Через определённое время Эрик и Готинейра, сменив вагон и продолжая следовать за Орфеем, уже ступали по мягким коврам, что расстелились вдоль территории крайне броского на вид ресторана. С одной стороны помещения, занимая почти всю площадь стены, расползалось исполинских размеров панорамное окно: около десяти метров в высоту и сорока в длину. Поверхность стекла, на вид из толстого слоя склеенных кристаллов, исписана зигзагами стальных прутов, окрашенных в чёрный; а через каждые метров десять металлические узоры, подобно змеям, сплетались воедино, объединяя в огромную часть рамы окна, образуя некое подобие колонны.
Из этой стены-окна открывался живописный вид на мимо проносящийся пейзаж. Синий океан своей бесконечностью раскинулся далеко внизу, уходя за пестрящий яркими тонами горизонт, словно касался двух выглядывающих солнц, пребывающих в вечернем закате. Сам поезд мчался по мостам, проложенным через гущу скал, растущих из глубин океанических вод. Острые шпили гор иногда мелькали за окном, демонстрируя свою необычайную сущность, мрачные цвета и плывущих по воздуху, словно по воде, гигантских змееобразных существ лазурного цвета, явно там гнездящихся.
Они выныривали из океана, взмывая в воздух и скидывая с себя мириады капель, вырисовывая своими движениями различные фигуры в пространстве, и отправлялись к скалам. Но всё же основную часть времени приходилось любоваться закатом и синей пеленой морских вод.
Что же до ресторана, то в нём были круглые столы, накрытые белыми скатертями, которые несли на себе множество различной утвари, хоть и пустой, но количество её так велико, что можно подумать, будто это ни места для трапезы, а склады посуды. Там же, где столики заняты гостями, без исключения все тарелки до краёв заполнены всевозможными супами, а вторые блюда наложены с горками, чуть ли не вываливаясь из посуды. Ко всему прочему, по пустеющим столам прыгали бежевого цвета коты, и, совершая движения, приятно хрустели, как свежевыпеченный хлеб, как бы странно это не звучало.
Посетители переговаривались между собой о каких-то сбежавших детях. Через каждые два стола находились деревья: они росли прямиком из трещин в полу, они тянулись до самых люстр. Стволы растений подобны переплетениями из зелёных канату. А сами деревья больше походили на огромные, твёрдые, деревянные лозы, имеющие приличную высоту и пышную крону.
— Какой маленький вагон, — подметил Эрик, ведя девушку под руку, пока они оба следовали за Орфеем мимо накрытых столов и присутствующих завсегдатаев.
— Не маленький. Ресторан — лишь часть вагона, — объяснила Готи, изредка поглядывая в сторону. — Видишь дверь? — она указала в самую дальнюю часть помещения.
— Вижу, — вгляделся Эрик, наблюдая даже не дверь, а каменные врата, украшенные барельефами.
— Вот там кухня, вторая часть вагона.
Тем временем Орфей, резко остановившись, пугающе быстро развернулся, своротив рядом стоящий стол, с которого всё рухнуло на пол. Великан даже не обратил на это внимания.
— Ну что же, мои дорогие, вот мы и пришли, — он кинул жест в сторону круглого, довольно большого по площади стола, предлагая присесть. — Вам, Эрик, несказанно повезло, что сегодня вы оказались здесь. Именно в этот день празднуется ежегодный праздник, названный Большим зажором!
— Большой зажор? — в голове парня всплыла картинка, как все, будто свиньи, жадно обжираются, пачкая руки и роняя еду на пол.
— Да, именно! Этот праздник посвящён превосходному и единственному повару этого ресторана. С милым мсье мы сейчас познакомимся.
Эрик, продолжая играть в джентльмена, встал позади одного из стульев и, выдвинув его из-за стола, предложил Готи присесть. Та, судя по растерянному взгляду, не привыкла к подобному обращению, но без возражений аккуратно села, и парень помог ей пододвинуться к столу, а после занял место слева от неё.
Поскольку стол круглый, то Орфей уселся таким образом, что находился перед Эриком и Готинейрой. Своим пузом он упёрся в край стола так, что часть его живота, вываливаясь из-под одежды, даже подпёрла тарелку.
— Надеюсь, вы не против, что я позволил себе взять инициативу в собственные руки и угостить вас блюдами на мой выбор? — произнёс он в странной и наигранной манере.
— Конечно же не против, мастер Орфей, я всегда доверяла вашему вкусу, — польстила ему Готи, сразу же наблюдая обнажившийся в улыбке ряд золотых зубов.
На стол из неоткуда прыгнул один из бежевых котов, и сразу подбежал поближе к девушке. Та, не смотря на него, начала гладить животное.
— О, милая моя, — растрогался Орфей, — как же это прелестно. Знаешь, я ожидал, что моя лучшая ученица доверится выбору своего учителя, поэтому я заранее заказал пир для великанов!
Каменные врата в конце помещения отворились с механическим звуком. Из открывшегося прохода показался огромный великан с поварским колпаком на голове, заляпанным едой и свисающим до плеча. Из тела повара торчали три пары рук, каждая с огромным подносом, на котором изобилие различных блюд норовило свалиться на пол из-за тесноты.
Гигант, имея около четырёх метров роста, цепляя плечами свисающие кроны деревьев, угрожающе шагал вперёд, сотрясая подпрыгивающие столовые приборы и напитки в бокалах. Когда он подошёл совсем близко, то переизбыток запахов, исходящих от его чертовски грязного фартука, многим ударил в нос. Запахи не были противны, напротив, пробуждали зверский аппетит. Но вот только сам повар выглядел так, будто собирается откормить гостей с последующей целью их приготовить в качестве закуски для себя любимого.
Одна из его рук положила огромный поднос прямо на стол. Действительно, пир для великанов. Как разъяснила Готи, само блюдо — это сборка других, определённых блюд, преимущественно мясных, ведь великаны всегда питались мясом огромных зверей. Не удивительно, ведь тут одна, покрытая румяной корочкой нога неизвестного зверя имела размеры, сопоставимые с габаритами взрослого кабана. Остальные же блюда — супы в тарелках, напоминающих размером таз, из которого бы наелась целая орава.
Великан, выполнив свою работу, фыркнул и направился к следующим посетителям, а после вернулся на кухню, откуда больше не выходил.
— Эх, славный малый этот Мэндлок, — начал, брызжа густой слюной в стороны, Орфей, положив руку на мясо в своей тарелке. — С виду такой страшный, но в душе ребёнок и талант, обожающий кулинарию. Не терпит, правда, когда к нему на кухню кто-то заходит. Помню, зашёл туда один недовольный, ну и пожалел об этом, став закуской для Мэндлока. Оно и не удивительно, ведь кухня для него — это святая святых. Сколько глупцов осмеливались туда зайти, столько и не возвращались, — закончил он, и, облизнувшись широченным языком, приготовился к трапезе.
Невероятно скромный ужин, казалось бы, должен пройти по всем нормам поведения. Но Орфей схватился своей лапищей (иначе его руку никак не охарактеризовать) за самый мясистый кусок, и мигом, широко распахнув пасть, зубами зверски оторвал добротную часть сочного мяса, принявшись, причмокивая за дюжину, пережёвывать. И в сей момент работа его челюстей напоминала дробящий аппарат. При втором укусе он умудрился зацепить кость, но это не оказалось помехой, поскольку Орфей переломил её своими зубами.
Орфей преимущественно имел не столько высокий рост, если сравнивать с собратьями, сколько ширину тела, будто сам его скелет раздулся в стороны. Что в совокупности с его ожирением выглядело ещё более эффектнее. Он похож на сплющенного или даже низкорослого великана, но его рука при этом в обхвате на вид с метр, а голов диаметром точно, как шина от огромных колёс трактора.
— Ну-с, — не особо внятно выдавил из своего набитого рта, — а вы чего не едите? — говорил он, причмокивая и мерзко заливая слюной пол.
Эрику было бы достаточно несколько более-менее хороших укусов таких вот жареных ножищ зверья, чтобы желудок вдоволь насытился. И неудобно, наверно, за такой скромный, по сравнению с великаном, аппетит. Но Орфея больше волновал свой желудок, иначе объяснить столь яростное поедание блюд никак нельзя.
Эрик постарался взять самый маленький кусочек, но при его подъёме не рассчитал силы, и окорок, по ощущениям весящий не менее двадцати килограмм, вместе с рукой плюхнулся в объёмную соусницу. Благо, таким образом, что все брызги устремились не в стороны, а только на гору блюд. И те, служа своеобразной стеной, не позволили жидкости расплескаться на Орфея и Готи. Девушка, посмотрев на Эрика, как на идиота, взяла вилку и нож, и ими вырезала необходимых размеров мясной кусочек, положив себе в рот.
— Вот не надо на меня так смотреть, — шепнул ей парень, убедившись, что её учитель, слишком занятый трапезой, не слышит. — У меня нет опыта в поедании такого, — и он, взяв столовые приборы, которые заметил только сейчас, спрятанные под краями тарелки, последовал примеру девушки.
Кот, лишённый ласки девушки, ведь та ела, застыл, замурлыкал, на что Готи, отложив нож, взяла зверька и откусила ему половину головы. Да с таким хрустом, как у багета.
— М-м-м, а хлебные коты сегодня вкусные, — пробубнила она с набитым ртом, потом поставила кота, у которого на месте предполагаемой раны виднелся хлебный мякиш, а от самого животного так и пахло, как от булочки. — Эрик? — она заметила, мягко говоря, недоумевающий взгляд парня. — А, ты из-за кота? Это просто заколдованный хлеб.
— Я, пожалуй, откажусь сегодня от мучного.
— Эрик! — произнёс Орфей, проглотив пищу, — а расскажите мне о себе.
— Ну-у-у, — парень не знал, с чего следует начать, — я прибыл из далёких земель к моей… очаровательной Готинейре, — ничего лучше в его голову просто не могло прийти, и, судя по возмущённому и одновременно ошарашенному лицу девушки, Эрик понял, что явно ляпнул глупость.
— Что? Серьёзно-правда? — глаза толстяка округлились, перевелись в сторону черноволосой. — Милая моя, почему же ты не сказала своему любимому учителю, что собираешься связать себя с этим прелестным мсье? — он захлопнул пальцы в замочек и подпёр им свой подбородок.
Девушка от услышанного застыла в позе пучеглазой совы, которая прищемила себе крыло. Глаза Готи округлились, уставившись на парня, а лицо застыло без эмоций.
— Да, конечно, абсолютная правда, — уголки её губ поднялись в искусственной и глупой улыбочке, а сама черноволосая выглядела так, будто сейчас взорвётся от стыда.
Но вдруг неожиданная вибрация в вагоне, стоило ей появиться, сразу же резко сменилась таким толчком, что всё зашаталось, а люстры закачались в стороны, криво отбрасывая свои движущиеся тени.
— Что это? — спросил Эрик, в голове которого сразу всплыл момент с той телепортацией. — Опять… — прошептал он.
— А, это? Не переживайте, — начал успокаивать их Орфей. — Подобное за сегодня случается уже четвёртый раз. Раньше такого никогда не было, но, я уверен, это пройдёт.
Тем временем пейзаж за окном сменился на густой туман облачных гущ.
— Ну, как так? — продолжил Орфей. — Готинейра, признавайся, почему скрывала такую важную новость?
— Э-э-э, просто хотела сделать сюрприз для любимого учителя.
Её ответ сполна устроил толстяка, чтобы тот начал издавать какие-то странные звуки, будто довольный тюлень.
Но опять его внимание от этого диалога отвлекло очередное подрагивание вагона, затем сменившееся едва слышимым скрежетом. И тут, как нельзя вовремя, мимо проходящее существо случайно зацепило торчащую ногу Орфея, что спровоцировало диалог, наполненную вежливостью и искренними извинениями.
Воспользовавшись моментом, Эрик наклонился в сторону девушки, чтобы его шёпот был слышен чётче.
— Этот скрежет абсолютно такой же, что был, когда произошла та ситуация с Краусом.
— На что ты намекаешь? — она словно ожидала не самый приятный ответ.
— На что-то очень нехорошее… и оно готово произойти вот-вот. Я нутром чую.
Тут послышался слабый звук, какой обычно издают киты, но более грубый. В следующую секунду потолок стремительно вмялся вовнутрь. Не было никакого удара, он просто втянулся с ужасающе громким скрежетом. Люстры вместе с обвивающими их кронами рухнули вниз, вдребезги разбиваясь и ломая столы.
— Что за чертовщина?! — вскочил Орфей из-за стола. — Как вообще возможно, чтобы этот город мог получить повреждения? — его крик эхом разлетелся по вагону.
Началась паника. Все повыскакивали со своих мест и заспешили покинуть ресторан, разделяясь на две группы: одна бежала туда, где находился вход в вагон с бальным залом, а другая группа торопилась в противоположную сторону, толпясь у двух небольших коридорчиков, огибающих помещение кухни.
Эрик, воспользовавшись суматохой, схватил Готи за руку, потащив её к выходу, смешиваясь с толпой так, что Орфей, когда спохватится, не сразу обнаружил убегающих.
Сперва они оба, пробираясь через руины обвалившихся частей потолка и остовов люстр, хотели отправиться по коридорам. Но охваченное паникой столпотворение убедило, что если и сваливать отсюда поскорее и беспрепятственно, то только через кухню. Тем временем хаос возрастал, разруха только усиливалась. И была лишь одна мысль, прыгающая в голове каждого — бежать отсюда прочь через кухню.
Кое-как, навалившись всем телом, Эрик с трудом приоткрыл каменные врата, и вместе с девушкой протиснулся в образовавшийся проход. В лицо сразу ударил ужасающей силы жар, и пот мигом принялся сочиться из кожи, капая со лба и носа. Температура казалась необычайно высокой, и рядом висящий термометр доказывал это.
Квадратные ямы в полу, стены которых были обрамлены кирпичом, чуть ли не доверху заполнены грудами угля, сквозь который вырывались наружу языки пламени. Решётки, лежащие прямиком над ямами, служили подобием места для гриля, где огромные мясные туши с треском и дымом запекались, находясь на решётках.
Огромные ножи и тесаки, размером чуть меньше человека, повсюду висели на цепях, раскачиваясь и бренча от постукивания друг о друга, отдавая металлическим звоном по кухне. Всё сотрясалось от происходящей катастрофы, и Готи, что-то крикнув, оттолкнула парня в сторону, прыгнув следом. Сразу после этого место в полу, где стояли Эрик и девушка секунду назад, обратилось в огромную трещину от упавшего и со звоном воткнувшегося в кафель тесака, напоминающего своими размерами стальную дверь.
Проход позади обрушился, поэтому теперь путь назад оказался закрыт. Скрежет и тряска усиливались. Каждый квадратный сантиметр пола вибрировал странным образом. Парень в спешке поднялся, затем помог встать Готинейре, и вместе с ней, огибая ямы, из чьих недр вырывалось адское пламя, они оба побежали дальше, обходя раскачивающиеся мясные туши. Макияж девушки, не выдерживая лютой жары, начал смешиваться с потом и подтекать, медленно расползаясь по лицу.
Почти добравшись до конца кухни, где огромная дверь вела в тамбур, оба уже вовсю бежали сломя голову. Но самое страшное оказалось впереди, потому что здоровенная каменная дверь распахнулась, и на пороге оказался тот самый повар. Жуткие размеры этого массивного великана заслоняли собой проход. Мэндлок, обнаружив, что в его владения, в его драгоценную кухню пробрались чужаки, движением шести рук захлопнул врата, и возникшая ударная волна, а точнее, очередной толчок, повалил парня и девушку на пол.
Эрик сразу вспомнил слова Орфея, говорившего, как Мэндлок избавлялся ото всех, кто посмел проникнуть в его кухню. Видимо, по этой причине посетители, несмотря на разрушения вагона, предпочли давить друг друга, пытаясь бежать через тесные коридоры, а не по просторам свободной кухни.
— Эрик! — в испуге крикнула девушка.
Оба развернулись, собираясь бежать обратно, но в глаза бросились руины прохода, через который они сюда попали. Путь назад намертво отрезан, а впереди находилась преграда в лице великана, способного стать причиной скорой гибели.
Эрик в растерянности, не имея понятия, что делать, лишь пятился назад вместе с Готи. Мэндлок, кривя лицо в гневе, схватился за один из тесаков, висящих на цепи, и рванул его на себя с такой силой, что металлические звенья обрушились на пол, вдребезги разбивая кафель.
Огромная тварь ринулась на незваных гостей, срубая тесаком попадавшиеся на пути препятствия в виде свисающих с потолка зажаренных мясных туш. Мэндлок стремительно приближался, размахивая здоровенным лезвием, разрушая всё на своём пути.
Парочка побежала обратно, хоть и понимала, что движется в тупик. Огибая изрыгающие пламя ямы, Эрик и Готи неслись вперёд, осознавая необходимость что-то предпринять. Позади раздавался лязг металла, грохот шагов, рокот громилы. Повар оказался совсем близко, и в очередной раз, замахнувшись, с рёвом запустил оружие в сторону парня с такой скоростью, что Эрик еле успел отпрыгнуть от проносящегося гигантского тесака.
Скрежет продолжал усиливаться, потолок начал сминаться, обрушивая свои части вместе с раскалёнными трубами, что валились со второго этажа. Парень с девушкой едва успевали уворачиваться от града падающих кусков вагона. Больше всего доставалось великану, чьи габариты не позволяли неуклюжему гиганту уклоняться от ливня осколков.
Куски стальных балок и досок гнулись и ломались о четырёхметровую тушу, и пара, пользуясь моментом, пока Мэндлок пытался выбраться из завала, ринулась обратно, обежав засыпанного обломками амбала. И оба уже неслись со всех ног. Запыхались, но добрались до врат.
Эрик уже собирался обрадоваться, когда, залетев внутрь, оказался с Готи в тамбуре. Но побег, виделось, ещё не был закончен. Ведь следующий вагон предстал не тамбуром, а сплошным холодильником, где повсюду, сложенные в горы, находились замороженные туши самых разнообразных тварей.
Готи, дёрнув своего спутника за руку, потянула за собой. Они оба ринулись дальше, но из-за скользкого пола едва удерживались на ногах. Позади раздался истошный рёв ввалившегося сюда Мэндлока, всего в ранах, окровавленного, преисполненного всё большей животной яростью.
Он, скользя по обледенелому кафелю, мчался за своими врагами, цепляя руками горы деревянных ящиков с едой, и те с грохотом валились на другие, создавая эффект домино: обрушивающиеся волны, касаясь пола, разлетались в щепки вперемешку с кусками различных овощей и фруктов. Весь этот многотонный фарш из дерева и еды, словно болото, заставлял ноги Малока увязнуть, и волна почти настигла парня с девушкой, но они к тому времени уже успели добежать до стальной массивной двери.
Эрик, навалившись на неё всем телом, еле отворил громадную дверь, и шмыгнул за порог вместе с девушкой; а потом, пыжась, закрывал обратно, наблюдая, как дверь захлопнулась перед самым носом великана. И Эрик, что было силы, закрутил огромный вентиль, заперев врата на засовы. В следующую секунду приходилось слышать только мощные удары по ту сторону и постепенно нарастающий скрежет. Но вскоре даже разъярённый Мэндлок затих.
— Что это, чёрт возьми, было?! Что ещё за обрушение вагона?! — раздался девичий крик.
— Ты меня спрашиваешь?! Откуда мне вообще знать? Я думал, ты мне скажешь! — возмутился парень, потирая едва не оглушённое от крика ухо.
На лице Готи застыл шок.
— Да не может такого быть! Этот поезд невозможно… да он же неуязвим, — тихо говорила кареглазая, ошеломлённо глядя на парня.
На вопросительный взгляд Эрика, затаившего вопрос, она ответила невнятно:
— Просто… Почему-то странно.
— Я уже второй раз слышу эту фразу про неразрушимость поезда, — не желая терять времени, Эрик принялся поворачивать вентиль следующей здоровенной двери, за которой скрывался проход в следующий вагон. — А вот Лин, когда вагон начал рушиться, не удивился этому, а сразу дал чёткие указания, будто что-то знает об этом.
— Но дядюшка Лин сам говорил, что этот город невозможно уничтожить!
— Но уж если происходит то, что происходит, значит, что уничтожить его всё же можно? — окончательно отворив дверь поворотом вентиля, парень принялся её толкать, открывая путь в следующий вагон.
Внутри оказалось спокойно. По площади небольшая, но высокая комната, видимо, лишь часть огромного вагона, некое промежуточное помещение. А в конце двойные деревянные двери, украшенные барельефами и поблёскивающими ручками. Сочного цвета паркет из дуба; пара огромных диванов, предназначенных явно для великанов; настенные светильники, дарующие помещению мягкое, буквально убаюкивающее освещение; а стены сплошь в коричневых обоях с золотистыми узорами.
— Нет, не может, — продолжила она, проходя в комнату.
— Да с чего ты вообще взяла? По-твоему, почему тогда он разрушается сейчас?
— Да откуда мне знать! Даже если вагон получает повреждения, то очень мизерные, и быстро восстанавливается. А сейчас… а сейчас такое!
В их диалоге повисла пауза. Парень путался в собственных мыслях, ничего не понимая. Он слишком многое и в быстром темпе пережил за последнее время. Он ничего не знал об этом поезде, но точно уверен, что состав разрушается, не смотря на свою некую неразрушимость. Это было ясно, как божий день, и спорить об этом глупо. Но Готи никак не хотела принимать данный факт.
Ситуация казалась Эрику настолько бредовой, что он впервые в жизни почувствовал себя чрезвычайно беспомощным перед происходящим. Он толком не понимал, что же это за поезд такой, и не имел ни малейшего понятия об истинной природе этого места. Эрику просто не на что было опираться в попытках предпринять что-то, кроме как идти дальше и следовать призрачной и туманной цели найти Манфисталя.
— Прости, — начал парень, — я не хочу этих ненужных ссор. Просто пойми, я попал сюда невесть каким образом, не зная, что это вообще за место. И нахожусь здесь без всяких конкретных целей.
— Всё хорошо, — ответила девушка, тяжело вздыхая. — Я тебя не виню. Сама в такой же ситуации уже многое время.
— Что ты имеешь ввиду?
— Ну, нахожусь здесь. Бесконечно живу в своём вагоне. Без целей, без понимания самого места. Будто когда-то попала сюда, но ничего не помню. Я знаю о поезде слишком мало, да и то от дядюшки Лина. Только его ответы всегда какие-то двусмысленные и толком не ясные. Будто он сам ничего не понимает, либо же знает всё, но не хочет говорить.
Она вздохнула, достала кругленькую коробочку, открыла её, и, смотрясь в зеркало крышки, начала маскировать потёкший макияж новым толстым слоем белой пудры. Её бледное, как у фарфоровой куклы тело отлично гармонировало с такой белизной.
Пока она прихорашивались, Эрик какое-то время смотрел на неё, и в конечном итоге ударился в раздумья. В его голове всплывали недавние воспоминания о вокзале, прибытии поезда и том неясном существе, которое, когда Эрик с Краусом шли через вагон, появилось под потолком, и обратилось к парню, а затем исчезло.
Тишина вокруг нарушалась едва слышимыми шагами. Они были огромными, но необычайно тихими. И только Эрик, приоткрыв рот, собирался что-то сказать, как из стены, выходя подобно призраку, появилась гигантская нога. Она уходила в потолок, была вся прозрачная, с синем отблеском, и излучала мерцающую ауру. Нога, игнорируя стены, ступила в комнату, а после недолгой паузы совершила следующий шаг, скрываясь за стеной. Будто некий огромный призрак шагал по вагонам сквозь любые препятствия.
— Невероятно, — сорвалось с губ парня.
— Это слово ты скажешь ещё не один раз, — глупо улыбнулась девушка.
Девушка подошла к дверям, и стоило ей распахнуть их, то она замерла в изумлении.
Взору открылся зал, напоминающий помещение готического собора. А в нём некое поле с настолько мягким покрытием, что проваливались ноги. По всей территории несметное количество здоровенных клеток и разорванных игрушек, чьи части в виде ваты и оторванных конечностей валялись повсюду. Всё это огромное место — манеж для детей, да не простых, а великанов, которые находились здесь. Каждый минимум с человека ростом, при этом по виду имел вес под восемьсот килограмм. Кошмарные, мерзкие, противные, с глупыми, но одновременно пугающими взглядами, эти твари пускали слюни. Они неуклюже передвигались, вечно спотыкаясь на ровном месте и падая на мягкий пол, который под тяжестью туш сразу проваливался, смягчая любое падение, а потом, как пружина, подкидывал тварей, возвращая их на ноги.
Дети, если этих кошмарных существ можно так назвать, свободно разгуливали по вагону, мучая бедные игрушки и иногда вступая в перепалку друг с другом.
Вглядевшись, Эрик увидел пару развороченных клеток. Видимо, чудовищные младенцы из них выбрались, а потом выпустили остальных. В потолке, пропуская яркий свет, была пара дыр, словно что-то упало в вагон и тем самым сломало клетки, освободив кошмарную стаю.
— Они ведь нас не тронут? — глупо понадеялся парень.
— Пусть великаны и находятся с нами в одном поезде, но это не значит, что все живут тут дружно. Ещё как тронут. Ты многого не знаешь, Эрик, об этом чёртовом городе… поезде. Называй как хочешь, — вздохнула она, беспокойно смотря куда-то вдаль..
— В этом я уже убедился, — сухо ответил Эрик.
Он сразу вспомнил Мэндлока, и как Орфей отзывался об этом громиле, который пожирал наглецов, осмелевшихся забрести в кухню шестирукого повара.
— А к тем коридорам мы вернуться не можем? Пройти по ним, а не через основное помещение, не через этих? — Эрик имел ввиду те коридоры, огибающие основу вагона, и предназначенные именно для того, чтобы перемещаться по составу без взаимодействия с основными помещениями, ведь у парня не возникало никакого желания пробираться сквозь полчище верной погибели.
— Если бы могли, то давно там прошли, — сказала она, поправляя волосы. — Они заблокированы, и это странно. Так не должно быть.
— Значит… надо что-то придумать, чтобы пройти через этих великанов.
Парень прикидывал план, способный помочь продвинуться через свору гигантов, но задача сложна и трудновыполнима из-за почти полного отсутствия укрытий. А восьмисоткилограммовых монстров так много, размеры их настолько велики, что парочку с лёгкостью может постигнуть трагичная участь разорванных игрушек.
Готинейра, волнуясь, то и дело вставала на носки, при этом почему-то подпрыгивая. Эрик глянул на её ноги, и тут его осенило.
— Отойди-ка, — попросил он её.
— А? — она очнулась от своих мыслей. — Что ты задумал?
Пол был мягким, что аж ноги проваливались, а девушка, слегка поднимаясь на носочки, даже чуть подпрыгивала, сама того не замечая. Эрик, уверенно стоя, присел, а потом, почти не прилагая никаких усилий, слегка подпрыгнул. И получилось, что покрытие сработало подобно пружине, подкинув парня метра на полтора вверх. Девушка смекнула об идее и повторила эти действия, обнаружив, что пол может оказаться спасением из ситуации, позволив перемещаться высокими прыжками.
Совершив ещё пару более сильных толчков, Эрик без особых усилий подпрыгнул на высоту выше собственной головы. Очень рисковое дело попасть таким образом в конец вагона, к выходу, но другие возможности отсутствовали. Да и ко всему прочему огромные твари, скалясь и обнажая свои зубы, похожие на акульи, заметили чужаков, и уже начали друг друга оповещать жутким завыванием.
Дюжина младенцев-великанов, кто шёл, а кто полз, направлялись к незваным гостям, походя на ораву огромных волков своими голодными взглядами, и слюнями, сочащимися из широких пастей.
— Давай! — Эрик схватил Готи за руку, и оба синхронно прыгнули сперва один раз, затем второй, оказавшийся более сильным, да таким, что поднял их метра на четыре ввысь.
Набрав нужную высоту, чтобы падение с неё позволило развить достаточную скорость, оба под силой притяжения начали возвращаться вниз, и как только коснулись мягкого пола, проваливаясь в него по самое колено, то оттолкнулись изо всех сил, задавая направление новому прыжку.
И вновь их стремительно понесло вверх. Опять касание пола, снова толчок. При очередном приземлении они уже сблизились с жуткой стаей, и в самый нужный момент, оказавшись при падении буквально у носов монстров, Эрик и Готи, крепко держась за руки, совершили самый сильный прыжок, перелетая через свору, которая, лязгая зубами и издавая будоражащие звуки, потянулась к ним полчищем рук, но не сумела поймать.
Половина вагона преодолена. Оказавшись за этой стеной смерти, Эрик увидел ещё больше детей, хаотично сидящих, кто где. Одни пытались грызть развороченные клетки, другие рвали огромные игрушки, а третьи дрались между собой. И, казалось, имели силу пробить даже тонкую бетонную стену. Но стоило им заметить появление двух чужаков, как всё внимание великанов переключилось на неприятелей. Они побросали свои бесцельные занятия и, наполняя помещение вагона ещё большим хором кошмарного мычания, направились в сторону гостей.
Те же дети, которых Эрик вместе с Готинейрой только что перепрыгнул, неуклюже развернулись, толкаясь, отбрасывая друг друга в стороны. Прыжки продолжались, и парень с девушкой, с трудом контролируя свой полёт, едва приземлялись в свободное от детей место, еле успевая вновь оторваться от земли, когда великаны почти хватали их за ноги.
Каждый прыжок являлся целым испытанием. И всякий раз, находясь в шести метрах от земли, у парня перехватывало дыхание от кишащих под ним тварей, чьи сотни глаз голодным взглядом таращились на него и девушку, томясь в ожидании, когда кто-то из двух неудачно приземлится.
Казалось, что прыжки длились вечно, и в любой момент произойдёт неудача, и на ноге почувствуется чужая хватка. Внезапно на лице Готинейры застыл ледяной ужас, и её взгляд переполнился страхом, словно она узрела саму смерть. В следующий миг девушка прекратила подниматься в воздух, а наоборот, опускалась в противоположном направлении. Эрик глянул вниз, увидев, как огромная лапа, держа маленькую ножку, тащила Готи к себе. И в итоге бросила на пол, чьё покрытие сильно смягчило падение.
Парень не знал, что предпринять. Уже летя обратно вниз, он наблюдал, как твари сползались к девушке, и пытался придумать способ спасти её, выискивая глазами любую возможность. Существа никак не реагировали на его крики — на попытку отвлечения. И только приземлившись, Эрик, схватив в руки тяжёлую арматуру, что была частью разгрызенной клетки, со всей силы зарядил ею по лапе, удерживающей девушку. Тварь, оглушительно взвыв, отпустила свою добычу. Затем парень принялся, размахивая металлическим прутом, расцарапывать лица великанов, которые тянулись к Готи своими лапами. Но, получая по жирным мордам, они с ревущим визгом убирали руки от девушки.
Сперва эти детища-монстры, стоя на четвереньках, на толстенных конечностях, каждая диаметром с ногу молодого слона, издавали надрывающиеся вопли, но позже разъярились и уже не обращали внимания на размахивание арматурой и на опухающие от повреждения ручищи. Свора неумолимо приближалась, наступая отовсюду, подобно движущимся стенам, готовым вот-вот раздавить свою жертву. Прыгнуть не представлялось возможным, поскольку твари просто не позволили бы этого сделать, не давая даже времени на разгон до нужной высоты.
И только раздавшийся оглушительный лай, своей мощью разлетаясь по вагону, пробудил хоть какую-то надежду. Дети сразу остановились, а вся ярость, голод и безумие на их мордах пропали, сменившись на недовольство и испуг.
Неожиданно над одним из великанов появилось нечто огромное, чёрное, морщинистое. Раскрыв свою пасть, оно схватило за выступающую на спине кожу одного из детей, и, замотав головой, кинуло чудовище прямиком в стену, как тряпичную куклу.
Дети сразу принялись расползаться, прячась в клетки. И когда их свора пустилась куда подальше, взору открылся огромный шарпей — тот самый пёс, которого Эрик видел, когда шёл с Краусом.
Парень не стал медлить, быстро попытался поднять Готинейру, но та закричала от боли, стоило ей встать. Тогда без лишних слов Эрик взял её на руки и кое-как допрыгал по пружинистому полу до выхода, слыша позади только рёв, лай, вой и жуткие крики великанов.
Уже оказавшись в тамбуре, захлопнув дверь толчком плеча, Эрик посадил девушку на пол.
— Нога, — пропищала она сквозь боль, всё ещё пребывая в небольшом шоке.
Глаза парня мигом устремили свой взгляд на ногу Готинейры, увидев там опухший отёк тёмно-синего цвета в районе голени. Эрик не знал, какие действия сейчас нужно предпринять, к тому же под рукой не было ничего, кроме гальки на полу. Этот тамбур, в отличие от предыдущих, оказался почти пуст. Только голые каменные стены, покрытые рисунками, выцарапанными ногтями или чем-то подобным.
За дверью, словно в недрах глубинных вод, донёсся очередной скрежет в сопровождении едва уловимого пения: мягкого, усыпляющего, приглушающего посторонние звуки.
Эрик поднял девушку с пола, взяв её на руки. Повезло, что здесь находились двери в обходные коридоры, и они смогли пройти по ним, не заходя в основное помещение вагона.
Когда парень с девушкой оказался в коридоре, то тот предстал таким, словно из старинного замка, только вперемешку с металлическими частями поезда.
— Эрик, — девичий голос прервал долгое молчание.
Он повернул голову. Лицо Готи находилось очень близко, буквально в тридцати сантиметрах.
— Да? — с волнением в голосе спросил Эрик, но ответ получил не сразу, а лишь спустя небольшой промежуток времени после смущённого взгляда девушки.
— Спасибо.
— За что? — улыбнулся он, идя вперёд с ней на руках, стуча твёрдой подошвой ботинок по заплесневелому полу, который слегка переливался различными цветами в месте, где ступала нога.
В ответ она лишь отвела взгляд.
Так Эрик и продолжал нести её на руках ещё несколько вагонов, проходя через мрачные коридоры. Но через какое-то время, дойдя до нового, парень остановился. Стены впереди были искорёжены, прогнуты внутрь, будто нечто огромное своротило их. Ворота из тамбура, они же смешные двери, выворочены с одной стороны, полностью открывая коридор, а с другой стороны сама часть вагона обрушилась. Чувствовался сильный сквозняк и звуки стучащих о рельсы колёс, доносясь из щелей.
— Да что же это такое… — девушка откровенно ничего не понимала, растерянно бегая взглядом по увиденной картине. — Такого не должно быть вообще, — слова срывались с её губ в испуганном тоне. — Так, спокойно, — скомандовала она сама себе, — не стоит переживать. Дядюшка Лин всегда говорил, что никогда не нужно пугаться перемен. Нет, не то, но близко, — она схватилась за голову. — Не стоит чего-то бояться, если никогда не доводилось с этим сталкиваться. Нужно изучить это, понять причину. Да, кажется так. Ох, он столько всего говорил.
Её состояние обескураживало Эрика ещё больше, ведь он ничего не понимал о природе этого поезда, как и о творящемся здесь. Он всё сильнее ощущал себя в каком-то реалистичном ночном кошмаре, который с каждой минутой преображается в нечто более ужасное и необъяснимое.
— Готи, успокойся, — стараясь говорить спокойно, выдавил из себя парень, пытаясь побороть внутренний конфликт эмоций.
— Всё нормально. Нормально, — она собиралась с мыслями. — Давай пойдём дальше. Пожалуйста, Эрик, — она пыталась глубоко дышать, но слышно, как вздохи перемешивались с дёргающимся голоском. — Нужно дойти до Архидендрария, тогда станет гораздо лучше.
Эрик, услышав последние слова, наполнился неким воодушевлением и рвением, придающим силы, а в голове желание поскорее попасть в этот Архидендрарий. Без ощущения всякой усталости он зашёл в коридор, усеянный обломками, и быстрым шагом направился прямо, переступая через валяющиеся светильники и картины.
Спустя ещё пару коридоров двое наконец оказались в нужном вагоне. Готи, кажется, поуспокоилась, а Эрик, наоборот, оказался объят эмоциями от увиденного. Помещение, как и предыдущие, огромно, только, в отличии от других, оказалось полностью лишено света, из-за чего пребывало в полном мраке. Тьма рассеивалась лишь слегка от света космических туманностей и галактик, видневшихся через стеклянный потолок. И столь мягкое и фантастично красивое освещение с трудом позволяло увидеть очертания объектов, расположенных в вагоне.
Готинейра попросила парня пройти через мрак к какому-то пульту, что Эрик и сделал, аккуратно шагая и огибая силуэты объектов.
— Жаль их будить, но надо, — сказала черноволосая, когда парень отнёс её туда, куда она просила. — Так, вроде это, — она нащупала что-то во тьме.
Раздался щелчок. В воздухе начал чувствоваться запах неизвестного сильно пахнущего газа, который будто клубился в определённых точках в пространстве. Затем слабые вспышки искр образовались в воздухе, буквально зажигая сосредоточение газа, который в следующие секунды чудесным образом обратился в сияющие сферы концентрированных молний, чьи языки изредка вырывались из этой оболочки. И теперь тьма, рассеянная своеобразными источниками света, раскрыла всё, что было в вагоне.
Оказалось, в этой темноте, ныне разогнанной чарующего цвета зарёй, находились тысячи цветочных горшков разного размера. Где-то ютились мелкие и необычайно экзотические на вид цветочки, а где-то странные, жуткие и огромные, по несколько метров в высоту.
Одни биолюминесцентные растения плавно переливались мириадами оттенков, другие лишь ярко сияли, а на третьих вырисовывались светящиеся узоры, что двигались по лепесткам, походя на живую абстрактную анимацию. Растения, похожие на обычные, не светились, имели красивый, а порой и мрачный вид, и больше напоминали образы невиданных зверей. Некоторые деревья выглядели подобно переплетению пульсирующих рук, а с других свисали сотни тоненьких и длинных ветвей, покрытых пушистым шевелящимся мхом.
Эрик нёс девушку через эти дебри, встречая на пути столы с кучами лежащих на них бумаг, склянок, ларцов и прочего. Вскоре Готи внезапным возгласом остановила парня у одного из столов, попросила подать ей колбочку с зелёной жидкостью, чей аромат напоминал мяту, но настолько убойную, что от одного лишь запаха хотелось спать.
Девушка, получив заветную микстуру, одним залпом осушила содержимое стекляшки, и через небольшой промежуток времени ударилась в такое умиротворение, что даже её голос убаюкивал своим спокойным тоном. И вдруг её прежнее состояние резко вернулось, но паника уже не брала верх.
— Нужно ногу обработать, — она лениво закрутила головой в поисках чего-то. — Так, неси меня вон к тому столу, — и указала на нужное место, куда парень её и отнёс, усадив на стол.
Девушка принялась копаться в микстурах, скидывая с них скомканную бумагу, в итоге найдя нужную бутылочку, жидкостью из которой облила повреждённую ногу. Гематома начала рассасываться, постепенно исчезая, и место ранения вскоре выглядело здоровее некуда.
— Вот это да! — удивился парень, но сразу же опомнился. — Ах, точно, чему я удивляюсь? Весь этот поезд — сплошное чудо. Уж и забыл на минуту, где нахожусь. Кстати, а что это за вагон?
— Архидендрарий. Место с богатой историей. Здесь собраны растения из разных мифов и легенд, большинство из которых давно утрачены историей, — поясняла девушка, растирая остатки лекарства.
Внимание Эрика привлекла плакучая ива, светящаяся голубоватым светом. Её ветви, подобно локонам, свисали вниз, касаясь пола. Мягкие листья, приятные на ощупь, освещали руки, заставляя проявляться вены и шрамы.
— Это Тнгуа, — сказала Готинейра, смотря на парня. — Её листья освещают тело, показывая все раны, полученные когда-либо.
Эрик молча посмотрел на девушку, затем опять взглянул на руки.
— Но вены от её света тоже становятся видны, — ответил Эрик, видя, как на его руках проявляются вены и куча шрамов от ссадин, порезов и ожогов — всех ран, полученных за жизнь. — Причём тут вены? — спросил парень? — Я же их никогда не повреждал, а они светятся.
— Значит, болела душа, — пояснила Готи. — Причём слишком сильно. Посмотри, твои вены светятся чересчур ярко, выделяясь на фоне шрамов. Это о многом говорит.
Голубоватое свечение так же доставало до ног Готи, проявляя на них отчётливые шрамы, огромные и жуткие, будто кожу в этих местах когда-то была целиком содрана. Эрик обратил на это внимания, немного призадумался, но пока решил не задавать лишних вопросов. Он отошёл от дерева, окинул взглядом остальных обитателей вагона.
— И как же столько всего, всех этих растений, можно собрать, если они такие легендарные? Будто валялись и ждали, пока их возьмут?
— Я мало знаю об этом, — Готи слегка растерялась. — Все эти растения добыл обитатель Архидендрария. Ну, так мне известно. Только его никто не видел, а может, видел, но сам уже давно ушёл из мира. Этот вагон пустует, сюда никто не заходит. Обитатели поезда всегда сидят у себя, а пассажиры даже не передвигаются по вагонам, только по коридорам, и то редко. Поэтому растения, привыкшие к одиночеству, живут сами по себе, благо тут есть автоматическая система полива и прочего ухода, — она отошла от дерева, направившись дальше.
— А как же бумаги? Их тут так много. Если глава дендрария почти никогда не появляется, то как он успел всё это написать? — Эрик последовал за девушкой.
— Этому месту тысячи лет, или, может, даже в разы больше. За это время исписать столько бумаги кажется очень маленьким объёмом.
— И что же в них хранится?
— Точно не могу сказать. Кажется, история каждого растения. Тот, кто живёт здесь или когда-то жил, коллекционирует уникальные явления Вселенной. Каждое деревце и цветочек в этом помещении имеют такую историю, что кровавые войны покажутся безобидными по сравнению с тем, что творили чудные растения. Иногда они разговаривают друг с другом, рассказывая о своих жизнях. Но это больше похоже не на сказку, а на ночной кошмар, — черноволосая остановилась у горшка, где был посажен круглый кактус, целиком прозрачный, как желе, а внутри пульсировали синие сосуды. — Но не всё так жутко. Бывает, что определённые экземпляры носят очень красивую и героическую историю. Правда, знаю я не так много. Не помню, кто мне рассказывал о прошлом этих растений, но забыть никогда не смогу услышанное, — она погладила кактус, чьи иголки при касании руки обращались в пыль; а когда рука оказалась убрана, то частички распылённых иголок вновь собирались, принимая своё изначальное состояние. Эрик, молча, лишь заворожено следил за этим процессом.
— А что это? Ты что-нибудь знаешь о нём? — он обратил внимание на белый цветок в форме воронки, а в ней царила сплошная тьма, не смотря на свет, падающий прямо туда.
— Это кусочек некого Гаринлларта. Он около двенадцати тысяч лет назад в одном из миров пожирал свет звезды, создавая вечную ночь… погружал планету в вечный мрак. Видишь в его центре тьму? Ничего её не осветит. Конечно, перед тобой просто часть Гаринлларта, недоразвитый отросток, изменённый таким образом, что никогда не вырастет в полноценный ужас. Но сам Гаринлларт, врастая в землю на километры, когда-то истреблял целые миры. Его размеры, если верить легендам, достигали таких масштабов, что он упирался в небо, а лепестки закрывали обширные земли от света, поглощая его, укрывая земли сперва безграничной тенью, а потом погружали в вечную тьму, — она, вздохнув, отвернулась.
От услышанного Эрику стало не по себе. Он ощутил себя заблудшей жертвой, находящейся в сердце хаоса среди ужасающих убийц, пожирателей миров. Если у этого цветка была такая история, то все остальные, если верить словам Готинейры, были зловещими чудовищами.
— Но есть же те, которые хоть что-то хорошее сделали для других? — спросил парень с некой долей надежды.
— Есть, — отозвалась девушка. — Но алчность в любом бескорыстии находит способ обогатиться, — она печально уставилась в пол.
— А? Что ты имеешь ввиду?
— Те растения, которые помогали, в итоге были… Давай я лучше тебе расскажу, — она подвела Эрика к стеклянной коробке, а в ней хранилось полутораметровое дерево, сплошь изогнутое, словно змея, и багровое: кора, листья, верхушки корней. — Когда-то дядюшка Лин поведал мне историю этого дерева, и я запомнила её на всю жизнь. До самых мельчайших подробностей. Ничто так глубоко не забиралось в память, как рассказ о Багровом древе, оно же Геморрагия. Ты уверен, что хочешь услышать это?
— Да, — одно короткое слово само сорвалось с губ Эрика.
Зная, что каждый цветок здесь имеет свою мрачную историю, парень лишь мог гадать об участи, постигшей это дерево, раз с лица Готинейры пропал тот озорной взгляд, сменившись серьёзностью и задумчивостью.
— Не знаю, в каком мире это было, ведь их слишком много. Но где-то произошло. Всё началось просто. Где-то в неизвестном мире на склонах гор находилась небольшая деревня. Одной весной жители вдруг обнаружили багрового цвета росток, выглядывающий из-под тающего снега. Сперва все удивились необычному цвету деревца, и даже думали, что его послали свыше для решения всех земных несчастий. Деревня была бедная, еле прокармливалась на одной охоте и скромной торговле с проходящими изредка караванами. И поэтому единственное, на что им было надеяться, так это на чудо. Так и случилось. Дерево росло на глазах, с каждым днём становясь выше на пару сантиметров. Быстро вымахало. Форма у него оказалась пугающая, но жители заметили, как прекратили болеть, а всяческие кожные дефекты, типа бородавок и постоянных волдырей, исчезали сами собой. И спать стало спокойнее, лучше; и скотина спокойнее себя начала вести, прекратила болеть.
— Неужели дерево всё это сделало. И каким же образом?
— Не знаю, но на этом чудо не закончилось. Однажды случилось так, что сына старейшины принесли домой. Он был тяжело ранен, потерял много крови, без сознания, при смерти. Единственный лекарь ничем не мог помочь, да и медицина там была ужасна. Отчаявшийся отец принёс сына к дереву, надеялся, что это поможет, ведь что ему ещё оставалось делать. И тут произошло удивительное. Одних поразило, а других повергло в ужас. Одни клялись, что дерево — порождение зла, живое чудовище. Другие же упали на колени, плача, — девушка вздохнула, сделав паузу.
— Ну, не тяни. Что произошло? — Эрику не терпелось узнать, а Готи словно специально молчала.
— Извини, задумалась. Очень ярко представляла в голове эту историю каждую ночь перед сном, — черноволосая подошла к стеклянной стене и начала любоваться ночным небом. — С тех пор все поняли, что дерево самое настоящее нечто. Умирающий сын старейшины, положенный у ствола, начал обвиваться вылезающими из-под коры нитями, напоминающими артерии. Они, как пиявки, впивались в его кожу, начиная пульсировать, что-то закачивая в него. Лицо парня постепенно обрело здоровый вид, а позже он открыл глаза. Плачущий от счастья старейшина бросился обнимать сына.
— Ничего себе! — Эрик стоял с открытым ртом, представляя, как дерево накачивает кровью парня, исцеляя его. — Получается, что оно могло всем помочь избежать многих бед?
— Получается, что да. Но, как я сказала, алчность ищет в бескорыстии то, что в итоге приводит только к разрухе. О произошедшем узнали ближайшие поселения. Вскоре к дереву прибыли жители других деревень. Кто-то привозил безнадёжно больных детей, кто-то сам желал излечиться, лишившись руки или ноги: ковылял сюда с надеждой вернуть прежнее состояние. И дерево им помогало. Его отростки выползали из-под коры, впиваясь в тела. Те, кто испытал на себе данную процедуру, говорили, что ощущения, будто они перерождаются, и вся слабость и усталость уходит вместе с болезнями, а потерянные конечности впоследствии отрастали в течение недели. Все сразу заговорили о чудодейственных свойствах растения. Молва о нём распространилась далеко, и наступило время, когда начали приезжать странники из далёких мест. Они все — безнадёжно отчаявшиеся, каждый болен чем-то неизлечимым. А дерево избавило их от недуга. Слухи о чуде поползли по миру с такой скоростью, что вскоре от нахлынувшего народа деревня стала городом: одни переселялись сюда навсегда; другие, торговцы, видели в этом выгоду, обосновывались здесь. Так бедное и никому неизвестное поселение стало самым известным городком. Каждая, как говорится, собака теперь слышала о нём.
— И как же оно называлось? Ну, поселение это? Точнее, уже город…
— Хилимокта. С каждой неделей туда прибывало всё больше и больше народу, и в один день нашёлся тот, кто решил: а почему такое чудо должно задаром раздавать всем исцеление? Этот кто-то не мог принять факта, что, во-первых, все берут и получают избавление от болезней бесплатно, а во-вторых, такая золотая жила пропадает зря. И вот он сговорился с другими, кто думал так же, и в итоге предпринял попытку прибрать растение к своим рукам. Пообещал людям, которых собрал, несметные богатства, если они помогут ему. И они, объятые жаждой денег, устроили бойню. Вся стража была уничтожена, а старейшина убит. Его место занял тот самый, кто организовал узурпацию. Приказал своим новым подданным никого к дереву не подпускать, пока не завершится строительство стальной коробки, которая ограждала дерево от нежелательных лиц. И после этого у каждого, кто желал исцеления, велел брать баснословное количество денег. Произошла попытка войны, но кто сражался? Слабые и больные против сильной армии.
Эрик слушал её с открытым ртом, представляя каждую описываемую сцену, и ему уже становилось не по себе от будущего Хилимокты. А Готи лишь продолжала:
— Вскоре территория вокруг багрового древа обросла стенами, была воздвигнута целая крепость, и только больные, имеющие деньги, могли пройти. Но слишком много прибывало народу, и, в конце концов, десятки тысяч отчаявшихся, прибывших в Хилимокту для излечения, узрели, что новый правитель не позволит им этого сделать. И началась та бойня, которую помнит лишь остаток багрового дерева и те единицы, кто выжил тогда и поведал эту историю. Людям было нечего терять, они попытались с силой прорваться в крепость, но армия истребляла потоки неугодных. Но им не было конца. Ужас шёл днями и ночами, и спустя дни у высоких стен количество мёртвых стало настолько огромно, что по ним, как по горе, можно было взобраться. Так и делали. И тогда уже сами солдаты бежали, не в силах унять прибывающих больных, потому что солдат становилось всё меньше, а отчаявшихся — больше, — девушка вдруг замолкла, смотря пустым взглядом в сторону стеклянной коробки, где было маленькое багровое деревце.
— Готи, ты в порядке? — Эрик дотронулся её руки, из-за чего черноволосая вздрогнула.
— Да, я в норме. Задумалась. Опять, — безэмоциональное лицо опять стало прежним, вернулась та сосредоточенность и задумчивость. — Кто-то из стражи бежал, — девушка продолжила рассказ, — а остальные оказались зверски растерзаны разъярённым людом. Не удалось скрыться и узурпатору, новому старейшине, который, сидя на нижних этажах замка, жалко стонал, обнимая горы монет. Но когда все ворвались внутрь, то первым делом нашли его, и, объятые неистовой ненавистью, принялись голыми руками отрывать от него куски, тем самым убив. Даже кости ломали и дробили камнями. Так сильно, превозмогая болезнь, слабость, ненавидели того, кто не позволял беднякам дотронуться до чуда, предназначенного в первую очередь для всех. Предназначенного для благодетели, а не для алчности. Но к тому времени это не имело значения. Очень много прибывших, слишком долго ждавших, потеряли рассудок, и побежали к той стальной коробке. Стачивали об неё ногти до крови, били руками и ногами, предпринимая тщетные попытки разломать. Неизвестно, как им удалось это сделать, но коробка пала, и перед их глазами предстало то, ради чего пролилось столько крови. Бедолаги ринулись к дереву, желая излечиться, но как полуметровое растение может одновременно помочь десяткам тысяч больных? Теперь они не позволяли другим братьям по несчастью подойти к дереву, убивая друг друга, тех, кто дни назад помогал им взять крепость. Легионы отчаявшихся начали истреблять сами себя, ведь на всех не хватит дерева. Вернее, места рядом с ним. А ждать никто не хотел. Но нашёлся тот, кто одним сильным ударом топора разрубил дерево надвое. Так оно и погибло, не доставшись никому, потому что, как сказал дядюшка Лин, дар, посланный свыше, не смогли принять по достоинству, обратив это чудо исцеление сперва в товар, а после и в собственную погибель.