни. Туда попадают те, кто не успел совершить ни одного преступления против короны.

— Но если они не совершали преступлений, почему они в темнице?

— Потому что магические формы жизни под запретом в нашей стране, — напомнил Делиор.

— И вы считаете, что Эсме там?

— Она может быть там, а может и не быть. Откуда мне знать? Это должен проверить ты.

Это разговор был очень странным — Инрис и предположить не мог, что с незнакомцем можно говорить так доверительно и откровенно. Но с Делиором беседовать по-другому не получалось, его окружала необычная успокаивающая энергия. Как будто он был старым другом, рядом с которым нет необходимости что-то скрывать.

— Но как это проверить? — растерянно спросил Инрис. — Я могу отправиться на Ариору?

— Нет, боюсь, простым людям туда ход закрыт.

— Как же тогда узнать?

— Спросить. Ты говоришь, что сестринство ведьм было уничтожено королевскими войсками под командованием одного капитана. В таких ситуациях военный командир обычно выступает представителем королевской воли.

— Значит, он решает, убить магическую форму жизни или отправить на Ариору, — догадался Инрис.

— Именно. Найди того капитана, что освободил тебя, и задай ему свои вопросы.

— Спасибо вам!

— Удачи, — слабо улыбнулся ему Делиор.

Инрис ушел из дворца, оставив незнакомца в том же зале со свитками. Он понимал, что не должен был поступать так, ему следовало бы побольше узнать о своем собеседнике. Однако у него почему-то не получилось: на душе было удивительно легко, словно он уже вышел на след Эсме. Он был убежден: чтобы сохранить это чувство, ему нужно сейчас же отправиться на поиски капитана, а во дворец больше не возвращаться и уж точно не разыскивать Делиора.

Он был точно уверен, что слышал имя Делиора Сантойи раньше — и это было очень важное имя. Но Инрис так и не смог вспомнить, где и когда оно звучало.

Сайре Огеасу казалось, что мир вот-вот обрушится, и даже замок, который он так много лет создавал для своей защиты, теперь не мог его уберечь. Он возлагал большие надежды на план Балериано Аншаха с использованием падальщиков. Балериано был слабым магом, но хитрым подлецом, и Сайре это нравилось.

Теперь Балериано мертв, его брат пропал без вести, падальщики уничтожены и надежды на спасение больше нет.

Сайра метался по своему замку, как зверь мечется в клетке, ожидая неминуемой гибели. Существо, созданное Делиором Сантойей, снилось ему в ночных кошмарах и мерещилось наяву. Он не мог избавиться от чувства, что спасения уже нет и его жалкие попытки держаться за жизнь — не более чем агония. А если так, не проще ли сдаться сейчас? Сайра знал, что он силен, но не настолько, чтобы победить чудовище. Он мог противостоять ему лишь одним способом: отнять у него радость мести, убить себя до того, как оно доберется сюда.

А оно доберется. От форта Мигос, где жили братья Аншах, до его замка не так уж далеко.

Он был готов поддаться отчаянию, когда к нему пришел один из его слуг, запуганный и растерянный, и объявил:

— К вам прибыл мастер Мирамар Антер. Впустить его?

— Впусти, конечно, что за вопросы? — растерянно отозвался Сайра. — Проводи его в зал приемов, я сейчас приду.

Он не звал главного королевского мага и не получал предупреждение о его визите, поэтому теперь не знал, чего ожидать. Зачем Мирамар вдруг пожаловал к нему? Чтобы помочь, защитить? Или чтобы наказать за ту запретную магию, которую они с Балериано использовали? Мирамар Антер узнавал даже то, что не мог узнать, Сайра не раз убеждался в этом.

Он не стал скрываться и явился на встречу с гостем. Мирамар сидел в кресле у окна и задумчиво смотрел на роскошный сад, со всех сторон окружавший замок.

— Ты боишься, — сказал он.

Это не было вопросом, но Сайра все равно ответил:

— Да.

— Страх привлекает глупость, и ты уже одну сделал. Призыв падальщиков — ничего умнее вы придумать не могли? Ладно Бало, он всегда был слаб, а нет ничего хуже слабого труса. Но ты… как ты пошел на такое безумие?

Мирамар был недоволен, но угадать это можно было лишь по словам, его голос звучал все так же спокойно и ровно. Главный королевский маг пока смотрел лишь в окно, и от этого Сайре было чуть легче.

— Тогда мне это не казалось безумием.

— Такие игры с магией запрещены.

— А что мне еще оставалось? — нахмурился Сайра. — С подобной угрозой мы прежде не сталкивались! Помнишь, как мы все смеялись, когда Бало впервые начал ныть, что чудовище Делиора Сантойи придет за нами? Кто теперь прав?

— О чем я и говорю: повсюду этот безумный, неоправданный страх. В другое время я наказал бы тебя за создание тех существ, Сайра. Погибли обычные люди, никак не связанные с магией.

— Так не должно быть случиться…

— Но случилось, — жестко прервал его Мирамар. — Мертва целая деревня и многие солдаты Его Величества, это недопустимо, а ведь на другой чаше весов были всего-то ваши шкуры, которые вы пытались спасти без моего ведома.

Сайра почувствовал вспышку гнева в душе, хотел огрызнуться, но вовремя прикусил язык. Он знал, что спокойствие Мирамара — не более чем маска, на самом деле все куда сложнее.

— Тебе повезло, что сейчас мы, королевские маги, живем по законам военного времени, — продолжил Мирамар. — Мы вернемся к твоему преступлению, когда все закончится, если ты все еще будешь жив.

— Не слишком обнадеживающе.

— Я пришел сюда не ради того, чтобы тебя обнадежить. Ты заслуживаешь наказания, Сайра, и ты должен радоваться, что не получишь его немедленно. Но сейчас нам нужно объединить силы, потому что чудовище Делиора Сантойи сильнее, чем я предполагал. Ему еще и помогают, мы говорим о полноценном магическом отряде. Они расправились с братьями Аншах слишком легко, это меня тревожит.

— Бало был слаб для королевского мага, — напомнил Сайра. Он никогда прежде не слышал, чтобы Мирамар говорил о своей тревоге.

— А Солл — слишком силен, его сила лишь немногим уступала моей, поэтому их с Балериано можно было рассматривать как двух полноценных королевских магов. Эта битва касается лишь тех, кто причастен к смерти Тересии Сантойи, и если потерю Балериано мы еще могли бы посчитать незначительной, то потеря Солла Аншаха и гибель Халейдана Белого Льда нанесли нам серьезный удар. Мы должны немедленно объединиться, пока еще не слишком поздно.

— Может, слишком поздно — это уже сейчас?

— Нет, — возразил Мирамар. — Чудовища сильны, это правда, с которой сложно спорить. Но не забывай о том, кто мы такие! Мы — сила короны, лучшие маги в стране. Возможно, по отдельности каждый из нас уступает чудовищу. Возможно, даже я ему уступаю. Однако если мы объединимся, мы расправимся с ним так же легко, как с Тересией Сантойей.

— Но ты сам сказал, что оно не одно.

— Верно, однако его спутники — не тайна для нас. Представитель королевских магов уже прибыл на Ариору, поговорил с местными жителями. Они сказали, кто помогает новой дочери Делиора. Мы знаем об этих чудовищах все.

— И ты расскажешь мне? — оживился Сайра.

Мирамар наконец отвернулся от окна. Его глаза всегда напоминали Сайре лезвие меча: холодное, острое, смертоносное.

— Я расскажу всем, — ответил главный королевский маг. — Больше никакой самостоятельной защиты и запретной магии. Я пришел сюда не просто поговорить, я пришел забрать тебя с собой. Если помнишь, я лично отбирал всю группу, что участвовала в столь необходимом нам жертвоприношении Тересии Сантойи. Я знаю вас, знаю, на что вы способны. Настало время вновь объединить наши силы.

— Ты уже знаешь, как убить чудовище?

Мирамар еле заметно улыбнулся, и это улыбка была даже большей редкостью, чем выражение страха или тревоги.

— Конечно. Верь мне, и скоро все закончится.

Для капитана королевской армии быстро находилось место в любой повозке и любом караване. Инрису даже не приходилось лгать ради этого: он просто ничего не говорил. Торговцы сами решали, что он — высокопоставленный военный, а он просто не разубеждал их. К тому же, ему было чем им заплатить: он покинул свой пост с неплохим вознаграждением, достаточным, чтобы купить дом в какой-нибудь тихой деревушке.

Но ему не нужен был дом, поэтому он без сомнений тратил это золото. Он знал, что когда найдет Эсме, он сам построит для них дом где угодно.

Торговцы, путешествовавшие через пустыню, умели выживать в сильную жару. Инрис ожидал, что они будут двигаться ночью и отдыхать днем, но просчитался. У них с собой были особые артефакты, которые могли охлаждать воздух и воду, были животные, которые без труда выдерживали палящие лучи солнца. Что же, тем лучше: он надеялся попасть в форт Мигос как можно быстрее.

Он воспользовался советом Делиора Сантойи и через старых знакомых в королевских войсках узнал, кто руководил захватом замка. Оказалось, что от сестринства избавился капитан Семур Ван Кирк, один из лучших воинов на службе Его Величества. Такой человек не упустил бы магическую форму жизни, если кто и знал, где находится Эсме, то только он!

Инрис немедленно написал ему и вскоре получил скупой ответ: капитан Ван Кирк был готов вспомнить прошлое только при личной встрече. Это не обидело Инриса, он бы и сам поступил точно так же, если бы они поменялись ролями. Ведьмы, магические формы жизни, приказы короля — все это тайна, которую нельзя доверить письму.

Поэтому Инрис немедленно собрался в путь. Он мог отправиться через море или степи, но тогда его путешествие длилось бы намного дольше, а ему не терпелось узнать правду. Поэтому он примкнул к одному из больших караванов, пересекавших пустыню.

Это были не простые торговцы, не мягкотелые купцы, передвигающиеся в больших удобных повозках. Идти через выжженную землю решались лишь воины, здесь не было ни женщин, ни стариков, ни юношей, только зрелые крепкие мужчины, выдерживавшие все тяготы пути.

Они приняли Инриса, взяли у него плату и не задавали лишних вопросов. Этого ему было достаточно.

Он знал, что до форта Мигос еще несколько дней пути, поэтому был удивлен, когда караван остановился в разгар дня — обычно такого не случалось. Инрис путешествовал в крытой тканью повозке вместе с другими одинокими путниками, пересекавшими пустыню с помощью каравана, то теперь поспешил выбраться наружу.

Солнце ударило по нему беспощадно, как охотник, давно выжидавший добычу. Но Инрис уже привык терпеть жар, он просто прикрыл глаза рукой и направился на поиски управляющего караваном.

Искать долго не пришлось: купец не скрывался.

— Почему мы остановились? — спросил Инрис.

— Нужно менять путь, — пояснил купец.

— Как это — менять?

— Не беспокойтесь, не слишком сильно, мы все равно доберемся до форта Мигос, но с остановкой. Этот сезон выдался слишком жарким даже для здешних мест, животные не выдерживают, у нас осталось слишком мало воды.

— Если воды мало, нам, напротив, нужно поспешить, — нахмурился Инрис. — Как нам поможет выжидание в пустыне? Дождя мы вряд ли дождемся.

— Но мы будем ждать не в пустыне, капитан. Еще до заката мы доберемся до Приюта.

— Что еще за Приют?

Вокруг них была только мертвая земля, и Инрис слышал, что эта пустыня тянется на многие дни пути. Если его подсчеты верны, они как раз в центре раскаленной пустоши, отсюда примерно одинаковое расстояние и до форта Мигос, и до Синх-Атэ, куда Инрису не слишком хотелось попасть. А вот ни о каком Приюте они никогда не слышал.

— Это особое место, — пояснил купец. — Сад в пустыне! Это поселение было основано много лет назад, задолго до того, как здесь начал ходить мой караван. Мало кто живет там постоянно, оно создано для таких путников, как мы, которым нужно спасение.

Инрис не представлял, откуда мог появиться сад в пустыне. Если легенда не врет, эти земли были опустошены с помощью магии, здесь вообще ничего не могло расти, а уж тем более сад! Но караванщик наверняка знал, о чем говорил.

— Нас там примут? — только и спросил Инрис.

— Приют — это как постоялый двор, Капитан. Там принимают всех, кто готов платить и соблюдать единые законы королевства. Это неплохое место, вам оно понравится.

— Там есть королевский наместник?

— Нет, Приютом заправляет колдунья, леди Флавия Амарита. Но, уверяю вас, королевские власти знают о ней, она платит налог, она — не враг короне.

Инрис сдержанно улыбнулся, давая понять, что он не возражает. Да и как тут возразить, если целый караван нуждается в защите от жара? Хотя на самом деле ему меньше всего хотелось встречаться с очередной колдуньей.

Он понимал, что нельзя судить всех по Раиле, что не все ведьмы одинаковы. Если уж на то пошло, ведьмы и колдуньи мало отличаются друг от друга. Эта Флавия, кем бы она ни была, посвятила свою жизнь спасению путников от жары, разве это плохо?

Поэтому он собирался отнестись к колдунье с должным уважением, но надеялся, что отдых в Приюте долго не продлится.

Караван свернул в сторону и очень скоро впереди показалось то самое поселение. Караванщик не обманул: это было настоящее чудо.

Зеленый сад, равного которому не было даже в столице, поднимался прямо из песка. Вьющиеся стебли перемежались с широкими листьями и цветами всех форм и оттенков. Эти растения больше напоминали траву под ногами, а не деревья и кусты, но они были просто огромны — настолько, что скрывали любые здания. Цветы и листья переплетались в воздухе, создавая живой шатер, дающий щедрую тень. Инрис не мог не заметить, что рядом с Приютом было намного прохладней, однако воды он нигде не видел.

На первый взгляд казалось, что чудесный сад совсем не охраняется, но когда караван приблизился, из зарослей беззвучно вынырнули мужчины в свободных белых одеждах, вооруженные длинными легкими копьями.

— Животные и повозки останутся на окраине Приюта, — пояснил управляющий. — Люди должны войти сами и сначала предстать перед леди Флавией, а потом получить кров.

Требование было справедливым, но Инрису оно все равно не нравилось. Впрочем, не настолько, чтобы возмущаться из-за этого. Вместе с другими одинокими путниками он покинул повозку и последовал за купцами.

Растения переплетались так густо, что пройти между ними было бы непросто, и двигаться можно было только по узким дорогам. Инрис обратил внимание, что под ногами у него не песок, а хорошо утоптанная плодородная земля, и это было любопытно.

Иногда от основной дороги ответвлялись едва заметные тропинки. Присмотревшись внимательней, Инрис обнаружил, что они ведут к очень необычным домам: небольшим, построенным из светлого, почти белого дерева, а главное, полукруглым, как перевернутая чаша. У них не было четкого разделения на крышу и стены, Инрис прежде такого не видел, хотя немало путешествовал по стране.

Обслуживали Приют только мужчины — или, по крайней мере, гостей встречали только они. Все они носили одежду из воздушной белой ткани, полностью закрывавшую их от взглядов чужаков. Они заматывали даже головы и лица, на виду оставались только глаза. Но даже так Инрис мог определить, что все служители из разных провинций и все они молоды.

Гостей провели вглубь сада, на просторную поляну, покрытую короткой густой травой. Вдоль ее границы росли пышные розовые кусты, увенчанные белыми, желтыми и красными цветами. За поляной возвышался еще один полукруглый дом, и этот был большим — намного больше остальных. Глядя на него, Инрис пытался понять, как можно было сделать такое, он не видел щелей между досками или сруба бревен, он даже не представлял, из какой древесины это сделано, ведь деревьев как таковых в Приюте не было. Здесь определенно не обошлось без магии, иначе это объяснить нельзя.

Гости выстроились в ряд на поляне, и служители поднесли им глиняные кубки с водой. Инрис ожидал, что хотя бы в центре сада обнаружится озеро или ручей, однако источника воды по-прежнему не было. Он не представлял, что питает все это зеленое великолепие.

Вода в приюте оказалась странной: чуть сладковатой на вкус и непривычно густой. Должно быть, в нее добавили сок какого-нибудь растения, но и его Инрис не смог распознать. Радовало лишь то, что напиток оказался приятно прохладным и неплохо утолял жажду.

Хозяйка этого места не заставила себя долго ждать. Она появилась со стороны большого дома, и воины поспешили уйти с ее пути, склоняя перед ней головы. Инрис невольно отметил, что все гости были выстроены так, чтобы колдунья могла быстро осмотреть и оценить их — а если нужно, то и напасть на любого.

Флавия Амарита была молода и нереально красива. Если она действительно заправляла Приютом много сезонов, как сказал торговец, то эта красота вряд ли обошлась без магической помощи. У колдуньи была удивительно светлая кожа, не тронутая солнцем, и золотисто-белые волосы, легкими волнами падавшие вниз, по плечам до талии. Ее истинный возраст могли выдать разве что песочно-желтые глаза, слишком мудрые для такого юного лица.

— Добро пожаловать в Приют Солнца, — улыбнулась она. — Назовите себя и причину, что привела вас сюда, и вы найдете здесь отдых и защиту.

Инрис видел, с каким обожанием его спутники смотрят на нее, и не мог осудить их за это. Во Флавии было что-то необычное, манящее, превосходящее других женщин. На нее хотелось смотреть, ее мелодичный голос хотелось слушать, забывая обо всем… Но он вдруг вспомнил Раиле, и это воспоминание заставило его вздрогнуть. Она тоже была красива, только разве это что-то изменило для ее жертв?

Поэтому он вновь наблюдал за ней со спокойным почтением, как смотрел бы на любого другого главу поселения. Когда подошел его черед назвать себя, его голос звучал почти небрежно, а не дрожал, как у остальных.

— Инрис, капитан армии Его Величества, ныне — свободный путник.

Флавия посмотрела на него, и он не понял этот взгляд. Ему показалось, что он заинтересовал и вместе с тем оскорбил колдунью. Только в этом не было смысла: он не сказал ничего непочтительного!

— Я сразу почувствовала в вас дух воина, — кивнула Флавия. — Это необычно. Я прошу вас присоединиться ко мне за ужином, капитан Инрис, я всегда рада почетным гостям в моем доме.

Ужинать с колдуньей ему не хотелось, но он не решился отказать. Инрис ни на миг не забывал, что находится в окружении пустыни на много дней пути. Здесь нет иной власти, кроме власти Флавии, поэтому злить ее было опасно.

— Сочту за честь, госпожа.

— Буду рада вас видеть. А пока мой служитель проводит вас к месту отдыха.

Мужчины в белом провожали гостей приюта к полукруглым домам. Инрис невольно обратил внимание на то, что купцов селили по двое-трое, а ему достался пустой дом. Впрочем, это можно было объяснить особым почтением к военным.

Изнутри полукруглая хижина оказалась такой же необычной, как снаружи. Здесь был всего один зал, освещенный небольшими круглыми окошками. Большая, чуть изогнутая кровать была сделана из высушенной коры — и дерево, с которого ее срезали, должно было отличаться огромным размером. Рядом стоял каменный стол, чуть поодаль — корзины из сухой травы, в которых можно было разместить вещи. Инрис не собирался пользоваться даже этим, но ему было любопытно рассмотреть такое окружение.

— В поселении есть две купальни, — сообщил служитель в белом. — Вы можете воспользоваться ими. Еду и воду вам даст любой из нас, только скажите. К ужину леди Амарита ожидает вас в своем доме, за вами зайдут.

— Я уже понял. Послушайте, откуда здесь вообще вода? — не выдержал Инрис. — Да еще так много, что на две купальни хватает! Из подземного источника, не так ли?

— Вам лучше обсудить это с леди Амаритой, воду для нас добывает она. Доброго дня, капитан.

Не дожидаясь дальнейших вопросов, служитель вышел из комнаты.

Инрис оставил свои вещи в доме, прогулялся вокруг хижины, но далеко отходить не рискнул. Здесь росли непонятные растения, и хотя он не был ученым мужем из королевского дворца, он подозревал, что таких больше нигде нет, а значит, они были созданы с помощью магии. В прошлом Инриса магия не принесла ему ничего хорошего, поэтому он научился относиться к ней настороженно.

Однако когда небо начало темнеть, он переоделся в чистую форму и следом за служителем в белом направился в дом колдуньи. Он был там не единственным гостем, и это чуть успокоило Инриса. Флавия не приглашала в свой дом наемных работников и погонщиков, не приглашала и бродяг, ищущих лучшей доли. Но богатые купцы, королевские гонцы и он, единственный воин, все собрались за ее столом.

Стол здесь был всего один, низкий и очень длинный. За ним сидели не на стульях, потому что любой стул был бы выше столешницы, а на больших кожаных подушках. Гостей угощали десятками блюд — но среди них совсем не было мяса.

И это снова было странностью, с которой Инрис столкнулся впервые. Здесь были плоды разных форм и размеров — сочные красные, очень крупные фиолетовые, чуть вытянутые зеленые. Были вываренные травы разных видов. Были коренья, запеченные на углях, поданные с разноцветными соусами, сделанными, несомненно, из сока. Но мясо, рыба, даже сыр — ничего подобного здесь не нашлось. Хотя стоило ли удивляться такому в пустыне?

Воду здесь тоже не подавали, только тот густой сладковатый напиток, но уж его было в избытке. А вот вино гостям не предлагали, и за это Инрис был благодарен: хмельные головы на жаре обычно быстро теряют рассудок.

Флавия сидела во главе стола. Простое белое платье, в котором она встречала их днем, она сменила на серебристое, расшитое драгоценными камнями, и из-за этого казалась настоящей королевой. Она вызывала восхищение, которое невозможно подделать. Все ее гости смотрели на нее влюбленными глазами и обращались к ней только полушепотом.

Инрис даже не знал, как на это реагировать. Одной части его хотелось преклоняться перед ней, так же, как и другим. Другая часть помнила, как опасны могут быть ведьмы, а с ними наверняка и колдуньи. Когда первая часть начинала побежать вторую, он заставлял себя вспомнить Эсме, и тогда в его душу возвращался покой.

Он ел и пил вместе со всеми, стараясь поменьше обращать на себя внимание. Флавию постоянно восхваляли, она купалась в похвалах, и Инрис был уверен, что она забыла про него, пока она не спросила:

— Ну а вы что же, капитан?

— А что я? — растерялся Инрис. Он совершенно не слушал, о чем они там говорили.

— Почему военный человек вдруг оказался в этих землях, да еще и один, без отряда.

— Я больше не военный человек, леди Амарита, я путешествую.

— Эта пустошь — не самое привлекательное место для путников.

— Господин капитан направляется в форт Мигос, — услужливо подсказал купец.

— Повидаться со старыми друзьями, — поспешно пояснил Инрис. — Там служит мой бывший командир.

— Хороший это, должно быть, друг, если ради него вы рискнули пересечь пустыню, — многозначительно заметила Флавия.

— Однажды он спас мне жизнь. Я буду рад снова его видеть.

Он без труда выдержал ее взгляд, потому что на этот раз сказал правду.

— Вы, похоже, торопитесь, капитан.

— Я тороплюсь покинуть пустыню, — пожал плечами Инрис. — Разве это не естественное желание?

— Вы сейчас не в пустыне, вы в Приюте. Разве вам не хотелось бы задержаться здесь? Всем обычно хочется. Но что-то гонит вас вперед… неужели желание увидеть старого командира?

Проклятые ведьмы, вечно им нужно в чужую душу лезть! Инрис не собирался отвечать ей. Это остальные могли хоть пятки ей лизать, пожалуйста, он же хотел показать хозяйке сада, что он все еще гость, а не слуга.

Инрис встал из-за стола и сдержанно поклонился Флавии, как того требовали обычаи.

— Благодарю за еду, госпожа, но я вынужден уйти к себе — путешествие отняло у меня больше сил, чем я предполагал.

Над столом поднялся возмущенный шепот, гости были разгневаны его поведением. Но не Флавия, она легко сделала вид, что никакого вопроса, проигнорированного им, не было.

— Конечно, капитан. Мне жаль расставаться с вами, но я не смею вас задерживать.

На этот раз его не сопровождал служитель, но Инрис и сам без труда нашел дорогу. Приют, в котором они очутились, был прекрасен, и все же его не оставляло чувство, что что-то здесь не так. Направляясь к своему временному жилищу, Инрис по привычке сжимал боевой шест, который носил за спиной — он отлично обращался с любым оружием, но это подчинялось ему лучше всего.

Его осторожность казалась напрасной и даже забавной: рядом с ним никого не было, лишь ветер волновал величественные стебли и листья. Но на душе у Инриса было неспокойно, он снова и снова напоминал себе, что уже завтра они покинут Приют, а там и до форта Мигос недалеко.

С этой мыслью он и заснул той ночью. А утром узнал, что продолжить путь невозможно, потому что все животные слегли от неизвестной болезни.

Айви не могла избавиться от предчувствия, что вторая половина ее души что-то задумала. Подозревать своих врагов в готовящейся ловушке — уже плохо, но подозревать саму себя… От такого опыта она бы с удовольствием отказалась.

Антара никогда не была мирным созданием, она родилась, чтобы убивать. Но теперь она осознанно скрывала что-то именно от Айви, зная, что та может предупредить их спутников. Это делало змеиную принцессу еще опасней. Если бы Айви успела добраться до сундука и увидеть скрытое в нем слово, возможно, у нее появилось бы хоть какое-то преимущество, однако не сложилось.

— С тобой все в порядке? — в очередной раз спросил Каридан. — Ты какой-то подавленной смотришься!

— Это все из-за Байры. Мне не нравится, что Антара скрыла от меня встречу с ней.

Это не было правдой, но не было и полностью ложью. Каридан не заметил подвох, он равнодушно пожал плечами.

— Забудь об этом. Что нам может сделать мертвая богиня плодородия?

— Она не мертвая, боги не умирают.

— Значит, забытая. Это не меняет ее роли в этом мире. Не беспокойся о том, чего не можешь изменить.

А она ничего не могла изменить, но это не означало, что ей не о чем беспокоиться. Кроме Антары ей не давал покоя и Солл Аншах: она не знала, чего от него ожидать. За всю дорогу с ними он, кажется, не произнес ни слова; по крайней мере, она ни разу не слышала его голос. Он держался рядом с Анэко, делал все, что ему говорили, но сам вопросов не задавал. Он вообще иногда казался неживым, всего лишь оболочкой человека, которым он был раньше. Казалось, что они убили его в форте, а с собой зачем-то поволокли останки, и это тоже была идея Антары.

Они двигались через пустыню напрямую, как и собирались. Сначала шли днем и отдыхали по ночам, но быстро поняли, что на защиту от жара уходит слишком много магической энергии. Тогда они изменили план, стали перемещаться только с приходом темноты, а в разгар жары отдыхали, и стало чуть полегче.

Антара больше не вылезала и не пыталась поговорить с забытыми богами, королевских магов поблизости не было. Словом, все шло своим чередом, пока однажды утром не пропала Марана.

Они собирались устроить небольшой перерыв, когда стало ясно, что она отстала, а потом пошла куда-то в сторону. Приближаясь к Приюту Солнца, они больше не использовали скользящий по песку корабль, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Магическим формам жизни несложно было передвигаться пешком, да и выглядело это не так подозрительно.

Обычно Марана держалась поближе к Эсме или Каридану. Она научилась неплохо справляться с путешествием без зрения, но порой зависела от их помощи. На этот раз она двигалась сама — и сама сменила направление. Айви даже испугалась за нее, но всего на пару мгновений. Она быстро почувствовала, что Марана рядом, стоит на месте, ей не больно и не страшно. Это подтвердил и Итерниал, беззвучно появившийся из воздуха.

— Ваша подружка сняла повязку с глаз и бессмысленно пялится на песок, — заявил он. — Мне нравится версия о том, что она потеряла рассудок от жары и теперь вам придется ее убить, но нет, не в этот раз. Похоже, ваша ясновидящая подруга обнаружила кое-что любопытное.

— Очередной затерянный храм? — простонала Анэко.

— Был бы там храм, я бы его тоже почувствовал. — рассудил Итерниал. — Нет, это нечто более современное. От того песка, на котором она стоит, разит смертью так, будто там только и делали, что людей казнили.

— Это же пустыня, думаю, тут часто умирают, — робко напомнила Эсме.

— Но вряд ли все путники приходят делать это в одно место. А ведь и правда может быть любопытно, молодец ваша безглазая ящерица!

— Не называй ее так, — возмутилась Айви. — Проверить действительно нужно, но зачем нам всем таскаться за Мараной?

— Мы разобьем лагерь, — вызвалась Анэко. — А вы пока посмотрите, что она нашла. Правда, не думаю, что это важно для нас.

Айви была с ней согласна, но посмотреть все же хотела. К ней присоединился Каридан, Итерниал исчез, но она не сомневалась, что он появится рядом с Мараной. Остальные остались на месте, их находка Мараны не заинтересовала.

Ясновидящая действительно ушла недалеко, очень скоро они увидели ее. Почувствовав их приближение, Марана снова закрыла повязкой глаза и повернулась к ним.

— Я видела это место во сне, — сказала она.

— Серьезно? — удивленно приподнял бровь Каридан. — Это же просто пустыня. Если тебе снился песок, как ты поняла, что это был именно этот песок?

Айви была с ним полностью согласна: на многие дни пути их окружали одинаковые равнины и барханы, одинаковый светлый песок и одинаковое небо над головой.

Но Марану это не смутило:

— Здесь есть что-то особенное, я это почувствовала. Я ничего не вижу теперь, забыли? Поэтому меня не волнует, одинаковый песок или нет. Я лишь чувствую, что это здесь.

— Что «это»? — уточнила Айви.

— Я не знаю. Но в моем сне земля проваливалась, и все мы падали вниз.

Песок рядом с ними взвился, закружился облаками, хотя ветра не было. Очень скоро облако потемнело, обретая форму человека, и вот уже рядом с ними появился Итерниал. Айви была убеждена, что вся эта показуха с песком была на самом деле не нужна, ему просто хотелось развлечься.

— Тут песок самый обычный, и не думаю, что он собирается проваливаться, — указал Каридан.

— Ты скучный и мыслишь слишком предсказуемо, — поморщился Итерниал. — Если песок должен двинуться, но внизу ничего нет, почему бы ему не полететь вверх?

Они не успели даже ответить ему, он лишь двинул рукой, и песок, повинуясь этому ленивому жесту, взмыл к небу. Серовато-желтая волна поднялась над ними, обогнула их дугой и опустилась в отдалении, образуя холм. Все это было бы очередной бессмысленной шуткой Итерниала, показателем его силы, если бы все ограничилось только песком.

Но эта часть пустыни действительно хранила тайну. Следом за песком из ямы полетели старые дырявые мешки, сшитые из светлой ткани. Итерниал не дал им упасть, он заставил их замереть в воздухе.

— Похоже, у нас тут сокровище, — фыркнул он.

— Это не сокровище, — покачала головой Марана, которая не могла видеть ни песок, ни мешки. — Это смерть. Разве вы не чувствуете?

Словно желая подтвердить ее слова, мешки разлетелись на бесчисленное множество нитей, тут же опавших на землю. Но это было уже не важно, потому что нити скрывали под собой кости — желтые от времени, разделенные, но без единой трещины, прекрасно сохранившиеся, вот только с каких времен? Здесь были черепа, жемчужные нити позвоночников, изогнутые ветви ребер, крепкие кости рук и ног… Они выглядели самыми обычными, а значит, они вряд ли принадлежали магическим формам жизни, скорее, людям или колдунам.

— Сколько же их здесь? — прошептала Айви.

Она не надеялась услышать ответ, он был не так уж важен. Но Итерниал неожиданно сообщил:

— Четырнадцать человек.

— Откуда ты знаешь?

— На костях сохранились остатки энергии, совсем легкие, но я различить еще могу. Тут зарыли четырнадцать человек.

Он был необычно серьезен. Айви уже привыкла к тому, что он постоянно шутит и на всех смотрит свысока. Однако теперь Итерниал не пытался изображать всемогущее божество, он был так же насторожен находкой, как и они.

— Ты знаешь, от чего они погибли? — спросил Каридан, обращаясь к Маране.

Даже не видя, что он смотрит на нее, она ответила:

— Понятия не имею. Мой сон был простым и коротким: я видела эту землю, осыпающуюся вниз, во тьму. Но на этом — все, я не знала, что здесь их могила.

— Не похоже, что это было сделано с помощью меча, — заметил Каридан, осматривая кости.

— Да и не похоже, что им позволили разложиться так, как должны разлагаться тела усопших, — добавила Айви.

— Ребятки, вы даже отдаленно не можете представить, с чем мы тут столкнулись, — покачал головой Итерниал.

Он заставил один из черепов подлететь к нему и взял его в руки. Итерниал взял его так, будто собирался раздавить, и Айви хотела остановить его, но не успела: он уже сжал пальцы.

Вот только череп не треснул, как ему полагалось, а прогнулся, будто был сделан из вымоченной древесной коры или мягкой глины. Айви никогда такого не видела, она, обучавшаяся на целительницу у одного из лучших магов страны, знала, что так просто не бывает.

— Что это? — прошептала она. — Это артефакт? Или это были магические формы жизни?

— Это были люди, — вздохнул Итерниал. — Самые обычные люди, даже без магического дара. Но то, что их убило, сделало это с их костями. Я не знаю, что это такое, и уж поверьте, я такое говорю очень редко.

Они были в мешках, а значит, умерли они не здесь, их просто привезли сюда и закопали в песок, зная, что никто не станет их искать. Да и они бы вряд ли добрались до захоронения без магии Итерниала!

Четырнадцать смертей, да еще и таких странных… Айви понимала, что она находится под защитой чудовищ, она делит тело с одним из них. И все равно ей становилось жутко при мысли о том, что убийца этих людей, возможно, скоро встретится на их пути.

Животные не умирали, но и не поднимались. Они были бесконечны слабы — настолько, что почти не поднимались. Их глаза были мутными, кожу покрывали крупные язвы. Они не могли продолжить путешествие — а люди не могли отправиться дальше без них.

Такая судьба постигла не только животных каравана, неизвестная болезнь охватила всех животных, которые прибыли в Приют со своими хозяевами. В саду посреди пустыни собиралось все больше купцов и путешественников, часть из которых были нервными и обозленными на весь мир ворами. Мест для ночлега в полукруглых хижинах оставалось все меньше, и Инрис с определенной опаской ждал того дня, когда сад больше не сможет принимать гостей.

— Это не магическая болезнь, а самая обычная, — заявила Флавия, осмотрев животных. — Должно быть, ее принес один из караванов, а остальные заразились уже здесь.

Инрис слабо представлял, как такое возможно, ведь все они шли через одну и ту же пустыню, но предпочел не спорить, он плохо разбирался в болезнях.

— Вы сможете вылечить их, леди Амарита? — с надеждой посмотрел на нее купец.

— Я буду пытаться. Но здесь нужны не заклинания, а травы. Я найду лекарство, не переживайте, просто на это уйдет чуть больше времени.

Того самого времени, которое Инрис так не хотел терять… Боги, должно быть, решили подшутить над ним: он отправился в опасное путешествие через пустыню, чтобы выиграть несколько дней, а теперь вполне может добраться до форта позже, чем если бы двигался через степи.

Но выбора у него не было, и он ждал вместе с остальными. Путешествие через пустыню в одиночку, без верхового животного, стало бы верной смертью, он зависел от каравана, а караван зависел от колдуньи. Ожидая, пока она справится, Инрис бродил по Приюту, наслаждаясь нереальной красотой этого места. Здесь неизменно царила уютная прохлада, солнце почти не проглядывало сквозь крышу из листьев. В этом саду расслаблялись даже самые жестокие из воинов, это было место всеобщего мира и покоя.

Одно лишь поражало Инриса: здесь совсем не было женщин, кроме Флавии. Гостям прислуживали только мужчины, они готовили еду, ухаживали за животными, лечили раненых, помогая своей госпоже. При этом все они были воинами, Инрис чувствовал их силу, и это сбивало его с толку. Зачем воинам принимать жизнь простых крестьянок?

Он еще мог понять, почему Флавия не приглашала сюда женщин. Благодаря этому все внимание было сосредоточено на ней, она была не просто королевой — богиней, на которую были обращены десятки обожающих взглядов. Да что там, сам Инрис порой ловил себя на том, что засматривается на нее, и его сердце начинает биться быстрее. Это было непривычно, дико даже: он смотрел так только на Эсме и хотел, чтобы это продолжалось и дальше. Вот поэтому и нужно было убираться отсюда как можно скорее!

Но он-то уедет, а остальные останутся, чтобы жить своей странной, не подходящей для них жизнью. Это настолько интриговало его, что однажды он не выдержал. Оказавшись наедине с одним из служителей на узкой тропинке, Инрис спросил:

— Послушай, как вы это выдерживаете вообще?

— Что выдерживаем? — уточнил служитель. — Здесь не нужно ничего выдерживать, у нас все хорошо.

Над полосой ткани, закрывавшей его лицо, мерцали темные, чуть раскосые глаза. Инрис уже видел такие глаза раньше — у горных воинов из дальней провинции, где когда-то служил его отряд. Но глаза тех воинов всегда были дикими, яростными, жаждущими охоты. У этого воина были безразличные ко всему глаза снулой рыбины.

Нет, он не был глуп, ему просто было все равно, где он и что происходит. Должно быть, поэтому он не остался со своим воинственным народом, а стал прислуживать колдунье.

— То, что здесь нет женщин, — пояснил Инрис. — Значит, и семей тоже не будет. Сколько можно такое выносить?

— Это большая честь — служить госпоже.

— Не сомневаюсь. Она, наверно, неплохо вам платит?

— Зачем? — смутился служитель.

— За вашу работу. Разве нет?

— Нет, конечно. Это большая честь…

— Да, я уже слышал, — прервал его Инрис. — Получается, вы работаете только за честь? Готовите, убираете, стираете? Ведете себя, как жены, которых у вас нет? Где тут честь?

Но служитель больше ничего не сказал ему. Он как-то странно покосился на гостя и исчез среди зелени.

А вечером того же дня Инриса снова пригласили в дом колдуньи, и на этот раз он был там один.

Ее дом, в отличие от других полукруглых хижин, был разделен на комнаты. Флавия приняла его не в большом зале, где собирала гостей за столом, а в маленькой светлой комнатке, стены и потолок которой были увиты розами. Благодаря этому воздух был наполнен удивительной свежестью, заставлявшей забыть, что они в пустыне.

Инрис устроился на одной из больших кожаных подушек напротив Флавии, он уже привык, что по-другому здесь и не сидят. Колдунья смотрела на него, не мигая, и от ее взгляда становилось жутко.

— Я здесь из-за разговора с вашим слугой, не так ли? — поинтересовался он.

— Вовсе нет. Мои служители вольны говорить с кем угодно и когда угодно, это их дело.

Но она не стала отрицать, что знает о том разговоре, и уже это значило очень много.

— Тогда для чего вы пригласили меня?

— Просто поговорить, — улыбнулась Флавия. — Вы мне интересны, капитан. Военные Его Величества нечасто заглядывают в Приют.

— Я бы тоже не заглядывал, но такова была воля караванщика.

— Значит, мне повезло. Вы очень необычный человек.

— Разве?

— Безусловно, — кивнула колдунья. — Я вижу в вас желание, которое многие люди не способны познать и понять. У вас есть цель и вы идете к ней. Вы ни от чего не зависите и ни к чему не привязаны. Или все-таки привязаны?

— Не к вещам или местам, — усмехнулся Инрис.

Оставаться с ней наедине было даже сложнее, чем наблюдать за ней издалека. Его взгляд неизбежно возвращался к ней, Инрису легко было забыть, где они сейчас находятся, почему они здесь. Но он заставил себя снова и снова думать об Эсме; это было не сложно, пока рядом с ним были вьющиеся розы, алые, как ее волосы.

— Не к вещам, так, может, к человеку? — прищурилась Флавия.

— К цели, а поскольку моя цель — человек, можно сказать, что я привязан к человеку.

— Как любопытно… Вам нравятся мои розы?

В ее голосе мелькнула обида, настолько легкая, что Инрис даже сомневался: была она или ему почудилось? Но нет, похоже, была, потому что и во взгляде Флавии появилось что-то колючее.

Похоже, колдунья привыкла, что при разговоре с ней мужчины забывают обо всем — а Инрис смотрел на розы. Чем не оскорбление?

— У вас красивые сад, — отозвался Инрис.

— Я спросила про розы.

— А розы напоминают мне кое-кого.

— Ту женщину, к которой вы привязаны?

— Я не говорил, что это женщина.

— Перестаньте! — рассмеялась колдунья. — Кто еще может так покорить сердце мужчины?

— Тоже верно.

— Как ее зовут? Ту, кого вы ищите.

— Эсме.

Он рассказал ей все — от своей первой встречи с Эсме до того момента, когда дворец ведьм пал под атакой королевских войск. Такая откровенность поразила самого Инриса, она была ему совсем не свойственна, но он успокоил себя тем, что с хозяйкой Приюта иначе разговаривать нельзя.

Не упомянул он только свою встречу с Делиором. И снова Инрис не понял, почему это делает, но его не оставляло чувство, что кто-то запретил ему говорить о той встрече, велел хранить ее, как самую дорогую тайну.

Флавия слушала его внимательно, не перебивала вопросами, и он понятия не имел, о чем она сейчас думает. Лишь когда он закончил, она сказала:

— Это достойно восхищения — такая любовь. Надеюсь, вы с ней встретитесь.

— Я тоже на это надеюсь, поэтому мне нужно спешить.

— Выехать сегодня у вас в любом случае не получится: надвигается песчаный шторм. Поэтому прошу, останьтесь с нами, отпразднуйте.

— Что вы собрались праздновать? — удивился Инрис.

— Песчаный шторм.

— А разве это не опасно?

— Очень опасно, — с готовностью подтвердила Флавия.

— В чем тогда праздник?

— Мы празднуем, восхваляя силу пустыни, чтобы она продолжила оберегать нас и дальше. Это очень важное событие для Приюта Солнца.

Она не говорила ему напрямую, что он не имеет права не прийти — но это сквозило между строк. Инрис решил не злить ее, хотя сейчас ему меньше всего хотелось праздника.

— Сочту за честь прийти.

— Тогда до встречи, капитан.

Было во всем этом что-то бесконечно неправильное, то, от чего у Инриса холодела кровь. Инстинкты твердили ему, что эта колдунья ничем не лучше Раиле. Но он, как ни старался, не нашел ни одного повода бояться ее, поэтому заставил себя успокоится. Так и с рассудком можно расстаться!

Он не мог не заметить, что перед штормом в Приюте собралось немало путников — столько, что сад едва мог их вместить. Флавии впору было бы беспокоиться — а не решит ли такое сборище головорезов разгуляться на ее территории? Но колдунья, казалось, радовалась такому количеству гостей. А ведь из-за болезни животных она отказалась брать с них плату за еду и ночлег! Чему тогда радоваться?

Впрочем, эти мысли тревожили одного лишь Инриса, остальные гости, казалось, были счастливы оказаться здесь и к грядущему празднику они готовились, как к главному событию в своей жизни. Они даже согласились надеть принесенные им белые наряды, очень похожие на одежды служителей, но оставляющие лица открытыми.

Инрису тоже принесли эти тряпки, однако он на них даже не посмотрел. В его собственной форме было намного удобней драться — если до этого дойдет. Не должно, конечно, но… а вдруг?

Поэтому он, затянутый в серо-черную кожу, легко выделялся среди призрачных белых фигур. Как и Флавия, которая пришла на праздник в ярко-красном платье.

— Вам было бы удобней в нашем традиционном костюме, — заметила она.

— Королевским военным не следует снимать форму без особой причины.

— Я думала, вы путешественник, а не военный.

— В душе я всегда на службе у Его Величества.

— Иногда нужно побаловать хозяев праздника, — поморщилась она.

— Постараюсь запомнить.

Он не собирался поддаваться ей так, как поддавались другие мужчины: думать лишь о ней, ее божественной красоте, забывая обо всем остальном. У него была Эсме, и память о ней защищала его, как добротный плащ защищает от проливного дождя. Поэтому Инрис попрощался с недовольной Флавией и направился туда, где теперь слышалась музыка.

Играли служители в белом, они же обслуживали низкие столы, выставленные прямо на просторной поляне на самой окраине сада. Теперь один-единственный ряд растений отделял их от выжженной пустыни, в которой уже поднимались ураганные ветры. Но здесь было спокойно и хорошо, и никому не хотелось уходить.

За время пребывания здесь Инрис так и не нашел загадочный ручей, питавший Приют, и вот теперь эта тайна открылась. Он увидел, как двое служителей подошли к особенно толстой лиане, вившейся у границы поляны, надрезали ее и стали собирать в кувшины прозрачный сок, очень похожий на воду, но чуть более вязкий.

Вот, значит, как спасали путников. Не было тут никакой воды, только сок этих растений, который был не так уж плох. Но оставалось непонятным: если людей питают растения, то что же тогда питает их?

Такие вопросы волновали только его. Все остальные гости были просто счастливы быть здесь этой ночью, любоваться на Флавию, пить темно-красное и золотистое вино, которое им подали, смеяться и слушать музыку. На этот вечер они забыли обо всех невзгодах, их даже не волновали животные, умирающие на другой стороне сада. Инрису сложно было поверить, что они, опытные воины, могут напиться, как юнцы.

Он отыскал среди сонной, хохочущей и давно уже не трезвой толпы управляющего караваном, с которым он прибыл в Приют.

— Похоже, шторм будет серьезный, — отметил Инрис. — Вам не кажется, что телеги с товаром и животных лучше переместить ближе к центру сада, чтобы их не задело ветром?

— Не надо! — беззаботно отмахнулся караванщик. — Все будет хорошо! Здесь всегда все хорошо!

— Даже так, осторожность не повредит.

— Осторожность… — Он прервался, зычно икнул и рассмеялся изданному звуку. — О чем это я? А, да, осторожно — она для диких мест. А нас охраняет богиня, о чем нам беспокоиться?

— При всем уважении, Флавия — не богиня…

Но караванщик его уже не слушал. Он плюхнулся на траву, потому что ноги его не держали, кое-как подполз к столу и стал пить вино прямо из кувшина. Вряд ли он сейчас соображал, что делает, — как и все остальные гости.

Инрис растерянно огляделся по сторонам и обнаружил, что уверенно держится на ногах только он, да еще слуги. Но почему? Неужели вино было отравлено? Хотя остальные гости не умирали, они просто были безнадежно пьяны. Это уже не походило на церемонию восхваления пустыни, о которой говорила Флавия. Инрису казалось, что он попал на самую обычную попойку в маленьком деревенском трактире. Вот только поляна была совсем не маленькой, ее заполняли люди, которые — случайно, по словам колдуньи, — оказались здесь именно сейчас.

Дурное предчувствие, ненадолго покинувшее Инриса, вернулось с новой силой.

Музыка утихла, и служители покинули эту часть сада. Они не обращали внимания на гостей — и уже валяющихся без сознания, и еще глупо улыбающихся звездному небу, скрытому листвой. Казалось, что мужчинам в белом хочется как можно скорее убраться отсюда.

— Вы не перестаете меня удивлять, капитан.

Обернувшись, Инрис увидел за своей спиной Флавию. В руках колдунья держала большую деревянную чашу с чем-то густым и красным — то ли краской, то ли соком, то ли разведенной глиной.

— Что происходит? — холодно осведомился Инрис.

— Праздник, как я и говорила.

Она прошла мимо него, к поляне, где все еще лежали ее гости. Некоторых Флавия обходила стороной, над другими наклонялась, чтобы нарисовать у них на лбу алый круг. Инрис сжал боевой шест, готовый напасть, но сдержался. Не из-за того обожания колдуньи, что царило в этом месте, он просто не был уверен, что не допустит ошибку. Флавия не делала ничего плохого, пятна, поставленные ею, не вредили гостям. Может, так она пыталась им помочь?

Наконец, она закончила. Инрис, следивший за ней, знал, что она отметила двенадцать человек.

— Для чего это? — спросил он.

Ее песочные глаза в этот миг были темнее ночи.

— Вы хороший воин, капитан?

— Это не ответ на мой вопрос.

Но она словно не услышала его.

— Думаю, хороший, — задумчиво произнесла Флавия. — Поэтому для начала нужно убедиться, что вы не совершите какую-нибудь глупость.

Он почувствовал, как земля дрожит у него под ногами, и изумленно посмотрел вниз. Инрис был уверен, что готов ко всему, однако его тело вдруг налилось тяжестью, которой раньше не было. Словно он тоже был пьян, хотя и капли вина в рот не брал. Эта тяжесть сдерживала его, и когда из земли вырвались тонкие травяные стебли, он не смог ни отскочить, ни ударить их.

Они стремительно росли, оплетая его, сковывая, сдавливая, как пленника сдавливает веревка. А когда Инрис был похож на муху, пойманную в паутину, трава резко рванула его в сторону, прикручивая к плотной лиане. Очень скоро он не мог двинуться, не мог даже отвернуться в сторону. Ему только и оставалось, что смотреть вперед.

— Что происходит? — с трудом произнес он.

Язык заплетался, веки казались очень тяжелыми, и у него хватило сил держать их лишь полуоткрытыми. Тяжесть в его теле набирала силу, мысли путались, и чтобы не потерять сознание, ему приходилось снова и снова вызывать из памяти образ Эсме.

— Пришло время заплатить за ночлег, — отозвалась Флавия.

Она хлопнула в ладоши, и из-под земли появились новые растения. Эти не были безобидной травой, нет, они оказались больше и сложнее. Они пока не трогали лежащих на земле людей, разрастаясь вокруг них. И лишь когда подготовка была закончена, она начали нарастать на неподвижные тела, постепенно поглощая их.

— Прекрати! — крикнул Инрис. Повысить голос оказалось сложнее, чем он мог ожидать. — Что… Не смей!

Он все еще был королевским воином, он хотел защитить этих людей. И он думал об Эсме: она бы не хотела, чтобы с ними такое случилось!

— А я ничего больше и не делаю, — пожала плечами колдунья. — Это суоро. Мы на его земле, и он волен делать тут что хочет. Ты должен благодарить меня.

— Благодарить тебя?! За что?

— Ты должен был погибнуть вместе с ними, но я решила, что ты слишком любопытен, чтобы так просто убить тебя.

Помеченных краской людей почти не было видно. На их месте появились огромные бесформенные цветочные бутоны.

— Здесь умирают не все — если я буду убивать всех, это слишком быстро заметят, — продолжила Флавия. — Но кто-то же должен кормить суоро! Поэтому здесь навеки остаются одиночки, которых никто не хватится. А если и хватится, то искать будет в пустыне, что, конечно же, бесполезно.

— Одиночки — как я?

— А ты сообразительный. Я же говорила, что спасла тебя.

— Но эти люди прибыли сюда не одни! — напомнил Инрис. — Все мы путешествовали с караванами!

Флавия подошла к караванщику и пнула его затянутой в изящную туфельку ножкой.

— Ты думаешь, это жалкое подобие человека что-то вспомнит? Завтра утром, когда они все проснутся, их животные будут здоровы, они смогут продолжить путь. О том, что с ними был кто-то еще, они даже не задумаются. Но даже если бы они помнили… ты серьезно думаешь, что из-за тебя они стали бы враждовать со мной? И уж тем более из-за этих бродяг!

Огромные бутоны начали резко двигаться, однако это не было похоже на движение людей. Глядя на них, Инрис почему-то представил, как челюсти хищника пережевывают мясо.

— Это неправильно, — прошептал он.

Головокружение все усиливалось, мысли в сознании переползали тяжело, исчезали, оставляя его в темноте.

Он не пил вино, но он пил сок этих лиан. Должно быть, этого оказалось достаточно.

— Жизнь вообще жестока, — с готовностью подтвердила Флавия. — Что тебе с того? Тебя все это уже не касается.

— Что будет… со мной?

Она не стала отвечать, просто перевела взгляд на служителей в белом, стоявших неподалеку, и многозначительно усмехнулась.

И он все понял — даже в момент, когда его сознание угасало. Он оскорбил Флавию: она была госпожой здесь, а он смотрел на нее с недоверием и не думал склонять голову. Он любил Эсме — и вскоре колдунья узнала об этом. Она не знала Эсме, но уже ревновала к ней — не к Инрису даже, а к тому, что мужчина, приглянувшийся ей, способен желать и любить другую женщину.

Она хотела отомстить ему за то, что сама же и придумала. И у нее получалось! Инрис видел, как исчезают, опадая, цветочные бутоны на земле. Но он так и не успел увидеть, что с ними случилось, он больше не мог держать глаза открытыми.

В наступившей темноте он призывал из памяти образ Эсме и держался за него, пока мог. Он надеялся, что этого будет достаточно, но не сложилось: что-то могущественное, бесконечно сильное и непреодолимое сломило его и утащило в пустоту.

Солл решил, что будет воспринимать все это как затянувшуюся смертную казнь. Если он не смог уберечь брата, разве он заслуживает жить? Он хотел умереть тогда — но ему просто не дали и даже лишили возможности убить себя. Поэтому ему оставалось лишь существовать в окружении чудовищ, ожидая, пока смерть смилостивится и заберет его.

Сначала у него даже получалось. Он видел, насколько сильно его спутники отличаются от людей, и из-за этого так легко было считать их злом во плоти. Все отличающееся чуждо и не нужно этому миру, разве не так?

Оказалось, что не так. Даже если бы он зажмурился, заткнул уши, да так и путешествовал всю дорогу, он все равно почувствовал бы в них человеческое начало. А дочь Делиора Сантойи и вовсе оказалась поразительным созданием — разная, как день и ночь, непостижимая, заставившая его сомневаться в принятом решении.

Вот и теперь она вместе с остальными беспокоилась о людях, чьи кости они нашли закопанными в песок. Разве чудовища так поступают?

— Держи, — Анэко протянула ему флягу с водой. — Ты давно не пил. Почему я вообще должна за этим следить?

— Не следи, — пожал плечами Солл.

— Тогда тебя сожжет солнце. Ты как маленький ребенок! Выпей, пожалуйста, сам, не заставляй меня…

Она не закончила, но он и так понял. «Не заставляй меня заставлять тебя».

Он не был связан, шел сам, и все равно Солл чувствовал себя зверем, на шее которого сомкнулась цепь. В любой момент голос Анэко мог ворваться в его голову, разорвать его волю на части, и он выполнил бы любой ее приказ — такое ему и в страшном сне не привиделось бы!

Хотя Анэко, к ее чести, не злоупотребляла этим умением. Иногда даже казалось, что она стыдится такого влияния на него — как он бы стыдился, оказавшись на ее месте. Но Солл отметал такие мысли: чудовище не может обладать человеческой душой, а она, несомненно, была чудовищем.

И все же он взял флягу из ее покрытой мехом руки и сделал несколько глубоких глотков. Он только теперь осознал, как сильно ему нужна была вода: еще чуть-чуть, и он бы потерял сознание. Странно, что Анэко заметила это раньше него.

— Как думаешь, что случилось с теми людьми? — спросила она, украдкой наблюдая за ним.

— Не знаю, — покачал головой Солл. — Но если это была магия, то точно не такая, как я использую.

Он не знал — и никто не знал. Даже могущественный Итерниал, существо, словно шагнувшее прямиком из легенд, если и догадывался о причинах смерти этих людей, то держал свои мысли при себе.

— У пустыни как таковой нет особой магической энергии, — только и сказал он. — А впереди она, похоже, есть, но я не узнаю ее.

— Какая нам разница, что там? — удивился Каридан. — Нам ведь нужно просто попасть в Йергариан.

— Нам-то разницы нет, но проблема сама может шагнуть нам навстречу, — указал Итерниал. — Предлагаю сделать вот что… Пойдем тем же путем, но разделившись на две группы. Так мы растянемся цепью, к нам будет сложнее подкрасться незаметно, да и мы не пропустим ничего подозрительного.

— Поддерживаю, — кивнула Айви. — Это не замедлит нас и даст необходимые знания.

— Хорошо, ну и кто с кем пойдет? — поинтересовался Каридан.

— Учитывая ваши шансы убить друг друга, — хмыкнул Итерниал, — предлагаю следующее разделение: в одной группе пойдут Анэко, ее ручной чародей и Эсме. Второй — Айви, Каридан и безглазая ящерица.

— В такие моменты я понимаю, как мало во мне осталось смирения, — вздохнула Марана. — Убила бы тебя, если бы могла.

— Но не можешь, — напомнил Итерниал. — Поэтому двигайся вместе с остальными и предупреждай, если решишь откопать очередной труп.

— А ты с кем будешь?

— А я буду сам по себе, и это будет самая эффективная команда.

Сказал — и растворился в воздухе, будто и не было его здесь. Солл, мало знавший об итерниалах, никак не мог привыкнуть к способностям этого существа. Даже если бы он хотел, он не смог бы определить, куда оно направилось.

Анэко не стала спорить с распределением на группы. Солл даже не брался сказать, нравится ей вся эта затея или нет. Она, как истинная кошка, умела скрывать свои мысли, а Эсме и вовсе казалась потерянной — словно с ними осталось только ее тело, а ее разум был сейчас где-то далеко.

Со стороны они, должно быть, смотрелись странно: три безмолвные фигуры, бредущие через пустыню. По сути, все они вели себя так, как вел Солл с самого начала, но он первым понял, что не может выносить это. Бало наверняка бы смеялся сейчас — но Бало больше нет, а две женщины рядом с ним вполне реальны.

— Так что именно мы ищем? — спросил он.

— Ты впервые подаешь признаки жизни, — заметила Анэко.

Она улыбнулась, и мелкие трещинки на ее пересохших губах стали шире, из одной скользнула капля крови, которую девушка раздраженно стерла с подбородка. Но Солл все равно успел заметить ее — и ему это не понравилось.

— Ты следишь за тем, чтобы я не остался без воды, а сама что? — возмутился он.

— Я в порядке. Зверолюды могут обходиться без воды больше, чем люди.

— Зачем вообще без нее обходиться, если можно взять и выпить?

— Потому что у нас осталось очень мало, а идти еще неизвестно сколько!

Солл только вздохнул: они, вроде бы, чудовища, а совершают те же ошибки, что и обычные люди.

Зато теперь у него появилась цель. Потому что брести вперед цепью, разыскивая непонятно что, — это не цель. Ему важно было знать, что и ради чего он делает, только так он и спасался от безумия все годы, прошедшие после смерти Тересии Сантойи. Он делал что-то для кого-то, и теперь вновь мог к этому вернуться.

Он на пару мгновений прикрыл глаза, чтобы почувствовать мир вокруг себя. Вот энергия песка, сила земли и… Итерниал был прав: вдалеке что-то было, странное, необъяснимое. Но какая разница, если им туда не нужно? Он искал не загадочную энергию, а вполне привычную — и нашел.

— Я могу идти туда, куда мне хочется? — спросил он у Анэко.

— Можешь, если не попытаешься сбежать или убить себя, — пожала плечами она.

— Не в этот раз.

Он отошел в сторону — шагов на десять, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям. Чуть правее, чуть левее… вот оно, в самый раз! Остановившись на нужном месте, он вытянул обе руки вниз и прошептал заклинание. Оно было не сложным, не утомительным даже, и оно, конечно же, сработало.

Из-под земли, разрывая песок, к ним устремился поток воды. Холодная, но не ледяная, она подпрыгивала к небу, а потом заливала все вокруг теплым дождем. Его спутницы, поначалу замершие от такого зрелища, быстро сообразили, что к чему, и бросились к источнику живительной влаги.

— Вот это да! — рассмеялась Эсме. — Ты сделал воду!

— Я не делал воду, — возразил Солл. — Я просто позвал ее. Воды в пустыне не так уж мало, если знать, где искать.

Но она уже не слушала его. Эсме, как он успел понять, была вечным ребенком, не утратившим способность радоваться жизни — он и сам не отказался бы от такого дара. Она кружилась под потоками воды, хохотала, подставляя струям лицо, и то, что печалило ее столько дней, было забыто.

Оно, скорее всего, скоро вернется, но пока она была счастлива.

Анэко вела себя спокойней, как истинный воин. Она просто подошла к нему и улыбнулась.

— Не знала, что ты так можешь.

— Я, вообще-то, один из лучших королевских магов! — возмутился Солл. А потом быстро понял, как неуместно это теперь звучит. — То есть, был им.

— Почему был? Может, ты и не служишь королю, но твоя сила никуда не исчезла.

— У меня ее отняли.

— У тебя отняли возможность делать глупости, это другое. А раз так, потрать свою силу на что-нибудь полезное, вот как сегодня.

Она сложила ладони чашей, набрала воды, но вместо того, чтобы выпить, плеснула ее на Солла. Он от неожиданности отступил назад, не зная, как это понимать. Но она не пыталась его оскорбить, в ее кошачьих глазах сияли хитрые искры, и он вдруг понял, что это игра.

Он давно не играл — целую вечность. Боевым магам нельзя играть, даже во время обучения, а уж на службе у короля — тем более. Но теперь, когда прошлое осталось позади, другие правила.

Он ухмыльнулся и направил в ее сторону поток воды, все еще подчинявшийся его силе. Анэко мяукнула, совсем как кошка, и отскочила, но не слишком далеко. Она снова попыталась его обрызгать, однако теперь, когда он был подготовлен, это оказалось не так легко.

Для них еще ничего не закончилось, и он оставался пленником. Но в этот момент они, свободные от жары и от вечной серьезности опытных воинов, кажется, были счастливы — совсем чуть-чуть.

Обратно к реальности их вернул голос Эсме:

— Эй! Не хочу прерывать вашу забаву, но сюда, кажется, кто-то идет!

И действительно: сквозь потоки воды и поднявшуюся песочную взвесь они увидели вдалеке одинокий человеческий силуэт. Он приближался к ним — и это был не один из их спутников.

Каждое утро он просыпался в идеальном мире. Лежа на мягкой постели и чувствуя приятное тепло девушки, спящей под боком, он вспоминал свою прекрасную жизнь, такая редко кому выпадает. Иногда это казалось ему странным: ну кто станет вспоминать свою жизнь с усердием ученика, пересказывающего заученные слова учителя? Но долго его сомнения не длились, его мысли теперь были короткими и простыми, он мгновенно забывал все, что вызывало в нем тревогу.

Ему посчастливилось встретить свою истинную любовь очень рано — они оба были детьми. Он помнил Флавию девчонкой с забавными косичками, помнил их игры, помнил, как они таились по лесам и наблюдали за тем, как тренируются королевские солдаты, мечтая однажды стать такими же сильными и свободными. Потом они выросли и оба поступили на службу к Его Величеству. Инрис стал солдатом, Флавия изучила магию и сделалась колдуньей, но они никогда не разлучались. К их мнению прислушивались, им позволяли жить и работать в одном городе.

Они немало путешествовали по стране, прежде чем их попросили присмотреть за Приютом Солнца. Это было очень важное поселение: без него путешествия через пустыню могли прекратиться, или люди стали бы погибать чаще.

Главной, безусловно, была Флавия, она управляла поселением-садом. Ради нее Инрису пришлось оставить командование своим отрядом, но он ни о чем не жалел. Он хотел сопровождать ее, он любил ее. Только ради нее он и жил на свете — больше ему никто не был нужен.

Он почувствовал, как Флавия отстранилась от него, просыпаясь. Колдунья приподнялась на локтях, потянулась, изгибая соблазнительное белое тело. Он хотел дотронуться до нее, но она не позволила.

— У меня много дел, — раздраженно сказала она. — Ты знаешь, какое сейчас время.

— Да, конечно.

Он не обиделся. Он не умел обижаться, чувствовать недовольство или даже не соглашаться с ней. Иногда Инрису смутно казалось, что раньше у него все это получалось, но это, конечно же, были всего лишь его фантазии.

У него вообще хватало их — этих фантазий. Ему иногда мерещилось что-то непонятное, как будто оно было кусочками его памяти. Но это были дикие, неуместные кусочки, не соответствовавшие той жизни, которую он прекрасно помнил.

Он всю жизнь любил Флавию и будет любить ее дальше — вот и все, что ему нужно было знать. Когда Инрис осторожно пытался заглянуть в глубины своей памяти, у него начинала отчаянно болеть голова, иногда он даже терял сознание, а приходил в себя снова довольным и счастливым.

Его дни проходили в служении Флавии. Он ходил за ней, как преданный пес, когда она позволяла ему это, выполнял все ее просьбы. Когда он смотрел на нее, он думал только о ней, а в его сознании звенела блаженная тишина.

Иногда по вечерам, когда они ложились в постель, она спрашивала у него:

— Ты ведь любишь меня?

— Да, — уверенно отвечал Инрис.

— И ты всегда искал только меня?

— Да. Я всегда искал только тебя.

Она любила, когда он повторял это. Но самого Инриса эти слова почему-то ранили, словно он сам себе нож в грудь загонял. «Я всегда искал» — это было правильно, да. Но «только тебя» — здесь появлялся протест.

Не ее.

Все было не так.

Но когда это было? Разве что во сне — ведь всю жизнь он провел с Флавией.

А потом она тянулась к нему, и он любил ее, забывая обо всем.

Одевшись, они оба покинули дом. Он носил те же белые одежды, что и остальные служители Приюта, теперь ему казалось, что он никогда иного и не надевал. Флавия выбрала для сегодняшнего дня золотое платье и была, конечно же, прекрасна.

Они вместе встретили богатый караван, остановившийся в приюте: на этот раз купцов охраняли воины, и Флавия была довольна этим. Значит, побольше людей останется к завтрашнему празднику.

Ей понравился управляющий караваном, Инрис сразу заметил это. Когда над Приютом сгустились сумерки, она сказала:

— Ты сегодня ночуешь в хижине для гостей.

Он не стал спорить, просто кивнул. Зачем ему возвращаться домой, если в его постели будет другой мужчина? Это не волновало Инриса, он был убежден, что только так и живут влюбленные пары. У нее была свобода, он выполнял любые его приказы. Если он хотя бы пытался подумать, правильно ли это, точно ли так было всегда, возвращалась проклятая боль, сводившая его с ума.

Очень скоро он перестал думать.

В глубине души ему даже нравились ночи, которые он проводил один, без нее. Инрис стыдился этих мыслей и никому не признался бы в них, но избавиться от них не мог. Вместо того, чтобы тратить их на сон, он гулял по ночному приюту, наслаждаясь редким и оттого особо ценным одиночеством.

Он любил этот сад — вот в этом он не сомневался. Его поражала красота природы, здесь она принимала особую форму, какой больше не найти во всем королевстве. Иногда ему казалось, что растения могут понимать его и наблюдать за ним. Тогда он говорил с ними, он рассказывал им странные вещи, которые будто бы случились в его прошлом. Кажется, он даже молил сад о чем-то… молил отпустить его?

Нет, это бессмыслица. Зачем ему умолять о чем-то растения? Да и зачем ему свобода, если есть Флавия, такая красивая и желанная? Поэтому он смеялся над собой и отправлялся спать один. Но чувство, что если он кому и может довериться, то только этому саду, с каждым днем становилось все сильнее. Как будто они оба пленники здесь… но пленный сад — это даже глупее, чем разговоры с садом.

Утром он все-таки встретил управляющего караваном в своем доме. Инрису было все равно, он поздоровался с искренней приветливостью. Караванщик почему-то казался смущенным и поспешил уйти. Он сказал, что постарается побыстрее уехать из Приюта, но, конечно же, никуда не уехал. А куда он денется, если вокруг сада бушует песчаный шторм?

Той ночью был очередной праздник, но Инриса на него не пустили. Перед каждой такой церемонией Флавия приказывала ему остаться в доме, а широкие листья сада закрывали окна и двери, не позволяя ему выглянуть наружу. Инрис многое знал про праздники, представлял, как они проходят, но ни одного не видел.

Из дома он слышал, как звучала тихая музыка, а потом вдруг раздались крики. Это было необычно: музыка играла всегда, а вот криков раньше не было, да еще таких отчаянных, испуганных…

Он попытался подумать об этом — но вспышка головной боли мгновенно отняла у него сознание.

А утром все было как обычно. Караваны покинули сад. Служители в белых одеждах очистили Приют, потом повезли куда-то в пески целую телегу больших светлых мешков. Инрис понятия не имел, что там, но ему и в голову не приходило спросить.

Его память была понятной.

Его мысли были медленными и короткими.

Его жизнь была совершенной.

Эсме не могла избавиться от чувства, что на самом деле она должна быть не здесь, — с тех пор, как она встретилась с капитаном Ван Кирком. Она никогда не отказывалась от поисков Инриса, ради них она и покинула Ариору, но Эсме хотела сначала помочь Айви, а потом уже возвращаться к своему прошлому. В лице капитана прошлое, кажется, само догнало ее.

Но что это могло изменить? Эсме по-прежнему понятия не имела, где Инрис, не знала даже, с чего начать поиск. Правда, у нее из памяти не шло письмо, которое получил капитан… Делиор сказал, что Инрис искал ее, так что он вполне мог написать Ван Кирку. Но если так, почему он не приехал? Инрис, которого она знала, не испугался бы пустыни, он был бы в форте уже через несколько дней! А тот, кто написал письмо, так и не появился, хотя прошел уже не один сезон. Скорее всего, капитан прав, это был всего лишь самозванец, желавший получить легких денег из королевской казны.

Или все-таки Инрис? Что если это действительно был он? Он написал Ван Кирку, получил ответ, попытался добраться до форта Мигос — и с ним что-то случилось. Обводя взглядом выжженную землю пустыни, Эсме вынуждена была признать, что тут могло произойти что угодно.

Она не могла перестать думать об этом, иногда даже забывала, где находится и кто рядом с ней. Ей казалось, что своим бездействием она предает Инриса. Но что она могла сделать, что?

Впрочем, даже так Эсме заметила, что Солл Аншах, их невольный спутник, впервые перестал напоминать живого мертвеца. Он улыбался, кажется, даже смеялся, когда подарил им воду. Он ведь был неплохой, на самом деле, Эсме чувствовала это. И все же она не могла избавиться от ощущения, что Антара играет с ним, как кошка играет с крысой.

Но что бы ни запланировала для него принцесса змей, случится это потом. Пока же он радовался воде вместе с ними, и враждебность, висевшая над ним и Анэко все это время, понемногу начала исчезать. Все было бы замечательно — если бы у них не появилась компания.

К ним двигался всего один путник, а в пустыне это было странно, здесь мало кто путешествует один, да еще и, похоже, без вещей! Где шатер, в котором он прятался от солнца? Где вода, которая не давала ему погибнуть? Да и шел он странно: шатался из стороны в сторону, как пьяный, часто спотыкался, но никогда не падал, хотя было заметно, что ему тяжело удерживаться на ногах.

Эсме на всякий случай подошла поближе к своим спутникам. Солл уменьшил подземный поток воды до скромного ручейка, и теперь они втроем стояли рядом на мокром песке.

— Что это такое? — прошептала Эсме.

— Не знаю, но от него очень странно пахнет, — отозвалась Анэко. — Потом и кровью — да, это нормально в пустыне. А еще чем-то другим, не его природы, вроде как травами, но я не уверена. И откуда в пустыне травы?

— В этой пустыне может быть что угодно, — заметил Солл. — Энергия у него человеческая, и все же он определенно сталкивался с магией. Держитесь за мной, я не уверен, что он не опасен.

— А ты что, теперь наш защитник? — хмыкнула Анэко. — Мы не беспомощные девицы, забыл? Мы — магические формы жизни.

— Просто держитесь за мной, пожалуйста, — мягко произнес маг.

— Ладно.

Эсме едва сдержала улыбку: похоже, он быстро понял, как успокаивать разозленную кошку.

А потом ей стало не до улыбок, потому что одинокий путник подошел поближе и она смогла рассмотреть его.

Похоже, ему здорово досталось. Это был молодой мужчина, высокий, сильный, смуглый от солнца — явно привыкший к таким путешествиям. Но теперь его одежда, светлая, как у всех странников пустыни, была больше похожа на грязные тряпки. Она плохо скрывала нездоровое худое тело, покрытое солнечными ожогами — особенно много их было на босых ногах, там и вовсе не осталось здоровой кожи. Глаза мужчины горели, как в лихорадке, губы пересохли и потрескались. Его взгляд блуждал по пустыне, иногда останавливался на Эсме и ее спутниках, но не задерживался на них.

Он шел к ним не потому что надеялся на помощь. Он просто двигался вперед, пока они не оказались на его пути. Похоже, тело его еще сражалось за жизнь, а вот разум уже остался в пустыне.

— Господин купец, — позвала Анэко. — Не хотите ли воды?

Он вздрогнул и отшатнулся от нее, будто она его ударила, хотя Анэко не двинулась с места.

— Нет! — крикнул он. Голос звучал хрипло, на губах появились новые трещины, мгновенно начавшие кровоточить. — Она вас послала? Она? Я не вернусь!

— Думаю, нужно позвать остальных, — тихо заметила Эсме.

— Уже позвал, — кивнул Солл.

А вот это уже было удивительно.

— Но как?

— Ваш друг, Итерниал, постоянно следит за мной — на случай если я попытаюсь освободиться от чар Антары. На нашу удачу, эту связь можно использовать и для просьбы о помощи, так что ваши друзья скоро будут здесь.

Между тем путник продолжала испуганно смотреть на них — на Эсме и Анэко. Солла он будто не замечал, а вот женщины вызывали у него неподдельный ужас. Он продолжал шептать:

— Нет, нет, нет… Не трогайте! Оставьте! Она сказала, что будет праздник… Но я почувствовал, почувствовал… Это не мой праздник, не для живых! Но никто не убегает… А я убежал, убежал…

— Как странно, — нахмурился Солл. — Магия, которую я чувствую на нем, его и не его одновременно.

— Ну и что это должно означать?

— Смею предположить, что на нем попытались использовать какое-то удерживающее заклинание. Но я с таким прежде не сталкивался — а я изучал магию всю жизнь. Это было очень сильное заклинание.

— Очень сильное, говоришь? — недоверчиво покосилась на него Анэко. — Почему тогда этот господин здесь? От сильных заклинаний не убегают.

— Был бы человеком — не убежал бы. Но у него есть врожденные магические способности, среди предков определенно был колдун.

— Он же купец, — указала Эсме.

— Он мог и не знать о своих способностях, но в решающий момент они сработали сами, если его жизни угрожая опасность. Как видите, полностью от чар он не освободился, значит, с его стороны это была интуитивная магия, позволившая ему убежать.

— Убежать! — подхватил путник. — Она сказала, что от нее не убегают. Можно выбраться. Уйти нельзя. Нельзя убежать!

Эсме уже видела, что к ним спешат остальные — Айви, Каридан и Марана. Итерниала нигде не было, но он, как всегда, мог появиться в любой момент. Оставалось только дождаться их…

Но путник дождаться не смог. Он снова пошатнулся, однако на этот раз он не удержался на ногах и повалился на пропитанный водой песок. Его трясло, и сначала Эсме подумала, что это от усталости и страха, но она быстро сообразила, что у него начались конвульсии.

Солл понял это гораздо раньше. Он и подоспевший Каридан навалились на мужчину с двух сторон, прижимая его к песку.

— Не подходите! — крикнул Солл. — С ним творится что-то странное!

— И снова они воображают, будто они рыцари, — буркнула Анэко, но подходить действительно не стала.

Путник вырывался, но не осознанно — осознанно он уже ничего делать не мог, его глаза закатились, он потерял сознание. Его рот был приоткрыт, на губах скапливалась розоватая от крови пена.

Рядом с ними появился Итерниал. Некоторое время он с умеренным любопытством наблюдал за своими спутниками, скрестив руки на груди. Каридан первым заметил это и раздраженно поинтересовался:

— Может, соизволишь помочь, принц?

— Помогу советом: отойдите от него.

— Что? Да он же умирает, его нужно удерживать!

— Отойдите, — повторил Итерниал. — А то потом не отмоетесь. Я сам его удержу.

Может, он им и не нравился, Каридану так точно, но спорить с ним они не стали. Они отстранились от путника, возвращаясь к девушкам, но подняться он все равно не мог, его удерживала незримая сила Итерниала.

— Я чувствую жизнь! — насторожилась Марана.

— Да, он пока живой! — раздраженно заметила Анэко.

— Не его жизнь — жизнь в нем!

— Ага, — кивнул Итерниал. — И сейчас мы с этой жизнью познакомимся.

Эсме до последнего не понимала, о чем они говорят, — а потом она все увидела. Изо рта мужчины, разбивая плотно сжатые зубы, появился зеленый росток. Она невольно порадовалась тому, что он давно потерял сознание и ничего не чувствует, Эсме никому бы не пожелала проходить через такое.

Она все надеялась, что ей мерещится, что это какая-то магия иллюзий. Но глаза ее все же не подводили: это действительно происходило. Тело мужчины не просто дрожало, что-то шевелилось в нем изнутри. В человеке жило растение — даже если это было невозможно. Оно прорывалось наружу тонкими ростками, проходившими через рот, нос, глаза и уши, а потом уже через грудь и живот. Эсме даже не заметила, когда мужчина умер, потому что движение не прекращалось ни на миг.

Казалось, что жуткое растение просто отняло у человека тело, чтобы расти в нем, как в плодородной почве, которой в этих местах просто не было. Но когда хозяин погиб, зеленая тварь, сожравшая его изнутри, долго не продержалась. Она стремительно начала увядать, ссыхаясь, и очень скоро перед ними осталось окровавленное тело, пронизанное затвердевшими лианами.

В наступившей тишине первым прозвучал голос Айви:

— Ну и что это было? Кто-нибудь может объяснить?

— Кое-кто может попытаться, — ответил Итерниал. — Хотя этот кое-что не знает, что бы вы без него делали.

— Объясняй уже! — поторопила Анэко. — Откуда эта штука в пустыне?

— А она не из пустыни. Это защитное заклинание, весьма любопытное, надо сказать.

— Оно не позволило ему сбежать, — признала Марана. — Но я не могу понять, откуда оно. Оно умерло сейчас, потому что ему не место в пустыне, значит, оно порождено не песком.

— Еще бы, — хмыкнул Итерниал. — Думаю, оно и те кости, что мы нашли, связаны.

— Вы, конечно, можете со мной спорить, но мы не можем просто пройти мимо, — нахмурилась Айви. — Я была согласна закрыть глаза на те кости, чтобы не терять время, — в конце концов, это могло случиться когда угодно. А сейчас… Это все по-настоящему. Прямо сейчас кто-то убивает людей в пустыне.

— Сама пустыня тоже убивает людей, — напомнил Итерниал.

— Да, но саму пустыню мы вряд ли остановим, а вот это, — Айви указала на засохшие ростки, — вполне можем, оно тут такое же чужое, как мы.

Она не стала продолжать, но остальные и так знали, что она хотела сказать. Что бы ни поселилось в пустыне, оно уже привыкло жрать людей, оно не боялось королевских воинов, которые редко бывали в этих гиблых местах. Но оно вряд ли готовилось ко встрече с магическими формами жизни, так что если кто и может уничтожить его, то только они.

Да, это не касалось их и не было связано с миссией Антары. Однако в глубине души все они оставались людьми, и им была небезразлична судьба тех немногих, кто отважился пройти через пустыню. Им даже не нужно было обсуждать, куда идти, где искать, это было понятно: в Приюте Солнца. Только там нечто похожее на растение могло затаиться, а потом забраться в тело человека, и теперь их путь лежал туда.

Эсме вдруг с ужасом подумала о том, что Инрис тоже мог свернуть туда, направляясь в форт Мигос, но тут же отмела эту мысль, как одинокий путник откидывает со своей дороги ядовитую змею. Тот, кто писал Ван Кирку, не Инрис, а обманщик, настоящего Инриса здесь не было. После всех испытаний, которые он уже прошел, судьба не завела бы его в такую ловушку, это было бы нечестно! Эсме прекрасно понимала, что если бы он вдруг попал в Приют, то погиб бы, как этот незнакомец, и она заставила себя не верить.

Чуть успокоившись, Эсме двинулась за своими спутниками, которые уже шли по следам погибшего путника.

Вечером должен был состояться праздник песчаной бури, поэтому с самого утра Флавия была занята. Инрис был бы и не против помочь ей, но она не позволяла ему, она словно боялась, что он увидит что-то особенное, способное серьезно повлиять на него. Но что? Он уже слышал крики в дни таких праздников, однако никак не мог сообразить, что они значат. Его память работала все хуже, а головные боли возвращались все чаще. Инрис не знал, к чему это приведет, он лишь смутно догадывался, что ни к чему хорошему.

Служители сейчас помогали Флавии, почти все гости еще спали, и сад опустел. Но Инрису это нравилось — ходить здесь и представлять, что он в Приюте один. У него над головой шелестели зеленые ветви, хотя ветра он не чувствовал.

— Похоже, что тебе этот праздник нравится не больше, чем мне, — заметил Инрис. — А мне он, по правде сказать, не нравится вообще. Мне кажется, что раньше я был человеком, которому не нравились такие праздники. Глупо, да? Если скажу Флавии — засмеет ведь.

Только саду он и мог признаться в таких мыслях. Служители обязательно передали бы его слова Флавии, а она разозлилась бы, она всегда злилась, когда он говорил о прошлом. Только непонятно, почему, ведь он почти всю жизнь провел с ней и любил ее, даже если это воспоминание, такое четкое и ясное, отзывалось необъяснимым отвращением в душе.

Да и сад был странным собеседником — именно собеседником, потому что иногда Инрису казалось, что ветви кивают ему в согласии. Когда он жил в других провинциях, ему и в голову не пришло бы болтать с растениями, но здесь все было по-другому.

— Кажется, я ей надоел, — вздохнул Инрис. — А если так, то я недолго пробуду с ней. Мне кажется, что она избавляется от надоевших игрушек. Это так странно… Я знаю, что Флавия — добрейшая душа, милая и нежная, но одновременно я знаю, что она уничтожит меня, когда я буду не нужен. И знаешь, что? Я не боюсь этого, я даже не против. Я схожу с ума? Или уже сошел?

На этот раз сад не ответил ему. Чтобы унять разгорающуюся в душе тревогу, Инрис продолжил прогулку. Гости Приюта начали просыпаться, многие из них были недовольны тем, что из-за приближающегося шторма нельзя уехать, а вот праздника они ждали с нетерпением. Они обожали Флавию, ее нельзя было не любить.

Инрису не хотелось пересекаться с ними, и он ушел в сторону, на окраину сада, туда, где растения были поменьше и цветы попадались чаще, чем зеленые листья. Он любил эти цветы — простые и сложные, большие и маленькие, белые, желтые, синие и фиолетовые. В них чувствовалась красота, способная подарить ему недолгое умиротворение. К тому же, в Приюте никогда нельзя было заранее узнать, какие цветы здесь зацветут, они отличались от всего, что Инрис видел в других провинциях.

Вот и сейчас во время своей бесцельной прогулки он обнаружил удивительные розы: белые, крупные, бархатистые, они манили его к себе. Они казались облаками, которые Инрис почти позабыл в этих местах, вдруг решившими упасть на подушку из зеленых кустов. Розы были настолько совершенны, что он просто не мог пройти мимо, он должен был коснуться их, чтобы убедиться: они настоящие, такое великолепие действительно существует.

Но едва его пальцы дотянулись до нежных лепестков, как одна из веток хлестнула его — быстро, хищно, совсем как змея. Ветра в этот миг не было, и Инрис был уверен, что не дотрагивался до нее сам. Он почувствовал резкую вспышку боли и одернул руку, но было уже поздно: на его коже остались линии порезов, а по лепесткам розы растекались капли его крови.

Живая, алая, вызывающе яркая в этом мире, она окрашивала лепестки, отнимая их чистую белизну. Крови пролилось не так много, и все равно ее было достаточно, чтобы целый бутон сделать красным. Инрис вдруг понял, что не видел здесь раньше красных цветов — при всем разнообразии оттенков этого сада. Эта роза была уникальна, такая алая, такая манящая… Алая, как красные маки далеких полей. Алая, как ее волосы.

Как чьи волосы?…

Головная боль снова накрыла его волной, но Инрис сопротивлялся ей изо всех сил, не давая сломить себя. В его искалеченной, будто разбитой кем-то памяти появился образ, за который он отчаянно держался, не поддаваясь темноте. Девушка с красными волосами и ясными, как небо, глазами. Кажется, он знал ее раньше — и просил ее о помощи. Но тогда он не справился, не удержался за память о ней, а теперь хотел и мог.

Он шел к ней через боль и отчаяние. Если только добраться, победить себя, коснуться этих мыслей — тогда он все вспомнит. Поэтому Инрис сопротивлялся, а когда становилось особенно тяжело, он сжимал порезанную розовыми шипами руку, и физическая боль отвлекала его от магической боли.

Это напоминало ему подъем на крутую гору против сильного ветра: одна ошибка — и ветер сбросит тебя вниз, в пропасть, разобьет о камни. Но если ты продержишься и дойдешь до вершины, то там ветра уже не будет. Ты будешь стоять на высоте и смотреть на долину, ту самую, где укрыта твоя далекая память, настоящая, а не придуманная кем-то.

Он добрался до вершины.

Инрис почувствовал, как заклинание, связывавшее его, рвется на части, а образ девушки с красными волосами становится ближе. Эсме! Сначала пришло это имя, а потом все, что было с ним связано, настоящая жизнь Инриса. Не было никакой детской влюбленности во Флавию. Было детство в деревне, дворец ведьм, Раиле, заколдовавшая его, и, конечно же, Эсме. Его цель, путеводная звезда, ради которой он и оказался здесь, но остался вместо того, чтобы продолжить путь.

Он даже вспомнил, как это произошло: тот кровавый праздник, люди, исчезающие в растениях, слова Флавии… Она изменила его, сделала таким, каким хотела, но где-то в глубине души он все же остался прежним. Теперь он, настоящий Инрис, вырвался наружу.

Когда к нему вернулось зрение, он обнаружил, что стоит на коленях перед розовыми кустами и пытается отдышаться. Освобождение от заклинания далось ему нелегко — но у него все же получилось!

Его триумф долго не продлился, потому что за спиной у него прозвучал до тошноты знакомый голос:

— Ты действительно думал, что разрушение моей собственной магии не привлечет меня?

Обернувшись, он увидел Флавию и четырех служителей в белом — он уже знал, что это воины, которым, как и ему, не повезло привлечь ее внимание. От тех, кем они были раньше, мало что осталось, и они вряд ли могли вспомнить свое прошлое, ведь у них не было Эсме.

Инрис не сомневался, что справился бы с ними — всего четыре, не так много! Но не в таком состоянии, как сейчас. Преодоление заклинания измотало его, отняло столько сил, что он не мог даже подняться на ноги. Да и потом, даже если бы он справился со служителями, колдунья сумела бы постоять за себя.

Флавия смотрела на него со смесью злости и презрения. Похоже, он все равно надоел ей и она хотела избавиться от него, но теперь ее бесило, что все произошло не по ее воле.

Она перевела взгляд с Инриса на розовые кусты, увидела цветок, окрашенный кровью.

— Ну и зачем ты это сделал? — спросила она.

Казалось бы: вопрос обращен к нему, иначе и быть не могло. Но Инрис чувствовал: она разговаривает с кем-то другим. Словно в подтверждение его догадок, вокруг них зашумели ветви сада.

— Это ничего не изменит, — вздохнула Флавия. — Если бы я не знала тебя лучше, я бы решила, что ты осознанно хотел сделать мне гадость. Но так ведь быть не могло, правда?

— Зачем я тебе? — спросил Инрис. — Хотя нет, не это важно… Почему ты не убила меня сразу?

— Потому что это было бы неинтересно, — пожала плечами колдунья. — Слишком милосердно, слишком мало для тебя. Смерть — для тех, кто был мне безразличен, а ты меня разозлил.

— Чем же?

— Ты не подчинился, — просто сказала она. — Так иногда бывает с теми, у кого есть неразвитые магические способности. Но у тебя-то их нет! Значит, ты не подчинился по какой-то другой причине. Но я все же заставила тебя рассказать мне про эту твою Эсме, и знаешь, что? Стало только хуже. Убийство быстро все заканчивает. А мне хотелось показать тебе, что ты не так уж хорош, что ты — всего лишь человек, да еще и мужчина, ты создан, чтобы тебя использовать, как и они!

Она указала на служителей. Они продолжали безжизненно смотреть на Инриса, словно не слышали, что говорит их хозяйка.

Инрис невесело усмехнулся:

— Но я не стал и одним из них, потому что ты знала: твое заклинание подействовало не до конца. Тебе нужно было постоянно следить, постоянно заставлять меня повторять ту память, что ты для меня придумала. Похоже, не такая уж ты хорошая колдунья, а?

Она не ответила ему, но он чувствовал: она задета. Впрочем, Инрис не брался сказать, что стало для нее худшим ударом: его наглость или эта красная роза. Он плохо понимал, что тут происходит, однако догадывался, что ему неожиданно помог кто-то важный для Флавии.

Хотя много ли толку было от такой помощи? Служители колдуньи подняли его на ноги, скрутили руки за спиной, а Инрис пока был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Он знал, что не сбежит, не выдержит — но знал и то, что больше не поддастся магии Флавии. Когда он избавился от придуманной ею памяти, произошло нечто необратимое, и колдунья видела в этом свое поражение.

— Надеюсь, вы счастливы, оба, спелись они, — процедила сквозь сжатые зубы она. — Только знаешь, что? В честь твоего выдающегося подвига я сделаю этот праздник особенным!

Пока он был в ее плену, она не позволяла ему вспомнить церемонию, связанную с песчаным штормом. Но теперь-то он знал, что здесь происходит, и его это пугало.

— Обычно я позволяю купцам уйти, — продолжила Флавия. — Но раз ты такой молодец, они умрут в твою честь, а ты умрешь вместе с ними.

— Ты не можешь убить всех, — ужаснулся Инрис. — Это заметят!

— Кто заметит? Где? Заметят в их родных деревнях, которые на много дней пути от этой провинции? Там не докажут, что они умерли здесь, пустыня большая. Заметят в Синх-Атэ? Там всем плевать, кто где умер, значение имеет лишь тот, кто выжил. В форте Мигос? Да, там могут заметить, если они ждут эти караваны. Ну так что же? Скажу, что это была совсем уж суровая буря!

Инрису сложно было признать это, но преимущества действительно были на стороне Флавии. Если бы возле Приюта постоянно пропадали караваны, люди короля наверняка насторожились бы. Но один песчаный шторм и правда мог унести много жизней, купцам просто не повезло, Флавия здесь не при чем.

— Тебе придется переждать этот день в нашем доме, любимый, — с показательной нежностью проворковала колдунья. Глаза цвета песка оставались злыми, ненавидящими. — Но этот вечер пройдет в твою честь.

— Эти люди здесь не при чем, Флавия. Хочешь издеваться надо мной — пожалуйста, мсти. Но они-то тебе ничего не сделали!

— Сами по себе они никчемны и бесполезны, — согласилась Флавия. — Все сводится к тебе.

— Я их даже не знаю!

— Но ты уже беспокоишься о них. Я неплохо изучила тебя за то время, что ты был моим отважным маленьким солдатиком. Ты смелый и ты умеешь терпеть. Для тебя не так уж важно, что будет с тобой. Но ты не способен переносить страдания других, и в этом твоя слабость. Хотя ты можешь попытаться умолять меня, и если ты будешь достаточно убедителен, я, может, кого-то и отпущу.

Инрис уже знал, что не отпустит. Флавии просто хотелось увидеть его униженным и раздавленным, однако это не изменило бы судьбу ее пленников. Никто из них не должен был дожить до рассвета, а все потому, что хозяйку Приюта злила любовь к другой женщине, чувство, которое она так и не смогла выжечь в нем.

Он понимал, что умрет здесь — так глупо, так рано; только закончив подготовку к своей жизни, он ее потеряет. Но Инрис не боялся смерти, давно уже не боялся. Когда служители Флавии уводили его к дому колдуньи, он сожалел лишь об одном: им с Эсме так и не суждено было встретиться.

Им не пришлось придумывать причину своего неожиданного визита в Приют Солнца: начинался песчаный шторм, который сгонял всех, кто был поблизости, к зеленому саду. Никому не хотелось остаться под ураганным ветром, наполненным горячим песком — ослепляющим, пронизывающим, мешающим дышать. Поэтому караваны и путники шли туда, где ветра не было, под защиту густой листвы. Среди набирающего ярость шторма Приют казался единственным кораблем, хранящим жизнь в морских волнах.

Айви не нравилось это место. Она и сама не могла толком сказать, почему: после долгих дней пути по выжженной земле сад был особенно прекрасен, о гостях здесь заботились, беспорядков не было — даже при том, что среди собравшихся наверняка хватало разбойников. Здесь все уважали перемирие, установившееся в Приюте.

И все равно она не могла избавиться от чувства, что это все не настоящее. Не то чтобы иллюзия, но точно не то, чем кажется на самом деле. А еще ей казалось, что сад не боится шторма, а даже приветствует его.

— Я схожу с ума, — проворчала Айви.

Они снова притворялись беглыми крестьянами. Это было несложно: достаточно было кутаться в грязные, похожие на тряпки плащи и лишний раз не подавать голос. Они не выделялись в пестрой толпе, собравшейся в Приюте, им не задавали вопросов.

— Забавно, а мне казалось, что все мы здесь давно безумцы, — усмехнулся Каридан. — Что тебя тревожит?

— Мне почему-то кажется, что здесь все живое! Деревья, шторм, даже земля… Так ведь не может быть, правда?

— Все растения так или иначе живые, пока их не срежут, — пожала плечами Анэко.

— Я знаю — и я не о том. Как будто все это живое, как мы с вами, но я не могу сказать, что чувствую кого-то конкретного…

— Не можешь сказать, вот и не говори, — посоветовал Итерниал. — Я сам с этим разберусь.

Во время их визита в Приют он больше не исчезал, потому что среди такого собрания путешественников ему сложно было бы появиться незаметно. Он изображал отца Эсме, а она, принявшая образ ребенка, доверчиво жалась к нему. При этом лазурные глаза девочки оставались внимательными и настороженными, она изучала Приют, как и все остальные.

— Ты не забываешь, что мы, вообще-то, пока работаем вместе? — нахмурился Каридан. — И если ты знаешь, что здесь происходит, скажи.

— В том-то и дело, что не знаю. Но выясню.

Шторм за пределами сада усиливался, и от этого становилось не по времени темно. Уже было понятно, что больше сюда никто не доберется — просто не сможет прорваться через песчаную завесу. Но и те, кто сейчас внутри, не смогут вырваться.

Хотя с чего им вдруг вырываться? Айви внимательно осматривалась по сторонам, но не замечала ничего подозрительного. В Приюте никого не связывали, не пытали, не превращали в обглоданные кости. Здесь вообще не было крупных животных, способных сожрать человека. Растений хватало, но ни одно из них не было похоже на то, что убило несчастного незнакомца в пустыне.

Временные гости Приюта были хорошо вооружены, никто не отнимал у них мечи, копья, боевые шесты и арбалеты. Во многих их этих людей чувствовалась сила истинных воинов, способных постоять за себя даже в битве с чудовищами. Все это сбивало Айви с толку: может, они ошиблись и приют вовсе не связан с их жуткими находками в пустыне?

— Здесь очень много магии, — тихо заметила Марана.

— Приютом заправляет колдунья, и, как мне говорили, неплохая, — сказал Солл. — Думаю, это ее магия.

— Похоже на то. Но эта же магия пронизывает шторм.

— Ты уверена? — смутился колдун. — Мне показалось, что я чувствую в шторме магию, но я не был уверен… Как ты смогла уловить ее?

— А эту магию чувствует не та часть меня, что была ясновидящей, — горько усмехнулась Марана. — Ее улавливает тригг. Значит, это стихийная магия.

— Да еще такая, которая вам и не снилась, — заявил Итерниал. — Держитесь вместе и проследите за моей «доченькой».

— А ты куда собрался? — нахмурилась Анэко.

— Осмотреться.

Он растворился в толпе до того, как она успела ему ответить. Айви невольно подумала, что Итерниалу даже магия не нужна, чтобы скрыться — для существа, которое могло бы полностью положиться на свою чудовищную силу, он оказался неплохо подготовлен.

Остальные разделяться не спешили, и Айви была благодарна им за это. В Приюте было совсем мало женщин — да почти не было, кроме них. Они постоянно кутались в плащи, прятали лица, но это не помогало, по росту и фигуре все равно несложно было угадать, что они не очередные вооруженные громилы. Это привлекало гораздо больше заинтересованных взглядов, чем хотелось бы Айви. Купцов и разбойников, уже много дней находившихся в пустыне, не отпугивали даже темные наряды вдов.

Пока никто к ним не подходил. Но Айви видела, что если будет выпито достаточно вина, у них могут начаться проблемы — особенно с наступлением темноты. К счастью, тут, похоже, намечался какой-то праздник, он вполне мог отвлечь гостей Приюта на эту ночь, а утром, если повезет, шторм успокоится и они разойдутся.

Торжество готовилось серьезное, оно занимало целую армию служителей в белом. Они расчищали просторную поляну на окраине сада, украшали ее цветами, выносили невысокие столы. Мелькали блюда, кувшины, корзины с фруктами, готовились факелы для освещения — а значит, праздник должен был пройти ночью.

— Интересно, чему они радуются? — задумчиво произнес Каридан.

— Может, хотят отвлечь собравшихся здесь людей? — предположила Марана. — Если тут хоть одна драка начнется, очень скоро они поубивают друг друга!

— Возможно. Но посмотри, сколько у них столов, посуды, еды… Это все было собрано не за один миг, похоже, у них действительно праздник, к которому они готовились.

— Значит, нам повезло на него попасть, что такого? — пожала плечами Эсме.

— То, что я согласен с Айви: здесь действительно странная энергия. А раз Итерниал сбежал, это действительно так. Он как островная оса: на кровь летит.

— Но здесь нет крови!

— Будем надеяться, что и не будет.

Чем больше времени проходило, тем более пьяными казались гости Приюта. Однако Айви видела, что вино им пока не подавали, и это настораживало. Она предполагала, что все дело в соке, который тут наливали вместо воды, густом и сладком. Поэтому Айви не решалась пить его, хотя жажда мучала ее все сильнее.

«Пей, — прозвучал у нее в голове голос Антары. — А не то твои силы кончатся раньше, чем тебе хотелось бы».

«Но тут же… Тут же дурман может быть!» — возмущенно подумала Айви.

«Не может быть, а наверняка есть».

«Разве это не опасно?»

«Не для нас. Деточка, мы с тобой — одно из самых ядовитых существ в мире. Но этот сок в целом не очень силен, он не подействует на магические формы жизни, поэтому его можно пить сколько угодно. Но больше — ничего, и ничего не есть. В каждой тарелке и каждом кубке собрано чуть-чуть дурмана, а когда его соберется много, он может сломить кого-то из вас. Тебя — вряд ли, потому что у тебя есть я. Но кого-то из тех бродяг, которых ты зовешь друзьями — вполне. Поэтому предупреди их».

И Айви предупредила, хотя она почти ничего не понимала. Откуда дурман, зачем он? Пытается ли колдунья просто усмирить своих буйных гостей или она задумала недоброе? Где она вообще? За все время, что прошло с их прибытия в сад, Флавия Амарита, хозяйка этого места, не появилась ни разу. Сложно было представить, что могло отвлечь ее от праздника, но что-то же отвлекло!

— Вот это уже интересно, — вполголоса произнес Каридан. — Они замыкают периметр.

— Что? — растерянно спросила Айви.

Его сразу поняла только Анэко, она кивнула. Проследив за ее взглядом, Айви заметила, что многие служители закончили возиться с цветами и едой, они расходились по саду, чтобы занять свое место на границе зелени.

Они старались не оставаться на виду, прятались за лианами и листьями, и другие гости, уже порядком охмелевшие, не замечали, что происходило вокруг них. Но если наблюдать за мужчинами в белом внимательно, можно было догадаться, что они охраняют людей, собравшихся в Приюте.

Но зачем? Они смотрели в сад, а не на пустыню, значит, они были призваны сдерживать гостей, а не оберегать их от кого-то. Неужели они серьезно думали, что кто-то решится бежать в такую погоду? Или они знали, что скоро начнется что-то такое, рядом с чем и песчаный шторм не так уж страшен?

Никто не должен выйти отсюда без позволения колдуньи. А если и выйдет, то вряд ли долго проживет — Айви невольно вспомнила запрет Антары есть здешние фрукты и подумала, что так и могло передаваться это проклятье.

Они собирались отойти в сторону от толпы, когда путь им преградили служители в белом.

— Вы приглашены на праздник, — бесстрастно сказал один из них. — Скоро все начнется, пройдите на место торжества.

— Моей дочери нездоровится, — заявил Каридан, опустив руку на плечо Эсме. — Я бы хотел отвести ее в хижину, а потом вернуться.

— Нельзя. Все должны прийти на праздник. Вы должны оставить нам оружие, Приют Солнца — место мира и покоя.

— У нас нет оружия, мы из деревни…

— Мы должны проверить, — заявил служитель. — Приказ леди Амариты.

— Как вы собираетесь это проверять? — нахмурился Солл.

— Обыскать всех.

— Детей и женщин тоже?

— Всех, — повторил служитель. — Потом вы вольны идти на праздник.

— Но только на праздник, сомнительная воля, — проворчала Эсме.

Служитель ее не услышал, и это было к лучшему, ситуация и без того стала слишком серьезной. Айви была совсем не уверена, что оружие им не понадобится, да и потом, при обыске они вполне могли обнаружить, что Анэко и Марана — зверолюды.

Айви видела, что Каридан и Солл напряглись, они тоже понимали, что мирно этот обыск не пройдет. Но они ничего не могли сделать: грубая сила Каридана привлекла бы слишком много внимания, а магия Солла насторожила бы здешнюю колдунью. Поэтому Айви решила справляться самостоятельно.

Она сделала шаг вперед и теперь стояла прямо перед тем служителем, что обращался к ним. Его лицо закрывала белая ткань, но Айви видела его глаза, и этого было достаточно. Она призвала ту силу, которую редко использовала — и которой великолепно владела Антара. Айви наполнила магией свой голос, заставляя его разбивать чужую волю, внушать то, что нужно ей.

— У нас нет оружия и нас не нужно обыскивать, — твердо проговорила она. — Уверена, госпожа Амарита сделает для нас исключение.

Остальные служители остались неподвижны, словно странные слова крестьянки, которой не полагалось даже голос подавать, их совсем не удивили. А тот, к которому обращалась Айви, смутился, хотя девушка была не уверена, что все получилось. Но отступать было уже поздно, и она добавила:

— А теперь мы пройдем на праздник, как есть, и вы забудете о нас.

— Да… — растерянно кивнул служитель. — Забудем…

— Вот и славно.

Она повернулась и направилась прочь, пока он не опомнился. Похоже, решения принимал только он, а у остальных служителей будто и не было собственной воли.

— Неплохо, — оценил Каридан, поравнявшись с ней. — Меня ты тоже так легко подчинила?

— Долго еще будешь вспоминать об этом? Ты лучше подумай о том, что происходит сейчас. Видел, какие они странные были, служки эти?

— Они наполнены той же магией, что и песчаный шторм, — подсказала Марана.

— И все это наверняка сводится к празднику, — согласилась Эсме.

— Как же хорошо, что нас пригласили, — хмыкнул Солл.

Айви невольно отметила, что он начал оттаивать. Первые дни он был будто неживой, смотрел на них, как на врагов, и не без причины. Но теперь казалось, что он сам хотел пойти с ними! Впрочем, доверять ему Айви не могла.

На поляне уже собрались почти все гости Приюта. Лишь немногие из них озирались по сторонам с беспокойством, другие же выглядели сытыми и довольными жизнью. Для них это и правда был праздник, если они вообще помнили, где находятся.

Когда гости собрались, гул десятков голосов неожиданно затих — сцена, наскоро выстроенная служителями в белом, больше не пустовала. Хозяйка Приюта решила наконец показать себя.

Она была красива и удивительно белокожа для обитательницы пустыни — будто она никогда не видела солнца. Но для колдуньи это было не такое уж большое достижение, гораздо больше Айви говорили ее глаза — старые глаза, которые видели слишком много и знали, что такое настоящая ненависть.

Она изображала радушие, однако было заметно, что она злится, и вряд ли это было из-за гостей или праздника.

— Доброе пожаловать в Приют Солнца, — торжественно произнесла она. — Меня зовут Флавия Амарита, и я рада принять вас в своем доме. Я знаю, что песчаный шторм задержал вас и вам это не нравится. Но для нас шторм — это не вестник горя, а повод радоваться тому, что у нас есть прибежище. В такие дни мы устраиваем праздник в честь Приюта.

— Сама устроила, сама и празднует, — буркнула Анэко.

— И есть у меня подозрение, что устроила не первый раз, — заметил Солл.

— Обычно это праздник еды, воды и музыки — лучшего, что есть в пустыне, — продолжила колдунья. — Но этот раз будет особенным. Приют сделался для нас сильнейшим из божеств, охраняющим и оберегающим нас. А что станет лучшей благодарностью для любого существа? Жертвоприношение — и только оно. Сегодня у нас есть достойная жертва, чья кровь будет платой этому саду за тень, которую он нам дает.

По ее команде служители вывели на сцену молодого мужчину. Он был в такой же одежде, как и они, но в остальном он сильно отличался от них. Он смотрел на Флавию не с обожанием, как остальные, а с гневом и презрением. Айви понятия не имела, чем он так взбесил колдунью, что она решила устроить публичную расправу над ним.

Судя по энергии, он был обычным человеком, не магом и не магической формой жизни. Но больше Айви не могла ничего сказать о нем, она не видела его прежде.

«Поговори с Эсме, — велел голос Антары, — или она сделает глупость».

Айви с удивлением перевела взгляд на Эсме и обнаружила, что девочка действительно дрожит, как при сильной лихорадке. Лазурные глаза были устремлены на сцену.

— Эсме? — нахмурилась Айви. — Что с тобой?

— Это он… — еле слышно ответила Эсме, не отрывая взгляда от пленника. — Это Инрис!

Жизнь Флавии Амариты была бесподобна. Она давно привыкла быть госпожой над всем и всеми, ее даже не волновало, что ее царство ограничено одним небольшим клочком земли, поросшим зеленью. Разве это так важно? Иные короли не могли похвастаться той властью, которой обладала она! Флавия решала все: кому жить, а кому умирать, кто пойдет дальше, а кто навсегда останется среди песков. В ее маленькой стране не было законов, только ее воля, и подданные все равно обожали ее.

Поэтому заслужить здесь смертную казнь было не так-то сложно: достаточно было просто один раз ослушаться госпожу. А этот наглый раб короля ослушался ее не один раз, он посмел не верить в то, что она — божество!

Инрис… С ним с самого начала что-то было не так. Когда она впервые увидела его, он привлек ее телом: даже в мире разбойников и кочевников настоящего королевского воина легко отличить, у него особая выправка. Но когда Флавия заговорила с ним, заглянула ему в глаза, она поняла, что в нем скрывается нечто большее, чем просто один из капитанов королевской армии. Он многое видел и многое пережил, и ей захотелось обладать им.

А он почему-то сопротивлялся ее чарам! Это злило Флавию и ставило ее в тупик. Она чувствовала, что собственных врожденных способностей у него нет, а значит, причина его несгибаемой воли в другом. В глубине души колдунья почти сразу догадалась, что все дело в любви, но она не хотела верить в это. Как мужчина может любить или даже помнить другую женщину, стоя перед ней?

Она должна была его сломать. Не убить, а именно сломать, чтобы доказать и себе, и суоро, и всему миру, что она непобедима. В день ритуала Флавия применила к нему самые сильные чары, на какие была способна. Она изменила его память, вторглась в его сознание, стерла оттуда ту, другую, и заставила любить себя. Она была уверена, что у нее получилось, и долгое время считала Инриса своим самым дорогим трофеем.

А он взял и освободился! Не без помощи, конечно, но это мало что меняло. Гораздо важнее для Флавии было то, что ее заклинание не смогло разрушить его разум — а должно было! Инрис стал прежним, хотя она прекрасно знала, что никто из ее служителей не способен на это, даже при том, что на них она применила не такое сложное заклинание.

Он все-таки был особенным, но это больше не интриговало ее. Если она не смогла победить его, значит, его нужно было уничтожить, вот и вся история. Причем сделать это публично, чтобы он полностью ощутил свое последнее унижение, а еще — чтобы суоро увидел, что противостоять ее воле бессмысленно.

Теперь она стояла на сцене, созданной ее служителями, и смотрела на собравшуюся перед ней толпу. Все эти люди скоро умрут по ее воле, пусть и не от ее руки. Эта мысль радовала Флавию, возвращала ей чувство контроля над всем, что ее окружало.

Но пока они не должны были знать свою судьбу. Они должны были стать зрителями на казни того, кто осмелился противостоять ей.

Инриса вывели на сцену. Флавия видела, что он чуть оправился после того, как разрушил ее чары, но не настолько, чтобы противостоять двум сдерживавшим его мужчинам. Его сил хватило лишь на то, чтобы уверенно стоять на ногах и смотреть ей в глаза, и уже это бесило колдунью. Она знала, что такая несдержанность непростительна для госпожи, но какая разница, если это ее мир?

— Многие служители божеств приносили им в жертву младенцев или невинных дев, — сказала Флавия. Она обращалась к толпе, но смотрела только на Инриса. — Мы не будем возвращаться к этим диким обычаям. Мы подарим саду, который оберегает нас от смерти, кровь преступника, который все равно заслуживал бы казни.

Она надеялась, что он испугается, будет умолять о пощаде, целовать ее ноги, желая вымолить прощение госпожи. Так уже поступали многие до него, чем он лучше?

Но, очевидно, что-то особенное в нем все-таки было. Инрис не сомневался, что она говорит правду, и он, в отличие от толпы, уже видел церемонию, знал, что его ждет. Но его взгляд оставался все таким же гордым и уверенным.

Жаль. Она бы все равно убила его, но Флавия знала, что его мольбы и унижение украсили бы ее воспоминания об этом вечере.

— В чем же мое преступление? — поинтересовался он.

Повинуясь ее неслышной команде, один из служителей с силой ударил его кулаком в живот. Когда Инрис согнулся от боли, второй служитель подсек ему ноги, вынуждая опуститься на колени. Теперь они не позволяли ему встать, удерживая за плечи и волосы. Он даже не мог повернуться к толпе, продолжая смотреть на Флавию.

И снова эта проклятая несломленная гордость в глазах!

— Говори с леди Амаритой так, как должен говорить раб, — велел служитель.

Инрис не обратил на него внимания, он все еще ждал ответа.

— В непочтении, — ответила Флавия.

— Значит, это распространенное здесь преступление, потому что повторяется оно очень уж часто. Или всех остальных убили за что-то другое? Господа, я бы на вашем месте бежал отсюда, пока есть возможность. Никому не позволят уйти!

Флавия бросила обеспокоенный взгляд на толпу, однако ее гости уже были слишком пьяны и беззаботны, чтобы воспринять его предупреждение всерьез. Здесь не было людей, которых поразила бы смертная казнь, даже если бы они были трезвы. Эти караванщики, кочевники, бродяги и разбойники наверняка сами не раз поили песок кровью, и в казни Инриса они видели лишь развлечение.

— Тебе не поверят, — покачала головой Флавия. — Потому что уважаемые господа знают, кто ты такой на самом деле. Твое слово не заслуживает веры!

— Если я такой уж страшный преступник, может, расскажешь им, в чем на самом деле моя вина?

— В непочтении…

— В том, что я люблю другую женщину, — бесцеремонно прервал ее Инрис. — И всегда любил, а для тебя это как плевок в лицо. Как же так — кто-то может не любить тебя! Но знаешь, что? Тебя и любят-то из-за магии, больше тебе нечем привлечь мужчину. Ты ведь на самом деле знаешь, что все это обожание — сплошная ложь? Если бы не заклинания, ты была бы никому не нужной старой ведьмой. Ты держишься за свой мирок, потому что только здесь ты имеешь хоть какое-то значение. И ты завидовала Эсме, когда узнала о ней. Тебе не так уж важно было то, что именно я люблю именно ее, тебе было плевать на нас. Но тебя злило то, что мужчина, который тебе приглянулся, любит женщину просто за то, что она есть в этом мире. К тебе-то никто так не относился! За это ты возненавидела меня и Эсме, а еще больше — за то, что не смогла ничего изменить. Сколько энергии ты на меня потратила? Сколько запретной магии использовала? А все напрасно. Эсме ничего не делала, но ей и не нужно ничего делать, она просто намного лучше тебя.

Он бил точно в цель и, судя по смеющемуся взгляду, знал это. Ярость, которую Флавия с таким трудом погасила, теперь вспыхнула с новой силой. Колдунья понимала, что гнев — плохой советчик, что злость ослабляет разум, но ничего не могла с собой поделать.

Инрис был прав во всем. Никто и никогда не любил Флавию просто за то, что она есть. Ей всегда приходилось использовать магию, иначе мужчины отворачивались от нее. Когда она стала госпожой Приюта Солнца, сбылись все ее мечты — по крайней мере, ей казалось, что сбылись.

Но вот появился Инрис и напомнил ей, что любовь бывает разной. И та любовь, которую она получила, — дешевка, всего лишь блестящий металл, издалека похожий на золото, но не само золото.

Та, другая, ее неизвестная соперница, держала его сердце через далекие земли и долгие годы. Вся магия Флавии не могла с этим сравниться. Ей указали ее истинное место — как она могла принять такое?

Вместо мольбы она слышала лишь оскорбления. Она не могла отпустить Инриса просто так, она видела, что казнь не пугает его, он был готов к смерти. А Флавия не того хотела, ей нужно было ранить его, причинить ему как можно больше боли до того, как он умрет. Если бы она хотела просто убить его, она бы сделала это на тропинке, где он вспомнил эту проклятую Эсме.

— Почему я должна ревновать тебя к покойнице? — презрительно усмехнулась Флавия. — Или, что еще забавнее, к женщине, которой ты не нужен? Ты ведь и сам не знаешь, жива ли она. А если жива, разве она не должна искать тебя, как ты ищешь ее? Думаю, она давным-давно забыла тебя, пока ты гоняешься за тенью прошлого.

Это был предсказуемый ход, но все равно болезненный. За то время, что Инрис был под властью ее заклинания, Флавия узнала все его страхи и сомнения, и теперь она уверенно использовала их против него.

Инрис продолжал улыбаться, но она видела: получилось. Она уколола его достаточно сильно, чтобы причинить боль.

Конечно, ее слова слышала и толпа, собравшаяся перед сценой. Но какое колдунье до них дело? Они были слишком пьяны, чтобы насторожиться, а даже если бы среди них нашелся светлый ум, способный заподозрить неладное, это ничего не изменило бы. Все равно они умрут здесь и никому ничего не расскажут!

— Если бы судьба предназначила вас друг другу, разве не должны были вы умереть вместе? — торжествующе поинтересовалась Флавия. — Почему ты вообще решил, что она любила тебя? Когда вы последний раз виделись, ты был маленьким мальчиком, и оба вы были слишком юны, чтобы любить. Ты придумал смысл своей жизни, Инрис, его на самом деле не было.

— Тебя это не касается, — огрызнулся он. Но прежней непробиваемой уверенности в его голосе не было.

— Почему нет? Ты предал меня ради того, что сам же и придумал.

— Я не предавал тебя, я с тобой вообще не связан.

— Был бы связан, если бы не она. Прекрасная маленькая Эсме. Совершенная, потому что придуманная тобой. Была ли она вообще? Может, ты ее и вовсе выдумал? Потому что если бы она действительно существовала, я бы не отказалась увидеться с ней.

— Если ты так просишь, исполнено, — донесся до них женский голос с другой стороны сцены.

Флавия поверить в это не могла: кто-то оказался достаточно наглым, чтобы прервать ее? Подняться на ЕЕ сцену? В ЕЕ мире? Да и вообще, откуда здесь женщины? Они почти никогда не добирались в Приют Солнца!

Но когда колдунья обернулась, все стало на свои места. На другом конце сцены стояла молодая девушка, красивая, гибкая, наглая. Ее глаза действительно были ясными, как небо над плодородными землями, а волосы действительно напоминали цветом лепестки окрашенной кровью розы. Флавия никогда не встречала ее, но сразу узнала. Она была именно такой, как говорил Инрис.

Это было невозможно — но случилось. Колдунья пока не понимала, как, но чувствовала, что Эсме настоящая, это не иллюзия, насланная другим магом. Она пришла сюда, чтобы все испортить! Да еще держалась так нагло, смотрела на Флавию, как на жалкую собачонку, только и способную, что лаять в пустоту.

Инрис тоже узнал ее. Конечно, он узнал. Он, недавно такой сильный и собранный, теперь казался растерянным мальчишкой. Он смотрел на Эсме, не отрываясь, будто боялся, что если он хотя бы моргнет, она снова исчезнет.

Но эта паршивка не собиралась исчезать, к немалому сожалению Флавии. Эсме улыбнулась ему и сказала:

— Прости, что меня не было так долго. Но теперь это навсегда, обещаю.

Навсегда, размечталась! Флавия понятия не имела, что здесь происходит и почему так получилось, но сдаваться она не собиралась. Напротив, ей хотелось убить этих двоих больше, чем когда-либо.

Повинуясь ее мысленному приказу, к Эсме бросились служители в белом. Они, вооруженные мечами, копьями и боевыми шестами, должны были убить эту девицу за пару мгновений — а они и коснуться ее не сумели. Эсме дралась лучше, чем любой королевский воин, и она, при всей своей хрупкости, была намного сильнее любого из мужчин. Любого, кто осмеливался напасть на нее, она без труда отталкивала в сторону, и даже, кажется, находила это забавным!

Инрис рассказал о ней не все. Это еще больше возмутило Флавию: даже под властью чар он пытался защитить от нее свою обожаемую Эсме! Только это им не поможет. Если они думают, что она зависит от своих служителей, они сильно ошибаются.

Пока воины отвлекали Эсме, Флавия сосредоточилась, соединяясь с энергией суоро. Она неожиданно почувствовала, как он сопротивляется, и это было странно — раньше он всегда безропотно подчинялся ей! Сейчас его своеволие было весьма некстати, и колдунья просто надавила сильнее, ломая его барьеры. Они были объединены слишком долго, неужели после такого он надеялся взять и отделиться от нее?

Нравится это суоро или нет — не важно. Флавия не сомневалась, что сумеет использовать его силу, чтобы избавиться от Эсме раз и навсегда, а за ней отправить в мир мертвых Инриса. Пусть там побудут вместе, если они этого так желают!

Анэко никогда не видела Эсме такой. Их маленькая Эсме, вечный ребенок, лучик счастья даже на Ариоре, где мало кто был счастлив, вдруг превратилась в сильнейшего из воинов. Хотя стоило ли удивляться? Анэко прекрасно помнила, что когда Антара заколдовала ее и направила против собственных друзей, именно Эсме сумела ее остановить.

Но Эсме редко показывала им эту сторону себя, как будто она стыдилась быть воином. Нужно было сильно разозлить ее, чтобы вызвать такую силу, и у Флавии это получилось. Хотя Анэко не винила Эсме: если бы кто-то собрался казнить ее любимого, она бы поступила точно так же.

Теперь в это были втянуты все, не только Эсме. Не стоило ожидать, что колдунья уровня Флавии Амариты легко сдастся, да и потом, у нее тут была собрана целая армия служителей. Но для Анэко все это было лишь вопросом времени, гораздо больше ее беспокоила пьяная, а теперь еще и напуганная толпа на поляне. Она могла выжить и могла победить, однако ей хотелось бы сохранить жизни этих людей.

Каридан опомнился гораздо раньше — он был военным до прибытия на Ариору, умел командовать и оценивать поле боя. Поэтому он взял руководство на себя.

— Айви, ты и я выведем людей в безопасное место, — сказал он. — Марана, спрячься где-нибудь, чтобы тебя не задело, твои способности могут быть опасны в такой ситуации. Анэко, Солл, на вас эти чурбаны в белом. Колдунью пока оставим Эсме, у нее неплохо получается, и, надеюсь, Итерниал все же соизволит появиться и поучаствовать. Все, вперед!

В другой день и при других обстоятельствах она бы не стала так легко принимать приказы Каридана. Да, он был спутником Айви, и за это Анэко его терпела. Но признавать его главным над собой — вот уж нет!

Однако она и сама была воином, умела отличать приказы от капризов. Она понимала, что Каридан распределил силы правильно, и просто кивнула. Правда, ей было неспокойно за Эсме, но она тоже надеялась, что у Итерниала проснется совесть, если он вообще знал, что это такое.

У нее больше не было времени отвлекаться, она видела, что Флавия направила своих людей против безоружной толпы. Анэко бросилась вперед, выпуская когти, звериная часть ее души уже рвалась в бой. Она не отвлекалась на своих спутников, позабыла даже о Солле. Он взрослый мужчина, сам разберется! В этот миг значение имела только порученная ей миссия.

Служители в белом оказались на удивление способными воинами. Хотя этого, пожалуй, следовало ожидать: судя по их глазам, они сражались за Флавию не добровольно, внутри они давно уже были мертвы. Колдунья специально выбирала лучших и подчиняла их, чтобы потом они отдали за нее свою жизнь. Теперь они сражались, даже не понимая толком, что и зачем делают. Какой смысл понимать это? Госпожа сказала им драться, вот и все, что важно.

Но даже так, они оставались простыми людьми, их сил было недостаточно, чтобы хотя бы легко ранить Анэко. Она старалась не убивать их, но и не сдерживалась, когда они пытались перерубить ее пополам мечом и нужно было остановить их любой ценой. Ей нужно было защитить своих друзей, все остальное не так важно.

Она и то и дело посматривала на сцену, беспокоясь за Эсме, и не зря: Флавия и правда была хороша. Чтобы защитить себя и напасть, она использовала силу места, которым управляла.

Повинуясь ей, к людям тянулись лианы, из земли появлялись корни, готовые сомкнуться на своей жертве петлями, цветы сменялись острыми, как пики, шипами. Недавно безобидная поляна стремительно превращалась в территорию пыток и смерти. Основные усилия колдуньи пока были сосредоточены на Эсме, но доставалось не только ей. Флавия уверенно направляла живое оружие против своих врагов, даже если оно могло навредить служителям в белом, все еще защищавшим ее. Похоже, подданные не имели для нее никакой цены.

Анэко оказалась ближе всех к сцене, и теперь она попала под удар. Лиана, рванувшаяся к ней, пробила служителя в белом насквозь и даже не замедлилась. Анэко потребовалась вся кошачья ловкость, чтобы отскочить, но даже в стороне от сцены не было покоя. Сложно сражаться с противником, который повсюду: в земле и в воздухе, со всех сторон, и даже сверху могут в любой момент обрушиться тяжелые ветви.

Ее когти легко разрезали и ветки, и корни, но этого было недостаточно для победы, растения слишком быстро восстанавливались. Анэко и сама не заметила, как вдруг оказалась поймана в клетку из живых зеленых стен. Она не видела своих спутников через завесу, даже не знала, живы ли они. Она не могла их позвать, все ее внимание было сосредоточено на том, чтобы не сбиться, не допустить ни одного промаха. Анэко уже никого не защищала, она сражалась за свою жизнь. Она и представить не могла, что магии одной колдуньи будет достаточно для такого хаоса!

В любой битве ошибка непростительна. Но сейчас, среди мелькающей зелени, и ошибки были не нужны. Анэко и без того сражалась за пределом человеческих способностей, однако и она была не всесильна. В какой-то момент у нее под ногами просто не осталась земли — все было занято извивающимися травяными стеблями. Когда Анэко приземлилась после очередного прыжка, трава сомкнулась у нее на ногах. Анэко наклонилась, полоснула когтями по живым путам, освободилась — но даже это промедление дорого ей обошлось.

Живой сад обрушил на нее дерево, которого всего пару мгновений назад здесь не было. Оно было настолько огромным, что, куда бы Анэко ни отпрыгнула, она бы не смогла укрыться от него. Оно должно было раздавить ее, прижать к земле, а там ее наверняка добили бы шипы и корни.

Анэко замерла, сжалась, как испуганная кошка, не зная, что делать, — но ей ничего делать и не пришлось. Дерево остановилось прямо над ней, не касаясь травницы, и разлетелось на светлую пыль. Анэко закашлялась, прикрывая глаза, но большего вреда это ей не принесло. Пользуясь ее замешательством, лианы попытались напасть, однако их рассекло лезвие меча, принадлежавшего, очевидно, кому-то из служителей. Теперь меч был в руке Солла.

— Ты? — пораженно прошептала Анэко.

— Я, — кивнул Солл. — Откуда такое удивление? Я, в отличие от этого паренька, Инриса, не пропадал на много лет, я все время здесь был.

— Но почему ты спас меня? Я ведь не приказывала тебе!

— А вот это уже обидно. У меня, между прочим, своя воля есть! Та змеюка оставила ее мне, и когда ты не отдаешь приказы, я сам решаю, что делать. Я решил тебя спасти.

— Почему?

— Знаешь, простого «спасибо» было бы достаточно.

К ним постоянно рвались растения, но Солл уничтожал их быстрее, чем они могли их коснуться — иногда магией, а иногда и мечом, он оказался неплохим воином, Анэко не ожидала такого от королевского мага.

— Ты должен хотеть моей смерти!

— С чего бы? — поразился Солл.

— Я могу влиять на тебя!

— Ты спасла меня.

— Может, я изначально хотела сделать тебя своим рабом? — Анэко посмотрела на него с вызовом. Она и сама не понимала, почему вдруг возмущается своем спасению, но иначе не получалось. Ей не хотелось признавать, что Солл может быть другом, и она отчаянно держалась за неприязнь к нему, искала в его действиях скрытые мотивы и коварство.

— Может, но вряд ли. Ты спасла меня до того, как змеюка меня подчинила, — напомнил маг. — Насколько я понял, она у вас непредсказуемая, а ты лучше, чем пытаешься казаться. Я хотел помочь тебе и помог, точка.

— Спасибо…

— Вот так-то лучше!

С его пальцев сорвалось пламя, испепелившее сеть из травы. Солл осторожно обхватил Анэко за талию и увлек за собой, подальше от извивающихся лиан.

— Почему ты не уничтожишь ее? — спросила Анэко. — Флавию. Неужели она сильнее тебя?

— Нет, не сильнее, и даже не моего уровня. Но дело не только во Флавии, она здесь не одна. Она сейчас слилась с чем-то другим, отдельным существом, которого я не понимаю.

— Демоном?

— Я этого не исключаю, — ответил Солл. — Но эта магия — не заклинания, а естественные способности существа. Я их не понимаю, поэтому и не могу одним махом уничтожить его. Тут нужна сила побольше моей!

Анэко знала, у кого есть такая сила. Вот только он почему-то не спешил им на помощь.

Эсме не могла поверить, что это все по-настоящему. Да, она хотела этого, надеялась, ради Инриса она и покинула Ариору. Но даже тогда она сомневалась, что их встреча возможна, и так — каждый день пути. Она слишком долго жила с мыслью, что его больше нет, она оплакивала его каждый день, а он все это время искал ее! Она знала, что искал, безо всяких подсказок и ответов.

За эти годы он не забыл ее имя. Из-за любви к ней ведьма приговорила его к смерти. Все остальное было не важно.

Эсме давно уже была рядом с ним. Ее тени сражались с Флавией, они же освободили Инриса от служителей в белом. Теперь Эсме стояла перед ним на коленях, обнимала его, прижимая к себе, а он, казалось, никак не мог прийти в себя. Эсме не винила его: даже для нее это было потрясением, а ведь она от Антары знала, что он может быть жив! У него таких подсказок не было, и вперед его гнало лишь желание увидеть ее.

Он, обычный человек, молодой, красивый, и сильный, давно мог начать новую жизнь. У него была бы жена, дети, свой дом, уважение. А вместо этого он выбрал вечные скитания в поисках чудовища, рядом с которым ему наверняка было бы очень трудно.

Но он был достаточно силен, чтобы вынести такие испытания. Она в очередной раз убедилась в этом, когда почувствовала, как его руки обнимают ее.

— Эсме, — прошептал он. — Ты настоящая…

— Я такая, какой и была, — так же тихо ответила она. — Я уже не смела верить…

— Как ты оказалась здесь?

Она хотела соврать ему, сказать, что тоже искала, и не смогла. Он заслуживал большего.

— Случайно. А ты?

— Я искал Семура Ван Кирка, он сейчас служит в форте Мигос…

— Я видела его!

— Как ты… — Инрис отстранился и обвел пораженным взглядом поляну, превратившуюся в поле боя между ее друзьями и растениями. — Кто это?…

— Они такие же, как я, магические формы жизни. Тебе не нужно их бояться!

— Мне их — нет, а им следовало бы! Только посмотри на это…

Остальным и правда приходилось непросто. Растения нападали на них единой волной, и даже с силой чудовищ непросто было бы защититься от них. Если бы ее спутники перешли в наступление, было бы проще, но они стремились сохранить жизни людей, и Эсме была признательна им за это.

Центром силы оставалась Флавия Амарита. Тени Эсме пока сдерживали ее, но сложно было сказать, сколько это продлится. Девушки с красными волосами умирали одна за другой, а колдунья восстанавливалась мгновенно, как подчиненные ей растения.

— Что это такое? — нахмурилась Эсме. — Я видела разных магов, но совсем не понимаю, как она это делает!

— Потому что это делает не она. Мне сложно объяснить это, но тут, в Приюте, есть что-то еще…

— Что бы это ни было, оно служит ей!

— Я в этом не уверен, — покачал головой Инрис. — Мне кажется, он похож на меня — тоже пленник. Он помог мне освободиться от заклинания Флавии и вспомнить тебя!

— Если он такой сильный демон, как он может быть в плену?

— Не знаю, но мне кажется, что это так!

— Как ни странно, твой далекий от магии друг прав.

Сначала появился голос Итерниала, а потом уже сам Итерниал. Он возник из песка, осыпавшегося с небес, из тумана, которого здесь быть не могло. Вот его не было — а вот он уже стоит рядом с Эсме и Инрисом, будто ничего особенного и не происходило.

Флавия заметила его и попылась достать лианами, как и всех остальных. Но Итерниалу не нужно было ни уклоняться, ни драться, рядом с ним любые растения просто исчезали, и казалось, что это не требует от него никаких усилий.

— А нельзя его убить? — нахмурилась Эсме. — Это же просто куст!

— Он разумен, — возразил Инрис. — И он помог мне.

— А сейчас он убивает людей!

— Не по своей воле, — указал Итерниал. — Похоже, суоро оказался в таком же незавидном положении, как и твой давно потерянный друг.

— Суоро? Ты его знаешь?

— Я знаю, что он такое.

— Демон?

— Не совсем и уж точно не бог, но идет сразу после них по силе, — пояснил Итерниал. — Поэтому вы с ним возитесь так, как обычному кусту и не снилось. Суоро — одна из древнейших магических форм жизни, он появился задолго до того, как они попали под запрет. Суоро, как и мой род, создавались разными магами. По сути, это разумное растение, очень большое и очень сильное.

— Но откуда оно здесь? — поразилась Эсме. Этот сад был целым миром, поселением, и ей сложно было поверить, что это единое существо.

— Пока вы тут развлекались на празднике, я попытался поговорить с местным суоро. Это не так просто, если учитывать, что его разум неразрывно связан с Флавией, но кое-что у меня получилось. Он жил здесь, когда эти земли были еще зелеными, и служил своему магу. Когда стало известно, что земля будет выжжена из-за прихода триггов, маг бежал, оставив суоро на верную смерть. Но эти создания на удивление живучие, вот чего не учли люди. Суоро уменьшился до небольшого семени и уснул на долгие годы, потому что для жизни ему нужно быть носителем магии. Здесь, в сердце пустыни, и нашла его Флавия. Она была колдуньей средней силы, достаточно умной и опытной, чтобы почувствовать спящую энергию суоро. Она связала его с собой, разбудила и основала Приют Солнца.

— Но для чего он ест людей?

— А ты видишь здесь воду? — хмыкнул Итерниал. — Или, может, питательную почву? Строго говоря, суоро не нужны плоть и кровь, ему нужна энергия жизни. Но у людей ее не так уж много, поэтому ему приходилось убивать выбранных Флавией людей. А уже сам ритуал с обгладыванием косточек придумала она, обнаружив, что это укрепляет суоро, а значит, дает ему больше силы.

— Но он спас меня, — напомнил Инрис. — Сам, без участия Флавии, даже вопреки ее воле!

— А ты что, не слушал меня? Я ведь сказал: это разумная форма жизни. Ты понравился ему — смелостью, верностью, тем, что стал первым, кто послал Флавию к праотцам. Поэтому он делился с тобой энергией, не давая сломаться, и сумел пробудить твою истинную память. Он же защищал людей, попавших в пустыню, не давал им умереть от солнца и недостатка воды. Как видишь, он не так уж плох. Он спас больше, чем убил.

— Это не оправдывает убийства.

— Убивал-то он не по своей воле.

— Ты хочешь сказать, что тебе так жаль его, что ты его не убьешь? — поразилась Эсме.

Итерниал всегда казался ей существом, не способным на жалость, он вряд ли знал, что это такое.

— Не совсем. Я просто решил, что нашим друзьям нужно размяться. Нас ждут серьезные испытания, а долгая дорога расслабляет. Я дал им шанс проявить себя.

— Ты с ума сошел?! Они же сейчас погибнут!

— Да? А посмотри-ка вон туда. Кого ты видишь?

Повернувшись в ту сторону, куда он указывал, Эсме увидела Айви. Она провожала оставшихся гостей Приюта, защищала их. Большую часть растений уничтожал Каридан, освободивший от повязок лезвия левой руки. Но и Айви справлялась неплохо: те растения, что пробирались мимо Каридана и тянулись к ней, долго в этом мире не задерживались.

И все равно это была Айви. Эсме поняла намек.

— Ты хочешь сказать, что если бы угроза стала смертельной, появилась бы Антара?

— Именно. Но Антара знает то же, что знаю я. Хорошая битва делает группу путешественников единым отрядом.

Эсме не хотелось признавать это, но он был прав. Она видела, как Айви и Каридан сражаются спиной к спине, как Солл защитил Анэко от падающего дерева. Им не хватало такого единства. Их давно уже разъединяли убеждения, сомнения, цели — они еще доверяли друг другу, но уже не так, как раньше.

Итерниал изменил это. Он дал им врага, который показал, насколько они сильны на самом деле — и что они не оставят друг друга.

Но вечно это продолжаться не могло.

— И что дальше? Ты хочешь, чтобы кто-то из нас убил его? — спросила Эсме.

— Нет, убить его я могу и сам. Но в этом проблема: я могу только убить его. Если бы не Флавия, суоро не стал бы нападать на нас, это довольно миролюбивое существо. Но пока он связан с ней, он не остановится, а я не могу их разделить.

— Почему?

— Ему обязательно нужно магическое существо, с которым он будет связан.

Он сказал «магическое существо», а не «маг». В этом было послание, которое Эсме не хотелось понимать — но она все равно поняла.

Стоя на сцене, она обвела долгим взглядом своих спутников. Они сражались без нее и не нуждались в ней. Они были сильны, а с приходом Мараны и Солла стали еще сильнее. А у нее теперь был Инрис! И он вряд ли согласился бы принять цель Антары: он всегда восхищался королевскими воинами, а значит, и самим королем.

Их пути должны были разойтись здесь.

— Соедини его со мной, — твердо произнесла Эсме. — Ты сможешь это сделать?

— Легко.

— Не смей! — вмешался Инрис. — Это убьет тебя!

— На самом деле, нет, — возразил Итерниал. — Эсме — гораздо лучшая хозяйка для суоро, чем Флавия. В силу своих уникальных способностей, она накапливает огромное количество энергии, которой сможет делиться с суоро, и жертвоприношения больше не понадобятся, он легко выживет без них, продолжая дарить спасение путникам пустыни.

— Но отсюда он уже не уйдет, а значит, не уйду и я, — горько усмехнулась Эсме.

— Суоро может перемещаться, но с нашей скоростью ему не сравнится. Ты же можешь уйти от него в любой момент, но это убьет его. А пока ты здесь, с ним, он будет жить.

Эсме понимала, что это важнейшее решение, требующее долгих размышлений. Но у нее просто не было времени на это: она видела, что ее друзья устали, а многие служители Флавии погибли или получили ранения. Было лишь два способа остановить разрушение: убить суоро или спасти его.

Но он помог Инрису, а значит, Эсме была перед ним в долгу.

— Объедини нас, прошу.

Она почувствовала, как Инрис взял ее за руку, и благодарно улыбнулась ему. Если он с ней, все должно получиться.

Эсме почувствовала, как в ее разуме появляется кто-то другой. Это было бесконечно странно: она все еще была собой, но при этом она постоянно чувствовала рядом живое существо. Оно было испугано, ранено, оно просило о помощи — и злилось на тех, кто причинил ему боль. Поэтому Эсме, сначала онемевшая от волны чужих эмоций, принялась успокаивать его, как успокаивают дитя.

«Не волнуйся, — думала она, стараясь передать ему свое спокойствие. — Все хорошо. Я теперь с тобой, и все будет хорошо».

Она могла подчинить его, как подчинила Флавия, Эсме сразу же поняла это. Но она не хотела подчинять. Она дала ему свободу, позволив делать все, что ему хочется.

И он сделал. Флавия, внезапно лишившаяся главного источника энергии и оружия, замерла на сцене, не зная, как это понимать. Она вряд ли даже успела сообразить, что ее ждет, когда лианы налетели на нее со всех сторон, завершая битву.

В этот миг у Приюта Солнца появилась новая хозяйка.

Айви до сих пор не могла поверить, что все сложилось именно так. Должна была — и не могла: это же Эсме, та самая, которую именно она пробудила от долгого сна на Ариоре! Эсме должна была остаться с ними до конца.

Хотя как понять, что можно назвать завершением истории? И чья эта история? Их миссия, это путешествие — все было связано с Антарой. А теперь Эсме должна была начать собственную жизнь, что вовсе не означало, что Айви не будет по ней скучать.

Когда Флавия погибла, песчаный шторм, призванный ее силой, успокоился, а скоро наступило утро. Приют все равно напоминал руины: повсюду изрезанные растения, разрушенные дома, мертвые тела и спящие путники. Со всем этим теперь предстояло разбираться Эсме, но Айви не сомневалась, что она справится. Инрис ведь все время будет рядом!

Эсме требовалось только делиться с суоро своей энергией, а остальное он мог сделать за нее. Он давал еду и воду, он строил дома, он защищал гостей Приюта — в том числе и друг от друга. Он подчинялся каждой мысли Эсме, но она, в отличие от Флавии, не собиралась злоупотреблять этим.

Она хотела, чтобы в Приюте установились покой и порядок. Пока ей, проведшей одну половину жизни в плену у ведьм, а вторую — на удаленном острове, было страшно строить собственный поселок. Но она была достаточно сильна для этого.

Инрис тоже принял новую роль на удивление легко. Казалось, что ему все равно, где находиться и что делать, лишь бы Эсме была рядом. Теперь этих двоих ожидала новая жизнь среди вечной зелени суоро, а недавних спутников Эсме — продолжение пути в Йергариан.

— Поверить не могу, что это все, — всхлипнула Эсме.

Сначала она еще пыталась сдерживать слезы, а потом махнула на это рукой, понимая, что иначе все равно не получится. Инрис все это время стоял рядом с ней, обнимая девушку за плечи.

— Это не все, — Айви подалась вперед, чтобы обнять ее. — Мы обязательно встретимся, когда все закончится!

И обе они даже не знали, ложь это или нет.

— Я могу отправить с вами одну из своих теней! — предложила Эсме. — Даже не одну, так я всегда буду рядом!

— Не надо, — сказал Итерниал. — Сейчас суоро ослаблен, и вам обоим понадобится вся энергия, что у тебя есть.

Он понимал ситуацию лучше других — и отлично ее переносил, Айви даже завидовала такому хладнокровию. Она подозревала, что в глубине души Итерниалу тоже нелегко, но понять его по-настоящему могла только Антара.

— У тебя будет отличное будущее, — улыбнулась ей Марана. — Ты там, где и должна быть.

— Я знаю, — кивнула Эсме. — Спасибо тебе!

— Держись, малышка! — Анэко беззаботно потрепала девушку по ярко-красным волосам. — Помни все, чему мы тебя учили!

— И не позволяй цветам есть людей, — добавил Солл. — В этом столько неправильного, что я даже не знаю, с чего начать.

— Все будет хорошо… теперь точно будет!

— Береги ее, — велел Инрису Каридан. — То, что мы уходим, не значит, что она не важна нам.

— Я буду беречь ее не ради вас, — заметил Инрис. — Моя жизнь — это ее жизнь, иначе и быть не может.

Они могли прощаться хоть целый день, и Айви понимала, что кто-то должен сделать первый шаг — прочь из Приюта и к продолжению их пути. Этот шаг сделала она, а остальные сразу же последовали за ней. И даже не оборачиваясь, Айви знала, что Эсме наблюдает за ними — еще плачущая, но уже счастливая.

Для нее это путешествие закончилось, для них — нет, и Айви понятия не имела, что ждет их впереди, в городе забытых богов.