И хотелось бы начать с описания тех дивных, благословенных мест, где в жаркий июльский полдень под сенью виноградной лозы, а это была благоухающая барбера, королева игристых напитков, моя матушка благополучно разрешилась первенцем, вашим покорным слугой (прошу не удивляться выбору места, для крестьянки из семьи потомственных виноделов роды на плантации вполне обычное дело), но сама суть рассказа, перешагнув через четверть века (будто бы их и не было), приводит нас в раскаленные пески Палестины, среди которых, облаченный поверх кованой кольчуги в выцветший плащ крестоносца, нашел я едва различимый след Христа, а вместе с ним и свою погибель.
Стоять в первой шеренге рыцарского войска, с тревогой рассматривая черные лица сарацин под белыми тюрбанами на удалении всего в сто ярдов, великий почет и… верная смерть. По правую руку от меня такой же новобранец (вперед ставят тех, кого не жалко), сжал до побеления кисти свое копье, небольшой вымпел, привязанный к нему, хлопает на ветру, и его громогласные «вздохи» слегка успокаивают своей монотонностью. Мне, в отличие от соседа, достался бастардный меч, коротковатый против сарацинской сабли, но зато щит, обитый медью дубовый исполин, надежно прикрывает большую часть груди и всю левую ногу, и на том спасибо.
Мы выстроились еще затемно, и вот теперь битых полдня ждем сигнала к атаке, скукотища. Солнце в Святой Земле палит беспощадно, что на руку нашему врагу, более привычному и приспособленному к тошнотворной сухости во рту и пьянящему пеклу в голове, однако наш шевалье не торопится, надеясь, как водится, решить дело торгом, а не сечей.
Правда, с час назад дважды огрызнулся наш рожок и пара сотен стрел обрушилась на головы проклятых неверных, но они, даром, что ли, черти, так ловко выставили свои круглые щиты, что вряд ли этот удар повлек за собой хоть какой-нибудь значительный урон. Зато из дальних рядов сарацинского воинства вылетели уже в гости к нам короткие черные копья (чем они пускали-то их) и первой шеренге новобранцев изрядно досталось. Те, кто по неопытности разинув рты провожали взглядами гудящую «тучу», выпущенную из-за их спин, получили в грудь смертельные жала, судя по упавшим, таковых набралось с две дюжины. Я, признаться, грешным делом также загляделся на стрелы, для новичка картина завораживающая, спас меня щит, гулко сообщивший о прибытии чужого снаряда. Вздрогнув от неожиданности, я слегка пригнулся, и в шлем ударило второе копье, порвав кожаный ремешок и оглушив на мгновение. Теперь, оставшись без защиты головы, мои шансы выжить стремительно рухнули и бесследно исчезли в песке под ногами…
…Обладай я зрением, присущим обитателям иного мира, заметил бы присутствие рядом с собой двух странных существ. Одно, присевшее на верхнюю кромку моего щита, размером с небольшую летучую мышь, почему-то захотелось бы назвать Светлым Ангелом, другому, гордо оседлавшему острие меча, явно подходило имя Темного Ангела, а имей я уши соответствующей природы, так услышал бы и их треп, о коем могу поведать тебе, дорогой читатель, с известной долей выдумки и ничем не обоснованных предположений.
Темный, ухмыляясь:
– С первым копьем ты справился, отчего «проспал» второе?
Светлый, улыбаясь:
– Отрази я оба, зачем тогда ты?
Темный, недовольно поерзав на острие:
– Намекаешь на дуальность?
Светлый, улыбаясь уже во весь рот:
– Иначе рухнет этот мир.
Темный скривил губы.
– Странный вы народец, Воины Света. Состоите при Боге и одновременно при Человеке, как проводнике Его высших энергий. – Тут Темный облизнулся отвратительно длинным красным языком. – Ну и изливайте на подопечных любовь, а не древки с медными наконечниками.
Светлый поковырял в идеально ровных зубах отломанной от щита щепкой.
– Человек не получает Любовь Бога специально, индивидуальным квантом, потоком, направленным из «Центра» лично ему, из рук Абсолюта в свои потные ладошки. Человек, как составляющая Мира Бога, просто пребывает в этом энергетическом «бульоне» под названием Любовь, Вселенная, Бог.
Темный недобро улыбнулся:
– Судя по лицам вон тех счастливчиков, – он махнул крылом в сторону павших воинов, – купание в бульоне Божественной Любви не доставляет большого удовольствия.
Светлый, слегка опечаленный, развел руками.
– Именно поэтому необходимо пропускать через себя любовь, ассимилируясь таким образом с Миром, в противном случае, замыкаясь в себе, Человек, как и любой элемент Вселенной, становится инородным телом, раковой клеткой, камнем в тончайше настроенном организме. Любящий живет вечно, ненавидящий отторгается вечностью, становясь смертным.
Темный смачно цокнул языком.
– А ведь могли бы иметь семьи, растить детей, печь хлебы и плевать им на дуальность, в которой, следуя чьему-то Плану, можно истекать кровью в юном возрасте.
Светлый скрестил руки на груди.
– Срок существования души в земной оболочке определяется не физиологическими ее особенностями (они, кстати, безграничны), а сознанием, степенью допущения любви к ближнему, то есть открытостью своего Грааля.
…Коротко взвизгнул рожок, «отбой» пронеслось по рядам, и я утомленной рукой воткнул в песок неимоверно отяжелевший меч.
Темный, взмахнув крылами, завис в воздухе и подождал, пока подопечный пристроит свое оружие, после чего уселся на яблоко рукояти.
– Я, грешным (и таким знакомым) делом, думал, что Грааль – это атрибут Христа, во имя коего мы все здесь собрались.
Кривая усмешка озарила мрачный лик Темного Ангела, и он с победоносным видом бросил красноречивый взгляд в сторону павших.
Светлый ничуть не смутился.
– Человек тоже сын Божий, подобие и образ Его, посему Грааль имеется и у него, только Грааль в руках Христа без дна, он пуст и наполнен одновременно, в нем не задерживается то, что заполняет сей сосуд, ток любви не прерывается, он бесконечен. Грааль человека, не достигшего Христосознания, закрыт крышкой самости, которую легко открывает ваша епархия. – Светлый улыбнулся Темному. – Антимир управляет самостью и способен без труда заглядывать в человеческий Грааль, забирая оттуда любовь и наполняя обратно гордыней (выгонишь одного демона, а на его место войдут еще сорок).
Темный недоверчиво покачал рогатой башкой.
– На что же надобен сосуд, если он без дна, и на что походит?
Светлый, удивительно терпеливый персонаж, ответил назидательно:
– На столп света, подобно тому, что «стоял» перед Савлом на его пути в Дамаск, на тот блистающий канал, по которому поднялся на Небо воскресший Иисус. Грааль – это сознание души, совмещающей Рай и Ад, Творца и Его антипода, это всепрощение через любовь, принятие крайних точек как части Единого, слияние Верха и Низа, то есть абсолютное понимание значения слов «Наверху, как и внизу».
Темный спрыгнул на гарду и, раздраженно расхаживая по ней, проворчал:
– «Грааль» моего Хозяина полон чудеснейшего яда, раздавай любому, стыдно за результат не будет, а к чему призывает Бог?
Светлый, развалившись на кромке щита, блаженно прикрыл глаза.
– Возлюбить ближнего, как самого себя, а именно передать Любовь Бога в неискаженном виде, как получил от Него, так и отдал сам. Любовь к ближнему – необходимое условие существования неразвитого сознания, получающего слишком большое количество энергии (любви) от Всевышнего и не способного «переработать» ее. По сути, раздача этой энергии в горизонтальном направлении, то есть окружающим, является разгрузкой от накопления энергией. В противном случае нерасходованная энергия, накопленная душой, забирается альтернативными силами. То, что отбирает ваш Хозяин, нужно компенсировать по закону сохранения энергий Вселенной, и вы, слуги его, возвращаете душе то, что имеете сами, – ненависть, духовный шлак.
Светлый улыбнулся примирительно:
– Не любовь к ближнему порождает войны.
Темный, немного успокоившись, прислонился к рукояти.
– Стало быть, все собравшиеся тут пришли признаться в нелюбви друг к другу.
Светлый согласно кивнул:
– Ага, скорее расписаться в этом своем качестве, по этой самой причине все они смертны.
Он поднялся над щитом и «распустился» сияющим цветком.
– Почему Бог бесконечен? Потому, что Он есть везде. Почему Человек конечен телом? Потому, что он не Бог сознанием, но приняв (осознав) себя Богом, человек становится вечным.
…Трижды прохрипел рожок, войско охнуло, лязгнуло железом и выдохнуло. Я вытащил из песка меч и положил на плечо… Еще три коротких сигнала сотрясли горячий воздух ристалища, и шеренга медленно двинулась на врага. «Господи, – пронеслось в голове, – яви мне чудо, дай пережить сегодняшний день».
Темный, с нескрываемым удовольствием взирая на сближение вооруженных людей, язвительно заметил:
– Подопечный желает сеанса магии.
Светлый, раскачиваясь на щите в такт шагам молодого рыцаря, безучастно констатировал:
– Всякая магия физического мира всего лишь процедура осознания магом самого себя, но в мире тонком.
– Скажешь ему об этом? – усмехнулся Темный. – А то он, похоже, и впрямь надеется состариться.
Светлый пропустил мимо ушей сарказм Темного.
– Старение клетки – насаждение ей «приказа» стареть. Не говорите младенцу о его кончине в течение века, лучше научите любить окружающих, и жить ему в этом случае и век, и два.
…Мой визави из орущей толпы неверных, думаю, вряд ли был много старше меня, испуганный взгляд блестящих черных глаз под тюрбаном выдавал его страх, а неловкие движения – неопытность. Мне повезло, за несколько шагов до «встречи» сарацин споткнулся и просто рухнул на выставленный вперед меч.
– Добро пожаловать в мир дуальности, – холодно произнес Темный Ангел, с наслаждением вдыхая испарения горячей крови с острия.
Светлый поморщился:
– Прежде чем подвести к Черте, Бог дает посмотреть на нее удаленно.
– Слабоватое утешение для его матери. – Темный буквально облизывался, долгожданное пиршество началось.
…Я непроизвольно выдернул меч из обмякшего тела, и бедняга, простонав напоследок, свалился к моим ногам, аккурат рядышком с соседом по шеренге, копье которого, сломанное пополам, торчало из его горла.
– Не спи, – заорал Темный, и щит, на коем восседал его светлый антипод, резко поднялся вверх, защитив подопечного от разящего удара кривой сарацинской сабли, меч же, с прилипшим к нему Темным наездником, не глядя скользнул вперед и, о удача, снова нашел свою жертву.
– Вот это настоящая работа, – удовлетворенно констатировал Темный. – Еще один.
Светлый, казалось, воспарил над полем боя, сохраняя при этом непревзойденное спокойствие, близкое к полному умиротворению.
– Чужая болезнь, безумие или смерть есть Дар ближнего тебе, человек, проявление его любви в твою сторону. Так воздай же и ему, встретившемуся на твоем пути, должное ответным чувством.
– Предлагаешь подопечному расцеловать остывающее тело врага в губы? – загоготал Темный, изрядно опьяненный количеством потребленной энергии страдания.
– Вовсе нет, – безмятежно улыбнулся шутке напарника Светлый, прикрыв голову молодого рыцаря от стрелы, извергнутой небом. – Но тот, кто неприятен, ставит зеркало, кем мог бы быть ты, если бы не милость Божья здесь и сейчас. Чужой недостаток не перечеркивает твои достоинства, о человек, но высвечивает любовь Бога к тебе, уберегающую душу своего дитя.
Темного уже покачивало от переедания.
– Так значит, наш подопечный жив за счет смертей этих двоих?
– Как и весь Мир за счет жертвы Иисуса. – Светлый расправил крылья, ослепив копьеносца, метнувшего свой смертоносный груз в подопечного, окончательно растерявшегося в суматохе сражения. Древко просвистело мимо уха и пробило латы лучника из второй шеренги.
– Не Иуде ли, в таком случае, обязан своим величием Иисус? – подмигнул Светлому Темный, на что тот согласно кивнул головой.
– В точку. Именно Иуда показал Христу, каким он стал бы, если бы предал Отца Небесного. Сам Иисус, как Сын Божий, не мог совершить акт предательства и через Иуду «получил» нужный опыт.
– Сложно как-то у вас, светлоликих, – проворчал Темный, рассекая воздух мечом, отбить выпад сарацина слева. – Враг вроде бы и не враг, чертовщина, да и только.
…Я начал уставать, пара случайно поверженных противников лишила меня сил, меч, как и щит, двигались практически без моего участия, хотя и достаточно эффективно, но наседавший слева сарацин оказался опытным воином и, видимо, закусив на меня, не желал переключаться на других освободителей Гроба Господня. Его короткие, резкие выпады участились, а удары крепли, я только защищался, и исход этой схватки был ясен нам обоим…
– Подопечному, похоже, конец. – Темный недовольно поморщился, разглядывая на вражеской сабле своего напыщенного коллегу, улыбающегося во всю свою черномазую физиономию.
Светлый, напротив, вел себя спокойно.
– Иуда «уравновешивал» Христа, он обеспечивал Его пребывание/существование как Чистой Любви на земле, не приспособленной на тот момент для полного торжества Света.
– Значит ли это, что подопечный не удостоился своего Иуды? – Темный хлопнул ладонью о ладонь двойнику на сарацинском оружии, и оба меча высекли искры.