Бесплодная смоковница

В темнице

В год 55**, в тюрьме города Иерусалима, в яме встретились два приговоренных к казни человека. Они были незнакомы прежде. Один из них был скорее близок к отчаянию, а второй скорее далек от него.

И тот, который был скорее близок, спрашивает:

– А ты че, не боишься?

– Боюсь, – просто отвечает невольник.

– Нет, ты не так боишься. Не так, будто завтра же тебя повесят.

– Думаешь, повесят?..

– А за дело они тебя, за дело.

– Это еще почему?!

– Пилат тут недавно над одним измывался всячески. Видел я его казнь. Этот, знаешь, так… внима-ательно за всеми наблюдал: как его дырявили, как колошматили – внима-ательно. Будто за работниками своими презирал, не упустили бы чего в ответственный момент. Видно ж – за дело. Не любят у нас таких живыми. Черт его знает, что бы мог наворотить. И ты тоже сидишь с видом, мол, «это я так и предполагал». Богу, верно, доверяешь. А я вот даже не верю. Так и сказал им, кстати. Вот я и здесь. А ты не тычь в меня, что я безбожник. Не твое собачье дело…

– Да мне плевать.

– Так сам-то че здесь?

– Не твое собачье дело.

– А!.. Ну че, молчок? Че задумался да на меня глядишь? Да ладно тебе, как-никак поделим на двоих одну смертушку. Уж не чужие люди будем.

– А я не спрашивал тебя, веришь ли ты в Бога.

– Ну и че, что не спрашивал? Сказать что ли нельзя?!

– Да я не о том. Знаешь, мне один встречный путник однажды заметил то же самое. Я ему без спросу сказал, что не верю в Бога. А он мне, мол, так не веришь, что сам о Нем говоришь и сразу в лоб?

– Философ он что ль?

– Да черт его знает. Наверно.

– А че еще говорил?

– Да много че. Надо бы вспомнить… Я тогда, знаешь, был не в себе. Долгая история.

– За одну ночку вытянешь? Нам осталась одна ночь времечко. Да-да. Пилат-то уже спит, видно, оставил до утра. Наспится себе власть, отдаст приказ, и придут за нами.

– Че, хочешь, чтобы я о своей жизни рассказал?

– Валяй. Раз смотришь на меня, как на актера в твоей трагедии, валяй, чем бошку наполнил, из которой, вон, кровь течет. Может, послушаю тебя, да не так тошно мне подыхать будет.

И тот, который был скорее далек от отчаяния, принялся за рассказ.